Текст книги "История византийских войн"

Автор книги: Джон Хэлдон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Эта ситуация должна была побудить Нарзеса преследовать отступавших, чего он не сделал в основном из-за нежелания оставлять сильную позицию, но, возможно, также из опасения, что готы заманивают его в ловушку. Согласно Прокопию, Тотила надеялся, что его отход усыпит бдительность ромеев и позволит ему застать их врасплох. Дальновидный Нарзес предвидел эту возможность, приказав солдатам обедать, не снимая доспехов и не расседлывая коней.

Когда готы вскоре внезапно возвратились, они увидели ромеев в полном боевом порядке.

Рассчитывая разгромить неприятеля, Тотила изменил диспозицию. Он сосредоточил конницу по всему фронту, с пехотой в тылу. Из описания сражения Прокопием становится ясно, что большинство армии готов составляла кавалерия, а пехота, если вообще состояла из регулярных войск, а не из рекрутированных крестьян, оценивалась невысоко, или считалась ненадежной. Намного эффективнее было бы, например, атаковать лощину на левом фланге ромеев пехотой, а не конницей. Разгадав намерение неприятеля прорвать его центр, Нарзес разместил лучников на каждом фланге повыше на холме, откуда они, вне непосредственной досягаемости готов, готовились встретить их лавиной стрел.

Само сражение не могло продолжаться долго. Тотила приказал всем своим воинам биться только копьями, и, казалось, неудержимая лавина, не обращая внимания на потери от лучников, ринулась вперед против ромейского центра. Но хорошо организованные копьеносцы выдержали натиск, и после короткой схватки готы стали подавать назад. Не ясно, ударили ли в этот момент отряды ромейской конницы на флангах, но Нарзес отдал приказ об общем наступлении. Готы не имели никакого шанса перегруппироваться и в беспорядке бросились бежать. Вместо того чтобы отступить под прикрытие своей пехоты, потерявшая управление конница наехала прямо на нее, сея панику и вызывая жертвы среди своих. Теперь вся армия ударилась в бегство, неумолимо преследуемая ромейскими конниками, беспощадно рубившими всех, кого могли догнать. Прокопий говорит о 6000 жертв, включая самого короля. Ромеи добились громкой победы.

Одну из самых важных причин превосходства византийской армии Прокопий видит в воинской дисциплине, которой ромейские военачальники подчинили и разношерстные силы союзников. Она играла существенную роль в установлении византийской гегемонии в VI в. и после, благоприятно сказываясь не только в столкновениях с «варварами», но и с такими противниками империи, как персы, имевшими намного лучшую военную администрацию и организацию. Подобный вывод очевиден в свете следующего сражения, которое мы рассмотрим: битва Нарзеса с франками в Италии.

СРАЖЕНИЕ НА РЕКЕ КАЗИЛИНЕ (ВОЛТУРНЕ) В 554 Г.

Тотила умер от ран, полученных при Тадине, и во главе оставшихся сил остготов встал его преемник Теяс. Но и он был вскоре убит в сражении с Нарзесом, и казалось, что война в Италии наконец закончилась. Однако франкский король Теодибальд, не пришедший на помощь Тотиле в нужный час, теперь приказал двум вождям алеманов, Леотару и Бутилину, вторгнуться в Италию, захватить побольше добычи и, по мере возможности, помочь готам, многие из которых присоединились к ним в надежде одолеть Нарзеса и изменить ситуацию к лучшему.

Вожди вступили в долину реки По в начале июня 553 г. Оценка их армии современниками в 75 000 человек, несомненно, очень преувеличена. Нарзес отрядил значительные силы во главе с лучшими генералами в область Эмилию с приказом сдерживать франкско-алеманские полчища и выиграть время. Но разгром союзных ромеям герулов при Парме и отсутствие снабжения вынудили византийцев поспешно отойти к Фаэнце. Нарзес тем временем заставил капитулировать Лукку, отвлекавшую на себя часть его армии, и еще очень кстати пришлось решение брата Теяса, Алиджерна, командовавшего кумами, не поддерживать франков, а предложить свою службу византийскому императору. Тем не менее, ввиду поражения при Парме, Нарзес решил отойти на зимние квартиры.

Это было правильное решение. Объединенные франкско-алеманские армии без сопротивления проникли в центральную Италию, предавая все вокруг огню и мечу, но в Самниуме они решили разделиться. Бутилин продолжал свой марш к Кампании и Лукании, а Леотар через Апулию и Калабрию дошел до Отранто. Летом 554 г. Леотар приказал возвращаться, увозя огромную добычу, большая часть которой была потеряна в результате засады, устроенной ромейским полководцем Пизаро. Едва достигнув Франкской Венетии, половина армии, включая самого Леотара, умерла от разразившейся эпидемии. Оставшиеся побрели домой, уже не представляя никакой опасности. Напротив, войска Бутилина, хотя и были затронуты болезнью – вероятно, дизентерией, – продолжали наступление и дошли до Рима, где находилась главная квартира Нарзеса. Пользуясь ситуацией во франкском лагере, Нарзес продолжал уклоняться от сражения до осени 554 г., когда он почувствовал, что его солдаты, включая и варварских союзников, готовы к бою. Две армии сошлись около Капуи на берегах Казилина (совр. Волтурна).

У Нарзеса было приблизительно 18 000 солдат, включая ромейских лучников и тяжелую пехоту, и значительные силы герулов при их собственных командирах. Франков, возможно, было столько же (хотя Агафий говорит о 30 000, числе, уменьшившемся в результате болезней и дезертирства). Они стояли лагерем прямо на берегу реки, прикрываясь этой естественной преградой и отгородившись с суши линией многочисленных телег и возов, врыв колеса в землю по самые оси. Мост на реке, недалеко от входа в лагерь, был защищен деревянной башней, с гарнизоном, призванным отбить любое нападение и при необходимости обеспечить отход. При отсутствии ромеев на франкской стороне Бутилин беспрепятственно мог обеспечивать свою армию поставками из близлежащих деревень.

Как только Нарзес приблизился к франкскому лагерю, он постарался пресечь всякое снабжение неприятеля, отправив отряд конницы во главе с армянским офицером по имени Канаранг перехватывать вражеских фуражиров.

Канаранг захватил несколько подвод с сеном, подогнал их к сторожевой башне у моста и поджег. Гарнизон едва сумел выскочить из пламени и унести ноги.

Этот подвиг стал прелюдией к сражению. Франки немедленно вышли из лагеря и стали выстраиваться в боевой порядок. Нарзес также приказал покинуть лагерь и построиться согласно давно отработанному маневру. Однако не все пошло согласно плану. Один из герульских вождей в гневе на незначительный проступок убил слугу, и когда об этом доложили командующему, убийца был приведен на суд. Согласно Агафию, Нарзес опасался дурного знамения и чувствовал себя обязанным наказать виновного. Так как последний не раскаялся, утверждая, что хозяин вправе поступать со своими рабами как вздумается, Нарзес приказал его немедленно казнить. В ответ герулы отказались продолжать развертывание, так что византийцам предстояло обходиться без них. В конце концов, вождь герулов Синдуал убедил соотечественников присоединиться к главной армии и попросил Нарзеса задержать развертывание, пока его люди не будут готовы. Нарзес отказался, но зарезервировал за герулами позиции в центре ромейской линии.

Построение византийцев было традиционным, с конницей, вооруженной копьями, луками и щитами на обоих флангах. Тяжеловооруженные всадники имели кольчуги и более длинные пики. Сам Нарзес принял командование правым крылом. На левом конница была скрыта в лесу с приказом оставаться в засаде, пока не появится возможность атаковать вражескую пехоту во фланг. Ромейский центр состоял полностью из пехоты. Впереди стояли лучники, позади них – копьеносцы. Этот классический боевой порядок ромеев еще в V в. описал военный теоретик Вегеций. Герулы должны были встать в центре этой линии, позади копьеносцев.

Стимул нападению франков дали сообщения двух герульских дезертиров, что сами герулы не примут участия в битве и что дух ромеев от этого сильно упал. Ободренные этим известием франки быстро приняли типичное германское построение, известное как свинья, или клин, составленный из двух глубоких колонн, сходившихся в голове. Свинья таким образом представляла собой узкий фронт, защищенный стеной щитов и предназначенный для тарана насквозь вражеской линии и захода ей в тыл.

По ходу боя варварский клин достиг цели, смог пробиться сквозь ромейскую линию и даже потрепать расположенные позади резервы. Вырвавшись на простор, отдельные группы франков просочились вплоть до ромейского лагеря; но большинство было связано боем с войсками ромейского центра, который они сумели потеснить. На этом успехи варваров закончились. В то время как вся ромейская пехота вступила в бой с подошедшим основанием клина, Нарзес приказал коннице на флангах выехать из-за рядов пехоты, чтобы атаковать с тыла прорвавшуюся голову вражеского клина, осыпав неприятеля градом стрел. Франки попали под обстрел с флангов и с тыла, а с фронта на них яростно навалились подошедшие герулы.

Потери от прицельной стрельбы из луков были очень серьезны и вызывали большое замешательство, поскольку франки не могли в пылу схватки точно определить, откуда летели стрелы. Голова клина скоро рассеялась, и бегущие франки бросились вдоль тылов главной ромейской линии к реке, где некоторые утонули, а остальные были перебиты или захвачены в плен. Главные силы герулов прочно закрыли брешь, пробитую в ромейской линии, а конница начала охват основания клина. Хотя у нас нет явных подтверждений, но части, скрытые в засаде в лесу, были почти наверняка задействованы в охвате. Агафий свидетельствует, что франки очень быстро были полностью окружены – ситуация наиболее вероятная, если ромейская конница вышла из засады и напала на них с тыла. Бутилин не имел никаких резервов. Когда его войска были сбиты в бесформенную массу, он потерял управление и возможность влиять на ход сражения. Вскоре франки прекратили организованное сб-противление, а поскольку бежать им было некуда, началась страшная резня. Согласно Агафию, только пять варваров сумели вырваться! Даже если это явное преуменьшение, налицо не просто разгром, но и полное истребление неприятеля. Нарзес добился блестящей победы и доказал правильность своей стратегии, направленной на выигрыш времени и уклонение от боя с объединенными силами варваров.

Сражение при Казилине подтверждает тот факт, что хорошо организованная и управляемая пехота, должным образом поддержанная конницей, была все еще важной и очень эффективной силой в ромейских армиях того времени. Также очевидно, что воинская дисциплина играла решающую роль, и именно ее ослабление, а не эволюция тактики неприятелей, была реальной причиной многих неудач ромеев. Вообще, битвы времен Юстиниана, описанные Прокопием и Агафием, демонстрируют, что пехота в то время оставалась главным родом войск, а конница играла все более и более важную и зачастую универсальную роль и, как имело место при Тадине, могла даже заменить пехоту на поле боя. Дальнейшие события конца VI в. подтвердили эту тенденцию.

ПОСЛЕ ЮСТИНИАНА: КОНЕЦ VI И VII СТОЛЕТНИЙ. УСИЛЕНИЕ ИСЛАМА

РАЗВИТИЕ ТАКТИЧЕСКОГО И СТРАТЕГИЧЕСКОГО ИСКУССТВА

Главная особенность тактики этого периода уже исследована в предыдущей главе, а именно усиление значения конницы. В военный трактат конца VI в., так называемый Стра-тегикон, входит детальное описание вооружения, оснащения и обучения кавалерийских частей, так же как и тактики ведения боевых действий при ограниченной поддержке пехоты. В то время как пехота ни в коем случае не игнорируется, ясно, что автор пишет для командиров соединений конницы. Кроме этого общего изменения тенденции, других особых перемен не наблюдалось. Одно важное новшество – введение стремян – почти наверняка заимствовано у тюрок-аваров.

Главная стратегическая проблема, с которой столкнулись преемники Юстиниана, состояла в том, что в конце его царствования, как прямое следствие военных успехов и расширения империи, войска были разбросаны на огромной территории. Полевые армии должны были распылять силы для защиты протяженных участков границы, отражать внезапные набеги и подавлять волнения во внутренних областях. Они все же были способны сохранять целостность имперских границ и восстанавливать их в случаях нарушений – вплоть до самого краха оборонительной системы империи в первые годы царствования Ираклия. Объяснение этому кроется в эффективной и отлично скоординированной системе тыловой поддержки, которой ромейское государство придавало особое значение, в компетентности командования и воинской дисциплине. Благоприятно для Византии сказывалось отсутствие стратегической координации и относительно ограниченная численность неприятельских сил. Ромейская стратегия ведения кампании сместила акцент на тактику сдерживания – выигрывая время, лишая врага запасов продовольствия и фуража для лошадей, разжигая недовольство среди его солдат, что было особенно важно в условиях ограничения ресурсов и перенапряжения экономики. Сила оружия дополнялась дипломатией и, конечно, подкупом неприятельских вождей.

Нужно отдавать себе отчет, что «граница» – социально-политическая условность. Ромеи видели в ней разграничительную черту, делившую мир на «их» и «наш»; но археология позднего византийского периода на Балканах и на Востоке показала ее отвлеченность. Есть множество свидетельств, что «варвары» хорошо освоились на ромейской территории Балкан в конце VI столетия. В поисках продовольствия и фуража они небольшими группами проникали на территорию империи и шантажировали местные общины, навязывая им свою «защиту». При появлении имперских отрядов эти группы бесследно растворялись, и успех правительства в борьбе с ними зачастую показывался лишь в отчетности. Постепенно ситуация свелась к тому, что имперское присутствие в тех местах стало лишь номинальным. Таким образом, хотя Дунай являлся именно «границей», к концу VII столетия большая часть внутренних районов Балкан была уже полностью вне досягаемости имперской администрации.

В областях, наиболее затронутых подобным явлением, регулярное разрушение экономической деятельности вело к депопуляции и отказу от земледелия, так что в итоге армия не могла себя прокормить. Это уже имело место в северной Фракии в конце V в., заставив императора Анастасия предпринять специальные меры. В той же степени ситуация проявлялась в Мезии и Скифии в годы царствования Юстиниана. Частичным решением проблемы стало учреждение квестуры, специальной команды, призванной навести порядок в тылу Дунайской армии и войсках на побережье Эгейского моря.

Основы византийской стратегии оставались неизменными с конца царствования Юстиниана до середины царствования Ираклия, то есть до 620 г., с двумя исключениями: в Италии и Африке появились новые армейские управления, «экзархаты»: первый – со штабом в Равенне, второй – со штабом в Карфагене. Эти командования объединяли военную и гражданскую власть в руках одного должностного лица и представляли собой ответ на постоянные угрозы: в Италии – вторжение лангобардов в 568 г. и их последующее усиление в долине реки По и в центральных областях полуострова; в Африке – непрерывные набеги берберских племен на прибрежную равнину, на северные африканские провинции.

Дальнейшие изменения имели место в царствование Ираклия. Две имперские полевые армии во Фракии и в Вифинии были объединены. Два управления магистров милитум на Востоке и в Армении продолжали существовать, как и магистра милитум во Фракии, все три позднее были вовлечены в борьбу с арабами в 630 г., но управление магистра милитум в Иллирии исчезает. Стройная система отчетности свидетельствует, что этот корпус был разбит, а уцелевшие солдаты вошли в другие полевые армии. Таков был результат занятия в период 610–630 гг. большей части центра и севера балканского региона славянскими поселенцами под общей гегемонией аваров.

К концу Персидских войн 628–629 гг. и экзархаты, и квестура, и упразднение армии в Иллирии представляли собою общий фон более или менее неизменной стратегии. Возвращение к политике союзов с арабскими племенами на восточной границе, наряду с восстановлением системы лимитаней и пограничных гарнизонов, свидетельствует о неизменности региональной структуры командования в 630–640 гг., вплоть до времени царствования Ираклия.

ОСАДНЫЕ ВОЙНЫ В ВИЗАНТИЙСКИЙ ПЕРИОД

Искусство защиты крепостей и городов от нападения и осада вражеских цитаделей являлось важным аспектом византийской военной науки. Еще от эллинистических и римских авторов была унаследована сложная наука, воплощенная в трактатах по общей тактике и в нескольких специальных работах, посвященных ведению осад. Потребность прикрывать и защищать свои города и необходимость захватывать неприятельские крепости расценивалась как фундаментальный элемент имперской стратегии в долгосрочной перспективе и как практический навык ведения боевых действий.

Все же, несмотря на древнюю традицию, в которой византийцы искали руководство к действию, ведение ими осадной войны не было особенно изощренным. В теории и иногда на практике главная роль отводилась осадным приспособлениям и механическим устройствам. Осадный парк Мануила I в его походе 1176 г., должно быть, включал много различных машин и материалов для их монтажа, хотя до нас дошли очень скудные свидетельства о самих агрегатах. Средневековые тексты вообще редко дают детальную информацию, а их технический словарь имеет обыкновение описывать все осадные орудия как катапульты, что часто путает историков.

Практика византийских осад основывается на проверенных методах: сокращение ресурсов крепости или города путем отсечения от поставок продовольствия и боеприпасов, использование психологических методов, чтобы убедить гарнизон сдаться, подрыв стены или башни, чтобы взять город штурмом. Если позволяло время, лучше было морить врага голодом и таким образом свести к минимуму собственные потери, чем организовывать штурм, который унесет много жизней и средств и может еще кончиться неудачей. По тем же принципам обороноспособность крепости основывалась на полном обеспечении гарнизона всем необходимым, в первую очередь питьевой водой.

Различные тактические руководства подчеркивают преимущества косвенного, а не прямого воздействия на врага. Очень рекомендовалось выманить врага из укреплений или запугать и деморализовать осажденное население. Разжигание разногласий в осажденном городе, особенно среди вражеских солдат, расценивалось как особенно эффективное средство. Ромейские командующие зачастую успешно провоцировали неприятельские гарнизоны на вылазки и заставляли их вести бой в чистом поле, но удивительно, что есть несколько примеров, когда командиры византийских гарнизонов попадались на ту же самую удочку.

Только когда все военные хитрости были испробованы и потерпели неудачу, или когда командующий осадными силами не имел выбора – ввиду, например, подхода неприятельской армии на помощь осажденным, тактические руководства рекомендовали прямой штурм. Но далеко не все военачальники на него решались.

Среди известных способов осадных работ наиболее эффективными были подкопы. Сначала рыли туннели под стены вражеской крепости, потом заполняли их горючим веществом и, когда другие приготовления были закончены, поджигали. Огонь уничтожал деревянные крепления, туннель обрушивался вместе с секцией стены или башни, и образовывался пролом. Минирование могло столкнуться с контрминированием; яркий пример тому был найден в ходе раскопок крепости Дура-Европос на Евфрате, взятой Сасанидами в 256 г. Здесь подведение мины столкнулось с контрминой. Археологи обнаружили скелеты солдат обеих сторон, погибших на месте, – мрачное свидетельство природы осадной войны в период поздней империи. И византийские, и арабские историки сходятся в том, что подкоп был основным способом взятия крепостей, с другой стороны, свидетельства современников отражают и более простые подходы. Одна византийская крепость была взята военной хитростью. Болгарский царь Самуил приказал пяти солдатам, переодетым мастеровыми, проникнуть в крепость, спрятав под плащами топоры. Оказавшись внутри, они быстро вывели из строя закрывающий ворота механизм. Болгары всеми силами бросились на приступ и опередили не успевших забаррикадироваться ромеев.

Один из наиболее способных и успешных полководцев Василия II Никифор Увран, в своем труде по тактике, написанном в конце X в., отмечает, что именно ведение подкопов под стены города, а не использование сложных машин и осадных механизмов было основным средством взятия вражеских цитаделей. Но это касается ведения осад на уровне командующих полевыми армиями. При подготовке к осаде крепости как части стратегического плана кампании, по имеющимся письменным источникам, осадные машины выходят на первый план. К началу XII в. византийские армии уже используют огромные осадные парки, включая большие деревянные башни с таранами и катапультами или баллистами различных типов. Вообще-то к описанию техники византийскими трактатами или к упоминанию о ней в хрониках нужно относиться очень осторожно. Византийские авторы зачастую просто переписывали древних историков. Например, Лев Диакон, повествуя о взятии мусульманской цитадели Канди на Крите, случившемся в X в., дословно переписал историю одной осады VI столетия у Агафия. Но метательные машины действительно широко использовались не только при взятии крепостей, но и в полевых сражениях, где хорошо зарекомендовали себя маленькие баллисты натяжного действия, установленные на телеги.

Общий вид византийских метательных машин остается неясным. Из свидетельств современников мы ничего не узнаем ни об их конструкции, ни о принципе действия спускового механизма. С другой стороны, есть все основания предполагать, что использование скручивающих механизмов прекратилось к началу VI в., вызвав к жизни более простые и легкие в обслуживании машины натяжного действия. Документ 950–960 гг. включает в список оборудования, использованного при высадке на Крит в 949 г., большие и маленькие, стационарные и ручные баллисты, то есть натяжные механизмы (действующие по принципу арбалета), которые в зависимости от назначения могли метать как стрелы, так и камни. Ромейские армии также имели на вооружении натягиваемый вручную требушет, позаимствованный через аваров из Китая в конце VI в. и использовавшийся в Византии и арабском мире до XII столетия, когда появился намного более мощный аналог.

С конца VII до самого XII в., особенно на море, византийцы наводили ужас на неприятелей своим страшным «греческим огнем». Этот ранний тип напалма состоял из сырой нефти (привезенной с Кавказа или из южнорусской степи, куда византийцы имели постоянный доступ). Пламя вырывалось из труб, установленных на носу или на корме больших военных кораблей имперского флота. Это было очень эффективное оружие при попадании в цель, но и само по себе оно хорошо работало как средство устрашения. В начале X в. появилась сухопутная версия «греческого огня», описанная в арабских летописях. Момент выброса пламени был, вероятно, столь же опасен для византийцев, сколь и для их врагов, но принцип действия остается неясным. В то время зажигательные снаряды были стандартным орудием войны и широко использовались и в древности, и в Средневековье. Все же эти прообразы огнеметов были оружием совсем иного рода, чем горшки с горючей смесью, забрасываемые посредством катапульт, огненные стрелы и т. д. Хотя арабы даже создали специальные подразделения, вооруженные аналогом «греческого огня», они не смогли успешно копировать это специфическое устройство.

Осадные башни часто использовались, когда нужно было взять штурмом сильно укрепленную цитадель. Но многие из крепостей и городов, которые планировалось штурмовать, находились среди такого ландшафта, что орудия этого типа были малоэффективны или просто бесполезны. Там же, где позволяли условия местности, их применяли очень широко. Например, в VI в. при осаде Амиды ромеями в 503 г. и при осаде Мартирополиса персами в 530 г. Авары для штурма Константинополя в 626 г. построили двенадцать высоких осадных башен. Рукописи XI столетия часто упоминают осадные башни, с которых полыхал «греческий огонь». Робер Гискар построил такую для осады Диррахия в 1081 г., а немного ранее Алексей I применил их при штурме Кастории.

Другими осадными орудиями были тараны. Легкие представляли собой переносные строения с крутой крышей и несколькими входами. Они различались по размеру и служили защитой для воинов. Более тяжелые колесные тараны, или «черепахи», могли использоваться только там, где позволял рельеф местности, и были слишком тяжелы при транспортировке. Это были деревянные срубы, защищенные от огня вымоченными в воде овчинами. Им не страшны были не только стрелы и копья осажденных, но и камни, сбрасываемые со стен. Размер и вес самого тарана определялся размером «черепахи», в которой он был закреплен. Эта важнейшая часть осадного парка применялась только против наиболее защищенных цитаделей.

Ход и продолжительность осады зависели от многих факторов. Кроме времени года и погодных условий, которые влияли на обеспечение армии съестными припасами, водой и фуражом, важную роль играл ландшафт вокруг крепости или города. Многие византийские крепости были возведены на кручах или в такой местности, пересечь которую войска неприятеля могли с трудом и только в пешем строю. Если подобные цитадели переходили из рук в руки, то это почти всегда было в результате голода или психологического воздействия на гарнизон и очень редко – бомбардировки и успешного штурма. Приступом брались крепости, расположенные в низинах или на относительно ровной поверхности с двумя или более путями подхода. Города-крепости Манзикерт и Клиат в восточной Анатолии доступны, по крайней мере, с двух сторон, и именно оттуда армии Романа IV в 1071 г. и Мануила I в 1176 г. подтащили к ним свои громоздкие осадные парки. К крепости Аморион колесные осадные машины могли приблизиться по нескольким направлениям, хотя и в неблагоприятных условиях.

Прежде всего, требовалось должным образом установить метательные орудия, иначе от них не будет толку. Чаще всего применялось строительство земляных валов, укрепляемых древесиной, на которые затаскивались осадные машины. Такие валы позднего ромейского периода упоминаются во многих письменных источниках, и их существование подтверждено археологическими раскопками. Возле крепости Дура-Европос все еще стоит такой вал времен Сасанидов, построенный из утрамбованной земли и кирпича, с путями подъезда для колесных осадных орудий. Интересно, что он даже возвышается над стенами, против которых был построен. Возведение подобного вала описано византийским автором XI столетия при осаде крепости Морея, в ходе войн Василия II с болгарами. Но и против таких инженерных сооружений имелись контрмеры. Во время осады Амида персами в 502–503 гг. ромейские солдаты вырыли подкоп под персидский вал и обрушили его. При уже упомянутой осаде Морей болгары также подкопались под вражескую насыпь и подожгли ее деревянные опоры, вызвав обвал.

Свидетельства того периода рассказывают о многих успешных и неудачных осадах, проводимых ромейскими полководцами. Как первая стадия, рассматривалась полная изоляция неприятельской крепости или города, с прекращением всех поставок. При этом всячески старались увеличить запасы в собственном лагере. Неудачи Василия I под стенами Тефрика и Мелитены объясняются тем, что гарнизон был предупрежден о ромейском нападении и хорошо запасся всем необходимым и, кроме того, располагал источниками воды. А византийская армия, напротив, вскоре исчерпала все ресурсы, разорив окрестности, чтобы прокормиться. Осада Тарсоса в 883 г. не удалась, потому что неопытный и небрежный командующий пренебрег укреплением и защитой собственного лагеря, не выставив даже надлежащего охранения, так что в итоге осажденная армия захватила ромеев врасплох и нанесла им серьезное поражение. Та же печальная история приключилась с полководцем, отвечавшим за контрнаступление против арабов на Крите, потерянном византийцами в 820 г. Победив неприятеля в поле и заставив его запереться в крепости, он полностью утратил бдительность. Арабская армия ночью внезапно напала и разгромила византийцев, преждевременно праздновавших победу. История знает много подобных случаев.

ВОЙНЫ НА ВОСТОКЕ

В 572 г. вялотекущий конфликт в ромейско-персидских отношениях вновь разразился войной, а ведь только в 562 г. Юстиниан и Хусру заключили «вечный мир», по которому ромейская сторона обязалась регулярно выплачивать Персии существенную сумму золотом. «Субсидии», как их эвфемистически называли, выплачивались в течение первых десяти лет, но никто не желал и далее придерживаться договоренности. Византийцы чувствовали себя униженными, а персы не желали и слышать об уступках. Византийские претензии на Кавказе были встречены персидскими требованиями субсидий для их арабских союзников, Лакхмидов. Ситуация вышла из-под контроля, когда персы вторглись в Йемен, который был занят дружественным Византии королем Абиссинии. Шейх химьяритов обратился к персидскому царю за помощью, и тот повелел выгнать абиссинцев и восстановить власть химьяритского шейха. Персидский командующий, или марзбан, Саиф возглавил экспедицию, которая вскоре превратилась в полномасштабную интервенцию. Это было уже слишком для местной династии, которая теперь обратилась в Константинополь. В то же самое время правители Армении от имени всего христианского населения умоляли императора Юстина защитить их от персов. Юстин согласился встать на защиту единоверцев. На резкий протест Хусру он ответил, что не может игнорировать обращение братьев-христиан.

В значительной степени на возобновление военных действий повлияло появление на исторической сцене тюркских племен, которые заменили гуннов в качестве хозяев центральной и западной степи и оказались смертельными врагами персов. Действительно, персы отравили тюркских послов, прибывших на переговоры по торговле шелком. Разгневанный хан отправил посольство в Константинополь, где оно нашло самый радушный прием. Хотя персы попытались подстеречь ромейских послов на пути в степную ставку тюркского хана, те благополучно прибыли, и договор был заключен. Ромеям он был выгоден, поскольку тюрки теперь могли угрожать и персам – через Кавказ, – и аварам, ставшим главной проблемой Византии на Дунае. В свою очередь, хан надеялся, что ромеи надолго отвлекут персов от его шелковых караванных путей.

В 572 г. Юстин отказался выплатить субсидии, гарантирующие мир с Персией. Война началась с незначительных, но успешных ромейских набегов на Арзанен, на что Сасанидская империя ответила мощным вторжением в Сирию, стоившем ромеям огромных жертв, а потеря Дары в 574 г. стала для них настоящим стратегическим бедствием. Трудности, вызванные аварскими набегами на Дунае, и тяжелая болезнь императора сковывали руки ромеям и способствовали затишью на месопотамском фронте в 576–578 гг.