Текст книги "История византийских войн"

Автор книги: Джон Хэлдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

От Эрзурума (Теодозиополиса) Роман продвинулся еще дальше на восток. Был получен приказ обеспечить армию на два месяца съестными припасами. Столь значительное количество провианта обязательно повлекло за собой чрезмерное увеличение обоза, сковывавшего и замедлявшего движение войск. Большие силы союзных печенегов вместе с франкскими отрядами Русселя были отправлены в район Хилата, который рассматривался из двух главных целей похода как наиболее труднодостижимая. Они должны были собрать со всей провинции продовольствие и фураж, не позволив это сделать неприятелю, и прикрыть с фланга наступление главных сил, упорно продолжавших поход на восток, перед тем как повернув на юг и форсировав Араке, выйти к долине Мурат-Су, или еще южнее (маршрутом отряда Русселя) через Мус (Тарон), прямо на Манзикерт.

По пути Роман еще отделил значительные силы под командованием Тарханиота, послав его на помощь Русселю с приказом взять Хилат и оставить там сильный гарнизон. Согласно Атталету, это была элита армии, наилучшим образом вооруженные и испытанные в боях части, включая ва-рангов и армянскую пехоту военного губернатора Теодозио-полиса. Атталет подчеркивает, что оставшиеся с императором войска уступали посланным к Хилату не только качественно, но и количественно. Мы можем предположить, что после разделения у Романа оставалось около 20 000 человек и ни о каком численном превосходстве над турками уже не могло быть и речи.

Отделение войск Русселя и затем Тарханиота, основанное на ложном предположении, что враг надвигается с юга или с востока от Хилата и находится все еще очень далеко, оказалось главной и фатальной ошибкой. Не имея ни малейшего представления о близости сельджуков, которые уже вплотную подошли к Хилату и Манзикерту, два ромейских генерала-военачальника вдруг увидели перед собой главные силы неприятеля. Что случилось затем, не имеет никакого объяснения в источниках. Ничего не сообщив императору, находившемуся всего в 50 километрах севернее, оба ромейских корпуса «со всей поспешностью» отступили аж до самого Евфрата, благополучно вышли в район Мелитены/Малатеи и не приняли никакого дальнейшего участия в кампании.

Между Манзикертом и Хилатом есть две дороги, и вероятно, Тарханиот выбрал самую короткую, восточную, пересекающую равнину к юго-востоку от Манзикерта, в направлении Суфан Дага. Так как он в конечном счете достиг Мелитены, он должен был перейти на западную и там, к северу от Хилата, соединиться с отрядом Русселя.

Именно в этой точке они могли столкнуться с главными силами султана, заставившими их пройти несколько километров на север, до поворота на запад, чтобы через Тарон и Харпут добраться до Малатеи. Вероятно, военачальники сочли, что путь на север, которым они могли бы соединиться с армией Романа, перерезан. В любом случае нужно было послать гонцов, чтобы предупредить императора. Действительно ли имело место предательство – неясно; скорее всего, действия обоих объяснялись специфическим пониманием стратегической ситуации, а информацией, чтобы оценить мотивы этих стратегов, мы, к сожалению, не располагаем.

Как бы то ни было, накануне решающей битвы Роман лишился своих лучших и самых надежных частей. Ничего не подозревая о событиях на южном направлении, он подошел к Манзикерту, который сдался без боя. За это его гарнизон был отпущен на все четыре стороны. Византийцы разбили лагерь вне городских стен на берегу одного из притоков Мурат Су, бравшего начало в горах Суфан Дага. Город лежал к северо-западу от степной возвышенности, которая простирается приблизительно на десять миль по оси северо-запад/юго-восток, перед слиянием с предгорьями Суфан Дага, к северо-востоку от Хилата. Это был район, досконально известный туркам, но почти не знакомый Роману и его полководцам, что сильно сыграло на руку кочевникам.

Утром после занятия Манзикерта – вероятно, в среду 24 августа, императору доложили, что отряды, посланные на фуражировку в сторону Хилата, были внезапно атакованы и отброшены турками. Командующему левым флангом, Никифору Вриеннию, было приказано прогнать налетчиков; но ему пришлось иметь дело с намного превосходящими силами неприятеля, окружившими его ударом из засады, искусно замаскированной в зарослях кустарника. Ромеям с трудом удалось пробиться назад к лагерю. Император, все еще полагая, что главная армия султана не могла быть поблизости, послал многочисленную конницу под командованием армянского генерала Никифора Василаки, военного губернатора Теодозиополиса, который, игнорируя основные положения византийских уставов о действиях против притворных отступлений и тактики кочевых народов, бросил своих кавалеристов в безудержное преследование заманивавших их в засаду сельджуков. Мало того, что ромеи были рассеяны и обращены в бегство, но сам Василаки был захвачен в плен.

Понимая, что неприятель оказался сильнее, чем он думал, но все еще не подозревающий о близости самого Арслана, Роман приказал всем войскам левого фланга разгромить турок. Но кочевники отступили в предгорья, окружавшие равнину, и только когда Вриенний достиг места засады на Василаки, он узнал от одного из подобранных на поле боя раненых истинное положение дел. К этому времени – вероятно, в середине дня – турки перешли в наступление, пытаясь окружить византийцев. Ромеи начали организованный отход, огрызаясь контратаками. Однажды им удалось обратить турок в бегство, но кочевники уже полностью овладели инициативой, и было счастьем, что Вриенний и его люди в конце концов достигли императорского лагеря. Сам Вриенний был трижды ранен: копьем в грудь и двумя стрелами в спину, но тем не менее смог участвовать в бою на следующий день.

Наконец-то император понял, что он имеет дело с главными силами турок и куда его завела плохо поставленная разведка. Вся армия была построена в боевой порядок и выступила навстречу врагу, но турки скрылись за холмами далеко на юго-востоке. Высланная вперед разведка определить их местонахождение не смогла, и император был вынужден вернуться обратно в лагерь.

Вечером, однако, кочевники снова напомнили о себе. Тем временем, так как множество огузских наемников вне лагеря занимались коммерцией с местными торговцами, сельджуки появились еще раз и под покровом темноты попытались отрезать их от лагеря. Коммерсанты в панике бросились к родным укреплениям, но были приняты за неприятеля, поскольку внешне почти не отличались от турок. Византийцы снова поднялись по тревоге, а кочевники растворились в вечерней мгле, но в течение всей ночи отдельные разъезды подкрадывались и вели беспорядочный обстрел.

На следующее утро, 25 августа, сельджуки дерзкой атакой попытались захватить укрепления на противоположном берегу от ромейского лагеря, но были прогнаны совместными действиями защитников и пехотных частей, отправленных восстановить положение. Вскоре после этого большое количество огузских воинов дезертировало и переметнулось к туркам – своим отдаленным сородичам. Возникло опасение, что и остальные последуют их примеру, но они клятвенно уверили императора в полной преданности, и беспокойство улеглось. Затем в имперский лагерь прибыло посольство из Багдада от самого халифа аль-Мухальбана с предложением вступить в переговоры. Но Роман согласился на них при условии очищения турками всех захваченных византийских земель, и послы удалились ни с чем. Скорее всего, император полагал, что посольство было простой уловкой с целью задержать ромеев в лагере и позволить султану спокойно увеличивать свои силы. В то же время Роман посылал гонца за гонцом к своим генералам, которых он отправил в район Хилата. Несмотря на сложившуюся обстановку, ромейские войска все еще имели грозную репутацию, особенно в генеральных сражениях, где дисциплина и боевой порядок зачастую играли решающую роль. Кстати, в ставке императора не сомневались, что и с оставшимися силами можно разгромить врага, если удастся принудить его к сражению.

Поэтому после отъезда багдадского посольства, утром в пятницу 26 августа, имперская армия вышла из лагеря и приготовилась к общему наступлению. Левый фланг, составленный из войск западных округов, был поручен их командующему – Никифору Вриеннию. Правым – из каппадокийцев и большинства других частей из Малой Азии – командовал Феодор Алият. Центр, во главе с самим императором, включал оставшиеся части гвардии и армянской тяжелой пехоты. Мы предполагаем, что большая часть ромейской тяжелой конницы, оставшейся при главной армии (многие части были приданы Тарханиоту), также были поставлены в центре, в то время как печенеги и огузы, оставшиеся с византийцами, были расположены на флангах.

Несмотря на все высокомерие и надменность, которые император выказал в течение кампании, Роман имел репутацию благоразумного и осторожного полководца, к тому же специалиста именно по турецкой тактике. Поэтому арьергард и резерв располагались на достаточном удалении позади главных войск, чтобы вовремя поддержать их в случае прорыва и парировать любые вражеские попытки охвата. В арьергарде находились хетареи из гвардии и лучшие армейские кадровые части, а также печенеги и огузы.

Поле боя представляло собой каменистое предгорье, тянувшееся на юг от самого Манзикерта и укрепленного византийского лагеря. Расстояние от города до горных склонов составляло от двенадцати до четырнадцати километров, чем далее, тем более пересеченной местности, идущей на подъем, до перехода в область сплошных оврагов и каменных ущелий. На некотором удалении от ромейских линий в форме полумесяца построились турки. Их главные силы численно уступали имперским. Арслан предпочел наблюдать за ходом боя с высокого холма в тылу. Армия сельджуков была разделена на центр и два фланга, которые, по давним традициям кочевников, в свою очередь, состояли из нескольких отрядов, имевших при необходимости право действовать самостоятельно.

Византийская практика ведения военных действий на востоке, особенно в случае столкновения с большими массами конных лучников, требовала стремительного сближения с неприятелем, чтобы избежать излишних жертв от массированного огня. Ромеи продвигались в устойчивом темпе, арьергард поддерживал установленную дистанцию, позволявшую вовремя подкрепить как центр, так и фланги, а турки, ведя непрерывный обстрел, непрерывно отходили. Однако в то время как центр не встречал вообще никакого сопротивления, на флангах турки постоянно имитировали атаки, не прекращая огня, то приближались, то снова отступали. Таким образом они вызывали замедление движения на флангах, между которыми и центром начал образовываться разрыв.

К полудню центр имперской армии достиг и захватил лагерь сельджуков, все имущество из которого было вывезено заранее, и продвигаясь все далее, к полудню вышел к горным отрогам. Потери на тот момент были минимальны, но связь с флангами уже была ослаблена. Непрерывный шквал турецких стрел вызывал сильнейшее раздражение византийских воинов, заставляя их вопреки требованиям тактики буквально бросаться на врага, чтобы принудить его к схватке. Турки изображали готовность к атаке и затем, в классическом стиле всех кочевников, притворно отступали, завлекая имперские силы в горы, где были заранее устроены засады.

Наступали сумерки. Роману не удалось заставить Арслана принять бой. По мере продвижения центра, связь с флангами все более ослабевала. Лагерь, лишившийся всякой защиты, остался далеко позади не только главных сил, но и арьергарда. Продолжение наступления в неизвестные и грозящие всякими неприятными неожиданностями горы было бы безумием. Ромейские солдаты все еще отлично слушались приказов, и хорошо организованный отход, который Роману не раз приходилось проводить в анатолийских кампаниях, казался единственным выходом.

Именно в этот момент случилось несчастье. После общего приказа к отходу центр начал отступать. Но на правом фланге сигнал был неправильно понят. И командиры, и простые воины подумали, что император погиб. Ситуация могла быть спасена правильными действиями арьергарда. Он должен был прикрыть отступающие части и позволить армии выполнить маневр без неуместной поспешности, способной вылиться в панику. Но Андроник Дука был заклятым врагом Романа IV, и из всех свидетельств современников ясно, что он преднамеренно поставил императора под удар. По команде «кругом!» части арьергарда и резерва начали марш к лагерю, бросив остальные войска на произвол судьбы. Хотя есть единственный современный событиям трактат, который пробует объяснять это действие, все остальные источники и исследования единодушны в том, что это было заранее обдуманным предательством с целью выдать императора врагам. Андроник, возможно, надеялся на смерть Романа, что расчистило бы путь к трону для клана Дука. Именно Андроник упорно распространял слух о смерти императора, чтобы убедить свои войска покинуть поле боя. Их уход вызвал полное замешательство на правом фланге. Сельджуки немедленно начали яростное общее наступление. Правое крыло ударилось в беспорядочное бегство, левое крыло Вриенний отходило в порядке, даже когда турки полностью отрезали его от центра и зашли в тыл. Все попытки Романа остановить панику и сплотить своих солдат были безуспешны. Каждая сохранившая порядок часть пробивалась сама по себе, а стрелы летели уже со всех сторон. Раненый император с небольшим отрядом гвардейцев в полном окружении держался до конца. Когда под ним убили лошадь, он еще некоторое время дрался в пешем строю, пока не был опрокинут на землю и завален трупами. Только на следующий день его откопали мародеры, опознали и доставили к султану.

Хотя к концу битвы имперская армия распалась, утверждения современников о чудовищных потерях кажутся нам необоснованными. Арьергард и резерв под командованием Андроника Дуки невредимыми вернулись в Константинополь, где Андроник немедленно включился в процесс низложения Романа. Вриенний со своими частями прорвался с боем, и его Западная полевая армия уже в следующем году активно и весьма эффективно сражалась со славянами и печенегами на Балканах. Из частей центра и правого фланга каппадокийцы сумели отойти в относительном порядке, как и некоторые гвардейские части, включая стратилатов. После сражения остатки этих подразделений собрались в Дукее (совр. Токкате – важной крепости на одной из главных дорог в Константинополь и на юго-восток от Амазеи). Там император и нашел их восемь дней спустя, после того как султан его освободил. Наряду со своим командующим Алиятом каппадокийцы и другие малоазиатские части поклялись поддержать его против узурпатора, возведенного в Константинополе после распространения ложных известий о смерти Романа в бою.

Таким образом, реальные потери были весьма ограничены и затронули прежде всего свиту императора и его личную гвардию. Согласно последним исследованиям, даже с учетом того, что целых 20 % армии попали в плен в последний час боя перед наступлением темноты, потери убитыми и ранеными не превышали 10 % от всех ромеев, участвовавших в сражении. Самым существенным уроном, кроме пленения самого императора, был захват византийского лагеря и богатейшего обоза, брошенного при отступлении к Манзикерту и далее. Все источники подчеркивают огромное количество добычи, доставшейся победителям.

Причины относительно легких для такого разгрома жертв нетрудно объяснить. Во-первых, части во главе с императором не были окружены почти до самой темноты, а преследование, судя по всему, далее лагеря не велось. Кроме того, после отхода остатков армии турки сосредоточились на добивании окруженных. Это существенно, поскольку вместе с турецкой тактикой в течение битвы, ясно указывает, что сельджуки отнюдь не были столь многочисленны, как нам преподносят средневековые авторы. Кроме того, Манзикерт был удержан гарнизоном и послужил убежищем для многих беглецов с поля боя. Турки не пытались его вернуть, и крепость оставалась своего рода островком безопасности, вплоть до освобождения императора.

Поэтому в отличие от расхожих суждений поражение при Манзикерте не было военной катастрофой и не повлекло за собой полного разрушения Восточной армии. Большая ее часть сумела в порядке отойти с поля боя с относительно небольшими потерями и разными маршрутами достигла безопасных мест. Реальным бедствием для страны стали политические последствия сражения.

Известие о пленении византийского императора громоподобным эхом прокатилось по всему Ближнему Востоку, болезненно затронув всеобщее представление о Ромейской империи как об извечном незыблемом могуществе. Вызванный им переворот в сознании людей имел необратимые последствия. К тому же истоку восходит начало гражданской войны, истощившей людские и материальные ресурсы обеих сторон и оставившей Малую Азию незащищенной от непрерывных туркменских набегов, которые даже сам Арслан был бессилен предотвратить. В ходе междоусобной борьбы вооруженные силы Восточной Римской империи понесли такие потери, которые им никогда не наносили никакие внешние враги.

СРАЖЕНИЕ ПРИ КАЛАВРИИ, 1078 Г.

Гражданские войны, полыхавшие в истории империи с начала 1070-х гг. вплоть до вступления на трон Алексея I в 1081 г., вызвали серьезную эрозию военной мощи государства. Когда Алексей захватил власть, он унаследовал маленькую, но эффективную армию, навербованную в царствования предыдущих императоров – Михаила VII (1071–1078) и Никифора III (1078–1081). Она была составлена из невизантийских наемников (турок, франков и варангов), гвардейского корпуса (экскубиторов, анатолийцев и вестиариев) и территориальных войск из Фракии и Македонии. Традиционно ромеям поставляли солдат отдельные этнические группы, вроде павликиан на Балканах и вардарских турок, общей численностью не более 20 000 человек. Большая часть этих войск была потеряна в первые годы царствования Алексея, после поражений от норманнов (при Диррахии в 1081 г.) и от печенегов в 1089–1090 гг. Армия, которую он собрал в 1089 г., состояла из личной гвардии, отряда из 500 фламандских рыцарей, рекрутированных крестьян и новой части архонтопулов в 2000 бойцов, в которую набирали сыновей отслуживших солдат. После разгрома и этих сил, к зиме 1090 г. император смог собрать только 500 человек. Дошло до того, что войска империи на какой-то момент были представлены, с одной стороны, частями наемников, с другой – формированиями из слуг или членов свиты дальних родственников императора и знати. После разгрома печенегов под Лебонионом в 1091 г. Алексей завербовал недобитых соперников, которые впредь составляли хребет имперских армий. Не считая этого воинства, из-за постоянной нехватки средств императору не на кого было рассчитывать, кроме отрядов провинциальной городской милиции и слуг местных аристократов и чиновников.

В 1078 г. Никифор Вриенний восстал против императора Михаила VII Дуки, захватившего трон после поражения Романа IV при Манзикерте. Однако неспособность Михаила усмирить своих соперников скоро лишила его трона. В марте 1078 г. на престол вступил Никифор III Вотаниат, способный и удачливый полководец, которому, однако, серьезно не хватало войск. Вести борьбу против Вриенния Никифор III поручил тонкому стратегу и тактику Алексею Комнину и назначил его главнокомандующим всех полевых армий империи.

Вриенний выступил из своей главной базы в Диррахии на албанском побережье и пересек Южные Балканы по Виа Эгнатиа, попутно ведя активную вербовку, что позволило ему довести численность армии до 12 000 человек – по большей части преданных своему вождю и испытанных в боях ветеранов. Войдя с триумфом в свой родной город Адрианополь, Вриенний короновался. Жребий был брошен. Выступая в поход против мятежника, Алексей имел лишь нескольких сотен франкской тяжелой конницы, 2000 турок, присланных союзными анатолийскими эмирами, и из Малой Азии пришло еще около 2000 бойцов. К ним добавились недавно сформированные части «бессмертных» (не связанные с войсками того же названия, созданными Иоанном Цимисхием столетием ранее) численностью до 1000 гвардейцев. Вся имперская армия состояла из 5500, самое большее – 6500 человек, по большей части новобранцев. Турецкий султан обещал подкрепление, но оно еще не подошло, когда император дал Алексею приказ выступать. Сам приказ не оставлял возможностей для разночтений: встретить Вриенния, разбить и отбросить. В таком положении единственный шанс Комнина был в завлечении врага в такую местность, где можно заранее устроить засаду. Как показал ход сражения, первоначальный план Алексея был неудачен и почти привел к поражению. Все же применив ту тактику, которой он должен был придерживаться с самого начала, и благодаря блестящему тактическому удару он сумел полностью изменить ход боя и закончить день громкой победой (см. карту 9).

Прежде всего Алексей Комнин решил намертво прикрыть главную дорогу на Константинополь, не предоставив сопернику альтернативы генеральному сражению. Вриенний стал лагерем недалеко от Кедуктона (от лат. акведук) на открытой равнине. Вступив во Фракию, Алексей расположился на небольшой речке Хальмир, неподалеку от крепости Калаврия, около Селимбрии. Он никак не укреплял лагерь, что ввиду численного превосходства мятежников было бы просто бесполезно, и возлагал все надежды только на внезапный удар по врагу из засады. Чтобы получить информацию о движениях неприятеля, во все стороны была выслана разведка. Некоторые из разведчиков-турок были схвачены и открыли Никифору местонахождение Алексея и численность его войск. После тщательной рекогносцировки Комнин решил, что лучше всего завлечь Вриенния в атаку собственных главных сил, построенных у незащищенного лагеря, и приготовить засаду на холмистом, поросшем кустами участке, через который враг должен был бы наступать.

Вриенний разделил свою армию на три части. На правом крыле стоял его брат Иоанн во главе 5000 франкских наемников, фессалийских всадников, хетарейской гвардии и маниакатов — франкских кавалеристов, завербованных в Южной Италии. Левым крылом командовал Катакалон Тарханиот с 3000 фракийцев и македонян. Центр, где приготовились к бою от 3000 до 4000 македонян, фракийцев и фессалийцев, Никифор оставил за собой. На крайнем левом фланге, приблизительно в миле от главной линии, были поставлены печенеги с задачей при первой возможности охватить и окружить правый фланг Алексея. Следуя проверенным византийским военным традициям, части Вриенния построились в две линии. Вторая линия стояла на небольшом расстоянии позади первой и выполняла роль полевого резерва и прикрытия первой линии на случай отступления.

Комнин разделил свои намного меньшие силы на две части. Константин Катакалон с малоазиатскими и союзными турецкими отрядами стоял справа, сам главнокомандующий с франками и «бессмертными» – слева. Отдельную часть – вероятно из «бессмертных» – послали вперед в засаду на левом фланге, а турки на крайнем правом должны были противодействовать охвату печенегов.

Битва разгорелась, как только мятежники поравнялись с засадой. Внезапность вылазки привела к замешательству в рядах атакующих, которые в течение нескольких минут были опрокинуты и побежали. Но с подходом второй линии во главе с Иоанном Вриеннием порядок быстро восстановился, и перед лицом превосходящих сил неприятеля засадные части, в свою очередь, обратились в бегство, неудачным следствием которого было то, что беглецы смяли и увлекли за собой войска собственного левого фланга, в первую очередь еще недостаточно хорошо обученных и необстрелянных «бессмертных». Понеся сравнительно легкие потери, эти части, достигнув безопасного удаления от поля боя, остановились и снова собрались под знаменами. В пылу схватки Алексей не заметил потери половины армии и во главе небольшого отряда продолжал сражаться, пока не понял, что вскоре будет полностью отрезан и окружен.

Уже весь вражеский правый фланг двинулся в обход и наверняка быстро бы достиг цели, если бы не героическое сопротивление франкских воинов, стоявших насмерть. На правом фланге ромеев бой проходил с переменным успехом, пока печенеги не охватили части Катакалона и не ударили им во фланг и тыл. Турки, которые должны были предотвратить этот маневр, были полностью связаны сдерживанием натиска Тарханиота. Малоазиатские части смешались и начали беспорядочное отступление, а вслед за ними подались и турки. И тут, вместо того чтобы развивать успех, печенеги остановились и, согласно историку Вриен-нию – внуку мятежника, в полном порядке развернулись и бросились на собственный лагерь, богатство которого давно вызывало их острейшую зависть. После полного разграбления имущества собственной армии они попросту отправились восвояси.

Для Комнина в полном мраке блеснул луч спасения. К этому времени он все же оказался полностью окружен с верными франками и собственной свитой, которая в один голос умоляла его спасаться бегством. Вместо этого Алексей решил пробиться лично к Вриеннию, убить его и деморализовать все его войско, однако ближайшее окружение убедило его оставить эту затею.

Было принято решение идти на прорыв, но дело осложнялось тем, что мятежники не собирались выпускать никого из окруженных. После яростной схватки только шестеро гвардейцев вместе с командующим вырвались из кольца за боевые порядки неприятеля. Здесь они наткнулись на группу печенегов, возвращавшихся с добычей после разграбления обоза собственной армии. Они вели под уздцы парадного коня Вриенния, навьюченного его коронационными регалиями. Ромеи бесстрашно бросились на грабителей, отбили животное и драгоценности и продолжили свой путь, удаляясь с поля битвы.

Со своими воинами, которых теперь можно было пересчитать по пальцам, Алексей подъехал к низкому холму позади первоначального расположения своей армии и вдруг наткнулся на все бежавшие с поля боя части, построенные в полном порядке. Громовым голосом Алексей возвестил о гибели Никифора и в доказательство продемонстрировал свои пышные трофеи. В это время показались бегущие с поля боя турки. Они были остановлены, перестроены и вместе со всеми брошены в бой. Момент был самый подходящий. Хотя доблестные франки и остатки гвардии Алексея уже начали сдаваться, зато в тылу Вриенния царил полный хаос. Мятежники были крайне раздосадованы потерей всего имущества. С другой стороны, считая сражение выигранным, они позволили себе расслабиться.

Теперь Алексей применил иную тактику. Решив использовать турок в качестве конных лучников, он поставил их в главную линию. Войска он разделил на три части, взяв на себя центр, составленный из коматенов и «бессмертных», но поставленных не одним плотным строем, а линией отрядных колонн, промежутки между которыми заняли турки. При этом оба фланга скрылись за холмами в засаде. План Алексея заключался в том, чтобы заманить врага притворным отступлением и окружить засадными частями.

Ложная атака захватила войска Вриенния врасплох, но через некоторое время они восстановили порядок и начали теснить Алексея, а он демонстрировал готовность к сопротивлению, но планомерно отходил к месту засады, прикрываясь турецкими лучниками, сдерживавшими преследователей. По ходу затянувшегося преследования части мятежников все более перемешивались, теряя управление и строй. Была ли в нем занята вся армия Вриенния – остается неясным, но когда эта бегущая и орущая толпа миновала засаду, она была немедленно атакована во фланг и тыл. Столько превратностей за один день было уже слишком. Мятежники ударились в паническое бегство, увлекая за собой и части резерва. Тщетно братья Вриенния пытались удержать и сплотить эту ораву. Они с небольшой свитой попали в плотное кольцо и после недолгого сопротивления были вынуждены сдаться. Во второй стадии сражения Алексей с блестящим успехом использовал классическую тактику кочевников против намного превосходящих неприятельских сил, сотворив в уменьшенном масштабе собственный Манзикерт. Обе армии по ходу сражения дали примеры дисциплинированности и высокой стойкости, в лучших ромейских военных традициях, но талантливое использование ситуации с изменой печенегов, разграбивших лагерь своих союзников, склонило чашу весов в пользу Комнина.

ДИРРАХИЙ, 1081 Г

Фортуна не всегда благоволила к Алексею Комнину. В первые годы своего царствования, начавшегося в 1081 г., он столкнулся с очень серьезными стратегическими проблемами. Его империя раскачивалась, как утлая лодка. С севера надвигались печенеги, с запада – норманны, из Малой Азии – турки. В конце мая 1081 г. норманнский герцог Робер Гискар, вождь семейного клана Отвилей, овладев Бари – последней византийской крепостью в Италии – и значительно округлив свои владения на юге полуострова, позарился на Западные Балканы. Благополучная высадка на албанское побережье в Авлоне стала первым шагом его далеко задуманного плана. Не встречая на пути особого сопротивления, норманны всеми силами двинулись в середине июня на север, чтобы овладеть столицей византийских владений в регионе – крепостью Диррахий.

Город, расположенный на длинном и узком полуострове параллельно побережью и отделенный от него соленой и болотистой лагуной, был чрезвычайно хорошо защищен. Мощные укрепления VI в. были подновлены и усилены. Все было готово для противостояния длительной осаде. Первоначальный план Гискара состоял в попытке взять крепость штурмом одновременно с суши и с моря – отчаянное предприятие, учитывая неприступность укреплений и силу гарнизона. Однако союзная императору Венеция послала мощнейшую эскадру, которая разнесла в щепки норманнский флот, в то время как гарнизон внезапной вылазкой застал захватчиков врасплох и сильно потрепал. Венецианские и ромейские корабли установили жесточайшую блокаду Роберта с моря, и теперь уже норманны оказались в осаде в собственном лагере, где вспыхнувшая эпидемия косила направо и налево как знатных рыцарей, так и простых солдат.

Несмотря на все препятствия, Роберт не собирался отступать и продолжал воздействовать на крепость всеми доступными ему средствами. Император Алексей I, едва вступив на престол, решил лично изгнать агрессора, покусившегося на его балканские владения, что в связи с полной потерей контроля над анатолийской областью представляло смертельную опасность самому существованию государства. Поскольку Алексей выступил в поход, Гискар решил усиленными бомбардировками и обстрелами сломить упорство осажденных до прихода подмоги. Он построил множество осадных машин и только усиливал нажим по мере приближения императора. В Салониках Алексей получил сообщения о тяжелом положении гарнизона и о многочисленных потерях. Сам командующий Георгий Палеолог был пронзен стрелой прямо в молельне и еле выжил. Также император узнал, что Гискар построил большую осадную башню, представлявшую серьезную опасность для стен.