Текст книги "Сэр Майкл и сэр Джордж"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

17

Началось это страшное утро с того, что сэр Джордж явился на Рассел-сквер с опозданием на целый час, если не больше. Как добросовестный служака он требовал неукоснительной аккуратности не только от своих сотрудников, но и от себя, и торопливо вошел в кабинет, испытывая неловкость перед самим собой. Но опоздал он не по своей вине. В час дня Элисон улетала в Париж и в который раз настойчиво объясняла ему, как ей необходимо повидать Марджори Сидни, которая уехала в Париж на несколько ней по делам ЮНЕСКО. С той же настойчивостью она в четвертый раз показывала ему письмо от Марджори. Он отлично знал, что все подстроено и она просто едет на свидание с Недом Грином. Сам он ей не рассказывал, что тоже побывал в студии: пусть думает, что он поехал домой прямо из «Зеленого гонга». Ни разу он не спросил ее, почему она ни словом не обмолвилась о Неде Грине, который, как он знал, уже уехал во Францию. Ясно было одно: она чувствовала, что сэру Джорджу что-то известно, потому до последней минуты пыталась оправдать свою готовность немедленно ответить на призыв Марджори Сидни. Гнусно было порядочному человеку вдруг оказаться в такой ситуации. И вот он опоздал на целый час.

Но не успел он войти к себе, как Джоан Дрейтон с каким-то странным видом положил перед ним визитную карточку:

– Он тут, сэр Джордж.

– Кто это «он»?

– Этот человек. Этот Джонс. А я вдруг вспомнила, что Тим Кемп как-то говорил про некоего Джонса.

– Карточка его? – И сэр Джордж прочел: – «И. Б. К. Т. Н. Джонс. Статистический отдел Министерства финансов». О черт, не нравится мне это. Что он за человек?

– Боюсь, что он именно из тех, кто вам никак не может нравиться, сэр Джордж. Мне он симпатии не внушает. Пришел с час назад, спрашивал вас. Я ему сказала, что вы обычно приходите как часы, ровно в десять. Но он прождал минут двадцать и как будто мне не поверил. Сейчас он, кажется, у Нейла Джонсона.

– Но Нейл ненавидит Министерство финансов и, наверно, так ему и заявил. Нехорошо вышло, Джоан, очень нехорошо. Надо было мне не опаздывать, но жена улетает в Париж. Удивительная вещь: как только, хотя бы косвенно, в дело впутывается Париж, так начинается какая-то странная кутерьма.

– Позвонить, что вы пришли?

– Нет, нет, не надо торопиться. А то у него сразу возникнут подозрения.

– Может быть, он только собирает статистические данные? – с надеждой сказала она.

– Ни секунды не верю. Его прислали подготовить доклад о работе Дискуса. Ведь вы сами сказали, что у него такой вид.

– Да, он какой-то невозмутимый, насмешливый, высокомерный…

– Вот, вот, все они такие. – Сэр Джордж помолчал, потом добавил: – Нет, Джоан, нам лучше всего вести себя как ни в чем не бывало, работать, как работаем каждое утро, будто ничего не случилось. Захочет этот Джонс прервать нашу работу – хорошо, пожалуйста. Но сейчас будем работать. Давайте-ка сегодняшнюю почту.

Просматривая письма при Джоан, сидевшей наготове с блокнотом, сэр Джордж почувствовал облегчение. Он с удовольствием занимался такими разумными административными делами. Несомненно, по некоторым письмам возникнут досадные, а иногда и неразрешимые вопросы, потому что Дискус стоит где-то на самой грани государственной ответственности, а дальше лишь темный хаос – все отрасли искусства. Но когда он сидел вот так, просматривая утреннюю почту, и Джоан, с ее огромным опытом, на лету ловила брошенное вскользь слово или восклицание, ему казалось, что он работает в каком-то деловом учреждении, и это очень успокаивало. Более того, через двадцать минут он совсем забыл, что где-то внизу сидит этот тип, Джонс, и что Элисон вот-вот улетит в Париж, где Марджори Сидни немедленно превратится в Неда Грина, одержимого страстями и алкоголем. Еще с четверть часа он диктовал ответы на те немногочисленные письма, которые требовали личного вмешательства генерального секретаря Дискуса. Плавно лились знакомые фразы. Джоан уже заполнила блокнот. Но именно в ту минуту, когда ему особенно приятно было работать, вторглось нечто незнакомое, не поддающееся контролю: с шумом ввалились какие-то неизвестные люди, заполнив весь кабинет. Правда, их было всего шестеро – пожилая пара, двое юношей, две девицы. Но все они выглядели весьма внушительно, все пытались пожать ему руку, все говорили разом – оттого и казалось, что они заняли весь кабинет. И не успел сэр Джордж опомниться от внезапности этого нашествия, как пожилой человек, размахивая бутылкой виски, наполнил из нее стакан, стоявший на столе, и сунул его в руку сэру Джорджу. У того перехватило дыхание от изумления, и он с трудом попытался спросить, что им надо.

– Тихо все! – заорал пожилой человек. У него был оглушительный бас. – Пусть будет тихо, пока сэр Джордж скажет нам приветственную речь!

Сэр Джордж только озирался, а они стояли и ждали. У пожилой женщины был довольно измученный вид, но все четверо молодых, при ярко выраженном семейном сходстве, были очень хороши собой – черноволосые, с блестящими зеленовато-серыми глазами. У пожилого мужчины была необычно большая голова, и лицом он походил на одного из наиболее развращенных римских императоров.

– Ваше слово, сэр Джордж, – подбадривающим голосом сказал он. – Мы превратились в слух. Мы в вашем распоряжении, сэр.

– Послушайте! – сказал сэр Джордж. – Что это значит? Кто вы такие?

– Глоточек виски – специально для вас привез, выпейте и скажите, вы когда-нибудь пили что-нибудь лучше?

– О нет! – сказал сэр Джордж. – Кто это по утрам пьет виски? – Он поставил стакан. – Но вы мне объясните вот что: кто вы такие? Что вам здесь нужно? Я хочу сказать, кто бы вы ни были, непозволительно вот так вваливаться в мой кабинет. Это нетерпимо, понимаете, совершенно нетерпимо.

Но тут Джоан Дрейтон, в нарушение всех приличий, вдруг громко прыснула и рассмеялась. За ней расхохотались обе девушки, за ними – пожилая женщина: очевидно, и она не устояла против таинственной тяги всех женщин находить смешные стороны в самых серьезных ситуациях, что уже давно удивляло и раздражало сэра Джорджа.

– Сначала, вот именно, с самого начала, мне надо было представить вам, сэр Джордж, мою жену и всю мою семью – мою труппу. Я – Шон О'Мор, директор и ведущий актер западноирландского передвижного театра О'Мора. Это Мэри Салливен, в обычной жизни – миссис О'Мор. Это наши сыновья, Хью и Рори, и наши дочери – Шейла и Пэдди, все они – актеры нашего театра. И между нами говоря, сэр Джордж, могу вам дать честное слово, что с помощью двух-трех девушек и нескольких статистов мы можем сыграть любую пьесу, да, сэр, любое драматическое произведение. С огромным успехом мы уже много лет объезжаем весь запад Ирландии, сэр Джордж, играем везде – от однодневных спектаклей в маленьких зальцах, а если понадобится – и в сараях, до многонедельных гастролей в Галлоуее и Лимерике, при ежедневной смене программы! – Он торопливо глотнул виски с таким громким бульканьем, что сэр Джордж не успел перебить его. – Да, сэр Джордж, прошу отметить, сэр, вот именно, прошу отметить – мы ежедневно меняем программу!Сначала – классика, причем моя версия «Макбета» или «Гамлета» занимает примерно час двадцать пять минут, затем, по старинной, освященной временем традиции, идут музыкальные номера и в заключение, опять-таки по старинной традиции, один из уморительнейших фарсов – у нас их в репертуаре около двадцати. Кроме классики, мы играем превосходные старинные мелодрамы, сэр Джордж, – «Королевский развод», «Лик в окне», «Монах и леди».

– Мистер Хейвуд смотрел нас три вечера подряд, – крикнул Рори, когда отец остановился, припоминая названия мелодрам, – и говорил, что мы играем великолепно. Папа, при тебе та записка, что он написал в последний вечер?

– Он был очень пьян в тот вечер, бедняжка, – сказала миссис О'Мор. – И Шейле или Пэдди – который из вас, девочки? – пришлось дать ему пощечину.

– Это я его – да разве это пощечина?

– И я тоже, совсем легонько, – добавила вторая девица, – лишь бы дать ему понять, что мне не до его нежностей.

– Замолчите, вы обе! Вот она, его записка, написал в последний вечер, когда мы с ним выпили на прощание.

И мистер О'Мор развернул листок и сунул его прямо под нос сэру Джорджу. Сэр Джордж взял листок: почерк был, несомненно, Хейвуда, но подозрительно нечеток, да и сама бумага сильно запятнана не то вином, не то подливкой. Ни один добросовестный службист не счел бы эту бумажку за документ. Она гласила: «Труппа О'Мор – поразительна, острота и сила – прекр. женщины… мужественные мужчины – воскрешают традиц. простоту, противопостав. англ. театру – наст, находка, давно искал – немедля сообщить сэру Дж.».

– По этому… м… мм… документу можно заключить, что на мистера Хейвуда ваши спектакли произвели большое впечатление. Конечно, он в некотором роде энтузиаст и, будучи в отпуску, вероятно, выпивал сверх обычной меры. Но, как я вам уже говорил, мне он ничего не докладывал. И я решительно отказываюсь понять, на каком основании вы явились сюда ко мне, без всякого предупреждения, совершенно непозволительным образом.

Ему в ответ загремела вся труппа О'Мор, и мистеру О'Мору еле удалось перекричать остальных. Когда наступила тишина, он строго посмотрел на сэра Джорджа.

– Но ваш собственный сотрудник мистер Хейвуд сказал мне: «Шон О'Мор, такой случай бывает раз в жизни. Отмените все спектакли, – говорит, – поезжайте прямо в Лондон и явитесь к сэру Джорджу Дрейку, генеральному секретарю Дискуса».

– Какая нелепость!

Тут О'Мор разгневался.

– Да какого черта вы тут швыряете мне в лицо всякие ваши «нелепости», когда я вам точно повторяю – а память у меня исключительная, понимаете, исключительная – слова вашего собственного уважаемого мистера Хейвуда? Рори, Хью, правильно я повторил слова мистера Хейвуда или нет?

– Правильно, отец!

– Слово в слово, отец.

– Слышите? – сердито спросил О'Мор. Он ткнул в сэра Джорджа стаканом, как указкой, в результате чего пролил виски на письменный стол. – Перестаньте же, ради всех святых, повторять свои «нетерпимо» и «нелепо». Нам сказали, что другого такого случая не будет, мы пошли на расходы, большие расходы…

Но тут подняли голоса все остальные, надвинувшись для пущего воздействия на сэра Джорджа. Все шестеро так кричали на него, что сэр Джордж, сам не сознавая того, опрокинул в себя виски, оставшееся в стакане, задохнулся, закашлялся и ощупью стал искать воду. Не снижая голоса, О'Мор налил и себе, и сэру Джорджу.

– Прошу меня выслушать! – крикнул сэр Джордж, стукнув кулаком по столу. – Спасибо. Так вот что. Во-первых, Дискус не занимается организацией театральных гастролей – и Хейвуд обязан был сообщить вам об этом. Если вы желаете играть в Лондоне, вам надо найти антрепренера, который возьмет на себя ответственность.

– А нам говорили совсем другое! – сердито крикнул Хью.

– Да разве я не говорила и вам, и вашему отцу, что тот, бедняжка, все наболтал спьяну? – подала голос миссис О'Мор, и голос у нее, несмотря на ее загнанный вид, не уступал по силе никому из семейства.

– Он был не пьяней меня! – сказал О'Мор.

Сэр Джордж снова застучал кулаком по столу.

– Политика Дискуса… – начал он, перекрикивая всех. Но тут ему помешали две вещи. Во-первых, вся труппа О'Моров возмущенно заговорила разом. А во-вторых, в этот бедлам, где к тому же разило крепким виски и где раньше был тихий кабинет генерального секретаря Дискуса, вошел незнакомый человек, удивленно поднявший брови. Сэра Джорджа словно громом ударило: он понял, что это и есть И. Б. К. Т. Н. Джонс из Министерства финансов.

Все замолчали, глядя на него.

– О-о, продолжайте, пожалуйста! – сказал Джонс с какой-то смутной усмешкой.

– И этот туда же, – довольно громко пробормотала Шейла, – все они одного поля ягоды.

– Я Шон О'Мор, сэр, если вам интересно знать, известен в театральных кругах по всей Ирландии.

– Очевидно, вы – мистер Джонс из Министерства финансов, – начал сэр Джордж растерянно. – С этими господами произошло явное недоразумение.

Но куда ему было тягаться со странствующей труппой О'Мора, давно выработавшей привычку перекрывать шум в публике. И сэр Джордж сдался, беспомощно глядя на И. Б. К. Т. Н. Джонса, который и не пытался никого слушать, стоял спокойно и все с той же смутной усмешкой переводил взгляд с одного на другого, изредка пытливо вглядываясь в сэра Джорджа. Так прошло несколько минут, и сэра Джорджа уже прошиб пот при мысли, что же ему делать дальше.

Но тут с шумом влетела Джоан Дрейтон, и все обернулись к ней.

– Сэр Джордж! – крикнула она, задыхаясь и блестя глазами. – Все в порядке! Тим Кемп явился.

– Вы говорите – Тим Кемп? – спросил О'Мор, перекрикивая всех женщин. – Но если на свете нет второго Тима Кемпа, значит, это наш лучший друг.

И вправду, как только Кемп появился в дверях, все шестеро набросились на него, женщины – с поцелуями, мужчины – с рукопожатиями и дружескими шлепками.

– Кемп! – закричал сэр Джордж, выходя из-за стола. – Заберите их куда-нибудь. Куда угодно, только уведите их из этой комнаты!

Семейство О'Моров замолчало, в надежде глядя на Кемпа.

– Охотно, – ответил тот, – значит, Дискусу они не нужны?

– Конечно нет. Какой абсурд!

– Тогда я сделаю вот что. Сейчас мы пойдем в бар, надеюсь, им там понравится, выпьем, поедим чего-нибудь.

– Вы – культурный, порядочный человек, Тим, – сказал О'Мор.

– Но попозже, – продолжал Тим, по-прежнему глядя на сэра Джорджа, – я их отведу в Комси. Ну, как?

– Блестящая мысль, Кемп, – сказал сэр Джордж, – отлично придумано. Ну, ступайте!

Оставшись наедине в кабинете, где сразу восстановился порядок и наступила тишина, сэр Джордж и Джонс молча смотрели друг на друга, и наконец сэр Джордж не выдержал.

– Произошла нелепейшая ошибка, – услышал он свой торопливый голос. – Хейвуд, наш заведующий театральным отделом, проводит отпуск на Западе Ирландии и где-то там увидел этих людей на сцене, вероятно, пообедал слишком плотно и выпил лишнее – видно, обед оказался неудобоваримым, ну а дальше вы сами все можете себе представить, мистер Джонс.

Он ожидал, что Джонс его успокоит, подбодрит хотя бы двумя-тремя словами, однако, к его разочарованию, Джонс промолчал и только смотрел на него все с той же смутной, но обескураживающей улыбкой.

– Разумеется, обычно этого не бывает, – заторопился сэр Джордж, – хотя должен сознаться, этот Хейвуд – человек не вполне надежный. То он пытается послать на гастроли по шахтерским поселкам труппу с религиозными пьесами в стихах, то еще что-нибудь в этом роде. Я всерьез подумываю, не назначить ли в театральный отдел другого заведующего.

Пусть бы Джонс хотя бы сказал: «Вот как?» – и сэр Джордж сразу почувствовал бы себя гораздо спокойнее. Но тот по-прежнему сидел, смутно улыбаясь и не говоря ни слова. Ничего хуже Министерство финансов прислать не могло.

Сэр Джордж вытер потное лицо, потом промокнул лужицу виски на письменном столе, бросил носовой платок в корзинку и начал снова:

– Видите ли, мистер Джонс, наш Дискус…

18

Только через неделю после их последнего разговора Кемп снова зашел к сэру Майклу. Старый хитрюга подогнал свой приход к перерыву на утренний кофе. Сэр Майкл был рад видеть Кемпа, хоть и недолюбливал его по-прежнему. Рад он был не только потому, что надеялся узнать о Шерли, но и просто от скуки. Перед приходом Кемпа он бесцельно смотрел в окно, в солнечное майское утро, мечтая очутиться где-нибудь в другом месте. Теперь, когда прекратились его галантные дневные развлечения – Элисон Дрейк так и осталась последней из этих дам, – сэр Майкл слишком много времени проводил в Комси. Об этом он и сказал Кемпу, когда они сели за кофе.

– Вся ирония в том, – сказал ему сэр Майкл, – что теперь я просиживаю тут куда дольше, чем раньше, когда я был сам собой. И я отлично знаю – в воздухе чувствуется, что это для меня погибель. Ну, Кемп, на этот раз вы не можете утверждать, что я сам звонил вам. Говорите, что вам нужно?

Кемп улыбнулся.

– Хочу заключить с вами сделку. Если вы поможете мне, я помогу вам. Услуга за услугу.

– Мне бы узнать, что это за услуга такая. Входят ли сведения о Шерли в нашу сделку?

– Еще бы. Ценнейшие сведения, Стратеррик.

Сэр Майкл мрачно взглянул на улыбающегося собеседника.

– Может быть, эти сведения у меня уже есть. После бесконечных телефонных звонков – а тут еще этот шпик из министерства, этот Джонс шныряет кругом целыми днями – я узнал, что Шерли работает от одного из агентств по найму секретарей в Западном районе.

– Правильно. И что же?

– Ничего! – с горечью сказал сэр Майкл. – Был там дважды у заведующей – такая утонченная дама, что кажется, будто и говорит она не по-английски, и она соблаговолила сказать только, что Шерли у них зарегистрирована и сейчас направлена на какую-то специальную работу. Второй раз – не далее как вчера – я так перед ней пресмыкался, что с меня чуть кожа не слезла. И ничего. Если хотите со мной договориться, можете вы мне сказать, где Шерли и что она делает?

– Конечно. У меня в руках именно эта ценная информация.

– Что же вы за нее просите?

– На мне висят шесть ирландских актеров, то есть все семейство О'Мор. Мои друзья из Западной Ирландии.

– Знаю. Вчера Джеф Берд что-то плел про них, но я не слушал.

– Я сам не могу слушать Джефа. Забудем о нем. Но я знаю театрального агента по имени Блегг, Тотси Блегг.

– Наверняка жулик. Тотси!

– Конечно, жулик. Но я знаю, как с ним обращаться. Сейчас он взял в аренду театр «Коронет» на целый месяц. Он виделся с О'Морами, и ему пришла мысль выпустить их в «Коронете» просто как дикую любительскую труппу из Ирландии, а они, конечно, такие и есть.

– Никогда не видел диких любительских трупп из Ирландии. А что эти О'Моры собой представляют?

– С одной стороны – это ужас. Но с другой стороны – чудо. Играют какие-то свои мелодрамы и фарсы. Из Шекспира сделали черт знает что. Шон-отец переигрывает втрое, Мэри, его супруга, – вдвое. Оба сына красавцы, нахалы и полные идиоты. Обе дочки играть вообще не умеют, но потрясающе хороши собой. Вся семья, при нескольких статистах, покажет в «Коронете» ту же традиционную программу, которую постоянно показывает у себя в Западной Ирландии. Костюмы они привезли с собой. Декораций им не нужно. Тотси Блегг говорит, что тысячи фунтов хватит, чтобы обеспечить выступление О'Моров в «Коронете». Он дает двести пятьдесят. Я – еще двести пятьдесят. Комси может получить половину пая за пятьсот фунтов.

Сэр Майкл задумался.

– Говорят, смелость города берет. Разумеется, это может пройти лишь как чистейшая шутка. Но вы понимаете, Кемп, что в таком случае вы сами выставляете своих ирландских друзей на посмешище?

– А я не взялся бы за этот план, если бы думал, что их можно чем-то обидеть, – сказал Кемп. – Но если все выйдет, они будут играть перед битком набитым залом, а уж на это такие О'Моры никогда не обижаются. Если публика будет смеяться, они припишут это глупости англичан. Так как же, есть у Комси лишние пятьсот фунтов?

– У Комси нет. Но у меня могут найтись.

– А вы можете позволить себе выбросить пятьсот фунтов?

– Нет. Кстати, я скоро могу оказаться безработным. И все же я, пожалуй, рискну. Пять сотен – скучная сумма. А вот пять тысяч – нет. И если эта ерундистика не провалится в первый же вечер, сезон может продлиться хоть год не в «Коронете», так в другом театре. Скажите, Кемп, где мне можно повидаться с этими О'Морами и с этим вашим Тотси?

– Сегодня в половине седьмого в «Солсбери». Знаете, где это? Отлично. А теперь я вам доверюсь, хотя никогда не думал, что решусь на это.

– А вам, Кемп, должно быть известно, что я всегда считал вас одним из самых ненадежных людей, с какими мне приходилось работать. Но сейчас вы мне расскажете про Шерли, правда?

– Вчера получил от нее открытку. Она в Канне. Она и еще одна барышня работают у мультимиллионера-нефтяника, принца Агамазара. Он взял их с собой в Канн, там у него яхта, но в любое время они могут вернуться в Лондон. Он – человек импульсивный, а при недельном доходе чуть ли не в миллион фунтов можно потакать любым своим прихотям.

Сэр Майкл угрюмо посмотрел на Кемпа.

– Видно, она попала прямо в сказку из тысячи одной ночи. Лучше бы этого не случилось. Ладно, значит, в шесть тридцать в «Солсбери». Если мы все обанкротимся, придется нам взяться за этого принца, как его там кличут. Конечно, если он вернется сюда и если Шерли не плывет сейчас в Персидский залив. Скажу вам одно, Кемп, – добавил он, провожая Кемпа до дверей и понизив голос. – Кажется, я влюбился в эту девочку. Я последний дурак, но ничего не попишешь. И я не уверен, что это не ваших рук дело. Надо было бы вас спустить с лестницы, вот что!

Но это оказался один из тех дней, когда после долгого затишья вдруг начинаются новые, интересные события, словно, как верил народ майя, другое божество взвалило на свои плечи бремя быстротекущих времен. В начале четвертого, когда сэр Майкл зевал над программой, подготовленной Эдит Фробишер, – эта программа опустошила бы концертный зал только чуть медленнее, чем бубонная чума, – ему доложили, что его желает хоть на минутку видеть некая миссис Эссекс. Он подумал, что в его жизни может быть только одна миссис Эссекс, и оказался прав. Вошла мать Шерли, гораздо более нарядная и веселая, чем тогда, на Уинстон-авеню. Так он ей и сказал.

– Да, верю вам. Но я и вправду чудесно провела время у моря. – Она села и улыбнулась ему. – И я выкурю сигаретку, если вы курите. Жаль, для виски рановато! Знаете, кто закрутил все это? Вы, вы сами, сэр Майкл.

– Да, я уже наслышан. Правда, не через Шерли. С того вечера я ее ни разу не видел.

– Ясно, не видели. Я же вас предупреждала, какая она упрямица, предупреждала? Вот я вам расскажу, что было. Когда вы ушли, началась настоящая семейная сцена, сначала ссорились мы все трое, потом, когда Шерли ушла спать, мы с Джевоном. На свет божий вышло все, что скрывалось годами. И в конце концов из-за того, что он так на меня напал, я против воли сказала ему то, что клялась не говорить.

Тут она сделала паузу, инстинктивно поддавшись драматизму ситуации.

– Ведь я – кельт, миссис Эссекс, – мягко сказал сэр Майкл, – человек с интуицией. Думаю, что я догадался, о чем вы сказали ему, бедняге. Вы сказали, что Шерли не его ребенок. Правда?

Она рассмеялась, прогоняя смущение.

– Вы – чистый демон, ей-богу. Не знаю, что вас ждет при Шерлином тихом упрямстве и при вашем знании женщин, тут стычек не оберешься, если вы только будете жить вместе. – Она помолчала. – Случилось это, конечно, в войну. Я всего года два как вышла замуж, но уже понимала, что сделала ошибку. Как-то Джевон уехал на месяц с лишним, а мы с подружкой пошли прогуляться в Вест-Энд. И два молодых летчика из истребительной авиации познакомились с нами. Все было очень прилично, мило. Три дня и три ночи я провела с Саймоном – так его звали, – а потом он вернулся на фронт, и, конечно, его убили. Шерли иногда так на него похожа, что у меня сердце болит.

Она снова помолчала.

– Я не собиралась рассказывать это Джевону. Он так ею гордился, так любил ее, по-своему, конечно. Но в тот вечер все выплыло на свет божий. И тут, понятно, пришел конец. Он добился, чтобы фирма перевела его далеко на север. Не знаю, будем ли мы разводиться или нет, да, по правде говоря, мне и дела мало. Я его не прошу содержать меня. Да и к чему? Тут мне подворачивается случай купить маленькую шляпную мастерскую, шляпки я делаю неплохо, мне моя невестка обещала устроить, она в Брайтоне живет, так что на жизнь мне хватит. Да и жить буду, как хочу. Если бы не Шерли, я бы за вас взялась, сэр Майкл!

Она рассмеялась, потом сделала серьезное лицо.

– Только мне до нее далеко, хотя в ее годы я тоже была куда какая хорошенькая.

– Вы и в свои годы хорошенькая!

– Нет, сэр Майкл, дайте мне объяснить вам все про Шерли, вам это необходимо знать. Видите ли, умной, в вашем смысле, ее не назовешь, да и меня тоже, но она удивительно умеет подлаживаться, чего во мне нет. Она очень быстро соображает, как надо одеваться, как себя вести, что говорить.

– Не сомневаюсь. Но можете ли вы себе представить, что она сумеет приспособиться к жизни с избалованным сорокавосьмилетним холостяком?

– Нет, если он останется холостым. Но если они поженятся, тогда несомненно. Вы глубоко ошибаетесь, считая себя неподходящим мужем для Шерли. Вы именно то, что ей нужно и о чем она мечтала еще до знакомства с вами.

– Кстати, не исключено, что эта ваша решительная дочь в данную минуту пьет шампанское с неким принцем Агамазаром, своим хозяином.

– Ах, вы и об этом знаете?

– И почем мы знаем, может быть, она не устоит, если этот сказочно богатый господин начнет оказывать ей знаки внимания?

Она рассмеялась.

– Я бы не устояла. Не зря я читала столько женских журналов, видела столько фильмов. Но Шерли – нет. Я ее хорошо знаю. Раз она влюблена в сэра Майкла Стратеррика и собирается за него замуж, так ее не соблазнить, даже если ей предложат всю Индию. Она мне прислала открытку.

– Она всем пишет, кроме меня.

– Так вам и надо, зачем вы сбежали в тот вечер? Наверно, кусали локти с тех пор? А она нарочно уехала. Вам придется за ней погоняться – не очень, самую чуточку. А теперь мне пора, надо дать вам сесть за работу.

Но, откровенно говоря, сэру Майклу все меньше и меньше хотелось браться за работу, даже если бы он ни о чем не думал. Однако он просидел за своим столом до половины шестого и уже глотнул старого виски, впервые за день, когда явился И. Б. К. Т. Н. Джонс.

– Считайте, что время уже неслужебное, Джонс. Вам хересу или виски? Херес так себе, а вот виски превосходное.

– Тогда мне разбавьте, как себе, – сказал Джонс хладнокровно.

– И давайте не будем играть в гляделки, – сказал сэр Майкл, когда они уселись со стаканами в руках. – Зря только будем тратить время. Поговорим, как мужчины, как братья.

– Значит, время, как вы говорите, неслужебное? Что ж, попробуем. – Он осторожно отпил немного виски. – Вы правы. Виски превосходное. А вам оно по средствам?

– Как будто да. Главным образом оттого, что я не завожу машины и всякое такое.

Джонс еще отпил виски.

– Это прямо к делу не относится, но я вам, кажется, говорил, что интересуюсь театром. Я беседовал с вашим заведующим театральным отделом, с Бердом. Он огорчен, что Комси упустило интересную возможность и не поддержало эту американскую пьесу «Куклы». Разве Комси не обязано этим заниматься?

– Да, в известных границах.

– Почему же упускать такую возможность, когда вам сейчас надо заботиться о том, чтобы оправдать свое существование?

– Потому что я отказываюсь участвовать в бессмысленной игре, милый мой Джонс. Я видел эту пьесу, и, по-моему, это претенциозная, скучная чепуха.

– Берд думает иначе.

– В театральных делах Берд вообще думать не умеет. У него нет ни малейшего вкуса. Просто любит сидеть в театре и смотреть, как зажигается и тушится свет рампы.

– Зачем же было выбирать такого для театрального отдела?

– Работает он много, а у нас выбора нет. Любой человек с настоящим театральным чутьем и вкусом может заработать куда больше, чем мы в состоянии платить. Если бы я считал, что у Комси есть будущее, я бы попытался найти кого-нибудь на его место, вероятно, женщину. Настоящие театралы в нашей стране именно женщины. А много ли у нас женщин, которые могут сказать другим женщинам, что им надо смотреть?

– Тоже верно, Стратеррик. Но почему вы думаете, что у Комси нет будущего?

– Бросьте! Иначе зачем бы вам сюда являться! Вы и есть письмена на стене!

Джонс отрывисто рассмеялся, словно залаял морской лев.

– Вас ничем не проймешь, как видно. Не то что бедного Джорджа Дрейка, который до того путается и теряется, что мне неловко.

– Чепуха! Вам это только приятно. А мне надо бы тревожиться гораздо больше, чем Дрейку: ведь он как-никак на государственной службе. А я – нет, и если Комси распадется, я останусь на мели. Правда, половину наших средств составляют частные пожертвования, но если прекратится дотация Министерства финансов, то Комси окажется несостоятельным. Но почему-то, не могу объяснить почему, мне решительно все равно. Я должен был бы огорчаться по многим причинам, а вот не огорчаюсь – и все. Так что вы, милый мой Джонс, можете рассказать мне все, что с нами будет. Обещаю не стонать и в обморок не падать.

– Можете не верить, – сказал Джонс, – но мне в вас больше всего нравится то, что вам на все плевать. Легче дышится.

Он опять попробовал виски, кивнул и улыбнулся.

– Говоря откровенно, и Дискус, и Комси будут ликвидированы, – сказал он негромко. – Это решено уже несколько месяцев назад. Мне было приказано проверить организационные методы, штаты и так далее. Создается большой новый отдел искусств при Министерстве просвещения. Глава будет считаться заместителем министра. Оклад как будто около четырех с половиной тысяч фунтов. Разумеется, я это место не держу в кармане. Но меня просили кого-то рекомендовать. Как насчет вас?

Сэр Майкл допил виски, медленно выдохнул воздух, словно тяжело вздыхая.

– Вы очень любезны, Джонс. Мне бы схватиться за ваше предложение руками и ногами. У меня впереди ничего нет. Буду, наверно, читать лекции по истории искусства в университете, где-нибудь у черта на рогах, сто двадцать пять миль от железной дороги. Но даже если и так, даже если в области искусства можно сделать очень многое, чего я и не пробовал, все же мне эта работа ни к чему. Мне ни к чему пост на уровне заместителя министра. Мне ни к чему сидеть там, где люди готовы наложить в штаны при мысли о запросе в парламенте. Я не тот человек, какой вам нужен, Джонс. Но за то, что я спас вашу шею от веревки, сделайте мне одолжение. Постарайтесь, чтобы никто из наших служащих, да, кстати и из служащих Дискуса, не вылетел на улицу с женой, тремя детьми и заложенным домом. Они делали, что могли, хотя работа по большей части была идиотская.

– Не могли бы вы вкратце написать для меня все это? И мне помощь, и всем им будет польза. Дрейк ничего написать не может, потому что он никогда не понимал до конца, чем именно он занимается. Придется вам потрудиться, Стратеррик.

– Хорошо, значит, написать вкратце. – Сэр Майкл посмотрел на часы. – В половине седьмого у меня свидание в баре. Вам будет интересно узнать, что тут дела театральные. С неким Кемном, вы его вряд ли знаете, он, наверно, единственный бродяга на государственной службе, и еще с каким-то жуликом-антрепренером, и наконец, что хуже всего – с семейкой из шести человек, по фамилии О'Мор, это какие-то бродячие актеры из Западной Ирландии. Речь идет о том, чтобы выпустить этих диких ирландцев на публику в театре «Коронет». Ну, конечно, мы там и выпьем.

Все знакомые И. Б. К. Т. Н. Джонса, наверно, поклялись бы, что такого выражения лица у него быть не может, но оно явно стало мечтательно-грустным.