Текст книги "Сайфер: Владыка Падших (ЛП)"

Автор книги: Джон Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Тринадцатая глава

Катакомбы

Среди чёрных корней мира ты встретишь и нас – не забытых и не прощённых. Всё, что ты видел прежде – лишь контекст для происходящего сейчас. Мы бежали в глубины, вырвавшись из западни Мордекая. Мы спешим по дороге, погребённой под опирающимся на полуразрушенные колонны сводом. Некогда она была выстелена белым мрамором, но за века он покрылся и трещинами, и плесенью. Узоры будто лозы оплетают колонны, повествуя о деяниях давно умерших королей и королев. Крыша над нашей головой – груда обломков, чудом удерживающихся вместе.

Но не только мы ищем пристанища в подземном мире. Многие бежали сюда, спасаясь от пожаров. Не знаю, было ли им известно о тайных тропах прежде или их привели в глубины древнейшие человеческие инстинкты. Но по краям ветхой колоннады ютятся целые толпы – семейства писцов, родители, прижимающие к себе детей, и стар и млад, и богач и бедняк. Лица съёжившихся смертных мелькают в свете горящего масла.

Увидев нас, они разбегаются с дороги, крича, да и кто бы не устрашился красноглазых великанов в чёрных доспехах? Кто-то похрабрее стреляет в нас из пистолета. Мы даже не оглядываемся. Зачем? К чему вообще обращать на такое внимание? Но потом Бахариил спотыкается, останавливается, оглядываясь по сторонам.

– Приближаются… – бормочет он, – Ночь, пылающая луна, мучительная рана… Они приближаются…

Корлаил останавливается, чтобы поторопить нашего родича.

– Брат, нам нельзя медлить.

– Нет… нет… Они приближаются. Я слышу их песню.

Бахариил оглядывается на мрачное жерло погребённой дороги. Краем взгляда я вижу расширившиеся и напуганные глаза людей.

– Разве вы не слышите? – хрипит блудный сын Калибана.

И тогда я вижу стену огня между колоннами. И бегущие перед ней силуэты. Это люди… нет, существа, что прежде были людьми. Они горят. Истекают красным, жёлтым и розовым пламенем. Их кожа и сухожилия поджариваются прямо на костях, губы распахнутых ртов превращаются в пепел, открывая оскаленные зубы. Крики эхом разносятся под сводами. Но это не полные муки вопли. В их голосах звучит ликование, агония, удовольствие и голод. Видишь ли, даже здесь, в подземельях Дворца найдутся глупцы, впускающие силы варпа в трещины своих душ. И сегодня их отравленные грёзы ответили на все мольбы. Принесённые бурей демоны захлестнули их и теперь бесчинствуют, охотясь. Конечно, охотясь не на нас, а на толпы кричащих смертных. Мы же здесь по чистой случайности.

Я смотрю на огненный поток воплощающихся демонов, наполняющих пламенем проход от края до края. Вижу, как удлиняются их зубы, растягивается плоть, пальцы превращаются в когти. Стоило бежать. Стоило позволить этой трагедии разыграться, спешить к цели, путь к которой я так долго искал. Не стоило делать то, что я должен был.

Я выхватываю пистолеты. Болты пробивают насквозь горящие тела. Плазма испепеляет когтистые пасти. И я бегу навстречу дьявольскому приливу одержимых душ, ведя своих братьев.

– Ангелы Калибана, за мной!

И они следуют по слову моему, все без исключения: старые и ожесточённые рыцари, изменники и клятвопреступники, сломленные и осквернённые. В глубине души я надеюсь, что если бы я оглянулся, то в этот миг увидел их такими, какими они были прежде, гордыми воителями, искусными мастерами меча, чьей воли и сил хватало для сокрушения целых империй. Надеюсь, что при взгляде на братьев я бы вспомнил, кто я такой.

Мы обрушиваемся на врагов. Когти лязгают по клинкам. Снаряды раздирают плоть. Я стреляю прямо в зубастую пасть на вытянувшейся морде. Череп разлетается на части. Костяные когти царапают мой правый наплечник. Я стреляю не глядя. Демон падает, превращаясь в чёрную слизь. С каждым шагом мои пистолеты ревут, сплетая среди сонма искажённых тварей симфонию взрывов. Разряд плазмы выходит из затылка чудовища, прожигая его насквозь, а затем омывает очищающим пламенем другую. Пистолет охлаждается, исходя паром.

Я взмахиваю пистолетами, перезаряжаю их, не медля. Одержимый прыгается на меня, замахиваясь когтями, когда-то бывшими пальцами. Пинком я отбрасываю его прочь. Тварь приземляется на все четыре лапы и вновь прыгает на меня, распахивая челюсти так широко, что трескаются кости.

А затем разлетаются от одного выстрела.

Я не останавливаюсь ни на миг, и огонь мой – роковая песнь для одержимых. Пистолеты содрогаются от отдачи, мир размывается с каждой дульной вспышкой. Я вижу, как поток разбивается о дамбу из чёрных рыцарей. Вижу, как клинки рассекают кости, а булавы ломают плечи.

А затем краем глаза замечаю мелькнувшее щупальце. Я не успеваю обернутся. Оно опутывает мой плазменный пистолет и всю руку до локтя. Меня схватил один из демонов. Его тело было прежде дряхлым, умирающим, но теперь сморщенную оболочку переполняет неестественная сила. Под полупрозрачной кожей извиваются пурпурные мускулы, словно змеи. Нижняя челюсть отвисла. Из горла ко мне тянутся крошечные руки. Тварь улыбается вторым ртом, растянувшимся по лбу. Её левая рука – хлыст из растянутой кожи и плоти, и ей она меня и схватила. Другая рука горит. С вытягивающихся в когти пальцев осыпается тлеющая плоть.

Щупальце сжимается, обрастая шипами. Я чувствую, как их острия пронзают мои доспехи, впиваются в плоть. А затем в кровь течёт яд. Он жжёт… Это не обычный токсин. Се – отрава, порожденная в варпе из потерянных грёз и сгоревших надежд.

Отрава растекается…

Растекается сладостью сахара и спокойствием сна.

– Останьссся сс нами навссегда, разделённый ссын, – проникновенно мурлычет демон. – Поссследний шаг в пропасть – самый сссладкий…

Я парю. Я падаю. Перед глазами проносится калейдоскоп красок. Светлый ангел во мне угасает. Нечто призывает меня поддаться, превратится в того, кем меня считают из страха: созданием Хаоса, рабом тьмы, пропащим, отвергнутым. Но в сгущающемся мраке звучит наполненный горечью, жаждой мщения и яростью глас – глас Темного Ангела во мне[29]29
  Примечательно, что такого Тёмного Ангела, снедающего душу, но способного вмешаться в самый важный момент описал в стихотворении «Dark Angel»… Лионэль Джонсон.


[Закрыть].

– Никогда.

Я стреляю не глядя, но всё равно попадаю в цель. Щупальце разжимается. Крючья выскальзывают из кожи, ядовитый шёпот умолкает. Мир вновь вспыхивает перед моими глазами. Нечто корчится и извивается у моих ног. Оно истекает чёрным дымом и кровью из ран, скалится на меня ртом без языка.

Я стреляю вновь, прямо в ощетинившуюся иглами пасть. Вокруг опадает дьявольский прилив, пламя украденных душ затухает. Я оглядываюсь во тьму, туда, где были смертные. Большинство разбежались, но несколько остались, застыв от благоговения и ужаса. Я скрещиваю руки на груди, не убрав пистолеты, и склоняю перед ними голову. Интересно, переживёт ли эту ночь кто-то и запомнит этот бой, запомнит меня? Надеюсь на это.

– Лорд Сайфер, – зовёт меня Корлаил. – Надо спешить, иначе нам не добраться до двери.

– Да, это так. – отвечаю я, и подзываю остальных. – Братья, битва окончена, пора в путь.

Я убираю пистолеты и шагаю во мрак, туда же, куда шёл прежде. Остальные следуют за мной, перезаряжая оружие, убирают мечи в ножны, отряхивают оружие от крови.

– А вот… – шипит Бахариил. Он – единственный, кто ещё стоит. Отвернувшись от нас, смотря туда, откуда пришло адское пламя. Его плечи вздымаются и опускаются, так, словно он задыхается. – И… они…

Это не первое такое бедствие для брата Бахариила. Он всегда силился удержать вместе свою расколотую душу, но сегодня – не обычная ночь. Сила Тёмных Богов восходит, и трещины его духа расходятся, грозя превратиться в ущелья.

– Нерождённые изгнаны, Бахариил, – окликает его Корлаил. – И нам пора. Пойдём…

Верный брат протягивает блудному руку.

И Бахариил ударяет кулаком. С такой силой, что Корлаил отлетает прочь, крутясь в воздухе. Мгновение замедляется, становясь отзвуком вечности.

Воздух смердит надвигающейся бурей. От поворачивающегося ко мне Бахариила сыплются искры. Его глаза – провалы, пылающие синим пламенем. Оно вырывается из решётки-рупора. Шлем истекает жаром.

Бахариил… бедный, бедный Бахариил. Рано или поздно чаша его проклятия должна была переполниться. Возможно, всё дело было в бурях, терзающих Терру. Возможно, он внял зову богов, которым продал когда-то душу. Возможно, просто пришло время.

Это моя вина. Я слишком долго позволил ему погружаться в скверну. Я знал, что дойдёт до этого, но можешь ли ты и в самом деле осуждать меня за то, что я хотел подольше побыть со своим братом? Можешь ли ты понять, почему я не хотел выносить ему приговор за слабость?

Не важно. Уже слишком поздно.

– Ты сгоришь! – кричит изо рта Бахариила демон. – Станешь пеплом. Станешь нашим!

А затем отродье варпа в обличье брата бросается на нас. Доспехи трескаются, истекают плотью и огнём. Пальцы вытягиваются в когти. Тени и гибельный свет клубятся вокруг Падшего.

Первым умирает Намаэр. Когти Бахариила пробивают ему голову и грудь одним ударом. Тело обращается кровавым паром и дымом. Бахариил отбрасывает опустевшую оболочку и идёт ко мне, дрожа. Его глаза обратились в клубы пламени и серебряного дыма, но они всё равно видят, видят лишь меня. Я чувствую в этом взгляде и голод, и ярость. Я так долго отталкивал от себя объятия Нерождённых. Я – воин, одной ногой стоящий во тьме ночной, а другой – во свете дня. Но и свет, и тьма жаждут того, чего не могут получить.

– Ты – наш, Сайфер! Хочешь ты того или нет, ты – наш! – вопит демон. – И ты не обретёшь искупления. Не пожнёшь жатву во имя мести. Здесь ты падёшь!

Раздувшаяся пылающая скорлупа Бахариила бьёт меня. Удар не смертельный, но достаточно сильный, чтобы пробить нагрудник и повалить меня. Чудовище хочет со мной поиграть. Нерождённые все такие, они всегда любят играть с добычей. Но я? Почему я не стрелял? Почему позволил ему ударить? Не знаю. Возможно, дело в чувстве вины за сделанное и не сделанное? Надежде, что это не закончится так, как должно?

– Сайфер… Сайфер…

Демон нависает надо мной. Доспехи текут, будто нагретый воск. Пластины брони превращаются в связки мускулов, сияя призрачным светом. Взлетевшие осколки кружат вокруг твари. Отродье варпа опускает на мой разбитый нагрудник копыто, прежде бывшее сабатоном, и улыбается мне губами из расплавленной стали.

– Сайфер… безымянный воин… разделённая душа… Какие удовольствия ждут тебя впереди, какая резня? Здесь твоё странствие и закончилось, глупый рыцарь. Лишь мы дадим тебе возможность отомстить, лишь в наших объятьях ты обретёшь искупление.

Демоны. В минувшую эпоху их не существовало. Было время, когда говоривших о «демонах» считали людьми наивными невежественными, заблуждавшимися об истинной природе вселенной. Тогда не было ни богов, ни демонов, лишь сущности и ещё неизвестные свойства реальности. Теперь же такие взгляды – свидетельство наивности. Демоны существуют. Тёмные Боги существуют. Хаос существует. Можно рассуждать, подходят ли их имена. Говорить, что и «боги» и «демоны» это просто слова, используемые людьми для описания сил варпа. Думать о том, что мы лишь проецируем на этих созданий представления о богах и адских отродьях из нашего позабытого прошлого, надевая маску древних легенд на ужасы настоящего. Возможно, что всё это правда. Но это не меняет реальности демонов.

Варп – иное измерение. Не далёкое царство. Оно совсем рядом, на расстоянии одного лишь желания от реальности физической, видимой и осязаемой. Он рядом всякий раз, когда ты опускаешь ногу на пол. Он рядом всякий раз, когда выдох слетает с твоих губ. Он рядом всякий раз, когда закат погружает всё в тени. Это измерение не материи, но мысли и психических энергий. Энергий необузданных, ужасающих. Это царство душ, грёз и идеалов. В его недрах оживает смех и надежды, от гнева по нему проносятся багровые бури. В нём царит лишь один-единственный закон. Закон желаний. В варпе собираются мысли каждого живого существа. Наши страхи и надежды и вспышки злости образуют течения, плоды трусости и храбрости посыпают солью беспросветные глубины. Варп и исток, и трясина рассудка.

Но чем же являются Тёмные Боги, спросишь ты? Чем являются демоны? Ответ безумно прост. Они и есть варп. Точно так же, как нельзя отделить бурю от моря, Тёмных Богов нельзя отделить от варпа. Они – тьма разума всех живых созданий, бурлящая в глубинах. Если хочешь, можешь представить их как огромные устойчивые водовороты в море душ. Их питают мысли, дела и чувства всех существ, что когда-либо жили и когда-либо будут жить. Они – вечные порождённые жизнью волны, что никогда не разобьются о берег и не осядут, но будут течь вечно.

Почему мы называем их богами? Почему некоторые поклоняются им, взывают к ним ради наград и мести? Потому, что люди всегда стремились ублажить то, чего боялись и не понимали. На самой Терре в забытые времена матросы выливали кровь в штормовые волны, в надежде успокоить гнев моря. Так же поступают и сектанты, кладущие кровавую плату на алтарь. Разница только в том, что древние моря не отвечали тем, кто проливал для них кровь. А вот Тёмные Боги ответят.

Знаешь, на самом деле они не наделены разумом, а созданы из него. Они жаждут, алчут, стремятся овладеть и совратить потому, что мы поступаем так же. Они вообще не те существа, которых мы в них видим. Они уничтожают и искушают потому, что такова их природа, они разносят скверну так же, как рубит лезвие меча. Они – жаждущие воплотиться в породившей их реальности вековечные кошмары, что хотят проснуться в мире живых. Ты можешь спросить о том, что же тогда демоны? Они и есть Тёмные Боги, частицы великих бурь, проявления силы Гнева, Изменения или Отчаяния, скопившейся в варпе. Они – идеи и эмоции, разложившиеся, испорченные и обретающие обличья из всех наших страхов. Они приходят, когда их призывают, когда могут проскользнуть сквозь брешь в реальности, когда могут свить гнездо и расти в уязвимых разумах. На самом деле у них нет ни мыслей, ни чувств. Они – силы, ведомые инстинктами. Как изощрёнными, так и примитивными, желаниями соблазнять или истреблять, но все они следуют инстинктам так же, как акулы плывут на запах крови. Такова их природа.

В чём-то мы не ошибались. На самом деле нет ни богов, ни демонов – только мы, отражения наших душ и тьмы наших жизней. Но от этого они не прекращают быть настоящими.

– Бахариил, стой! – кричит Корлаил на бегу. Кровь сочится из его нагрудника, но он всё равно бежит. Пусть от Бахариила осталась лишь оболочка, переполненная силой варпа, мой брат всё ещё хочет вытащить его из бездны.

– Полуденная тьма[30]30
  Они будут встречаться с тьмой в дневное время, и блуждать в полдень, как в ночное время Иов. 5:14. Библейская отсылка к ослеплению грешников истиной.


[Закрыть], – насмехается вселившийся демон. – Полуночное пламя…

Но возможность спасения суть истончившаяся нить, да и достаточно ли осталось от души Падшего? Возможно, Бахариил ухватился бы за этот шанс, если бы прислушался к Корлаилу тогда, так давно… Или если бы я не дал ему сорваться с цепи… Возможно. Но сделанного не воротишь, и я едва ли могу контролировать то, что произойдёт сейчас.

Одержимый тянется ко мне. Его когти опаляют сам воздух.

– Прости меня! – кричит Корлаил, вонзая меч в спину брата.

Демон отшатывается, вопя от боли, когда Ангел Калибана вырывает клинок. Тварь в ярости, и потому оборачивается так быстро, что ломает спину Бахариила. Очертания доспехов едва виднеются сквозь жар, источаемый воплощением ада внутри них. Зверь нависает над Корлаилом, истекая пеплом из раны.

– Здесь ты и умрёшь! – ревёт демон.

Я вскакиваю, держа пистолеты. На меня смотрят и другие братья, но ни один из них не вступил в бой. Возможно, кто-то из них хотел бы, чтобы я встретил здесь смерть или судьбу похуже, а может они просто замерли от ошеломления.

Я не медлю. Я стреляю. От боли вопят и демон, и Бахариил. Первые снаряды выбивают коленные чашечки, плазма испаряет плоть с рук. Затем выстрелы градом терзают тело. Во все стороны разлетается горящая чёрная кровь. Я стреляю, пока не иссякают обоймы. Это должно было убить и демона, и космодесантника. Но гнев отродья так силён, что оно ещё живо.

– Ты… – цедит оно, отворачиваясь от Корлаила. Раны одержимого уже затягиваются.

– Прости, брат, – шепчет Корлаил, пронзая оболочку насквозь.

Демон содрогается, глядя на торчащий из груди клинок длинной в руку. А затем Корлаил вырывает меч, рассекая плоть. Во все стороны летят клочья мяса, капли горящей крови и пепел. На моих глазах демон ускользает из изувеченной оболочки. Теперь из тела течёт настоящая, человеческая кровь, а на изувеченном лице видны человеческие глаза.

– Брат… – стонет Бахариил, увидев меня. Это самое ясно сказанное слово, которое я от него слышал за последние десятилетия. Слово, а не бред затронутого богами и связанного с кошмарами. – Брат…

Я перезаряжаю болт-пистолет.

– Умоляю…

Я стреляю прямо в голову. А затем дважды в падающую на дорогу изувеченную граду плоти и брони. Последние дьявольские соки вытекают из разбитого мясного сосуда. Я молча смотрю на Бахариила. Жалкое зрелище, но кто из нас выглядит достойно после смерти?

– Ты ранен, господин, – говорил Корлаил. Я лишь молча убираю пистолеты в кобуры и направляюсь во мрак. Так было предначертано. На ходу я зову своих рыцарей.

– Дверь ждёт нас.

Братья молча следуют за мной.

Четырнадцатая глава

Имперский Дворец

Крад следит за летящим по улицам Внутреннего Дворца гравитанком. Золотой дротик проносится сквозь лабиринт, словно нож сквозь масло. Никто не рискует остановить кустодия, что

облетает бушующие толпы, пылающие пожары и груды обломков так легко, будто может и видеть сквозь стены. А ведь и в самом деле может. Кустодии до сих пор подключены ко всей сенсорной сети Дворца. Их храмы вычислителей и фермы сервиторов продолжают работать, просеивая информацию, сплетая её нити в единую картину. Позволяя видеть, как бьющие по мосту ракеты убивают арбитров. Слышать полный паники зов о помощи, пока пламя приближается к распределительному узлу. Замечать вспышки взрывов на горизонте, отражающиеся в глазах сервиторов-наблюдателей. Даже в темнейшую ночь глаза кустодиев видят всё, указуя гравитанку путь сквозь хаос.

Крад наблюдает за гравитанком из самолёта. Небольшого, похожего на брошенный нож и чёрного как уголь. Он угловатый, заострённый, спроектированный в расчёте на то, чтобы не попасться ни на один ауспик, и каждый хлопок крыльев по воздуху издаёт лишь приглушённый еле слышный гул. Крад – пилот, и он лежит на животе, вжавшись лицом в сенсорную маску. Мир перед его глазами зелен. Позади в крошечном грузовом отсеке съёжилась Кестра. Она – виндикар. Убийца Девятого Разряда в искусствах своего храма. Остальные члены Двора отправили её с ним, чтобы удостовериться в устранении цели. Кто-то из других храмов мог бы счесть это оскорблением, но Крад всё понимает. Ему случалось убивать великих магистров Адептус Астартес и обрывать амбиции полководцев-чужаков. Он обучал ремеслу смерти многих учеников и постиг сорок из её величайших искусств. Он достиг уровня Омега, двадцать шестого разряда. Однажды он может возглавить храм Каллидус и возможно даже занять кресло гроссмейстера. Он умудрён и годами, и делами, и потому знает, что я – совсем не обыкновенная цель.

Он наблюдает, как гравитанк проходит через защитный кордон и начинает сбрасывать скорость.

Крад стучит пальцами по клавишам вокс-перехватчика, и устанавливает связь.

– Хранитель Хеккаррон, – говорит он, зная, что кустодий узнает его голос. – Мы в твоей тени. Меч у нас. Веди, и мы последуем.

Ответа нет, но Крад знает, что сообщение услышано. Он видит, как открывается люк гравитанка, как выходит воин в чёрно-золотых доспехах. Сделанные из птиц сервочерепа взлетают с насестов под самолётом. Каждый из них – не крупнее большого пальца. Кустодий их не заметит. Крошечные устройства созданы противостоять сенсорам их брони.

Крадус заводит самолёт на посадку. Крылья хлопают, когда он зависает над крышей, а затем опускается, шелестя. Он открывает люк и выбирается наружу, а Кестра следует за ним без слов. Убийцы исчезают в ночи, сливаясь с тенями.

Империум – царство, ставшее падальщиком, и способное лишь выживать, кормясь телами и душами своих людей. Одних он размалывает зубьями железных шестерёнок. Других глотает под грохот выстрелов и протяжный вой залпов тысяч орудий. Других оставляет в живых лишь для того, чтобы высасывать их силы, будто пиявка. Такова истина. Таков Империум, и Император, прикованный к пыточной машине в самом его сердце, знает это, но ничего не может поделать. Под позолотой остался лишь оскаленный череп.

Не веришь? Позволь, покажу.

В мире, кружащем вокруг далёкой звезды, рождается мальчик. Эта планета покрыта океанами, лесами, а её далёкие годы увенчаны снегом. Он не из знатного рода и не из простецов, но из любящей и заботящейся о нём семьи. Смех, слёзы, привязанность – всё это было ему знакомо. У него были две сестры и младший брат, следовавший за ним по пятам. Когда ему следовало бы спать, мальчик убегал ночью на пляж. Запах солёных брызг и плеск волн до сих пор преследует его во снах – единственной дожившей до наших дней частичке юнца.

Нет, его не настигла война. Она пришла потом, и когда дым от её бушующего пламени затмил солнце, то под ним шёл уже не мальчик и даже не человек, но создание, давно не видевшее дома. В тот роковой день явился корабль. Чёрный и огромный, повисший над морем, будто гора, оторвавшаяся от корней и взмывшая ввысь. А с ним явился ужас, ужас и существа в красных мантиях и обожжённых доспехах под накидками из тусклого меха. Да, в сём мире знали легенды о ведьмознатцах, прилетавших на чёрных кораблях, но лишь легенды. Никто из живущих не видел их прежде.

И теперь слепые твари бежали по улицам, вынюхивая души. Людей хватали, испытывали, разделяли. Одних убили. Других отпустили. Третьих забрали на корабли, заковав в цепи, ошейники из хладного железа и покрытого рунами серебра.

Мальчика забрали не первым. Он не пытался бежать. Семья не знала, что он может призывать ветер и чувствовать их радость или гнев. Ни они, ни сам мальчик не знали, что он – колдун. Зато это знали нашедшие его ловчие. Слепые шакалы учуяли его душу, солдаты окружили дом. И забрали его. А что случилось с семьёй? Думаешь, к ним отнеслись с сочувствием? Проявили к ним милосердие? Возможно. Но я никогда не встречался в этой вселенной с истинным милосердием и никому не предлагал его.

Его забрали, сковали во тьме и унесли к звёздам. На корабле его ожидала лишь всевозможная боль. Мальчик был лишь одним из многих, многих псайкеров, пожнённых с полей человечества. Его оценили и сочли сильным, очень сильным не просто могуществом, но также телом и душой. Наградой стало и больше мук, и отчасти безопасность. Последовали долгие, долгие годы полёта среди звёзд, пока, наконец, взрослеющий и надломленный, он не ступил на Терру.

Представь себе человеческий поток, скованный одной цепью и связанный психическими подавителями, гонимый из недр чёрных кораблей в пасть Полой Горы. Каждый день туда вливаются тысячи, десятки тысяч. Например, сегодня. Это происходит здесь, в самом сердце Империума. Одним уготованы залы астропатов, ведь их души крепки, но недостаточно сильны. Они увидят своего бога, Императора, и платой за это станут из глаза. Большинство же отправится к Золотому Трону. Старые и младые, плачущие, потерявшие сознание или идущие, стиснув зубы. Они сгорят. От тел и их сил не останется ничего, и искры вольются в погребальный костёр, который согласно вере людей поддерживает жизнь Императора. Десятки тысяч каждый день становятся прахом, от них остаются лишь безмолвные вопли, что эхом отдаются в сердце дворца.

Но предназначением юноши стало не пламя, хотя он и видел, и чувствовал его. Нет, ему открылся иной путь, узкий, как игольное ушко. Его отдали в Схоластику Псайкана. Теперь его домом стала Терра, а адепты в серебряных масках – испытателями. Он прошёл сквозь первые из врат на своём пути, и тесты сменились обучением. Он начал жить и во сне, и наяву одновременно, и понял, что может превращать одно в другое. Воспоминания о береге моря и брызгах угасали, а в настоящем он всегда слышал призрачные крики душ, поглощаемых Золотым Троном.

Он справился со всеми испытаниями. Он мог одной мыслью связать железный брус в узел и писать удерживаемым лишь его сознанием пером. Спустя три года после прибытия на Терру учителя взяли его с собой для наблюдения за вливающимся с глотку Золотого Трона потоком псайкеров. Он ещё не стал мужчиной, но духом уже постарел. Мальчик стал соискателем Псайканы, и не раз шёл по залам и улицам Имперского Дворца вместе с учителями. Однажды, проходя мимо высокого собора, он ощутил падающий камень. Он отскочил прочь, оттащил других соискателей. Обломок же раздавил паломника, зажигавшего у самого подножия статуи свечу. Инструктора Псайканы отметили его способности и подвергли юнца новым испытаниям. Теперь не просто разума, но ещё и тела. Его отправили в подземелья, туда, где обитают дикие сервиторы и мутировавшие отбросы. Сначала он был не один, но его спутникам была уготована не долгая жизнь, но смерть, принесённая злым случаем, промедлением или просто ржавыми когтями из тьмы.

Юнец выживал. Убивал. Он научился считывать поток застывшего воздуха, что клубится в переплетении раздавленных Дворцом древних улиц. Он постиг истины и тайны, которые открываются лишь в забытых глубинах. Его психическая мощь укрепилась, и он научился жить даже слыша в голове вой мертвецов.

Впрочем, он не просто выживал. Он преуспел в своих испытаниях, за которыми наблюдали великаны во тьме, череполикие гиганты, которых он иногда видел во мраке. Наконец, за ним пришли и исполины, и его учителя. Юноша не пытался бежать. Хотя ему и стоило. И его вновь забрали. Ему было уготовано стать даром от Адептус Астра Телепатика Адептус Астартес, звеном древнего договора, и стать одним из космодесантников. Лишь очерёдность доступа к новой жатве определила то, в какой капитул он отправился. И сын человеческий покинул Терру, после чего был перекован в глубинах космоса и телом, и разумом. Он познал ужасные тайны и искусство войны.

Он стал Тёмным Ангелом…

Катакомбы

Десятилетия спустя Мордекай, эпистолярий из Тёмных Ангелов, идёт по глубоким туннелям Дворца, в которые и не мыслил вернуться. С пути его братьев разбегаются звери, покрытые мехом, но имеющие десятки ног. Тихо капает вода. Стены покрыты костями, а из глазниц черепов прорастают длинные грибы. В мерцании линз виднеются выдыхаемые порослью споры. Сюда уже столетие не падал ни один луч света.

– Зачем он хочет попасть в Тронный Зал, брат-библиарий? – спрашивает Нариил.

– Не знаю, – отвечает ему Мордекай.

– Но не может же он рассчитывать пережить такой путь.

– Но уже зашёл так далеко.

– Кустодии…

– В эту ночь имматериум вопит, потерянный сын Императора возвращается в Тронный Мир, а пламя войны опаляет стены самого дворца. Если защитники самого Императора и могут оступиться, то сегодня.

– Что ещё тебе открыл Падший?

– Ничего, кроме уже сказанного. Сайфер хочет пробраться во Внутренний Санктум. Он верит, что сможет открыть проход, позабытую и не охраняемую дверь.

Мордекай умолкает, и Нариил не требует дальнейших объяснений. Впрочем, Мордекай знает, что брат не до конца ему поверил. Сомнения и ложь всегда были проклятием нашего ордена. Сыны Льва никогда и никому не открывают всю правду и никому не доверяют. Конечно, нам это дорого стоило, но раз уж ты хочешь узнать правду – я верю, что недоверие суть добродетель.

– И какова наша цель теперь, брат? – наконец, спрашивает Нариил.

– Наша цель остаётся прежней. Нельзя позволить Сайферу и другим Падшим сбежать, и никто не должен узнать, кто они. Чего бы это ни стоило.

И они идут во тьме, вглубь, а затем вверх по изломанным ступеням, пока не добираются туда, куда их привело откровение Азхара. К Пути. Они умолкают, приближаясь.

Я тоже иду во тьме. Забытое прошлое Терры – прах под моими ногами. Повернув за угол, я вижу дверь. И останавливаюсь. Дверь ждёт меня. Дверь и тёмный путь к ней, окружённый камнем. Слышен лишь гул наших доспехов и шаги. Ни я, ни мои братья не говорим ни слова. Нам предстоит пройти из Внешнего Дворца во Внутренний Санктум, последний город-в-городе. Вокруг тьма. Даже мои глаза видят лишь царство теней. Его – и начало конца, ждущее на той стороне коридора.

Путь Мучеников

Хеккаррон выходит на Путь Мучеников. В его руке копьё. Лучи света падают на него из высоких окон, а источник их – горстка древних пластин-люменов, скрытых за запылённым стеклом. Путь – скорее тропа, длинная и извилистая. Здесь не разъедутся и два танка. Но поток тянется ввысь, а по обе стороны тропы возвышаются огромные статуи, покрытые саваном из паутины. Говорят, что в годы Эры Отступничества девять тысяч душ отдали здесь свои жизни, пытаясь не дать Гогу Вандиру ворваться во Внутренний Санктум. Это неправда. Гог Вандир был глупцом, но даже ему хватило ума не пытаться взять силой сердце Дворца. Кровь здесь пролилась раньше. Мученики отдали свои жизни гораздо раньше, в войне забытой всеми, кто в ней сражался. Всеми, кроме меня.

Позолота и чернь его доспехов сливаются воедино, и Хеккаррон кажется лишь тенью, отбрасываемой исполинской статуй. Он молчит. Во мраке притаились и убийцы, невидимые даже для кустодия.

Но он видит кого-то на другом конце колоннады. Кого-то, кто направляется к дверям. Запечатанным, скованным железными цепями, не ослабшими за шесть тысячелетий. Это – заброшенный и запертый путь в Санктум. Обычно за ним наблюдают кустодии, но сегодня они далеко, в тысячах километров от Пути Мучеников, и сражаются с демонами. Все, кроме одного. Хеккаррон медлит. Чувствует, что что-то не так. Но всё равно идёт дальше.

Я стою на пороге в конце тёмного пути. По ту сторону меня ждёт проход и следующий шаг. Мои руки покоятся на отполированной пластали и слоновой кости рукоятей. Я на самом деле здесь? Мне удалось зайти так далеко?

Хеккаррон замечает среди теней те, что глубже, а в них – очертания. Встроенные в шлем системы и генетически усовершенствованное зрение цепляются за них, срывая покров тьмы. Он видит доспехи, оружие, рваные накидки, похожие на саваны.

Даже чувства космодесантников не так остры, как у кустодиев. Он слышит гул включённых силовых доспехов и удары сдвоенных сердец. В тени притаились и другие. Он слышит, как их руки покоятся на оружии, задержанное в лёгких дыхание. Они наблюдают. Бой будет жесток, но ведь такова в конечном счёте вся жизнь?

– Всё кончено, – говорит Хеккаррон, шагая к силуэту у двери. Он легко держит своё копьё, ещё не наполненное энергией. Оценив всю обстановку, он уже знает, как пройдут первые мгновения бойни. – Ты не пройдёшь. Сделаешь шаг – умрёшь. Я бы предложил тебе выживание и жизнь в цепях, но после всего, чего тебе стоил путь, не думаю, что даже угроза гибели заставит тебя подчиниться. Он умолкает, наблюдая, вслушиваясь в задержанное дыхание и стук сердец.