Текст книги "Джон Френч - Ариман: Неизмененный (Ариман)"

Автор книги: Джон Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)

Ариман бросил взгляд на Гаумату – пламенеющий гребень психического капюшона очерчивал колдуна блеклым силуэтом под ореолом противоречивых чувств и мыслей.

«Как и у всех них, – подумал Ариман. – Как и у меня».

Из задумчивости его вывел Ктесий:

+Игнорируя тот факт, что он мог измениться, его будут охранять. Империум не допустит, чтобы кто-то сумел найти такой символ позора+.

+Империум не помнит, что он вообще существовал, – послал Ариман, а затем снова оглядел круг, кивая каждому, с кем встречался взглядом. – Название планеты, как и наше, затерялось во времени и добровольном самообмане. Благо слепоты, доспехи презрения, щит неведения – зовите как хотите. Мы и наше прошлое для них даже не мертвы, нас никогда не было. Остались лишь мифы, искажения, созданные временем и пропастью между знанием и страхом. Мы – призраки и чудовища этой эпохи, существа, что выскальзывают из темных закутков, дабы наказать тех, кто полагает, будто живет в свете. Малое, малое число знающих о нас хоть что-то боится даже сильнее и с ужасом хранит эти знания. Пока мы вели собственные войны, Империум просто стер нас со страниц истории+.

+Но его охраняют и защищают, верно? – спросил Ктесий. Пальцы призывающего, сжимавшие посох, дрожали. Он оглянулся на остальных в поисках поддержки. – Меня волнуют не массы несведущих. Инквизитор преодолела эту защиту потому, что ее разместил там ее род. А мы не принадлежим к верным членам Империума с неоспоримой властью+.

+Призывающий демонов прав, мастер, – послал Гильгамош. – Если нам придется преодолевать значительное сопротивление, то наша мощь, подготовленная для грядущего, ослабнет+.

Ариман посмотрел на Гильгамоша, и авгур выдержал его взгляд. Он знал, что тот имеет в виду. Все они знали, что это означает. Первый пункт назначения был только первым шагом, промежуточной точкой к конечной цели. Им все еще придется сокрушить оборону Планеты Колдунов, а затем встретиться со своими братьями и силами, что собрались у трона Магнуса.

Магнус… Их ждала встреча с отцом, мастером, который научил их всему и который теперь стал существом трансцендентной мощи. Им придется сделать все это, чтобы провести ритуал Рубрики. Ариман знал, что остальных колдунов на этом пути удерживает лишь его вера.

+Мы преодолеем все, что потребуется, – наконец послал он. – Без сомнений+.

+Ты видел будущее? Ты знаешь, что это сработает?+ – спросил Киу, и в его послании ощущались нотка рвения, нужда в благоволении судьбы, жажда уверенности.

+Я знаю это, – послал Ариман, а затем обратил взгляд на наблюдавшие за ним глаза. – Нам следует подготовиться. Все вы правы, каждый из вас. Даже этот шаг потребует от нас многого, а то, что грядет, даже большего. Мы должны быть готовы, должны искать любой шанс и возможность и собрать все имеющиеся у нас силы+.

Каждое его сердце стукнуло один раз, а затем Гильгамош опустил голову.

+Твоя воля исполнится+, – послал авгур.

Один за другим остальные последовали его примеру.

+Твоя воля исполнится+.

+Твоя воля исполнится+.

+Твоя воля исполнится+.

Ктесий колебался, оглядываясь то на одного, то на другого, а затем неохотно, едва заметно кивнул.

+Твоя воля исполнится+, – произнес он.

Ариман согласно опустил веки.

+Это – настоящее начало, братья, – послал он. – Мы возвращаемся на Планету Колдунов, но прежде мы вернемся домой. Мы навестим Просперо+.

IV

Контроль

Демоны зашипели на Кнекку, стоило ему бросить на них взгляд. Они сбились в круг из бронзы, сверля его рядами черных, похожих на драгоценные камни, глаз. Груда существ закопошилась, шелестя влажными кожистыми крыльями. Колдун подступил ближе. Сзади ждали его смертные рабы, облаченные в мантии из белого шелка и маски из черненого серебра. Один из демонов ухнул и щелкнул на Кнекку зубами. Несколько рабов захныкали. Он чувствовал, как их разумы силятся удержать рвущиеся изнутри силы. Никто пока не умер, но кровь уже пятнала некоторые одеяния свежими розами, сотканными из брызг. К тому времени, как он закончит, они уже будут поглощены. Оставшиеся станут бесполезными, ибо свет их сил выгорит дотла. Прежде чем Кнекку выполнит порученную задачу, ему придется израсходовать больше своих смертных. Намного больше.

Колдун перевел взгляд на огромную свору демонов. Один из них разверз пасть, и его розовый язык задергался за рядами треугольных зубов. Из глотки существа вырвалось шипение, и оно клацнуло челюстями, не сводя с Кнекку блестящих от страха и негодования черных перламутровых глаз. Остальные дрались и огрызались друг на друга, пытаясь выбраться на вершину кучи. Ни один не решался приблизиться к границе незримой клетки.

Кнекку поднял руку и придал мыслям форму, резонировавшую с начертанным на земле кругом. Сквозь него замерцала волна напряжения. Демоны съежились и попытались уползти, шипя и подвывая. То были слабые существа, остатки потерянных душ, которые не числились в любимчиках великих сил варпа. Голод, трусость и злоба были кровью и кожей подобных сущностей, но в безднах между измерениями их было не счесть, и они видели и слышали очень многое.

Колдун сформулировал приказ и позволил ему просочиться в круг с демонами. Те зашипели, ощутив, как вокруг удавкой стягивается воля Кнекку.

«Смотрите, – говорилось в его повелении, если бы его можно было выразить словами. – Смотрите и несите вести».

Демоны зашипели в ответ, разразились щелкающими криками. А затем они замерли, все конечности застыли, все взоры были прикованы к нему.

«Идите», – велел Кнекку и опустил руку.

Сковывавший круг раскололся, и существа, замолотив крыльями, рванули ввысь. Вопли эхом разнеслись по округе, когда они выплеснулись из окон башни в красное небо. Колдун наблюдал, как демоны поднимаются выше и выше, пока не рассеялись черным дымом.

Он смотрел еще секунду, затем опустил взгляд. За глазами покалывал болезненный осколок усталости. После восхода девятого солнца колдун успел провести восемьдесят один призыв, но это было только начало. Сар’ик приказал спустить фурий, чтобы наблюдать за течениями имматериума. Каким бы тщательным ни казался подход, Кнекку не мог избавиться от чувства, что это бесполезно. Если Ариман шел к ним, то вряд ли демоны-падальщики смогут заметить его.

«Контроль…»

Он должен исполнить волю отца, и поэтому Кнекку подчинялся Сар’ику и готовился к войне с Изгнанниками.

Колдун посмотрел на книги и свитки, разложенные на кафедрах и скамьях у стен комнаты, сделал к ним шаг, но затем остановился.

«Контроль…»

Ему еще многое предстояло сделать, чтобы помочь Сар’ику в его приготовлениях, и то, сколько времени у них оставалось, было вопросом без ответа. Некоторые его братья всматривались в огонь или пробовали прочесть будущее в лужицах демонской крови, но никто так ничего и не увидел. Ариман мог прийти в любую секунду. Неспособность узреть грядущие события тревожила не только авгуров, но и весь двор Магнуса. В таких условиях сосредоточенность играла жизненно важную роль.

«Контроль…»

Кнекку снова взглянул на открытые страницы. Он потратил ценное время, отыскивая гримуары и добывая свитки из хранилищ, которые были не вполне частью реальности. По пергаментам тянулись символы и письмена. Над ними висело марево – знания, скованные в их субстанции, тянулись ввысь. Он напрягся, собираясь отвернуться и начать следующий ритуал призыва и сковывания, но не шелохнулся, продолжая смотреть на книги. Каждая из них была записью видения о месте, которое те, кто ведал о его существовании, называли Лабиринтом. От снов прорицателей и до слов, которые под пытками выдавливали из себя демоны, все, что Кнекку сумел найти, лежало в нескольких шагах от него.

Его рука дернулась, словно чтобы подняться и взять один из свитков.

Мало кто из его рода не слышал о Лабиринте, но большинство предпочитало не говорить об этом, а если кто и тратил силы на погоню за его тайнами, то не распространялся о своих изысканиях. Сам Кнекку знал о нем от демонов и никогда не пробовал найти. До этого времени.

Поговаривали, что Лабиринт был везде одновременно – и никогда не существовал. Его коридоры были созданы из кристалла, что отражал каждую правду и ложь. Он был варпом, но также и настоящим местом, по которому можно было пройти так же, как по лабиринтам, построенным, дабы приводить в замешательство умы смертных. Он был как метафорой, так и реальностью. Все и всякий, когда-либо существовавший, находился внутри Лабиринта. И если Магнуса и можно было где-то разыскать, то только там.

«Нет», – подумал колдун. Не стоило искать дальше. Он и так провел слишком много времени, копаясь в тайных знаниях, и не мог тратить еще больше. Магнус был его владыкой и королем. Раз его не было с ними, то на это имелись причины, которые ему следовало уважать.

Да. Разве могло быть иначе? Предвидение и сила Алого Короля не ведали границ. Да, дело в этом.

Да.

Но…

Но если он исчез не по своей воле? Кнекку помнил чувство усталости, окаймлявшее ауру присутствия Алого Короля, когда он явился к нему в башню. Что, если что-то ослабляло его? Что, если он потерялся в Великом Океане?

Кнекку начал было отступать, но не сумел.

Что, если отец нуждается в нем? Его взгляд упал на серебряный атам, лежавший возле страниц открытой книги, на которых свивалась выведенная черными и красными чернилами диаграмма с ритуальными символами. Кнекку заколебался. В Лабиринте он найдет ответы.

Он шагнул ближе, и страницы зашелестели под воздействием статики.

+Кнекку?+ – вонзилось в его разум, не дав сделать следующий шаг, послание Сар’ика.

+Брат+, – отозвался тот, обуздав и стерев гнев, вспыхнувший прежде, чем он успел остановить его.

+Мастер, Кнекку. Не брат. Мы пока на войне+.

+Прошу прощения, мастер+.

Внезапный выговор подсказал, что от Сар’ика не укрылась задержка в выполнении задачи. Впрочем, Кнекку не мог сказать, знал ли тот о причине либо только догадывался о ней. Он скрыл изучение Лабиринта от всех глаз и разумов, кроме собственного, но на Планете Колдунов сохранить тайны было очень непросто.

+Ты отправил наблюдателей в течения?+

+3адача близка к завершению-1-.

+Ты закончишь ее без промедления, а затем вместе с остальными будешь поднимать новые башни в небо+.

Кнекку отвернулся от гримуаров и на мгновение закрыл глаза.

«Контроль…»

+Да… мой мастер+.

+Я могу освободить тебя+.

В разуме Мемунима раздался голос Берущего Клятвы. Он пришел в себя. Его голова дернулась, и от движения шипы ошейника погрузились в шею. Воина пронзила боль. Разум инстинктивно потянулся в эфир, но в него мгновенно впилась белая агония, швырнув обратно в плоть. Мышцы свело судорогой, дыхание со свистом вырвалось сквозь зубы. Он попытался призвать силу в свои мысли, но боль усиливалась, и Мемуним ощутил, как вари вытекает из хватки. Он моргнул, и камера заточения резко обрела фокус.

Он висел на цепях, идущих к охватившим его запястья и шею грубым стальным оковам. Они отняли у него глаз и содрали кожу с рук. Руны, вырезанные на темном металле, пылали раскаленно-красным цветом на границе внутреннего взора. Ржавчина и запекшаяся кровь брызгами расцветали на узких стенах. Единственный желтоватый свет исходил из клетки над ним, вокруг забившейся решетки в полу скопилась дурно пахнущая жидкость.

Берущий Клятвы стоял у запертой двери.

– Я… не… буду… служить, – с трудом выдавил из себя Мемуним.

Берущий Клятвы шагнул ближе. Тошнотворный желтый свет заблестел на бронзовых доспехах, и маслянистые тени пролегли по когтям, крыльям и лапам, покрывавшим их поверхность. Сверкнул единственный синий сапфир, вправленный в центр безликого шлема Берущего Клятвы.

Мемуним скривился и сплюнул. Сгусток кислотной слюны вперемешку с кровью зашипел, обращаясь в пар, прямо над поверхностью бронзовых доспехов. Он почувствовал, как что-то хрустнуло у него в груди, и опустил взор.

+Не думай, что ты такой один, Мемуним, – послал Берущий Клятвы. – Ты не один. Когда-то я был таким же, как ты+.

Слова удивили Мемунима, и он поднял взгляд прежде, чем успел остановить себя. С тех пор как его забрали из башни, была лишь боль. Это не беспокоило его, даже когда у него забрали левый глаз и сняли кожу с рук. Он был существом, тело и разум которого сотворили так, чтобы преодолевать боль куда большую, чем мог причинить нож.

+Ты такой не один+, – снова послал Берущий Клятвы.

Мемуним посмотрел в ответ. На мгновение слова задели в нем какую-то струну, но то была ерунда, просто очередная поза. Он умрет. Мемуним знал это, и теперь, когда неизбежное наконец пришло, он испытал нечто похожее на облегчение.

+Еще один удар сердца, – продолжил Берущий Клятвы, – еще одна секунда будущего, становящаяся прошлым. Жизнь в конечном итоге лишь привычка+.

Берущий Клятвы – который в разрушенной башне назвался Астреем – потянулся и снял шлем. Лицо под ним оказалось не таким, каким он запомнил его в последний раз. Щеки обезображивали шрамы. Огонь, пылавший в его глазах, исчез, и левая глазница была пустым провалом. Это было лицо воина, который многое пережил и носил шрамы своего прошлого на коже.

– Ты был воином – сыном Просперо, – произнес Берущий Клятвы, его настоящий голос был низким и спокойным. – Ты видел, как горит твой родной мир. Ты находился там, когда все, что было у тебя, уничтожил создавший тебя Империум. Ты выжил, цепляясь за жизнь, наблюдая за тем, как братья падают один за другим. Ты продолжал цепляться, чего-то ожидая, и хотя одна половинка твоей души понимала, что спасения не будет, вторая безустанно искала его. Ты позволил себе поверить, что существует способ спасти братьев, спасти себя. Ты поверил – и позволил своей вере стать верностью, стать надеждой.

Вместе со словами на поверхность поднялись воспоминания: серые волки, бегущие по захлестываемым огнем руинам Тизки, башни Планеты Колдунов под вздувшимися от варпа солнцами, свет Рубрики, прожигающий искаженную плоть, а затем безмолвие его мертвых братьев, выступающих из облаков пыли.

– Скажи, Мемуним, куда привела тебя надежда, которую дал тебе Ариман?

Мемуним удержал взгляд Берущего Клятвы. Воспоминания проносились обрывками тьмы и кровопролития, каждый момент – мгновение жизни, которой он больше не понимал. Ощущение прошлого теперь было реальнее, чем боль в освежеванных руках или от шипов на ошейнике, впивающихся в шею. Он поверил в Аримана, поверил, что легион может обрести будущее, что рычаг знания сможет перевернуть порядок мироздания. Он поверил, и последовал, и помог убить грядущее, которое ему пообещали.

– Ты не один, – повторил Берущий Клятвы, и Мемуним моргнул, сосредоточившись на лице перед собой.

Оно снова изменилось. Теперь это было лицо, которое казалось знакомым, лицо, находившееся где-то между воспоминанием и сновидением.

– Кто… – начал он и услышал, как непокорность покидает голос. – Кто ты такой?

Берущий Клятвы улыбнулся, и в выражении этом читались и жалость, и усталость, и холод кромки ножа.

– Ты знаешь, кто я, – произнес он.

– Ты говоришь, как он, – сказал Мемуним и вздрогнул, ощутив сухое дыхание на языке. – Ты говоришь, как Ариман.

На миг ему показалось, будто в пустой глазнице Берущего Клятвы мелькнула искра пламени. Когда тот вновь заговорил, голос был тихим и размеренным.

– Сейчас, Мемуним, ты стоишь в конце пути, что привел тебя в никуда. – Он кивнул и отступил назад. – Но есть другие дороги и другие цели, которым ты можешь послужить.

Мемуним покачал головой. Ему хотелось, чтобы Берущий Клятвы замолчал. Хотел, чтобы боль усилилась так, чтобы он смог погрузиться обратно во тьму, так, чтобы смог забыть.

– Ты уже предложил мне исполнение моих грез, но я больше не буду следовать за ними.

– Я не могу предложить тебе надежду – для нас ее теперь нет, но могу предложить новую мечту.

Мемуним заколебался. Он имел возможность отказаться прямо сейчас, уйти в холодную тьму ночи, где его воспоминания могли остаться, но где он не будет ими владеть.

Берущий Клятвы наблюдал за ним. На его лицо падали тени, скапливаясь в глазнице отсутствующего глаза, затемняя блеск доспехов до цвета потускневшей бронзы. Посох в руке был уже не серебром, но полированной костью и изогнутым эбеном.

Мемуним вспомнил Аримана, последнее мгновение на Планете Колдунов, когда они стояли среди только что сотворенной Рубрики, мгновение, когда за ними пришел Магнус. Он подумал тогда, что Ариман преклонит колени и станет молить о прощении, ибо разве мог он поступить иначе? Но Ариман остался стоять и сказал, что удовлетворен. Мемуним вспомнил миг до того, как Магнус рассеял кабал меж звездами.

– Какая мечта у меня осталась? – спросил он.

Посох Берущего Клятвы завращался, превратившись в полосу синего пламени. Цепи, что удерживали Мемунима, разорвались, шипастый ошейник слетел с шеи. Колдун приземлился на пол, в его разум хлынул варп, соприкоснувшись с мыслями.

– Месть, – произнес Астрей, глядя на него. – Я дам тебе месть.

Долгое мгновение Мемуним молчал, а затем закрыл глаза и склонил голову.

– Я даю тебе клятву, – сказал он.

Ариман остановился посреди своих покоев и прислушался. Кругом было тихо. По крайней мере, настолько тихо, насколько это могло быть на военном корабле. Через вентиляцию вырывался воздух. Прямо за стенами и под полом гудели трубы и провода. Эхо чего-то глубинного и механического, движущегося во внутренностях корабля, рычало на границе слуха. Но что на самом деле привлекло его внимание, так это тишина разума. Все голоса, бормочущие на краю сознания, все мысли и чувства, кричащие ему из чужих разумов, все цвета и текстуры устремлений, страхов и надежд, накатывающих на него, – все смолкло.

Покои не отличались размерами. Он мог пересечь их в шесть шагов, а потолок был достаточно низким, чтобы голова почти касалась голого металла. У стены напротив двери стояла койка. Небольшие полки расположились прямо под линией его зрения на двух других стенах, не считая пустующих стоек для доспехов и оружия. В прошлом эта комната служила арсеналом для линейного офицера Тысячи Сынов, возможно, сержанта. Теперь она принадлежала Ариману.

Колдун прошел к небольшому сундучку у изголовья койки. В нос ударил запах сухого кедра, когда Азек откинул крышку и достал глиняные чаши, масло и фитили. Слабая дрожь масляного пламени прогнала тени, когда он поочередно наполнил и зажег огонь в каждой чаше. Он прервался, пробежавшись взглядом по каждому предмету в помещении, пока его разум отмечал относительное расположение каждого из них. Все в порядке.

На то, чтобы снять доспехи, ушло больше времени. Без силы разума или рук сервов ему пришлось снимать их самому, пластина за пластиной, заклепка за заклепкой. Процесс, который можно было проделать одной только мыслью, стал чередой медленных, механических шагов. Он позволил себе погрузиться в ритм исполнения задачи. Разум успокоился. Все образы, бежавшие сквозь его мысли, замерли. Мир сузился до щелчков и лязга металла и керамита, а также тяжести каждой пластины в руках.

Временами Азек бросал взгляд на дверь. Прямо за порогом слева стоял Гелио Исидор, подобный статуе в сине-золотых доспехах. Свет в глазах воина едва заметно переливался зеленым. Заклинания, наложенные на покои, сглаживали ауру присутствия Рубрики. Но он все еще был здесь. Ариман чувствовал на себе его взор.

Он поднял с пола шлем за рога, пальцами почувствовав зарубки и сколы на них, и поместил на полку. От матово-красных глазных линз отразился тусклый свет. Ариман снова посмотрел на воина Рубрики, склонившись и подобрав сегмент плечевой пластины. Гелио Исидор глядел на него пустым взором.

– Ты бы хотел, чтобы он мог говорить?

Броня с грохотом упала на пол. Ариман вихрем развернулся, его руки потянулись и зарядили болт-пистолет одним размыто-плавным движением мышц. Разум плетью хлестнул наружу, готовый рассеять обереги вокруг комнаты и втянуть силы варпа внутрь. Гелио Исидор оставался неподвижным. Ариман успокоил дыхание и сердцебиение. Он огляделся, ведя пистолетом следом за взглядом. Ничего. Мощь варпа пока оставалась слабой приливной волной за невредимыми оберегами. Ничего не изменилось, все оставалось точно таким же, как прежде. Он медленно повернулся обратно к Рубрике.

– Гелио Исидор? – сказал он.

Воин Рубрики не ответил. Ариман так и не опустил болт-пистолет.

– Он не может говорить, – раздался голос.

Колдун стремительно обернулся. Палец замер на спусковом крючке.

На полу сидела фигура. Иссохшее тело было закутано в красную мантию, а голову скрывал рваный капюшон. Она медленно крутила в руках одну из частей брони. Под красной тканью просматривались очертания дряблых мышц. Азек мельком заметил старческую кожу, изборожденную шрамами.

Его палец напрягся.

– Он также и не слышит, – сказала фигура. – Гелио Исидор – просто эхо, звук имени, угодивший в бутылку. – Фигура подняла голову, и свет прогнал тени во впадины на его лице. Между Ариманом и болт-пистолетом в руке блеснуло единственное ярко-синее око. – Но, конечно, ты и сам это знаешь, сын мой. Кто знает существо лучше, нежели его создатель?

Ариман опустил оружие и покачал головой. Он уже видел незнакомца раньше, в своих снах. В тех грезах он назвал себя его отцом, назвал себя Магнусом. Лицо со шрамами ухмыльнулось.

– Ты задаешься вопросом, откуда я здесь, вне твоих грез? – Фигура отбросила деталь брони, которую изучала, на пол. Та упала с металлическим лязгом. – Как я могу пребывать в этой физической реальности?

– Если только это не сон, – произнес Ариман, – а я не попал в него, сам того не осознавая.

– Вполне возможно. Или я могу быть ходячей галлюцинацией, вызванной умственным перенапряжением или психической усталостью. Или голосом некой части твоего разума, отделившейся от главного канала мыслей. Как-никак твой инквизитор нечто вроде этого, верно?

– Как бы то ни было, тебя здесь нет. Ты не Магнус. Ты не мой отец. Ты ненастоящий.

– И все же мы разговариваем.

Ариман покачал головой и закрыл глаза. Затем он развернулся и направился к двери, потянувшись разумом, чтобы рассеять обереги и открыть комнату течениям варпа.

– Ты не хочешь узнать, почему я здесь? – поинтересовалась фигура.

– Мне от тебя ничего не нужно, – ответил Ариман.

– Даже предупреждения?

Ариман замер. От двери его отделял всего шаг. Справа, повернувшись лицом к комнате, стоял Гелио Исидор. На секунду Ариману показалось, что свет в глазных линзах рубриканта усилился.

– Если бы он слышал, что бы ты сказал ему? – прозвучал вопрос за спиной у Аримана. – Что бы ты сказал ему о грядущем? Ты бы сказал ему, что скоро все закончится? Сказал бы, что спустя столько времени он вернется к началу? Сказал бы, чего это может стоить?

Фигура подняла правую руку, так что рукав соскользнул, обнажив предплечье, и медленно потянулась к Гелио Исидору.

Ладонь Азека сомкнулась на запястье фигуры прежде, чем ее пальцы успели коснуться личины рубриканта.

Прошел долгий миг, а затем фигура посмотрела туда, где пальцы Аримана сжимали ее запястье. Реальное запястье.

Азек разжал хватку и отступил назад. На него, словно волна давления, накатили шок и отторжение, пройдя по нервным окончаниям и зашипев в крови. Колдун потянулся к идее, что если это сон или иллюзия, то любая ее часть могла казаться реальной, не являясь таковой, но все, о чем он мог думать, было ощущение морщинистой кожи в его ладони.

– Я здесь, чтобы поведать тебе о том, чего ты пока не знаешь, – произнесла фигура. – Я здесь, чтобы предупредить тебя, Ариман.

Колдун покачал головой. Удары его сердец внезапно стали подобны раскатам грома в груди, как будто за последние несколько минут начав биться только сейчас.

– Магнус не стал бы мне помогать. Если бы он знал, что я замышляю, то сделал бы все, что в его силах, чтобы уничтожить меня.

– Да, – сказала фигура. – Да. Это так.

Ариман снова взглянул в единственный глаз под рваным красным капюшоном. Он почувствовал, как на язык приходят слова, но прежде чем успел их сформулировать, фигура заговорила снова:

– Что-то грядет, сын мой. Что-то, чего я не вижу, что-то, чего не видел ты. Что-то, что ты упустил.

– Что?.. – начал Ариман, но фигура покачала головой и отступила назад.

– Оно близится, но путь его начался давным-давно. Я вижу тень, но не очертания.

Ариман моргнул. Пот катился с него градом, обжигая глаза, руки и ноги дрожали. Фигура сделала еще шаг назад, и масляные огни погасли один за другим.

– Почему? – окликнул Ариман. – Зачем предупреждать меня, зная о моих намерениях?

– Ты – мой сын, – ответила фигура в капюшоне.

Ариман опять моргнул, а когда снова открыл глаза, то стоял у наполовину заполненной стойки для доспехов под непоколебимым взором Гелио Исидора. На краю зрения продолжало гореть масляное пламя.

V

Пустота

+ Ты готов?+

Кнекку взглянул туда, где стоял Сар‘ик. Воин был в доспехах, но без шлема, с поднятым вильчатым мечом.

Кнекку кивнул.

Сар’ик метнулся вперед, его движение породило спиральное пламя. Разум Кнекку мигнул и расколол иллюзию. Перед его внутренним взором посыпались осколки ментальной энергии. Сар’ик стоял там же, где и прежде. Кнекку сделал выпад, острие копья накалилось до синевы. Образ Сар’ика обратился в туман. Кнекку почувствовал, как меч воина опускается из разреженного воздуха, когда тело Сар’ика вновь появилось из пыли. Кнекку отскочил назад и переформировал разум, приняв удар на копье. От силы замаха рука колдуна едва не сломалась. По вершине башни прокатился беззвучный черный взрыв, когда заключенные в оружии энергии поцеловались. Мощь удара скользнула по древку копья к полу.

+Ты стал медлительнее+, – рассмеялся Сар’ик.

Воля Кнекку вырвалась наружу. Доспехи Сар’ика смялись, когда его подбросило в воздух. Кнекку увидел, как крутится тело брата, и почувствовал, что в его ментальной защите появилась трещина. Кнекку вонзил свои мысли в разум Сар’ика и превратил их в бурю обломков. В стены самоконтроля Сар’ика впились тысячи ощущений.

Он рухнул на пол, раскрошив под собой камень. Кнекку направил острие копья вниз. Сар’ик поймал удар на зубцы меча. Кнекку отвел руку, но разум Сар’ика прожужжал сквозь вильчатый меч, сцепив его лезвие с копьем. Сар’ик рывком поднялся и крутнулся, сбив Кнекку с ног. Теперь пришла его очередь падать, но перед этим он еще раз ужалил разум Сар’ика.

Время будто замедлилось.

А затем воля Сар’ика сжалась, словно челюсти. Кнекку пронзила боль. Перед глазами взорвался калейдоскоп цветов, ярких звезд из сапфиров и рубинов. По нервным окончаниям прошел огонь. Его мышцы окаменели, кровь звенела, готовая вскипеть. Он врезался в пол. Камень и керамит треснули, и на дисплее шлема замигали руны повреждений. Он попытался встать, но мышцы больше не повиновались ему. Сар’ик встал над ним, между зубцами его меча плясало зеленое пламя.

+Все?+ – В его вопросе ощущался отголосок улыбки.

+Все+, – ответил Кнекку, и боль с параличом мгновенно прошли.

Он поднялся на ноги. Копье все еще было в руке. Колдун взглянул на трещины, паутиной разбежавшиеся по нефриту от места его падения. Кнекку взмахнул рукой, и камень стекся обратно в зеркальную гладь.

+Твои действия были предсказуемы для любого, кто тебя знает+, – послал Сар’ик.

Кнекку кивнул. Конечно, Сар’ик прав. Вот почему он вел столь многих воинов Алого Короля в нескончаемых сражениях внутри Ока. Кнекку предположил, что ему следовало быть благодарным Сар’ику за то, что во время их поединков он придерживался единой формы.

+Что-то снедает твой разум и отнимает силы, Кнекку, – послал Сар’ик. – Расскажи, в чем дело+.

Кнекку отвернулся и выглянул за парапет. Последнее из девяти солнц переливалось на горизонте и отбрасывало длинные тени, опускаясь ниже и ниже. Небеса прояснились, полог эфирной энергии истончился в купол цвета кровоподтека. Когда небо начало темнеть, поднялся ветер, принеся с собой звуки из леса башен и черных гор за ними. Серебряные шпили, дрейфовавшие над городом, заблестели в лучах заходящего солнца. Ушей и разума Кнекку коснулись отдаленные голоса и гортанные крики птиц, но они были слабыми, шум мира постепенно стихал, пока день соскальзывал во мглу.

На мгновение ему вспомнился свет, что падал на моря Просперо, расцвечивая гребни волн красным и золотым. Кнекку видел их еще в детстве, в то недолгое время, что знал своего родного отца. Он даже не помнил, как его звали, но помнил шум лодки, когда они возвращались с приливом из моря. А еще помнил солнце, катившееся по небу в тот последний раз, как они пришли с моря и узрели Тизку. На следующий день его родной отец отправился в море один и так и не вернулся. С тех пор прошли годы, годы, которых Кнекку не мог вспомнить и которыми с радостью пожертвовал, чтобы стать одним из легиона, стать одним из Тысячи Сынов. Но воспоминание о том закате и пустоте, последовавшей за ним, осталось.

+Расскажи мне, брат+, – снова послал Сар‘ик.

+Когда ты в последний раз видел нашего отца?+ – спросил Кнекку, не сводя взгляда с красных далей.

+Когда нас вызвали+.

+Как и я+.

+Король приходит и уходит, когда пожелает+, – послал Сар’ик.

+Да, – произнес Кнекку, и посмотрел на брата. – Но почему он ушел?+

+Не думай об этом. Он видит дальше всех и знает больше, чем можно знать. Если его здесь нет, значит, это служит его целям+.

Кнекку кивнул, но движение оказалось медленным и полным сомнения.

+А если есть другая причина?+

+Никакой другой причины нет. Он видит. Он знает+.

Кнекку склонил голову. Солнце превратилось в полоску на краю мира. Небо лишилось последней синевы, башни на миг поймали закатные лучи, и небеса с землей стали багровыми.

Никто не заметил, как это случилось.

Полумеханическая команда «Слова Гермеса», лязгая металлическими ногами, спешно бегала туда-сюда. Двигатели гудели и потрескивали энергией. Киборги-охранники стояли в стенных нишах, ожидая сигнала к полному пробуждению, освобождения от боли в остатках плоти и превращения в машины для убийства, коими они были; ожидая, как и прежде, без конца, без способности надеяться. В санктумах колдуны ткали свои мечты или сидели без сна, бормоча секреты во мрак. Глубоко в недрах судна – где мрак рассеивало лишь тусклое свечение из теплоотводящих каналов и где влага из чрезмерно отфильтрованного воздуха скапливалась в неподвижных темных озерцах – существа, когда-то бывшие людьми, ползали по стенам на плотьметаллических крюках и не думали ни о чем, кроме того, как еще раз вкусить крови.

Никто не имел глаз, способных узреть Зал Клетей. Даже Игнис, сидевший в железном тигле корабельного мостика, не увидел внутренним оком тени того, что случится.

Заключенный в клетку Атенеум вдруг стал тихим и неподвижным. Огонь померк в его глазах, а слова перестали литься изо рта. Он просто сидел внутри многослойных клетей и тяжело дышал, словно от усталости.