Текст книги "Роман лорда Байрона"

Автор книги: Джон Краули (Кроули)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 35 страниц)

«Старина Джок! – вскричал Али. – Он знал о тебе?»

«По неким знакам, которые он умолил меня показать, он удостоверился, что я – это я: так же и нянька Улисса убедилась в том, кто перед нею стоит. Я попросил его хранить молчание: он с готовностью дал обещание и соглядатайствовал в доме всю ту неделю, когда я вынашивал планы. Он им даже содействовал – поскольку полагал, что я появился, дабы занять место, положенное мне в Доме по праву, – иными словами, заменить тебя, – в чем я его не разуверял. Вижу по твоему лицу, как ты поражен: старик клялся, что любит тебя, – и я не сомневаюсь, что он был искренен, – однако люди подобной закалки накрепко связаны стародавней верностью – под ее игом они надорвут сердце и сломают себе хребет раньше, чем освободятся от оков. Твое внезапное возвращение в Аббатство внесло серьезные помехи: именно то время я посчитал наиболее удобным для свершения своего дела. Но я неукоснительно придерживался задуманного. Именно Старина Джок отправился той ночью верхом на клячонке вдогонку за каретой лорда Сэйна; наутро, когда отец благодушествовал в имевшей дурную славу Таверне на южной дороге, старик сообщил ему, что в Аббатство нагрянул некий незнакомец, желающий переговорить с ним наедине – о законном сыне лорда и о Наследстве, – причем разговор этот ни в коем случае не должен состояться ни в общественном месте, ни под крышей у лорда. Думаю, что если бы подобное известие доставил лорду Сэйну кто угодно, но только не старый преданный слуга, он в жизни бы не согласился направить стопы в заброшенную сторожевую башню. Но случилось так, и лорд явился туда, где ждал его я».

«И намеревался там с ним расправиться? – не выдержал Али. – Таким был твой замысел с самого начала? Ты полагал себя на это способным? Тебя не приводила в содрогание чудовищность предприятия – или хотя бы его затруднительность? Твоего противника нелегко было одолеть».

«Вот этого я как раз ничуть не опасался. Я понимал, что моих сил – хотя недруги вечно их недооценивают – недостанет для полного успеха. Но с Островов, бывших прежде моей вотчиной, я привел с собой мощь, о которой на родине не имеют даже отдаленного представления. Среди туземцев, вывезенных из родимых Лесов в кандалах и обреченных в Новом Свете на непривычный каторжный труд, и по сей день блюдется древнее Знание о жизни и смерти – ведовство, доступное лишь самым умудренным из них (сколь бы жалко они не выглядели) и передаваемое последователям из поколение в поколение шепотом, под строжайшим наказом хранить тайну и не выдавать ее под страхом смерти – или того хуже. Говоря коротко, жрецам этого культа (или попросту знахарям) известно средство, благодаря которому явного мертвеца – того, кто видится нам бездыханным, холодным и недвижным, – возможно предохранить от Разложения, и тот – лишившись сознания, не ощущая ни себя, ни мира, – продолжает служить Хозяину, который наделил его (а вернее, его плоть) способностью к жизни. Такой мертвец, по видимости живой, на деле не таков: он ничего не чувствует и ни о чем не знает. Однако беспрекословно подчиняется приказаниям – не испытывает ни боли, ни страха – он неутомим, вечно деятелен, бесчеловечно жесток и обладает чудовищной силой – его нельзя убить, поскольку он уже мертв!»

«Возможно ли такое?» – от ужаса у Али перехватило дыхание.

«Возможно ли? Говорят, будто армия, разгромившая солдат Буонапарте на Санто-Доминго, состояла из таких мертвецов. За достоверность истории не поручусь – но ты сам свидетель: именно такое существо по моему приказу вызволило тебя из тюремной камеры и доставило на корабль братьев-ирландцев, с помощью которых ты и совершил побег».

«Боже мой! – выдохнул Али. – Ужасно! Так значит, оно – он– тогда, в сторожевой башне…»

«Я хотел, – продолжал Энгус, – поговорить с лордом; это чистая правда. Я желал прежде всего прояснить для него дело – кем он был, что совершил, кто я такой – что да как теперь между нами – чтобы его, а не моя жизнь висела на волоске. Вот что я так долго обдумывал – довести до его сознания, дать ему понять, какое Зло он совершил и что оно не останется безнаказанным, – внушить ему, что его Замысел рухнул – по крайней мере одна из многих его жертв не уничтожена, и ему не уйти от праведного Суда».

Тут Энгус прервал свой рассказ и устремил взгляд в морскую даль: казалось, он улыбался, вспоминая, – на губах его играла насмешливая улыбка, словно смеялся он над самим собой. «Знаешь, в долгожданной мести есть один изъян (мало кто о нем догадывается, поскольку лишь немногим удается добиться цели, хотя в мечтах кто только ее не лелеет): душа нашего врага защищена лучше, нежели его жизнь, и когда отнять вторуювсецело и неотвратимо в нашей власти, это не всегда означает торжество над первой. Так вышло и тогда. Поначалу лорд решительно все отрицал – оскорбленный, кипел от Негодования – глумился над моей Наглостью и нелепыми вымыслами, которым, по его словам, никто не поверит.Он обвинил меня в посягательстве на свое состояние, уличил в интриге, которую мог бы разработать и сам, однако назвал ее скверно измышленной и не имеющей никакого шанса на успех. Убедившись, что я и в самом деле намерен призвать его к ответу, – что от своего не отступлюсь и готов взять на себя обязанности Судьи, Присяжных и Палача – что Пистолеты мои заряжены и наведены на мишень, – он не выразил на лице ни малейшего проблеска раскаяния – не более, чем тигр-людоед, пойманный в смертельную ловушку, – по его чертам судя, он лишь искал уловку, которая помогла бы ему избежать расправы. Поэтому он внезапно переменился – признал зло, причиненное Супруге и мне; выказал радость от того, что мне удалось выжить; посулил сделать меня своей десницей, забыть прошлое и совместно возродить величие фамильного гнезда – изгнав тебя прочь».

«Негодяй!»

«Лорд заявил, что, мучительно переживая мою смерть, вызванную, как он утверждал, несчастной случайностью, он пустился в скитания по всему свету – и время обошлось с ним жестоко – на дуэли удар шпаги отнял у него все надежды на продолжение рода – и только тогда, преисполненный отчаяния, он разыскал тебя, убогую замену его настоящему сыну, которого он потерял, – то есть мне».

«Негодяй! Проклятый негодяй!»

«Ты – это соломинка, за которую он ухватился, – продолжал Энгус. – Не сомневаюсь, что он бы меня прикончил – или передал властям, поддайся я хоть на минуту его уверткам. Нет, он признавался только в том, что служило его оправданию, – ни в чем другом – и (знаю сам не по одному поединку, имевшему смертельный исход) я чувствовал, что он при первой возможности бросится на меня, – он жаждал застать меня врасплох – и если погибнуть, то сражаясь, – его распирало от бешеной звериной Силы – и при том ни тени стыда или раскаяния! Но вот наконец в сторожевую башню вступило, повинуясь зову, мое создание – все это время оно, каменно-недвижное, ожидало в наружной тьме – и только тогда на лице моего отца проступило осознание того, что он потерпел поражение, – однако у нас с тобой чувство это выразилось бы совершенно иначе. Нет! в чертах его читался скорее стремительный подъем духа – безграничная и невозмутимая готовность, как если бы он снискал наконец неимоверный успех. Он улыбнулся».

«Я словно своими глазами это вижу!» – воскликнул Али. Он и в самом деле видел отца таким, и это не могло изгладиться у него из памяти.

«Наступила развязка. Тебе известна старинная пословица, что отмщение – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным, однако мне почудилось, что теперь, когда жажда мести остыла, я потерял к ней всякий вкус – едва ли не позабыл, чего ради положил на это всю жизнь и почему воображал, что месть меня исцелит – согреет душу, хотя, по правде говоря, она-то и оцепенела от холода!»

«А ты не подумал тогда отступиться – не простить, но хотя бы принять то, что есть, – почесть прежнюю цель достигнутой или неосуществимой?»

«Нет! То, что он сопротивлялся, только больше меня разожгло – он боролся до последнего – вот это и толкало меня довершить начатое! Я сделал то, ради чего пришел, – но не понимал, что, одержав над ним победу и его уничтожив, в него и обратился– стал так же холоден и бессердечен. Теперь я всегда ношу его в себе – не потому только, что отец продолжает жить в сыне, – но в смысле гораздо более страшном».

«Но на теле не осталось никаких следов, – сказал Али. – Ни огнестрельной раны, ни колотой».

«Да, он был задушен, как Антей, – ответил Энгус. – Но не моими руками, и не мною подвешен – хотя сделал это я. И я снял с его пальца перстень с печаткой».

«Я ничего не знал, – удивленно проговорил Али. – Не знал, что кольцо было снято! А что сталось с негром?»

«Тебе-то какая забота?»

«Он избавил меня от тюрьмы – и от худшей участи. Я хотел бы знать о его судьбе».

«Вскоре я положил ему предел.Это все, чего он пожелал бы сам, если бы мог хоть чего-то желать. Не спрашивай о подробностях. Не понимаю, что побудило тебя отправиться к Башне не когда-нибудь, а именно в ту ночь».

«Я тоже не понимаю, – отвечал Али – но плечи его вдруг сотрясла сильнейшая Дрожь – не от ледяного порыва ветра с моря и вообще не от посюстороннего дуновения. – Но объясни же теперь, почему ты посчитал (если это так), что в твоих интересах дать мне свободу – уже после того, как меня застигли в Башне и обвинили в преступлении, совершенном тобою. Ты добился всего, чего хотел: твой враг умер – его единственного (помимо тебя) наследника взяли под стражу по обвинению в убийстве, опровергнуть которое вряд ли было в его силах…»

«Это не моих рук дело».

«Однако все произошло именно так – словно по твоему желанию».

«Миром правит Его Величество Случай. Порой он милостив к нам – безо всякой на то причины».

«После чего, с громадным риском для себя, ты ухитрился меня освободить и – как я догадываюсь – препоручил Контрабандистам, чье судно – я не ошибаюсь? – было тем самым, на котором ты приплыл из Америки, а потом его им продал».

«Да, действительно, это мои давние торговые партнеры: у нас были взаимные обязательства».

«Но зачем тебе это? – вскричал в недоумении Али. – Зачем так обходиться с тем, кого ты считал врагом?»

«Было ли справедливым и сделало ли бы мне честь, позволь я отправить тебя на виселицу? Не воображай, будто я предложил бы взамен себя – полагаю, это выглядело бы чрезмерной щепетильностью, а она меня не соблазняла».

«Да! Но почему, освободив меня, ты стал меня преследовать – терзать – искать моей гибели, отнимать все, что мне дорого – почему довел меня до безумия? Что за выгода тебе…»

«Не допытывайся ни о чем, – произнес Энгус, поднимаясь с песка: голос его столь напомнил Али того, другого, что он замер на месте. – Сделанного не переделать. Тебе кое-что известно – но не все, – о том, какой вред я тебе нанес. Ты не знаешь, что я совершил от твоего имени, – и не узнаешь».

«И какая была тебе в том выгода?»

«Забава. Жизнь нужно чем-то наполнить. Я сын своего отца. Ступай в ад и порасспроси его, почему он поступал так, а не эдак – пускай ответит и за меня. Покончим с вопросами».

«Ты дважды спас мне жизнь, – настаивал Али, – и совершенно напрасно, поскольку мне от нее никакого проку и остаток ее мне не нужен».

«Хоть в этом мы с тобой братья, – отозвался Энгус. Он завернулся в плащ и шагнул к лошади, которая щипала неподалеку морские водоросли. – Давай разойдемся, близится полудень – и нас могут настигнуть».

«Скажи мне только одно – и потом мы расстанемся. Ты отец моего ребенка?»

«Если твоя невеста взошла на брачное ложе нетронутая тобой, – ответил Энгус, взбираясь в седло, – и, как следует предположить, не знала ни одного мужчины, кроме того, кто вызвал ее на rendez-vous, тогда отец – действительно я».

«Ты переслал ей письмо, назначенное для другой».

«Твое письмо! Избранная тобой сводня – круглая дура, ее ничего не стоило подкупить. Когда она показала мне письмо, я пообещал доставить его самолично – что и исполнил».

«Выходит, у меня нет дочери?»

«Она твоя – куда больше, чем моя. На этом ребенке пресекается наш род. Постарайся ее оберечь. А теперь, Брат мой, прощай!»

«Изыди! – бросил Али. – Мы никогда впредь с тобой не увидимся».

«Как знать», – ответил Энгус – но слова его унесло ветром.

Примечания к тринадцатой главе

1. медвежонок, что матерью своею не облизан:Слова мстительного горбуна – герцога Глостера в Третьей Части шекспировского «Генриха VI». Отсылка к старинному поверью о том, что медвежата рождаются бесформенными комками, а матери, облизывая, придают им очертания. Как персонаж Байрона, живший в шотландской прибрежной лачуге и занимавшийся самой презренной коммерцией, мог познакомиться с Шекспиром? Вопрос этот остается без ответа – надо полагать, что невероятность приведенных слов оправдывается их редкой уместностью.

2. суровые замшелые пророки:Лорд Б. на протяжении всей своей жизни решительно выступал против Религии северных кальвинистов, в которой сам был воспитан; он неустанно доказывал себе нелепость ее доктрин и выказывал крайнее пренебрежение к ее строгим догматам. Однако, невзирая на все старания, ничто не могло изгнать из его души предписаний, усвоенных с ранних лет. Тем, кому подобные волнения чужды, такая борьба может показаться прискорбной растратой умственной энергии. Байрон бился с Иеговой, в которого не верил, – и стремился отбросить Его в область далекого прошлого, куда ушли и жестокие боги ассириян, вместе с которыми (по моим представлениям) Он поначалу и был рожден. Что до меня, то я в спор не вступаю. Благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей: а если их нет, то нет ничего.

3. древнее Знание о жизни и смерти:См. Примечание касательно первого появления зомби в Главе 5-й. Небезынтересно отметить, что (насколько мне известно) в произведениях лорда Байрона не описано ничего сверхъестественного или потустороннего. Драмы «Манфред» и «Каин» на первый взгляд противоречат сказанному, однако их должно рассматривать скорее как философские, нежели фантастические. У Байрона, как я понимаю, нет ни одного повествования, которое реалистически изображало бы нашу повседневность или исторические события, но со вторжением привидений, пророчеств, оживших мертвецов, ангелов и проч., и проч. И здесь зомби предстает созданием таинственной, но все же опирающейся на знание природных начал науки: правдоподобность его существования можно оспаривать, однако за пределы естества оно не выходит.

4. Антей:Ребенком я видела в альбоме гравюру с картины Поллайоло, на которой Геракл душит великана Антея, оторвав его от земли и стиснув ему грудь, дабы лишить дыхания. Образ ужасающий: у меня самой перехватывало дыхание, когда я на него смотрела. Возможно, именно его лорд Б. и желал вызвать у нас в памяти.

5. если бы мог хоть чего-то желать:Как удивительна мысль о существах, способных действовать и страдать, но не сознающих своих поступков, – это некий роковой приговор – однако, что возможно, несущий и избавление. Зомби, заводная танцовщица, сомнамбула. Исполнять веленное, но не испытывать мучений – и вообще ничего об этом не знать.

Опиумное видение: будто бы весь природный мир не что иное, как часовой механизм, и мне это открылось; пенье птиц и шелест листвы на ветру, даже падение росы – все это слепой результат взаимодействия шестерен и пружин; стоит вскрыть любой предмет – и в нем обнаружишь только чудовищно крохотные шестеренки, а внутри них – еще шестеренки. Рядом слышен голос Бэббиджа: «Шестеренки мельче песчинок». Омерзительно – картина нелепая – и во сне вызвала только гадливость: словно разворошили муравейник. Нет-нет – механизмы не крошечны, а бесконечно малы – это другой порядок бытия, как однажды поймут.

Эшфилд,

15 апреля 2002

Дорогая моя,

Как я рада слышать твой голос! Прости, что так волнуюсь при разговоре, когда нас разделяет такое расстояние, – наверное, все еще к этому не привыкла – к тому же я слышала сама себя, мой голос отдавался слабым эхом, будто слова доносились с какого-то прибрежья – и говорить долго я не могла. Чудную открытку, конечно, получила – она на холодильнике.

Ну и ну. Я просто поражена. Не знаю, чем больше: тем, что ты взяла да и нашла его (думаю, это было не так уж трудно, хотя мне самой ни за что бы не сообразить, как), или тем, зачем он тебе понадобился. История просто поразительная – с этой самой книгой, этой рукописью. Надеюсь, она принесет тебе много всякой пользы – даже очень много, хотя что из нее можно извлечь, я, по правде сказать, не знаю. Какая польза от того, что нашелся Ли, не знаю тоже. Помню прекрасно его одержимость Байроном: пожалуй, это звучит чуточку – как бы это сказать – высокопарно, что ли. «Увлеченность» – вот более простое и, возможно, более точное слово, потому что он уже тогда (так я думала) был близок к тому, чтобы от него отвлечься.

Почему меня удивляет, что ты взялась его искать? Вообще-то, не должно. Думаю, это вполне естественно – и даже неизбежно; удивительно то, что ты с этим так долго тянула, если учесть, как мало ты им интересовалась: казалось естественным, что тебе совсем нет до него дела. Знаешь, я всегда хотела тебе со временем все объяснить – насколько бы смогла; прошлое лежало наготове, и я знала, что когда-нибудь придется за него взяться – когда тебе это понадобится; объяснить и его, если смогу, – и что я сделала тогда и чего не сделала. Мне казалось, что я определю, когда настанет подходящий момент. Казалось, что я на это способна – но раз так и не угадала… нет, что-то я не о том – похоже, заговариваюсь, будто свихнулась или под кайфом, но все-таки это не совсем так. В общем, жили мы тогда с тобой на Ривер-Айленд, и я тебе надоела, надоело тебе и рубить дрова, качать воду, чистить ламповые стекла, жить без телефона, без друзей. Знаешь, а я любила Ривер-Айленд: я бы сказала «всей душой», но это не так, потому что ты уехала, а мне хотелось, чтобы ты оставалась со мной, и было так грустно от твоей неугомонности. Господи, как давно!.. Мы разлучились надолго: ты училась в школе, потом в Нью-Йорке. В общем, (опять! вечно вылезает это «в общем»), когда я наконец вернулась к этой истории – сама, для себя – когда Иона начал болеть, – тогда все вдруг показалось мне пустяками: я даже не заметила, что это случилось и когда именно. Теперь чуть ли не кажется, будто ничего и не стряслось, – столько всякого произошло с тех пор. Вот так убираешь старое постельное белье, в котором сейчас нужды нет, а через сколько-то лет открываешь ящик – и все оно в ржавых пятнах, заплесневело и тебе оно вовсе без надобности. Ты знаешь, что вместе мы прожили только четыре года. Пять. Но спрашивай меня обо всем, Алекс, и я отвечу.

Да, это верно, что он хотел назвать тебя Гайдэ, а я не позволила. Но если честно, то я хотела назвать тебя Аулит. Такое красивое имя. До сих пор, стоит мне о нем подумать, как сердце щемит, не то согревается, словно это любимый ребенок, который так и не родился. Но тут уж он вмешался – и запротестовал. И я назвала тебя в честь моей бабушки, он не возражал.

Алекс, я люблю тебя. Ты это знаешь. Надеюсь, вы с Теа сможете приехать этим летом: здесь будет так замечательно, мы очень много сделали с тех пор, как ты в последний раз все тут видела. Мы сможем поговорить – обо всем, о чем захочешь. Прости.

Мама

PS Я не против, если ты дашь ему здешний адрес: тысяча против одного, что он им не воспользуется. Но мне его электронный адрес не нужен. Я все еще электронной почтой не пользуюсь. Марк говорит, что мне бы понравился интернет, да я бы из него просто не вылезала, – и я ответила: ну да, потому-то я им и не пользуюсь.

* * * * *

От: [email protected]

Кому: "Смит" ‹[email protected]›

Тема: Fin [51]51
  Конец ( фр.).


[Закрыть]

Вот последняя порция. Закончил ночью – вернее, рано утром: перенес для тебя в компьютер свой рукописный вариант. Увидишь, к чему относится та единственная страница, которую Ада сохранила. Я едва ли не слепну: сияние зримой книги так божественно-пронзительно, что глядеть в нее часами значит (как сказал бы Б.) опустошить взор – и, быть может, навсегда. Ну да ничего. У меня нет слов, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты ее спасла. И передай мою благодарность Теа, если она ее примет.

Помню, когда мне было лет девять или десять, я сам прочитал «Похищенного». Мне приходилось расшифровывать каждую страницу, залезать в словарь – и все равно без толку, – спрашивать о значении слов у отца, так что чтение походило на состязание или на битву, но я добрался до конца – я победил, а книга победила меня. Набрав последнюю фразу байроновского романа, я замер и просидел неподвижно с четверть часа. Чувствовал себя так, будто сразил дракона – или он меня одолел – или и то и другое вместе.

О названии. Ада затрудняется сказать, заглавие ли это, и даже высказывает сомнение, не ошибкой ли оно оказалось в начале первой страницы, – возможно, эти слова помещены там по какой-то иной причине и не связаны с основным текстом; по ее словам, заглавие было написано другими чернилами, но, разумеется, не в нашей воле это проверить. Начертал его Байрон в начале, позже или напоследок – но я полагаю, что на этом заглавии автор и остановился, и то, что его смысл проясняется только в конце, – не случайно. Я вспомнил Стендаля (который любил похваляться своей кратчайшей встречей с Байроном) – тот считал своим лучшим романом «Пармскую обитель», хотя монастырь, где герой кончает дни, в книге не появляется, не упоминается даже – вплоть до последней главы. Название романа – завершение его. Так же и здесь.

Ли

* * * * *

От: "Лилит" [email protected]

Кому: "Смит" ‹[email protected]›

Тема: Есть проблемы??

Милочка,

Возникла какая-то проблема? Не получаю от тебя мейлов, зато от Джорджианы пришло странное сообщение: она пишет, что «продвижение» сайта может быть на некоторое время отложено до тех пор, пока ТЫ вновь не станешь уделять все свое внимание «первоначальной задаче». Джорджиана, правда, добавляет, что ты ей нравишься, она тобой восхищается, ей по душе наш сайт и т. д., и т. д. – словом, все остается по-прежнему, но что, черт подери, происходит? Мы бьемся над ее мейлом, точно это какое-то тайное послание, которое мы не можем расшифровать. Ты не поможешь?

Привет

Лилит

* * * * *

От: "Смит" ‹[email protected]›

Кому: "Теа" ‹[email protected]›

Тема: Сумасшедшая

ДЖОРДЖИАНЕ ДЕЛА НЕТ ДО РОМАНА. Он ее не интересует. Даже читать его не хочет. Ужасно расстроена, что в бумагах не оказалось компьютерной программы, новой математической теории или чего-нибудь в этом роде. Говорит, что МИР СЫТ БАЙРОНОМ ПО ГОРЛО, А ВОТ АДОЙ – НЕТ. Представляешь? Считает, что мы должны прекратить работу над рукописью и подготовкой ее к печати, – нужно вернуться к ТОМУ, ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАЖНО. Она не понимает, как важно, что Ада это сделала, – важно для понимания самой Ады. Ее отец: вот что важно. Она так и думала. Она умирала, но посвятила этому оставшийся ей год. И это не важно?

Лилит дергается. Боится, что Джорджиана вот-вот откажется финансировать наш сайт, и виной тому я, раз отвлеклась на другое. Что, если меня уволят? Придется ей позвонить и пуститься в объяснения.

Может, придется обольстить Джорджиану. Работу я не прекращу. Не могу.

С

* * * * *

От: [email protected]

Кому: "Смит" ‹[email protected]›

Тема: Письмо и просьба

Думаю, тебе интересно будет письмо, на которое я наткнулся: Байрон пишет своему издателю Джону Меррею. Пишет четыре года спустя после того, как навсегда покинул Англию. Письмо отсканировал в библиотеке один студент (мне до сих пор это не под силу) – привожу отрывок:

Дорогой сэр! – Сегодня и сей час (малая стрелка Часов указывает на единицу) моей дочери исполнилось шесть лет. Хотелось бы знать, когда снова ее увижу – и увижу ли когда-нибудь. – Заметил одно любопытное совпадение, которое представляется едва ли не роковым. – Моя мать – моя супруга – моя дочь – моя сводная сестра – моя внебрачная дочь (насколько мне известно) и я сам – все мы единственные дети. В союзе моего отца с леди Коньерз (единственным ребенком) родилась только моя сестра; во втором его браке (также с единственной дочерью в семье) – снова только один ребенок. Леди Байрон, как вы знаете, также была единственным ребенком – как и моя дочь etc. – Не кажется ли это довольно странным – такое скопление единственных отпрысков? К слову – пришлите мне миниатюру моей дочери Ады. – У меня есть только гравюрный оттиск – он дает лишь самое малое представление о ее внешности. – Слышал на днях от одного английского путешественника, что нрав у нее невероятно горячий. – Это так? – Вполне вероятно, если учесть ее родословную. – Мой характер таков, каков есть, – вам, наверное, нетрудно угадать; добавьте характер моей супруги – очаровательный и плотнейший сгусток Необузданности – вот из чего и сложился нрав Ады – не говорю уж о ее бабушках: обе, насколько я знаю, являли собой дивные образчики женского Духа, какие вам только и пожелалось бы лицезреть.

Честно сказать, я удивлен, что он так часто думал о дочери: мог точно высчитать день и час ее рождения – и отметить его. Совпадение (возможно, фатальное, как сказал бы сам лорд Байрон) состоит в том, что это письмо попалось мне, когда я разбирал страницы, где описывается заточение вымышленного ребенка, Уны, в обществе зловещего трио пожилых родственниц.

Это мне напомнило о том, что новейшему твоему изображению, которое у меня хранится, уже пятнадцать лет (однажды твоя мать перестала их мне посылать: вероятно, решила, что это не нужно, поскольку наша связь прервана так давно). Не можешь ли прислать мне другой снимок? Уверен, что тебе нетрудно будет его оцифровать: это куда проще, чем рисовать миниатюру. Буду очень признателен.

Ли

* * * * *

От: "Смит" ‹[email protected]›

Кому: [email protected]

Тема: RE: Письмо и просьба

Как тебе такой вариант: я пришлю фото (придется попросить из дома или пойти к фотографу; сниматься не люблю, но сделаю исключение), если ты мне поможешь – еще кое в чем. Впрочем, не только мне. Всем нам (и теперешним, и тогдашним).

Мне нужно, чтобы ты написал ради меня письмо. Той, кто владеет сейчас оригиналом примечаний и зашифрованных страниц. Имени ее не называю, иначе она взбесится. Ты пришлешь мне письмо, я переадресую ей, А ТАКЖЕ той женщине, с которой сотрудничаю в проекте «Сильные женщины»: она тоже страшно заинтригована и озабочена загадкой, хотя ничего практически о ней не знает. Пиши в предельно обтекаемых выражениях, однако звучать они должны максимально веско. Подчеркни, что данная находка (о которой тебе известно только через меня) является одним из наиболее важных литературоведческих открытий – и т. д., и т. п. Изобрази того, кем ты был, – профессора, исследователя творчества Байрона (или как там это называется), – и того, кто ты есть: видного режиссера и правозащитника. Пусти в ход все, что можно. Ты должен ее убедить. Должен ее обольстить – нет, Господи, не то, – расположить ее к себе мужским авторитетом и gravitas [52]52
  Солидность, значительность ( лат.).


[Закрыть]– это слово подходит? Просить об этом мне неловко по множеству причин. Но я вот прошу.

С

* * * * *

От: [email protected]

Кому: "Смит" ‹[email protected]›

Тема: Gravitas

А как быть с тем, кто я в придачу: разыскиваемый Интерполом беглец от правосудия – согласно определению суда, повинный в изнасиловании?

Я сделаю все, о чем ты просишь. Только знай точно, что – а вернее, у кого – ты просишь.

Ли