Текст книги "Паника в ложе "В""
Автор книги: Джон Диксон Карр
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Глава 13
ВЕЧЕРИНКА МАСОК
В холле, под портретом в полный рост Эдама Кейли в роли Гамлета, Нокс поднял трубку.
– Конни? Только не говори, что в театре произошло очередное несчастье!
– Нет-нет, ничего подобного! Ты хорошо меня слышишь?
– Слишком хорошо – можешь не кричать.
– Ничего подобного не случилось. Занавес опустили полчаса назад. Фил, ты никогда не слышал такой овации! Я даже не смогла сосчитать, сколько раз вызывали актеров! Энн Уинфилд просто засыпали цветами!
– Где ты сейчас, Конни?
– В таверне «Одинокое дерево». Я вынуждена кричать – разве ты не слышишь, какой здесь шум?
– Актеры отмечают успех?
– Актеры еще не прибыли – они поздравляют друг друга в театре. Это Джад и наши друзья из Ричбелла, Мамаронека, Фарли – отовсюду!
– Ну и что они делают?
– Ничего особенного. Сейчас начнут петь колледжские песни. Безобидное занятие, хотя и немного глуповатое для людей среднего и пожилого возраста. Я боюсь, как бы они не перешли от колледжских песен к чему-нибудь похуже. Фил, – взмолилась Конни, – не мог бы ты приехать прямо сейчас? Конечно, захвати с собой Джуди и обязательно судью Каннингема и доктора Фелла. Авторитет судьи сможет их пристыдить, если они начнут петь что-нибудь, о чем я даже подумать боюсь. Ты приедешь, Фил?
Он положил трубку и повернулся. В центре холла стояли Джуди, судья Каннингем и доктор Фелл.
– У Конни Лафарж слишком пронзительный голос, – заметил судья. – Но в ее словах немало здравого смысла. Я не возражаю принять участие в скромной вечеринке, если присутствующие будут держаться в рамках приличия. Вы согласны, доктор Фелл?
– Пожалуй. После беспокойных событий прошлой ночи и столь же беспокойных теорий, которые вы мне изложили, было бы полезно немного расслабиться.
– Как ты на это смотришь, Джуди? – спросил Нокс.
– Ну-у… – протянула Джуди. Быть может, она не могла видеть Нокса, но тем не менее подошла к нему и взяла его за руку.
– Carpe diem… – нараспев произнес доктор Фелл, вновь обретая свои нравоучительные манеры.
– …quam minimum credula postero,[111]111
Лови сегодняшний день, так как ты не знаешь, что готовит завтрашний (лат.) – девиз эпикурейцев.
[Закрыть] – закончил судья Каннингем. – Моя шляпа в стенном шкафу вместе с вашими накидкой, шляпой и тростью. Пожалуйста, следуйте за мной.
Древний «крайслер» хозяина дома стоял на подъездной аллее у боковой стены. Судья Каннингем быстро повел машину по Лоун-Три-роуд; Джуди и Нокс сидели рядом с ним, а доктор Фелл занимал большую часть заднего сиденья.
– Вы знакомы с американскими колледжскими песнями, сэр? – спросил судья, обернувшись.
– С некоторыми из них – к сожалению.
– Боюсь, что это однажды привело к моему падению.
– Каким образом?
– Инцидент произошел несколько лет назад, – ответил доктор Фелл, – в привилегированной школе на Востоке страны. Я читал лекцию в Мемориальном зале – великолепном помещении с органом и картинами художника Уайета,[112]112
Уайет, Ньюэлл Конверс (1882–1945) – американский художник.
[Закрыть] изображающими эпизоды американской истории. Примерно три четверти часа я пытался развлечь мальчиков анекдотами, которые был в состоянии припомнить. Потом мне пришлось выслушать импровизированный концерт, данный учителями и учениками и состоящий из пения под орган упомянутых вами колледжских песен. Одна из них была про лорда Джеффри Эмхерста,[113]113
Эмхерст, Джеффри, 1-й барон (1717–1797) – британский фельдмаршал; в 1760–1763 гг. генерал-губернатор Британской Северной Америки.
[Закрыть] солдата короля, который прибыл из-за моря воевать с французами и индейцами и задал им жару.
– Да, это известная песня.
– После этого в учительском клубе у меня были неприятности. Когда я вежливо заметил, что генерала, о котором шла речь, в Англии помнят благодаря его неспособности справиться с индейцами и что нельзя именовать первого барона Эмхерста лордом Джеффри Эмхерстом,[114]114
По отношению к пэрам Англии (в том числе баронам) титул «лорд» употребляется перед фамилией, а не перед именем.
[Закрыть] на меня обрушился водопад презрения и насмешек за очернение памяти достойного джентльмена и излишний педантизм в отношении титулов. А потом я узнал от главы факультета английского языка и другие песни, которые обычно не поют на публике.
– Будем надеяться, – заметил судья Каннингем, – что вам не представится возможность услышать их сегодня вечером.
Мимо проносились витрины магазинов Ричбелл-авеню. Судья лихо затормозил у таверны «Одинокое дерево».
Через открытые, хотя и зашторенные окна на улицу доносилось пение под рояль, отличающееся такой торжественностью, словно это исполнялся гимн. Вопреки опасениям доктора Фелла, текст гласил об улыбающихся с небес звездах.
Открыв перед Джуди входную дверь, Нокс следом за ней двинулся по коридору. Справа находились два обеденных зала, слева – два бара. В каждом зале также имелся бар с длинной стойкой и большой рояль. В отделанных красным деревом тусклых помещениях, насыщенных парами алкоголя, сидели группы мужчин и женщин. Все были хорошо одеты.
Пробившись к стойке, Нокс заказал виски с содовой для Джуди, бренди для судьи Каннингема и пиво для себя и доктора Фелла. Доставив поднос с напитками к столику, где сидели его компаньоны, он заметил явно озабоченную Конни Лафарж.
– Что тебе принести, Конни?
– Спасибо, ничего. Я уже выпила достаточно. Видишь, что творится?
Она указала на рояль, вокруг которого собралась группа мужчин солидного вида и возраста. Один из них – Конин сказала, что он адвокат, но не помнила его имени – сидел на табурете, положив руки на клавиши. Остальные выжидающе склонили к нему головы. В обоих залах воцарилось молчание, хотя было видно, что в другом зале еще одна группа мужчин тоже собирается у рояля. В первом зале послышалось энергичное и увлеченное пение:
Внезапно в соседней комнате загремело фортепиано, и мужской хор грянул в ответ:
– Отлично! – одобрил доктор Фелл сквозь ресторанный рев и гром аплодисментов. – Надо запомнить эту песню. Ваше здоровье, джентльмены! – Он поднял кружку пива.
– Судья Каннингем, неужели вы не собираетесь вмешаться? – воскликнула Конни.
– Вмешаться, мадам?
– Да! К Джаду обращаться бесполезно – он поет во главе выпускников Йеля.
– Но почему я должен вмешиваться? Хотя в некотором отношении вы, конечно, правы. Я сам учился в Корнелле,[117]117
Корнелл – университет в Итаке, штат Нью-Йорк, названный в честь американского филантропа Эзры Корнелла (1809–1874).
[Закрыть] и зрелище почтенных граждан, ведущих себя как подростки, вызывает у меня определенное сомнение. Однако они не нарушают порядок.
– Но что будет потом?
– Откровенно говоря, мадам, меня это тоже начинает интересовать. Вы слушаете, доктор Фелл?
– Я весь внимание.
– Посмотрите в соседний зал. Тот человек с аккордеоном – Сэм Дженкинс, наш достопочтенный мэр.
– Пучеглазый джентльмен с аккордеоном – мэр Ричбелла?
– Да. Я отлично знаю его альма-матер и его дружков. Готов держать пари, что следующим номером они исполнят «Гарвард уже был Гарвардом, когда Бульдог еще был щенком».
Доктор Фелл обнаружил признаки тревоги.
– Мне известна эта песня, – заявил он, – и должен признать, что в ней отсутствует свойственное Новой Англии гостеприимство. Нас не могут вышвырнуть отсюда? Или отправить в место, вульгарно именуемое каталажкой?
– Нет, если только Йель не бросит вызов Гарварду или наоборот. Я уже говорил вам, Филип, что ричбеллская полиция чересчур покладиста. Тем не менее мне бы хотелось, чтобы здесь присутствовал лейтенант Спинелли, который мог бы сдержать страсти.
– Он сейчас в театре и сказал, что собирается там остаться! – воскликнула Конни. – Фил, сходи в театр и приведи лейтенанта!
– Слушай, Конни, зачем тебе понадобились копы? Ты ведь не хочешь, чтобы Джад оказался в тюрьме?
– Я не хочу, чтобы вообще кто-нибудь там оказался! – Конни была на грани истерики. – К тому же они вряд ли арестуют мэра! Я просто хочу, чтобы все вели себя пристойно. Лейтенант Спинелли сможет за ними присмотреть. Пожалуйста, Фил! Неужели ты не сделаешь такого пустяка для той, которая тебя так любила и все еще…
– Ты хочешь, чтобы я привел Спинелли?
– Ради бога!
– Уверен, что мое присутствие, – заявил судья Каннингем, – служит достаточной гарантией от каких-либо неподобающих инцидентов. Настоящая беда в том, что эти парни не умеют петь – не знают, как пользоваться своими голосами. Все же, если миссис Лафарж будет чувствовать себя счастливее, Фил, вам лучше пойти в театр.
Нокс посмотрел на Джуди, потягивающую виски с содовой:
– Что ты об этом думаешь?
– К-конечно, с моей стороны так говорить жестоко, но мне все это нравится. Я п-почти хочу, чтобы произошло что-нибудь ужасное. Очевидно, меня испортило общение с тобой.
– Так я и думал. А знаешь, ты обманщица.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что сказал, но сейчас не время объяснять. Пойду за gendarmerie.[118]118
Жандармерией (фр.).
[Закрыть]
– Фил, что за песню они собираются петь?
– Сейчас услышишь. Следи за человеком с аккордеоном. Нокс направился по коридору к выходу. Аккордеон издал пробное блеяние. Наступило почтительное молчание, которое сменилось пением двух мужских голосов:
Гарвард уже был Гарвардом,
Когда Бульдог еще был щенком.
И Гарвард останется Гарвардом,
Когда Бульдога засыплют песком…
Нокс слышал продолжение по пути от таверны к театру. По окончании песни раздались громкие вопли. Подумав, что он уже вышел из возраста, когда такие шутки его забавляли, Нокс ускорил шаг.
В вестибюле театра было темно. Фойе пребывало в таком же полумраке, как вчера. Нокс шел через фойе, думая, где искать лейтенанта Спинелли, когда ему в голову пришла новая мысль.
Ситуация в таверне предполагала возможность беспорядков. Не грозит ли опасность Джуди?
По всей вероятности, нет, но рисковать было нельзя. Нокс уже повернулся, чтобы бежать назад, когда нечто похожее на беспорядки началось в самом театре.
На правую лестницу в бельэтаж упал луч света, когда наверху внезапно открыли дверь кабинета. Дверь снова захлопнулась, и послышались возбужденные голоса:
– Хватайте его!
– Уже схватили – больше он не будет шутки шутить!
– Лучше вздуть его хорошенько, чтобы запомнил!
– Зачем? Просто нужно последить, чтобы он не ускользнул. Что нам делать с этим типом, лейтенант?
Нокс устремился наверх.
– Лейтенант Спинелли! – крикнул он.
Последовала пауза. Затем дверь кабинета открылась опять. В проеме возникла итальянская физиономия лейтенанта, выражение которой было весьма далеко от обычного добродушия.
– В чем дело?
Нокс поднялся еще на несколько ступенек, чтобы на него падал свет.
– Не могли бы вы на минуту спуститься, лейтенант?
– Мог бы. Но лучше скажите это оттуда!
– Что сказать?
– То, зачем пришли! Что я не смог предотвратить убийство и свалял дурака с Лэрри Портером? Все это говорят, так почему бы не сказать и вам?
– Но я пришел вовсе не для этого!
– А для чего? Вы с доктором Феллом были у судьи Каннингема?
– Да, были. А потом отправились в «Одинокое дерево». Сейчас там распевают колледжские песни, и судья считает, что вам лучше прийти туда и последить, как бы чего не вышло.
– Вышло и так более чем достаточно. Сейчас иду.
Лейтенант закрыл за собой дверь и спустился по лестнице вместе с Ноксом.
– Если доктор Фелл в таверне, я хочу повидать его как можно скорее. Надеюсь, с нашим теперешним «клиентом» я не свалял дурака?
– С клиентом?
– Мы сцапали Усталого Уилли. Он был в театре прошлой ночью – по крайней мере, по его словам. Если это не пьяный бред, то самая удивительная история, какую мы до сих пор слышали!
– Тогда пошли!
– Сначала я должен поговорить кое с кем в уборных. Ждите тут.
– Стоит ли вам подниматься в уборные, лейтенант? Так или иначе, актеры придут в таверну. Если они хотят выпить…
– Выпить! Чего-чего, а выпивки у них предостаточно и здесь! После спектакля практически каждый послал за бутылкой. Мне нужно за кулисы – я все еще на службе. А вы возвращайтесь в таверну и скажите, что я сейчас приду.
– Пожалуй, так будет лучше. Там Джуди, и я беспокоюсь…
Но беспокоиться было не о чем. Когда Нокс добрался до дверей «Одинокого дерева» и глянул на часы, то понял, что отсутствовал всего пять минут.
Количество народу в залах уменьшилось, а у роялей никого не было. У Нокса сложилось впечатление, что кризис миновал и обстановка разрядилась.
Его компаньоны, за исключением судьи Каннингема, все еще находились у столика возле бара. Сначала Нокс подумал, что у Джуди приступ боли. Она уже допила виски с содовой и стояла около столика, прижав руки к животу и раскачиваясь взад-вперед. Потом он понял, что она с трудом сдерживает смех. Такое же выражение было на лицах окружающих, включая доктора Фелла.
– В чем дело, Джуди?
– Со мной все в полном порядке!
– Честно говоря, дорогая, это выглядит не так уж забавно! В таком истерическом состоянии я тебя не видел со времен концерта Би-би-си для военных моряков в Альберт-Холле[119]119
Ройял Альберт-Холл – концертный зал в лондонском районе Кенсингтон, названный в честь принца Альберта Саксен-Кобург-Готского (1819–1861), супруга английской королевы Виктории.
[Закрыть] в 44-м году, когда Сильвия Одди потеряла панталоны, стоя у микрофона и исполняя «Поверь мне, если молодости чары».
– Я не с-смеялась, когда бедняжка Сильвия п-потеря-ла панталоны!
– Конечно нет – ты пришла в ужас! Только мне почему-то пришлось поднимать тебя с пола, где ты каталась в судорогах. Что здесь произошло? Неужели Йель и Гарвард все-таки сцепились?
– Нет, ничего подобного. Когда ты ушел, Фил, йельская компания отошла от рояля. Впрочем, ты вряд ли это заметил.
– Да, у меня голова была занята другим. Однако позволь напомнить тебе правило, которое раньше было нерушимым. Не знаю, насколько оно соблюдается теперь. В мое время люди, говоря о своей альма-матер, упоминали не университет или колледж, а город, где он находится. Выпускники Йеля называли Нью-Хейвен, а окончившие Гарвард – Кембридж,[120]120
Кембридж – университетский город в Англии, центр одноименного графства.
[Закрыть] что вводило в заблуждение приехавших в Штаты британцев. Но принстонцы[121]121
Принстон – колледж в одноименном городе в штате Нью-Джерси.
[Закрыть] оказывались в тупике, так как город и университет назывались одинаково.
– А ты учился в каком университете, Фил?
– В Корнелле, как и судья Каннингем. Кстати, где он?
– Это я и пыталась тебе сказать, когда ты стал вспоминать моих подруг, теряющих панталоны. Скажи, Фил, здесь есть квакерский[122]122
Квакеры (от англ. quakers – трясуны; самоназвание – Общество друзей) – христианская секта, основанная в середине XVII в. в Англии.
[Закрыть] колледж под названием Хэверфорд?[123]123
Хэверфорд – колледж в одноименном городе в штате Пенсильвания
[Закрыть]
– Не вздумай говорить что-нибудь плохое о Хэверфорде! – предупредил Нокс. – Когда его крикетная команда посетила Англию в 1904 году, она наголову разбила МКК!
– А что такое МКК? – осведомился сердитый на вид человечек с косматой шевелюрой, сидящий за соседним столиком.
Ноксу было незачем разглядывать его, чтобы признать в нем мистера Бенджамина Майера, дирижера оркестра театра «Маска».
– Мэрилебонский[124]124
Мэрилебон – район на северо-западе Лондона.
[Закрыть] крикет-клуб. В свое время они играли ту же роль в спортивной жизни Англии, что «Янки» в нынешнем бейсболе.
– Хотите пари, что «Янки» облажаются в атом году? Когда Мэнтл и Мэрис практически сошли на нет…
– Ради бога, Фил! Сейчас ты не сможешь говорить ни о чем, кроме бейсбола! Разве Хэверфорд – не квакерский колледж?
– Мы называем их не квакерами, а Обществом друзей, и они прекрасные люди. Тем более, что Хэверфорд – вовсе не сектантский колледж.
– Но его возглавляют ква… я хотела сказать «друзья», не так ли?
– Да.
– Так вот, – продолжила Джуди, обретая некое подобие достоинства. – Двое гарвардцев, мэр Дженкинс и его друг, кончили петь про то, что они сделают с любым йельским сукиным сыном, который попадется им на пути, и мэр завопил от восторга.
– Я слышал вопль, но не знал, что это мэр. Мне показалось…
– Не перебивай! Тем временем трое других мужчин – мы не знали, кто это, – заняли место у рояля и запели шумную, но безобидную песню «Я веселый лорд из колледжа Хэверфорд». Не понимаю, что нашло на мэра Дженкинса, но он зачехлил свой аккордеон, заткнул большими пальцами уши, скорчил рожу и так громко фыркнул, что его, наверное, услышали в соседнем округе. Три квакера ничего ему не сказали, но начали новую песню: «Согласно открытиям, сделанным в Гарварде Дарвином, Хаксли[125]125
Хаксли, Томас Генри (1825–1895) – английский биолог, сподвижник Чарлза Дарвина.
[Закрыть] и Боллом…»
– Да, эту песню я тоже знаю.
– Мэр подошел к ним и спросил: «Хотите неприятностей?» Тогда один из квакеров крикнул: «Да здравствует Джордж Фокс![126]126
Фокс, Джордж (1624–1691) – английский проповедник, основатель секты квакеров.
[Закрыть]» – огрел мэра по голове складным стулом и оглушил его.
– Огрел стулом мэра Ричбелла?!
– Такова ночная жизнь округа Уэстчестер, – заметил доктор Фелл. – Я ожидал последствий, и они не заставили себя долго ждать.
– Другой гарвардец – приятель мэра, – продолжала Джуди, – схватил сифон с содовой водой и попытался направить струю в лицо квакеру. Но он был слишком пьян, и струя угодила в бармена. Тогда квакеры схватили его. Это было нечестно – трое на одного! Двое держали его за руки, а третий взял сифон и пустил струю ему в левый глаз. Потом они выкинули его в окно. К счастью, оно было открыто – только зашторено. Тут мэр пришел в себя и сказал что-то не слишком любезное. Один из квакеров завопил: «Уильяма Пенна[127]127
Пенн, Уильям (1644–1718) – английский квакер, основатель штата Пенсильвания.
[Закрыть] в президенты!» Все трое схватили мэра и вышвырнули его через дверь на тротуар вниз головой. Но в это время мимо проезжала полицейская машина и…
– И мэр, очевидно, спровадил всех трех квакеров в кутузку?
– Вовсе нет! Мэр был не так зол, как притворялся, а его друг и вовсе лыка не вязал. Но тут вмешался судья Каннингем.
– Судья был просто чудесен! – воскликнула Конни Лафарж, все еще находясь под впечатлением от увиденного. – Какое достоинство! «Джентльмены, – сказал он, – позвольте более трезвым и здравым умам вынести суждение по поводу этого конфликта».
– Да, но что произошло?
– Все восемь, – объяснила Джуди, – два гарвардца с аккордеоном, три квакера, два полисмена, судья Каннингем… о, совсем забыла, и мистер Лафарж…
– Да, Джад пошел с ними! – подхватила Конни. – Разве это не чудесно?
– Они отправились в заднюю комнату с другой стороны коридора. Это было как раз тогда, когда ты вернулся, Фил. Не знаю, что они там делают, но судья Каннингем подозвал официанта…
– Зато я знаю! – заявила Конни. – Он учит их обязанностям порядочных и ответственных граждан!
– Чему-то он их в самом деле учит, – согласилась Джуди. – Слышите аккордеон?
Требовать внимания не было нужды. Они услышали не только аккордеон, но и мощное торжественное звучание девяти мужских голосов. В обоих залах тут же воцарилось молчание – все внимали очередной песне:
Земля от криков дрогнула,
Флаг в воздух взвился алый,
Когда команда Корнелла
На поле выбегала…
– Куда ты, Фил?
– Хочу поучаствовать в пении.
– Пожалуйста, дорогой, не надо! То есть пой что хочешь – я бы тоже спела, если бы знала слова, – но оставайся со мной!
– Хорошо, только напомни, чтобы я научил тебя этой песне.
– У вас все в порядке? – осведомился лейтенант Спинелли, входя в комнату. – Мистер Нокс сказал, что у него дурные предчувствия.
– Все в полном порядке, лейтенант, – заверил его доктор Фелл. – Всего лишь приятная вечеринка в гостеприимном городе Ричбелле.
Конни Лафарж слегка покраснела:
– Мы не хотим, чтобы у Джуди сложилось превратное впечатление…
– Превратное впечатление?
– Будто это типичная вечеринка для Ричбелла. Вас не шокировал, дорогая, американский способ развлекаться?
– Шокировал? – воскликнула Джуди. – После того как я прожила в Америке почти двадцать лет? Кроме того, вам не кажется, что, имея одного брата в авиации и еще двоих во флоте, я повидала кое-что и похуже?
– Но это ужасная песня о недавних открытиях в Гарварде…
– О господи! – Джуди махнула рукой. – В Англии уже почти сто лет поют ту же песню об Оксфорде.
– Вот именно! – пробасил доктор Фелл. – Несомненно, эта клевета исходит из Кембриджа, где сэр Роберт Стоуэлл Болл был профессором астрономии с 1892 года и до конца дней. Хотя какое отношение астрономия имеет к ежам…
– К ежам? – вмешался лейтенант Спинелли. – Если это означает то, что я думаю, то я бы с удовольствием спел вам песню Нью-Йоркского университета. Но у нас впереди серьезная работа, маэстро, и я хочу, чтобы вы и мистер Нокс как можно скорее пришли в театр.
Глава 14
ПАНИКА В «ЗЕЛЕНОЙ КОМНАТЕ»
Этим вечером у стен «зеленой комнаты» под афишами и фотографиями не было никаких шпаг, кинжалов и арбалетов. Свет настольной лампы придавал помещению уютный домашний облик.
– Вот что, – начал лейтенант Спинелли, когда ему объяснили ситуацию. – Больше никаких забав! Никаких колледжских песен, ударов по голове складными стульями и поливаний из сифонов! Вам все ясно?
– По-моему, – заметил доктор Фелл, – мистер Сэмьюэл Дженкинс – весьма занятный образец мэра. Было бы истинным удовольствием наблюдать его председательствующим в полицейском суде.
– Так как вечеринка все еще продолжается, маэстро, им всем крупно повезет, если они не окажутся в суде. Но вам не о чем беспокоиться, мистер Нокс, – ваша жена в полной безопасности под присмотром миссис Лафарж. Что касается меня, – добавил лейтенант Спинелли, – то я весь день потратил на расследование.
– И что конкретно вы расследовали?
– В частности, вашу жену, мистер Нокс. Не смотрите на меня так – я подвергаю расследованию всех и все. Буду с вами откровенен: я все еще хочу знать, что произошло между вашей женой и леди Северн. Думаю, они запросто могли проткнуть друг друга кинжалами. Тем не менее, я далек от того, чтобы подозревать миссис Нокс. Так как я должен находиться здесь, мне пришлось послать Дженкса – лучшего из моих людей – побеседовать с ее боссом в Нью-Йорке. В редакции журнала миссис Нокс дали самую лучшую характеристику. Она начала работать там стенографисткой 12 апреля 1946 года и дослужилась до редактора. Миссис Нокс умна, трудолюбива и полна оригинальных идей…
– Это я и сам мог бы вам сообщить!
– …хотя она склонна к дерзости, в том числе и с боссом.
– Мне это тоже отлично известно.
– Короче говоря, – закончил лейтенант, – я не мог бы пожелать лучшего отчета о моей собственной сестре. Что касается остальных…
– Да-да, остальных! – вмешался доктор Фелл. – Кого еще вы «расследовали» и с каким результатом?
– Ходили слухи, маэстро, что финансовые дела Джадсона Лафаржа были не так уж хороши, чтобы столь рано удаляться на покой. Но в наши дни только гении бизнеса умудряются уходить на покой с кучей денег. Думаю, он достаточно преуспел на Уолл-стрит.
– До нас тоже дошли кое-какие слухи, – промолвил доктор Фелл.
– Очевидно, о том, что леди Северн, будучи восемнадцатилетней Марджери Вейн, имела незаконного ребенка, который теперь, возможно, находится среди нас? Я тоже об этом слышал. Не думаю, что тут есть хоть слово правды, да и в любом случае какой нам от этого толк? Что касается Энн Уинфилд, то она делит квартиру в Ларчмонте с Мэрион Гарб, которая играет леди Капулетти; ее отец – весьма уважаемый адвокат в Спрингфилде, штат Массачусетс, а сама она значительно старше, чем выглядит. Конечно, Энн Уинфилд не пуританка, но отнюдь не шлюха, как утверждает Бэрри Планкетт. Как вы наверняка заметили, она явно неравнодушна к этому ирландцу. Но и это вряд ли в состоянии нам помочь.
– Одну минуту! – прервал доктор Фелл, стараясь найти в кармане портсигар. – Вы расследовали два пункта, которые я упоминал?
– Я сам искал конверт и не мог его найти. Что до второго пункта, – довольно загадочно ответил Спинелли, – то Дженкс в Нью-Йорке заставил их показать ему паспорт, и в нем содержалось именно такое описание, как вы предполагали. У вас возникли теории, маэстро?
– Теории возникли у судьи Каннингема, и притом весьма любопытные. Но с вашего позволения, я умолчу о них до конца вечера. Кажется, лейтенант, у вас появился свидетель, которого вы хотели нам продемонстрировать?
– В том-то и дело! И я намерен привести его прямо сейчас! Оставайтесь здесь, и вы скоро услышите самые невероятные показания!
Лейтенант быстро вышел.
Доктор Фелл бросил плащ и шляпу с широкими полями, загнутыми по бокам, как у священника, на стол под лампой. Достав сигару и спички, он откусил кончик сигары и зажег спичку, чиркнув ей по брюкам.
– Кстати, – спросил Нокс, – почему это помещение называют «зеленой комнатой»?
– «Возможно (я цитирую Оксфордский словарь), артистическое фойе называют «зеленой комнатой» просто потому, что ее было принято красить в зеленый цвет или оклеивать зелеными обоями».
– Во всяком случае, в этой комнате зеленые стены и лампа с зеленым абажуром.
– Ну, Эдам Кейли был традиционалистом. В пьесе Сиббера[128]128
Сиббер, Колли (1671–1757) – английский драматург и поэт.
[Закрыть] «Любовь создает человека» («Друри-Лейн», 1700 год) Клодио говорит: «Я хорошо знаю Лондон – особенно «зеленую комнату» и актрис, которые там постоянно бывают». Однако сегодня вечером я тут не вижу актрис.
– Привет! – послышался чей-то голос.
Дверь открылась. Энн Уинфилд и Бэрри Планкетт – первая в платье цвета шампанского с красной каймой, второй в спортивной куртке и слаксах – вошли в комнату, принеся с собой легкий аромат алкоголя.
– Как сказал несравненный Тони Уэллер, «я немного выпивши, Сэмивел»,[129]129
Диккенс Ч. «Посмертные записки Пиквикского клуба».
[Закрыть] – заявил мистер Планкетт, делая широкий жест. – Добрый вечер, джентльмены!
– Сэр и мадам, – отозвался доктор Фелл, – позвольте выразить вам мои сердечные поздравления! Насколько я понял, это был не просто удачный, а великий вечер!
– Все прошло весьма недурно. Эта маленькая шлюшка была на высоте.
– Бэрри!
– Но ведь я сказал правду, верно?
– Да, но таким образом… Как бы то ни было, ты играл чудесно!
– Чудесно? Я играл препаршиво!
– А кого вызывали четырнадцать раз?
– Я выглядел настолько паршиво, как говорил Черчилль[130]130
Черчилль, сэр Уинстон Леонард Спенсер (1874–1965) – британский государственный деятель, в 1940–1945-м и 1951–1955 гг. премьер-министр.
[Закрыть] об этих чертовых социалистах, что более проницательная публика освистала бы меня в первом же акте. Хотя могу добавить в свое оправдание, что во всем виновата прежде всего сама роль – самая паршивая у Шекспира. А когда у Ромео рыжие волосы…
– Но критики, Бэрри…
– Критики! Я уже вижу заголовки: «Шекспир вновь поражает всех!» Как же, поражает – с рыжеволосым Ромео! Взгляните-ка сюда!
У одной из стен стояла полка, на которой выстроились в ряд пустые бутылки из-под джина и виски. Просунув за них руку, Бэрри Планкетт вытащил миниатюрную заводную игрушку – клоуна в пятнистом костюме, с руками, прикрепленными к горизонтальной перекладине между двумя вертикальными столбиками.
– Это Джоуи – мой клоун. Моя дорогая блудница преподнесла мне его в качестве талисмана. Говорят, он похож на меня не только внешне, но и поведением. Я завожу его… – послышалась серия щелчков, – и ставлю на стол рядом со шляпой доктора Фелла. Теперь он будет без конца кувыркаться вокруг перекладины. Видите? Но это еще не все. Благодаря вибрации механизма игрушка постепенно подползает к краю стола. Я не могу хранить Джоуи в своей уборной. Каждый, кто туда заходит, начинает его заводить, а если он упадет со стола, то разобьется вдребезги. Поэтому я остановлю его пальцем – вот так. Я ничуть не сентиментален, но нельзя же допустить, чтобы Джоуи разбился.
Планкетт схватил клоуна, подержал его в воздухе, пока не кончился завод, и снова поставил на стол.
– Это ты не сентиментален? – засмеялась Энн Уинфилд. – Он так бережет эту дешевую безделушку, как будто я подарила ему сокровища Голконды![131]131
Голконда – в XVI–XVII вв. мусульманское королевство в Индии, славившееся добычей алмазов.
[Закрыть]
– Да, я привязан к Джоуи! Он приносит мне удачу – благодаря ему меня не забрасывают тухлыми яйцами. Между прочим, старина, – мистер Планкетт посмотрел на Нокса, – я ведь должен устраивать вечеринку в «Одиноком дереве».
– Вечеринка давно в разгаре. Содовой водой прыскают из сифонов во все стороны, а мэр Ричбелла получил по голове стулом.
– Здесь тоже достаточно весело. Кейт Хэмилтон вдрызг пьяна, князь Эскал вовсе отключился, и мы с этой шлюшкой решили, что, если потихоньку ускользнем в таверну, остальные последуют за нами. Никто, кажется, не заметил нашего ухода. Но что меня интересует, так это ЦДП.
– ЦДП?
– Центральное детективное подразделение, как именуют в Дублине отдел уголовного розыска. Я имею в виду лейтенанта Спинелли. Он все еще занят расследованием?
– Пока да.
– Пошел слух, что он задержал знаменитого Усталого Уилли. Это верно?
– Да, сейчас он приведет Уилли, чтобы его допросил доктор Фелл.
Ответ не понадобился, так как в этот момент лейтенант Спинелли вошел в комнату, подталкивая вперед тощее, костлявое существо, по-видимому, одного возраста с судьей Каннингемом. Голова у него была почти совершенно лысой – только редкие седые пряди свешивались по бокам. Бросались в глаза его дрожащие руки и бессмысленный взгляд. Однако все это сочеталось с более-менее опрятным обликом. Старая голубая рубашка, хотя полинявшая и лишенная воротничка, была аккуратно зашита; донельзя поношенные пиджак и брюки обнаруживали признаки недавнего ремонта; запах бензина ощущался сильнее паров дешевого вина. На щеках и подбородке виднелись порезы от бритья.
– Ну, Уилли, – заговорил лейтенант Спинелли, – этот толстый мужчина с сигарой на диване – доктор Гидеон Фелл, большой авторитет в области расследования преступлений. А это мистер Филип Нокс, историк, который прошлой ночью неплохо поработал как детектив. Если не желаешь себе неприятностей, не вздумай им лгать.
– Я не лгу, лейтенант, – сиплым голосом отозвалось существо. – Спросите кого хотите во всем Ричбелле – вам любой скажет, что Уилли не врун.
– Я многое слышал о твоих выходках, Уилли, но хотел бы услышать и о тебе самом. Как твое полное имя?
– Какая разница? Я ведь не подписываю чеки.
– Узнаешь, какая разница, когда я посажу тебя за решетку. Где ты живешь?
– Знаете дом мистера Дэниела Фостера на Бидайвер-авеню, возле Лоун-Три-роуд? Самое прекрасное местечко во всем Ричбелле! Мистер Фостер позволяет мне спать в сарае, за японским садом. Он славный малый!
– Где ты берешь деньги на жизнь? Если ты можешь так напиваться, то должен платить за свое пойло. Ты зарабатываешь, попрошайничаешь или крадешь?
– Я – краду? Старый Уилли?
– Ну, тогда объясни, откуда берешь деньги.
– У каждой доброй леди в Ричбелле найдется работенка для старого Уилли – косить лужайки и полоть сады весной и летом, собирать листья осенью, разгребать снег зимой. Если у них не оказывается работы, может, они и дают мне пятьдесят центов или доллар. Вы скажете, что это попрошайничество, но это не так! Я ведь ничего у них не прошу! Если они хотят что-то мне дать, то это их дело! А почему они так поступают? Потому что я чистоплотный – вот почему! Мыло и вода стоят недорого.
– Я сказал, что упрячу тебя за решетку, и я не шучу. Ты разозлил мистера Лафаржа, так что тебе придется отправиться в тюрьму.
– Бьюсь об заклад, что меня не посадят, если я докажу, что я – ангел-хранитель театра и знаю о нем побольше других! Мистер Лафарж – деловой менеджер, верно? Его называют казначеем.
– Судя по твоей речи, ты не всегда был таким опустившимся, Уилли. Чем ты занимался до того, как спился? И что ты знаешь о театре?
– Что я знаю, не ваше дело!
– Ладно, пока оставим это, хотя, если ты не сбавишь тон, не рассчитывай на поблажки. А сейчас расскажи этим людям то, что рассказал мне, и помоги тебе бог, если будешь сам себе противоречить.
– У вас не найдется немного выпивки для старого Уилли?
– Не найдется!
– Совсем немножечко! – взмолился Уилли. – Видите, как у меня дрожат руки? Мои внутренности тоже прыгают, как рыба на крючке. Вы ведь понимаете, что я лучше говорю, когда выпью.
– Может, и так. Но здесь нет выпивки.
– Я принесу ему выпить, лейтенант, – предложил Бэрри Планкетт.
