Текст книги "Паника в ложе "В""

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Надеюсь, вы не собираетесь взламывать дверь?

– Зачем? Оставайтесь здесь!

– Что вы намерены делать?

– Барьер бельэтажа делает широкий выступ вдоль первого ряда, а потом тянется на уровне барьера ложи. Я взберусь на барьер бельэтажа, перепрыгну на барьер ложи, который тоже делает выступ, и окажусь внутри.

– Ради бога, будьте осторожны. Между барьером бельэтажа и выступом ложи не менее шести футов. И за что вы будете держаться?

– За позолоченные розетки и завитушки. А вы оставайтесь на месте.

Он вышел из коридора, закрыв дверь. Во время кажущегося бесконечным интервала Нокс слышал, как князь Эскал изгонял Ромео из Вероны. Потом внутри ложи раздался гулкий стук.

– Она здесь, – послышался голос. – Сейчас отопру дверь.

Да, она была там. Марджери Вейн лежала на ковре лицом вниз и головой к двери, широко раскинув руки. Железная стрела угодила ей под левую лопатку и торчала под небольшим углом над переливающимся серебром платьем. Стул Марджери был опрокинут, как и стакан с графином. Но хотя много воды из графина пролилось на ковер, лишь маленькая струйка крови промочила край ее платья и стекала вниз по обнаженной спине.

Глава 9
АРБАЛЕТ И БРИЛЛИАНТЫ

Часы на методистской церкви[90]90
  Методизм – религиозное течение, основанное английским богословом Джоном Уэсли (1707–1788) и отделившееся от англиканской церкви в XVIII в.


[Закрыть] Ричбелла пробили час ночи.

Их звук едва донесся до «зеленой комнаты» театра «Маска», откуда дверь в середине коридора вела за кулисы. Освещенная настольной лампой комната казалась уставленной мебелью, предназначенной на выброс, – стульями, столами, диванами – вдоль стен под афишами в рамках и театральными фотографиями минимум сорокалетней давности.

На этих предметах мебели лежали свернутые пояса с рапирами и кинжалами, оставленные членами труппы во время допроса. Здесь также находилось не менее дюжины арбалетов.

Однако единственный арбалет, который вызывал интерес у присутствующих, лежал на центральном столе под лампой. Его рукоятка была инкрустирована слоновой костью, а тетива порвана.

В комнате присутствовали трое. Лейтенант Карло Спинелли нервно поглаживал подбородок, не сводя глаз с арбалета. Филип Нокс мерил шагами комнату. Доктор Гидеон Фелл молча сидел, рассеянно катая по столу игральные кости.

– Ладно! – заговорил наконец лейтенант Спинелли. – Давайте рассмотрим, что мы имеем на данный момент.

– Я хотел спросить… – начал Нокс.

– Всему свое время. Имейте терпение.

– Я только подумал…

– Итак, – снова прервал его Спинелли, – мы обнаружили леди Северн мертвой ровно в четверть двенадцатого. Мы прекратили репетицию, когда она подходила к концу первой сцены третьего акта. Я посмотрел вниз из ложи и увидел окружного прокурора и доктора Фелла, которые прибыли со своего мероприятия в отеле, когда преступление уже произошло. На вас, доктор Фелл, были те же самые шляпа с загнутыми полями и плащ, которые вы носили в Англии двадцать лет назад.

– Они и впрямь те же самые, – отозвался доктор Фелл. – Моей жене это не нравится, и она возвращается к этой теме с упорством, достойным лучшего применения.

– Прошло уже почти два часа, – проговорил Нокс, – и шок уже миновал. Но когда я увидел эту женщину с железной стрелой в спине…

– Вы сохраняли полное спокойствие.

– Ну, я, как и многие другие, тушил в Лондоне пожары во время бомбардировок. Тогда мы видели зрелища и похуже. Крови было немного…

– Вы же слышали, что сказал врач, – очевидно, прямое попадание в сердце. Правда, насильственная смерть подобного рода не бывает мгновенной, несмотря на то что вы часто видите по телевизору. Возможно, она прожила сорок – пятьдесят секунд. Я приподнял ее голову, чтобы посмотреть на лицо, – вы также его видели. На нем застыла гримаса боли и удивленное выражение, словно она не поняла, что произошло. Шок, о котором вы упомянули, мистер Нокс…

– Он был вызван несколько иной причиной. Конечно, с Марджери Вейн бывало нелегко…

– Как и со всеми женщинами – вы это хотите сказать?

– Не совсем. Я имел в виду, что она мне нравилась, несмотря ни на что. Ее гибель казалась такой чертовски напрасной…

– Вы заметили, что все внезапно открыли, будто она им нравилась? – не без цинизма осведомился лейтенант. – Сначала они высмеивали ее причуды, а когда старушку прикончили практически у них на глазах, то сразу начали думать о ней как о святой великомученице. Теперь прошу вас обоих не прерывать меня, покуда мне не понадобится ваше мнение. Я пытаюсь суммировать имеющиеся данные, а это весьма нелегко. – Он поднял арбалет со сломанной тетивой. – Судья Каннингем говорил, что если по какой-то невероятной случайности арбалет выстрелит, то тетива порвется. Так оно и вышло. Он также сказал, что стрела в таком случае полетит куда угодно или не полетит вовсе. Тут он оказался не прав – стрела угодила прямо в цель. Из этого арбалета, безусловно, стреляли. Помимо того что мы слышали звук выстрела, это доказывает отсутствие отпечатков пальцев – арбалет тщательно вытерли. Все дело в том, откуда был сделан выстрел. Что скажете, доктор Фелл?

Ответа не последовало, если не считать таковым глухое бормотание. Доктор Фелл бросил кости, которые показали дубль шесть, и тут же подобрал их снова.

– Где мы нашли арбалет? – продолжал лейтенант. – Мы почти сразу же обнаружили его лежащим на ковре под ложей «А» с противоположной стороны зала, почти в таком же положении…

Опустив арбалет на стол, лейтенант Спинелли вынул из кармана золотое ожерелье с бриллиантами и изумрудами, бриллиантовый браслет и продолговатую газетную вырезку, которая теперь была разглажена и легко поддавалась чтению. Положив на стол эти предметы, он снова взял арбалет.

– …почти в таком же положении, – продолжал лейтенант, – как ожерелье, браслет и клочок газеты, найденные под ложей «В». Вам все ясно?

– Абсолютно, – кивнул доктор Фелл.

– О'кей. Стрела вошла в тело под слегка косым углом. Так как женщина стояла спиной к стрелявшему – а только в этом случае она могла заполучить стрелу в спину, если на линии выстрела не возникло никаких препятствий, – то убийца мог подстрелить ее с противоположной стороны зала: либо из прохода под ложей «А», либо из самой ложи. Но что говорят свидетели?

– Ну? – осведомился доктор Фелл, надувая щеки. – Что же они говорят?

– Ровным счетом ничего существенного.

– Тем не менее не могли бы вы повторить их показания?

– В зале, – начал лейтенант Спинелли, – находились семь свидетелей. Миссис Нокс и мисс Харкнесс сидели рядом в первом ряду бельэтажа. Мистер и миссис Джадсон Лафарж стояли у вращающейся двери в конце правого центрального прохода в партере. Судья Каннингем прошел в зал вместе со мной. Не знаю, насколько он глуховат, но он устал смотреть пьесу в первом ряду и стоял в левом центральном проходе, наблюдая за фехтованием. Остаемся мистер Нокс и я.

Но никто ничего не заметил – включая нас двоих! В последний раз леди Северн видели живой и здоровой именно мы с мистером Ноксом – она сидела в ложе, не отрывая глаз от сцены, перед началом схватки. Вот все, что нам известно. И если вас это удивляет, то меня нет! Когда у вас перед глазами два великолепных поединка подряд, кто станет смотреть на что-то еще? Сечете?

– Что-что? Ах да, секу.

– Предположим, убийца стрелял из ложи «А» или еще откуда-то с той стороны. Арбалет не такой большой и тяжелый, а на нижней стороне рукоятки имеется острый крючок, с помощью которого его можно нести на одном пальце. Убийца выстрелил и бросил арбалет на пол – при таком шуме на сцене кто мог услышать звук его падения на ковер?

– Это я тоже усек, – кивнул доктор Фелл. – Но…

– Каким образом, – рявкнул лейтенант, – он заставил леди Северн встать и повернуться к нему спиной? Теперь я признаю, что все было спланировано заранее, даже если мне придется проглотить каждое слово, которое я произнес до того. Убийца не мог вынудить ее это сделать, подав сигнал через зал. Не мог он и предвидеть, что она встанет и повернется спиной, так как до тех пор леди ни на секунду не отвлекалась от происходящего на сцене. Не думайте, что другие объяснения не приходили мне в голову.

– Другие объяснения?

– Конечно! Предположим, сказал я себе, арбалет под ложей «А» – обманный трюк и стреляли вовсе не оттуда?

– Что вы имеете в виду?

– Допустим, убийца подкрался к ложе «В» с оружием в руке. Дверь ложи была заперта на засов – мистер Нокс видел, как леди ее запирала, и я впоследствии обнаружил засов задвинутым накрепко. В двери нет замочной скважины, так что было невозможно при помощи проволоки сначала отодвинуть засов, а потом вернуть его назад. Но что, если убийца нашел выход? Прикончив леди и вновь заперев дверь, он успел бы ускользнуть, спуститься в темноту, прежде чем мистер Нокс и я добрались до ложи, а также бросить арбалет на другой стороне зала. Могло такое произойти?

– Могло, хотя это весьма сомнительно. Как он мог проделать фокус с дверью ложи?

– Боже всемогущий! – завопил лейтенант. – Об этом я вас и спрашиваю! В свое время, маэстро, вы объясняли многие трюки с окнами и дверьми. Но сейчас это не пройдет, даже если допустить какой-нибудь изощренный фокус с засовом, и я объясню почему.

Не стану останавливаться на том факте, что арбалет, как в течение недели можно было слышать от судьи Каннингема, – смертоносное оружие, способное пробивать броню. Выстрел с близкого расстояния в спину женщине превратил бы ее в такое месиво, какого я не видел со времен дня высадки в Нормандии.[91]91
  6 июня 1944 г. – день высадки союзных войск в Европе.


[Закрыть]

Но помимо этого, жертва должна была стоять во время выстрела! Иначе на пути стрелы оказалась бы спинка стула. А если бы она встала, когда кто-то проник в ложу, то, скорее всего, повернулась бы лицом к двери, а не оставалась к ней спиной!

Казалось, лейтенант Спинелли собирается швырнуть арбалет в стену. Но вместо этого он аккуратно положил его рядом с золотым ожерельем и бриллиантовым браслетом.

– Мне нужно успокоиться, – заявил он. – Я чувствую, что мой мозг растворяется, как аспирин в воде. Надо взять себя в руки, прежде чем окружной прокурор сочтет меня еще большим психом, чем считает Фло. Поэтому на время оставим догадки насчет различных трюков и зададим простой вопрос: кто мог это сделать?

– И кто же?

– Ну-у! – Спинелли извлек записную книжку. – Согласно имеющимся сведениям, большинство людей в зрительном зале, на сцене и за кулисами как будто вне подозрений. Но я рассчитываю на вашу помощь, маэстро. Это самая запутанная головоломка, с которой я когда-либо сталкивался, – достаточно безумная, чтобы удовлетворить даже вас.

– Старая песенка, – не без грусти заметил доктор Фелл. – Впрочем, полиция не раз была готова вызвать меня на помощь даже из сумасшедшего дома. – Он немного подумал. Потом складки его жилета дрогнули от громкой усмешки, и доктор Фелл бросил кости. – Пять и три! – воскликнул он с детской радостью и указал на воображаемые деньги на столе: – Десять долларов! Как бы вы, мой дорогой Нокс, изложили по-латыни следующие фразы: «У меня выпала восьмерка, Эйда из Дикейтера![92]92
  Дикейтер – название нескольких городов в США.


[Закрыть] Выкладывай десять баксов!»

Нокс задумался.

– Пожалуй, доктор Джонсон[93]93
  Джонсон, Сэмьюэл (1709–1784) – английский лексикограф.


[Закрыть] справился бы с этим без труда. Босуэлл[94]94
  Босуэлл, Джеймс (1740–1795) – шотландский юрист, биограф С. Джонсона.


[Закрыть] – согласно его дневникам, страстный игрок в карты, – несомненно, играл бы и в крап, если бы эта игра уже существовала в то время. «Выпала восьмерка»… Пожалуй, «numerus octopus est». А вот как благородный римлянин потребовал бы выложить десять баксов, придумать посложнее. К тому же какой падеж нужно использовать в словах «из Дикейтера» – родительный или творительный?

– Ради бога! – Лейтенант Спинелли сердито уставился на Нокса. – Я знаю, что маэстро охоч до подобных рассуждений, но вы хоть не принимайте в них участия! Давайте забудем о том, что Джонсон говорил Босуэллу за игрой в крап, и сосредоточимся на деле. Вы ведь, маэстро, отнюдь не спали и не изучали принципы игры, когда я допрашивал свидетелей, а сами задали ряд вопросов.

– Совершенно верно, – согласился доктор Фелл. – Но если вы помните, целью моих вопросов было реконструировать события этого вечера до начала репетиции.

– А это важно?

– Думаю, да. Я, так сказать, вживался в общую картину.

– Ну, тогда эту картину будет нелегко вставить в раму, – усмехнулся Спинелли. – Повторяю: большинство тех, кого мы могли бы включить в число подозреваемых, отпадают, так как у них есть алиби. А к алиби я отношусь с уважением, если они только не ловко состряпаны профессиональным преступником. Даже ваша жена, мистер Нокс, как будто вне подозрений.

– «Даже»! – с горечью промолвил Нокс. – Утешили, нечего сказать!

– Ну, вы ведь слышали, что говорили мистер и миссис Лафарж. Перед тем как леди Северн произнесла речь, у нее была ссора с миссис Нокс. Вернее, она набросилась на миссис Нокс, а ваша жена ей не ответила. Я намерен узнать, в чем там было дело. Конечно, я не думаю, что ваша жена стреляла из арбалета, – держу пари, женщине это не по зубам.

– Согласен без всякого пари, – проворчал доктор Фелл.

– Но моя обязанность – найти решение этой проблемы, и я сделаю это, даже если мне придется вести себя не по-джентльменски.

– Теперь я задам вам вопрос, который пытаюсь задать уже некоторое время, – произнес Нокс. – Если вы хотите только разгадать тайну убийства и считаете, что Джуди так же вне подозрений, как и ваша Фло, почему вы продолжаете цепляться к ней во втором часу ночи?

– Разве я к ней цепляюсь?

– Я имею в виду не вас лично, а…

Лейтенант Спинелли сунул в карман записную книжку.

– Слушайте! – сердито проворчал он. – Вы были здесь и видели, что произошло. Я снимал показания у свидетелей. Окружной прокурор Гулик все время торчал рядом, а под конец стал меня пилить за то, что я не предотвратил преступление. Возможно, я в самом деле что-то прошляпил, но не уверен, что он смог бы его предотвратить.

Как бы то ни было, прокурор заявил, что сам хочет допросить миссис Нокс. Он отвел ее в помещение, которое мистер Лафарж именует своим офисом. Это было менее получаса назад. Многие другие свидетели до сих пор ждут своей очереди и не скулят.

Но так как вы хороший парень, я хочу вам помочь. Мы пойдем туда и взглянем, что там происходит. Маэстро будет доктором Джонсоном, вы – Босуэллом, а я – магистратом с Боу-стрит,[95]95
  Улица в Лондоне, где находится столичный полицейский суд.


[Закрыть] выслушивающим советы вас обоих. Но я не должен забывать о политической стороне дела. Херман Гулик – прокурор и важная шишка в округе. Тем не менее он будет делать свою работу, а я – свою. Пошли, маэстро?

Лейтенант не притронулся к арбалету. Положив браслет и ожерелье в боковой карман пиджака, а газетную вырезку – в жилетный карман, он вышел из комнаты. Нокс и доктор последовали за ним.

Они пересекли призрачно освещенную сцену, двинулись по коридору мимо дверей уборных, откуда доносились голоса, спустились к железной двери и прошли через зал. Пока они пересекали фойе и поднимались по правой лестнице в бельэтаж, лейтенант Спинелли продолжал говорить:

– Бесполезно гадать, кто стащил арбалет из-под картины. Это мог сделать любой.

– Любой? – переспросил доктор Фелл, тяжело опираясь на палку.

– Да, любой из зрителей или пришедших из-за кулис. В фойе имеется еще одна дверь, которая видна только при полном освещении. Она выходит в переулок с западной стороны театра, где расположен и служебный вход.

– Ну?

– Привратник, дежуривший весь вечер у служебного входа, утверждает, что некто, по его словам, «в костюме» выскользнул оттуда и вернулся через пару минут. Он не знает, кто это был, и…

– Повод мог быть абсолютно невинным.

– Как знать. Арбалет не сунешь в карман и не спрячешь под пиджаком, но если затолкать его сзади под брюки… Мы можем быть уверены только в одном.

Они подошли к темной полированной двери возле бельэтажа, по обеим сторонам которой стояли полисмены в форме.

– Мы можем быть уверены только в одном, – повторил Спинелли. – Согласно показаниям привратника и Нэнси Тримбл – девушки в кассе – ни один посторонний не входил в театр за весь вечер. Значит, убийца все еще… – Он оборвал фразу и открыл дверь. – Извините, сэр, могу я войти?

За дверью находился просторный кабинет с двумя занавешенными окнами, письменным столом, стальным шкафом с картотекой и несколькими стульями. За столом, спиной к пришедшим, сидел коренастый мистер Херман Гулик – человек с косматой шевелюрой и напыщенными манерами. Перед ним сидела Джуди, которая, судя по лицу, была близка к обмороку. Неподалеку находилась Элизабет Харкнесс, выглядевшая немногим лучше. В углу восседал судья Грейем Каннингем.

– Я как раз заканчиваю, – сообщил окружной прокурор, слегка повернувшись и продемонстрировав фрагмент желтого лица. – Итак, миссис Нокс…

– Но я уже говорила вам!.. – крикнула Джуди.

– Да, благодарю вас, миссис Нокс. Думаю, пока этого достаточно. У меня есть ваш адрес на случай, если его нет у лейтенанта.

– Сэр, я уже записал адрес леди.

– Я ведь сказал «на случай». Если хотите, можете отправляться домой, миссис Нокс. Не покидайте Нью-Йорк, так как у нас снова могут возникнуть к вам вопросы. Но сейчас мы вас не задерживаем.

– Это все? – недоверчиво осведомилась Джуди.

– Да, по крайней мере на данный момент. Если только…

– Если что?

– Если вы не решите изменить ваше мнение и сообщить нам, что имела против вас леди Северн.

– Изменить мнение?! – воскликнула Джуди.

Она вскочила со стула, схватила сумочку и выбежала из комнаты. Нокс тотчас же бросился за ней, хотя лейтенант Спинелли окликнул его, требуя вернуться.

Джуди сбежала по лестнице в фойе, все еще темное, если не считать света над портретом Марджери Вейн. Она подошла к картине, но, как будто внезапно вспомнив, кто на ней изображен, отшатнулась и прикрыла глаза ладонью, сама являя картину горя и отчаяния. Нокс в приливе сочувствия, которое он стеснялся выразить словами, шагнул к ней.

Джуди первая обратилась к нему:

– Фил, ты ведь принадлежишь к избранному кругу, не так ли? Я имею в виду, они не выставляют тебя из комнаты во время допроса?

– Ну в общем, нет. Если я могу что-нибудь сделать…

– Можешь! Возвращайся туда и внимательно слушай, что они будут говорить – особенно судья Каннингем.

– Почему судья Каннингем? Какое он имеет к этому отношение?

– Я… я думаю, он на моей стороне. Вообще-то окружной прокурор не так уж плох – он старается быть справедливым. Но когда он совсем допек меня своими вопросами, судья Каннингем поднялся, как римский император, и сказал: «Осторожнее, сэр. Если эта свидетельница нуждается в помощи, я к ее услугам».

– Если ты нуждаешься в помощи, Джуди, то почему не позволишь мне оказать ее? Или доктору Феллу? Когда он берется за дело…

– Тогда пусть он поскорее за него возьмется. Это ужасно! Ты вернешься туда? Пожалуйста, дорогой!

– Как ты меня назвала?

– Дорогой. Я такая несчастная, что больше ни о чем не в состоянии думать. Домой я не хочу – буду ждать тебя в «зеленой комнате». Ты сейчас поднимешься туда, а потом все мне расскажешь, ладно?

– Ладно. Обещаю тебе помочь. – Нокс двинулся к лестнице.

«Я думаю, он на моей стороне», – сказала Джуди о судье Каннингеме. Почему ей нужен кто-то, находящийся на ее стороне? Не важно. Она думает, что нуждается в помощи, и только это имеет значение. Нокс подумал, что этой ночью использует свой мозг далеко не лучшим образом, не без тщеславия приписывая ему незаурядные качества. Пришло время воспользоваться ими в полной мере – забыть о скверных моментах, которые были у них с Джуди этим вечером, и помочь ей выкарабкаться из неприятностей. Расправив плечи и глубоко вздохнув, он небрежно кивнул полисменам и распахнул дверь в кабинет навстречу быстро надвигающимся событиям.

Глава 10
МАСКА АКТЕРА

– Итак, мэм… – продолжал окружной прокурор.

Мистер Гулик возвышался за письменным столом, даже со спины выглядя важным и напыщенным. Рядом с ним стоял доктор Фелл, странным образом не привлекающий к себе внимания и раскачивающийся из стороны в сторону, как привязанный к столбу слон. У лейтенанта Спинелли был вид человека, готового в любую минуту завопить и замахать кулаками.

Сидящая напротив окружного прокурора Элизабет Харкнесс подняла на собеседника голубые глаза с покрасневшими белками, прикрытые стеклами очков, судорожно сплетая пальцы рук.

– Итак, мэм, могу ли я полагаться на показания миссис Нокс? Между без четверти десять, когда началась репетиция, и четвертью двенадцатого, когда лейтенант Спинелли счел необходимым ее остановить, миссис Нокс была с вами постоянно?

– Она не покидала сиденье ни на секунду! – с неподдельной искренностью воскликнула мисс Харкнесс. – И любое предположение, будто она или я могли выстрелить из этого дурацкого арбалета, просто нелепо!

– Понятно, – промолвил мистер Гулик. – Ну, лейтенант?

– Ну, сэр?

– После того как вы испортили все дело, лейтенант, возможно, вы хотите частично восстановить потерянную репутацию, продолжив допрос этой леди? Если так, я удаляюсь.

– Удаляетесь, сэр?

– Прежде всего я хочу сообщить свидетелям внизу, что они могут идти домой. Можете вести это дело – я не стану вмешиваться, но, разумеется, до определенных пределов. Надеюсь, вы не возражаете, лейтенант, если я отпущу свидетелей?

– Ну, сэр…

– Я так понимаю, что не возражаете. Тогда я отдам распоряжение. А так как завтра у меня тяжелый день, то я, пожалуй, тоже отправлюсь домой.

– Не забывайте, мой дорогой Гулик, что я ваш гость, – внушительно произнес доктор Фелл. – Местная газета, которой откровенность свойственна больше, чем любезность, недавно охарактеризовала меня как вашего собутыльника. Так что позвольте мне взять мою великолепную шляпу и сопровождать вас.

– Ни за что на свете! – решительно заявил мистер Гулик. – Будем надеяться, что с вашей помощью лейтенант Спинелли сможет выбраться из путаницы, созданной им самим. Я не желаю в этом участвовать. Когда вы здесь закончите, он отвезет вас в полицейской машине. Желаю всем доброй ночи, а вам, лейтенант, удачи, в которой вы очень нуждаетесь.

Дверь закрылась. Никто не мог обвинить лейтенанта Спинелли в отсутствии такта.

– У меня есть пара вопросов, которые я хотел бы прояснить, – обратился он к Бесс Харкнесс, не делая комментариев по поводу ухода окружного прокурора. – Но думаю, мэм, что, так как вы знакомы с доктором Феллом со времени вашего плавания, для вас будет лучше, если вопросы станет задавать он. О'кей?

– Да, – кивнула Бесс Харкнесс. – Для меня это и впрямь будет лучше.

– Присаживайтесь, маэстро.

Доктор Фелл так и сделал – стул угрожающе заскрипел, когда он опустился на него, опираясь на палку.

– Этим вечером, мадам, увы, покойная леди Северн заверила лейтенанта Спинелли, будто все, что ей известно, должно быть известно и вам. Это правда?

– Во многих отношениях – безусловно. Хотя не во всех. Существовали вещи, о которых Марджери не говорила мне в силу своего характера и которые я не говорила ей просто потому, что не осмеливалась.

– Например, вам известно, почему она набросилась на миссис Нокс незадолго до начала репетиции?

– Нет, неизвестно. Понимаете…

– Да?

– Это было почти двадцать лет назад. Они встретились во время кошмарного плавания на «Королеве Елизавете», когда еще действовали военные правила. Но вы об этом уже слышали.

– Боюсь, что не все.

– Тогда миссис Нокс тоже не носила кольца и называла себя Дороти Нокс. Теперь я знаю почему – она объяснила мне это в театре, – потому что ей хотелось уехать подальше от мужа и притвориться, будто она не замужем. Списка пассажиров тогда не составляли, и она не должна была показывать паспорт никому, кроме иммиграционных властей в Штатах. Так вот, миссис Нокс и Марджери из-за чего-то сильно поссорились. Я не знаю причины, потому что Марджери ничего мне не рассказала, а Дор… Джуди Нокс в театре тоже не проронила об этом ни слова. Но я не думаю, чтобы за этим крылось нечто ужасное. Понимаете, мне был хорошо известен характер Марджери. Я ведь знала ее более сорока лет.

– Вы тоже из Монклера в штате Нью-Джерси?

– Я родилась в Нью-Йорке на Западной Двадцать третьей улице, в старом районе Челси. Мои родители были близкими друзьями доктора и миссис Вейн – их уже нет в живых, как и самой Марджери. Меня всегда привозили к ним в гости, и мы с Марджери были практически неразлучны с детства. Поэтому, зная ее характер…

В этот момент на Филипа Нокса снизошло вдохновение – он шагнул вперед и осведомился:

– Могу я задать вопрос? – Он заколебался, поймав иронический взгляд сидящего в углу судьи Каннингема, но вспомнил о Джуди и продолжал: – Простите мне мое вмешательство. Я всего лишь Босуэлл – скромный партнер, которого вечно приходится вытаскивать из неприятных историй. Тем не менее мне хотелось бы спросить кое о чем.

– Почему бы и нет? – Лейтенант Спинелли снисходительно махнул рукой. – Валяйте, мистер Бос… я хотел сказать, мистер Нокс.

– Мисс Харкнесс, – обратился к женщине Нокс, – чтобы подойти к основному вопросу, мне придется задать несколько предварительных. Вы помните, как вчера вечером вернулись с обеда? Мисс Вейн вошла в зал, когда мы с Бэрри Планкеттом фехтовали, и вы вскоре последовали за ней. Помните это?

– Да, разумеется. А что?

– Возник спор о том, действительно ли мисс Вейн узнала Джуди. Вы сказали, что нет, так как у нее неважная память на лица, и напомнили о газетной вырезке, которую кто-то прислал ей из Ричбелла, когда она, очевидно, еще была во Флориде. Это вы тоже помните?

– Да! Я сказала ей…

– Вы сказали нечто вроде следующего: «Марджери, ты даже не узнала того же самого человека на «Иллирии». А я не могла тебе сказать…» Итак, мисс Харкнесс, была ли это та же самая вырезка, которая сейчас находится в левом жилетном кармане лейтенанта Спинелли? Мы можем взглянуть на нее, лейтенант?

С озадаченным видом Спинелли извлек из кармана сложенный вдвое клочок бумаги и протянул Ноксу, который развернул его. Он уже читал текст, но прочел его вновь.

Это была краткая заметка с внутренней полосы. Поперек ее кто-то написал карандашом и печатными буквами: «УОРЛД-ТЕЛЕГРАМ», 13 АПРЕЛЯ». Заметку сопровождала фотография сморщенного, почти совершенно лысого старика с впалыми щеками и подписью: «Лютер Маккинли».

Текст сообщал, что этого человека обнаружили прошлым вечером в его номере в отеле «Эльсинор» на Западной Сорок третьей улице. Он находился в бессознательном состоянии из-за чрезмерной дозы барбитуратов и на следующее утро скончался в больнице, не приходя в сознание. Судя по паспорту, обнаруженному среди его вещей, Лютер Маккинли был безработным журналистом в возрасте шестидесяти одного года.

– «Полиция почти не сомневается, – прочел Нокс, – что покойный сам принял смертельную дозу. Несколько недель Маккинли пребывал без денег и в угнетенном состоянии, заявляя, что покончит с собой, так как не может найти работу. Судя по паспортным штампам, он вернулся в Америку в январе, проведя длительное время в нескольких странах. Полиция отказалась комментировать тот факт, что среди его скудных пожитков нашли маску из резины или пластмассы, изображающую лицо очень молодого человека в натуральную величину».

Нокс передал вырезку мисс Харкнесс. Она прочитала текст при ярком свете лампы, прикрывая глаза слегка дрожащей ладонью.

– Ну, мэм? – осведомился лейтенант Спинелли. – Это та же самая вырезка?

– Как я могу быть уверена? Выглядит, безусловно, похоже. Я помню эту надпись карандашом – «Уорлд-Телеграм» и дата. Обычно я покупаю нью-йоркские газеты, где бы я ни находилась, но эту заметку я пропустила. Заголовок слишком мелкий, верно? Никогда ее не видела, пока вырезку не прислали Марджери.

– Когда это было?

– На прошлой неделе, по-моему, в среду или четверг.

– Кто ее прислал?

– Имя отправителя не было указано. Вырезка лежала в конверте с маркой авиапочты, отосланном из Ричбелла и правильно адресованном ей в Майами.

– Адресованном леди Северн или Марджери Вейн?

– «Мисс Марджери Вейн».

– А кто в Ричбелле или поблизости знал ее адрес во Флориде?

– Если мне будет позволено ответить, – заговорил судья Каннингем, тяжело поднимаясь со стула и придерживая лацканы пиджака, – то я бы сказал, что его знали мы все. Леди прибыла из Англии в январе и поселилась в отеле «Беркшир» в Нью-Йорке. Мистер Планкетт, тогда проживавший там – сейчас он живет в Нью-Рошель, – навещал ее, Джадсон Лафарж – тоже. А когда леди вложила в наше предприятие солидную сумму денег и подарила нам театр, Лафарж предложил, чтобы каждый, кто хочет, послал ей благодарственное письмо. Он…

– Эй! – вмешался сам Джадсон Лафарж, открывая дверь. – Кто там упоминает мое имя всуе? Слушайте, лейтенант, вы не возражаете, что я заглянул в свой кабинет?

– Нет, можете зайти.

Усталый, но по-прежнему полный энергии Лафарж все еще стоял на пороге.

– Я только на секунду, – объяснил он. – Нужно идти домой. Моя жена утомлена и нервничает, так что лучше мне ее забрать. Херм Гулик отпустил актеров, и знаете, что заявляют эти психи? Что завтра дадут премьеру, как и было запланировано, поскольку именно этого хотела чертова… я имею в виду, несчастная женщина.

– Очень жаль, – буркнул лейтенант Спинелли. – Но нам нужно вернуться к делам. Не хочу утомлять вас, мисс Харкнесс, но я должен разобраться с этой вырезкой. Леди Северн сохранила конверт?

– Думаю, да. Она всегда все сохраняла, в том числе ту вырезку, если только это та же самая. Где вы ее взяли?

– Ну, мэм…

– Вы ни слова об этом не сказали, когда расспрашивали меня внизу. Так где же?

– Это длинная история, мэм. В общем, вчера вечером видели, как один человек украл две ценные вещи в отельных апартаментах леди Северн в Уайт-Плейнс. Позже оба этих предмета нашли в проходе под ложей «В» – один был обмотан вокруг другого, а между ними торчала вырезка. Не знаю, как они там очутились, но теперь эти вещи у меня в кармане. – Лейтенант указал на карман пиджака. – Однако предпочитаю сейчас не вдаваться в подробности. А о вырезке я до сих пор не упоминал потому, что не мог себе представить, какое отношение она имеет к делу. Впрочем, не могу и сейчас.

– Только не ждите, что я вам это объясню! Вырезку прислали нам анонимно в прошлую среду или четверг. Ее вырезали из газеты во вторник и, очевидно, тотчас же отправили авиапочтой. Марджери не имела ни малейшего понятия, что это означает, – если она не считала, что дело касается ее лично, то никогда над ним не задумывалась. Конечно, я могла сказать ей и тогда, и еще на борту «Иллирии», но мне не хватило духу.

– Хорошо, – кивнул Филип Нокс. – А теперь я могу задать мой вопрос?

– Вы имеете в виду, что еще не задали его, мистер Нокс?

– Все предыдущие вели к нему. Вы не передадите вырезку по кругу, чтобы все могли взглянуть на нее?

Мисс Харкнесс повиновалась и снова села.

– Обратите внимание, – продолжал Нокс, – что в заметке говорится о Лютере Маккинли как о безработном журналисте. Но американские репортеры редко используют слово «журналист» – возможно, оно было взято из паспорта. – Он посмотрел на женщину, сидящую напротив. – Думаю, Лютер Маккинли был безработным актером, не так ли? Случайно, он не выступал на сцене под именем Джона Фосдика?