Текст книги "Капкан для призрака"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

И хотя большую долю успеха необходимо приписать заслугам сэра Эдварда Генри, нужно признать, что Каллингфорд Эббот тоже сыграл значительную роль. Эббота обычно называют секретарем шефа, поскольку для его должности не существует никакого официального названия. Эббот попросту коллега шефа, а иногда он руководит отделом уголовного розыска.

Эдвард Генри – профессиональный государственный чиновник, Каллингфорд Эббот – богатый энтузиаст, рассматривающий свою задачу как жизненно необходимую миссию. Эдвард Генри суров и сдержан; Эббот, с моноклем и пышными седыми усами, уже стал популярной личностью и почти каждый вечер ужинает в большом золотисто-синем зале «Кафе Ройал». Эббот тоже умеет быть суровым, однако, когда нужно, способен проявить понимание. Его конек – это оккультизм и сверхъестественные явления, тем не менее он с уважением относится к техническому прогрессу.

– Запомни, – сказал он Гарту около двух недель назад, – что хорошая полицейская работа означает просто хорошую организацию плюс новые идеи. К примеру, это твое увлечение… как ты его называешь? Психоанализ?

– Да, психоанализ – это один из возможных терминов.

– Ну вот! Мы заставили судей принимать в качестве доказательства отпечатки пальцев. Скоро мы заставим их признать, что пулю, выпущенную из ствола с определенной нарезкой, тоже можно точно идентифицировать. А в один прекрасный день мы, возможно, станем пользоваться и психоанализом.

Поэтому Гарт, который сейчас звонил Каллингфорду Эбботу в Скотленд-Ярд, очень надеялся на проявление здравого смысла. Однако его надежды рассеялись.

– Ошибка? – повторил четкий иронический голос Эббота. – Нет-нет. Инспектор Твигг вовсе не мошенник, и это вовсе не ошибка. В деле этой дамы из Фэрфилда и речи нет о какой-то ошибке.

– В деле Бетти Калдер?

– Да, ее зовут именно так.

– Да нет, я серьезно! Неужели ты полагаешь, что я поверю в эту чушь? Ты ведь не можешь привести мне ни одной причины, по которой я должен буду поверить во все это.

– Дорогой друг, – нетерпеливо сказал Эббот, – веришь ты или не веришь, это роли не играет. Это попросту факт! А если говорить о причинах, так ведь они существовали до этого твоего психоанализа. Ты забываешь о тех субъектах, которые в это замешаны.

– Каких субъектах?

– Когда какой-нибудь наш провинциал, скорее всего женатый, хочет отдохнуть от семейной жизни и немножечко кутнуть, он садится в поезд, который привозит его к судну, отплывающему в Париж. Да или нет? Так ведь поступают многие, верно?

– Да. Ты тоже так поступаешь.

– Естественно. – Тон Эббота стал резче. – Однако я не тот субъект, который замешан в самую свежую аферу с шантажом.

– А кто он, этот субъект?

– Хочешь, чтобы я сказал тебе по телефону?

– Хочу!

– Это один твой приятель, фамилия которого Боствик. Винсент Боствик.

Гарт оглянулся. От телефонного столика он хорошо видел библиотечку и краешком глаза – приемную. Майкл стоял у книжных шкафов, однако смотрел в холл. А Твигг теперь стоял в дверях приемной. Оба, казалось, окаменели. Твигг по-прежнему что-то насвистывал сквозь зубы. Оба стояли так, словно могли слышать этот слабый голос на другом конце провода.

– Гарт! Черт возьми! Ты слушаешь?

– Слушаю.

– Позволь прочесть тебе кое-что из дела этой женщины, – продолжил Эббот. – Девичья фамилия – Элизабет Стакли. До того как на ней женился старый Калдер – ему было семьдесят три, и он был совсем немощен, – она целых три сезона танцевала в «Мулен Руж». Там давно неравнодушны к английским красоткам. Ты видел ее когда-нибудь без одежды?

– До сих пор я не имел такого удовольствия, – вежливо ответил Гарт.

– Я хотел сказать, – тем же медовым голосом произнес Эббот, – видел ли ты ее в купальном костюме? Насколько мне известно, один или два раза видел. Однако забудь об этом, если тебя это уязвляет. Ты обратил внимание на ее ноги? Это ноги танцовщицы. Я прав?

Когда она танцевала в «Мулен Руж», у трех мужчин возникли из-за нее большие неприятности, хотя в конце концов они вернулись в Англию. Их имен я не могу тебе назвать, однако дело не в именах. Один из них – биржевой маклер, другой – депутат от консервативного округа, и еще один – директор частного банка. Во всех трех случаях твоя подруга Бетти выслеживала джентльмена, писала ему письмо либо навещала его. Когда он скрывался от нее, она в конце концов обращалась к его жене. Как там было дело с двумя первыми, неизвестно, но все как-то уладилось. А вот банкир застрелился.

Стало тихо.

Инспектор Твигг продолжал фальшиво насвистывать.

– Он застрелился осенью 1902 года, как здесь написано, – продолжал Эббот. – Гм! Мисс Бетти удалось избежать наказания; родственники покойного подтвердили, что его шантажировали, однако подать заявление отказались. В следующем году она вышла замуж за сэра Горация Калдера и вплоть до его смерти, последовавшей спустя два года, жила на Ямайке. Прошлым летом, до того как познакомиться с тобой в Остенде, она опять была в «Мулен Руж».

Каллингфорд Эббот снова замолчал. Его легко было представить себе: энергичного, никогда не испытывающего усталости, с моноклем, прижатым к левому глазу, склонившимся над документами.

– Послушай, Гарт. Считают, что Калдер как следует обеспечил ее. Ну, не знаю. Я бы сказал, что вилла у моря довольно скромна.

– А какой она должна быть?

– Ну, ладно. А разве в Лондоне на Патни-Холл она не живет в таком же импозантном небольшом домике? Есть еще одна вещь, которая, возможно, имеет лишь теоретическое значение. Прошлым летом, также в Париже, она принадлежала к одной сатанинской группе.

– К чему?

– К сатанинской группе. Довольно непристойные ритуалы в честь старика Люцифера. В Париже всегда имеется что-нибудь такое для новых фанатиков и огромного количества скучающих бездельников, жаждущих острых ощущений.

– О боже, Эббот! По крайней мере, надеюсь, у вас там не утверждают, что Бетти обладает какими-то сверхъестественными способностями.

– Нет, вряд ли. Но ты спрашивал о причинах. Если ей нужны деньги, это объясняет, почему она вернулась в «Мулен Руж», чтобы немножко пошантажировать. Если она принадлежала к каким-то сатанистам, это объясняет, почему она так охотно появляется почти обнаженной. Впрочем, тут ее одобрили бы большинство женщин, даже самых уважаемых, если бы у них хватило на это смелости. Но ты тем не менее не расстраивайся, дружище.

– Я вовсе не расстраиваюсь, – сказал Гарт.

– Серьезно? Я думал…

– Оставим это! Минуту назад ты заявил, что Винс Боствик… что он каким-то образом связан с Бетти. У тебя имеется какое-нибудь веское доказательство?

– Насколько мне известно, мистер Боствик прошлым летом был в Париже.

– Там были тысячи туристов. Я сказал: «доказательство»! Он вообще встречался с ней? А она «выслеживала» его до самого Лондона точно так же, как, по твоим словам, выслеживала остальных? Она когда-нибудь писала ему или пыталась его найти?

– Нет, – ответил Эббот, – такого доказательства не существует.

– Ну вот!

– Однако оно нам и не требуется. Из Боствика ей не удалось выжать ни пенса, это ясно. – Тон Эббота изменился. – Однако в эту старую-престарую игру играют все тем же старым-престарым способом. Черт побери, Гарт! Две недели назад она навестила миссис Боствик в Гайд-Парк-Гарденз.

– Откуда тебе об этом известно?

– Потому что инспектор Твигг взял на себя заботу не спускать с нее глаз.

– Опять этот Твигг!

– На твоем месте, дружище, я бы не стал так его недооценивать. Характер у него, возможно, не из мягких, однако это способный полицейский. Если он за что-то зацепится, то уже не отпустит. Если ты поссоришься с ним, то будешь иметь очень злого врага.

– Ну-ну! – вмешался в этот момент в разговор инспектор Твигг. – Ну-ну!

Трудно сказать, догадался ли Твигг, о чем Эббот говорит по телефону. Стоя на пороге приемной, он поднялся на цыпочки и медленно опустился на пятки. Лампочка за ним освещала его голый череп, прикрытый несколькими прядями каштановых волос. Потом он энергично направился к Гарту.

– Эббот, – сказал Гарт в микрофон, – сейчас я должен закончить разговор.

– Момент! Подожди! Ты еще не сказал мне…

– Я должен закончить разговор, – повторил Гарт и повесил трубку.

– Вот так-то, доктор, – приветливо сказал Твигг. – А теперь послушаем, – он ткнул пальцем в направлении Майкла Филдинга в библиотечке, – теперь послушаем, что на душе у этого молодого человека. Что сказала по телефону миссис Боствик?

– Мистер Филдинг, – повышенным тоном сказал Гарт, – этому человеку вы ничего не скажете. Вам понятно? Вы ничего ему не скажете.

Он произнес это сквозь зубы. Видеть себя он не мог, но почувствовал, что его лицо стало бледным. Твигг пришел в замешательство.

– Мне бы не хотелось, чтобы возникли еще какие-нибудь затруднения, доктор.

– Мне также. Миссис Боствик – моя пациентка, – он впервые солгал, – и любое ее сообщение является врачебной тайной. В этом доме вам нечего больше делать, мистер Твигг. Мы оба охотно отпускаем вас.

– Послушайте, мистер, я предостерегаю вас…

– Ну? – Гарт ждал. – Вы уже вторично произносите эти слова вслух и по меньшей мере в десятый раз намекаете на это. От чего вы предостерегаете меня?

– От того, чтобы вы не попали в ужасно неприятное положение. Миссис Боствик находится сейчас в Хэмпстеде. Мне достаточно зайти туда…

– А я, в свою очередь, предостерегаю вас, мистер Твигг. Повторяю, что миссис Боствик – моя пациентка. Если вы попытаетесь навестить ее без моего разрешения, будь то сегодня или в любое другое время, именно вы попадете в неприятное положение, и вам об этом прекрасно известно. Дверь находится там. Убирайтесь!

– Мне никто не будет указывать…

У обоих были громкие голоса – у инспектора хриплый, у Гарта сочный и звонкий. Примерно десять секунд Твигг смотрел на Гарта и шумно дышал. Потом кивнул. Вернулся в приемную за котелком, после чего прошел по черно-белым плиткам, осторожно, словно на цыпочках. Подойдя к входной двери, он остановился и повернулся. Он больше ничего не сказал, но взгляд, брошенный им на Гарта, был выразительнее всяких слов.

Дверь за ним закрылась.

У Гарта вырвался вздох – выражение внезапного расслабления его напряженных нервов.

– Итак, Майкл. Что сказала миссис Боствик?

– Доктор, разве это было разумно? Я имею в виду этот вызов.

– Не знаю. Все это начинает становиться мне безразличным. Нет, это неправда. Мне небезразлично. Так что вы хотели сказать о миссис Боствик?

Майкл вышел из библиотеки.

– Она хочет, чтобы вы как можно быстрее приехали туда. Очень просит вас, доктор. Она говорила весьма серьезным тоном.

– Понятно. Что у нее случилось?

– Когда кроме миссис Боствик и ее тети в доме никого не было, туда проникла какая-то женщина и попыталась убить миссис Монтэг. Она пыталась задушить ее. Ей это почти удалось.

– Но если им нужен врач…

– Нет, врач им не нужен. По крайней мере, в связи с этим случаем. Миссис Боствик вызвала их семейного врача из Хэмпстеда. Однако она отчаянно нуждается в вашем совете по какому-то личному делу. Та женщина, которая проникла в дом, а потом каким-то образом исчезла через подвал…

– Кто была эта женщина?

– Этого миссис Боствик не сказала. – Майкл облизал языком губы и дал ответ после минутного молчания. – А учитывая то, что произошло сегодня вечером здесь, я ни за что на свете даже и гадать не стал бы.

Гарт оставил это без комментариев.

Он прошел мимо юноши и вошел в приемную. Направился к камину, где на полке слева от часов, перед зеркалом стояла фотография Бетти Калдер в серебряной рамке.

Другая фотография Бетти, маленький снимок, сделанный «кодаком», лежала в бумажнике Гарта во внутреннем нагрудном кармане. Он дотронулся до этого кармана. Никакая фотография не могла передать цвет блестящих каштановых волос, ярких карих глаз и розовых полуоткрытых губ. И все же это лицо в серебряной рамке казалось живым.

– Доктор, – воскликнул Майкл, – что, собственно, происходит?

Гарт снова прикоснулся к пиджаку там, где был внутренний нагрудный карман. Из карманчика белого жилета он вытащил часы, нажал на кнопку – открылась крышка, взглянул на циферблат, закрыл часы и положил их в карман.

– Доктор, я спрашивал…

– Знаю, – сказал Гарт, – я слышал, что вы говорили. – Он повернулся к Майклу. – Пожалуйста, попытайтесь вызвать еще один кэб. Что бы ни происходило, я хочу доказать, что происходит не то, что они имеют в виду.

Глава 4

Марион Боствик ходила взад-вперед по гостиной. Она ходила с достоинством, не спеша и выглядела задумчивой. Подол ее хорошо сшитого платья при каждом движении подметал ковер.

Дэвид Гарт, спускающийся по лестнице, посмотрел вниз через перила на освещенную дверь гостиной. Остановившись на минуту, он принялся размышлять над тем, что должен сказать. Затем пошел дальше.

Этот дом на холме, такой высокий и узкий, что казалось, он вот-вот опрокинется, на сей раз произвел на него несколько иное впечатление, не такое, как во время первого визита. Человек в этом доме все время чувствовал себя не в своей тарелке, его постоянно тревожила атмосфера этого дома, ему непременно хотелось оглянуться, и он не знал почему. Однако сейчас дом казался Гарту не таким мрачным и не напоминал ему пещеру, как это было в прошлый раз. В гостиной стояли жесткие кресла из резного полированного дуба. Полированный стол из такого же светлого дуба имел выдвижные ящики с блестящими латунными ручками в виде петелек. Над камином висела голова тигра.

Марион снова прошла мимо дверей, к губам она прижимала кружевной платочек. На ней было дневное платье, обтягивающее грудь и бедра и сшитое из какого-то атласа, синева которого была темнее ее светло-синих глаз. Услышав шаги Гарта, она остановилась и спросила, не отнимая платочка ото рта:

– Ну что, Дэвид?

– Это были довольно маленькие руки, – ответил он.

– Простите?

– Руки, которые душили миссис Монтэг. Маленькие, но очень сильные. На нее напали сзади. Об этом свидетельствуют следы ногтей на ее шее. Просто счастье что она осталась в живых.

– Что? Марион широко раскрыла глаза. – Да-да, я знаю. Бедная тетя Бланш. В каком она состоянии?

– Она спит.

– Я имею в виду, что вы установили, когда ее осматривали.

– Я всего лишь ненадолго заглянул в спальню. Всю ее я не осматривал. Она не моя пациентка.

– Ах! Эта ваша дурацкая этика! – Марион сделала нетерпеливый жест. – Знаете, Дэвид, наверное, вам не надо было приходить сюда.

– Но ведь вы сами меня вызвали.

– Да, милый друг. Однако я ведь тоже… – сказала Марион, приподняв одно плечо и вытянув руку вперед ладонью вверх, – я ведь тоже могу быть иногда истеричной, как и любой другой человек. К счастью, в конце концов это не столь важно.

– Это весьма важно, Марион. Вы должны сказать мне, что, собственно, произошло.

– О чем вы?

– Ну, насколько я помню, мы с вами и Винсом должны были сегодня ужинать в Гайд-Парк-Гарденз. Что же вы делаете здесь?

– Ах, вот вы о чем… Да, конечно, я должна вам объяснить. Поскольку именно меня это измучило больше всех, а мне такие вещи не нравятся, и я не собираюсь одобрять их! Меня позвала тетя Бланш, Дэвид.

Ее глаза перестали бегать. Она глубоко вздохнула, села в одно из массивных кресел, выпрямилась и кивком предложила Гарту сесть в соседнее кресло.

– Она позвонила мне, Дэвид. Невероятное дело. Тетя Бланш не любит телефон и никогда не притрагивается к нему. Однако на сей раз ей пришлось воспользоваться им. Она сказала, что всю прислугу отослала из дома. Выпроводила сразу всех и велела им явиться поздно вечером. Сказала, что ее должна навестить какая-то женщина и что она не хочет оставаться в доме одна, когда придет эта женщина. Как я могла в таких обстоятельствах немедленно не прийти и не остаться с ней? Посудите сами!

– Миссис Монтэг сказала вам, как зовут ее гостью?

– Прошу вас, не торопите меня!

– Ну, что же было дальше?

Гарт, оставшийся стоять, наклонил голову. В свете двух ламп полировка на мебели стала мертвенно синей. В углах блестели латунные вазы из Бенареса.

– Дядюшка Сэл каждую среду и пятницу ходит вечером в клуб. Он никак не мог оставаться здесь. А Винса, как обычно, дома не было, так что послать сюда его я тоже не могла. В конце концов еще не было восьми. Вы сказали, что сможете быть в Гайд-Парк-Гарденз не раньше десяти. Поэтому я решила, что сама исполню этот смешной каприз тети Бланш. У меня хватало времени, чтобы вернуться домой к десяти.

Однако это не было смешным капризом, Дэвид. Прежде всего я совершила глупость, наняв автокэб. Шофер оказался таким идиотом, что хотел преодолеть этот ужасно длинный подъем на Фитцджонс-авеню. Мотор зачихал и заглох, когда мы проехали две трети склона. Потом оказалось, что тормоза не могут нас удержать, как это и бывает в большинстве случаев. Мы начали просто-напросто скользить с холма. Я уже представляла себе, как автомобиль неотвратимо скатится вниз. Так оно и случилось бы, если бы шоферу не удалось сделать почти полный разворот и упереться левым задним колесом в бровку тротуара.

Я понимаю, что это не так важно, однако я разнервничалась. Остаток пути я добиралась пешком. Подойдя к входной двери, я увидела, что она приоткрыта. На улице было еще светло, однако тетя Бланш опустила все шторы на первом этаже. Когда я вошла, в доме было темно. А через минуту я услышала крик тети Бланш.

Она разговаривала с кем-то наверху. Я видела их обеих за перилами на верхней площадке позади холла. Тетя Бланш повторяла одно слово снова и снова, до бесконечности. Дэвид, это было слово «шлюха». Она непрерывно его выкрикивала: «Шлюха, шлюха, шлюха!»

Марион замолчала.

К ее лицу быстро прилила кровь, но глаза уверенно смотрели на Гарта. Это был взгляд зрелой женщины.

Гарт между тем тоже сел в резное кресло напротив нее. Теперь он сидел и слушал, облокотившись на широкий поручень и подперев голову рукой, не глядя на Марион.

– Я еще никогда не слышала этого слова от тети Бланш, Дэвид. Внезапно она замолчала и больше ничего не говорила. Раздались какие-то странные звуки. Мне следовало побежать наверх по парадной лестнице. Но я не сделала этого. Я пробежала через дом и помчалась вверх по задней лестнице. Когда я поднялась на площадку перед тетиной комнатой… Вы были правы. Эта женщина схватила ее за горло.

Тетя Бланш лежала ничком на соломенном коврике. Женщина склонилась над тетей, стоя спиной ко мне. Я что-то закричала, и женщина оглянулась. В конце площадки есть окно с цветным стеклом. Та женщина находилась на таком же расстоянии от меня, что и вы. Я вытянула руки и бросилась к ней. А она побежала вниз по парадной лестнице.

Входная дверь была распахнута настежь. Я думала, что она бежит к двери, однако она как-то беспомощно повернулась и, словно слепая, помчалась назад. Я бы не поняла, в чем дело, если бы не стояла на коленях возле тети Бланш. С этой верхней площадки, если наклониться почти до самого пола, сквозь перила можно видеть ворота. А перед воротами стоял полицейский и заглядывал внутрь.

Потом он пошел дальше. Был теплый вечер, еще не совсем стемнело. Наверное, этот полицейский подумал, что все в порядке, хотя ворота и входная дверь в дом были открыты. Эта женщина не видела, что он уходит. Из дома наружу ведет еще один путь: через дверь под парадной лестницей на лестницу в подвал, а через подвал к боковому полуподвальному входу в дом. Она бросилась туда.

Теперь начинается самая глупая часть моего рассказа. Мне пришла в голову только одна мысль: «Она попалась! Она попалась!» Когда она побежала вниз, в подвал, я помчалась вслед за ней к двери на подвальную лестницу. Я закрыла дверь на засов и держала его, но совершенно забыла, что внизу не ждет никто из прислуги. Этой женщине достаточно было открыть наружную дверь внизу в подвале и удрать через боковые ворота, прежде чем кто-либо сможет ее заметить.

Я все еще держала засов, когда услышала, как открылась и потом захлопнулась наружная полуподвальная дверь. Была такая тишина, что мне казалось, будто я слышу, как эта женщина бежит к воротам, однако это была, возможно, лишь игра моего воображения. В конце концов я была здесь одна, начинало темнеть, а там, наверху, неподвижно лежала тетя Бланш.

Марион снова замолчала.

– Понятно, – заметил Гарт.

– Дэвид, дорогой, – сказала Марион совсем другим тоном, – наверное, вам все это ужасно скучно слушать. Наверное, и я сама кажусь вам ужасно скучной.

Слез для нее словно не существовало. Марион встала. Уронила кружевной платочек и сжала ладони. Высокая, ростом почти сто восемьдесят сантиметров, похожая на античную статую, она медленно подошла к камину.

– То, что произошло с тетей Бланш, просто ужасно, – сказала она, повернувшись спиной к камину, – однако ни на кого это не подействовало сильнее чем на меня. А ведь все могло кончиться гораздо хуже.

– Да, действительно, – Гарт следил за ней взглядом. – А когда вы обнаружили, что та женщина, которая была здесь, удрала, что вы сделали, Марион?

– Ну…

– Что вы сделали? Обратились в полицию?

– Нет, не обратилась. А зачем? Представьте себе эти сплетни. Подумайте, что бы обо всем этом говорили люди?

– Значит, вы не заявили о попытке убийства, потому что начались бы сплетни?

– Но, милый Дэвид, так уж устроен мир. Слава Богу, я поняла это, когда мне было четырнадцать лет, и никогда не забываю об этом. Когда тетя Бланш придет в себя и будет способна говорить, со мной или с кем-либо другим, наверняка она сама решит, как следует поступить.

– Возможно. Но вы не сказали мне, что сделали.

– Я, естественно, позвонила доктору Фортескью. Спустя две-три минуты он уже был здесь, и мы положили в постель эту бедную старушку.

– Вы сказали ему то, о чем только что рассказали мне?

– Я вообще ничего не сказала ему, милый Дэвид.

– Но вам, надеюсь, понятно, что доктор Фортескью должен будет сообщить о случившемся в полицию? Если он уже этого не сделал.

– Нет, Дэвид, это мне непонятно. Доктор Фортескью даже словом нигде не обмолвится. Он на нашей стороне. Люди всегда на нашей стороне.

– Ну нет! Какая-то женщина, кто бы она ни была, жестоко напала и чудом не убила миссис Монтэг. Неужели вас это не задело за живое, Марион? Вы не хотите, чтобы она понесла наказание?

– Конечно, я хочу, чтобы она понесла наказание. – Светло-синие глаза избегали его взгляда. – Никто, никто не способен представить себе, – она перевела дыхание, – как бы я хотела, чтобы эта женщина понесла наказание и чтобы она испытывала муки за то, что совершила. Но я, с вашего позволения, поступлю по-своему.

– Вы узнали эту женщину?

– Узнала ли я ее?

– Вы ее уже когда-нибудь видели?

– О боже, конечно же нет! Какая бессмыслица!

– Вы хотя бы знаете, кто она такая?

– Нет.

– Можете ли вы назвать какую-нибудь причину, по которой кто-то хотел убить миссис Монтэг?

– Но позвольте, Дэвид, я ведь не умею читать мысли. Как вы можете спрашивать о таком?

– Если вы никогда раньше ее не видели и не знаете, кто она такая и почему она так поступила, найти ее будет нелегко, до тех пор пока ее не начнет искать полиция. Вы можете, к примеру, описать ее?

– Она выглядела, как… нет! Этим словом я не буду пользоваться. Оно отвратительное, пошлое. Но она выглядела именно так, как назвала ее тетя Бланш.

– Мы говорили о ее внешнем виде, Марион, а не о ее характере. Вы можете описать, как она выглядит?

– С легкостью. Ей лет тридцать, а возможно, и больше. Она ниже меня сантиметров на десять – двенадцать. Каштановые волосы, карие глаза. Вовсе не красавица, но для этой своей профессии, я бы сказала, вполне подходяща.

– Во что она была одета?

– Одета она была хорошо. Синий матросский костюмчик из саржи, сшитый по мерке, по-моему, в ателье Редферна. Плиссированная накрахмаленная белая блузка с кружевным воротничком. Маленькие золотые часики. Соломенная шляпа с сине-белой лентой.

– Кстати, Марион, который был час, когда вы ее увидели? Помните?

– Довольно точно. Было… Дэвид!

Она замолчала.

Оба старались говорить спокойным тоном: Гарт нарочито без предубеждения, а Марион обращалась скорее не к нему, а к стене между двумя фасадными окнами. Отблески бледного света лампы падали на гладкие рыжие волосы Марион, зачесанные за ушами; он отражался от светлой дубовой мебели и от стеклянных глаз тигриной головы высоко над каминной полкой. Неприятная атмосфера дома (Гарт неожиданно подумал, что знает ее причину) так заразила их обоих, что Марион оцепенела, когда в холле раздались шаги.

– Дэвид! – повторила Марион.

Гарт вскочил, вбежал в холл и едва не столкнулся с Винсентом Боствиком.

– Мой дорогой друг, – слегка растягивал слоги точно так же удивленный Винс, в сером летнем костюме и с котелком в руке, – подстерегаешь какую-нибудь добычу?

– Мне бы очень хотелось, чтобы я мог тебе возразить.

Они посмотрели друг на друга.

– Я обнаружил весьма странную записку от Марион, – громко сказал Винс, – когда пришел домой.

– Марион здесь, Винс. Она в этой комнате.

– Чудесно, дружище, но почему никто не открывал мне? Я стучал добрых пять минут.

– Мы, к сожалению, не слышали тебя. Мы беседовали.

Возможно, Винс понимал, что здесь случилось нечто вовсе не смешное, но, несмотря на это, его поведение не стало хотя бы чуточку менее игривым. Его вытянутое лицо с гладкой кожей, покрытое солнечным загаром и обветренное, все было в веселых морщинках. Вьющиеся волосы, разделенные прямым пробором, уже начали седеть на висках. Гарт вспомнил целый ряд образов Винса Боствика, абсолютно отличных от того обманчивого образа бездельника, который Винс демонстрировал обществу, а потом он представил себе Винса с Бетти Калдер.

Нет, только не это! Только не это!

– Винс, ты точно знаешь?

– Что? Что я точно знаю?

Что дверь подвала заперта изнутри.

– Если быть точным, – ответил Винс, – я не знаю, торчит ли изнутри в замке ключ. Но эта дверь имеет две задвижки от воров, одну наверху и одну внизу. И эти задвижки закрыты, это я знаю совершенно точно. А разве в этом есть что-то странное?

– Есть. Здесь произошло несчастье. Иди к Марион.

– Какое несчастье?

– Иди к Марион.

Винс ушел.

Холл был наполнен тихими ночными скрипами и шорохами. Стены в рост человека обшиты темным дубом, выше обшивки обтянуты каким-то толстым материалом, похожим на матовую коричневую юфть. На столбике у подножья лестницы стояла бронзовая статуэтка Дианы, державшей над головой электрическую лампочку, которая освещала ковер, покрывающий лестницу, и перила на верхней площадке, обращенной к входной двери.

Гарт осмотрелся по сторонам.

Прошел под лестницу. Доступ к лестнице в подвал, как и говорила Марион, преграждала дверь, которая по-прежнему была заперта на засов. Гарт отодвинул засов, сразу за дверью нажал на электрический выключатель и ступил в подвал.

Когда в каком-нибудь доме гнетущая атмосфера усиливается до такой степени, что приводит к самоубийству, это можно объяснить тем, что ее переполнили отрицательные эмоции. «Это уже невозможно выдержать, – слышим мы от людей, – мы должны отсюда переехать». А если такие чувства подавляются, подавляются и скрываются, поскольку их считают ненормальными, неестественными, то в таком случае эти «узники в клетке» могут стать еще опаснее.

Гарт осмотрел подвальное помещение. Он прошел через кухню, столовую для прислуги, кладовую и прачечную, везде включил свет и увидел, как разбегаются в разные стороны тараканы. Заглянул в камеру с углем и в винный погреб. Каждое из окон, которые до половины были ниже уровня земли, было закрыто на шпингалет и забито угольной пылью.

Правда, в кухне, которую он осматривал в начале и в конце, в замке большой двери, ведущей наружу из дома, торчал ключ, повернутый так, что замок был открыт. Однако обе задвижки, и наверху и внизу, действительно были закрыты. Гарту пришлось сильно дернуть задвижку, когда он захотел ее открыть.

На кухонной печи, которую топили углем, горела голубым огоньком свечечка, напомнившая Гарту его детство. В застекленной двери отражалось его изображение. Гарт провел в этом подвале не более десяти минут. Когда он торопился обратно, его каблуки громко стучали по деревянным ступенькам. В гостиной в одиночестве сидела Марион и улыбалась ему.

– Марион, а где Винс?

– Он пошел наверх посмотреть на тетю Бланш. – Марион прикрыла глаза. – Я сказала ему, что доктор дал ей морфий.

– Вы рассказали Винсу о том, что здесь случилось?

– Конечно. Разве вы не заметили, что здесь еще чуточку дрожит воздух? Винс от всего этого сам не свой, бедняжка. Видит Бог, я не держу на него зла за это. Дэвид, вы о чем-то спрашивали меня, когда пришел Винс?

– Спрашивал.

– Вы спросили, сколько было времени, когда я увидела эту женщину?

– Да.

– Это не должно быть с точностью до минуты?

– Нет.

Пальцы Марион передвигались по подлокотнику кресла из золотистого дуба. Вот они соскользнули, несколько мгновений блуждали вслепую, как гибкие змейки, потом коснулись руки Гарта. Очевидно, она не хотела сознательно использовать свое очарование, однако оно непроизвольно струилось из ее глаз и губ, когда она подняла голову.

– Прошло довольно много времени после того досадного случая с автокэбом, о котором я вам рассказала. Остаток пути я шла пешком. Когда я вошла в дом через парадную дверь, было приблизительно без десяти минут девять.

– Вы в этом уверены?

– Да. Вполне уверена. Но оставим это, Дэвид!

Она не объяснила, что имела в виду под «оставим это». А Гарт проигнорировал то, что она сказала.

– Вы очень хорошо описали эту женщину, Марион. Вы смогли бы узнать ее по фотографии?

– Не понимаю вас.

Он сунул руку во внутренний карман, вынул бумажник и достал оттуда сделанную «кодаком» моментальную фотографию на глянцевой бумаге. Снимок изображал Бетти Калдер на пляже возле ее домика. Бетти смотрела на утреннее солнце, а позади нее был виден пляжный павильончик на низких сваях на отмели.

– Эта та женщина, которую вы видели?

– Дэвид! Откуда это у вас?

– Это та женщина, которую вы видели? Внимательно посмотрите на фотографию, прошу вас. Эта та женщина, которую вы видели?

– Да. Да, это она! Она не надевает чулки к купальному костюму, видите? Но вы ее не знаете, нет?

– Я достаточно хорошо знаю ее. Ее фамилия Калдер. Она вдова губернатора Ямайки, и в этом году мы должны пожениться.

– О боже! – прошептала Марион после краткой паузы. – Боже мой!

Несмотря на полную уверенность в себе, несмотря на то, что он говорил спокойно, у Гарта болезненно заколотилось сердце и ему показалось, что он задыхается. Во взгляде Марион были ужас, сочувствие, искренняя симпатия.

– Не имеет значения, что вы сейчас сказали, – энергично заявил он, – при условии, что вы сказали это только мне. Или Винсу. Но больше никому не говорите об этом. Вы ведь говорите неправду, разве не так?

– Но я говорю правду! Клянусь! Честное слово, это чистая правда!