Текст книги "Талларн: Броненосец (ЛП)"

Автор книги: Джон Френч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

3
Сны об Ордене
Треснувший
Нерезаный

– Должна быть другая причина, – сказал Корд, снимая очки и потирая переносицу, – должна быть.

Он посмотрел в лицо полковника Августа Фаска, и подумал, что лучше бы его не было здесь. Офицер выглядел так, словно его отжали, а потом повесили высушиваться. Жирное лицо Фаска лоснилось, а его форма Джурнийского полка выглядела так, словно он спал в ней много раз и никогда не стирал. С другой стороны, в комплексе едва хватало воды для питья, что уж говорить о возможностях по стирке и отглаживанию униформы. Даже если ты был высокопоставленным офицером, имеющим допуск к стратегическому планированию, ты всё равно носил форму, не меняя её месяцами. Через какое-то время ты просто привыкал к запаху.

Фаск с улыбочкой на лице и бутылкой выпивки объявился в тесной комнате Корда примерно через час после того, как последний прошёл процедуру обеззараживания. Бутылка была уже на треть пуста, и воздух засмердел алкоголем от дыхания Фаска, как только он уселся в раскладное кресло напротив Корда.

– Так вот как ты отдыхаешь нынче, Сайлас? – спросил Фаск, пробегая глазами по картам, устилавшими складной столик, стоявший рядом с раскладушкой Корда. Разноцветные чернильные линии пересекали карты. Аккуратные заметки, нанесённые вручную, заполняли места рядом с очерченными кругами зонами. Корду хотелось убрать их до того, как Фаск начнёт их читать.

– Всё в порядке? – спросил Фаск после долгой паузы. – Я имею ввиду, ты держишься?

Корд пожал плечами. Он очень, очень устал. Он не хотел спать, но ему также не хотелось говорить с Августом Фаском. Когда-то на Джурне, а потом на Иконисе они вместе водили боевые машины. Оба они в те времена были командирами эскадронов, молодыми, а их радужные представления о службе были далеки от реальностей солдатской жизни. Корд предполагал, что именно поэтому Фаск думал о нём, как о друге. Проблема была в том, что ему Фаск не нравился, никогда. И Фаск был здесь вовсе не затем, чтобы проведать его, уж точно не из дружеских чувств.

Корд встал и попытался свернуть карты. Фаск опустил на них стакан, едва Корд коснулся бумаг. Часть выпивки выплеснулась из стакана и начала растекаться по пергаменту.

– Сайлас, я спрашиваю – всё в порядке?

Корд отступил на шаг назад, пытаясь справиться приступом гнева, иглами впившимся ему где-то позади глаз. Он опустил руку в карман формы, достал палочку лхо и отвернулся, закуривая.

– Меня изводит сидение, сложа руки, на заштатной планете, пока всё остальное сущее рвёт себя на куски, – он сел в раскладное кресло и медленно выдохнул дым. – На эту планету скинули вирусные бомбы. Получившуюся грязь Железные Воины решили превратить в поле битвы. Затем наша сторона решила ввязаться в драку. Весь мой полк уничтожают в том, что до прошлой ночи, считалось нашим самым большим поражением. А мы продолжаем пыхтеть, пытаясь сокрушить врага, зарекомендовавшего себя давным-давно в качестве несокрушимого, – он умолк, кивнул себе, будто удовлетворившись своей тирадой. – И мы понятия не имеем, зачем они здесь, или ради чего начали всё это. Так что да, всё в порядке.

Фаск присел на койку Корда, стакан вновь оказался в его руке.

– Для того чтобы сражаться, ответы не нужны, – сказал Фаск и сделал глоток.

– Не нужны, – кивнул Корд, – но они могут помочь, если хочешь победить.

Фаск покачал головой, взял бутылку и принялся наливать себе в стакан ещё порцию. Через секунду он фыркнул и протянул емкость Корду. Маслянистая жидкость прокатилась по стеклянным стенкам.

Корд покачал головой. Фаск хрюкнул.

– Слухи не врут, у тебя и правда заморочки, – Фаск поставил бутылку. Он обхватил стакан двумя руками, но не поднёс его к губам. Всё веселье слетело с его лица. – Центральное командование беспокоится на счёт тебя.

– Я подозревал нечто в этом духе, – кивнул Корд осторожно.

– Так и есть. Твоя теория напрягает их.

– Напрягает их? – Корд удивлённо поднял бровь. – Как?

– Все эти рассуждения о том, почему враг здесь, о том, что должна быть другая причина. Конечно, ты всё это делаешь только для себя, но люди говорят, а в этом месте… – Фаск обвёл рукой комнату с металлической безликой дверью и голыми стенами из скалобетона, в которой теснились койка, стол и кресло. – Люди слушают, люди говорят.

– Вот зачем они тебя прислали, заставить меня перестать думать об этом? – Корд вперил взгляд в пол, потому что подозревал, что не сумеет скрыть клокочущий гнев в глазах. – Знаешь, где я был? Восемнадцать часов в машине, шесть на переход туда, шесть в бою и ещё шесть на обратный переход, под натиском Железных Воинов, вырезавших нас как скот, – он остановился и кивнул, лицо его нахмурилось, словно он глубоко задумался. – Отличное времяпрепровождение.

Фаск качал головой, он раздражённо выдохнул

– Знаешь ли, это должна была быть дружеская беседа.

Корд кивнул и постарался придать своему лицу благоразумный, сдержанный вид. Успокоиться.

– Когда ты последний раз командовал машиной, Фаск? – мягко спросил он. – На поверхности. Знаешь, такое место наверху с покойниками и стрельбой.

– Трон, Сайлас, – Фаск поднялся, шагнул к двери и распахнул её, – знаешь что – поступай, как знаешь. Думаю, всё кончится дисциплинарным взысканием.

Корд встал спустя пару секунд, закрыл дверь и сел за стол. Он аккуратно вытер лужу алкоголя, смазавшую линии карты. Он вновь уставился на линии, круги и заметки. Картина была неполной, здесь были нанесены лишь те столкновения с Железными Воинами и их союзниками, информацию о которых он смог достать. Но, даже учитывая это, здесь был какой-то смысл.

– Поиск, – сказал он сам себе.

Медленно он протянул руку под койку и извлёк оттуда бутылку. Жидкость, цвета золотистого мёда мягко обволакивала пузырь изнутри, пока он откручивал пробку и делал глоток. Он резко вдохнул и сделал ещё один глоток. Он вновь кивнул сам себе.

– Поиск.

Они вновь отправили Хренда в безмолвие сна. Он вернулся с полей битвы, когда свет наползающего заката начал расцвечивать туман. Глубоко под поверхностью, в подземельях «Незримого лабиринта» адепты и технодесантники начали разбирать его механическое тело на части. Он задумался над тем, воспринимают ли прочие подобные ему это в качестве облегчения. Именно так об этом рассуждали техножрецы в ту пору, когда он был жив – освобождение от боли бытия, украденного у смерти, возвращение к покою забытья. Хренд так не думал.

Сперва они забрали его возможность двигаться, отключив нейросвязи с телом дредноута, так что импульсы, которые раньше передавали команды рукам и ногам, уходили теперь в пустоту. Вернулись призраки его старых конечностей, ощущение подергиваний левой руки, зуд в пальцах, которых уже не было. Потом они забрали зрение и звук. Безмолвная тьма обрушилась на него с внезапностью вынутого штекера. Это были наихудшие моменты. В этом безмолвии он представлял себя просто запертым в коробке клубком блуждающих мыслей и призрачных ощущений. Хуже было то, что по идее он должен был бы чувствовать злость, но вместо неё он ощущал лишь пустоту. В конце концов, они подавят его мысли седативами, и он погрузится в свои сны.

Сны стали его домом. Иногда он возвращался на Исстван и вновь сгорал. Иногда он чувствовал боль. Иногда он забывал, что спит, и думал, что вновь умирает. Когда всё заканчивалось, он пытался вспомнить ощущения движений, дыхания, самой жизни. Он видел сны о прошлом. Во снах он видел, как стал Железным Воином. Он вновь ощутил вкус крови на губах, и почувствовал скальпели, снимающие кожу и мышцы с его костей. Боль была похожа на ледяной океан, сочетающийся с обжигающей кислотой. Не было никакого облегчения, вытерпеть – означало стать сильнее. Он взглянул на металлическую маску на лице апотекария и увидел собственное отражение в круглых линзах. Сердце билось во вскрытой грудной клетке.

– Чего ты желаешь? – голос апотекария, озвучивший ритуальный вопрос, перекрыл даже шум циркулярной пилы.

– Быть… Железом, – прохрипел он, захлёбываясь собственной кровью.

Они исполнили его желание.

Ему снились поля тысяч сражений, земля, изрытая воронками артобстрелов, плоть павших, втоптанная в грязь. Он видел лица, которые думал, никогда не сможет вспомнить. Он видел свою жизнь в калейдоскопе цветов, звуков и запахов, и они были куда реальнее пробуждения.

Он умер на Исстване V. Его тело изжарилось внутри брони. Они поместили его умирающую плоть в сердце машины, состоящей из поршней, пластали и сервоприводов. Они разбудили его в первый раз и сообщили, что он будет служить легиону дальше. Они дали ему новое имя – обрывок старого, словно подвергнув исходное слово увечьям. Он стал Железом во второй раз.

Он помнил всё это, и проживал вновь, безмолвно вопя, пока нерегулируемые приливы сна накрывали его. Мгновенье он боролся, потом падал…

И падал…

Реальный мир ворвался в него, колючий и непрощающий. Он почувствовал, что его нервы вновь подключены к машине, почувствовал внешнюю тишину.

Он вновь пробуждался, его падение в забытье прервалось.

Из тьмы пришёл голос, прерываемый помехами статики.

– Восстань, «Броненосец». Примарх призвал тебя.

– Слова примарха Четвёртого были неправдивы-неточны.

Аргонис даже не подумал открыть глаза, чтобы взглянуть на Сота-Нул. Сервиторы снимали с него броню часть за частью, бормоча своими механическими голосами и кружась вокруг. Он мог бы сказать, что им не нравилось находиться рядом с Сота-Нул. Они двигались подобно взнузданным животным, когда она проходила рядом. Он не мог сказать, что винит их, потому что сам не любил находиться в её обществе.

Зал был большим, пол состоял из отполированного скалобетона, а стены из шлифованного железа, свет шёл из сфер, парящих в бронзовых клетях. Полотнища красной ткани смягчали резкие линии стен, покрывала из этой же ткани украшали прямые спинки стульев. Скульптуры, редкость в интерьерах Железных Воинов, стояли в альковах зала, черты лиц статуй были резкими. Помещение было одним из самых роскошных среди тех, что он видел на борту корабля Четвёртого легиона. Смысл был ясен Аргонису, ему воздавали почести, но он был другим, мягче, не из Железа.

Аргонис почувствовал прикосновение прохладного воздуха зала, когда сервиторы сняли броню с его торса. Доспех был цвета моря с зелёным отливом в сочетании с чёрным. Золотая вязь вырисовывала на броне хтонийские глифы убийств. Отполированный гребень с изображением крыльев красовался на нагруднике, эмалированные лавровые ветви украшали бровные дуги шлема. На талии висели болт-пистолет и гладий, рукояти которых были украшены зеркальными чеканками.

Чёрные линии татуировок с изображениями крыльев и геометрических линий глиф хтонийских банд струились по его мускулам. Для любого, рождённого в гетто Хтонии, его кожа буквально кричала о его прошлом, начиная с убийств, совершённых в юности, заканчивая почестями, заслуженными в составе XVI легиона. Убийца, прочли бы они, бродяга, принявший клятвы, тот, кто завоевал лояльность через кровь. Крылья в форме полумесяцев разбегались по его шее и плечам, внутри которых было помещено изображение полной луны. Последний символ указывал на то, что он был лидером Исидского флота, пилоты которого были связаны клятвами с элитой Первой роты. Бледные шрамы покрывали его руки, спину и грудь, полоски толщиной с волос на коже. «Нерезаный» прозвали его, наполовину из-за того, что его лицо ещё не было тронуто войной, наполовину, иронично намекая на многолетние схватки на ножах, которые оставили отметины на его теле. Он повел плечами, и по перьям на татуировках пробежала рябь.

– Ты не согласен с моим анализом правдивости? – спросила Сота-Нул, и покалывание на коже подсказало ему, что она смотрит прямо на него. – Пертурабо лгал на счёт своей войны.

– Мотивации и стремления примархов принадлежат только им, – ответил он. – Они стоят вне понятий правды и лжи.

– Я закрыла уши всем, кто мог бы нас слушать. Мы можем говорить открыто.

– Я и говорил открыто. Пертурабо сказал правду, во всяком случае, частично. Талларн важен, или будет таковым вскоре, и он никогда не игнорировал призывы магистра войны раньше.

– Такой взгляд на вещи не соответствует твоим действиям. Ты призвал оперативника. Зачем, если всё именно так, как кажется?

Последние части брони были сняты, и он почувствовал ткань жилета, скользнувшего ему на шею. Сота-Нул смотрела на него. Кластер из девяти линз на мёртвой плоти левой половины её лица мерцал зелёным в тусклом свете.

– Ничто не является тем, чем кажется, – сказал он осторожно.

Внезапный скрежет заставил обоих обернуться. Професиус двигался, каждый шаг был запутанным движением, после которого следовала полная неподвижность. Пустая маска закрывала его лицо полностью, металл избороздили символы, на которые Аргонису было неприятно смотреть, и которые он не понимал. Замочный механизм на затылке удерживал маску. Ключ от замка висел на шее Аргониса, своим присутствием напоминая об обещании, которое ему, возможно, когда-то придётся сдержать.

Из-под зелёных шёлковых одеяний Професиуса появились руки. Пальцы на них были сморщенными и скрюченными, словно их переломали, а потом собрали вновь. Правая рука сжимала вощёную дощечку в серебряной рамке. Указательный палец левой венчал длинный металлический шип. Спустя мгновенье он погрузил острие шипа в воск. Голова его запрокинулась назад, а руки двигались так, словно их дёргали за верёвочки.

«он отмечен».

На бледном воске появились выдолбленные буквы. Професиус остановился, вновь полностью замерев.

Аргонис уставился на астропата, а потом на буквы на дощечке. Он понятия не имел, что они могли значить. Кровь струилась из-под ногтей Професиуса, марая воск.

– Ты о примархе, о Пертурабо?

Рука Професиуса вновь задвигалась, расчерчивая воск словами.

око видело его он прошёл через оно видел его он видел

Сота-Нул вздрогнула, будто её пробудил ото сна некий шум. Аргонис повернулся к ней.

– Получен ответный сигнал от агента Альфария… – начала она.

– Я считал эту зону укрытой, – рыкнул он.

– Сигнал подтверждает контакт, – продолжила она, тряся головой, будто пытаясь расслышать. Потом она взглянула на Аргониса, её девять глаз излучали резкий и яркий свет. – Он придёт к нам.

Она коротала время, взламывая шифры доступа к коммуникациям Альфа-легиона.

Вот уже шестнадцать часов Иаео сидела в подполье, и по расчётам выходило, что движение она сможет начать не раньше, чем ещё через восемь. Неподвижность была ключом к невидимости. Эта истина была одним из первых уроков, преподаваемых в храмах Ассасинов на Терре. Другая стратегия предполагала постоянное перемещение с целью не быть загнанным в угол. У этой стратегии были свои достоинства, но в основном она применялась в том случае, когда нужно было куда-то идти. В текущий момент у неё не было конкретного пункта назначения, а выбраться из убежища Полумесяц было трудно, на грани невозможного. Конечно, не совсем невозможно, но на этом пути резко возрастали вероятности обнаружения/смерти. За ней охотились, она должна была оставаться в живых, если собиралась закончить миссию.

Так что она сидела, скрючившись на нижних уровнях комплекса, где были лишь туннели забитые кабелями и трубами, а пыль и сажа рассказывали собственные истории о тех, кто проходил здесь до неё. Данные с развёрнутого кордона из жучков не показывали ничего существенного. Температура воздуха, уровни звука и вибраций были неизменными. Фасеточное зрение роя не показывало ей ничего кроме пустых шахт, воздуховодов и туннелей. Всё было тихо. Здесь, скорчившись в столь малом пространстве, что даже ребёнок пролез бы сюда с трудом, она ждала и прогоняла коды через свой разделённый разум.

Ей было необходимо присматривать за роем, который в текущий момент расположился на всех подходных путях к её позиции, но это занятие отвлекало её лишь наполовину. Взлом коммуникаций Альфа-легиона казался подходящим занятием для второй половины разума.

Ей потребовалась всего пара неприятных минут для активации и проверки работоспособности коммуникационных имплантов, которые она забрала у мёртвых оперативников. Две её кибермухи вгрызлись в окровавленные приборчики, и в её сознание хлынул поток зашифрованных переговоров. Данные в основном имели второстепенное значение, ничего значимого, ничего критически важного, но она существовала, чтобы создавать смертельные ситуации из крошечных моментов. Кроме того, взламывание кодов помогало убивать время.

Механикумы Марса объявили царство технологий и таинств, с ними связанных, своей и только своей вотчиной. Но традиции и таинства храмов Ассасинов пришли из Древней Ночи, и их секреты принадлежали только им. Красные жрецы могли объявить свою власть над машинами, логикой и вычислениями, но Ванус не были машинами, они были мощью человеческого разума сосредоточенного в одной точке, подобно острию. И они жили информацией. Это было не просто умение, или плод тренировок, и не результаты хирургических операций над их мозгами или даже пересадки генов или алхимия. Это было принуждение, стимул, горевший в ней, который она должна была удовлетворить. На Марсе существовали священные логические машины, способные взламывать коды, машины, которые скрипя и завывая, пришли бы к тому же результату, но у них не было того человеческого компонента, которым так дорожили Ванус. У них не было одержимости.

Шифр был сложным даже для уровня и без того скрытых коммуникаций. Факт, порадовавший её, от этого наблюдение за падением шифра стало ещё более приятным.

Процесс занял пять часов. Когда она наконец-то взломала шифр, то позволила данным на пару мгновений затопить её чувства. Это ощущалось как свет, свежая вода, тёплый ветер. Изъятые ею приборы более не принимали сообщения, но остатки, некогда прошедших через них данных всё ещё были там, словно рассыпанные осколки разбитого окна. Она погрузила свой разум в них, отмечая, сопоставляя и архивируя. Там было что-то цен…

Её разум замер. Потом сердце застучало с силой молота. Кровь прилила к мозгу в тот момент, когда линии дедукции и вероятностей начали формироваться, комбинироваться и расти. Ей надо было выдвигаться, она должна была выбраться из убежища любой ценой.

Она начала буквально выдавливать себя из своего укрытия. Едва она смогла ползти, как начала двигаться быстрее. Как только она получила возможность бежать и карабкаться, то превратилась в смазанный силуэт чёрной синтекожи, несущийся вверх из глубин комплекса. Линии вычислений в её разуме раскручивались, желая больше данных, обещая взамен выводы. В центре каждой стремительной мысли эхом разносился всего один фрагмент сигнала Альфа-легиона. Он светился подобно словам, написанным огнём.

…ЭМИССАР ПРИБЫЛ…

Предисловие четвёртой главы

Война никогда не прекращалась на Талларне. Перед лицом победы или поражения она не затихала ни на секунду.

Спустя шесть часов после отступления войск, участвовавших в третьем штурме «Незримого лабиринта», отряд численностью в четыре сотни боевых машин выступил из убежища Кобалак. Предположительно, они должны были соединиться с теми войсками, что бежали на север после атаки, хотя впоследствии, никто так и не смог вспомнить, откуда пришёл приказ. Никаких следов этой группировки так и не было найдено.

В космосе израненный и оборванный флот кораблей, несших Легио Критос и уцелевших из Дома Цесариан, вывалился из варпа, прорезая себе путь среди кораблей лоялистов, чтобы сбросить войска на южный полюс Талларна. С высоты, команды звездолётов обеих сторон наблюдали, как расцветились облака над южным континентом, когда Титаны и Рыцари из числа предателей встретились в бою с манипулами Легио Грифоникус.

В горах Кассидии бункер лоялистов пал, когда провалились протоколы обеззараживания. Последний сигнал бункера носился по электро-сфере планеты ещё несколько часов спустя после гибели последнего обитателя.

В штабах убежищ и на мостиках кораблей, бороздивших космос, среди офицеров наметился мощный разлад. Полковники, капитаны, преторы, генералы и прочие бесчисленные высокопоставленные чины начали обвинять, оскорблять, игнорировать и упрекать друг друга за провал, к созданию которого каждый из них приложил свою руку. И именно Деллазарий, военный губернатор Талларна до смертельной бомбардировки, и действующий главнокомандующий всеми силами лоялистов на поверхности положил конец этой сваре.

– Мы атакуем снова, – сказал он. – Мы будем атаковать вновь и вновь, пока не останется никого, способного подняться в атаку. А потом мы найдём способ атаковать вновь и сокрушить их.

Затем, в повисшей напряжённой тишине, он добавил.

– Помните где мы, и цену, которую пришлось заплатить, чтобы дожить до этого дня. Это не просто война, это – отмщение.