Текст книги "Капкан для призрака"

Автор книги: Джон Диксон Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

– Вы не должны ни в чем признаваться, дружок. Судя по одному вопросу, который недавно задал ваш дядя, очевидно, что он это знает так же хорошо, как и я. Любой, кто звонил бы в полицейский участок, чтобы сообщить об убийстве…

Голос Хэла стал вдруг высоким и звонким.

– Кто говорил что-нибудь об убийстве? Я решительно не говорил.

– Любой человек, юноша, позвонил бы в Фэрфилд, а не в Равенспорт. Однако вы только что подвезли одного чиновника Скотленд-Ярда в Равенспорт и полагали, что будет лучше, если вы сделаете это там. Я прав?

– Я пришел в ярость. А кто бы на моем месте не разъярился?

– Ага, – пробормотал Эббот.

– Мой высокоморальный дядя волочится за Бет. Он делает вид, что это не так, но он волочится за ней. Поэтому я решил сказать просто для развлечения, как это сделал бы какой-нибудь фэрфилдский сплетник, что они обнаружат там кое-что «неприятное», если поздно вечером приедут к ней в домик. Я не говорил, что они должны поехать туда немедленно. Сказал, поздно вечером. А какой-то придурковатый сержант перепутал, вот и все.

– Думаете, это все?

– Да. Сожалею, что я это совершил.

Сказав это, Хэл сделал очень быстрое движение, намного быстрее, чем Гарт от него ожидал. Он бросился к Гарту, засунул ему в боковой карман смятые банкноты и тут же отскочил.

– О лицемерии говорили много, – ворчливо сказал Хэл, – когда еще жива была старая королева… А сейчас с лицемерием не все так просто. Возьмем, для примера, Марион.

Вплоть до этой минуты Гарт не замечал, что оркестр исполнял мелодии из опер Гилберта и Салливана. Кроме того, он не замечал, что у аквариума может быть столько глаз и все эти глаза устремлены на него.

– Юноша, – спросил Эббот опасно сдержанным тоном, – почему вы так говорите о миссис Боствик?

– Спокойно, спокойно, мистер полицейский! Я не сказал ничего плохого о Марион, если вы подразумеваете именно это. Однако, возможно, в этом и заключается неприятность.

– Что вы имеете в виду?

– Вы ведь слышали, что я сказал. Я говорил о лицемерии. Ее привезли из Индии, когда ей было четырнадцать лет. Уже тогда она, говорят, была красивой девушкой. Я познакомился с ней через четыре года, в 1905 году, как минимум за три месяца до того, как Винс Боствик в нее влюбился! Если эта девушка постоянно что-то повторяет, постоянно, все время, так это то, как ужасно ей нравятся молодые парни. Спросите у доктора Дэвида Гарта, говорит она так или нет.

Гарт оставил эти слова без комментариев.

– Ну вот, уже легче! – воскликнул Хэл. – Я довольно энергично соблазнял ее, теперь, когда она уже замужем. Мне случайно известно, что Майкл Филдинг тоже. Сначала я думал, что у нее экстравагантные сексуальные капризы, но…

– Сексуальные капризы! – повторил Эббот. – Сексуальные капризы!

Светски воспитанного Эббота явно возмутили эти слова.

– Молодой человек, – сказал он тем же сдержанным тоном, – вам никто никогда не объяснял, что о дамах не принято так говорить?

– Объясняли. Довольно часто. Но вам понятно, что я имею в виду, говоря о лицемерии? Вы уже достаточно стары, чтобы обладать умом…

– Я достаточно стар для того, чтобы годиться вам в отцы, – сказал Эббот. – Но все же я сумел бы задать вам взбучку, о которой вы помнили бы полгода.

– Сделайте это, мистер Каллингфорд Эббот, и вы мне хорошо заплатите, чтобы дело не дошло до суда.

Монокль выпал из глазницы Эббота и повис на шнурке. Его руки потянулись – и это неопровержимый факт – к горлу Хэла.

– Довольно! – вскричал Дэвид Гарт. – Прекратите, я вам говорю!

– Что с тобой снова происходит, дядюшка? – обратился к нему Хэл. – Разве я уже не попросил прощения? Разве ты не видишь, что я изо всех сил пытаюсь помочь тебе и Бет?

– Хэл, тебе лучше уйти! Минутку, подожди! Если возникнет необходимость, ты скажешь под присягой то, о чем только что сообщил нам? О том, как ты и Майкл Филдинг ухаживали за миссис Боствик и оскорбляли ее честь, и как она устояла перед вами обоими?

– Гарт, – удивился Эббот, – ты что, тоже утратил такт?

– Молчи! Хэл, ты и Майкл засвидетельствуете это?

– Майкл не захочет это сделать, можешь не сомневаться. У него в семье больше священников, чем на двадцати страницах «Крокфорда». ^[7]К тому же он хочет стать врачом, как ты. Но я не против, если за этот труд что-нибудь получу.

– Обещаю тебе, что ты что-нибудь получишь за свой труд. (Спокойно, Эббот!) Это все, Хэл. Спасибо тебе.

Хэл вышел, оставив дверь открытой. Эббот бросился к двери, захлопнул ее. Оркестр перестал играть. Наступила пауза и небольшая передышка.

– Извини, – проворчал через минуту Эббот. – Это была глупость с моей стороны. Я слишком разозлился.

– Ничего.

– Ты обошелся со мной, – сказал Эббот, – так же, как я с тобой, когда ты хотел свернуть шею Твиггу. Ну, значит, мы в расчете. Но все же: «Сексуальные капризы!» Бесцеремонно сказать такое! И куда только идет этот мир?!

– Майкл Филдинг, оказывается, не такой невинный ягненок, каким я его считал. На этом нашем совещании я должен раздать карты немножко по-другому. Нам не нужно, чтобы там присутствовала Марион Боствик. И Винс тоже.

– Гм. Хочу надеяться, что этот твой план включает в себя и объяснение убийства, которое невозможно было совершить.

– Конечно. Это самая неприятная часть моего плана.

– Гм. Не стоит это особенно подчеркивать. Действительно, это будет нелегко, но…

– Я не говорил, что это будет нелегко. Напротив, это будет нетрудно. Я сказал, что это будет неприятно.

– Ты осознаешь, – спросил Эббот с прежней чопорностью, – что сейчас говоришь точно так же, как этот чертов принц Ариман в твоих собственных историях?

– Извини. – Гарт взглянул на часы. – Эббот, мы должны поторапливаться. Поезд вот-вот прибудет. Если нам повезет, мы хотя бы отчасти приблизимся к правде.

На набережной их ослепил яркий солнечный свет. Зрители, сидящие или стоящие вокруг оркестровой беседки, сопровождали аплодисментами финал попурри из опер Гилберта и Салливана. Это были не настолько слабые аплодисменты, чтобы казаться холодными и небрежными, и вместе с тем не столь бурные, чтобы казаться чрезмерными; они полностью гармонировали с небом, морем и всей окружающей обстановкой.

Велосипедисты на набережной звонили в свои звонки, когда два чопорно одетых джентльмена, Каллингфорд Эббот и Дэвид Гарт, шли по аккуратному парку, мимо сверкающих цветочных клумб, направляясь к башенкам отеля «Палас» на противоположной стороне Виктория-авеню.

Хотя Эббот явно о чем-то размышлял, он уже не был похож на черную грозовую тучу. Когда в него врезался ребенок, гнавшийся за обручем, и отпрянул с испуганным возгласом: «Извините, сэр», Эббот сунул руку в карман. И дал ребенку отнюдь не шестипенсовик, а золотой соверен. Когда они почти дошли до Виктория-авеню, оркестр заиграл «Край надежды и славы». ^[8]

Вокруг оркестровой беседки, очевидно, не было никого, кто бы с гордостью не выпрямился, когда эти спокойные торжественные звуки наполнили воздух. Эббот остановился. Нахмурился и тронул своего спутника за руку.

– Послушай, – торопливо начал он, – я достаточно насмехался над Фэрфилдом. Как многие из нас, кто высокого мнения о себе. Но в глубине души он мне нравится.

– Ну?

– Ты понимаешь меня? Я говорю, он мне нравится.

– Не вижу причин, почему он не должен тебе нравиться, хотя именно от тебя слышать это довольно странно. От тебя, адвоката двадцатого века. От тебя, апостола возрождения и прогресса.

– Научного прогресса, с этим я согласен! В него верил еще мой отец, и я тоже верю в него. А это нечто совсем другое. Фэрфилд, можно сказать, принадлежит прошлому.

– Фэрфилд – это не прошлое, Эббот. Прошлое – это Равенспорт. Фэрфилд – это настоящее, самое современное настоящее, так как здесь каждый упрямо остается в прошлом.

– Что же, в таком случае, будущее? – Эббот дошел до края тротуара и обернулся. – Очевидно, не Банч. Не говори, что это Банч. Это проклятое гнездо, где машины на пирсе издают механический хохот и где люди оттаптывают друг другу ноги только для того, чтобы доказать, что никто ни от кого не отличается.

– Да, вполне возможно, что это Банч. Нигде ничто не остается без изменений. Мы не можем ожидать, что все всегда будет оставаться неизменным.

– Этого я не ожидаю, нет. Но видит Бог, мне это совершенно не нравится, Гарт.

– Возможно, мне это тоже не нравится, причем не меньше чем тебе. Однако тут ничего не поделаешь. Ребенок растет, и потом все будет иначе.

– Ты так думаешь? По крайней мере, одна вещь не изменилась. Послушай!

И Эббот кивнул в направлении оркестровой беседки – звучала страстная, почти лишенная какой-либо помпезности музыка, приводившая в экстаз любого слушателя:

Край надежды, славы, матерей свободных,

Услышь поток благодарности от всех детей своих.

Эббот тоже пришел в экстаз. В цилиндре, хотя и сбившемся набок, с поблескивающим моноклем, он стоял, расправив плечи, словно по стойке смирно.

Пусть твои границы непрерывно расширяются,

Пусть растет твоя мощь, которую дал тебе Господь.

Медленные, торжественные, триумфальные заключительные аккорды гремели под звон литавр, а когда дирижер поклонился, раздалась такая буря аплодисментов, что, казалось, к ним присоединилась половина Фэрфилда.

– Пойдем, – с неожиданной улыбкой сказал Эббот. Он сдернул с головы цилиндр. – Хватит уже этих глупостей. Нас ждет работа. Кстати, – он показал на противоположную сторону Виктория-авеню, – если меня не подводит зрение, мистер и миссис Боствик уже входят в отель. Теперь нам не удастся остановить их. А вон там, в том экипаже, который приближается со стороны Парламент-стрит, сидит леди Калдер. Молодой человек рядом с ней – это, очевидно, Майкл Филдинг. Если ты ожидаешь какого-то взрыва, дорогой Гарт, то приготовься к нему.

Взрыв произошел раньше, чем кто-либо ожидал.

Глава 13

– Я вас не понимаю, доктор.

– Не понимаете, мистер Филдинг?

– Нет, доктор. Я с большим удовольствием помогу вам чем смогу, но по телефону вы сказали мне не очень много.

– А разве было необходимо сказать много, мистер Филдинг?

В разговор вмешалась Марион.

– Серьезно, Дэвид! Если этот молодой человек не может помочь тебе, значит, он действительно не может.

– Марион, малышка, брось ты это свое щебетанье, – сказал Винс.

Бетти Калдер и Каллингфорд Эббот молчали и только наблюдали за происходящим.

Все шестеро сидели в салоне отеля «Палас» под высоким потолком с роскошной мозаикой, вокруг круглого стола, словно ждали, когда принесут чай. В центре салона среди пальм, казавшихся необычайно высокими, бил фонтан.

Позже Гарт вспоминал и другие подробности: белое платье, в котором была Марион, и светло-серое платье Бетти; позу Марион, которую она переняла, как он догадывался, у мадам Кэмпбелл. На обеих женщинах были шляпки, богато украшенные перьями. Однако их личные сомнения или страхи исчезали во взглядах, устремленных теперь на Майкла Филдинга, который выглядел так, словно провел еще более кошмарную ночь, чем Гарт.

И Майкл знал об этом.

Он надел строгий черный костюм с высоким воротником. Люди редко замечали, что он некрасив, и он действительно обладал привлекательностью благодаря тому, как обычно выглядел: полудерзко, полуиспуганно. Пышные светлые волосы Майкла резко контрастировали с его зоркими карими глазами, напоминающими глаза героев-любовников из вечерних представлений.

– Доктор!.. – подавленно начал он.

На столе стояли три цилиндра – эмблемы достоинства, рядом с ними лежали котелок Майкла и прогулочная трость с серебряным набалдашником, принадлежащая Винсу Боствику. Однако Майкл мог не понижать голос. Этот салон с позолоченной лепниной и более поздними дешевыми украшениями был настолько просторен, что могло показаться, будто вы находитесь на Юстонском вокзале. Несколько гостей уже заказали чай, все они находились вне пределов слышимости. Один джентльмен, сидящий в красном плюшевом кресле, спал. Монотонно шумел фонтан.

Майкл встал.

– Я считаю, что с вашей стороны это нечестно! – воскликнул он. – Что вы от меня хотите, доктор? Зачем вы пригласили меня сюда?

– Майкл, – Гарт отбросил официальный тон, – я очень стараюсь поступать честно. И не хочу приводить вас в замешательство. Однако…

– Секундочку, дружище, – перебил его Винс, наклонился вперед и постучал костяшками пальцев по столу. – От замешательства не был избавлен никто из нас. Даже я и Марион, хотя мы, черт возьми, ничем не провинились. Я прав, дорогая?

– Конечно! – Марион приподняла одно плечо, как Стелла Кэмпбелл в «Знаменитой миссис Эбсмит». – Я не имею ни малейшего понятия, почему мы здесь находимся, и тяжело, очень тяжело все это переношу.

– Именно так, доктор, – серьезным тоном сказал бледный Майкл. – Никто ничего не сделал. Вы заходите слишком далеко.

Выражение оскорбленной невинности на лицах присутствующих раздражало Гарта. Он посмотрел на Майкла и нервно заговорил:

– Разве я не сказал вам по телефону, что вчера вечером была убита Глайнис Стакли?

– Да, доктор, вы сказали мне об этом. И потом, какое-то похожее имя появилось сегодня в утренних газетах.

– Майкл, я не пытаюсь заманить вас в какую-то ловушку. Полиции известно, что вы хорошо знали умершую женщину.

Наступила тишина, полная невысказанного изумления. Марион повернулась и тоже посмотрела на Майкла.

– Вы? – недоверчиво спросила она. – Вы? Такой смешной юноша! Это просто замечательно!

И она рассмеялась. Майкл стал бледен, как привидение. Марион тут же сообразила, что допустила промах, и напустила на себя такой вид, словно собиралась читать молитву.

– Шеф, – сказал Майкл, – я знал ее. Да, это правда. Думаю, каждый из нас знакомился с одной или двумя женщинами, с которыми ему лучше было бы не знакомиться.

– Ну вот, пожалуйста, – заметил Каллингфорд Эббот, – получите историю человечества, изложенную с удивительной краткостью.

– Эббот, умоляю тебя! Я благодарен тебе за поддержку, но все это обсуждение идет достаточно тяжело и без твоих шуточек.

– Прими мои самые искренние извинения, милый Гарт. У меня тоже имеется парочка идеек, которые я хотел бы поскорее высказать. Но я всего лишь полицейский, так что извини, что я тебя перебил.

– Я всего лишь хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать. Продолжай!

– Майкл, – сказал Гарт, – вы ведь вовсе не богатый человек, разве не так?

– Нет, шеф, вы же знаете, что нет. Но не упрекайте меня за это.

– Полагаю, вы знали, что Глайнис Стакли никогда никому не дарила свою благосклонность, если взамен не могла что-нибудь получить.

– Что вы понимаете под благосклонностью, шеф?

– Разве между вами ничего не было?

– Ничего, клянусь, совсем ничего!

– Вы ни разу не переспали с ней? А для того чтобы иметь возможность переспать с ней, вы никогда не совершали по меньшей мере два пустяковых поступка, на которые она вас уговорила?

В похоронной тишине снова раздавался лишь плеск фонтана.

Трудно сказать, какую реакцию вызвали бы эти слова, донесись они до ушей двух пожилых дам, сидящих за столом метрах в десяти, или до ушей официанта в полосатом жилете, который, держа поднос с чаем, приближался к этим дамам. За столом же, где сидел Гарт, эти слова вызвали прямо-таки ошеломляющий эффект. Марион Боствик встала.

– Винс, – сказала она сдавленным голосом, – я ухожу. Независимо от того, идешь ты со мной или нет, я ухожу. Я не останусь здесь и не позволю себя оскорблять.

– Марион, – сказал Винс и быстро посмотрел вокруг, – разве тебя кто-нибудь оскорбляет?

– Винс, не будь глупцом! Раз уж Дэвид начал в таком духе, ты не можешь знать, где он остановится или что скажет дальше. Если ты не уйдешь вместе со мной, мое сокровище, ты, возможно, узнаешь еще больше, чем узнал, когда посреди ночи подслушивал где-то под дверью.

Винс тоже встал.

– Черт возьми, что ты хочешь этим сказать? – шепотом спросил он. – Кто подслушивал посреди ночи под дверью?

Бетти Калдер прижала ладони к глазам.

Необходимость приглушать голоса в этой атмосфере, напоминающей церковную, приводила не к ослаблению раздражения, а скорее к его усилению. Марион, стройная и величественная в своем белом платье, приподняв брови, подала знак Винсу. Потом, не говоря ни слова, повернулась и, шелестя пышными юбками, направилась к двери, ведущей в холл отеля.

– Извините меня, – сказал Винс и взял со стола цилиндр и трость, – я пойду за ней. Я всегда хожу за ней.

Мгновение он стоял в нерешительности, с выражением растерянности на лице. Потом тоже удалился, инстинктивно ступая на носочки, несмотря на то, что шел по мягкому ковру.

– Гарт, ты негодяй, какого свет не видел, – сказал Эббот; он вскочил из кресла, но тут же снова сел. – Ты это сделал нарочно, да? Чтобы выставить их отсюда? Уловка, да?

Однако ни Гарт, ни Майкл Филдинг не обратили внимания на его слова.

– Послушайте, шеф, – защищался Майкл, – если вы серьезно верите, что Глайнис Стакли убил я, вы, наверное, сошли с ума. В то время, когда в субботу днем она была убита, я беседовал с одним адвокатом.

– С адвокатом?

– Ну, черт возьми, в таком случае с одним моим приятелем, – и Майкл сделал воинственный жест, – с одним моим приятелем, который работает у адвоката. Он сказал мне…

– Майкл, меня не интересует, что вы делали в субботу днем. Я хочу знать, что вы делали в пятницу вечером.

– В пятницу вечером?

– Да. После телефонного разговора с миссис Боствик я поехал с Харли-стрит в Хэмпстед. Что вы делали после моего отъезда?

– Я запер входную дверь и отправился домой, туда, где я снимаю квартиру. Вот и все.

– Вы ведь потом кое с кем разговаривали.

– Нет, доктор. Я даже не разговаривал со своей домохозяйкой на Грейт-Ормонд-стрит. Я сразу пошел спать.

Майкл стоял очень прямо и, когда говорил, смотрел куда-то поверх головы Гарта. Теперь он в испуге повернулся, словно не хотел рисковать и встречаться взглядом с Медузой Горгоной.

– Я не знал, что она ваша сестра, леди Калдер! Клянусь! Мне даже в голову не приходило…

– Мистер Филдинг, не страдайте из-за этого, прошу вас. – Бетти явно сдерживала себя, чтобы не повышать голос. – Никто не может сказать, что я любила Глайнис. Утверждают даже, что это я убила ее.

– Да, Майкл, – добавил Гарт, – так утверждают. Подумайте над этим.

– Леди Калдер, пожалуйста, примите мои извинения. Вы не можете знать все, в противном случае вы бы простили меня. Когда в пятницу вечером вы неожиданно появились с Хэлом Ормистоном, я не хотел верить собственным глазам.

– Почему? – поинтересовался Гарт. – Потому что она похожа на свою сестру? Или потому что вы и Хэл часто соперничаете из-за одной и той же женщины?

– Доктор, я…

– Дэвид, пожалуйста, оставь его. Он ужасно молод.

– Он достаточно взрослый, чтобы отвечать за свои поступки. Думаешь, мне это доставляет удовольствие? – Гарт помолчал. – Бетти, будь так добра, ответь на вопросы, на которые ты вчера уже ответила. Твоя сестра приехала в Фэрфилд в субботу утром. Ты не сказала ей, что ждешь меня, и не сказала о том письме, которое пришло по почте немного позже. И тем не менее она знала, что я приеду сюда. Когда ты была против того, чтобы она шла искупаться, она сказала тебе: «Что с тобой, котик? Ты не хочешь, чтобы со мной встретился твой друг?». Верно?

– Да, верно!

– Каким образом Глайнис могла знать, что ты меня ждешь?

– Дэвид, на этот вопрос я не могу тебе ответить.

– Хорошо, но, возможно, на него может ответить Майкл. Пожалуйста, дай мне это письмо. А также конверт.

Бетти вытащила и то и другое из тяжелой плетеной сумки. Гарт положил письмо и конверт на стол.

– Как видите, это моя писчая бумага. На листке написано: «Любимая, я буду у тебя в субботу в шесть часов. Как всегда твой…» Это было напечатано на моей личной пишущей машинке. На конверте стоит штемпель «Лондон-Запад, 12.30, суббота». Вы уже видели когда-нибудь это письмо?

– Нет, шеф, не видел. Клянусь!

– Майкл, не лгите, – устало сказал Гарт. Потом ударил по столу так же энергично, как это сделал несколько минут назад Винс, так что одна из пожилых дам обернулась, а официант вздрогнул. – Вы единственный человек, имеющий доступ к моей личной пишущей машинке в моей квартире на Харли-стрит. Вы вообще имеете доступ ко всем моим вещам. Я не обижаюсь на вас за это.

– Вы не обижаетесь на меня?

– Нет, вы никому не нанесли этим вреда. Однако не лгите.

– Дэвид, – воскликнула Бетти, глядя на него, – но ведь ты сказал, что сам написал…

– Я вынужден был тебе это сказать. Прости меня, я солгал, но Майкл сейчас должен сказать правду. – Гарт пристально посмотрел на юношу. – Вы написали это письмо по требованию Глайнис Стакли, верно? Вы сделали еще что-нибудь?

– Нет, только это!

Гарт по-прежнему смотрел на него.

Люди иногда могут быть такими серьезными, что их жесты кажутся удивительно неестественными. Майкл наклонился, отодвинул в сторону цилиндр и обеими руками уперся в столешницу так, что теперь он глядел Гарту в лицо с расстояния не более двадцати сантиметров. Красные плюшевые кресла, пальмы вокруг журчащего фонтана – все создавало неоднородный фон.

– Ладно, это письмо написал я! – Майкл говорил негромко, но впечатление было такое, что он кричит: – Но даже если вы убьете меня, я все равно не смогу вам сказать, почему она хотела, чтобы я написал его…

– Не сможете? Вы ведь сообразительны! Неужели вы не догадались?

– …но я клянусь вам, доктор, что больше ничего не сделал. Ничего, только напечатал это письмо! Больше ничего!

– И вы клялись бы точно так же, если бы Глайнис Стакли была жива?

– Да, клялся бы!

– Вы поклянетесь в этом и перед леди Калдер? Бетти…

Он протянул руку влево, словно хотел дотронуться до руки Бетти и привлечь ее внимание, потом перевел взгляд в ее сторону – Бетти исчезла.

То, что в этом не было ничего таинственного, он понял после минутного суеверного страха. Хотя Бетти не боялась, что будет чувствовать себя оскорбленной, как это якобы чувствовала Марион, таким обсуждениям она попросту испытывала отвращение и уклонялась от них, как могла. Поскольку внимание Гарта было приковано к Майклу, а Эббот с интересом переводил взгляд с одного на другого, как зритель на теннисном матче, Бетти могла незаметно выскользнуть в холл.

И тут в этой гробовой тишине салона отеля «Палас» начало происходить множество вещей одновременно. По крайней мере, у Гарта создалось такое впечатление.

К столу приближались два официанта в полосатых жилетах, один со стороны столовой в дальнем конце, другой со стороны холла, а в нескольких шагах позади этого второго официанта шел инспектор Твигг.

Гарт встал с тихим проклятьем. Майкл отступил на шаг от стола.

– Сэр, – произнес первый официант, учтиво обращаясь к Эбботу, – могу ли я быть вам чем-нибудь полезен?

– Ну, если вы сумеете направить луч света в темноту…

– Сэр?

Второй официант, за которым по пятам следовал Твигг, между тем подошел к Майклу Филдингу и торопливо сказал ему что-то приглушенным голосом.

– Какая дама? – довольно грубо спросил Майкл. – Где?

Официант продолжал что-то быстро шептать, и на лице Майкла появилось выражение страстного желания.

– Я вернусь максимум через две минуты, – заверил он Гарта. – Возможно, мне удастся уладить кое-какие дела. Вы извините меня, да?

Возражать было бессмысленно. Уже не в первый раз Гарт вынужден был бессильно наблюдать, как он лишается всех шансов. Твигг с котелком в руке, идущий широким шагом, словно прикрывал отступление Майкла в холл.

– Ну, доктор, к чему все эти церемонии, к чему вся эта спешка? Я никогда не спешу. Пока что присаживайтесь, но когда понадобится, мы позаботимся о вас. Гм. Прекрасное местечко! Добрый день, мистер Эббот. Жаль, что сегодня у меня не было возможности поговорить с вами, если не считать тех нескольких слов, которыми мы обменялись по телефону.

– Однажды вы уже вообразили, инспектор, – напустился на него Эббот сквозь стиснутые зубы, – что можете мешать в неподходящую минуту.

– Ну что вы! Я охотно попрошу прощения, сэр, если вы скажете мне, в чем именно я помешал.

– Доктор Гарт…

– Этот господин задает вопросы, не так ли? Очевидно, он думает, что может немножечко помочь полиции? Возможно, он даже думает, что сумеет установить, как все это произошло, раньше, чем это сделаем мы!

– А если он действительно это установит?

– Ну, сэр, для таких людей, как доктор Гарт, это совершенно естественно. – Твигг нарочито громко рассмеялся. – Для него естественно, что он пытается это установить.

– Инспектор Твигг, – сказал Эббот и встал, – что бы произошло, если бы один раз, хотя бы один раз в этом вашем хорошо устроенном мире вы оказались неправы?

– О, бывает, я оказываюсь неправ, сэр! Это часто бывает. Однако в данном случае я прав! А сейчас, с вашего позволения, вернемся к нашим делам и вопросы буду задавать я. Возможно, всем это еще неизвестно, сэр, но мне официально поручено заниматься этим делом.

– А вам еще неизвестно, – сказал Эббот, едва сдерживаясь, чтобы не ударить кулаком по столу, – что приказы вы будете получать от меня, и я буду решать, какие приказы и когда вам дать.

– И какие же это будут приказы, сэр?

– Если вы по-прежнему намерены допросить леди Калдер или миссис Боствик…

– Леди Калдер? Миссис Боствик? Господи, сэр, – Твигг был таким добродушным, словно давал благословение, – кто вам такое наговорил? Я никогда не предполагал, что мы могли бы много узнать от миссис Боствик. Что же касается леди Калдер, то об этой молодой даме с прошлым – если вы простите мне эту характеристику – все, что мне нужно было знать, я уже узнал, причем этого вполне достаточно и эти сведения весьма занимательны. Нет, нет, сэр! Единственный, с кем я теперь хочу поговорить, это доктор Гарт. Если, конечно, доктор Гарт ничего не имеет против. Ну так как?

– Я ничего не имею против, – сказал Гарт. – Однако если бы я даже и возражал, это все равно не имело бы никакого значения. Но вначале: кто была та женщина?

– Женщина? Какая женщина?

– Это хотел знать и Майкл Филдинг. Две минуты назад сюда пришел официант и передал Майклу, что какая-то дама, очевидно, хочет его видеть, она где-то там, снаружи. Вы знакомы с Майклом, вы виделись с ним в тот вечер на Харли-стрит. А сейчас вы стояли так близко к официанту, что должны были слышать это сообщение.

– Ну и что из этого, доктор?

– Кто вызвал отсюда Майкла именно в эту минуту? И почему его вызвали?

– А вам это кажется важным, да?

– Возможно, что нет. Но вы по крайней мере могли бы спросить об этом официанта. Он выполняет не меньше пятидесяти таких поручений в течение одного дня. Если вы будете и дальше медлить, он уже не сможет вспомнить об этом.

– Ну, так я скажу вам кое-что, доктор. – Лицо Твигга снова стало красным. – Это вы вынуждаете меня медлить, это вы вставляете мне палки в колеса и пытаетесь запутать меня, причем делаете это уже достаточно долго. Честность есть честность, но теперь с меня довольно. – Его голос стал еще более грубым. – Попытайтесь сделать это еще раз, и вы окажетесь в очень неприятном положении! Да я вас…

– Прекратите! – резким тоном перебил его Эббот. – Гарт, не думаешь же ты, что юному Филдингу угрожает какая-то опасность?

– Нет, ей-богу, я так не думаю.

– Ага! – пробормотал Твигг.

Гарт, сосредоточенно пытающийся собрать воедино все факты, о которых он думал, выглядел так, словно находился за много миль отсюда. Он посмотрел на письмо, лежащее на столе.

– Вчера, – сказал он, – я действительно не был уверен, не дойдет ли дело еще до одного насилия. Ночью я расспрашивал кое о чем миссис Боствик, а в это время кто-то подкрался по коридору к двери моего номера и подслушал нас. Не стоит хвататься за блокнот, мистер Твигг. Во-первых, я не знаю, кто это был. А во-вторых, теперь я начинаю думать, что у меня была просто-напросто галлюцинация.

Цвет лица Твигга снова изменился.

– Угрожает какая-то опасность? – повторил он слова Эббота и взмахнул блокнотом. – Этому юноше? В воскресенье, в то время, когда подают чай? Перед самым большим отелем в Фэрфилде, когда снаружи громко играет оркестр?

– Я уже сказал вам, мистер Твигг, что размышлял над этим. Этот преступник совершил убийство, потому что был очень напуган. Так ведь обычно и происходит, вам не кажется?

– Пусть вас не волнует, как обычно это происходит. Если бы вы больше знали о преступниках, которые совершают убийства в реальной жизни, доктор Дэвид Гарт…

– Я знаю о них столько, – с побледневшим лицом ответил Гарт, – что уже несколько раз был в качестве свидетеля в Олд-Бейли. ^[9]Глайнис Стакли была убита, потому что убийца испугался. По-другому и быть не могло. Но еще раз это не произойдет. Еще раз это не должно произойти. Разве что если… – Гарт замолчал и после паузы продолжил: – Кстати, мистер Твигг, вы узнали в Олд-Бейли, что я написал несколько дурацких книжонок под псевдонимом Фантом?

– О Господи! Доктор, вы что, хотите, чтобы я попал в сумасшедший дом? Неужели мне и без этого мало забот? Мистер Эббот! Я апеллирую к вам.

– А я говорю вам обоим, – рявкнул Эббот, упрямо пытаясь сохранить спокойствие, – что из-за вас меня выселят как нежелательного гостя из этого отеля, если вы оба не понизите голос и не будете вести себя так, как принято в приличном обществе. Вам это ясно?

Как минимум в одном деле Твигг ошибался. Концерт духового оркестра уже закончился. В салон входили группами и по одному другие гости, желающие выпить чаю. Начались громкие разговоры, и, хотя гости собирались довольно медленно, сразу стало шумно. В противном случае та сцена, которую устроили Твигг и Гарт, обязательно привлекла бы к себе всеобщее внимание.

– Вам это ясно? – упрямо спросил Эббот.

Гарт взял себя в руки и сел.

– Ну, хорошо, – сказал Эббот. – Если у вас имеются какие-нибудь вопросы, инспектор, немедленно задавайте их. Если у вас нет вопросов, мы сейчас же заканчиваем это обсуждение.

– Благодарю вас, сэр, у меня имеются вопросы. Ничто не заканчивается так просто, как это представляет себе доктор.

– Или как это представляю себе я, да? – поблескивая моноклем, спросил Эббот, он снова был воплощением радушия. – Ну, ладно! Так какие же у вас имеются вопросы?

– Доктор, – начал Твигг, которому явно стоило значительных усилий подчиниться дисциплине, – вы спросили: «Какая женщина?». И вы, очевидно, полагаете, что я тоже должен был задать этот вопрос. Что ж, возможно. Однако есть одна женщина, причем это не леди Калдер и не миссис Боствик, с которой мне бы очень хотелось поговорить, и притом сегодня.

– Вы имеете в виду миссис Монтэг?

– О! – воскликнул Твигг. – Если это та немощная дама, которая едва не рассталась с жизнью в пятницу вечером, то давайте оставим ее в покое. Нет, нет, доктор! Я имел в виду некую миссис Хеншью, миссис Э. Хеншью, – и Твигг заглянул в свой блокнот, – которая в настоящее время пребывает у своей замужней дочери в Банче, на Акация-авеню, 72. Вам говорит что-нибудь это имя?