Текст книги "Белая дорога (др. перевод)"

Автор книги: Джон Коннолли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Ту новость мне принес Адамс. Глаза у него, когда он встретил меня в холле отеля, от нехватки сна были воспаленные, вдобавок на лице пробилась неуставная седая щетина, которая уже начинала чесаться. За разговором он постоянно ее скреб со звуком, напоминающим шкворчанье бекона на сковородке. От Адамса шел запах пота и пролитого кофе, а еще травы, ржавчины и крови. Травяные пятна были у него и на брюках, и сбоку на ботинках, а на запястьях виднелись отметины-ободки от резиновых перчаток, которые он надевал на объекте и которые, конечно же, никак не могли быть рассчитаны на такие лапищи.

– Сожалею, – сказал он. – Не могу сказать ничего хорошего насчет случившегося с парнем. Досталось ему напоследок.

Смерть Атиса камнем давила мне на грудь, как будто мы оба одновременно упали и его тело легло сверху поперек меня. Я не сумел его защитить. Мы все не сумели его защитить, и вот он лишился жизни за преступление, которого не совершал.

– У вас есть время смерти? – спросил я, когда Адамс макал кусок тоста в сливочный крем.

– Коронер считает, когда его нашли, он был мертв уже часа два или три. И не похоже на то, что его прикончили именно в тюрьме. В вагоне оказалось все же маловато крови, а на стенах и полах казематов кровь мы не нашли даже в ультрафиолетовом свете. Избиение было систематическим: началось со ступней и кистей, затем перешло на жизненно важные органы. Незадолго перед убийством его еще и кастрировали. Видеть никто ничего не видел. У меня подозрение, что его схватили возле того дома, а затем повезли обрабатывать в укромное место.

Мне подумалось о Лэндроне Мобли – о жестокости, с какой ему были нанесены увечья, – и я чуть не разговорился, но выдать Адамсу больше, чем он уже знал, значило выдать все подчистую, а к этому я не был готов. Слишком уж многое пока не ясно мне самому.

– Вы собираетесь поговорить с Ларуссами?

Адамс дожевывал тост.

– Я так полагаю, они об этом узнали почти в ту же минуту, что и я.

– А может, и раньше.

В ответ Адамс погрозил пальцем:

– А вот за такие домыслы можно и схлопотать. – Он жестом велел официантке принести еще кофе. – Но коли уж вы подняли этот вопрос, с чего бы Ларуссам расправляться с Джонсом таким образом?

Я молчал.

– Я насчет того, – пояснил он, – что сам характер истязаний наводит на мысль: те, кто его поймал, хотели, чтобы он перед смертью в чем-то исповедался.

Я чуть не сплюнул от злости.

– Чего ради? Для спасения его души? Тоже мне, вариант. Если те люди пошли на убийство прятавшей его семьи, а затем его самого, то мне думается, они не особо сомневались в том, ради чего все это делается.

Хотя нельзя было исключать, что Адамс в своем предположении отчасти прав: последняя исповедь могла стать мотивом убийства. А ну как охотившиеся за Атисом люди были почти уверены в том, что именно он убил Мариэн Ларусс? Но «почти» не значит «стопроцентно». Они хотели, чтобы признание сорвалось именно с его уст, ведь если это сделал не он, то последствия становятся еще более серьезными – и не только из-за того, что истинный убийца гуляет на свободе. Все происшедшее за последние сутки указывало: кого-то очень волнует вероятность того, что некто наметил Мариэн Ларусс в качестве жертвы с тонким расчетом. И пора, пожалуй, задать в жесткой форме кое-какие вопросы Эрлу Ларуссу-младшему. Хотя в одиночку я делать этого не собирался. Назавтра у Ларуссов намечался роскошный прием, и я ждал в Чарльстоне кое-кого себе в компанию.

В тот день я навел справки в публичной библиотеке Чарльстона. Поднял газетные сообщения о гибели Грейди Трюетта, хотя в них оказалось мало сверх услышанного от Адель Фостер. Неизвестные злоумышленники проникли в дом, привязали Трюетта к стулу и перерезали горло. Никаких отпечатков не обнаружено, хоть не бывает такого, чтобы на месте преступления не оставалось вообще никаких следов. Возник соблазн позвонить Адамсу, но, опять же, он мог, зацепившись, вытянуть из меня всю подноготную. Выяснил я еще кое-что и о платейе. В книге под названием «Голубые корни» повествовалось, что платейя – это некая сущность, обитательница мира духов, или «нижнего мира», хотя она способна проникать и в наш бренный мир, чтобы вершить возмездие. Наряду с этим она умеет менять обличье – это оборотень, как сказал Адамс.

Из библиотеки я отправился на Митинг-стрит. Терей к себе в квартиру так и не возвращался, и его уже второй день не было на работе. Где он, никто не мог сказать, а стриптизерши, что прихватила двадцатку, а затем натравила на меня Денди Энди, нигде не было видно.

В конце концов я позвонил в приемную общественных адвокатов, где мне сказали, что Лэйрд Райн находится в суде штата, у него защита клиента. Оставив машину у отеля, я пешком дошел до Угла Четырех Законов, где в зале заседаний № 3 отыскал Райна. Клиентом у него оказалась женщина по имени Йоханна Белл; к суду ее привлекли за то, что она во время бытовой ссоры пырнула своего мужа ножом для карвинга. По семейным обстоятельствам супруги уже три месяца проживали раздельно, как вдруг муж неожиданно возвратился в родное гнездо и у них разгорелся спор, кому принадлежит кассетный видик. Муж сидел здесь же, за ней во втором ряду, и жалел себя.

Райн вел свою линию умело: судье он предложил заменить залог обязательством, которое дается суду. На вид Райну не было и тридцати, но сомневаться в его компетентности не приходилось: он так и гвоздил аргументами в пользу своей подзащитной, подчеркивая, что ранее к суду она не привлекалась, а наоборот, когда ее брак шел под откос, сама несколько раз вызывала полицию из-за угроз, а однажды и вовсе из-за физического насилия со стороны мужа; что залог ей не потянуть; что тюремный срок никак не пойдет ей на пользу, а лишь разлучит ее с малолетним сыном. А вот муж у нее, наоборот, бесстыдник и негодяй, и хорошо еще, что он отделался проколотым легким. В общем, в итоге судья согласился выпустить страдалицу под символический залог, взяв с нее обещание впредь подобных деяний не совершать. После процедуры подзащитная радостно обняла Райна и взяла на руки сына из рук женщины постарше, которая дожидалась у выхода из зала.

Я перехватил адвоката на лестнице.

– Мистер Райн?

Он приостановился, и по лицу промелькнула тень беспокойства. Как общественный защитник, Райн наверняка сталкивался с низменными проявлениями жизни и бывал иногда вынужден выгораживать тех, кто вовсе этого не заслуживал, ну а их родные и близкие могли принять близко к сердцу неблагоприятный исход суда.

– Слушаю вас.

Вблизи он выглядел еще моложе: волосы без седины, синие глаза с длинными мягкими ресницами. Я показал удостоверение, он кивнул.

– Чем могу служить, мистер Паркер? Ничего, если мы поговорим на ходу? Я тут обещал жене, что свожу ее вечером в ресторан.

Я пристроился и зашагал рядом.

– Мистер Райн, я работаю с Эллиотом Нортоном по делу Атиса Джонса.

Он на ходу чуть не запнулся, но оправился и зашагал заметно быстрее; приходилось усердствовать, чтобы поспевать.

– Я больше не занимаюсь этим делом, мистер Паркер.

– Да со смертью Атиса теперь и дела как такового нет.

– Слышал. Сожалею.

– Не сомневаюсь. У меня к вам есть кое-какие вопросы.

– Не уверен, что смогу на них ответить. Может, вам лучше расспросить мистера Нортона?

– Да я бы и расспросил, только его почему-то нигде нет, а вопросы, как бы это выразиться, деликатные.

На углу Брод-стрит его остановил красный сигнал светофора; на предательскую смену цвета Райн отреагировал обиженным взглядом: надо же, как некстати.

– Я уже сказал: не знаю, чем могу вам помочь.

– Мне бы хотелось услышать, почему вы отказались от этого дела.

– У меня куча дел.

– Но не таких, как это.

– При моем количестве клиентов, мистер Паркер, я не могу выбирать и привередничать. Дело Джонса на меня повесили. Оно заняло бы уйму времени; за этот срок я успел бы обработать десяток других дел. Так что я не жалею, что оно ушло.

– Я вам не верю.

– Почему?

– Вы молодой адвокат. У вас есть амбиции, и, кстати, вполне обоснованные: я видел вас сегодня в работе. Такое масштабное, резонансное дело, как убийство Мариэн Ларусс, на дороге не валяется. Даже если оно безнадежное и вы бы его проиграли по всем статьям, оно все равно открыло бы перед вами не одни двери. Я не думаю, что вы так уж легко от него отказались.

Огни светофора снова сменились, а мы как-то замешкались, так что нас теперь теснили и огибали другие пешеходы. Тем не менее Райн не трогался с места.

– На чьей вы стороне, мистер Паркер?

– Пока не решил. По большому счету, видимо, все же на стороне убитой женщины и убитого мужчины.

– А Эллиот Нортон?

– Мой друг. Он попросил меня приехать.

Райн повернулся ко мне лицом.

– А меня попросили передать это дело ему, – сказал он.

– Эллиот?

– Нет. Он ко мне ни разу не обращался. Другой человек.

– Кто именно? Вы его знаете?

– Он представился как Киттим. У него что-то с лицом. Он пришел в офис и сказал, что защищать Атиса Джонса следует не мне, а Эллиоту Нортону.

– Что вы на это ответили?

– Ответил, что не могу. Что на это нет причины. Он сделал мне предложение.

Я ждал.

– У нас у всех свои скелеты в шкафу, мистер Паркер. Достаточно было того, что он коротко напомнил о моем прошлом. У меня жена и дочурка. На ранних норах в семейной жизни бывали ошибки, но я их не повторяю. Не хочу лишиться семьи из-за прегрешений, которые теперь пытаюсь исправить. Я сказал Джонсу, что Эллиот Нортон в этом деле компетентнее. Он не возражал. Киттима я с той поры не видел и надеюсь, что больше не увижу.

– Когда он к вам обратился?

– Недели три назад.

Три недели – примерно тогда не стало Грейди Трюетта. Джеймс Фостер и Мариэн Ларусс тоже были мертвы на тот момент. Как сказала Адель Фостер, что-то происходило, и что бы это ни было, со смертью Мариэн Ларусс оно вышло на новый уровень.

– Это все, мистер Паркер? – спросил Райн. – Я не очень горжусь своим поступком. И не хотел бы возвращаться к этому разговору.

– Прошлого не вернуть, – сказал я.

– Я очень сожалею насчет Атиса, – вздохнул он.

– Уверен, это ему большая подмога, – подытожил я нашу беседу.

Я вернулся в отель. Там я застал сообщение от Луиса, что он будет завтра утром, чуть позже запланированного. Настроение у меня немножко поднялось.

Тем вечером я стоял у себя в номере у окна, почему-то не в силах отойти. Через улицу у обочины, возле банкомата, не умолкая сигналил автомобиль – черный «кадиллак купе де виль» с треснувшим лобовым стеклом. У меня на глазах задняя дверца приоткрылась и оттуда вылезла малолетка. Стоя у машины, она рукой манила меня, беззвучно шевеля губами: У меня для нас есть местечко.

Ее бедра вихлялись в такт слышной только ей музыке. Она подняла юбчонку – там ничего не было, в том числе и четких половых признаков. Как у куклы. Маленькая распутница водила языком по губам.

Спускайся.

Ее рука скользила по гладкой коже.

У меня есть местечко.

Позвав меня еще раз, она уселась обратно в машину, и та медленно отъехала, а из полуоткрытой дверцы посыпались пауки. Я проснулся, стирая с лица паутину, и принял душ, чтобы как-то освободиться от ощущения ползающих по мне тварей.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Я проснулся в начале десятого от стука в дверь; сунулся инстинктивно за пистолетом – а его как раз и нет. Обмотавшись полотенцем, я осторожно, на цыпочках, пробрался к двери и приник к глазку.

Снаружи стояли два с лишним метра неукротимого темперамента, отпадной стильности и горделивости, свойственной гею-республиканцу.

– Ну-ну. Видел я, как ты в глазок подглядывал, – сказал Луис, когда я открыл дверь. – Ты, блин, что, в кино не ходишь? Снаружи стучат, актеришка подходит-смотрит, а там приставляют к глазку ствол и бабах лоху в башку.

Одет он был в черный льняной костюм с белой рубашкой без воротника. Следом за ним в номер шлейфом втянулось амбре дорогого одеколона.

– Запах от тебя, как от французской кокотки, – сказал я.

– Будь я ею, ты бы на мне разорился. Кстати, тебе бы и вправду подмарафетиться не мешало.

Я, притормозив, поглядел на себя в зеркало у двери и невольно потупился. И впрямь хорош: белый как полотно, под глазами темные круги. Губы сухие, потрескавшиеся, а во рту металлический привкус.

– Подхватил я тут что-то, – вздохнул я.

– Не иначе как чуму? Да у иных людей в гробу вид лучше, чем у тебя.

– А ты что подцепил, синдром Туретта? Все время выражаешься.

Он выставил перед собой ладони: дескать, только без рук.

– Черт, славно приехал. С порога комплименты.

– Заселился нормально? – спросил я, извинившись.

– Угу. Если б только не один му… прошу прощения… Нет, но он и вправду мудак: сунул мне в дверях свои чемоданы.

– Да? И что ты сделал?

– Да взял, положил их в такси, дал шоферу пятьдесят баксов и велел гнать в благотворительный магазин.

– Классно.

– А то.

Луиса я оставил перед телевизором, а сам принял душ, оделся, и мы с ним отправились на Митинг-стрит выпить кофе и перекусить. Я съел половинку пончика, остальное отодвинул.

– Ешь давай. Тебе питаться надо.

Я покачал головой:

– Не лезет. Ничего, пройдет.

– Пройти-то пройдет, только ты ноги протянешь. Ну так что, как тут у нас?

– Да как обычно: мертвецы, тайна, еще мертвецы.

– Кого мы успели потерять?

– Парня. Тех, кто за ним приглядывал. Возможно, Эллиота Нортона.

– Блин, только не говори, что у нас еще кто-то остался. Тем, кто тебя нанимает, надо заранее указывать твой гонорар в завещании.

Я посвятил его во все имевшие место события, умолчав лишь о черном «кадиллаке». И так проблем выше крыши, нечего еще грузить.

– И что ты собираешься делать?

– Потыкать в улей палкой, поворошить пчел. Ларуссы сегодня устраивают у себя вечеринку. Надо бы воспользоваться их гостеприимством.

– У нас есть приглашения?

– А что, без них мы раньше не обходились?

– Почему, обходились. Только иногда так хочется, чтобы по официальному приглашению. Ну, ты понимаешь: не врываться с черного хода, не слышать угроз в свой адрес, не огорчать милых белых особ, которые потом боятся черных.

Он сделал паузу, видимо, обдумывая сказанное; лицо на глазах становилось благодушным.

– Что, плохая разве идея? – спросил я.

– Идея классная, – одобрил он.

Основную часть пути к старой плантации Ларуссов мы ехали каждый в своей машине. Затем, в полумиле от ворот гасиенды, Луис припарковал свой автомобиль и пересел ко мне; дальше покатили вместе. Я спросил насчет Ангела.

– Да так, кое-чем занимается.

– Мне о том что-нибудь следует знать?

Луис вдумчиво на меня посмотрел.

– Не возьмусь ответить. Может быть, только пока рановато.

– Вот как. Вы тут, я вижу, в новостях.

Пару секунд он молчал.

– Ангел что-нибудь сказал?

– Да так, назвал городок. Давненько же вы ждали, чтобы свести счеты.

Луис пожал плечами.

– Они того заслуживали. Не заслуживали только, чтобы мы в такую даль к ним добирались.

– А ты решил: коль уж вы все равно в ту сторону едете…

– То почему б не остановиться, – докончил он. – Я свободен, гражданин начальник?

Я оставил колкость без ответа.

На въезде в поместье Ларуссов нас задержал рослый мужчина в лакейской ливрее.

– Могу я видеть ваши приглашения, господа?

– Приглашений нет, – отозвался я, – но есть уверенность, что нас там наверняка ждут.

– Ваши имена?

– Паркер, Чарльз.

– Плюс один, – поспешил добавить Луис.

Охранник, отойдя, стал переговариваться с кем-то по рации. Мы ждали, чем закончится разговор; за нами в хвост уже выстроились три машины.

– Проезжайте, – махнул он наконец рацией. – Мистер Киттим будет ждать вас в зоне парковки.

– Ну дела, – удивленно покачал головой Луис.

О своей встрече с Бауэном и Киттимом на том антиохском сборище я ему рассказывал.

– Говорил же, что сработает, – подмигнул я Луису. – Детектив я или кто.

Я вдруг поймал себя на том, что с приездом Луиса почувствовал себя лучше. Оно и неудивительно: начать с того, при мне теперь был пистолет (угадайте, кому за это спасибо), и я не сомневался, что Луис тоже был при стволе. Сомневался, правда, что только при одном.

Полмили мы ехали по живой аркаде из дубов и разномастных пальм в гирляндах бородатого мха. В зеленых кущах свиристели цикады; по машине и асфальту дробно постукивали редкие капли прошедшего с утра дождика.

Мы выехали на изумрудный простор лужайки. Еще один лакей в белых перчатках указал нам в сторону парковки под обширным тентом, прикрывающим машины от солнца; по полотну зыбились волны холодного воздуха от расставленных на траве промышленных кондиционеров. Посреди лужайки удлиненной буквой «П» стояли под крахмальными скатертями столы, ломясь от яств. Рядом взволнованно переминались негры-слуги в девственно белых штанах и рубашках, ожидая наплыва гостей. Они же шныряли среди уже скопившейся на газоне светской публики, предлагая шампанское и коктейли. Я посмотрел на Луиса; он посмотрел на меня. За исключением слуг, здесь он был единственным не белым. И единственным из гостей, облаченным в черное.

– Не мог белый пиджак надеть? – упрекнул я его. – Ты ж как восклицательный знак на ватмане. А то бы еще и чаевых набрал, мелкой купюрой.

– Глянь на моих угнетенных братьев, – патетически воздел он руки. – Ужель ни один из них не слышал о Денмарке Весси?

Возле моих ног приземлилась стрекоза, выискивая добычу среди травинок. За ней самой охотиться было некому, по крайней мере птиц по соседству я не наблюдал и даже не слышал. Единственный звук жизни подавала одинокая цапля, она торчала среди стоячего, подернутого ряской болотца к северу от гасиенды. А неподалеку сквозь насаженные дубы и пеканы проглядывали останки расположенных примерно на равном расстоянии друг от друга утлых жилищ. Черепичные крыши давно сгинули, а ломаный кирпич и всякий хлам, использованный при строительстве полтора, должно быть, века назад, повыветрился; развалюхи смотрелись теперь заподлицо с окружающим пейзажем. Несложно было догадаться, что это: бывшая улочка невольничьего поселка.

– Могли бы, пожалуй, и снести, – заметил я.

– Как же, – хмыкнул Луис, – наследие. В одном ряду с флагом Конфедерации и дежурной чистой наволочкой, для особых дней.

Старая гасиенда Ларуссов представляла собой кирпичную дореволюционную виллу в георгианском стиле. Середина восемнадцатого века, не иначе. Двойная балюстрада лестницы из известняка восходила к портику с мраморным полом. Галерею вдоль фасада (четыре окна по обе стороны, на двух этажах) подпирали четыре дорические колонны. В тени веранды уже облюбовали себе место изысканно одетые пары.

Наше внимание привлекла группа людей, проворно идущая по газону, – все белые, все с проводками наушников, все истекают под черными костюмами п отом, и никакие кондиционеры им не в помощь. Исключение составлял тот, что шагал посередине, – Киттим: в синем блейзере, застегнутой наглухо белой сорочке, бежевых брюках и туфлях со штрипками. Голову и лицо ему прикрывали неизменная бейсболка и зеркальные очки. Впрочем, они не могли спрятать глубокий шрам на правой щеке.

Атис. Вот почему на его найденном теле не оказалось того распятия.

Метрах в трех Киттим остановился и поднял руку. Его свита, умерив шаг, рассредоточилась возле нас полукругом. Все это происходило в молчании. Внимание Киттима переместилось с Луиса на меня, затем обратно. Оскал улыбки держался на месте, даже когда подал голос Луис:

– Ты еще что за хрен?

Ответа не последовало.

– Это Киттим, – пояснил я.

– Да? Ну и красавчик.

– Мистер Паркер, – сказал Киттим, игнорируя Луиса, – мы вас здесь не ждали.

– Решение пришло в последнюю минуту, – отозвался я. – Расписание стало посвободней, ввиду кое-каких недавних смертей.

– Гм. – Киттим кашлянул. – Не могу не заметить, что вы с вашим коллегой прибыли сюда вооруженными.

– Вооруженными? – Я неодобрительно покосился на Луиса. – Говорил я тебе, не та это вечеринка.

– Ничего, – кивнул Луис, – предусмотрительность никогда не бывает лишней. Да и публика нас иначе всерьез не воспримет.

– О-о, – протянул Киттим, впервые удостаивая моего друга должным вниманием, – вас я принимаю очень даже всерьез. Настолько, что был бы признателен, если бы вы прошли с нами в подвальное помещение, где мы возьмем у вас оружие, не тревожа гостей.

Кое-кто из гостей уже и вправду с любопытством поглядывал в нашу сторону. Словно по сигналу, на той стороне лужайки заиграл струнный квартет. Вальс Штрауса – вычурно, чуть бравурно.

– Не обижайся, кореш, но ни в какой подвал мы с тобой не пойдем.

Луис есть Луис.

– Тогда нам придется применить силу.

Луис сделал брови домиком.

– Ты нас чего, прямо тут на газоне замочить хочешь? Да-а, блин, представляю, что за гулянка после этого затеется. Народ о ней до-олго будет судачить: «Не, а ты помнишь ту вечеринку у Эрла, когда те потные жлобы с тем их прокаженным хером пытались отнять пестики у ребят, которые припозднились? Такое месилово пошло – Бесси Голубой Фишке все платье кровищей исхлестало! Ох умора, блин, была: мы просто покатывались…»

Напряженность ощутимо нарастала. Люди вокруг Киттима ждали от него указаний, но он не двигался. Улыбка была недвижна, как будто он прямо с ней умер, а затем из него сделали чучело и выставили на газон. Что-то под одеждой скатилось у меня по спине в область поясницы, и я только теперь понял, что потеют здесь не одни охранники.

Напряжение оборвал голос с веранды.

– Мистер Киттим, не держите наших гостей на газоне. Идите с ними сюда.

Голос исходил от Эрла Ларусса-младшего, стоящего с томно-элегантным видом в синем двубортном пиджаке и до скрипа отглаженных джинсах. Светлые волосы были чубчиком зачесаны вперед, деликатно скрывая лысоватость, а губы в сравнении с прошлой нашей встречей казались более полными и какими-то женственными. Киттим чуть накренил голову – дескать, слышите, что вам сказано, – и его свита выстроилась в боевой порядок у нас по флангам и с тыла. Любому с двумя извилинами было ясно, что радости от нас здесь как от ос в буфете, тем не менее гости старательно делали вид, что не замечают нашего присутствия. Прислуга и та не глядела в нашу сторону. Через главные двери нас провели в необъятную переднюю с паркетом из ладанной сосны. По обе стороны открывались два зала, а на верхний этаж вела грациозная двойная лестница. Едва за нами затворилась дверь, как нас тут же разоружили. На Луисе обнаружили два пистолета и нож. Это произвело впечатление.

– Поглядите-ка, – удивился и я, – два ствола.

– Да еще нож. Я под него специально брюки шил.

Проследив за процедурой, Киттим с вороненым «таурусом» в руке подошел и стал возле Эрла Ларусса.

– Зачем вы здесь, мистер Паркер? – задал вопрос Ларусс. – Это частный раут, первый со времени смерти моей сестры.

– А не рановато открывать шампанское? Или есть повод что-то праздновать?

– Ваше присутствие здесь нежелательно.

– Кто-то убил Атиса Джонса.

– Я слышал. Простите, если я не уроню по этому поводу слезу.

– Он не убивал вашу сестру, мистер Ларусс. Хотя подозреваю, вы об этом уже знаете.

– Что значит – подозреваете?

– Потому что, похоже, Атиса, прежде чем убить, истязал мистер Киттим, пытаясь дознаться, кто это сделал. Потому что вы, как и я, полагаете, что человек, повинный в смерти вашей сестры, может быть замешан и в убийстве Лэндрона Мобли с Грейди Трюеттом. Он же может быть причастен к самоубийству Джеймса Фостера и, не исключено, к смерти Эллиота Нортона.

– Я не понимаю, о чем вы, – сказал он, даже не удивившись тому, что я упомянул Эллиота.

– Видимо, отыскать этого человека пытался и Эллиот Нортон. Потому он и взялся за дело Джонса, и поступил так, возможно, с вашего одобрения, а то и при вашем содействии. Только он не особенно продвинулся, поэтому вы, когда было обнаружено тело Мобли, взяли все в свои руки.

Я повернулся к Киттиму:

– Киттим, вам доставило удовольствие убивать Атиса Джонса? А стрелять в спину старику?

Кулак я заметил, но отреагировать не успел. Удар пришелся по височной впадине, отчего я распластался на полу. Луис было дернулся, но щелчки взведенных курков заставили его замереть.

– Вам надо поработать над своими манерами, мистер Паркер, – сказал Киттим. – Нельзя вот так являться, особенно сюда, и бросаться подобными обвинениями. Такое не проходит без последствий.

Я медленно встал на четвереньки. От удара голова гудела как колокол, а к горлу подступила желчь; я поперхнулся и выблевал.

– Бог ты мой, – встрепенулся Ларусс. – Гляньте, что вы натворили. Тоби, позови кого-нибудь, пусть сейчас же вытрут.

В поле зрения появились ноги Киттима.

– Вы неумны, мистер Паркер. – Он сел на корточки, чтобы я видел его лицо – Мистеру Бауэну вы тоже не понравились. Теперь я вижу почему. И не думайте, что мы с вами уже разобрались. Очень удивлюсь, если вам из Южной Каролины удастся добраться домой живым. Будь я азартным игроком, непременно поставил бы против: очень уж притягательны шансы.

Дверь передо мной отворилась, и вошел слуга. Не выразив никаких чувств при виде стволов и вообще напряженной обстановки в помещении, он как ни в чем не бывало опустился на колени (я кое-как успел уже выпрямиться) и начал убирать с пола. Следом за ним появился Эрл-старший.

– Что здесь происходит? – осведомился он.

– Незваные гости, мистер Ларусс, – ответил Киттим. – Они уже уходят.

Старик на него почти не взглянул. Было видно, что Киттима он не любит и в своем доме терпит с трудом; тем не менее Киттим здесь находился. Ларусс ему ничего не сказал, вместо этого он обратил внимание на сына, который в присутствии отца сразу стушевался.

– Кто это? – спросил про нас Ларусс-старший.

– Это частный сыщик, с которым я разговаривал в отеле. Его нанял Эллиот Нортон, чтобы выгородить того ниггера, убийцу Мариэн.

– Это правда? – спросил отец семейства.

Прежде чем ответить, я тыльной стороной кисти отер рот.

– Нет. Я не верю, что вашу дочь убил Атис Джонс. Но найду, кто это сделал.

– Это не вашего ума дело.

– Атис мертв. Так же как и люди, приютившие его в своем доме. Вы правы: выяснить, что случилось, не мое дело. Для меня это нечто большее: моральный долг.

– Я бы советовал вам, сэр, засунуть ваш моральный долг куда подальше. А то запросто до беды доведет. – Он повернулся к сыну: – Выпроводите их из моего имения.

Эрл-младший посмотрел на Киттима: решение было определенно за ним.

Подчеркнув свой авторитет паузой, Киттим кивнул подручным, и те пришли в движение, оружие аккуратно прижимая к себе, чтобы невзначай не всполошить на выходе гостей.

– И, мистер Киттим, – окликнул вдогонку Эрл-старший.

Киттим обернулся.

– В будущем устраивайте ваши экзекуции где-нибудь в другом месте. Это мой дом, и вы у меня не член персонала.

Напоследок он резко глянул на своего великовозрастного отпрыска, после чего пошел на лужайку к гостям.

Обратно к машине мы подошли в кольце охраны. Наше оружие охранники бросили в багажник, предварительно вынув патроны. Когда я собирался отъезжать, Киттим наклонился к окошку. Запах гари от него исходил такой, что я чуть не поперхнулся.

– Следующая наша встреча будет для тебя последней, – сказал он. – А пока забирай свою ручную обезьяну и проваливай.

Приспустив очки, он подмигнул Луису, постучал по крыше машины и проследил за нашим отъездом.

Я, поморщившись, притронулся к ушибленному виску. Больно.

– Ты в порядке, машину можешь вести? – спросил Луис.

– Да вроде ничего.

– Твой Киттим, похоже, хорошо здесь окопался.

– Это потому, что он нужен тут Бауэну.

– А значит, у Бауэна есть что-то к Ларуссам, если в этом доме заправляет его человек.

– Он тебя обозвал.

– Я слышал.

– Что-то ты очень уж спокойно на это реагируешь.

– Не подыхать же из-за этого. В смысле, мне. А вот Киттиму – другое дело. Как он сказал: еще свидимся? Ладно, поглядим.

– Думаешь, он тебе по плечу?

– Скорее, по другому месту. Эй, ты куда?

– За уроком истории. Надоело быть со всеми милашкой.

Луис слегка удивился:

– Милашка? Интересно, что это значило в твоем понимании до сих пор?