Текст книги "Сэр Майкл и сэр Джордж"

Автор книги: Джон Бойнтон Пристли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

15

– Сэр Майкл, – сказала мисс Тилни, – там, внизу, ждет мистер Кемп, он просит уделить ему несколько минут.

– Хорошо, пригласите его. И вот еще что, мисс Тилни. Мое особое виски на исходе. Вы сейчас не слишком заняты? Так вот, не откажите в любезности съездить к «Пэрвису и Брауну» – это в Найтсбридже, ведь вы, кажется, уже бывали там? – и купить мне пару бутылок.

– Я могла бы сделать это во время перерыва на завтрак…

– Разумеется, но я не хочу лишать вас завтрака, мисс Тилни, так что, пожалуйста, попросите сюда мистера Кемпа и сразу же поезжайте.

– Хорошо, сэр Майкл, – сказала она с печальной покорностью.

Уверенный теперь, что его разговор с Кемпом не будет подслушан, сэр Майкл снова опустился в кресло, вытянул ноги и закурил сигарету. Через минуту легкой походкой вошел Кемп. Старые недруги посмотрели друг на друга с откровенным любопытством.

– Как мило с вашей стороны, Кемп, приехать в такую даль из Дискуса.

– Сейчас я там не бываю, – сказал Кемп, устраиваясь поудобнее и попыхивая трубкой. – Мы с Дрейком повздорили, кстати сказать, из-за этой истории с леди Бодли-Кобем, и я позволил себе роскошь взять отпуск по болезни. Но вчера я позвонил туда, и мне сказали, что вы несколько раз спрашивали меня по телефону. И вот я здесь. – Он улыбнулся своей едва заметной, вкрадчивой, лукавой улыбкой.

– В таком случае я перейду прямо к делу. – Сэр Майкл пристально посмотрел на него. – Не знаете ли вы, где эта девушка? Я спрашиваю о Шерли Эссекс.

– Знаю, о ком вы спрашиваете. И знаю, где она. – Снова эта проклятая улыбочка.

– Ну?

– Тут не может быть никаких «ну», Стратеррик. Чего вы от нее хотите?

– Но послушайте, милейший! – Тон сэра Майкла мог бы поспорить в суровости с его взглядом. – Это касается только меня.

Несколько секунд Кемп молча дымил ему в лицо.

– Вы полегче, не то сейчас, чего доброго, скажете, чтоб я не лез в чужие дела. Я и не лезу. Эта девушка – мой друг. И я знаю, где она и чем сейчас занимается. Вы тоже знали бы это, считай она и вас другом.

– Все это далеко не так просто, – сказал сэр Майкл сердито. – И нечего притворяться, будто вы этого не понимаете, Кемп. Я не раз думал, что именно вам обязан всем этим… этим…

– Чем же?

– Ладно, незачем уточнять. Но ведь это вы помогли ей перейти сюда из Дискуса, верно?

– Конечно. Зная, как вы падки до хорошеньких девушек…

– Она не просто хорошенькая девушка, каких много, Кемп. Я думал, у вас есть воображение. Она изумительная красавица, с ума сойти можно.

Кемп бросил на него любопытный, испытующий взгляд.

– Совершенно верно. Тут мы с вами сходимся. А расходимся в том, что вы хотите с ней спать, а я нет. Мне просто приятно смотреть на ее удивительное лицо и слушать – или притворяться будто слушаю, – ее смешную детскую болтовню. Я не скажу вам, где она.

Некоторое время сэр Майкл колебался, потом резко переменил тон.

– Вы, наверно, специально ее сюда устроили, чтобы я мучился. Если так, чисто сработано. Признаюсь, я не могу ее забыть. И места себе на нахожу. Я звонил ей домой раз десять, не меньше, но никто не подходит к телефону. Что случилось? Можете вы мне объяснить?

Кемп кивнул.

– Конечно, могу. Ваше посещение подействовало вроде катализатора. Произошел здоровенный взрыв. Шерли отправили к подруге. Ее родители перессорились. Мне кажется, взрывчатка накапливалась уже давно. Сами того не подозревая, вы – а может быть, и Шерли – бросили туда горящую спичку. Так что зря вы им названивали – дом пуст. Ее мать живет у брата, дядюшки Шерли, в Хове. А отец перевелся на новую фабрику, которую его компания открывает где-то под Ньюкаслом.

– Надеюсь, навсегда.

– Вы, кажется, рады?

– Вы бы тоже обрадовались, если б его видели. Значит, насколько я понял, Шерли устроилась на работу?

– Пришлось. И на время она получила отличную работенку.

– Странно, – угрюмо буркнул сэр Майкл. – Она была прескверным секретарем, Кемп.

– Но ведь не для этого же…

– Ах, оставьте! – Сэр Майкл встал и отошел от стола, но тут же должен был вернуться: звонил телефон. – Нет, я не хочу с ним разговаривать, – сказал он резко. – И пожалуйста, не мешайте, я занят. – Он снова отошел от стола, повернулся и посмотрел на Кемпа. – Послушайте-ка. Я не очень-то вас люблю и знаю, что наши чувства взаимны. Вы считаете меня высокомерным, самонадеянным бабником, которому не место в этом кресле. Я тоже считаю, что вы никуда не годный работник, и не потому, что вам ума не хватает, вы человек неглупый, а почти все здесь и в Дискусе глупы, но вам на все плевать, вы разленились и много пьете. Ну?

– Откровенно сказано, – отозвался Кемп мягко. – Но что же дальше?

– Я не совращал этой девушки, зато она с успехом совратила меня. Разумеется, в уме, в воображении, где проходит подлинная моя жизнь. И если вы, так же как ее мать, спросите, каковы, в сущности, мои намерения, я не смогу ответить. У меня нет никаких намерений. Я знаю, что выглядит смешно, но это правда.

– Я верю вам, друг мой. Сказать откровенно, я в общем-то ожидал чего-то такого, ошеломляющего.

– Не сомневаюсь. Послушайте, Кемп, сжальтесь надо мной! Если девушка помолвлена, тогда, конечно, другое дело. Но единственный человек, с которым я на днях поделился, – одна женщина, мы с ней друзья, – можно сказать, прямо посоветовала мне не отступать, не бояться выставить себя дураком. Но как могу я жениться на девушке вдвое моложе меня, с которой у меня нет ничего общего, на девушке из совсем иного круга, на девушке, в которой под этой необычайной внешностью скрывается просто-напросто машинистка из предместья, – я вас спрашиваю, Кемп, как могу я это сделать?

– Не знаю, – сказал Кемп и встал.

– Вам следовало подумать об этом, – воскликнул сэр Майкл, – прежде чем ставить меня в такое положение. Дикая безответственность – как это на вас похоже! Так говорите же, где мне ее найти?

– Не скажу. И тут уж меня не обвинишь в безответственности, тут я, в порядке исключения, действую с полной ответственностью. Но я скажу ей, что видел вас. Передать что-нибудь?

– Через вас? Конечно нет. – И, не обращая больше внимания на посетителя, сэр Майкл направился к телефону. – Попросите, пожалуйста, мистера Марлоу подняться ко мне. – Положив трубку, он увидел, что Кемп исчез. И с ним исчезла какая-то теплота, какая-то волшебная перспектива, исходившая, разумеется, не от самого Кемпа, которого сэр Майкл и в самом деле терпеть не мог, но появившаяся и исчезнувшая вместе с ним, потому что он был связан с Шерли.

И сэр Майкл мрачно подумал, что совсем одурел от любви.

– Джим, – начал он, как только Марлоу вошел, – вы в таких делах разбираетесь лучше, чем я. Скажите, если девушка… или нет, вообще всякий служащий… переходит на другую работу, должны ли документы – страховой полис, форма П–45 и все прочее – быть переданы от старого новому работодателю?

– Вас интересует мисс Эссекс?..

– При чем тут она? – Сэр Майкл принял надменный вид.

Марлоу поднял брови.

– Видите ли, за последнее время она единственная ушла из Комси.

– Ну хорошо, меня интересует мисс Эссекс. Здесь только что был Кемп и сказал, что она нашла очень хорошую работу, но не сказал, где именно. А мне любопытно было бы узнать. Вы не могли бы выяснить по документам, где она работает?

– В данную минуту – нет. Мисс Бэри сказала мне, что несколько дней назад мисс Эссекс заходила к ней, взяла свой страховой полис и форму П–45, вот и все. Нет никакой возможности узнать, куда она поступила.

– Что за чертовщина! Мы воображаем, что, как герои Кафки, с ног до головы опутаны бюрократией и о нас известна вся подноготная, а когда нужны самые простые сведения, их не достать – девушка как сквозь землю провалилась.

– Но мисс Бэри понятия не имеет, чем теперь занимается мисс Эссекс, я ее уже спрашивал. Кстати, сэр, вот ваш билет до Бэрманли и обратно, в вагоне для курящих. Джеф Берд поедет отдельно, во втором классе. Номер вам заказан в Северо-западном отеле…

– Чтоб им всем провалиться в тартарары – и отелю, и Бэрманли, и репертуарному комитету, и всей современной драме! Ладно, ладно, я обещал поехать и поеду. Но вернемся к этой девушке, Джим. Ведь даже в наши дни девушке не так-то легко уйти с одной работы и сразу же устроиться на другую!

– Да, нелегко. Мисс Бэри говорит, что, по всей вероятности, она воспользовалась помощью какого-нибудь агентства, которое устраивает девушек на временную секретарскую работу. Мы сами иногда прибегаем к услугам таких агентов.

– Джим, я хочу знать, где она. Вы не могли бы поручить кому-нибудь обзвонить эти агентства и навести о ней справки?

Вид у Марлоу был неуверенный, голос тоже.

– Могу, конечно. Но их, вероятно, десятки.

Его прервал телефонный звонок.

Звонил Дадли Чепмен, он доложил сэру Майклу, что пришел человек по фамилии Джонс, из статистического отдела Министерства финансов и просит директора принять его.

– Мне кажется, у него важное дело, сэр, – добавил Чепмен тоном заговорщика, передающего нечто совершенно секретное.

– Ну, если вам так хочется, пусть войдет, – сказал сэр Майкл с раздражением. – Я должен принять какого-то Джонса из Министерства финансов, – объяснил он Марлоу.

Вид у Марлоу сразу стал испуганный.

– Я кое-что слышал об этом Джонсе. Не нравится мне это.

– Да ну, ему, наверно, нужны какие-нибудь статистические данные. Для вас не составит труда их подготовить?

– Надо полагать. Но в его присутствии мне неудобно поручать кому-нибудь из девушек обзванивать агентства…

– Вполне удобно, – резко оборвал его сэр Майкл. – Но отвечаю за это, конечно, я, а не вы. Так что не теряйте времени, Джим. Вы свободны.

Марлоу почти выбежал из кабинета, словно боялся, что Джонс его укусит. Сэр Майкл положил железнодорожный билет до Бэрманли в бумажник и мысленно снова проклял этот городишко. Мисс Тилни еще не вернулась, так что Джонсу пришлось представиться самому. При этом он вручил сэру Майклу карточку, на которой значилось: «И. Б. К. Т. Н. Джонс. Статистический отдел Министерства финансов».

И. Б. К. Т. Н. Джонс был высоковатый, седоватый, грустноватый человек со смутной лицемерной улыбочкой и манерами, рассчитанными на то, чтобы запугивать людишек вроде Джима Марлоу и Дадли Чепмена. Сэр Майкл сразу понял, что этот молчаливый тип – один из тех бюрократов, которые намеренно не заводят непринужденных разговоров о пустяках, рассчитанных на то, что собеседник, пытаясь поддержать разговор, проболтается, как последний идиот. У сэра Майкла тоже не было ни малейшей охоты болтать.

– Я хотел бы провести здесь несколько дней, – сказал Джонс, усевшись в предложенное ему кресло. – Надеюсь, вы не возражаете?

– Нисколько, – ответил сэр Майкл и замолчал, отвечая на взгляд Джонса не менее упорным взглядом.

– Вы будете здесь завтра? – осведомился Джонс, проиграв первый тур.

– Нет. Еду в Бэрманли.

– Позвольте спросить, зачем?

– Мой зав театральным отделом Берд, – ответил сэр Майкл, проигрывая второй тур, – считает, что я должен посмотреть новую американскую экспериментальную пьесу, а завтра премьера. Он полагает, что Комси следует содействовать ее постановке в Лондоне.

– А ваше мнение?

– Все будет зависеть от пьесы. Я не верю в содействие ради содействия. К тому же, если даже она и представляет какой-то интерес, я органически не выношу Бэрманли. – И сэр Майкл, теперь уже не взглянув на собеседника, замолчал, видимо считая игру конченной.

И. Б. К. Т. Н. пришлось начать новый тур.

– Не скрою, что некоторым из нас, сотрудников статистического отдела, даны широкие полномочия производить расследования. Я здесь не просто для сбора статистических данных.

Но не на того напал. Сэр Майкл спокойно посмотрел на него.

– Вот как? – Снова подача Джонса.

Джонс попытался пустить в ход свою смутную лицемерную улыбочку, подобную бледной заре, всходящей над тонущим судном.

– Кажется, в отличие от Дискуса, вы существуете не только на субсидии министерства.

– Лишь наполовину.

В этот самый миг мисс Тилни, то ли по обычной своей рассеянности, то ли взбешенная тем, что ее отослали, ввалилась с двумя бутылками виски.

– Ах, простите…

– Ничего, ничего. Это моя секретарша мисс Тилни, а это мистер Джонс из Министерства финансов. Пожалуйста, поставьте виски в шкафчик, мисс Тилни. – Он посмотрел на Джонса. – Это особое виски. Я предложил бы вам выпить, но сейчас слишком рано. Я пью его сам и плачу, между прочим, тоже сам. Но тут есть бутылка хереса, специально для посетителей, и вы имеете право на свою долю, это стоит, кажется, девять шиллингов шесть пенсов, половина девятнадцатишиллинговой бутылки. Кстати, финансовой частью у нас заведует Джеймс Марлоу, милейший человек, кристальной честности. И вообще у меня тут все на редкость честные, работящие сотрудники, они не щадя сил выполняют свой долг. Но, служа в Комитете содействия искусствам, Комси, они нередко недоумевают, в чем именно состоит этот долг. Куда лучше было бы им в Министерстве сельского хозяйства или здравоохранения.

Джонс отрывисто фыркнул, словно морской лев при виде человека, собирающегося бросить ему рыбу. Потом, совладав со смехом, он пристально посмотрел на сэра Майкла.

– Скажите, в общем и целом вы удовлетворены работой Комси?

– Нет.

– Вот как! Позвольте спросить, почему же?

– Не в той стране мы живем, мистер Джонс.

– Будьте любезны объяснить свою мысль подробнее, сэр Майкл.

– Большинство здесь в грош не ставит искусство, в том числе и люди, которые руководят страной. Может быть, они притворяются небезразличными, но на деле им все равно.

– А вам? Или этот вопрос неуместен?

– Я готов ответить. До известных пределов, объясняемых особенностями моего характера, мне далеко не все равно. В противном случае я не сидел бы за этим столом, хотя, конечно, мне надо как-то зарабатывать на жизнь.

Джонс встал, теперь его улыбка была уже не такой смутной и не совсем притворной.

– И завтра вы едете в Бэрманли, хотя терпеть не можете этот город. Поскольку ваш заведующий театральным отделом – Берд, кажется? – тоже уезжает завтра, я, пожалуй, начну с него. Не стану скрывать, театр меня интересует.

– Вот как? – Сэр Майкл подошел к двери. – Мисс Тилни, позвоните Берду и предупредите, что мистер Джонс сейчас спустится к нему. Ну вот, мистер Джонс. Прошу вас, без церемоний.

Джонс бросил на него странно-задумчивый взгляд.

– Благодарю вас, сэр Майкл. Никак не ожидал, что вы такой.

– Я и сам иногда на себя удивляюсь. Надеюсь, мы еще встретимся. А пока до свидания, мистер Джонс.

16

– Это потрясающе, – сказал Джеф Берд, когда они отыскали свои места и уселись.

– Надо полагать, – отозвался сэр Майкл. – Я слышал, как в фойе человек двадцать толковали друг другу, что это потрясающе.

– Но неужели вы еще не чувствуете, что тут есть нечто?..

– Нет, Джеф, не чувствую. Ровным счетом ничего не чувствую.

– Кстати, здесь кое-кто из лондонских критиков.

Он назвал каждого и принялся объяснять сэру Майклу, где кто сидит. Но если сэр Майкл и озирался по сторонам, то не потому, что искал среда публики театральных критиков, которые нисколько его не интересовали. Когда они усаживались, ему показалось, что где-то мелькнули великолепные темно-рыжие волосы Андреа Бэбингтон. Андреа, художница-декораторша, могла приехать на премьеру в надежде получить заказ на декорации для лондонской постановки. От этой Андреа он старался держаться подальше еще до появления Шерли Эссекс, это было красивое, чувственное создание, но она быстро надоедала и не способна была более двух минут говорить о чем-либо кроме театра; и все же, помня, как грустно ему придется заканчивать вечер в этом Бэрманли, в каком-то Северо-западном отеле, где ночью так трудно развлечься, он озирался, желая убедиться, что она здесь.

– Кажется, вон тот из «Дейли ньюс», – сказал Берд.

– В таком случае это тем более потрясающе, Джеф. – Сэр Майкл решил отложить поиски Андреа до антракта.

– Как вам нравится театр? Здесь им так гордятся.

– Вы хотите сказать, им гордится сотня людей, а остальные шестьсот тысяч либо терпеть его не могут, либо безразличны. В кои-то веки присоединяюсь к большинству, – продолжал сэр Майкл с тем удовольствием, с каким мы всегда смакуем свои предубеждения. – Я человек старомодный и очень прямой… когда дело касается театра. Я люблю яркие огни, красный бархат, купидонов по бельэтажу, и все такое. А эти гигантские аудитории, как на хирургических факультетах, нагоняют на меня скуку или тоску еще до начала спектакля. Они до того практичны, что их можно принять за цеха новых заводов. Этим отчасти можно объяснить, почему рабочего ничем сюда не заманишь. Но вы лучше моего в этом разбираетесь, Джеф. Помните, как перед самым началом спектакля огни рампы волшебно освещали складки занавеса и музыка начинала затихать? А теперь нет ни занавеса, ни музыки, а часто нет и спектакля. Ну да ладно, посмотрим.

– Колоссальный успех вне Бродвея, – пробормотал Берд, когда огни начали гаснуть.

Через двадцать минут после начала «Кукол» сэра Майкла одолела такая скука, что он начал думать о постороннем, совсем не интересуясь тем, что происходило в Нью-Йорке между молодым человеком, который орал во все горло, и девушкой, которая говорила шепотом и, по-видимому, была в него влюблена. Других героев в пьесе не было, если не считать кукол. Приходилось угадывать, что хотят сказать куклы – а это было либо слишком легко, либо решительно невозможно, – по ответным репликам молодого человека и девушки.

Вот опять, подумал он без особой радости, авангардисты попались в ловушку, сделали целую пьесу, хотя материала тут на десятиминутный скетч в ревю для снобов. Он начал думать о том, где теперь Шерли и что она делает. Вот досада – как ни твердил он себе, что вспоминает не ее, а лишь ее прекрасное лицо, но вспоминал лишь ее, а лица вспомнить не мог. Зато когда он переключался на Андреа, которая непременно должна быть здесь и спасти его от тоскливого вечера в Бэрманли, он без труда вспоминал ее во всех подробностях, одетую или раздетую. Тем временем куклы появлялись и исчезали, молодой человек орал, девушка шептала, а небоскребы подмигивали над скелетообразными декорациями. Но вот наконец антракт, слава тебе Господи!

– Не хотите ли выпить, сэр Майкл?

– Очень даже.

– Так вот, директор угощает в своем кабинете.

– Идите туда, Джеф, я сейчас подойду, только поищу одну знакомую. Если найду, мы придем вместе.

В фойе, конечно, было полно народу, и прошло несколько минут, прежде чем он убедился, что Андреа там нет. Проклиная неудачу, он пошел в кабинет директора, куда набились все те, кого, как ему казалось, в Америке называют любителями дармовщины. Но кроме того там оказалась и Андреа – разговаривая с Джефом Бердом, она пила джин и была совершенно неотразима в ярко-зеленом шелковом платье. Берд приберег для сэра Майкла виски.

– Майкл, дорогой! – воскликнула она. – Мне хочется думать, что это меня вы искали.

– Ну конечно же, дорогая. Мне показалось, что я вас видел, вот я и вертелся внизу, надеялся вас найти. Клянусь Богом.

– Чудесно! Скажите, ведь правда, это потрясающе?

– Ну конечно. – Он огляделся, нет ли еще виски, но тут его стали знакомить с директором, потом с режиссером, потом с унылой четой американцев, которые оказались авторами. После этого они выпили еще по нескольку рюмок виски, а там прозвенел звонок, все поспешили занять свои места, и он не успел больше поговорить с Андреа. Но они вместе вышли из кабинета.

– Андреа, лапонька, ты остановилась в Северо-западном отеле?

– Да, моя радость. Третий этаж, номер триста шестнадцать. Но меня пригласили к ужину. Они были бы, конечно, счастливы видеть и тебя, Майкл.

– Нет, это могут превратно истолковать. Я тихо-мирно поужинаю в гостинице, если только там найдется что-нибудь съедобное, и буду ждать тебя, дорогая. Только приходи не очень поздно.

– Хорошо, милый. – Она сжала его руку. – Это деловой ужин, а вовсе не развлечение. Нужно разузнать, не собирается ли кто поставить это в Лондоне. Я для того и приехала, хотя теперь у меня есть куда более приятная цель. Не позже двенадцати. Не забудь же, номер триста шестнадцать. Ну, мне сюда.

Джеф Берд уселся на свое место, раскрасневшись от пива и волнения.

– По-моему, эти две последние сцены и обеспечили пьесе успех в Нью-Йорке.

– Ну конечно, Джеф. А вы распорядились в гостинице насчет ужина?

– Для вас. Подадут в номер. А я, если вы не против, пойду на прием.

– Конечно. Только ничего не обещайте от имени Комси.

– Разумеется, сэр Майкл. Но мне вы потом скажете свое мнение, не правда ли?

Сэр Майкл обещал; тем временем состав кукол расширился, почти все они разбогатели, и пьеса, под крик и шепот, перешла во второй акт. Надеясь, что молодой человек хоть раз что-нибудь шепнет, а девушка крикнет, сэр Майкл прилежно старался следить за развитием действия. Влюбленные отпраздновали свадьбу с полным составом кукол, из которых одни стояли, другие – сидели, а две даже лежали в уголке, то ли скончавшись, то ли вознамерившись заняться любовью. После того как каждая произнесла скучнейший монолог, начались грандиозные финальные сцены, которые так взволновали Гринвич-вилледж. Он, муж, разыграл сцену с ней, своей женой, но теперь она, конечно, тоже стала куклой. А потом она разыграла сцену с ним, и он тоже превратился в куклу. Сэр Майкл не мог больше выносить это, но почувствовал, что не прочь поглядеть коротенькую сценку под занавес, немую из милосердия к зрителям, в которой оба героя – куклы. Овация была хоть и не всеобщей, но достаточно щедрой, и молодых супругов раз шесть вызывали, но без многочисленной вспомогательной труппы. Радуясь долгожданному концу, сэр Майкл с трудом подавил в себе желание крикнуть: «Браво, куколки!», чтобы и они могли раскланяться.

Берд, который вскочил с места и изо всех сил бил в ладоши, начал что-то сбивчиво объяснять насчет лондонских критиков – этот горячо аплодирует, тот спешит к выходу с улыбкой, а вон тот погружен в задумчивость.

– Пожалуй, надо мне повертеться среди них, разузнать их мнения. Вы еще зайдете к директору, сэр Майкл?

– Вероятно, нет, Джеф. Но вы идите. Встретимся в фойе, а потом я поеду в гостиницу. – И Джеф исчез, весь нетерпение, усердие, пыл, самый что ни на есть подходящий руководитель театрального отдела в Комси, только вот помешан на театре, хотя ничего в этом не смыслит.

Сэр Майкл подождал несколько минут в фойе, и вот с лестницы прямо из директорского кабинета кубарем скатился Берд, он был до того взволнован, что утратил дар речи. Но в конце концов, сбиваясь и путаясь, он сообщил, что тот в восторге, этот без ума, кое-кто сомневается, или считает режиссерское решение неудачным, или же ему понравился герой, но не понравилась героиня, и прочее и прочее, а сэр Майкл тем временем наслаждался сигаретой, которой был лишен целый час с четвертью.

– А ваше мнение, сэр Майкл? – спросил наконец Берд, сгорая от нетерпения.

– Джеф, дайте слово, что никому не скажете за ужином. Слышите – дайте честное слово. – Он говорил медленно и тихо. – Ну так вот, по-моему, это дикая скучища.

– Значит, Комси не будет содействовать постановке в Лондоне?

– Если только меня не выволокут в наручниках из моего кабинета, в Комси даже название ее не будет упомянуто. Мне очень жаль вас огорчать, Джеф.

Он съел прямо с подноса безвкусный холодный ужин, поданный в номер, выпил виски, принесенное на том же подносе, потом добавил еще, из собственных запасов, выкурил несколько сигарет и без всякого интереса принялся читать воспоминания известного парижского торговца картинами. Начиная с половины двенадцатого, он стал нетерпеливо поглядывать на часы. Он уже страстно желал Андреа, эту чувственную и пылкую женщину. Время ползло, как черепаха. В две минуты первого, еле сдерживая нетерпение, он поднялся со второго на третий этаж и, убедившись, что его никто не видит, тихонько постучал и налег на дверную ручку номера триста шестнадцать. Ну конечно, Андреа еще не было, и он обругал себя дураком – вообразил, что она придет вовремя. Десять против одного, что она все еще на этом ужине и, конечно, здорово подвыпила. Вернувшись к себе, он разделся, сунул ноги в комнатные туфли, накинул халат поверх пижамы, потом побаловал себя еще рюмкой виски и двумя сигаретами. Он не мог больше читать парижского торговца, и теперь в душе его боролись радость и уныние. Только в половине первого он наконец распахнул дверь номера триста шестнадцать, которая была оставлена приоткрытой на полдюйма.

– Милый, я тебя просто заждалась, – сказала Андреа, когда он запер за собой дверь. На ней была легкая накидка, а под накидкой – ничего, только сверкающая белизной кожа; она и не думала скрывать свою наготу. Ну, ясное дело, выпила.

– Нет, это я тебя заждался, дорогая. Я уже раз приходил. Ну, как ужин?

– Закуска ужасная, но выпивки вволю. А толку никакого. Я все время рвалась уйти. Но поцелуй же меня, ты, старый, негодный мошенник!

Он исполнил ее желание, после чего руки их начали привычный путь, и в первые минуты казалось, что в этот раз им будет хорошо, как никогда. Но тут он как на грех высвободился из ее объятий, чтобы снять халат и шлепанцы.

– Там болтали всякие глупости, – сказала она, садясь на край кровати, – будто пьеса тебе не понравилась, Майкл.

– Это правда, – отозвался он, не подумав, и сел рядом с ней, готовый возобновить сладостную игру. – Не понравилась.

– Майкл, милый, не шути, этим не шутят. Ты же прекрасно знаешь, как мне хочется сделать декорации и кукол для настоящей постановки, не то что эта стряпня репертуарного объединения.

– По правде сказать, не знал. – Он говорил несколько отрывисто: в эту минуту ему меньше всего хотелось разговаривать о театре.

Она нахмурилась, отняла у него руку и быстро прикрылась накидкой, спрятав все, что представляло для него непосредственный интерес.

– Зачем же ты приехал?

– Побыть с тобой, Андреа, милая.

– Ах, не морочь мне голову, ведь для этого почти в любой вечер тебе достаточно снять трубку. Я говорю о пьесе.

– Джеф Берд чуть не силой меня заставил. – Он говорил резко, между прочим, и оттого, что сильно замерз. – Не полагается на собственное мнение. И правильно, у Джефа его просто нет. Вот и пришлось мне ехать смотреть эту пьесу. Что ж, я посмотрел. По-моему, это невыносимо нудно.

– Какая чепуха! Это оригинально. Это подлинный эксперимент. Это потрясающе. Это…

– Одна умная мыслишка, а обсасывают ее битых два часа, – сказал он, сунул ноги в шлепанцы и надел халат. – И если бы ты поменьше думала о заказе на новые декорации, то поняла бы, до чего это скучно.

– Может быть, ты живешь святым духом, а мне надо на жизнь зарабатывать, – огрызнулась она. Теперь она сидела на кровати, сверля его взглядом. – Почему ты считаешь себя умнее всех? Уилкинс из «Гэзетт» без ума от пьесы. Критик из «Дейли ньюс» сказал, что это самая захватывающая вещь сезона. Думаешь, твое мнение весит больше, чем их?

– Для меня – да. И кроме того, это два идиота…

– Да замолчи ты Бога ради! – воскликнула она. – Ты просто вонючий, самоуверенный дурак, вот ты кто! Ненавижу тебя.

– Ах, какая жалость! В таком случае спокойной ночи, Андреа, дорогая!

На другое утро он ехал в Лондон поездом 9.45 в одном купе с пятью дельцами из Бэрманли. Все они были с кожаными чемоданами, все то и дело вынимали какие-то контракты, закладные и золотые авторучки или карандаши, а потом все разом захрапели. Сэр Майкл вяло думал о них, со смесью презрения и зависти. Потом стал думать о Джиме Марлоу и об агентствах по найму секретарей, об И. Б. К. Т. Н. Джонсе, этом соглядатае из Министерства финансов, о Шерли. Поезд нес его в майское утро, через несколько английских графств, в которых царило запустение.