Текст книги "Вопль убийства"

Автор книги: Джон Кризи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Детектив-сержант Уэннекер? – У вошедшего был низкий приятный голос.

– Да, сэр. – Уэннекер буквально стал по струнке.

– Я помощник комиссара Скотленд-Ярда Патрик Доулиш, – объявил человек.

– Очень рад видеть вас, сэр. И еще я очень рад, что вы прибыли так быстро. Я тревожусь, что пришлось так надолго задержать мистера Хортона. – Уэннекер говорил слишком быстро, хорошо сознавал это и чувствовал себя от этого неловко. Он остановился, не зная, что еще сказать.

– Сначала мне нужно быстро взглянуть на вашего мертвеца, – сказал Доулиш. – Затем я повидаюсь с мистером Хортоном и, конечно, возьму на себя всю ответственность за его задержание. Вы меня проводите? – добавил он с приятной четкостью.

В этот момент Уэннекер сделал два вывода: что Доулиш точно знает, чего он хочет и как это получить, и что с ним будет хорошо работать. Уэннекер подошел к двери, провел Доулиша мимо комнаты, где ожидал Хортон, вниз, в холод камер. Пожилой дежурный полицейский отпер дверь в камеру-морг.

Уэннекер не мог сказать почему, но сердце его забилось чаще, когда Доулиш сделал шаг вперед и оттянул белую простыню с лица мертвого человека.

3

Патрик Доулиш – очень важная персона

Помощник комиссара Патрик Доулиш пристально рассматривал бледное, изможденное лицо, полузакрытые глаза, отвисшую челюсть, высокий лоб, клочья седых волос, росших почти на темени. У него практически не было сомнений, что это и есть человек с фотографии, хотя, когда он видел его в последний раз, у того был вполне цветущий вид. Была у того человека еще одна характерная отметина, которая позволяла с полной достоверностью решить вопрос о его личности: шрам на шее под правым ухом.

Доулиш двумя руками отодвинул воротник от тощей шеи и обнаружил шрам. Он не был особенно заметным, лишь слегка темнее остальной кожи. Патрик мягко отпустил воротник и повернулся к Уэннекеру. Доулишу понравилось, как вел себя этот офицер, понравились его манеры и то, что он держал в памяти фотографию разыскиваемого.

– Вы оказались абсолютно правы, – объявил он.

– Я очень рад, сэр.

– Вы подготовили письменный рапорт?

– Да, сэр, как мне было сказано. – Уэннекер достал рапорт из кармана. – Наверху больше света.

– Хорошо. – Доулиш взял рапорт, подвинулся поближе к свету, горевшему над трупом, и быстро прочитал. Затем он сложил его и засунул во внутренний карман.

– Теперь у меня полная картина, и я готов встретиться с Хортоном.

– Прямо сейчас, сэр?

«Он очень не хочет сильно обеспокоить Хортона, – подумал Доулиш. – Требуется мужество, чтобы задержать местного туза». Его уважение к Уэннекеру возросло. Многообещающие офицеры довольно редки. Хороших – хватает, выдающихся – чрезвычайно мало.

Они снова поднялись наверх, и Уэннекер, постучав в дверь рядом со своей, открыл ее. Там был полумрак, и на большом старомодном стуле сидел мужчина, который выпрямился медленно, без дерганой резкости, говорившей о том, что человек спал. Уэннекер включил свет.

– Мой высший начальник здесь, сэр, – объявил он.

– А-а… – Хортон широко открыл глаза, поднимаясь на ноги. – Надеюсь, что все это было не зря… – начал он и остановился, внимательно вглядываясь в лицо Доулиша. Доулиш посмотрел на него так же внимательно и почувствовал, что в нем пробуждаются какие-то воспоминания далекого прошлого. Он узнал это лицо, но помнил его более молодым.

– Боже мой! – воскликнул Хортон. – Вы ведь Доулиш, да?

– Да. Я никак не могу сообразить, где я вас видел, но…

– Хортон. Джим Хортон, – Хортон широко улыбался. – Скуош.

– Скуош – Королевский клуб! Тот самый Хортон! Скуош и теннис…

– Тот самый Доулиш!

Двое мужчин радостно пожали друг другу руки и отступили на шаг, разглядывая и, пожалуй, оценивая друг друга.

«Спасибо Господу Богу за скуош и теннис, – обрадовался про себя Уэннекер. – Неприятностей не будет! – Затем с некоторым разочарованием, но без горечи, подумал: – Старое школьное братство в действии».

– Что мне было необходимо, – сказал Доулиш Хортону, когда они устроились за столом в кабинете Уэннекера: Доулиш – присев на его край, как какая-то гигантская статуя, а Хортон – выпрямившись на стуле с высокой спинкой, – так это человек с безупречной репутацией.

– Все мои грехи в прошлом, – легко произнес Хортон. – Я пойду?

– Мне от вас требуется, – продолжал Доулиш, – письменное или записанное и заверенное вами заявление о том, что именно произошло, когда вы нашли тело. – Он посмотрел на Уэннекера. – У вас здесь есть магнитофон?

– Только включить, сэр.

– Это сбережет время, – заметил Доулиш.

– Но я не могу подписать магнитную пленку, – сухо проговорил Хортон.

Они смотрели, как дежурный достал из стола маленький магнитофон и включил его в розетку на стене. Затем Уэннекер подключил к нему микрофон, опробовал его, прокрутил назад, прослушал, как получается. Его северный говор в записи еще больше усилился.

– Все будет записано четко, если вы оба повернетесь лицом к микрофону, – заверил он их.

– Хорошо, – отрывисто произнес Доулиш. – Джим, начните с того момента, когда вы впервые увидели перед собой эту машину. Не смущайтесь, если вы будете повторяться, но постарайтесь ничего не забыть, такого, например, как другие машины, пешеходы, свет, показавшийся необычным, звуки.

– Такие, например, как выстрелы, – сказал Хортон.

– Вы слышали какие-нибудь выстрелы? – резко спросил Доулиш.

– Просто пошутил! Разве он был застрелен? – Хортон быстро глянул на Уэннекера.

– Мы не можем достоверно утверждать без вскрытия, – уточнил Доулиш. – Готовы начать?

Хортон начал говорить медленно, но постепенно речь его убыстрялась, время от времени он замолкал, чтобы поточнее вспомнить то или иное обстоятельство. Он очень подробно рассказал, как пошла юзом машина женщины, ехавшей впереди него, как сильно была она потрясена случившимся, как много времени прошло до того, пока она не стала разговаривать связно и разумно. Когда он рассказывал, как стал прогуливать ее взад и вперед, Доулиш перебил его в первый раз:

– Она казалась очень взволнованной?

– Нет, я бы этого не сказал. Просто она была потрясена и находилась в шоке.

– Как вы считаете, может занос машины так повлиять на женщину?

– Женщины иногда очень пугаются, а тут машину очень резко занесло. Ей повезло, что она уткнулась в кучу рыхлой земли, прикрытой снегом, иначе она бы сильно повредила машину.

– Видели ли вы, по какой причине машина пошла юзом? – спросил Доулиш.

– Конечно, из-за гололедицы.

– А вас тоже занесло?

– Нет. Но я эту дорогу знаю как свои пять пальцев. И знаю, как избежать юза.

– Ладно. А что она сказала о причине юза?

– Она не сказала точно, что это было, – ответил Хортон. – Сказала, что испугалась какого-то шума, но я слышал только визг тормозов.

– А вы видели поблизости что-нибудь или кого-нибудь, какую-нибудь другую машину, что бы то ни было, что могло ее так напугать и заставить потерять управление?

– Нет, – тихо ответил Хортон. – Абсолютно ничего.

– А она очень настаивала на том, что все произошло из-за визга, который она услышала?

– Ну-у, – протянул Хортон, – она употребила слово «чудовищный», но особого чувства в это не вкладывала.

После того как Доулиш кивнул в знак того, что услышал все, что хотел, Хортон продолжал свой рассказ под запись, пока не дошел до момента, когда увидел тело на дороге.

– Это меня ошеломило, – сухо заметил он. – Я не сразу понял, что он мертв, когда фары выхватили его из темноты.

– Да, думаю, что не поняли, – заметил Доулиш. – А у Шейлы Бернс снова занесло машину?

– Ну, не то чтобы занесло… Она довольно умело затормозила, когда я остановился, и она ехала не очень близко за мной.

– Она видела тело? – спросил Доулиш.

– Да, конечно.

– А лицо?

– Вероятно.

– Была она потрясена? Выказала ли, что узнала его?

– Не думаю, что ей понравилось разглядывать лицо мертвеца, – ответил Хортон. – Но не считаю, что она как-то особенно реагировала или проявила особую слабость. Она просто была очень нервной, из-за всего вздрагивала.

– Она объяснила вам почему?

– Я так понял, что она гораздо позже, чем собиралась, должна была попасть в Оксфорд, и ей очень не нравились дорожные условия.

– Я только что приехал сюда, и мне дорога не показалась настолько плохой, чтобы сильно обеспокоить кого-то.

– Вам надо проехать по объездным дорогам, особенно между Бэнфордом и Хэйлом, – возразил Хортон. – На них всегда больше снега, и там он сильнее замерзает, дольше держится. Даже мне эта дорога тяжело досталась.

– Мисс Бернс сейчас у вас дома? – спросил Доулиш.

– Она звонила оттуда, сэр, – вмешался Уэннекер. – По крайней мере, миссис Хортон позвонила от ее имени и сказала, что она у вас.

– А вы уверены, что она все еще там? – настаивал Доулиш. – Мне надо будет с ней поговорить.

– Разбудите сейчас мою жену, и вы окажетесь самым непопулярным человеком в Оксфордшире, – объявил Хортон.

– Могу себе представить, – сухо ответил Доулиш. – Но мне придется рискнуть.

Голос Хортона стал резким, как если бы его терпение пришло к концу.

– Вы, конечно, шутите.

– Я совершенно серьезен.

– Черт побери, сейчас три часа ночи! Это что, не может подождать два или три часа?

Очень твердо и очень вежливо Доулиш ответил:

– Боюсь, что это невозможно. Я действительно очень сожалею.

– Но что же на свете так важно?

Вместо ответа Доулиш сказал:

– Если вы согласны проводить меня к вашему коттеджу, а там в свободную комнату, я поговорю с этой Шейлой Бернс, не будя вашу жену. Это вас устроит?

– Девушка совершенно вымоталась, она наверняка полностью отключилась. Все это будет без толку, – сказал Хортон, еле сдерживая гнев. – Одно дело быть полицейским, но…

– Джим, – прервал его Доулиш, – я должен поговорить с Шейлой Бернс немедленно. Мне необходимо узнать, откуда она приехала, что здесь делает и еще дюжину и одну подробность, которые только она может мне рассказать. Покажете мне дорогу к своему коттеджу?

Хортон нахмурился, явно все еще очень раздраженный, но, пожав плечами, согласился, правда, весьма неохотно.

– Что ж, я вас туда провожу.

– Большое спасибо, – сказал Доулиш. – Я постараюсь не докучать больше, чем необходимо.

Хортон начал было что-то говорить, но замолчал: выражение лица Доулиша заставило бы замолкнуть большинство людей. Затем Доулиш повернулся к Уэннекеру и спросил его в своей обаятельной манере:

– Не могли бы вы оставаться здесь в участке, пока я не свяжусь с вами?

– Да, сэр, конечно.

– Может быть, нам ничего особенно и не понадобится делать, – рассуждал Доулиш. – С другой стороны, может быть, возникнет что-то неотложное. – Он все это говорил совершенно без выражения, и лицо было невыразительным, «деревянным»; он выглядел как человек без всякого воображения. – Нельзя ли организовать, чтобы меня сопровождала машина с тремя полицейскими?

– Дайте мне только четыре-пять минут для вызова.

– Годится, – кивнул Доулиш. – Мой шофер поедет следом.

– Ради всего святого, вам же не понадобятся три машины! – воскликнул Хортон.

Доулиш, не говоря ни слова, посмотрел на него. Несколько слов объяснения, и по крайней мере Хортон и сержант Уэннекер будут удовлетворены, что он не зря поднимает шум. Но в данный момент ему не хотелось делать что бы то ни было, кроме того, чтобы внушить им мысль о срочности и важности ситуации. Эта женщина по фамилии Бернс могла быть вовлечена в это дело чисто случайно, и если это окажется именно так, то лучше, чтобы эти двое знали только, что он, Доулиш, может быть деспотичным и напускать на себя таинственность. Если же окажется, что она замешана в смерти того человека в морге, то ему придется углубляться в это дело, и Хортон может тоже оказаться вовлеченным.

– Хотите кофе? – спросил, вернувшись, Уэннекер. – Машина уже в пути, сэр.

– Мне не надо, – ответил Доулиш.

Хортон покачал головой.

– Мне хотелось бы, чтобы вы замедлили ход в том месте, где нашли мисс Бернс и где обнаружили тело, – сказал Доулиш. – Надеюсь, вы запомнили?

– Это не проблема, – ответил слегка умиротворенный Хортон. – Я знаю эту дорогу как свои пять пальцев.

– Прекрасно. Тогда поехали.

Первым вышел Уэннекер, за ним Доулиш и сразу за ними Хортон, который недоуменно остановился, увидев, что снаружи стоят сразу два автомобиля: «оллау» с двумя полицейскими и «форд» из Скотленд-Ярда с пятью. Их дыхание в морозном воздухе выходило облачками пара, которые тут же рассеивались.

Доулиш подошел перекинуться парой слов с одним из людей в машине Скотленд-Ярда.

– Вы хорошо знаете, что делать?

– Все готово, сэр.

– Хорошо.

– Судя по всему, я не должен спрашивать, что они собираются делать, – саркастически заметил Хортон.

– Со мной две команды, – не стал уклоняться от ответа Доулиш. – Одна из них осмотрит место, где вы остановились около мисс Бернс, другая – место, где вы нашли тело.

– Не могу поверить, что из-за чего бы то ни было стоит устраивать такую суету! – Хортон еще не пришел в себя, и его усталость была очевидной.

– Иногда мы должны быть абсолютно уверены, что не допущено никакой ошибки, – миролюбиво ответил Доулиш и громко поинтересовался: – Все готовы?

– Да, – отозвались несколько человек, включая Уэннекера.

Хортон со смешанным выражением озадаченности, скептицизма и удивления влез в свой «ягуар» и включил мотор. По тесным улочкам Бэнфорда он ехал слишком быстро, как бы давая выход своему несогласию с происходящим, но, выехав за город, сбавил скорость и спокойно двинулся по узкой дороге, окаймленной по обеим сторонам высокими безлистными рядами живой изгороди. Снег здесь образовал замерзшие борозды в середине и по бокам. Повороты были посыпаны песком, но за ночь песок обледенел. Доулиш, ехавший сразу же за Хортоном, увидел, как мигнули задние сигналы, когда «ягуар» приблизился к следующему повороту. Он обратил внимание на заснеженную наружную обочину этого поворота и белое ограждение чуть подальше. Затем Хортон мигнул левым поворотником и свернул к краю дороги, где она расширялась в место стоянки. Доулиш и машина бэнфордской полиции объехали «ягуар», а машина Скотленд-Ярда остановилась за ним, осветив фарами сугробы. Хортон и Доулиш вылезли из своих машин почти одновременно. Хортон показал на покрытую снегом обочину.

– Видите, где она врезалась?.. И видите следы заноса?.. Я остановился примерно там, где стоит первая машина.

– Спасибо, – сказал Доулиш. – У вас были включены фары?

– Да, и направлены вниз.

– Теперь, когда вы снова на этом месте, не припоминаете ничего хотя бы немного необычного, какого-нибудь сигнала, или звука, или человека, который мог бы напугать Шейлу Бернс?

– Я по дороге снова и снова проигрывал все это в голове, – ответил Хортон, – и не мог вспомнить ничего нового, о чем бы не рассказал вам раньше.

– Я просто хотел удостовериться, – мягко произнес Доулиш. Он огляделся. Люди из машины Скотленд-Ярда занялись делом: фотоаппараты были направлены, фонари с широкими прожекторными лучами освещали землю как днем.

– Поедем дальше? – спросил Доулиш. – Далеко еще до места, где вы нашли мертвеца?

– Примерно четверть мили, не больше.

Доулиш задал еще несколько уточняющих вопросов о том, где находилось тело, и более внимательно осмотрел обе стороны дороги. С правой стороны был высокий берег реки. Когда полицейский посветил фонарем, далеко внизу блеснуло его слабое отражение в темной воде. За рекой была плотная тьма, в одном месте которой, но на разных уровнях, были рассыпаны огни.

– Берег здесь крутой?

– Да, очень крутой, – ответил Хортон.

– А мост поблизости есть? – спросил Доулиш.

– Есть старый подвесной деревянный мост, который ведет к усадьбе Бэнфорд. Вы можете видеть ее огни за рекой, – сказал Хортон. – Этот мост – единственный на мили вокруг. А в чем дело?

– Мертвый человек откуда-то пришел, – заметил Доулиш. – Ладно… – Он улыбнулся. – Теперь я должен отправляться дальше, навстречу гневу Шейлы Бернс или вашей жены!

4

Ночной допрос

Шейла Бернс слышала голоса. Голоса и другие звуки… где-то далеко-далеко. Она чувствовала какую-то тяжесть на лбу, и еще что-то давило ей на глаза. Медленно до нее дошло, что кто-то сильно трясет ее и повторяет ее имя.

– Проснитесь, мисс Бернс… Проснитесь… мисс Бернс… проснитесь.

Это продолжалось довольно долго, пока она пыталась открыть глаза, но веки как будто склеились. Почему этот человек трясет ее? Почему продолжает повторять ее имя? Почему он не уходит?

Яркий свет ударил по ее глазам.

– Проснитесь… проснитесь… проснитесь!

Наконец глаза ее чуть приоткрылись, но свет был таким ярким, что она сразу же их быстро закрыла. Почти тут же свет приглушили, и низкий, мягкий мужской голос четко произнес:

– Она скоро проснется.

– Будь по-моему, я бы не дала вам спать неделю!

Говорила Клэр Хортон, явно очень рассерженная.

– Не сомневаюсь, не дали бы, – ответил низкий мужской голос, который Шейлу одновременно и раздражал, и очаровывал. – Кофе принесли?

– Сейчас муж принесет его, – сказала Клэр. – Так вести себя просто преступно, несколько часов не составили бы никакой разницы.

И снова заговорил мужчина, миролюбиво, но твердо:

– Для жены мирового судьи, миссис Хортон, вы проявляете удивительное недоверие к старшему офицеру, представителю закона. Я надеюсь, что вы не проявляете такого же неуважения к местной полиции?

Раздался резкий звук: Клэр Хортон с всхлипом втянула в себя воздух. Последовал шорох – видимо, Клэр вышла из комнаты. Этот краткий спор и слова «старший офицер, представитель закона» более, чем все остальное, заставили Шейлу проснуться и почти прийти в себя. Она открыла глаза, и на этот раз свет был мягким, со столика у кровати. Он освещал лицо очень большого мужчины, видимо того, кто только что говорил. Он буквально горой возвышался над ней. За дверью послышались дребезжание чашек и голос Клэр, негромкий, но отчетливый:

– Я не желаю, чтобы меня оскорбляли в собственном доме!

– Мисс Бернс, – проговорил большой мужчина, – вы когда-нибудь раньше видели человека, найденного вами мертвым на дороге?

До этого момента Шейла и думать забыла о мертвеце. Внезапно в ее голове возникло его лицо, лицо, которое она, совершенно точно, никогда раньше не видела.

– Нет, – кое-как пробормотала она.

– Вы уверены?

– Абсолютно, – подтвердила Шейла.

– А в Бэнфорде вы когда-нибудь раньше бывали?

– Я проезжала через него, когда путешествовала по Котсвольду, вот и все.

– Вы знаете кого-либо в Бэнфорде? – продолжал спрашивать этот мужчина. Он не сводил с нее пристального, немигающего взгляда, как бы заставляя говорить правду.

– Ни единой души, – ответила Шейла. Усталость, на несколько минут оставившая ее, наваливалась снова. – Не может быть, что вы разбудили меня, только чтобы спросить об этом?

– Да, именно так. Мне очень жаль, что вынужден был вас разбудить, но это очень и очень важно. Скажите, имя Коллис вам что-нибудь говорит? К, О, два Л, И, С – Коллис, – настойчиво повторил он.

Шейла задумалась на некоторое время, потом ответила:

– Нет. Я знаю двух человек: по имени Коллинз и по имени Колин.

– Это Коллис, – повторил он. – Почему вы ехали так поздно по этой сельской дороге?

– Судя по карте, так было короче, – объяснила она, – а Эрик… – У нее перехватило дыхание, и в первый раз она выказала нежелание говорить и замолчала. Какое право имел этот человек задавать ей подобные вопросы? Она увидела, как взгляд его синих глаз стал суров и губы осуждающе поджались. Долгую минуту они смотрели друг другу в глаза, пока наконец мужчина не смягчился немного, не став, правда, от этого менее грозным.

– Мисс Бернс, – тихо произнес он, – вы, кажется, случайно оказались замешанной в особо важное преступление. Чем быстрее вы ответите на мои вопросы, тем скорее с вас будут сняты все подозрения, и вы сможете лечь спать. Но на эти вопросы необходимо ответить.

Молчание, наступившее после этих слов, прервал Джим Хортон, проговоривший от двери враждебным тоном:

– Я принес кофе, Доулиш.

– Спасибо. Хотите кофе, мисс Бернс?

Она заколебалась. У нее появилось огромное желание заупрямиться, пойти наперекор этому человеку. Возможно, это желание подогревалось отношением Хортона, но ей очень хотелось пить и надо было что-то сделать, чтобы прояснилось в голове. Она постаралась приподняться и сесть поудобнее.

– Да, пожалуйста, черный.

В поле ее зрения появился Джим Хортон. Он поставил поднос на прикроватный столик и налил кофе. На подносе стояла только одна чашка.

Великан подождал с хорошо сдерживаемым нетерпением, пока Шейла выпила кофе, и сразу начал задавать свои вопросы, как будто перерыва не было вовсе.

– Почему вы так поздно ехали, мисс Бернс?

– Я хотела сегодня к ночи попасть в Оксфорд, – ответила она.

– Какое дело у вас в Оксфорде?

Она задержала дыхание.

– Я… я собиралась увидеться с другом.

– Что за друг?

Она разозлилась.

– Это вас совершенно не касается.

– Я с этим полностью согласен, – сказал Хортон.

Шейла яростно уставилась на великана, но постепенно выражение его лица заставило ее гнев рассеяться. У него было, как говорится, хорошее лицо, а во взгляде его васильковых глаз были прямота и искренность. Он сидел, не говоря ни слова, внимательно наблюдал за ней, а она видела Хортона рядом с ним и понимала, что тот одобряет ее позицию. Но именно великан удерживал на себе ее внимание и каким-то образом давал ей понять, что понимает ее мучения. Не было у нее для этого другого слова: именно мучения ее души и сердца.

– Нам очень поможет, а вы избавитесь от многих неприятностей, если все расскажете мне, – мягко произнес он. – Это очень личное?

– Да, очень.

– Вам будет легче говорить без мистера Хортона?

– Нет… – Она тяжело дышала.

– Я полицейский, – напомнил ей Доулиш. – Все, что вы мне расскажете абсолютно конфиденциально, таким и останется, если только не будет доказана связь с серией преступлений, которые я расследую.

– Но это не связано! – воскликнула она. – Никак не может быть связано!

– Джим, – великан повернул голову, – оставьте нас наедине на несколько минут.

– Если это то, чего хочет мисс Бернс, – напыщенно произнес Хортон. – Как вы, мисс Бернс?

– Пожалуйста, – попросила Шейла, – это не потому, что я не доверяю…

Она оборвала фразу, не зная, как выразиться поточнее, чтобы при этом не обидеть человека, который был добр к ней, но все-таки был ей чужим.

Хортон кивнул ей и вышел, бросив грубовато:

– Позовите меня, если понадоблюсь.

Значит, он не обиделся. Правда, дверь он за собой захлопнул, но это было неважно. А важной была улыбка на лице великана, игравшая в его глазах и около уголков рта. Шейла интуитивно чувствовала, что ему можно доверять. Почти сразу, даже не осознав толком почему, она стала говорить свободнее, чем с кем бы то ни было за последние недели… Что недели… Месяцы! Сначала она рассказывала невразумительно, перескакивая с одного аспекта своих взаимоотношений с Эриком на другой, но постепенно рассказ стал более логичным, развертывался плавно, и в ее памяти стали всплывать забытые или полузабытые ощущения.

– Знаю, в каком-то смысле это нехорошо, – говорила она. – Меня всегда так воспитывали, что… Но я ничего не могла поделать с тем, что чувствую, и сегодня нормы поведения другие… Сначала я не могла в это поверить, правда, не могла… Видите ли, он мне сразу сказал, что женат, и женат счастливо. В каком-то смысле это было самым ужасным… что он счастлив. Если бы его жена была стерва, все это не было бы так… У нас было несколько чудесных месяцев. Эрика перевели в Плимут, а его жена оставалась в Лондоне с детьми… Потом его снова перевели, в Оксфорд, и мы могли видеться только изредка, потому что субботы и воскресенья он должен был проводить дома, он так всегда делал. А я в течение недели должна была оставаться в Плимуте. Я могла бы продать свое дело и открыть его где-нибудь еще, но Эрик никогда не был уверен, сколько он пробудет на одном месте… Он консультант по вопросам эффективности в бизнесе… А теперь он едет в Австралию открывать там отделение своей фирмы. И… и на этот раз это не временная работа: он продал свой дом, они уезжают насовсем. Я… я поехала сегодня в Лондон, чтобы… чтобы выяснить. Я не могла поверить, когда он мне сказал об этом. Но это правда.

Она замолчала, вспоминая, как это все было, все, к чему она стремилась, всю надежду, и отчаяние, и вину, и гордость – все, что испытывала в эти последние месяцы. И еще в ней жил страх с той минуты, когда Эрик сообщил ей, что он принял должность в Австралии и собирается туда, страх, что он делает это, чтобы уехать от нее.

– Он позвонил мне сегодня утром и сказал, что не сможет больше увидеться со мной, – продолжала она безжизненным голосом. – Я поехала прямо в Лондон, чтобы повидаться с ним у него в конторе, но он уже уехал в Оксфорд, ему надо было закончить там какую-то работу, дать какую-то последнюю консультацию, не знаю толком, какую именно. Мне это сказала его секретарша, она была очень добра. Когда он бывает в Оксфорде, он всегда останавливается в «Медведе». Я позвонила в «Медведь», и они сказали, что он там больше не живет, но у него там бронь, и если он собирается туда приехать, то очень поздно. Я… я просто должна была попытаться его увидеть. Я ведь не могу пойти к нему домой или снова в контору. «Медведь» был единственной моей надеждой. А теперь… теперь, среди ночи, я не могу туда поехать и…

Совершенно неожиданно даже для самой себя она расплакалась. Постепенно этот плач перешел в неудержимые рыдания. Она почувствовала руку на своих плечах, твердую и уверенную, почувствовала ладонь, гладившую ее волосы, но остановиться не могла, не помогало даже то, что она плачет перед человеком, которого видит первый раз в жизни. Наконец она просто изнемогла от слез и ощутила, как ее тело проваливается все глубже и глубже в постель, она вся дрожит, а рыдания стихают. И наступило состояние полусна-полуяви, в котором уже не было ни горя, ни отчаяния.

Медленно, осторожно Доулиш убрал руку с плеч Шейлы Бернс, ласково поправил подушку, высвободил из-под шеи и плеч темно-рыжие волосы и отодвинулся. Она лежала удобно, успокоенно, слезы высыхали. У нее были красивые плечи, сливочно-белые, подчеркнутые бледно-розовым кружевом ночной рубашки. «Если поправить ее не закрытую одеялом правую руку, – подумал Доулиш, – она проснется». Он развернул сложенное в стороне покрывало и набросил на нее, закрыв руку, потом тихо вышел. В коридоре у начала лестницы стоял Хортон. Он открыл рот, собираясь заговорить, но Доулиш приложил палец к губам и, беззвучно закрыв дверь, с удивительной простотой прошептал:

– Она заснула.

Он знал, что выглядит тупым, громоздким человеком с невыразительным лицом, и эта его обманчивая внешность, отчасти природная, отчасти благоприобретенная, очень помогала ему в работе. Хортон сошел вниз. Доулиш, пригнув плечи и наклонив голову, чтобы не удариться о балку, стал спускаться за ним. Дверь в переднюю комнату была открыта, в камине еще горел огонь.

– Удовлетворены? – требовательно спросил Хортон.

– Думаю, она та, за кого себя выдает, – ответил Доулиш. По правде говоря, он был в этом уверен, насколько вообще можно быть в ком-то уверенным. Конечно, он должен будет все проверить, но много времени это не займет. – Как, вы говорили, называется усадьба за рекой?

– Бэнфорд-Мэнор, – ответил Хортон.

– Мог этот человек прийти оттуда, перейти по мосту и вскарабкаться на дорогу незадолго до смерти?

– Полагаю, что мог, но в такую ночь это была бы жуткая прогулочка.

– Представляю себе. На том крутом берегу много снега?

– Больше, чем где бы то ни было вокруг. Он там всегда лежит.

– Его одежда на рукавах, локтях, коленях была очень влажной, – объяснил Доулиш. – Гораздо более влажной, чем в других местах, даже больше, чем на груди и животе, хотя он лежал ничком, когда вы его нашли.

– Я не обратил внимания.

– Есть другие дома рядом с тем местом?

– Нет.

– Ни на одном берегу?

– Ни одного другого дома на расстоянии мили в любом направлении, – ответил Хортон. – Но чего ради должен… – Он резко оборвал себя.

– …кто-то убегать из Бэнфорд-Мэнора? – продолжил его фразу Доулиш. – Очевидно, он убегал от кого-то или от чего-то, иначе не полз бы по обледенелому снегу.

– Пусть так, но зачем это ему понадобилось? – Хортон говорил вызывающим тоном. – Это какая-то бессмыслица.

– Кто живет в усадьбе?

– Тэвнотты.

– Они там живут давно?

– Если быть точным, – язвительно проговорил Хортон, – триста пятьдесят два года.

Доулиш даже не улыбнулся, но спросил:

– А сколько поколений живет там сейчас?

– Два, – ответил Хортон. – Доулиш…

– Знаю, знаю, – прервал его Доулиш и наконец улыбнулся. – Я веду себя глупо, неуклюже, таинственно, и вам это не нравится. Я вас не виню в этом. Я не могу или, скорее, не хочу объяснить вам, что все это значит, но вы, конечно, в общем виде представляете, чего я добиваюсь. Человек, который мне нужен, Коллис, в высшей степени необыкновенный преступник. Он действовал по меньшей мере в десятке стран и стал международной проблемой. Одна из его специфических особенностей состоит в том, что он любит похищать людей, которые могут быть полезны ему в его преступлениях. А когда они сделают то, что он от них хочет, он их убивает. Нам это известно, потому что мы находили трупы похищенных им людей, выдавших ему, как доказано ходом событий, секреты, которыми обладали только они. Один раз его чуть не поймали в Праге, в отеле, где он жил под именем Коллис. У него есть свое особое клеймо, торговая марка: он не только тщательно убирает на месте похищения все улики и стирает все отпечатки пальцев, но еще издает особый свист, такой пронзительный звук. Он необыкновенно ловко умеет маскироваться. У нас имеются самые разные описания его внешности. Его никогда не описывают как человека маленького. Видимо, он среднего или высокого роста, но умеет казаться ниже, чем на самом деле. Человека, которого вы сегодня нашли, зовут Элберт Халл, он одна из жертв Коллиса. Мы знаем, что его похитили из собственного автомобиля, и знаем, что это было сделано Коллисом. Слышали, как он свистел около автомобиля минут за десять до того, как Халл сел в него, и описание этого свиста ни с чем не спутаешь.

Доулиш остановился, как бы стремясь убедиться, что Хортон прочувствовал важность того, что известно полиции, и затем продолжал:

– Но это общие факты, которые сейчас не так и важны. Важно другое: подробности работы, которую проводил Халл. Мы объявили на него срочный, особо строгий розыск по всей Англии. Уэннекер, кстати, прекрасный полицейский, узнал его по фотографии, разосланной во все полицейские участки, и немедленно связался со мной. Насколько я могу судить, Халл не оказал Коллису необходимых тому услуг. Такое впечатление, что он бежал до того, как Коллис заставил его это сделать. Если бы он уже отдал нужную информацию, он не был бы жив и не смог бы убежать. Если он убежал из какого-то места поблизости, наиболее вероятным представляется Бэнфорд-Мэнор. – Доулиш замолчал на мгновение. Затем, слегка улыбаясь, продолжал: – Понимаете теперь, как работает полицейский ум?