Текст книги "Паника в ложе "В""

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Да, – кивнула Бесс Харкнесс.

Последовала пауза – звонкая, как удар гонга.

– Черт побери! – Доктор Гидеон Фелл стукнул кулаком по столу. – Пожалуй, нам следует чаще консультироваться с Босуэллом.

– Прошу прощения, – вмешался лейтенант Спинелли, – но что все это значит?

– В 1928 году, лейтенант, – объяснил доктор Фелл, – Джон Фосдик был многообещающим молодым актером в старой Уэстчестерской труппе. Мисс Вейн испытывала к нему как будто беспричинную, но сильную неприязнь. После смерти Эдама Кейли она уволила его из труппы. Вскоре он исчез из поля зрения. Что с ним стало, никто не знал. Но думаю, нам теперь известно, что произошло с ним в итоге.

Сейчас бедняга Фосдик мертв и Марджери Вейн тоже мертва. Но так как он опередил ее на пять дней, то не может считаться подозреваемым. Мисс Вейн не узнала его на борту «Иллирии», где он путешествовал, разумеется, вторым классом. Когда кто-то в Ричбелле прислал ей эту вырезку с фотографией – возможно, как напоминание, – она не разглядела в пожилом сморщенном лице сходства с красивым молодым человеком, каким, по-видимому, был Фосдик. Что касается странных событий на «Иллирии» в ночь, когда произошел выстрел… – Доктор Фелл кратко описал упомянутые события. – Вот что произошло, леди и джентльмены. Теперь мы в состоянии более-менее ясно представить себе, как это случилось и что это означает.

– О себе я не могу сказать этого даже сейчас, – промолвил Нокс. – Вы имеете в виду, что Лютер Маккинли, некогда Джон Фосдик, стрелял в мисс Вейн?

– Он ни в кого не стрелял, сэр.

– Черт возьми, доктор Фелл, но ведь в стене была пуля!

– Да, но что это значит? Афинские архонты! Подумайте – и поймете сами! С вашего позволения, друзья мои, оставим это и рассмотрим другой аспект той же ситуации. Сомневаюсь, что Джон Фосдик мог столько лет таить дикую злобу. А вот Марджери Вейн, боюсь, могла расквитаться с человеком, оскорбившим ее даже очень много лет назад. Могу я попросить вашего внимания, мистер Лафарж?

Джадсон Лафарж все еще стоял, держась за дверной косяк.

– Слушайте! – воскликнул он. – Мне нужно домой! Я и так опозорен из-за этой истории, а Конни говорит…

– Давайте постараемся сотрудничать, мистер Лафарж, – вмешался лейтенант Спинелли. – Если я начну рассказывать о моих супружеских неурядицах, то это затянется до утра. Так что успокойтесь и слушайте маэстро, ладно?

– Конни утверждает, что я подстрекал людей драться на дуэли настоящим оружием! Она говорит, что я, возможно, косвенно виновен в убийстве, хотя сам того не знаю! – Мистер Лафарж переключился на другие огорчения. – Хотел бы я знать, что творится с актерами, – по крайней мере, с Бэрри Планкеттом и Энн Уинфилд. По-моему, он от нее без ума, хотя по его словам об этом не догадаешься. А потом, если они и впрямь настолько рехнулись, что собираются устроить премьеру завтра вечером, то ни один дурак на нее не придет, и мы вылетим в трубу, как я всегда и предсказывал!

– Думаю, – заметил доктор Фелл, – народу соберется куда больше, чем вы когда-либо рассчитывали, мистер Лафарж. Прошедшим вечером – меня еще здесь не было, но я об этом слышал – вы выразили признательность в отношении мисс Марджери Вейн в следующих выражениях: «Если ей хочется, чтобы мы что-то делали, мы делаем. Если ей не хочется, чтобы мы кого-то нанимали, мы не нанимаем». Вы использовали эти слова, сэр?

– Конечно, использовал! Она ведь вручила мне чек на пятьдесят тысяч баксов!

– Тогда я вправе предположить, что она поставила одно условие: ни при каких обстоятельствах не нанимать актера по имени Джон Фосдик?

– Того старикашку на фотографии? Да! Спросите Бэрри Планкетта…

– А этот Маккинли, или Фосдик, обращался с просьбой о работе?

– Еще как обращался! Но он был не в состоянии толком ходить и разговаривать, так что мы в любом случае не могли его принять. Хотя Бэрри распустил нюни и уже склонялся к тому, чтобы дать ему шанс. Но неужели мы должны были из-за этого терять пятьдесят тысяч? А теперь мне надо бежать, иначе Конни не заткнется до утра. Если я понадоблюсь копам, они знают, где меня найти. До свидания!

Дверь за ним захлопнулась. Доктор Фелл сел и надул щеки.

– Очевидно, мисс Харкнесс, – спросил он, – ваша подруга никогда вам не говорила, что одной из целей ее поездки в Америку было воспрепятствовать Фосдику, если тот попытается присоединиться к новой труппе?

– Такое Марджери никому бы не стала говорить! Я не защищаю ее, но ведь мы не можем заставить себя любить людей, которые нам не нравятся.

– Я последний, кто будет это отрицать, мадам. А каким образом она могла узнать, что Фосдик был еще, так сказать, «в обращении» и мог претендовать на место в труппе?

– От нашего друга в Канне – Сэнди Мактэвиша; кто-то, кажется, упомянул о нем на борту «Иллирии». Сэнди знал мистера Фосдика и иногда говорил о нем. Все дело в имени, не так ли?

– В имени? – удивленно переспросил лейтенант Спинелли.

– Для молодого человека, намеревающегося стать звездой, – объяснила мисс Харкнесс, – «Лютер Маккинли» звучит не слишком хорошо. Актерские имена должны быть благозвучными и легко запоминающимися. Подумайте об именах, которые мы в последнее время так часто слышим, – Марджери Вейн, Энн Уинфилд, Бэрри Планкетт! Я понимаю, что «Планкетт» тоже не так уж хорошо звучит, но это имя ирландского святого, и его легко запомнить. – Ее голос слегка изменился. – Чего можно добиться с моим именем? И сколько еще времени будет продолжаться этот допрос?

– Недолго, уверяю вас. Вы хорошо знали Джона Фосдика в период существования старой труппы?

– Я вообще едва его знала. Да и как я могла поддерживать с ним знакомство, когда Марджери его так ненавидела? Она думала, что Джон Фосдик – его настоящее имя, как ее – Марджери Вейн. Я-то знала правду только потому, что мне рассказала ее Кейт Хэмилтон. – Голос мисс Харкнесс изменился еще сильнее. – Вы сказали, доктор Фелл, что не станете объяснять происшедшее на «Иллирии» в ту январскую ночь. Незадолго до конца путешествия я узнала, что мистер Фосдик находится на борту, так как увидела его в столовой второго класса. Я поняла, что стрелял наверняка он, – больше просто никто не мог этого сделать. Но я не стала рассказывать Марджери ни тогда, ни потом, так как догадалась, что он не хотел попасть ни в нее, ни в кого-либо еще. Стеклянная панель в двери на палубу находилась слишком высоко, чтобы кто-нибудь, кроме великана в буквальном смысле слова, мог заглянуть в нее. Это был выстрел наугад – пуля прошла на несколько ярдов в стороне от целой группы людей. Не знаю и не хочу знать, с какой целью был сделан этот выстрел, но ясно, что не с целью убийства. Поэтому, не желая вспышек гнева, я ничего не рассказала Марджери. Но моей настоящей ошибкой, с которой я сойду в могилу, было не это, а то, что после сорока лет дружбы я вчера вечером подвела Марджери, когда она больше всего во мне нуждалась, и не воспользовалась последним шансом защитить ее!

Доктор Фелл, вынимающий сигару из потрепанного кожаного портсигара, уронил его на стол. Лейтенант попытался утешить мисс Харкнесс:

– Ну-ну, мэм, нет смысла винить себя. Вы ведь хотели как лучше.

– В самом деле? Интересно, что бы сказали об этом психиатры?

– То, что говорят психиатры, мисс Харкнесс, – заметил доктор Фелл, – оставляет меня абсолютно равнодушным. Но что вы подразумевали под последним шансом защитить мисс Вейн?

– Спросите лейтенанта Спинелли или миссис Нокс! Наконец, можете спросить меня!

– Послушайте, мэм…

– Я сидела в бельэтаже с миссис Нокс, пытаясь ее успокоить. Свет погас в начале репетиции. Лейтенант Спинелли, который ходил к ложе «В», чтобы поговорить с Марджери, но не смог этого сделать, подошел и сел рядом с миссис Нокс. Он рассказал нам об арбалете, украденном из фойе, и спросил, не знаю ли я о какой-нибудь опасности, угрожающей Марджери. Не так ли, лейтенант?

– Так, мэм, но…

– Это звучало настолько дико и нелепо, – продолжала мисс Харкнесс, – что я рассмеялась и торжественно заверила его, что у меня имеется самая веская в мире причина (я не стала объяснять какая) считать, что Марджери абсолютно ничего не угрожает. Другим – возможно, но только не ей. И я верила каждому своему слову!

Не думаю, что Джон Фосдик хотел причинить вред Марджери на корабле, – мужчина ростом в пять футов восемь дюймов не мог попасть в цель, стреляя через стеклянную панель, находящуюся на высоте шести футов. Но даже если Фосдик и пытался повредить Марджери, то теперь он мертв. Кто еще мог ей угрожать?

– Вам ясно? – осведомился лейтенант Спинелли, обращаясь к Ноксу. – Я говорил вам вечером, что, помимо практически вышедшего из строя арбалета, у меня была другая причина для отсутствия беспокойства. Я видел, что эта леди уверена в своих словах, а ведь она была ближайшей подругой леди Северн. Я тоже поверил, что опасности нет. И, как вам скажет окружной прокурор, свалял дурака!

– Вы сваляли дурака? – воскликнула Бесс Харкнесс. – Что же тогда говорить о такой старой дуре, как я? Где знаменитая женская интуиция? Кто-то преследовал Марджери! Кто-то в этом округе прислал ей вырезку – это было предупреждение, которого не поняли ни она, ни я! Кто-то расставил ей ловушку и убил ее! А я сидела и смеялась!

– Мэм…

– Прошу меня извинить, – прервал собеседников судья Каннингем, вставая и забирая шляпу со стального шкафа, – но час поздний, а я уже не так молод. Боюсь, что должен пожелать вам доброй ночи. Надеюсь, доктор Фелл, повидаться с вами еще раз до вашего отъезда. Примите мои глубочайшие соболезнования, мисс Харкнесс. Филип, мальчик мой, желаю счастья и долгой жизни вам и вашей жене. Удачи вам, лейтенант Спинелли. Еще раз доброй ночи.

Дверь закрылась снова.

Бесс Харкнесс сидела неподвижно, судорожно стиснув руки. Из глаз ее наконец потекли давно собирающиеся хлынуть слезы, заливая стекла очков.

– Почему меня никто не понимает? – всхлипывала она. – Никто не может понять, что я просто очень любила Марджери, ничего не рассчитывая от нее получить. Я знаю, что мало чего достигла в этом мире. Все, что у меня было, – это Марджери. А теперь ее нет! Что же мне делать?

Какое-то время все молчали.

Доктор Фелл был по-настоящему тронут. С трудом поднявшись и тяжело дыша, он окинул взглядом стены с портретами кинозвезд, напоминающие о том периоде, когда «Маска» была кинотеатром, стальной шкаф с картотекой, маленькую пустую этажерку для книг, потом запустил пальцы в шевелюру, потянул себя за ус и сердито посмотрел на лейтенанта Спинелли.

– Имейте терпение, мадам, – проговорил он. – Она будет отомщена.

Глава 11
ПОЗДНО НОЧЬЮ

– Сюда, – позвал лейтенант Спинелли. – Следуйте за мной!

– Хоть это и не имеет ни малейшего значения, но куда мы идем? – осведомился доктор Фелл. – Вам остается только прошипеть «Тс-с!» и встать на цыпочки!

– Следуйте за мной и увидите сами. Последний пусть повернет выключатель у двери.

Три сыщика вновь остались одни. Шофер знаменитого «роллс-ройса», весь вечер заправляющийся пивом в таверне «Одинокое дерево», но оставшийся трезвым и работоспособным, доставил мисс Харкнесс в мрачные апартаменты отеля в Уайт-Плейнс. Двух полисменов также отпустили до утра.

Двигаясь гуськом, словно опереточные заговорщики, – сначала лейтенант Спинелли, затем доктор Фелл и в арьергарде Филип Нокс, – они покинули кабинет, когда часы на церкви пробили два. Лейтенант чиркнул спичкой, освещая ступеньки, ведущие вниз в фойе. Посреди фойе он остановился, сверкнул белозубой улыбкой на смуглом лице и протянул зажигалку Ноксу:

– Подождите минутку. Хочу прочитать вам кое-что из моей книжечки. Подержите эту штуку, ладно?

– Ладно, – согласился Нокс, принимая зажигалку. – Но не будет ли проще включить свет?

– Нет-нет, нам через минуту понадобится выключать его снова. Я обещал мистеру Лафаржу не расходовать электроэнергию, но это было давно, и я не уверен, что выполнил обещание. Держите зажигалку повыше!

Нокс повиновался.

– Это насчет людей на сцене и за кулисами. – Спинелли раскрыл книжку. – Хочу прочитать вам список тех, кто имеет железное алиби и не может быть убийцей. Это список действующих лиц…

– Кстати, о действующих лицах, – перебил лейтенанта доктор Фелл. – Могу я задать один вопрос?

– Валяйте, маэстро!

– Есть одно лицо, которое должно весьма рельефно маячить на нашем горизонте. Духовно оно здесь присутствует. Тем не менее даже увядшая фиалка не бывает столь незаметной – мы не видели его и не слышали о нем ни единого слова. Разумеется, я имею в виду Лоренса Портера, которого считают укравшим драгоценности, лежащие у вас в кармане. Вы даже не допрашивали этого молодого человека – по крайней мере, насколько мне известно. Вам хоть удалось его поймать? Или его отпустили вместе с остальными свидетелями?

– Нет, он заперт в полном одиночестве в подвале – единственном месте, которое для этого подходит, – а ключ хранится у меня. Я допросил этого жиголо, прежде чем занялся прочими свидетелями. Но мне лучше сразу предупредить вас кое о чем.

– Да?

– У нас нет возможности обвинить его в убийстве – у него алиби размером с целый дом. Если он будет отпираться, то нам даже не удастся пришить ему кражу, так как единственный свидетель мертв.

– Вы не возражаете сообщить нам, что он делал вечером? Хотя бы то, что он об этом сказал?

– О'кей! В начале репетиции я его засек, но он, по-видимому, скрылся за кулисами. Потом Портер все время к кому-нибудь приставал, постоянно находясь на виду. А в начале третьего акта затащил двух женщин в «зеленую комнату»…

– Затащил? – воскликнул Нокс. – Каких женщин?

– Нет-нет, это не то, что вы думаете. Две женщины – это старая дама Кейт Хэмилтон, которая играет Кормилицу, и та, которая играет леди Капулетти, – не помню ее фамилию, но она у меня записана.

Портер соблазнил их игрой в крап. Обе женщины играли этим вечером и раньше. Кормилица не появляется в третьем акте до второй сцены, а леди Капулетти – до самого конца первой сцены, которая очень длинная, так как в ней происходят все поединки.

Леди Капулетти нагрела партнеров почти на двадцать баксов. В конце первой сцены она бросила кости и побежала на сцену. Но к этому времени Марджери Вейн уже была мертва. После этого Кормилица вытянула у Портера еще несколько долларов. Они все еще играли, когда репетицию остановили. В результате Портер обзавелся алиби, которое могло бы обелить самого Капоне.[96]96
  Капоне, Аль (Альфонсо) (1899–1947) – американский гангстер.


[Закрыть] Следовательно…

– Это очень интересно, – заметил доктор Фелл. – Но что говорит Портер? Что он ответил, когда вы обвинили его в краже драгоценностей?

– Что леди Северн сама их украла, и что он это видел.

– Леди Северн украла собственные драгоценности? Полагаю, это не было…

– Это не было ложной кражей с целью рекламы или получения страховки, – договорил лейтенант. – Такое предположение просто невероятно. Но история с каждой минутой становится все более запутанной, маэстро. Что делали золотое ожерелье, браслет и газетная вырезка в проходе под ложей «В»?

– В данный момент на это трудно ответить.

– Я не утверждаю, что Портер невиновен, – совсем наоборот. Но если он украл драгоценности, то почему вернул их? Или предположим, – продолжил Спинелли, походивший в колеблющемся свете зажигалки на Борджа[97]97
  Борджа – знатное итальянское семейство испанского происхождения, представители которого (папа Александр VI, его дети Чезаре и Лукреция) прославились в конце XV – начале XVI в. чудовищными преступлениями.


[Закрыть] на празднике, – драгоценности все-таки взяла леди Северн. Мы не можем быть уверены, что они не связаны с убийством. На них не было отпечатков пальцев – их вытерли начисто. У леди Северн имелась газетная вырезка. Что, если она сама взяла ожерелье и браслет с какой-то причудливой целью? Вы согласны, что это на нее похоже?

– Боюсь, что да, – отозвался доктор Фелл.

– Если бы я только мог понять, как было совершено убийство!.. Сейчас мы идем повидать Лоренса Портера – надеюсь, этот допрос он долго не забудет! А тем временем… Что-нибудь не так, мистер Нокс?

– Вы хотите, чтобы я стоял здесь, как статуя Свободы?

– Да, но держите факел повыше! Вот список – актеры, актрисы и прочие, кто имеет бесспорное алиби. Музыкантов и рабочих сцены исключаем сразу – они все время были на виду. Бенни Майер, дирижер, сам был полумертвым к четверти двенадцатого. Итак, слушайте:

«Энтони Феррара – Ромео. На сцене во все критические моменты. Полное алиби». Слава богу, с парнем все в порядке! «Ли Хаксли – Тибальт. То же самое». Смерть Тибальта на сцене, очевидно, произошла одновременно со смертью настоящей. «Бен Редфорд – Бенволио. Оставлял сцену на двадцать секунд, поддерживая раненого Меркуцио. Актеры на сцене видели его стоящим в кулисах вплоть до возвращения. Результат – алиби». – Лейтенант Спинелли прочистил горло. – «Энн Уинфилд – Джульетта, и Харри Диливен – Парис». Джульетта, как и Кормилица, в третьем акте появляется только во второй сцене, а Парис – чуть позже их. Посмотрим, что мы имеем. «Были вдвоем в уборной Париса наверху, которую он делит с Тибальтом и Бенволио, тогда находившимися на сцене. Результат – алиби». Так как мы уже исключили Кормилицу и леди Капулетти, игравших в крап с Портером, то у нас уже семеро исключенных.

– Есть еще один персонаж, – заметил Нокс, – который очень много пребывает на сцене до своей гибели. Меркуцио, которого играл Бэрри Планкетт. Его вы тоже исключили?

– Что касается этого, мистер Нокс… – Лейтенант оборвал фразу. – Миссис Нокс? Я думал, вы давно ушли. Ждете вашего мужа?

Джуди, все еще бледная и с напряженным взглядом янтарных глаз, вышла из зала через левую вращающуюся дверь. Пламя зажигалки отбрасывало на стены тусклый колеблющийся свет.

– Да, я ждала его. Причем ждала несколько часов. Неужели вы еще не закончили?

– Боюсь, что нет, миссис Нокс.

– В этом месте просто жуткая атмосфера! Можно я побуду с вами, пока вы закончите ваши дела?

– К сожалению, миссис Нокс, – промолвил лейтенант, – вы едва ли можете сопровождать нас. Мы собираемся допросить мошенника-жиголо, который украл драгоценности, – вам там не на что смотреть. Правда, мне хотелось сперва поговорить с некоторыми актерами – особенно с Бэрри Планкеттом, – но так как они уже ушли…

– Ушли, но не все! Мистер Планкетт с его утомительным чувством юмора еще здесь, а также Энн Уинфилд и еще кое-кто. Я ждала в «зеленой комнате», и когда шла сюда…

– Вы ждали в «зеленой комнате»?

– Да.

– Уходя, вы выключили свет?

– Господи, конечно нет! Здесь так жутко – все время кажется, что за тобой кто-то крадется…

– Оставьте в покое свет, лейтенант! – вмешался доктор Фелл. – Эта внезапная страсть к экономии…

– Кто тут говорит об экономии? – донесся голос с западной стороны фойе.

Пламя зажигалки осветило круглую физиономию и лысую голову Джадсона Лафаржа. Он только что вошел через дверь, хотя казался материализовавшимся из бело-розовой стены.

– Я вернулся! – горделиво возвестил он.

– Это мы видим, – угрюмо откликнулся лейтенант Спинелли.

– Я отвез Конни в Фарли, дал ей пару снотворных таблеток и ускользнул назад, так как забыл кое-что вам сказать. Не то чтобы это было очень важно, но я должен сбросить камень с души. Это касается балкона.

– Балкона? – странным тоном переспросил доктор Фелл.

– Да. Всю ночь я опасался визита Усталого Уилли – бродяги, облюбовавшего театр для ночлега. Его любимое место – балкон. Уилли говорит, что там меньше клопов, хотя почему здесь вообще должны быть клопы после тех денег, которые мы уплатили за ремонт и дезинфекцию, выше моего понимания. Наш ночной сторож Ханс Вагнер – я не шучу, его действительно зовут Ханс Вагнер, хотя он не имеет отношения к его тезке-бейсболисту,[98]98
  Вагнер, Хонас или Ханс (настоящее имя – Джон Питер) (1874–1955) – американский бейсболист.


[Закрыть] – обещал не спускать глаз с балкона. Очевидно, Уилли не появился. Но это напомнило мне… – Лафарж посмотрел на Джуди: – По-моему, я слышал, как Бэрри Планкетт говорил, что единственный путь к верхним ложам «Б» и «Г» – через наружный вход на балкон?

– Да, – подтвердила Джуди. – Я была при этом.

– Тогда ему следует побольше знать о театре, если он хочет стать его директором. Конечно, можно попасть к верхним ложам и по лестнице на балкон. Но, как мне говорили, старый Эдам Кейли считал, что люди, которым хватает денег на ложи, могут не захотеть карабкаться по балконным лестницам и смешиваться с толпой. Так что, если у вас билет в ложу, вы можете пройти туда через бельэтаж.

– Не смотрите на меня грозным взглядом, мистер Лафарж, – потребовала Джуди. – Я не собираюсь это отрицать.

– Простите, Джуди, я не хотел вас обидеть. Так вот, в маленьких коридорах снаружи нижних лож есть железные ступеньки, ведущие в коридоры перед ложами наверху. Это я и хотел сказать. Но это еще не все! Что у вас тут за увеселения в два часа ночи?

– Увеселения? – переспросил лейтенант Спинелли.

– Вот именно. Я оставил машину в переулке – можете считать меня последним сукиным сыном, если у меня остался хоть один талон на парковку!

– В два часа ночи талоны не нужны, мистер Лафарж.

– Рад, что у копов здравый смысл. Короче говоря, в некоторых уборных горит свет – по крайней мере в одной на верхнем этаже. – В его голосе слышались усталость и горечь. – Полагаю, это чертовы актеры. Очевидно, в этой уборной происходит то, о чем Конни лучше не слышать, а мне вообще не знать.

– Что-то подсказывает мне, сэр, – заметил доктор Фелл, – что лейтенант Спинелли намерен возобновить causerie[99]99
  Беседа (фр.).


[Закрыть] с «чертовыми актерами». Хотите сопровождать нас?

– Нет, спасибо. Я должен вернуться домой. Конни снимет с меня скальп, если снотворное на нее не подействовало. Если застукаете Усталого Уилли – а мне почему-то кажется, что он где-то поблизости, – объясните ему, что на сей раз мы шутить не будем и он попадет под суд. Пока! – Лафарж снова удалился.

– Ну, пошли, – вздохнул лейтенант Спинелли. – Можете погасить зажигалку, мистер Нокс. А вы, миссис Нокс, можете идти с нами, если боитесь остаться одна. Беседа с актерами – простая формальность.

Но лейтенант оказался не прав.

Процессия, возглавляемая доктором Феллом и лейтенантом Спинелли, замыкаемая Ноксом и держащей его за руку Джуди, двинулась через почти темный зал к железной двери за кулисы. Доктор Фелл немного замешкался, рассеянно что-то бормоча себе под нос голосом, напоминающим ветер в туннеле метро.

– Ханс Вагнер! – повторял он как заклинание. – Ханс Вагнер, Ханс Вагнер, Ханс Вагнер!..

Лейтенант Спинелли открыл дверь. Гуськом – сначала Джуди, за ней Нокс, далее доктор Фелл и лейтенант – они поднялись по ступенькам к коридору с бетонным полом и рядом дверей в уборные на левой стене. В конце коридора бетонная лестница с железными перилами вела к уборным на верхнем этаже. Но прежде чем они добрались до нее, в коридоре разверзся ад.

На бетонный пол приземлился высокий и худощавый молодой человек в темно-сером костюме – Нокс до сих пор видел его только в золотисто-зеленом одеянии графа Париса. Это произошло потому, что его схватили за воротник и спустили с лестницы.

Харри Диливен приземлился на ноги, но поскользнулся и упал. Прежде чем он поднялся и повернулся к лестнице, они увидели в его глазах слезы бешеного гнева.

По лестнице спускался Бэрри Планкетт все еще в голубом с серебром костюме Меркуцио, но без пояса со шпагой и без грима. Остановившись на ступеньках, он стряхнул пыль с рук и посмотрел вниз.

– Слышали, что я сказал? – рявкнул актер-менеджер. – Убирайтесь отсюда и больше не возвращайтесь! Если мы к завтрашнему вечеру не найдем кого-нибудь на роль Париса, то поручим ее швейцару!

– Вы за это ответите, мистер Бэрри Планкетт!

– Вам мало?

– Я не шучу! Я обращусь в актерский профсоюз!

– Если вы это сделаете, я не ограничусь побоями, а воткну вам что-нибудь прямо в сердце!

– Вроде как вы поступили с Марджери Вейн?

Мистер Планкетт принял ораторскую позу:

– Не «вроде как», а просто «как», вы, невежественный, безграмотный олух! Как я поступил с Марджери Вейн!

Лейтенант Спинелли шагнул вперед.

– Не будем придираться к словам, мистер Планкетт, – дружелюбно заговорил он. – Между нами, как вы убили Марджери Вейн?

– Но я ее не убивал!.. Вон! – крикнул Планкетт другому актеру.

Харри Диливен молча удалился.

– Я не утверждаю, что ее убили вы, мистер Планкетт, – продолжал лейтенант, – а просто говорю, что вы могли это сделать. Смотрите сами.

– Ну?

– Бенволио увел вас со сцены, оставил в кулисах и вернулся. Никто не может подтвердить ваше местопребывание в течение следующих двух минут, включая критический момент, когда был произведен выстрел из арбалета. Капулетти использовали для входа и выхода противоположную сторону сцены, откуда появилась и процессия во главе с князем Эскалом. Неужели вы не понимаете, как все это будет выглядеть для присяжных? Вы могли выстрелить, стоя в кулисах, – это соответствовало бы углу попадания стрелы, а стрелок вы, как я слышал, меткий, – проскользнуть через дверь в зал, бросить арбалет на пол, чтобы сбить нас со следа, а потом вернуться под прикрытием темноты.

– Может быть, и мог, но я этого не делал!

– А что вы делали?

– Я уже вам говорил!

– Пожалуйста, скажите еще раз.

– Я прошел в свою уборную. – Планкетт спустился с оставшихся ступенек и указал направление. – А потом в соседнюю уборную, поговорить с Энн Уинфилд. Ее там не оказалось, поэтому… Но я уже все это вам рассказывал, так что убирайтесь к дьяволу!

– Когда вы подумаете как следует, молодой человек, то, несомненно, поймете необходимость сотрудничать со следствием. Вы ведь не желаете себе неприятностей, тем более будучи иностранцем, пользующимся гостеприимством Соединенных Штатов, не так ли? Мы знаем, что вы не стремитесь препятствовать правосудию, что вы добрый католик…

– Кто вам сказал, что я католик? – взвился Бэрри Планкетт. – Да, я родился в Дублине, как и Бернард Шоу, но мой старик все еще служит пастором в пресвитерианской церкви на Меррион-сквер; и я могу отлупить любого папистского ублюдка в этом театре!

Лейтенант тоже вышел из себя:

– Вам представится шанс попробовать, вы, трепливый сукин сын, если будете продолжать в том же духе! Только, скорее всего, отлупят вас самого!

– Что же вас удерживает?

– То, что я стараюсь вести расследование согласно правилам, а не запугивать свидетелей или выбивать из них показания! Мало того что мне не дают покоя окружной прокурор и Фло – теперь и вы туда же! Имейте совесть, в конце концов!

– Ну-у… – промямлил Бэрри Планкетт. – Возможно, я погорячился. Я рос среди католиков – они в Дублине еще попадаются, как вы, вероятно, слышали. Конечно, ребята они невежественные – таскаются в церковь по всяким поводам, которые и к церкви-то отношения не имеют. Но люди они добрейшие – даже мой старик с этим согласится.

– Все зависит от точки зрения, – заметил лейтенант. – Я, к примеру, работаю с англосаксонскими протестантами с 46-го года, когда еще был новичком в полиции. В некоторых отношениях они довольно туповаты – думают, что могут растолковать Божью волю лучше самого Бога. Но в целом эти еретики – славные ребята. Иногда я предпочитаю их моим соплеменникам и могу отлупить любого ублюдка, который скажет, что они чем-то хуже.

– Значит, мир? – спросил Бэрри Планкетт.

– Мир, – ответил Карло Спинелли.

– Pax vobiscum![100]100
  Мир вам! (лат.)


[Закрыть] – отозвался доктор Фелл, подняв руку, словно благословляя присутствующих. – Поучительное зрелище для вас, мистер Нокс. А теперь, когда дружба восстановлена и ублюдки и сукины дети распределены по нужным местам, может быть, мы вернемся к расследованию?

– Это я и хочу сделать, если только ирландский псих прекратит мне мешать!

– Кто вам мешает, вы, Бенвенуто Челлини?[101]101
  Челлини, Бенвенуто (1500–1571) – итальянский скульптор, ювелир и писатель.


[Закрыть] По-вашему, я убил Марджери Вейн? Чушь собачья! Я в глаза не видел эту женщину до прошлого января! Она дала мне все, чего я хотел, – зачем же мне ее убивать? Я хорошо стреляю из арбалета и могу пришпилить стрелой таракана к стене. Но даже если бы я настолько спятил, что использовал бы арбалет, на который нельзя положиться, каким образом я мог заставить эту женщину повернуться спиной и ждать моего выстрела?

– В этом есть смысл. Но может быть, вы все-таки соизволите поведать нам о ваших передвижениях?

– Опять то же самое! Я пошел повидать Энн и не нашел ее. Откуда я мог знать, что она даже посреди репетиции заперлась в комнате наверху, приняв традиционное горизонтальное положение для этой гниды Диливена?

– Это ложь! – послышался голос, который Нокс сразу же узнал. – Грязная ложь, и ты отлично это знаешь! – По лестнице, все еще в девственно-белом платье Джульетты, но без серебряной сетки на голове и с грязными полосами от слез на щеках, спускалась маленькая стройная девушка. Даже следы слез и покрасневшие веки не могли уменьшить красоту Энн Уинфилд. – Почему ты так жесток со мной? Ведь с другими ты умеешь быть приятным. Я никогда не любила никого, кроме тебя, и тебе это известно. Я никогда не делала этих ужасных вещей – во всяком случае, пока… – Она оборвала фразу. – Неужели ты меня совсем не любишь?

– Беда в том, моя крошка, что я люблю тебя до безумия. Но как я мог даже упоминать об этом, когда ты была готова сорвать брюки с каждого представителя мужского пола в возрасте от пятнадцати до шестидесяти пяти?

Очевидно, Энн Уинфилд была слишком поглощена разговором, чтобы замечать присутствие других людей.

– Это неправда! – воскликнула она, ни к кому конкретно не обращаясь. – Ну почему все так жестоки со мной? Бедная мисс Вейн! Она была моим божеством – как Ромео для Джульетты! Я слышала и читала о ней, пытаясь ей подражать с тех пор, как выросла. Когда мисс Вейн появилась здесь в восемь вечера и заговорила с нами в «зеленой комнате», я увидела ее впервые. А она вела себя так, будто я нанесла ей личное оскорбление! Почему? Мне хотелось провалиться сквозь землю; я боялась, что перепутаю весь текст! А если ты будешь ненавидеть и проклинать меня, Бэрри, то мне лучше бросить сцену и стать девушкой по вызову!

Бэрри Планкетт поднял руку.

– Отправляйся в свою уборную, крошка, – фыркнул он, – и прекрати молоть чепуху. У тебя, безусловно, душа девушки по вызову, да и другие данные тоже. Но я не советую тебе этим заниматься. Единственное, что говорит в твою пользу, – ты никогда не делала это за деньги.

Мисс Уинфилд широко открыла глаза. Слезы полились с удвоенной силой, но теперь она впервые заметила лейтенанта и всех остальных. Не тратя время на крики, Энн метнулась к двери с табличкой, где значилось ее имя, вбежала внутрь, захлопнула дверь и заперла ее. В порыве сочувствия Джуди рванулась следом, но тут же остановилась.

– Ну, – промолвил лейтенант Спинелли, пряча записную книжку, – от одного свидетеля мы избавились. Вы пока свободны, мистер Планкетт. И вы тоже, мисс Нокс. Пришло время поболтать с мошенником, запертым в подвале.

– В подвале? – переспросил Бэрри Планкетт. – В маленькой кладовой возле панели с кнопками, открывающими люки? Высокий парень с короткой стрижкой? Может, он и вправду мошенник, хотя мне так не показалось. И боюсь, старина, что сейчас вам не удастся с ним побеседовать.