Текст книги "Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор."

Автор книги: Джон Фредерик Фуллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

Глава седьмая. Захват Союзниками инициативы на Западе

1 Стратегические бомбардировки Германии в 1940–1944 гг.

Одним из стратегических принципов, которого придерживались все великие полководцы на всем протяжении истории войн, является принцип единоначалия. Наполеон, может быть величайший из полководцев, особенно подчеркивал значение этого принципа. В своей «Correspondance» («Переписка») он снова и снова возвращается к этому принципу. «Un mauvais general vaut mieux que deux bons»,[269]269
  «Один плохой генерал лучше двух хороших» (»C orrespondance de Napoleon», vol. 1, №. 664; vol. XXIX, № 107).


[Закрыть] – говорил он.

В послании к Директории от 14 мая 1796 г. он указывал:

«Si vous affaiblisse vos moyens en partageant vos forces, si vous rompez en Italic 1'unite de la pensee militaire, je vous le dis avec douleur, vous aurez perdu la plus belle occasion d'imposer des lois a l'Italie»[270]270
  «Если вы ослабите себя, разделив силы, если вы разрушите в Италии единство военного мышления, я говорю вам с сожалением, то вы потеряете самую лучшую возможность установить господство в Италии» (»C orrespondance de Napoleon», vol. 1, № 420).
  25 февраля 1798 г. Наполеон писал генералу Гаффарелли: «Il faut que toute la marine que est situee dans 1'enceinte de 1'armee d'angleterre soit ab—solument entre les mains du general qui commande 1'armee, comme les autres armes» (»C orrespondance de Napoleon», vol. Ill, № 2421). (»Н еобходимо, чтобы весь флот, который окружен английской армией, был наравне с другими родами войск безусловно подчинен генералу, командующему армией».)


[Закрыть]

Как мы уже видели, английское правительство в 1917 г. пренебрегло этим принципом, или, скорее, этой основой всех принципов. В результате в апреле 1918 г. воздушные силы были совершенно отделены от флота и армии и стали самостоятельным видом вооруженных сил со своим собственным министерством. Неизбежным следствием этого был разрыв единства военного мышления и в конечном итоге в 1940 г. командование воздушных сил было настолько оторвано от армии, что лорд Горт оказался во Франции в поистине нелепом положении: он получал авиационную поддержку от министерства авиации, обращаясь в Лондон в военное министерство.[271]271
  Gort. Despatches, 1941, р. 5914. Он пишет: «С 21 мая и далее все распоряжения о взаимодействии авиации с английскими экспедиционными силами отдавались в Лондоне военным министерством по договоренности с министерством авиации».


[Закрыть]

На протяжении всей первой половины войны существовало только одно связующее звено – английский военный кабинет. Но так как в кабинете преобладало влияние Черчилля, бывшего одновременно министром обороны и премьер—министром, то он и являлся этим звеном.

При том положении вещей, какое было в 1939 г., постановления, принятые в 1922 г. Вашингтонской конференцией по ограничению вооружений (статья 22, часть II, «Правила войны»), сохраняли свою силу. Они гласили:

«Воздушные бомбардировки с целью терроризирования гражданского населения, или разрушения и повреждения частной собственности не военного характера, или же причинения вреда лицам, не принимающим участия в военных действиях, воспрещаются»[272]272
  Англичане, однако, никогда не придерживались этих постановлений. Хотя действительная или вымышленная бомбардировка Герники в Испании в апреле 1937 г. вызвала в Англии глубочайшее возмущение, которое едва не привело к англо—испанской войне, но вот что писал вице—маршал авиации С. Эллингтон в донесении от 11 ноября 1925 г. командующему войсками в Индии по поводу действий авиации в Вазиристане: «В этой кампании объекты бомбардировок были самыми различными – от деревень значительного размера… до жилищ чисто пещерного типа, разбросанных там и сям хижин и дворов племени гурикхель».


[Закрыть]

Кроме того, 2 сентября 1939 г., на следующий день после германского вторжения в Польшу, английское и французское правительства заявили о том, что только «строго военные объекты в самом узком значении этого слова» будут подвергаться бомбардировкам. Весьма похожее заявление было сделано также германским правительством. Спустя шесть месяцев английский премьер—министр Чемберлен, выступая в палате общин 15 февраля 1940 г., снова сказал: «Что бы ни делали другие, наше правительство никогда не будет подло нападать на женщин и других гражданских лиц лишь для того, чтобы терроризировать их».[273]273
  «Hansard», vol. 357, H. of C. Deb. 5s., col. 924.


[Закрыть]

Но вот 10 мая Черчилль стал премьер—министром – и немедленно были применены стратегические бомбардировки.

Что же представляют собой стратегические бомбардировки?

21 октября 1917 г. Черчилль написал Меморандум, в котором дается точное определение:

«Все налеты на коммуникации или базы должны быть связаны с главными действиями войск. Неразумно думать, что воздушное наступление само по себе может решить исход войны. Вряд ли какое бы то ни было устрашение гражданского населения с помощью воздушных налетов способно заставить капитулировать правительство великой державы. Привычка к бомбардировкам, хорошая система убежищ или укрытий, твердый контроль полиции и военных властей – всего этого достаточно, чтобы не допустить ослабления национальной боевой мощи. Мы видели по собственному опыту, что немецкие воздушные налеты не подавили, а подняли боевой дух народа. Все, что известно нам о способности населения Германии переносить страдания, не дает основания предполагать, будто немцев можно запугать и подчинить такими методами. Напротив, такие методы повысят их отчаянную решимость.

Поэтому наше воздушное наступление должно последовательно направляться для нанесения ударов по базам и путям сообщений, от которых зависит вся система военной мощи армий противника и его морского и воздушного флотов. Любой вред, который такие налеты могут причинить гражданскому населению, должен рассматриваться как случайный и неизбежный»[274]274
  «The War in the Air», Appendices, Appendix IV, 1937, p.19.


[Закрыть]

Черчилль писал это, будучи министром военной промышленности, то есть занимая подчиненное положение в правительстве. Однако в 1940 г. он являлся де—факто, если не де—юре, главой английских вооруженных сил, и хотя ему нельзя было лично отправиться в поход, однако он мгновенно преодолел это затруднение, решив вести свою собственную войну, используя бомбардировочную авиацию английских воздушных сил в качестве своей армии.[275]275
  По этому вопросу уже 3 марта 1944 г. капитан Г. Батчер писал: «Премьер—министр считает, что бомбардировочная авиация английских воздушных сил должна быть независимой от верховного главнокомандующего (генерала Эйзенхауера), хотя и взаимодействовать с его силами, либо под его командованием должна находиться только часть бомбардировочной авиации. Премьер—министр намерен самостоятельно вести войну, если сочтет это нужным» (Butcher H. С., Three Years with Elsenhower, Eng. Ed., 1946, p. 427).


[Закрыть]

11 мая в Бадене подвергся бомбардировке Фрейбург. По этому поводу Дж. Спейт писал:

«Мы (англичане) начали бомбардировки объектов в Германии раньше, чем немцы стали бомбить объекты на Британских островах. Это исторический факт, который был признан публично… Но так как мы сомневались в психологическом влиянии, которое могло оказать пропагандистское искажение правды о том, что именно мы начали стратегическое наступление, то у нас не хватило духа предать гласности наше великое решение, принятое в мае 1940 г. Нам следовало огласить его, но мы, конечно, допустили ошибку. Это великолепное решение. Оно было таким же героическим самопожертвованием, как и решение русских применить тактику «выжженной земли»[276]276
  Spaight J. M., Bombing Vindicated, 1944, p. 68, 74. Слова Спейта заслуживают доверия, так как он был главным помощником министра авиации.


[Закрыть]

Таким образом, по свидетельству Спейта, именно от рук г—на Черчилля сработал взрыватель, который вызвал взрыв – войну на опустошение и террор, небывалые со времен вторжения сельджуков.

В это время у Гитлера были связаны руки во Франции, и он не нанес ответного удара. Но не может быть сомнения в том, что бомбардировка Фрейбурга и последующие налеты на германские города натолкнули его на мысль напасть на Англию. Это видно из его речи 4 сентября 1940 г. при открытии «кампании зимней помощи».

Он заявил: «Я не отвечал в течение трех месяцев». Далее Гитлер начал говорить о том, что он намерен сделать.[277]277
  «Wenn die britische Luftwaffe 2 oder 3 oder 4000 Kilogramm Boinben wirft, dann werfen wir jetzt in einer Nacht 150 000, 180 000, 230 000, 300 000, 400 000 und mehr Kilo! Und wenn sie erklaren, sie werden unsere Stadte in grossem Masstabe angreifen – wir werden ihre Stadte ausradieren!» (»Е сли английская авиация сбросит 2, 3 или 4 тыс. кг бомб, тогда мы сбросим в одну ночь 150, 180, 230, 300 или 400 тыс. кг и даже больше! И если они заявят, что будут производить на наши города налеты большего масштаба, то мы сотрем с лица земли их города!»).


[Закрыть]

Тем не менее можно сказать, что после падения Франции военная обстановка была совсем иной, чем в октябре 1917 г. Тогда англичане грудь с грудью дрались против немцев, в то время как летом 1940 г. и в последующие три года на европейском континенте совсем не было английской армии, не считая рейдов десантно—диверсионных партий и неудачной экспедиции в Грецию. Могли ли в таком случае воздушные силы Англии ничего не делать в продолжение тысячи дней? Если бы авиация в этот период могла систематически разрушать промышленную основу германской военной мощи, то такие действия, хотя они и не могли привести к разгрому Германии, безусловно облегчили бы окончательную победу над ней. Это ясно, поэтому такой образ действий, очевидно, был правильным. Вопрос состоял лишь в том, как осуществить это?

Разрушить при помощи существовавших тогда средств всю или большую часть германской военной промышленности было явно невозможно. Считалось, что военные заводы Германии размещены на территории в 130 кв. миль и подвергать их бомбардировкам даже в течение нескольких лет потребовало бы, возможно, такого астрономического количества самолетов, что все промышленные ресурсы Англии не позволили бы их построить. Вот почему не следовало предпринимать попытку, которая, однако, была сделана. Если бы Черчилль мыслил стратегически, вместо того чтобы думать об опустошении, то ему стало бы ясно, что объектами бомбардировок должны были являться не сами промышленные предприятия, а их источники энергии, то есть уголь и нефть. Если бы эти источники неуклонно ослаблялись, то в конечном итоге германская промышленность на 90 % была остановлена.

Против этого было только два возможных возражения. Первое состояло в том, что угольные шахты трудно разрушить, и второе – что нефть производится в немногих и, следовательно, сильно защищенных пунктах, поэтому налеты на них обходились бы дорого.[278]278
  В распоряжении Германии были только два более или менее значительных нефтеносных района – румынский и венгерский – и десять крупных заводов синтетического горючего, а именно в Пеуне, Пелитце, Гельзенберге, Бруксе, Болене, Цейтце, Весселинге, Шольвене, Магдебурге и Вельгейме.


[Закрыть] Первое затруднение, однако, было не более чем кажущимся. Если непрерывно бомбардировать железные дороги, ведущие в угольные районы Рура и Саара (те и другие дороги являлись близкими целями), то уголь нельзя было бы вывезти.

Однако ни один из этих аргументов, вероятно, не обсуждался и по той простой причине, что разрушение промышленности являлось лишь частью общего плана опустошения Германии и терроризирования ее гражданского населения. Во всяком случае, это подтверждается мероприятиями, которые вплоть до весны 1944 г. можно распределить на два этапа: 1) экономическое наступление, 2) моральное наступление.

Первый этап можно разделить на два периода. Время с мая 1940 г. до марта 1942 г. характеризуется как период так называемых «точных» бомбардировок, производившихся главным образом по ночам английской авиацией. В период с августа 1942 г. до марта 1944 г. американская авиация совершала дневные налеты на германские заводы, важные в стратегическом отношении.

В первый период, несмотря на разрушения, причиненные населенным районам, воздействие на немецкое производство вооружения было незначительным. Производство не только не снижалось, но, напротив, возрастало быстрыми темпами. В отчете американского управления по изучению результатов стратегических бомбардировок в разделе «Европейская война»[279]279
  Опубликован 30 сентября 1945 г. Неоценимое официальное издание. Так как я буду часто цитировать его, опускаю ссылки на страницы.


[Закрыть] говорится:

«Так как германская экономика на протяжении большей части войны находилась в состоянии далеко не полной мобилизации, то промышленность Германии без особого напряжения выдерживала воздушные налеты».

Опыт немцев показал, говорится в отчете, «что какой бы ни была система объектов бомбардировки, ни одна важная отрасль промышленности не выводилась из строя единичным налетом. Требовались многочисленные налеты».

Кроме того, поскольку Германия и оккупированные ею страны превосходили Великобританию по площади в 12 раз, имевшихся у Великобритании в 1940–1942 г. авиационных средств было недостаточно, чтобы добиться ощутимых результатов. Этот период был напрасной тратой сил, он был «неэкономичным» и не являлся периодом «стратегических» бомбардировок.

Второй период начался с прибытия в Европу воздушных сил США. Командование американской авиации считало, что «важные предприятия некоторых отраслей промышленности и хозяйства являются наиболее выгодными объектами нападения в экономике противника», и полагало, что «для точного поражения этих объектов налеты следует производить днем». Несмотря на это, как сообщается в отчете, «налеты», проводившиеся американскими воздушными силами «в течение 1942 г. и первой половины 1943 г., не дали значительных результатов».

В январе 1943 г., когда развертывались эти бесплодные действия, на конференции в Касабланке перед англоамериканскими стратегическими воздушными силами были поставлены следующие цели: «Разрушение и расстройство германской военной, промышленной и экономической системы и подрыв морального духа германского народа до такой степени, когда его способность к вооруженному сопротивлению будет окончательно ослаблена». В июне эти решения стали претворяться в жизнь; при этом вместо баз подводных лодок в качестве объектов были указаны заводы германской авиационной промышленности.

Первый налет был совершен на шарикоподшипниковые заводы в Швейнфурте. За ним последовала целая серия налетов, во время которых на эти заводы было сброшено 12 тыс. т бомб. Но при налете 14 октября американские потери были так высоки,[280]280
  Из 228 американских бомбардировщиков 62 было сбито и 138 повреждено. Некоторые самолеты пострадали настолько, что отремонтировать их было невозможно.


[Закрыть] что дальнейшие бомбардировки Швейнфурта были отложены на четыре месяца, в течение которых заводы были восстановлены настолько, что, как было сказано в отчете, не осталось «никаких признаков того, что налеты на предприятия шарикоподшипниковой промышленности заметно повлияли на эту важную отрасль военного производства».

После этого дневные налеты на дистанцию, превышавшую радиус действия истребителей сопровождения, были резко ограничены. Так было до прибытия в декабре самолетов Р–51 «Мустанг» – истребителей с большим радиусом действия. Тогда снова перешли к дневным налетам, и в последнюю неделю февраля 1944 г. начались самые сильные бомбардировки германских авиационных заводов. Тем не менее в отчете говорится:

«Надолго производство не сокращалось. Напротив, в течение всего 1944 г. германские воздушные силы, как сообщалось, получили 39 807 самолетов всех типов. В 1939 г. было произведено 8295 самолетов, а в 1942 г. – 15 596, при этом тогда заводы не подвергались никаким налетам… В марте, через месяц после самого сильного налета, поступление самолетов в части стало выше, нежели в январе, и продолжало возрастать… Восстановление происходило почти немедленно после того, как заводы подвергались разрушению».

Неудача попыток подорвать промышленность Германии бомбардировками требовала изменения тактики. До этого самолеты сопровождения только прикрывали бомбардировщики. Теперь им было приказано самим провоцировать немецкие истребители и навязывать им бой при первой возможности. В результате потери немецкой истребительной авиации и летчиков—истребителей начали непрерывно возрастать, и к весне 1944 г. сопротивление германских воздушных сил понизилось. Однако в отчете говорится, что

«летом 1944 г. производство истребителей в Германии продолжало повышаться и в сентябре достигло высшей цифры – 4375 самолетов».

О том, что наступления стратегической бомбардировочной авиации в течение трех лет оказались совершенно бесплодными, свидетельствует сенатор Килгор в своем «Отчете о состоянии германской промышленности»,[281]281
  Опубликован Управлением военной информации США, Лондон, 8 августа 1945 г.


[Закрыть] составленном на основании «Официального доклада германского министерства вооружений и военной промышленности за 1944 г.». Следующие немногие выдержки из отчета говорят сами за себя:

«В документе графически показано, что, несмотря на бомбардировки союзников, Германия была в состоянии восстанавливать и расширять заводы и увеличивать выпуск военной продукции до окончательного разгрома германских армий. Германская промышленность никогда не теряла своей огромной способности к восстановлению».

«Доклад показывает, что в 1944 г. в истерзанной войной Германии было произведено в 3 раза больше броневых боевых машин, чем в 1942 г.».

«В 1944 г. выпуск бомбардировщиков—истребителей в Германии в 3 с лишним раза превысил уровень 1942 г.»

«В 1944 г. ночных истребителей было произведено в 8 раз больше, чем в 1942 г.».

«В 1944 г. в Германии военное производство выросло не только по сравнению с предыдущими годами; по некоторым видам продукции отмечалось увеличение выпуска в последнем квартале 1944 г. по сравнению с первым кварталом этого же года».

От наступления на экономику перейдем теперь к рассмотрению психологического наступления, целью которого было, как указывалось на конференции в Касабланке, «подорвать моральный дух германского народа». Официально это наступление началось в ночь на 29 марта 1942 г. сокрушительным налетом на Любек. Затем было объявлено, что в тактику бомбардировок внесено важное изменение и что в дальнейшем вместо «точного» бомбометания будет производиться бомбардировка «по площадям». Это означало, что если до сих пор силы, посылавшиеся из Англии, были не в состоянии по—настоящему «сокрушить» объект, то впредь они будут достаточными, чтобы делать это. Уже не было никакой надобности в прицельной бомбардировке того или иного военного объекта, ибо можно было так бомбить площадь, на которой он расположен, чтобы разрушить решительно все.

Следующей бомбардировке подвергся Росток. Центр города был обращен в развалины, хотя доки были едва задеты. Затем в ночь на 31 мая последовал налет на Кельн; в налете участвовало 1130 самолетов, на город сбросили 2 тыс. т бомб. После налета было объявлено о разрушении 250 заводов,[282]282
  Это абсурд, так как заводской район находится за городом.


[Закрыть] но фотографии показывали, что главным объектом бомбардировки явился центр города, где были разрушены здания на площади около 5 тыс. акров и погибло, по немецким данным, от 11 тыс. до 14 тыс. человек.

Поэтому главной целью налета, очевидно, был удар не по промышленным предприятиям, которые опоясывают город а по жилым кварталам. Это подтвердилось следующим налетом тысячи бомбардировщиков на Эссен, ибо Черчилль, выступая 2 июня в палате общин, сказал:

«Могу сообщить, что в этом году германские города, гавани и центры военной промышленности будут подвергаться такому огромному непрерывному и жестокому испытанию, которое не переживала ни одна страна».[283]283
  «Hansard». H. of С. Deb., vol. 380, 5s.. col. 553.


[Закрыть]

Следует отметить, что было проведено различие между городами и военными объектами.

Особенно сильной была бомбардировка Гамбурга. В последнюю неделю июля 1943 г. на город было совершено шесть налетов ночью и два налета днем. Сброшено 7500 т бомб. Как сообщается в отчете Управления по изучению результатов стратегических бомбардировок, город был разрушен на 55–60 %, причем 75–80 % этих разрушений явилось следствием пожаров. Город совершенно выгорел на площади 12,5 кв. миль; на площади 30 кв. миль были повреждены здания, погибло от 60 тыс. до 100 тыс. человек; уничтожено 300 тыс. квартир. Без крова оказалось 750 тыс. человек. Об огромном пожаре в городе мы читаем:

«Когда пламя прорвалось сквозь крыши множества зданий, возник столб раскаленного воздуха. Он поднялся на высоту более 2,5 миль и имел диаметр, как оценивалось в самолете, летевшем над Гамбургом, 1–1,5 мили. Этот воздушный столб находился в бешеном движении; его питал стремительный приток более холодного воздуха у основания. В 1–1,5 мили от пожара эта тяга воздуха увеличила силу ветра с 11 до 33 миль/час. У границ площади, охваченной пожаром, скорость воздуха, невидимому, была еще больше, так как там были вырваны с корнем деревья диаметром 3 фута. Температура быстро достигла точки воспламенения любых горючих материалов, и вся зона пылала. Выгорело все без остатка. Не осталось и следа от всего, что могло гореть. Только через два дня можно было приблизиться к зоне пожаров»[284]284
  По словам очевидцев, это всесожжение было ужасным. Множество людей задохнулось или буквально испеклось под действием чрезвычайного жара. Другие утонули, бросившись в каналы, протекающие через город. Спустя несколько дней, когда были открыты близлежащие подвалы, там нашли тысячи погибших людей, как будто зажаренных в печах.


[Закрыть]

Это ужасное истребление людей, которое опозорило бы самого Аттилу, оправдывалось ссылками на военную необходимость. Говорили, что нападению подверглись только военные объекты. В Англии эти налеты взял под свою защиту архиепископ Йоркский, исходя из того, что они могли «сократить войну и спасти тысячи жизней».[285]285
  «Таймс», 25 июня 1943 г.


[Закрыть] Эттли, заместитель премьер—министра, оправдывал их, говоря:

«Никаких бомбардировок без разбора нет (возгласы одобрения). В парламенте неоднократно говорилось, что бомбардировкам подвергаются объекты, чрезвычайно важные с военной точки зрения (возгласы одобрения)».[286]286
  «Таймс», 28 мая 1943 г.


[Закрыть]

Четыре дня спустя капитан Г. Бальфур, заместитель министра авиации, заявил:

«Мы будем совершать бомбардировочные налеты до тех пор, пока народы Германии и Италии будут терпеть у себя нацизм и фашизм».[287]287
  В этот же день главный маршал авиации А. Гаррис сказал: «Мы можем заверить ее (Германию), все перенесенное ею в прошлом покажется пустяком в сравнении с тем, что предстоит ей впереди, если она будет упорствовать в своей агрессии».


[Закрыть]

Это могло означать лишь то, что целью бомбардировок было заставить немцев и итальянцев поднять восстание.

А вот что говорится обо всем этом в отчете Управления по изучению результатов стратегических бомбардировок:

«Считалось, что налеты на города представляют собой средство для подрыва морального духа германских граждан. Считалось, что если удастся повлиять на моральное состояние промышленных рабочих, если удастся отвлечь их от работы на заводах и заняться другими делами, например попечением о семьях, ремонтом своих поврежденных домов… то германское военное производство потерпит ущерб».

Далее в отчете сообщается о том, что

«почти одна четверть от общего веса сброшенных бомб, или почти вдвое больше, чем использовано против всех промышленных объектов, приходится на большие города… По разрушительности эти налеты далеко превзошли все другие формы нападения».

Несмотря на это, эффект налетов в моральном отношении был диаметрально противоположен тому, что предсказывали Дуэ и его последователи. Развал германской военной машины наступил не сразу, а приближался мучительно медленно. При этом надо учесть следующее: в результате бомбардировок в 61 германском городе с населением от 100 и более тысяч человек и с общим количеством жителей, равным 25 млн., «3600 тыс. домов было разрушено или сильно повреждено, что составляло 20 % всего жилого фонда Германии; 7,5 тыс. человек осталось без крова, около 300 тыс. было убито и 780 тыс. человек ранено…» Реакция германского народа на воздушные нападения является примечательной. Под беспощадной властью нацизма немцы показали удивительную стойкость, несмотря на ужасы и бедствия, которые несли с собой повторяющиеся воздушные налеты: разрушение домов, уничтожение имущества и трудные условия жизни. Их моральный дух падал, их надежда на победу или на приемлемые условия мира исчезала, их доверие к своим вождям пошатнулось, но они продолжали производительно трудиться до тех пор, пока сохранялись материальные средства производства. Нельзя недооценивать власть полицейского государства над народом.

Стоило ли производить эти опустошительные, устрашающие налеты? Другими словами, являлись ли они стратегическими налетами? Нет, они не являлись таковыми, потому что вся стратегия понималась Черчиллем и его советниками неправильно, если вообще у Черчилля была какая—либо стратегическая концепция.

В 1940 г., как мы видели, немцы были отбиты не потому, что у них не хватало авиации или сухопутных сил, а в первую очередь вследствие недостатка морских сил. Перед Гитлером стояла проблема перешагнуть через Ла—Манш. Такая же проблема стояла перед Черчиллем начиная с июля 1940 г., и, с еще меньшим основанием для оправдания, он не сумел воспользоваться ошибкой немцев. Каждая новая миля, захваченная немцами на чужом побережье, увеличивала морское преимущество Британии, ибо расширяла возможности использования ее военно—морских сил. Одновременно это ослабляло немцев, так как вынуждало их разбрасывать свои силы. Чем для России была глубина пространства, тем для Англии была ширина, ибо каждая лишняя миля сухопутных сообщений ослабляет фронт так же, как ослабляет силы каждая дополнительная миля береговой обороны.

Вот почему Черчилль, как стратег, должен был понимать, что победить в войне можно, только опираясь на морские силы. А так как флот, чтобы использовать свое господство на море, нуждается в воздушных силах, то таковые должны стоять на втором месте после него. Далее, поскольку морским и воздушным силам для окончательного завоевания территории нужны сухопутные силы, то последние следует ставить в один ряд с воздушными силами.

Короче говоря, чтобы обеспечить экономию, мобилизацию и сосредоточение ударной мощи, надо объединить все три вида вооруженных сил.

Иначе обстояло дело в британских вооруженных силах. Авиация в основном была отделена от морских и сухопутных сил. Конечно, психологическое и экономическое воздушное наступление на Германию потребовало мобилизовать на защиту половину германской авиации и заставило использовать около миллиона человек в системе противовоздушной обороны, а следовательно, ослабило Германию в наступательном отношении. Однако Англии это наступление стоило того, что, согласно отчету, она была вынуждена «заставить свое военное производство на 40–50 % работать на одну авиацию». Значит, только 50–60 % приходилось на флот и сухопутные силы. Это подтверждается тем, что 2 марта 1944 г. военный министр Джеймс Григг, представляя парламенту проект бюджета армии, сказал:

«Для выполнения плана английских воздушных сил уже занято больше рабочих, чем для выполнения плана вооружения армии, и я беру смелость сказать, что на изготовлении одних только тяжелых бомбардировщиков занято столько же рабочих, сколько на выполнении плана всей армии».[288]288
  «Hansard», H. of С. Deb., 5s, vol. 397, col. 1602.
  Это можно сказать также и об американском авиационном производстве. Возглавлявший американские воздушные силы генерал Арнольд, член объединенного комитета начальников штабов, все еще верил, что авиация своими бомбардировками может заставить Германию капитулировать, если бы только он получил достаточно людей, соответствующую материальную часть и права на приоритет в использовании общих военных ресурсов. Он сам, его генералы и офицеры связи с прессой боролись против вторжения (в Нормандию), боролись умно и решительно, настаивая на непрерывном увеличении воздушных сил. Они неизменно стояли за всевозможные задержки и откладывание сроков, чтобы выиграть время для получения самолетов, которые за это время строились, а затем проходили испытания в полетах над Германией. Позиция их, видимо, определялась искренним энтузиазмом в отношении своего вида вооруженных сил (в духе Билли Митчелла) и чрезвычайным личным честолюбием.
  Они считали, что если им удастся покорить Германию с помощью одной авиации, то воздушные силы автоматически станут главным видом вооруженных сил». Хотя, по словам Ингерсолла, «требования воздушных сил никогда полностью не удовлетворялись «(Ингерсолл Р., Совершенно секретно, М., 1947, стр. 95) тем не менее от 35 до 40 % американского военного производства было занято строительством самолетов и удовлетворением других нужд авиации.


[Закрыть]

Если бы Черчилль уяснил, а он должен был уяснить то, что в свое время хорошо понял и осуществил его великий предок – первый герцог Мальборо, что для Англии проблема стратегии была прежде всего морской проблемой, после которой стояла сухопутная, то он не стал бы расходовать половину ресурсов страны на то, чтобы «заставить противника сгорать в огне пожаров и истекать кровью»,[289]289
  Таймс, 2 февраля 1943 г.


[Закрыть] а распределил бы ресурсы государства в порядке очередности для решения следующих задач: 1) создание достаточного количества истребителей и истребителей—бомбардировщиков, чтобы завоевать и сохранить господство в воздухе и этим обеспечить безопасность Британским островам и прикрыть действия морских и сухопутных сил; 2) создание достаточного количества высадочных средств, чтобы использовать господство на море, которое уже было у Черчилля; 3) создание достаточного количества транспортных самолетов, чтобы снабжать сухопутные силы и поддерживать их подвижность сразу, как только они будут высажены.

И только после всего этого можно было выделить ресурсы на «стоящий затрат эксперимент» Черчилля – на стратегические бомбардировки.

Вследствие того, что вторая и третья из указанных задач не были решены в достаточной мере, как мы увидим ниже, почти все кампании, проводившиеся после окончательного захвата союзниками инициативы на Западе в ноябре 1942 г., были ограничены из—за недостатка высадочных средств или в результате нехватки транспортной авиации. Вот почему вывод может быть только один: как эксперимент стратегические бомбардировки Германии вплоть до весны 1944 г. были расточительным и бесплодным мероприятием. Вместо того чтобы сократить войну, они только затянули ее, ибо потребовали излишнего расхода сырья и рабочей силы.

2. Сражение при Эль—Аламейне и преследование противника в направлении Триполи

Первая из указанных выше кампаний была начата в связи с отчаянной обстановкой, сложившейся в России. В начале июля 1942 г. президент Рузвельт, сильно встревоженный падением Севастополя и продвижением. немцев на Воронеж, чтобы отвлечь часть немецких сил, стал настаивать на вторжении на Шербурский полуостров в сентябре. Но об этом не могло быть и речи, так как высадочных средств к этому сроку могло хватить только на одну дивизию.[290]290
  Butcher Н. С., Three Years with Elsenhower, 1946, р. 9.


[Закрыть] Поэтому 24 июля было решено отложить вторжение во Францию до 1943 г. и вернуться к предложению, которое впервые обсуждалось на Вашингтонской конференции в январе, – к предложению о вторжении в Северо—Западную Африку[291]291
  Вторжения в Северную Африку, пишет капитан Батчер, «хотел премьер—министр (Черчилль), а не американские военные руководители» (там же, стр. 18). В течение всей войны Черчилль был «восточником» в том смысле, как понималось это слово в 1915 г. Следовательно, он был за решительные действия не во Франции, а на Балканах, очевидно, чтобы не дать России установить там свое господство. Но всегда непоследовательный, он в конце концов вместе с Рузвельтом отдал их и многое другое Сталину в награду за то, что тот остался верным делу союзников. Поступив так, Черчилль и Рузвельт проиграли мир политически и стратегически.


[Закрыть] в сочетании с наступлением из Египта на запад.

Тем временем в качестве доброжелательного жеста по отношению к России 19 августа был совершен значительными силами рейд за море, в Дьепп. Рейд закончился так катастрофически, что, казалось, сильно настроил Черчилля против действий по ту сторону Ла—Манша в будущем. Почти в то же самое время из конвоя в составе 13 судов, шедших на Мальту, было потоплено 12.[292]292
  Butcher Н. С., Three Years with Elsenhower, 1946, р. 45, 63.


[Закрыть] Катастрофа, в свою очередь, подчеркнула опасность высадки в Африке в пределах радиуса действий неприятельских истребителей с Сицилии и Сардинии. Несмотря на это, к планированию кампании приступили сразу. Одновременно произошли перемены в средневосточном командовании: генерал Г. Александер сменил генерала Окиилека, а генерал—лейтенант Б. Монтгомери принял командование 8–й армией.

В Египте борьба шла в первую очередь между службами снабжения, вопрос состоял в том, какая сторона успеет перевооружиться быстрее. Роммель видел, что время работало против него. Поэтому, несмотря на то, что его силы были слабее сил противника, он решил в конце августа перейти в наступление.[293]293
  В танках Роммель заметно уступал. У него было 230 машин, а у Монтгомери – 390, из которых 140 были типа «Грант» (Martell G. Q., Our Armoured Forces, 1945, р. 198).


[Закрыть]

В это время позиции, занимавшиеся армией Монтгомери, обладали новшеством в боевых действиях в пустыне, ибо впервые фланги были недоступными для наступления. На севере было Средиземное море, а на юге – впадина Каттара. От берега, несколько западнее Эль—Аламейна, они тянулись на 40 миль в южном направлении до самой впадины, которую не могли преодолеть ни автомобили, ни танки. На английской стороне этой линии на расстоянии примерно 15 миль от берега тянулись на восток гряды Рувейсат и Алам—эль—Хальфа. Монтгомери поступил умно вместо того чтобы пытаться удерживать все 40 миль фронта значительными силами, он развернул главные силы армии от побережья до западной оконечности гряды Рувейсат и далее гряде Руверсайт до гряды Алам—эль—Х альфа. Поэтому правая половина его фронта получила форму латинской буквы L. При этом горизонтальная черта буквы L фланкировала северную сторону слабо прикрытой южной половины фронта, левый фланг которой опирался на впадину.

В ночь с 30 на 31 августа, вскоре после полуночи, Роммель начал наступление. Его цель была уничтожить противника и овладеть Египтом. Он нанес три удара, которыми были ложная атака на севере, сковывающий удар в центре и главный удар на юге. Последний осуществляли Африканский корпус (15–я и 21–я танковые и 90–я легкая дивизии) и 20–й итальянский корпус (танковые дивизии «Ариете» и «Литторио»). Преодолев минные поля англичан севернее впадины Каттара, Роммель устремился на север к хребту Алам—эль—Хальфа, пытаясь прорваться через горизонтальную линию боевого порядка войск Монтгомери и ударить с тыла по вертикальной линии. Если бы ему это удалось, то основная масса армии англичан попала бы в ловушку. Однако Роммелю не удалось это, и не удалось главным образом вследствие прекрасной противотанковой и противовоздушной тактики его противника. Потерпев неудачу, Роммель 3 сентября начал отступление, а 4, 5 и 6 сентября был сильно контратакован англичанами. 7 сентября Монтгомери вполне разумно остановил свою армию, ибо с отражением наступления Роммеля битва за коммуникации была выиграна. Он мог теперь, не опасаясь, пренебрегать своим противником, ожидать того момента, когда 8–я армия получит такие мощные подкрепления, что сможет совершенно разбить войска Роммеля.

Хотя, как утверждает сам генерал Монтгомери, это искусно проведенное оборонительное сражение подняло моральный дух его людей,[294]294
  Моntgоmеrу В. L., El Alamein to the River Sangro, 1946, p.10.


[Закрыть] он недооценивает заслуги своих предшественников[295]295
  Clifford A., Three Against Rommel, 1943, p.306.


[Закрыть] за высокие качества армии, которую унаследовал от них. Они вели бои в условиях таких трудностей, которые никогда ранее перед ним не возникали. Они испытывали недостаток в опытных офицерах и обученных солдатах, в снаряжении. Качество оружия было ниже, чем у противника. Все эти недочеты были выправлены и так хорошо, что, когда Роммель 30 августа сделал свою последнюю ставку, шансов выиграть у него явно не было.

В октябре, когда 8–я армия готовилась нанести удар, армия, Роммеля состояла из 8 пехотных и 4 танковых дивизий. Всего у него было 96 тыс. человек, из которых несколько больше половины были немцы. В армии насчитывалось 500–600 танков, в том числе более половины итальянских. С этими силами Роммель противостоял 10–му, 12–му и 30–му корпусам Монтгомери, которыми командовали соответственно генерал—лейтенант Г. Ламсден, генерал—лейтенант Б. Хоррокс и генерал—лейтенант О'Лиз. Всего в армии было 7 пехотных дивизий, 3 бронетанковые дивизии и 7 бронетанковых бригад, или всего 150 тыс. человек и 1114 танков, в том числе 128 танков «Грант» и 267 танков «Шерман»[296]296
  Капитан Батчер в своей книге «Three Years with Eisenhower» пишет: «Айк говорит, что если качество и количество материальной части и людей что—либо значат при действиях в пустыне против коварного Роммеля, то Монтгомери должен победить. У него 300 новых танков «Шерман» с 75—мм пушками в башнях с круговым обстрелом», стр. 131).


[Закрыть] Следовательно, по численности и вооружению силы Монтгомери определенно превосходили силы Роммеля. Позиция, которую занимал Роммель, если ее сравнить с той, которую 30 августа удерживал Монтгомери, не благоприятствовала немцам. У Роммеля не было подходящего горного рубежа в центре расположения его позиции, и поэтому он не смог сократить свой фронт таким же образом, как это сделал Монтгомери. Далее, хотя его фланги опирались на те же непреодолимые препятствия, однако 96 тыс. человек было совершенно недостаточно, чтобы прочно удерживать 40–мильный фронт, даже при тщательном минировании. Как сам Роммель сумел бы удержать свои позиции, неизвестно, ибо до начала наступления англичан он временно передал командование генералу фон Штумме и уехал в Берлин. Приняв командование и зная, что приближающееся наступление будет фронтальным, Штумме совершил грубую, ошибку; он распределил свои войска равномерно по всему фронту, вместо того чтобы удерживать фронт небольшими силами и сосредоточить танки на достаточной глубине в тылу, в готовности к контратаке.