Текст книги "Сайфер: Владыка Падших (ЛП)"

Автор книги: Джон Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Пятая глава

Мелочи. Небольшие, незначительные детали, такие крошечные, что никто их не замечает. Слово, клятва, меч, проволока, заклёпка на двери, пуля в пистолете… бесчисленные миллиарды безделиц, слишком незначительных, чтобы их можно было заметить и пересчитать. Но даже пустяки могут привести к крушению. Мы живём среди последствий таких мелочей.

Не против, если я кое-что расскажу? История недолгая, не моя, но столь же важная.

Триста лет назад в рабочем улье на Марсе жил человек. Вместо имени он носил код УТ413. Он появился на свет в кузнечном комплексе Этернус. Он провёл всю свою жизнь, повторяя вновь и вновь одну и ту же задачу. Его существование было посвящено одному этапу из тысяч этапов создания устройства, распределяющего электрический заряд между входным контуром и двумя устройствами выхода. Согласно священному кредо машины его благословленная задача носила код 675-Д, а кодом создаваемой им благословленной комплектующей реле – Хи-Зета-Дельта-10.

Никто из занимающихся сваркой жил для запчастей не понимал, что именно они делают. Для илота УТ413 его труд состоял из составленных в схему движений: поднять, обрезать, запаять, проверить, помолиться. Действия повторялись вновь и вновь, будто удары его медленно отказывающего сердца. Илот повторял их все снова и снова, тысячи тысяч миллионов раз.

Со временем он начал стареть. Видеть хуже. Руки слабели. УТ413 был не слишком важным звеном, поэтому его пальцы не стали заменять на аугментику. Он работал усерднее, чтобы уравновесить ослабление тела, и потому здоровье начало ухудшаться быстрее. Илот работал всё усерднее. Он знал, что если производительность опустится ниже установленной планки, то его отправят на утилизацию плоти, а нервную систему оценят для возможности создания сервитора. Впрочем, его не ждала такая судьба, поскольку однажды, пока из сварочной горелки сыпали искры, аритмический пульс его сердца усилился, прогремел как грохот барабанов последний неистовый каскад ударов, и оно остановилось. В полные муки последние мгновения жизни илота УТ413, его нервная система пыталась завершить задачу, которую человек исполнял всю жизнь.

Поднять.

Обрезать.

За… За… па… ять…

Ну…

Надзиратели унесли тело УТ413 со священной линии сборки. Заканчиваемая им деталь в последнее мгновение жизни деталь отправилась дальше по цепи. Она была безупречной, во всяком случае, казалась, и потому стала частью чего-то большего.

Темницы

Так мы и получили то, что имеем, когда река времени и судьбы принесла нас к ответу на вечный вопрос о том, что же сейчас произойдёт.

Темницы – одно из самых тщательно охраняемых и защищённых мест на Терре. Их замки почти невозможно взломать. Обеспечение охранных систем энергией подкреплено многоуровневыми дублирующими и запасными источниками. Когда по приказу Мордекая Тёмные Ангелы взорвали передатчики связи и энергетические трубопроводы в Храме Бета-Один-Альфа, подсистемы должны были перенаправить в Темницы энергию из других источников. Должны были заработать вспомогательные плазменные генераторы. Наблюдавшие за путями в тёмные камеры системы наблюдения должны были ослепнуть на миг, достаточный, чтобы Тёмные Ангелы успели приблизиться. Вот на что Мордекай рассчитывает. Вот чего ждёт. У потери одного из узлов не могло быть более масштабных последствий. Но мы не можем учесть то, чего не замечаем…

Верхние ярусы Темниц больше не обеспечиваются энергией. Начинают выть сирены. Наблюдающие за потоком электричества духи машин реагируют на его нарушение. Перенаправляется энергия. Погружённые в корневую породу под Темницами плазменные генераторы начинают работать на полную мощность. В системе происходит скачок энергии. Благословенный электрический импульс входит в реле, созданное триста лет назад человеком, умершим для завершения работы. И оставленный в миг его смерти изъян приносит свои плоды.

Сплавляется металл. Сгорают провода. Из кабелей вырываются разряды. Воспламеняется пластик. Скачок нарастает, становясь бушующим потоком. Пламя и молнии вырываются из силовых магистралей, процесс происходит быстрее, чем духи машин успевают переключить системы и отключить сбоящие детали. Дублирующие системы выходят из строя. От ограничителей тока остаётся расплавленный шлак. И вот так просто вся верхняя треть Темниц остаётся без электричества. Системы наблюдения, сдерживающие поля, свет, вентиляция… все механизмы отчаянно втягивают в себя последние разряды, задыхаясь.

Мгновение царит тишина, но это безмолвие означает не покой, а глубокий вдох перед воплем.

Понимаешь, это ведь не единственное из случившихся в ту ночь бедствий. Терру терзал варп-шторм, каких не видывали на протяжении тысячелетий. Прежде Темницы являлись островком на пути штормовой волны, многоярусные пси-нейтрализующие системы не впускали бурю в их стены. Но безмятежности пришёл конец.

Нулевые поля отключаются. Сдерживаемые ими потоки бушующего варпа хлынули внутрь. Прежде кое-как уравновешивающие друг друга внутри тюремного комплекса неестественные энергии вырываются на свободу. Конечно, в Темницах есть свои обереги, самоподдерживающие нуль-генераторы, всевозможные меры противодействия таким инцидентам, но их недостаточно, не в эту ночь. Ведь грянула буря эпох.

Обереги раскалываются. По комплексу с воем растекается призрачное сияние. Лабиринт гравитационных генераторов и коридоров скрежещет, будто ключ, пытающийся повернуться в заклинившем замке.

В своей камере я чувствую, как начинает дрожать воздух. И открываю глаза. Я встаю. Будущее наступило.

Хеккаррон бежит, а вокруг него вопит свет. Под ногами кустодия содрогается проход в лабиринт Темниц. Направление притяжения меняется, и стена справа становится полом. Он вскакивает на неё без промедлений, даже не сбившись с шага. Впереди виднеется то, что осталось от двери. Она была полуметровой ширины диском из хладного железа[18]18
  Согласно поверьям, холодное железо отпугивает духов, призраков и всевозможную нечисть.


[Закрыть] и адамантиума, закреплённого на стенах метровыми болтами. Теперь за стены цепляются клочья изорванного металла, буквально размазанного по камню.

А за разодранной дверью на фоне пламени нависает тень. Копьё Хранителя вспыхивает, воя, будто молния. Клинок – сверкающая дуга, и вплоть до слоёв атомов в её металле запечатлены тайные имена, произнесённые, когда ковалось оружие. В древке есть встроенная пушка, заряжённая пулями из серебра.

Когда Хеккаррон бросается в пролом, притяжение меняется вновь, теперь пол – потолок. Тень оборачивается. У неё нет имени, которое может произнести человек. У неё нет очертаний, но создание похищает образ прямо из разума глядящего на него кустодия. Мрачная пустота обращается в кожу из расплавленного железа. На костяном лице открываются глаза из синего пламени. Механические руки разведены так широко, что когти царапают стены. Тварь тянется к Хеккаррону, и кустодий чувствует, что переменчивая гравитация исчезает. Существо нельзя назвать быстрым. На самом деле оно и вовсе не сдвинулось с места. Но теперь оно не там, где было, а его когти сомкнуты на шее хранителя.

Броня скрежещет, начиная поддаваться. Кустодий отталкивается от стены, ставшей полом, и вырывается из хватки. Окутанное молниями копьё сталкивается с пылающим железом. Свет и тьма меняются местами. Безымянная тень отшатывается, её облик кипит, обращаясь в красное облако.

Хеккаррон приземляется, ещё в прыжке делая выпад копьём, а тварь меняется вновь. Теперь она – громадное, клубящееся месиво из осколков камней и чёрного льда. Копьё вонзается в цель, но существо раскалывается, развеивается, будто дым под порывом ветра. А затем оно течёт к Хеккаррону, окутывает его, пронзая, рассекая. По чёрно-золотым доспехам скрежещут тысячи бритв.

При прикосновении твари кустодий чувствует обещание изничтожения и её жажду свободы. Боль неописуема, но он не издаёт ни звука. Мгновение он будто падает, падает сквозь воспоминания всей жизни до дня, когда он ещё не мог ходить, а единственными обращёнными к миру словами был крик напуганного младенца, унесённого из горящего дома. Мгновение и ощущение проходят. А потом кустодий пожимает плечами.

Мускулы и доспехи вздымаются в идеальном унисоне. Тварь разлетается облаком стеклянных осколков. Взмахами копья Хеккаррон рассекает её. Молнии терзают существо, пытающееся принять новое обличье. Кустодий, не переставая бить, срывает с пояса устройство. Небольшой икосаэдр из чёрной материи[19]19
  Таковой есть у памятника Спинозе в Аместердаме и является символом идеи философа о Вселенной, как модели, созданной «отшлифованным человеческим интеллектом». Также согласно учению Спинозы о метафизике на самом деле мир состоит лишь из одной субстанции, Бога или Природы, а основные атрибуты-свойства субстанции это протяжение и мышление.


[Закрыть]. Тварь знает, что это, знает, что произойдёт.

Взревев, существо в последний раз бросается на кустодия. Тот бросает чёрное устройство. Оно летит к цели по дуге, протягивается через измерения. Свет деформируется от сдвига. Расстояние растягивается так, что проход кажется бесконечным.

А затем всё сжимается обратно, существо складывается и исчезает в никуда.

Чёрный икосаэдр падает.

Вновь перешедший на бег Хеккаррон подхватывает устройство прежде, чем оно касается пола, и устремляется вглубь разбитого лабиринта Темниц.

Азхар выбрался наружу прежде, чем я нашёл его камеру. По коридору расходится пламя. Зелёное и оранжевое, неестественное, скручивающееся, как водоросли в паводок.

– Ты знал, что это произойдёт, ведь так? – цедит Азхар сквозь зубы вместо приветствия.

– Ничего я не знаю, – отвечаю я. – Выпускай остальных. У нас не так много времени.

– Этого следовало ожидать, – ворчит он, не скрывая тлеющего в душе гнева.

Выбрался и Бахариил. Мы находим его стоящим посреди воронки, оставшейся от камеры. Синее пламя тлеет на искорёженном металле и наполовину расплавившемся камне. А он стоит, качаясь, выданная кустодиями мешковатая накидка развевается, будто от порывов ветра. На открытых руках Бахариила танцуют голубые огоньки. Он поворачивается к нам, но глаза его – тёмные провалы, ничем не выдающие узнавания.

– Не солнце, но око, око, глядящее изнутри… – бормочет Бахариил.

– Брат, это мы, – окликаю его я и останавливаюсь, не подходя ближе. – Ты нас видишь, Бахариил?

– Ночь и день, чёрное солнце, пылающая луна…

– Он видит только своих треклятых боков, – ворчит Азхар. – Оставь его, сам сказал, что времени мало.

Но я всё так же стою.

– Бахариил, посмотри на нас, – говорю я, спокойно и не повышая голоса. – Мы – твои братья. Мы здесь. Вернись к нам.

Он моргает, и трясёт головой.

– Братья… В землях, где я родился, были зелёные леса, тёмные и глубокие, и звери. На них охотились достойные люди. Достойные люди, облачённые в металл… Высокие башни… И дождь… шёл дождь…

– Да, – согласно киваю я. – Он шёл.

– Дождь шёл над лесами, – и взгляд Бахариила становится чуть менее отстранённым и тёмным. Пламя всё так же пляшет по его рукам, но глаза больше не кажутся провалами в зияющую бездну. – Буря уже здесь, братья. Она терзает душу ночи. Пламя погребальных костров взвивается… И время быстро утекает.

– И как его лучше потратить, если не убеждая безумца идти с нами, – фыркает Азхар.

– Мы все братья, Азхар, – возражаю я, не отводя взгляда от Бахариила. – И должны об этом всегда помнить. Во вселенной есть мало что более важное.

– Если ты в это веришь, – сухо отвечает мне Меченосец, – то ты и в самом деле глупец.

– Следуй за мной, – говорю я, спокойно кивнув Бахариилу. – Нам надо выпустить остальных.

– И найти наши доспехи с оружием, – добавляет Азхар. – А то я чувствую себя так, будто стою голым посреди урагана.

Мы идем к следующему ряду камер. Из ниши выскакивает всё ещё действующий орудийный сервитор, чьи плечи и механические руки тяжело поднимаются под грузом орудий. Нацеленные на нас стволы окутаны молниями. Я не бегу, потому что знаю, что не умру здесь. Синее пламя разрывает сервитора изнутри. Детонируют батареи и боеприпасы. Тело разлетается на части, клочья сгорают, не долетая до стен.

Сквозь пепел идёт Бахариил. Его руки обожжены, но, похоже, он не чувствует боли. Теперь синие огоньки пляшут и в его глазах.

– Я – око бури[20]20
  Игра слов, поскольку око бури это область прояснения и относительно тихой погоды в центре тропического циклона. Таким образом Падший говорит, что он – око бури и в буквальном, и в переносном смысле.


[Закрыть], – изрекает Бахариил, – и сквозь меня она видит всё…

Возможно, вы гадаете, почему я называю его братом? Почему я считаю, что того, чью душу опаляет тёмный свет Хаоса, стоит спасать. На то есть причины, круги причин внутри кругов, бесконечные доводы, но все они вращаются вокруг одной истины. И вот она: меня можно назвать как угодно, но не лицемером.

Мы идём дальше. Следующим мы освобождаем Корлаила. Бахариил пробивает дыру в двери взмахом руки, после которого в воздухе чувствуется стужа, а на коже – жар лихорадки. Корлаил склоняет передо мной голову, выходя из камеры. Я знаю, что мысленно он уже добавляет побег к списку грехов, за которые должен понести епитимью.

– Сколько из нас выбралось?

– Почти все, – отвечаю я.

– Где доспехи и оружие?

– Они бы не стали хранить здесь снаряжение, – отвечаю я, – но если и отослали куда, то скорее всего оно ещё где-то рядом. Шестерни Терры вращаются неспешно.

– Но недолго нам гулять на свободе, если будем тут торчать, – сухо замечает Азхар. – Здесь ведь темница для чудовищ. И если выбрались мы, то освободились и некоторые из других… постояльцев. И кто знает, где путь наружу…

– Выпускай остальных из братьев, Азхар, – чуть качаю головой я.

Он открывает рот, желая поспорить, но затем оборачивается и идёт вдоль ряда камер. Меченосец проклинает и меня, и цепь былых неудач, которая его сюда привела. Бедный Азхар. Душу, столь переполненную острыми осколками гнева, ждёт лишь трагедия. Я всегда желал ему иной судьбы, но не нам её выбирать.

– И что мы будем делать теперь, брат? – спрашивает Корлаил. – Опять бежать?

Бежать… бежать вечно, вечно быть преследуемыми.

– Нет, брат мой, – отвечаю ему я. – Ещё нет.

Всё ещё веришь тому, что я рассказываю? Во все эти совпадения? Серьёзно, после всего, что я только что сказал? Наверное, история уже кажется невозможной, а дальше будет больше. Впрочем, не я её писатель. Да, я – катализатор, причина всех этих событий. Но не я выбрал, что произойдёт, и неважно, как удобно все они сложились.

А ведь и в самом деле удобно, а? Я – беглец из надёжнейшей тюрьмы на Терре, свободный, но преследуемый сразу двумя охотниками, свободный во Дворце Императора Человечества, свободный посреди горящего мира. Пандемониума. Столь много разрушений и пожаров, столь много допущений обратились пеплом в пламени, чей свет и жар ослепляет нас всех. Так легко упустить, что же на самом деле происходит.

Как столько событий могут накладываться друг на друга?

Обломок статуи падает с высокой крыши кафедрального собора. Идущий под ней паломник смотрит ввысь за миг до того, как камень ударяет его и убивает. Ровно двадцать лет спустя его сын стоит на том же самом месте, зажигая поминальную свечу в память об усопшем отце. Он слышит шум и смотрит вверх. Обломок той же статуи раскалывает и его череп.

Невозможно. Такого не бывает, или должна быть причина, направляющая рука, великий замысел, вмещающий в себя всё невероятное. Нам не по душе мысль, что мы – лишь пыль, поднятая ветром перемен. Даже если мы убедимся в возможности случайностей, то уж точно не поверим, что одно совпадение следует за другим. Успехи и неудачи должны быть уравновешены друг с другом, всё должно быть разумным. Однако ничто в этой вселенной не является разумным. Что же до того, есть ли великий замысел…

Ну, ты ведь не ждёшь, что я отвечу на этот вопрос, не так ли?

Шестая глава

Темницы

Выходов из Темниц ещё меньше, чем ты думаешь. Имперский Дворец огромен и обширен, испещрён проходами сквозь укрепления. Но его тёмные камеры – совсем другое дело. Хранители Теней – кустодии, знающие своё дело, и потому дверей в их владения немного, и все охраняются. Есть главные врата, ведущие из Дворца в глубины узилищ. Есть тайные тропы, уходящие в недра планетарной коры под Темницами. Есть и несколько иных дорог…

Проходом к одной из них является Шестерёночная Дверь. Темницы, как и весь Империум, не могут существовать без машин Адептус Механикус. И Шестерёночная Дверь – проход, которым пользуются техножрецы. Конечно, она является не дверью в буквальном смысле, а туннелем, петляющим вплоть до посольского анклава Механикус. От края до края – двадцать метров. По стенам, потолку и полу проложены магнитные рельсы.

Всё проходящее сквозь Дверь отслеживают целеуказатели, фильтры геноследов и определители личностей, встроенные в орудия-сервиторы. Здесь же нас ждёт и наше оружие. Кустодии передали его техножрецам, чтобы те тщательно всё изучили, а потом отправили в утиль. Нам повезло. Стазисные контейнеры не успели уехать дальше первого участка Шестеричной Двери.

С рёвом проносится синее пламя, и мы проходим сквозь внутренние врата. Брызжет расплавленный метал.

<Обнаружена угроза> – передаёт сообщение один из техножрецов. Его товарищи отвлекаются от выполнения задач. Разворачиваются орудийные сервиторы. Энергия накапливается в оружии. Им уже сообщили о сбое энергоснабжения тюрьмы. Они были в полной боевой готовности, но не могли ожидать нас.

Корлаил первым врывается в пролом. В руках он сжимает искорёженный металлический штырь длиной со смертного человека. Скверная замена мечу, но и её достаточно, чтобы убивать.

– За Льва! – кричит он, подбегая к первому техножрецу. Одним ударом он разрубает его от горжета до грудины. Хлещут жидкая кровь и густое масло. Техножрец испускает машинный предсмертный вопль.

Вслед за братом бежит Азхар. В одной руке его – примитивное подобие щита, в другой – вырванный поршень.

Орудия-сервиторы стреляют. Азхар закрывается щитом от пуль. Осколки рассекают его плечи. Кровь течёт из обнажившихся мускулов. Ему плевать. Он улыбается мертвецкой ухмылкой на лице, изборождённом старыми шрамами. Если бы жрецы успели зарядить энергетическое оружие, то испарили бы его щит, а усмешка убийцы стала бы оскалом обгоревшего черепа. Но Азхар – не просто ожесточённый, злой и заблудший воин, он ещё и очень, очень быстр.

Он обрушивается на боевого раба за миг до того, как тот успевает выстрелить из плазменных пушек. От удара сервитор откатывается на гусеницах. А затем на его лицо опускается самодельная булава. Из треснувших глаз разлетаются осколки кристалла, металлический череп вдавлен в остатки мозга. Азхар оборачивается, высматривая следующего врага.

В это мгновение он бы и умер.

Азхар стремителен, но он не видит киборга-убийцу, бегущего к нему по полу. Существо быстро, как распрямившаяся пружина, тонконогое, сжимающее в руках клинок и пистолет. Киборг наносит рубящий удар. Азхар успел бы лишь ощутить, как от гудения клинка содрогаются его глаза, а затем тот впился бы в кожу…

Но клинок так и не опустился.

Потому что я рядом. Я – тот, кто ворвался в брешь вслед за Корлаилом и Азхаром. У меня ещё нет оружия. Однако его и не надо.

Киборг видит меня. На миг даже его полумеханический разум чувствует подобие страха или изумления. В одну из рук встроен клинок, механизмы другой сжимают пистолет. Обхватив его разящую конечность, я делаю рывок на себя. Разрывая шестерёнки и сервосистемы. Говорят, что плоть слаба, иногда так и бывает, но наша – сильна, ведь её сотворил сам Император. Я рассекаю вторую руку киборга его же собственным поющим клинком. Существо отшатывается на тонких ногах.

Я подхватываю выпавший из культи пистолет. Игольчатый бластер. Оружие смертельно опасное, хотя и не слишком подходящее космодесантникам. Не важно.

Я выпускаю очередь в упор по телу киборга. Иглы почти разрывают его пополам. А затем я двигаюсь, стреляю, убиваю. Истекаю кровью. Уничтожаю. Я чувствую, как это нравится мрачной тени, что у меня вместо души. Остальные из моих братьев, Падшие воители без дома и отца, сражаются вместе со мной, делая то, ради чего нас сотворили. Мы уничтожаем сломанным оружием, руками и вживлённой в нас силой.

На это уходит немного времени. И когда всё заканчивается, Азхар оглядывается на меня. Бедняга. Как же ему недолго осталось. Увы…

– Слабак! – цедит от, давя ногой то, что осталось от мозга сервитора.

– Ищите оружие, братья, – говорю я. Остальные уже собрались вокруг металлических контейнеров, сложенных на магнитной вагонетке. Корлаил и ещё один Падший вскрывают их. Внутри и доспехи, и снаряжение. Я вижу, как Корлаил целует висящий на цепи ключ, хранимый им из долга и чести. Вокруг нас мерцают и гаснут красные сигнальные лампы. Тела, конечности и механизмы свалены в багровые груды. Кровь стекает по канаве в середине туннеля.

– Оно здесь, – говорит мне Корлаил. – Наше снаряжение. Всё.

– Всё? – уточняю я.

Корлаил, поняв, о чём я спрашиваю, оборачивается, чтобы проверить.

– Нет. Меч… его здесь нет, милорд.

Меч… Тот самый, который я носил со времён раскола нашего легиона. Меч, покоящийся на моей спине в ножнах. Бремя, которое я не могу снять. До самого конца.

– Меч исчез? – смеётся Азхар. – Ты так долго тащил его, всю дорогу, а теперь – потерял. Больше нет причины, по которой хоть кто-то из нас следовал за тобой, и мы на свободе в самом сердце Империума, – он почти трясётся от смеха.

Корлаил выхватывает палаш из ящика так быстро, что я не вижу движения. Как и Азхар. Клинок уже обнажён и искрит в руках кающегося брата. Меченосец не двигается с места. Но на его лице больше нет веселья. Видишь ли, Азхар быстр и готов убивать, но Корлаил уже был смертельно опасен во время раскола Калибана, а за все прошедшие тысячелетия лишь ещё больше отточил свои навыки. Иногда я гадаю, а смог ли бы я справиться с ним, если бы до этого дошло.

– Давай, Азхар, посмейся ещё, и я рассеку тебе лицо, оставлю шрам позорным клеймом до самой смерти.

– Рассечёшь, а, Корлаил? А почему просто не убьёшь, завершив круг?

– Я не хочу нести епитимью за твою смерть, Азхар, но понесу, если ты не оставишь мне выбора.

– Как скажешь, – горько усмехается тот.  – Нет, брат, я не хочу обременять тебя ещё больше. Но куда по-твоему он нас теперь поведёт? – говорит Азхар, показывая на меня. – Навстречу новой вечности прозябания во тьме? Эонам скитаний по Оку, где все мы станем заблудшими, как Бахариил?

– Есть лишь одна истина, – изрекает тот, услышав своё имя. – Истина вечности, истина изничтожения.

– Если ты, Корлаил, веришь, что нам следует вновь идти по этому пути, то и в самом деле заслуживаешь мук стыда, – Азхар больше не смеётся. На самом деле, он и раньше не веселился. В душе его нет места ничему, кроме боли и гнева на Льва, на Империум, на меня… – Мы – преданные, и теперь мы здесь, в мире, взрастившем нас, в самом сердце Дворца Императора, предавшего легион. Лучшей возможности отомстить у нас не будет.

– Я не разорву свои клятвы во второй раз, Азхар. Я последую за носителем меча, а не за тобой к новым грехам.

– Сломанные мечи, старые клятвы, новые заблуждения, – ворчит Азхар. – Зачем мы здесь, если не ради возмездия? Смерть, муки и плач тех, кто отверг нас – достойная расплата. Какая разница, у нас ли старый меч. Коралил, ты – глупец, особенно потому, что веришь, что он приведёт тебя к искуплению, – Меченосец снова показывает на меня пальцем.

– Я пойду туда, куда меня поведёт милорд, – отвечает Корлаил.

– Он никому не господин! – рычит Азхар.

– Довольно.

Все умолкают, услышав мой голос. Все десять последовавших за мной на Терру братьев поворачиваются ко мне. Бахариил, чья кожа истекает потом после колдовства. Очистительный Свет, не произнёсший ни слова с тех пор, как сгорел Калибан. Афкаль, давно забывший и сияние надежды, и утешение ненависти. И остальные. Все смотрят на меня. Все ждут, что же произойдёт, размышляя, идти за мной или нет. Возможно, кто-то даже надеется, что Азхар рискнёт и попытается убить меня, забыв о мече Корлаила. Удивляешься тому, что им не хватает верности? Не стоит.

Мы – разделённый легион. Я не имею в виду, что мы разделены так же, как юнцы, преследующие нас из стыда. Я имею в виду, что среди нас нет и подобия единства. Наши не простившие и не прощённые братья зовут всех нас Падшими, будто мы едины мыслями и целью. Но мы, Падшие, так же разобщены, как расколоты наши мечи и разорваны клятвы. Среди этих десяти есть те, кто веками преследовал меня. Есть и те, кто большего всего на свете хотел бы пасть на колени перед Императором и услышать, что они прощены. Есть те, кто верит в богов, а другие убеждены, что в конце нас ждёт лишь пустота. Разобщённые, ожесточённые, осуждающие друг друга и себя, все они стоят, наблюдают и ждут.

Тишину изгоняет Бахариил. Закрыв глаза и склонив голову на бок. Видно, как под его пергаментной кожей чернеют вены.

– Две стороны луны, одна кровавая и тёмная, другая – сверкающая и серебряная…

– Берите оружие и облачайтесь в доспехи, – приказываю я. – Все.

После мгновения сомнений они повинуются. Спешно, надевая пластины брони без всяких обрядов, с коими рыцарям подобает готовиться к войне. Такова плата за недостаток времени.

– И куда мы отправляемся, господин? – спрашивает Корлаил.

– За мечом, – отвечаю я.

– А потом? – цедит Азхар.

Я лишь пожимаю плечами.

– А потом мы отправимся туда, где нужен этот меч.

Запретная зона Астрина

Мордекай не успевает добраться до Темниц. Вместе со своими братьями он пробирается через запретную зону Астрина, когда на них наталкивается орудийный катер.

Они крадутся по простору между громадой Министериума Всеведущего и полуразрушенным Архивом Эпох. Эта часть Дворца была объявлена мёртвой зоной семьдесят лет назад. Сейчас в ней живут лишь банды оборванцев, переживших войну Департаменто, что привела к смерти префекта Архива и почти полумиллиона душ. Да. Такое случается даже здесь, меньше чем в двух сотнях километров от Внутреннего Санктума. Вопрос скорее в том, почему нахождение в ней до сих пор является смертным приговором. В выданном патрулирующим зону арбитрам судебном указе не упомянута настоящая причина. Их может быть много. То, что возглавляющий одну из сторон на войне префект был убит по меньшей мере пять раз и не умер, то, что люди на обоих сторон войны пробуждались ото сна о великом и пустом городе, и рассказывали, что они видели одиноко сидящий на троне среди опустошения труп, то, что под восточной окраиной Астрины находятся Темницы, и при всех их оберегах я – не первый, кому удалось сбежать. Всё это может быть причиной, по которой нахождение на этих улицах приводит к смерти. На самом деле и не важно, с чего всё началось. Причину никто не знает, и никому нет дела. Так написано, и потому так и будет.

Небо патрулируют отделения арбитров-палачей. Они стреляют на поражение, однако сейчас большая часть сил перенаправлена на подавление бунтов и беспорядков в других зонах. Мордекаю повезло, что из трёх отрядов один облетал здание, когда из него выходили он и его братья.

Белый свет прожектора сияет на доспехе Нариила. Он отскакивает за мгновение того, как раскручиваются стволы пулемёта и начинается огненная буря. Пули впиваются в плитки. Нариил поднимается на корточки, вскинув болтер. Стреляет. Болты стучат по орудийному катеру, взрываются на броне. Машина содрогается.

Но этого зверя не так-то просто сразить. Кости его прикрыты прочной бронёй. Пластальные пластины защищают кабину. Пушки питаются из широких ёмкостей в чреве. Ракетные пусковые установки возвышаются над хребтом и усеивают брюхо. В машине лишь один стрелок и пилот. На зазубренной чёрной шкуре алеет сжатый кулак Адептус Арбитрес. У орудийного катера лишь одна задача – нести смерть. Едва первый болт-снаряд бьёт по носу, бортстрелок расценивает ситуацию как соответствующую прецеденту экстремис. Он запускает нижние ракетные пусковые установки. Это неизбирательные орудия, разработанные рассеивать боезапас, будто семена. Ракеты градом летят к цели. Среди них есть и осколочные, и воспламеняющие. Жар и буря осколков окутывают Нариила, скрывают землю из вида.

Пилот разворачивает катер. Стрелок ищет цели, используя ауспик и прибор тёмного видения. Они понятия не имеют, во что именно стреляли. Но хотят удостовериться, что убили всех, кто мог находиться на поверхности. Даже не догадываясь, что сами сейчас умрут.

Мордекай и другие Астартес находятся в укрытии. Стрелок их не заметил. Сенсоры настроены на движение и тепло. Они не могут засечь холодную броню Тёмных Ангелов. Мордекай приказал своими братьям не двигаться, едва были выпущены первые пули. Мысленно он проклинает себя за то, что не заметил машину. Теперь им придётся устранить пилотов, удостоверившись, что они не смогли опознать космодесантников и передать информацию.

– Ждите, – шепчет бибиларий по воксу.

И они ждут, пока жидкое пламя растекается по плитам, а шрапнель звенит по их доспехам. Не двигается даже Нариил, наблюдая из клубов пламени, как над ним летит катер. Для такого оружия он неуязвим. А Мордекай собирается с мыслями, ждёт ещё один удар сердца, а затем бросает вперёд таран из воли.

На орудийном катере установлены нуль-матрицы. Слишком многие из ещё обитающих в зоне людей являются псайкерами, и арбитры готовы к встрече с ними. Но беглые псайкеры не ровня библиариям. Разум Мордекая пробивает обереги. Перегруженные матрицы плавятся. Тёмный Ангел чувствует, как от усилий вокруг его глаз лопаются кровяные сосуды. А затем его воля обрушивается на сознания арбитров, сминая поверхностные мысли всмятку. Он чувствует, что они ещё не успели доложить об инциденте. Разумом своим заставляет умолкнуть их голоса, а руки сковывает параличом. Поспешная, топорная работа, но её хватит.

– Огонь, – приказывает он по воксу.

Болты вновь бьют по орудийному катеру. Они не пробивают броню, но без вмешательства пилота их достаточно, чтобы подбросить машину. Катер кренится. В один миг микродвигатели удерживают машину в воздухе, а в следующий – переворачивают. Неуправляемый полёт обрушивает катер на ещё горящую землю. Продолжающие работать ускорители тащат скрежещущий корпус по треснувшим плитам. А затем машина сталкивается со стеной. Микродвигатели всё ещё надрывно воют, сотрясая катер, когда к нему подбегают Тёмные Ангелы. Они не рискуют выживанием свидетелей. Мордекай срывает с корпуса пластины брони. Смятый во время столкновения стрелок уже мёртв. Ноги пилота сломаны, но в его руке сжат пистолет. Мордекай отталкивает его в сторону прежде, чем арбитр успевает спустить курок, и впечатывает кулак в голову смертного. Пилот обмякает. Сквозь шлем из треснувшего черепа течёт кровь. Мордекай бьёт ещё раз, по темени арбитра, раскалывая его позвоночник. Теперь смертный точно мёртв.

– Досадно, – говорит ему подходящий Нариил. От его покаянной рясы остались лишь обгоревшие клочья. Мордекай качает головой, размышляя, какая из его оплошностей позволила этому произойти. Они впустую потратили время, их могли обнаружить. Что ещё хуже, библиария гложет подозрение, что даже если они и смогут добраться до Темниц, то проникнуть в них – нет. Инцидент напоминает ему об уроке, который он усвоил задолго до того, как стал Тёмным Ангелом. Имперский Дворец не терпит слабостей, какими бы они ни были незначительными. Они – Крыло Смерти, они – Тёмные Ангелы… Но перед ними Терра, о которую в прошлом разбивали зубы и магистры войны, и деспоты. Мордекай задумывается, не совершили ли они немыслимую глупость, отправившись на эту охоту. Ему бы стоило прислушаться к этим сомнениям… однако судьба-злодейка с особым удовольствием помогает глупцам совершить ещё один шаг к концу пути.