Текст книги "В чертогах марсианских королей"

Автор книги: Джон Герберт (Херберт) Варли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

– А что, если они внезапно изменят свою позицию? – поинтересовался кто-то из зала. К своему ужасу, я вдруг понял, что говоривший был генералом «Объединенных сил». – Даже в разгар войны обе стороны приносили Земле прибыль. По акциям выплачивались дивиденды и все такое. Зачем прекращать это?

– Во-первых, из-за общественного давления. Но речь о прекращении войны зашла еще до того, как людям стало известно о том, что здесь происходит на самом деле. Вы должны понимать принцип работы больших корпораций. У них миллион желудков, но совсем нет мозгов, а соответственно ни о какой нравственности не может быть и речи. Обе ваши корпорации обязаны отчитываться перед акционерами, и никто из них не знает, каких масштабов достигла эта война. Самая главная причина, по которой она все еще продолжается, – банальная инерция. Корпорации – консервативные институты, они не меняют политику до тех пор, пока бизнес функционирует нормально, отдельные неприятные побочные эффекты не принимаются во внимание. Разумеется, на то есть свои причины. И причина, которая наконец-то сподвигла их на эту акцию, вполне логична для любой корпорации. Речь идет об увеличении прибыли.

Ее нельзя было назвать законченной формалисткой. Когда прибыли другие представители, она начала с того момента, где закончила, объяснила свою точку зрения по поводу того, как война началась, почему она продолжилась и по какой причине должна наконец завершиться. Ее обоснования звучали вполне логично, хотя от них и веяло ужасным холодом. Но история не принимает в расчет людские страдания.

Доктор Петерсен возложила вину за разжигание войны на двигатель Чен, чем сильно потрясла бы Чен Сью Линь, если бы та не умерла тремя годами ранее. Мадам Чен была пацифисткой и далеко не первым ученым, чьи великие изобретения использовались в военных целях.

Девять лет назад двигатель Чен произвел настоящую революцию в области космических путешествий. Размеры этого термоядерного двигателя могли варьироваться от маленького чемоданчика – такие двигатели использовались в автотранспорте или для обеспечения энергией домов – до целой комнаты для полетов самолетов и космических кораблей. Двигатель был дешевым в производстве, безопасным, не представлял угроз для экологии, легко был запущен в массовое производство, а его эффективность составляла девяносто девять процентов. Чен Сью Линь обладала всеми правами на его производство и умерла мультмиллиардершей. Ее изобретение оказало огромное воздействие на все сферы человеческой деятельности, однако наибольшее влияние оно имело в области космических путешествий. Если раньше космические корабли на девяносто пять процентов состояли из топливных баков и на пять – из коммерческого груза, то теперь это соотношение изменилось практически на противоположное. Впервые Землю смогли покинуть значительное количество людей.

Одна компания даже сконструировала и запустила производство кораблей, которые стали космическим эквивалентом личного автотранспорта. Облегченная версия стоила примерно сто тысяч долларов. Под «облегченной версией» подразумевалось, что вместо двух дублирующих систем использовалась лишь одна, а иногда дублирующая система и вовсе была не предусмотрена. В безвоздушное пространство отправились люди, не способные заложить программу в компьютер и считавшие, что, как только они покинут свой корабль, их непременно унесет мощнейшими воздушными потоками. Уровень смертности был очень высокий.

Хотя цена за такие «примитивные модели» была вполне разумной, для большинства людей это все равно были громадные деньжищи. Именно тогда началась Великая земельная лихорадка для тех, кому за 45. В программе участвовали граждане солидного возраста, которые располагали средствами и находили привлекательной идею оказаться в невесомости и пережить незабываемые приключения после того, как радость от возможности не работать начала притупляться. К тому же у них появился шанс сказочно разбогатеть на поясе астероидов. Благодаря развитию медицины продолжительность человеческой жизни значительно возросла, и определить ее рамки уже не представлялось возможным, поэтому перспектива провести в доме престарелых целые столетия была для многих просто невыносимой.

Когда эта первая волна представителей «счастливой поры» достигла Цереры, они обнаружили, что обе компании оказались не готовы к их прибытию, более того, их появление вызвало замешательство. Но замешательство продлилось недолго. Новые исследователи космических недр приступили к высадке и предъявили свои права на землю, которую ни одна из компаний не сочла нужным оформить в свою собственность. Они считали Цереру исключительно своим доходным местом, ведь до появления двигателя Чен именно так дела и обстояли.

В прежние времена не было никакой конкуренции, в ней просто отсутствовала необходимость. Добыча полезных ископаемых на астероидах была настолько дорогостоящим занятием, что даже несмотря на астрономическую стоимость урана, «Внешним пределам» и «Объединенным силам» с трудом удавалось наскрести сырья на жалкий миллиард долларов. О расширении деятельности не могло быть и речи: грузовые перевозки были слишком дорогими. Запасы урана на Церере могли обеспечивать потребности «Внешних пределов» и «Объединенных сил» еще несколько тысяч лет при текущем уровне добычи. В те дни мы сосуществовали в гармонии, у многих из нас друзья работали в «Объединенных силах».

Но затем прибыли первые независимые старатели, а вместе с ними появились и первые корабли с двигателями Чен. Мы были потрясены тем, какие перемены нас ожидали. Первый корабль забрал запас урана, который мы добывали в течение месяца, и еще несколько таких кораблей были на подходе. Они летели не по старой орбите Хомана, а по скоростным гиперболическим траекториям, которые позволяли сократить путешествие в оба конца с нескольких лет до нескольких недель. Было запланировано создание новых шахт, а производительность обогатительных заводов должна была увеличиться в десять раз, и это было только начало.

Компании начали зарабатывать баснословные деньги и стали с подозрением относиться к прочим заявкам на разработку Цереры.

В то время еще не приняли законов, регулировавших деятельность в космосе за пределами орбиты Луны. В этом просто не было необходимости. Поэтому не существовало и особых инстанций, которые рассматривали бы претензии фрилансеров, которые взяли на вооружение старинный прием – вбивали колышек в землю и начинали защищать свой участок от всех посторонних.

Именно тогда компании и решили, что пора им тоже заявить о своих правах. И действовать они решили по-крупному. Каждая из них предъявила права на всю Цереру. Такой масштабной алчности свет не видывал с того момента, когда Папа вознамерился поделить весь мир между Испанией и Португалией.

«Внешние пределы» организовали патрули на границе, которые курсировали между нашими землями и «оккупированными» территориями. Потом один из наших патрулей был обстрелян их патрулем. Затем погиб один человек. И совсем скоро мы уже начали рыть траншеи. Началась эскалация конфликта.

– Никто не задумывался всерьез о сложившейся ситуации до тех пор, пока обе ваши стороны не решили заявить свои права на этот мусорный шарик. Проблема стала беспрепятственно разрастаться по методу снежного кома из-за отсутствия творческого мышления или, что еще вероятнее, хоть какой-нибудь проницательности, – продолжила Петерсон.

– И вот что мы сейчас имеем. Обе компании до сих пор получают огромную прибыль от добычи, и прибыль эта настолько велика, что они не могли о таком даже помыслить, когда начинали свой бизнес, который представлялся в то время скорее работой на общественных началах для преодоления энергетического кризиса, чем способом зарабатывания денег. Сейчас в этом бизнесе крутятся огромные деньги, и даже независимые старатели, лишенные доступа к вашим обогатительным цехам, все равно могут привозить на Землю необогащенную руду и зарабатывать на этом неплохие деньги. В последние годы стало понятно, что обе компании смогли бы получать в сотни раз больше, если бы им не приходилось направлять свои человеческие ресурсы на ведение войны. Однако теперь это стало вопросом принципов и амбиций, как обычно бывает в подобных ситуациях.

Она помолчала.

– Однако в последний год «Внешние пределы» работают себе в убыток. «Объединенные силы» пока еще держатся на плаву, однако их акции уже начали падать в цене. Наконец обе стороны решили объединиться и положить этому конец. Они думают, что это будет так же просто, как нажать на выключатель, и при этом не учитывают, какую ненависть они посеяли, заставляя вас убивать друг друга в течение многих лет. Именно это стало причиной гибели первого посла, и если бы я знала, что именно так все и закончится, то ни за что бы этого не допустила. Нужно было соблюсти все меры предосторожности. Тот человек, которого вы сбили, был моим близким другом. – Петерсен по очереди гневно посмотрела на представителей обеих сторон. – Он бросился в гущу битвы, надеясь, что его белого флага окажется достаточно. И кто-то из вас убил его. – Она снова с возмущением посмотрела на собравшихся, и, несмотря на ее юный внешний вид, у нее был жесткий и неумолимый взгляд древней старухи. – Я даже рада, что вы стараетесь свалить друг на друга вину за это, потому что если бы я узнала, кто из вас на самом деле сбил его, то не смогла бы продолжать работу из-за предвзятого отношения.

От потрясения я даже лишился дара речи, но это было и к лучшему, в противном случае мог бы выпалить, что знаю, кто это сделал, и вся работа пошла бы насмарку. Надо было успокоиться, ведь если «Объединенные силы» смогли так бессовестно солгать, обвиняя нас в том, будто мы его подбили, у них вполне могло хватить наглости отрицать все обвинения в их адрес. Так что мне пришлось прикусить язык, хотя внутри у меня все клокотало от ненависти.

После этого Петерсен достала длинный свиток, который оказался протоколом мирного договора, составленного советами директоров обеих компаний на Земле. Она стала быстро и монотонно зачитывать его содержание, время от времени делая паузы и подчеркивая всю важность этих моментов суровыми взглядами. Затем она положила свиток на стол. Петерсен сказала о распоряжении совета директоров обеих компаний с Земли, согласно которому генералы должны были подписать этот протокол без каких-либо возражений, и заверила нас, что она лично выпорет первого же сукина сына, который осмелится заупрямиться. Я ни на секунду не усомнился в серьезности ее намерений.

Итак, мир наконец-то был установлен. Я все еще не мог в это поверить, но в глубине души меня распирало от желания вернуться на свою койку и внести последние штрихи в мое исковое заявление.

Прекращение военных действий необходимо было провести в соответствии с традициями, чтобы подчеркнуть символическое значение происходящего. Доктор Петерсен любила помпезные зрелища в честь завершения войны; мне кажется, ей очень хотелось увидеть ощутимый результат от всех ее стараний.

В последний день войны – хотя, по правде говоря, уже три дня никто не стрелял – мы все должны были покинуть наши окопы и, опустив наши винтовки прикладом вниз, медленно направиться навстречу солдатам «Объединенных сил». Офицеры следили за тем, чтобы все боеприпасы были собраны и увезены, и чтобы мы не могли получить к ним доступ, а все оружие было разряжено. Я сам занимался этим; у моих солдат не осталось ни одного патрона, и остальные офицеры с нашей стороны проводили свою работу с такой же тщательностью, как и я. Ровно посередине между окопами нам надлежало сложить все наше оружие и пожать руки солдатам с противоположной стороны. Мне это казалось перебором. Я с трудом представлял себе, как буду пожимать руку возможному убийце Наташи, но я готов был на все что угодно, лишь бы это в самом деле закончилось.

Итак, по сигналу я отдал солдатам приказ подниматься наверх и прыгать. Мне стоило огромных усилий заставить себя совершить этот, в общем-то, простой прыжок с высоты в три метра; я был убежден, что по ту сторону окопа нас ждет неминуемая смерть. Однако после того, как я приземлился, мне показалось, что дальше все будет проще. Когда я увидел, что нахожусь на открытом пространстве и со мной не произошло ничего ужасного, страх понемногу улегся, я расслабился и пустил все на самотек. Мне даже понравилось это пьянящее ощущение опасности.

Мы приближались к шеренге солдат, двигавшихся нам навстречу, и вдруг внезапно капрал, идущий рядом со Стэффорд, споткнулся, и я услышал постепенно стихающий вопль, как будто кричала вырвавшаяся из ада душа. Капрал был мертв. Разрывная пуля повредила его скафандр спереди.

Не успев толком опомниться, я бросился прочь, волоча за собой ноги – при низкой гравитации это был единственный доступный способ передвижения. Когда передо мной разверзся окоп, я словно перышко полетел вниз под защиту надежных стен из серого камня. Вокруг меня царила суматоха, все суетились хватали ружья и разыскивали патроны, чтобы открыть огонь. Не успел я прийти в себя от потрясения, как меня уже потащили к складу боеприпасов и заставили открыть его. Стрельба началась еще до того, как я вернулся обратно в окоп.

Стэффорд вертела в руках логарифмическую линейку. В этот момент я ненавидел ее так же сильно, как обожал всего несколько минут назад, когда мы с ней занимались любовью, хотя это и было чистым безумием. Но мне таким образом удалось не сойти с ума после того, как целый день я рисковал жизнью во время бешеной атаки, когда мы выскочили из окопа и устремились навстречу самому жуткому обстрелу, какой мне только доводилось видеть. Сотни погибли, а меня не переставал мучить вопрос: «Почему я?» Как мне удалось уцелеть в этом аду, где, казалось, невозможно было выжить? Кто или что играло со мной, заставляя поверить, будто пули меня не возьмут, ведь в противном случае меня убили бы уже с дюжину раз. Меня не покидало мрачное предчувствие, что я уже основательно подготовился к тому потрясению, которое испытаю, когда моя пуля все-таки найдет меня.

Петерсен рвала и метала, осыпая нас проклятиями из конференц-зала, находившегося на нейтральной территории. «Что вы за животные?» – спрашивала она. Я не стал ее слушать. Я прекрасно знал, какие животные находились по другую сторону фронта – лживые животные. «Объединенные силы» заявили, что один из их солдат также погиб. Но это было смешно.

Итак, шел третий день после объявления мира. И мы сражались так, как нам не доводилось еще сражаться прежде. Вся наша армия действовала сплоченно, генералы бились и погибали вместе с рядовыми. У них не было выбора. Ты должен был рискнуть и пойти в атаку, иначе тебя просто уничтожил бы Временный комитет.

Разговоры о мире все еще велись, но исключительно лишь благодаря упрямству доктора Петерсен. Однако прекратиться они могли в любой момент. Мне этого очень хотелось. Невыносимо тяжело было сидеть по много часов в конференц-зале, а потом заступать на очередное дежурство на передовой. Мне казалось, что совсем скоро я перестану различать эти два вида деятельности, в какой-то момент вскочу из-за стола и начну душить людей голыми руками.

И вот посреди всего этого безумия Стэффорд сидела и играла своей логарифмической линейкой. Она хотя бы осознавала, где находится? На лекции в Калифорнийском институте? У меня вдруг возникло желание убить ее, и я решил, что сделаю это. Я не испытывал лично к ней никакой вражды, но меня достала эта линейка, и я был просто не в силах спорить со Стэффорд. Я раздумывал о том, как это сделать с наименьшими усилиями, когда она вдруг заговорила.

– Я тут кое о чем подумала, – сказала она, не подозревая о том, какая ей угрожает опасность.

Однако ей удалось отвлечь меня. Мне стало интересно, что она такого важного захотела сказать, раз даже отвлекла меня от моих размышлений. А потом я ее убью.

– Я даже немного боюсь говорить тебе об этом. Ты ведь сейчас в таком состоянии. – Она одарила меня виноватой улыбкой, которая словно говорила: «Прости, но мы оба знаем, что ты чокнутый». Это спасло ей жизнь и помогло мне прийти в себя.

– А ты попробуй, – предложил я.

– Я знаю, почему перемирие так и не было достигнуто, и провокации тут ни при чем. По крайней мере, не со стороны тех несчастных пешек, в которых мы стреляем, – сказала она, снова подвергая себя опасности.

– Ну что ж, скажи, – предложил я. В моем голосе ощущалось напряжение, но она не обратила на это внимания.

– Все дело в том, что капрала убила пуля, которая вернулась обратно. Возможно, ее выпустили много лет назад, и все это время она находилась на орбите Цереры. Я понимаю, эта мысль приводит в шок и наверняка здесь есть какая-то мораль, но я слишком устала, чтобы размышлять на эту тему.

Я ударил ее по лицу, поднял с постели и с большим удовольствием швырнул об стену. Она была так потрясена, что какое-то время лежала на полу голая, вся в крови, и дрожала. Ее нос немного съехал направо.

– Дура! – орал я. – Идиотка! Ты хоть понимаешь, как малы для этого шансы? Церера – большая планета. И то, что пуля вернулась именно в этот самый неподходящий момент… просто не представляю, как тебе такое могло прийти в голову…

Но в этот момент мне пришлось замолчать, потому что она вскочила с пола, и я успел только увидеть, как ее губы расползлись в невероятно зловещей улыбке, обнажая перепачканные кровью зубы.

Она была способна убить меня, но ограничилась тем, что просто избила, да так сильно, что я едва мог пошевелиться. Она обрушила на меня полномасштабную, сокрушительную атаку, но в тот момент именно это мне и было нужно. Когда она наконец решила сохранить мне жизнь и села на колени, ко мне уже почти вернулась способность здраво мыслить. Стэффорд снова заговорила, ее голос звучал гнусаво и дерзко.

– Вот почему все это продолжалось так долго, – сказала она. Мы оба заплакали, тогда она замолчала и обняла меня. Я снова любил ее, но она уже не доверяла мне. Затем она оттолкнула меня. И я не мог ее в этом винить.

– На уме у тебя только сражения, а ведь если бы ты немного поразмыслил, это решило бы все проблемы. И речь не только о тебе, а обо всех. ЗАДУМАЙТЕСЬ! – закричала она.

Я попытался последовать ее совету, но ничего не вышло.

– Попробуй за меня. Я тебя послушаю.

– Это уже что-то. – Она снова взяла в руки логарифмическую линейку. – Ну хорошо, я подумаю за тебя и за всех остальных. Ты сказал, что Церера – большая планета, и ты был прав, но ты никогда не пробовал сесть и понять, насколько она большая? Сколько квадратных километров составляет ее поверхность?

– Около миллиона? – предположил я.

– Почти два миллиона квадратных километров. Ладно, слушай внимательно. Возможно, я буду говорить слишком быстро, и ты не сразу все поймешь. Я вычислила, что, по усредненным данным, за эти семь лет в военных действиях здесь принимало участие 75 000 человек ежегодно. Причем вначале солдат было мало, но постепенно их численность выросла до текущих 60 000 с нашей стороны и 60 000 со стороны «Объединенных сил». Каждый раз на смену в окопах заступают 10 000 человек, которые меняются через двадцать четыре дня. Что ты по этому поводу думаешь?

– Расчет довольно верный.

– Эти 10 000 стреляют постоянно, ну или почти постоянно. Мне кажется, что я занижаю данные, но я брала для расчетов половину тех выстрелов, которые они совершают из своих винтовок. Учитывая, что предельная скорость стрельбы у этих винтовок – триста патронов в минуту, предположим, что каждый солдат выпускал в минуту сто пятьдесят пуль. Ты все еще следишь за ходом моих мыслей?

– Продолжай.

– За семь лет, если каждый день выстрелы производили все 10 000 солдат, то – а сейчас приготовься – всего они выпустили пять с половиной триллионов пуль. А теперь ты мне скажи, сколько из этих пуль хоть куда-нибудь попали?

Мне было не по себе. Голова кружилась от того, что по ней много раз били, и от цифр, которые мне меньше всего хотелось услышать.

– Не больше половины.

– Я примерно так же посчитала. Около половины попали в землю, остальные улетели в небо. Но здесь – не Земля, на этой планете нельзя забывать про пули. Начальная скорость пуль в наших винтовках ниже параболической скорости для Цереры, однако она достаточно высокая, чтобы даже пролетев несколько километров, пули не упали в землю. А вышли на орбиту. Два с четвертью триллиона разрывных спутников. У некоторых из них пересекались траектории, и они сталкивались. Но тем, которым суждено было вернуться обратно, возвращались. Они пролетали над поверхностью Цереры, иногда попадали во что-то, иногда, не достигнув цели, снова выходили на орбиту. Это примерно полмиллиона пуль на каждый квадратный километр поверхности планеты. Разумеется, мои расчеты приблизительны, и ты можешь здесь не согласиться со мной. Я пока не могу точно сказать, сколько именно пуль должно вернуться на определенный участок территории, но, по грубым подсчетам, если ты сейчас выберешься из окопа и постоишь там какое-то время, шансы, что в тебя попадет пуля, где-то один к трем тысячам. Так что находиться на поверхности небезопасно даже после прекращения огня.

– Да, шансы довольно высокие, – сказал я с легким отчаянием в голосе.

– Верно, и я забыла еще про один фактор, Помнишь про пули, которые упали на землю? Вторые два с четвертью триллиона? При падении они разрываются, и дождь из осколков камней численностью от дюжины до нескольких сотен – как тебе больше нравится – устремляется вверх. Большинство этих осколков тоже выходят на орбиту. И они двигаются так быстро, что тоже могут быть опасными. Их там сейчас квадриллионы!

Она посмотрела на меня и начала смеяться. И вот теперь это было действительно жестоко с ее стороны. Я заслужил того, чтобы меня избили, но это было уже слишком. Я снова подумал о том, не убить ли мне ее, но это не решило бы ни одной из проблем, к тому же я уже не был уверен, что мне удастся это сделать. Чем больше я об этом думал, тем сильнее укреплялся в мысли, что самоубийство было единственным возможным решением.

– Вот такая эта Церерская война – война, которая не может закончиться. Да, мы, конечно, в силах прекратить огонь. Нам с тобой нужно немедленно пойти к доктору Петерсен и обо всем ей рассказать. И я думаю, что через несколько дней все закончится. Но война все равно будет продолжаться еще тысячу лет. Нам всем придется улететь с Цереры. Я не представляю, как кораблям удастся подлетать к планете на безопасное расстояние… и если ты еще не понял, то в этом и заключается разгадка секрета «Ракет ближнего боя» «Объединенных сил». Их просто не существует. Вполне возможно, что они покупают свои ракеты у той же компании, что и мы. На орбите наши корабли сбивают все те же пули. И с их кораблями происходит то же самое. Они говорили правду всякий раз, когда ты рассказывал мне, какие они чертовы лжецы. – Она снова рассмеялась, и на этот раз ее смех звучал еще жестче. – Ты! Ты и все остальные! Если бы только вы захотели признать, что они точно такие же, как и вы: напуганные мужчины и женщины, сидящие в жалких окопах и продолжающие стрелять. Но вы выставляете их монстрами, считая, что они нарушили перемирие и сбили посла… ох, как же мне противно все это говорить!

Но она еще не закончила свою мысль.

– Возможно, это место стоит превратить в памятник глупости войны. И у меня есть соображения о том, какую из этого можно извлечь мораль. Хочешь узнать?

– Нет.

Стэффорд посмотрела на меня, и ей не понравилось то, что она увидела. Несколько минут назад она лупила со всей дури, но сейчас у нее был встревоженный вид. Она отодвинулась от меня, а затем и вовсе вышла из комнаты.

Но ей не о чем было волноваться. Моя ненависть была направлена не на нее.

Как Стэффорд и сказала, теперь стрельба прекратилась. Поначалу начался хаос. Солдаты поубивали всех полковников, и генералов, и многих майоров. Мне удалось спастись от суда Линча, разыграв перед ними безумный фарс, во время которого я смог убедить их в своей ненависти к «Внешним пределам», а также в том, что живым я буду им намного полезнее. В результате с места предполагаемого расстрела солдаты несли меня на своих плечах. Я сам не ожидал от себя такого, что я буду выкрикивать весь этот бессвязный бред, наполненный жаждой крови и убийств, которая все это время таилась где-то в укромном уголке моего слабеющего разума. Стэффорд говорит, что мне уже не удастся полностью восстановиться, но это и не важно. Мы летим домой.

Впрочем, все произошло совсем не так, как я предполагал. Я сижу в своем купе на корабле, который направляется обратно к Земле, а на коленях у меня – тяжелый свинцовый ящик, который, возможно, нанесет невосполнимый урон моим репродуктивным органам. Но и это не важно. У меня уже не будет шанса ими воспользоваться. По крайней мере, для репродуктивной функции. В ящике у меня – ядерная бомба. Я сделал ее своими руками. Она очень примитивная, не особенно эффективная и ужасно «грязная». Но она достаточно мощная для выполнения той цели, которую я перед собой поставил.

Я собираюсь взорвать Таманрассетский медный рудник в Алжире. У меня целый взвод фанатично преданных солдат, и они сделают все, чтобы я смог туда пробраться и провести достаточно времени, чтобы стереть с лица Земли целую гору. Шансов, что мне удастся выжить, нет никаких.

Почему именно Таманрассетский рудник? Потому что он принадлежит «Внешним пределам». Их войска наконец-то возвращаются домой, и когда мы закончим нашу работу, то лишь радиоактивные кратеры будут служить единственным напоминанием о горнодобывающей компании «Внешние пределы». Мы сотрем «Внешние пределы» с лица земли. Мы изгоним ее, как злого беса.

Мы выжжем ее каленым железом.

Мы непобедимы; ничто не встанет у нас на пути.

В прошлом я представлял себе, как взорву офис «Объединенных сил», когда вернусь домой, но теперь это невозможно. Этим займутся солдаты «Объединенных сил». Обе компании совершили роковую ошибку, отправив столько инженеров и ученых к самым обширным залежам урана в Солнечной системе. Больше они такой ошибки не совершат.

Почему я это делаю? Стэффорд говорит, что я просто тронулся умом; семь лет я только и делал, что пытался выжить; тем удивительнее, что сейчас я направляюсь на эту самоубийственную миссию. Мне самому это странно. Но все равно я это сделаю.

Отчасти из-за Наташи. Я постоянно вижу ее, и когда сплю, и когда бодрствую. Она является из мира кошмаров и все время идет рядом со мной. (Я и сейчас ее вижу, и не ту, живую Наташу, которую я хотел бы запомнить, а то, что я увидел, когда поднял защитную маску на ее шлеме и осознал, что с ней случилось после того, как пуля пробила ей лоб и взорвалась внутри головы. Кровь вытекает у нее из пустых глазниц; а кровь в ее раскрытом рту уже застыла и почернела.)

А отчасти дело в «морали», про которую говорила Стэффорд. Она утверждает, будто я совершенно утратил ее, а сейчас просто хочу увековечить тот ужас, который и породил весь этот кошмар – эту войну, которая не прекратится еще тысячу лет. Но я считаю, что мы должны воздвигнуть памятник на Земле, памятник, который останется там надолго.

Вот как я все это вижу:

Убитые со стороны «Внешних пределов»: 15 585

Раненые со стороны «Внешних пределов»: 12

Убитые со стороны «Объединенных сил»: 15 833

Раненые со стороны «Объединенных сил»: 9

Точные цифры станут известны только через несколько сотен лет, когда погибнет последняя жертва выпущенной нами пули. Но мы будем помнить об этом еще дольше. И через тысячу лет счетчик Гейгера на Земле продолжит отсчитывать потери.