Текст книги "Золото мертвеца"

Автор книги: Джон Данн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– Посмотри, какая милашка, – сказал Хили, протягивая ему фотографию. А вот и любовные письма. Если девчонка Лаймана такая же аппетитная, как и ее мамаша, то ее поисками стоит заняться.

Лефти взял фотографию, а письма Стоун перехватил и снова перевязал ленточкой. Когда Лефти вернул фотографию, Стоун пристально вгляделся в нее, стараясь запомнить черты девушки, но Хили фотографию не отдал, когда тот протянул руку.

– Мы похороним все это вместе с Лайманом, – сказал Стоун. Хили вспыхнул. С тех пор, как он услышал про сокровища, выдержка стала ему изменять. По словам Лефти, он "заводился с пол-оборота".

– Ты берешь на себя слишком много, Стоун! – огрызнулся Хили. Имущество Лаймана принадлежит всем нам. В этих письмах может содержаться намек на местонахождение залежи. Да и фотография может пригодиться.

– Ты же сказал, что это любовные письма, – спокойно ответил Стоун. Если ты до сих пор не прочел их, тем лучше. Лайман сказал нам все, что хотел сказать. Эти вещи – его личная собственность и именно так мы и должны к ним относиться. Особенно теперь, когда он сделал нас своими наследниками. Девушка может не быть похожа на свою мать. Я думаю, в ее внешности наверняка должно быть что-то от Лаймана. В любом случае, фотография должна находиться там, где Лайман хотел бы ее видеть, судя по тому, где он хранил ее все эти годы, – рядом с сердцем. Туда же отправятся и письма. Что скажешь, Лефти?

После того, как Лефти громко восторгался Песнью Соломона, Стоуну почему-то показалось, что на кокни можно положиться, и он не ошибся.

– Двое против одного, Хили, – сказал Стоун с улыбкой после того, как Лефти высказался. Хили оскалился:

– Если вы собираетесь уменьшить наши шансы из-за какой-то глупой сентиментальности... -проворчал он.

– Со стороны Лаймана тоже было крайне сентиментально дать нам этот шанс, – ответил Стоун. – В любом случае, его вещи останутся с ним.

После погребения к Хили вновь вернулись его хорошие манеры. О Лоу им не удалось узнать почти ничего, кроме того, что он приехал из Риолайта один и искал место пробирщика на прииске. Из его слов следовало, что он прибыл из Тонопа.

– Итак, – завел разговор Хили, когда все трое, пообедав, расположились в хижине, – у нас теперь общие интересы. Может, объединим и нашу информацию? Настало время продавать "Четверку" и собираться в дорогу.

– Неплохая идея, – сказал Лефти, прежде чем Стоун успел раскрыть рот. – Уот Лайман начал с тебя, Хили. Ты первый и расскажи. Хили обнажил зубы в усмешке.

– Не лучше ли начать с главного? – предложил он миролюбиво. – По крайней мере, будем знать, что же мы ищем. Так в чем же главный секрет Мадре д'Оро, а, Стоун?

– Это была твоя идея, Хили. Вот и подай пример! – ухмыльнулся Стоун в ответ. Лефти засмеялся. Хили на секунду утратил равновесие, потом взял себя в руки и подозрительно посмотрел на обоих.

– Мы были бы круглыми дураками, – сказал Лефти, – если бы отдали тебе весь куш только потому, что ты знаешь, с чего начать.

– Не забывайте, что это действительно известно только мне, – настаивал Хили, – и я свое преимущество хорошо знаю. Если я без вас и недалеко продвинусь, то вы без меня даже начать не сможете. Мы втроем должны заключить соглашение о том, что будем сообща использовать всю информацию и поделим поровну все, что нам удастся раздобыть. Не будем устраивать "крысиные гонки". В Лос-Анджелесе мы найдем адвоката и заверим документ.

– Мне это подходит, – сказал Стоун. – А тебе, Лефти?

– Мне тоже, – кивнул Лефти.

– Но почему Лос-Анджелес? – спросил Стоун. – Хорошего стряпчего можно найти и поближе.

– Потому, что мы должны добраться до побережья Тихого океана и оттуда начать свой путь, – объяснил Хили. – Старина Лайман со своими компаньонами проделали весь этот путь пешком или на мулах. Если мы последуем их примеру, это займет у нас слишком много времени и обойдется в конечном счете гораздо дороже, чем проезд по железной дороге. Мы доедем по ней почти до конечного пункта, а где это – вас пока не касается.

– А откуда мы возьмем деньги на проезд? – спросил Лефти.

– А снаряжение? Из слов Лаймана я понял, что эта поездка меньше всего будет походить на увеселительную прогулку. Нам потребуются запасы еды, ружья и мулы. Последний чек Стоуна ушел на похороны. И к тому же мы задолжали могильщикам.

– Надо постараться продать "Четверку" подороже, – сказал Стоун. – Все знают, что шансы найти под порфировым слоем золото велики. Часть работы мы уже проделали. Да и лицензия на участок кое-чего стоит.

– Но не тогда, когда ты собрался его продавать, – вмешался Хили. Возникнут вопросы, зачем избавляться от участка, если ты в него веришь. У нас нет подходящего повода. Мы должны держать рот на замке насчет Мадре д'Оро. По прибытии в Лос-Анджелес я смог бы раздобыть немного денег.

– Я сейчас же отправляюсь искать покупателя на лицензию, – предложил Стоун. – По крайней мере за такие деньги, чтобы хватило на дорогу до Лос-Анджелеса и питание.

– Я пойду с тобой, – вызвался Лефти.

Хили вопросительно посмотрел на них, пожал плечами и принялся раскладывать пасьянс. Стоун и Лефти невольно обратили внимание, с какой легкостью длинные гибкие пальцы тасовали колоду карт.

– Не хотел бы я играть в карты с этим шулером, – сказал Лефти, когда они спускались к центру поселка. – Лайман знал цену каждому из нас, Стоун. Поэтому он доверил Хили самую малость, а тебе -главный секрет. Лайман понимал, что ты самый порядочный из нас. Атакой тип, как Хили, способен вырыть из могилы собственного отца, польстившись на золотые коронки. Меня тоже называли мошенником, но я никогда не уклонялся от драки и не доносил на товарища. Я говорю тебе это, как мужчина мужчине.

Он остановился на тропинке, заглянул Стоуну прямо в глаза и протянул ему руку. Стоун пожал ее.

Они продали лицензию еще до наступления вечера, получив за нее немногим больше того, что потребовалось бы на дорогу до Лос-Анджелеса, и заказала на станции билеты. Если Хилли не сумеет раздобыть денег, то они окажутся в Лос-Анджелесе без гроша в кармане. Стоун решил послать телеграмму и попросить авансом очередной из своих ежемесячных переводов. Он никогда не делал этого прежде, но надежда на Хили была слабой и, кроме того, Стоун не хотел быть чем-либо ему обязанным. От Хили всего можно было ожидать, но пока он не доставит их до места, где Лефти сумеет разыскать копи, остальные вынуждены следовать его указаниям. Все они зависели друг от друга, и каждый должен был ревниво оберегать свою часть тайны.

Стоун начал постигать систему в казавшемся безумном плане Лаймана. Он понял, что имел в виду умудренный опытом старатель, говоря о том, как золото действует на человека. Стоун отдавал себе отчет, что с тех пор, как он увидел образцы из чемодана, в нем подспудно начали происходить изменения, и далеко не в лучшую сторону. Он видел, что сделало золото с Лефти и Хили. Сам он мучился подозрениями, строил догадки о размерах месторождения, беспокоился, хватит ли золота на четверых, включая дочь Лаймана, если удастся ее разыскать.

Лайман говорил о миллионах, и Стоун ловил себя на мысли, что в своих мечтах он оперирует именно такими суммами. Чем больше он думал об этом, тем более доступными и реальными казались ему деньги, которые раньше казались сказочным богатством. Ему казалось, что он мог бы потратить эти деньги гораздо лучше, чем Лефти, и даже лучше, чем Хили. Ему рисовались радужные перспективы.

Видимо, Лайман предвидел и это, и многое другое. Если бы каждый из них владел тайной, между ними неминуемо вспыхнула бы ссора. Люди, спокойно делящие между собой сотни, за миллионы часто способны убить друг друга. Тем более, в таком диком месте, в каком находились сокровища; из троих оттуда мог вернуться только один. Могло случиться все, что угодно – могла кончиться еда или вода, кто-то мог оказаться слабее других. И поскольку искушение следовало за ними по пятам, в какой-то момент пуля могла бы стать последним аргументом, сделав одного из них наследником двоих других, которым не повезло. Такое случалось. Золото – испытанная приманка дьявола.

Но Лайман все предусмотрел. Они вынуждены были заботиться друг о друге, боясь потерять все. По мере приближения к цели ценность информации, которой владели Лефти и Хили, уменьшалась, а сведения, сообщенные Стоуну, поднимались в цене. Лайман доверял Стоуну больше всех. Только на Стоуна надеялся умирающий, поручая им разыскать свою дочь и разделить с ней сокровище.

Их путь лежал через Неваду в направлении на Солт-Лейк, Сан-Педро и Лос-Анджелес, следовательно, в Город Ангелов. Стоун объявил о своем решении отправиться на север, в Тонопа, и попытаться по горячим следам разузнать что-либо о Лоу. Он отправился один, оставив Лефти и Хили ночевать в Риолайте, решив нагнать их в поезде на следующий день.

Лоу хорошо помнили в Тонопа, и не с лучшей стороны. Его не без оснований подозревали в подтасовках анализов руды в интересах людей, занимавшихся рискованными делами. Известие о его смерти не вызвало сожаления. Он ушел из пробирной палаты двумя годами раньше, жил все время один в одной и той же гостинице, и не было никаких признаков того, что у него имеется семья. Несмотря на неутешительные результаты поездки, Стоун остался ею доволен.

В Риолайте Стоун нашел Лефти на платформе незадолго до отправления поезда.

– Хили на станции, – сказал кокни. – Ему ужасно хотелось избавиться от меня, и я почти уверен, что он ожидает телеграмму. Думаю, что сам он уже отправил несколько. Я видел бланки у него в комнате. Готов поспорить на бутылку, что телеграфировал он в Лос-Анджелес.

– Для тебя это будет слишком легкая победа в споре, Лефти, – ответил Стоун. Они увидали Хили, который торопливо шел по платформе, на ходу комкая и пряма в карман лист желтой бумаги.

– Но я не смогу заплатить, если проиграю. В Калифорнии сухой закон.

– Меня это не беспокоит, – Лефти подмигнул. – Пока есть спрос, будет и предложение. Всегда найдутся люди, у которых можно разжиться бутылкой.

– Послушай! – сказал он шепотом. – Я мог бы незаметно достать эту телеграмму, а потом положить обратно. Может, попытаться?

– Скорее всего, это насчет тех денег, которые он собирался добыть в Лос-Анджелесе, – сказал Стоун. – Пока он не сделал ничего плохого, мы тоже будем вести честную игру, Лефти.

– Каждая монета, вложенная им в общее дело, таит в себе какой-то подвох, – пробормотал Лефти, глядя на приближающегося Хили. Стоун улыбнулся тому, как Лефти перефразировал старую поговорку: "Бойся данайцев, дары приносящих".

Стоун хорошо помнил, что Хили намеревался закрепить свое участие в деле юридическим документом, который связал бы их взаимными обязательствами. Необходимо было бы зафиксировать в документе и то, что часть денег, предназначенная для дочери Уота Лаймана, останется в неприкосновенности до тех пор, пока не будут исчерпаны все средства для ее поисков. У Стоуна был на примете один человек, – его старый друг и член коллегии адвокатов в Лос-Анджелесе, – который мог бы составить такой документ. Эти мысли занимали Стоуна всю дорогу до Лос-Анджелеса.

Глава четвертая. Мехикали

Стоун обедал в Джонатан-клубе со своим другом, адвокатом по имени Редферн.

– Ты, Джим, конечно, сам знаешь, как поступать, – сказал стряпчий. Но ты имеешь дело с парой отъявленных негодяев. Из них двоих я бы предпочел британца. Этот Хили – скользкий, хладнокровный и опасный тип, настоящая змея. Если дело, ради которого вы пускаетесь в путь, стоящее, хотя в это и трудно поверить, то берегись. Ты, как я понимаю, курица, несущая золотые яйца, но лишь до той поры, пока ты не скажешь: "Сезам, отворись!" волшебной пещере из арабских сказок. Если продолжать сравнение, то помнишь ли ты, как поступали разбойники с непрошенными гостями?

– Разрезали их на куски, не так ли? – улыбнулся Стоун.

– Но ты забыл, как танцовщица перехитрила разбойников. Да, я рискую, но большую часть жизни я был никчемным бездельником, который исколесил полмира и впустую истратил уйму денег. Я привык тратить деньги, Редферн. Я приучил себя к этому. Если исключить из жизни путешествия, книги, музыку, хорошую еду, модную одежду, красивых женщин, возможность общаться с друзьями и по мере сил помогать им, – тогда не стоит и жить. Я – сибарит. Еще совсем недавно я долбил порфир в горах Невады, в надежде найти под ним золото. Я почти смирился с такой жизнью, но этот случай словно пробудил меня. Я понял, до чего мне осточертел Скайфилд. В моей работе не было ничего романтического. Не больше, чем в работе мусорщика в Нью-Йорке. У меня не было ничего, кроме слабой надежды докопаться до золота под пластом порфира, да и та временами покидала меня. Если я играю, я должен знать, что стоит на кону. Я почуял запах золота, Редферн. Я видел его и слышал о нем, об огромной стене из белого кварца, усыпанной золотом. Я видел кусочки этой стены. Я покажу тебе их... Здесь все, Редферн: и богатство, и тайна, и пустыня, где тебя подстерегает смерть от рук кровожадных индейцев, а может быть, и от собственных компаньонов.

– Один из которых, – сказал Редферн, – похоже, готов удавить тебя долларов за десять, а другой, Хили, охотно бы заплатил ему за это.

– Ничего не поделаешь, – ответил Стоун. – Мне нужны деньги на то, о чем я только что тебе говорил. Да и сам риск нашего предприятия влечет меня. Это мой шанс. Шанс снова начать уважать себя, возродиться к новой жизни. Я был порядочным негодяем и хочу порвать с прошлым. Если дело не выгорит, значит, так тому и быть. В свои тридцать лет я уже конченый человек, и физически, и морально. Я хочу совершить невозможное – начать жизнь заново. Другого случая не представится.

– Ну-ну... Возрождение Джима Стоуна... – проговорил Редферн. – Ты не выглядишь таким уж безнадежным. Что до меня, то я сколотил небольшое состояние и стал очень тяжел на подъем.

– Ты семейный человек, – сказал Стоун. – Этакий откормленный стойловый бычок. Может, отправишься с нами в пустыню? Пан или пропал...

– Это невозможно. Хотя, должен тебе признаться, эта золотая стена будет часто сниться мне по ночам. А если серьезно, Стоун, то ты рискуешь погибнуть. Знаешь ли ты, сколько людей возвращается из пустыни? Меньше половины, если только они не "Пустынные Крысы". У тебя, может, и есть кое-какой опыт, Джим, но Ларкин совсем не знает Запада, а Хили вряд ли когда-либо рисковал своей шкурой. Разве что в казино. Даже на приисках он был всего лишь поваром. Он изнежен. В пустыне вы будете беспомощны, как дети. Она полна ловушек. Человек, собирающийся переплыть океан, не зная навигации, рискует меньше, чем неженки, отправляющиеся в пустыню. Это очень опасная затея. Что вы знаете об апачах? Хорошо бы вам взять с собой опытного человека. Но и это может не помочь. Этот Уот Лайман сам не отправился за сокровищем, хорошо понимая, что его ждет. А вы думаете раздобыть золото только потому, что вам этого хочется.

– Я думаю, Лайман преувеличивал опасность. Я имею в виду ситуацию на сегодняшний день. Его компаньоны, Дейв и Лем, ушли и не вернулись. Но сейчас другое дело. Местность уже гораздо больше заселена. В те времена Лайман мог и не встретить колонистов на всем протяжении пути. Он жил прошлым. После измены жены в нем что-то сломалось, хотя он был по-прежнему крепок физически. Ему было трудно представить, что что-либо могло измениться. Но ты подал мне хорошую идею. Взять с собой какую-нибудь "Пустынную Крысу", как ты их называешь. Я думаю, найти кого-либо будет нетрудно. А как насчет бумаг?

– Они готовы, хотя с ними пришлось повозиться. Собери остальных, и мы подпишем договор сегодня вечером. Кстати, не нужны ли тебе деньги? Я мог бы одолжить тебе, если не сумеешь достать их другим путем.

Стоун покачал головой и рассмеялся.

– Как бы не шли мои дела, я не хочу брать в долг у друзей. У меня есть немного на первое время. Он получил перевод в ответ на свою просьбу и, хотя часть денег ушла на оплату услуг адвоката, у него еще оставалось достаточно для собственных нужд. Однако, поскольку Хили держал в секрете конечный пункт их путешествия, то было трудно сказать наверняка, надолго ли хватит этих денег.

Хили старался выжать побольше из тех преимуществ, которые давало ему знание маршрута. Он раздавал указания с таким таинственным видом, что Лефти просто выходил из себя.

– Что он, черт побери, из себя строит? – кипятился британец. – Он дождется, что я набью его наглую морду.

Стоун видел, что назревает ссора, и уговаривал Лефти быть сдержаннее. Пока они не найдут сокровище и не поделят его, в интересах дела им нужно держаться вместе. Хили ревниво оберегал свой секрет, даже когда пришла пора садиться в поезд. Они взяли с собой только личные вещи, рассчитывая купить все необходимое в конце пути. Вместо того, чтобы взять билеты до какой-нибудь станции в Аризоне или в Нью-Мексико, как ожидал Стоун, Хили, усмехнувшись, сказал:

– Первая остановка – Калехико.

Калехико находился на южном изгибе Южно-Тихоокеанской железной дороги, между Главным железнодорожным узлом и Юмой. В этом месте дорога частично заходила на территорию Мексики, поворачивая в Юме назад в Соединенные Штаты. Городок был разделен границей на калифорнийскую и мексиканскую части, которые назывались, соответственно, Калехико и Мехикали. Сойти с поезда в Калехико должно было означать путешествие в Мексику. Это не укладывалось в голове у Стоуна. В Мексике не было апачей. Стоун подождал, пока они заняли свои места в вагоне, а потом сказал:

– Если Мадре д'Оро находится по ту сторону границы, то сейчас не самое удачное время для нашего предприятия.

– Я сказал, что Калехико первая остановка, а не последняя, – ответил Хили. – Да, мы пересечем границу, но вглубь забираться не будем. Мы едем в Мехикали, Стоун. В Лос-Анджелесе мне не удалось разжиться деньгами, как я рассчитывал. У меня только двадцать долларов. А сколько у нас всего денег?

Вопрос Хили мог означать только одно: в интересах дела им надо завести общую кассу. Лефти это, казалось, не волновало. Стоуну не хотелось связываться с Хили в денежных делах, но он решил не настаивать на своем.

– С твоими двадцатью, Хили, – подвел он итог, – у нас всего сто девяносто три доллара. Тебе лучше знать, хватит л и этого.

– Хватит, чтобы добраться до места, – сказал Хили, – но не хватит на мула и снаряжение.

– Почему ты не сказал об этом в Лос-Анджелесе, когда еще можно было что-то предпринять? – спросил Стоун. Лефти молча прочищал свою трубку, неприязненно глядя на Хили.

– Потому, что в Мехикали у нас будет отличная возможность поправить свои дела, – ответил Хили. -Послушайте! Мехикали отделен от Калехико границей, и законы Соединенных Штатов здесь не действуют. В Калехико сухой закон и скука, как на собрании методистской церкви, а в Мехикали жизнь бьет ключом. Это единственный в своем роде город. Здесь заправляет мой друг, Джо Кастро. Он сделал все, чтобы привлечь сюда людей, и ему это удалось. Напитки здесь первоклассные, в танцевальный зал он нанимает только смазливых и молоденьких, а игорный бизнес процветает. Не знаю, как долго это продлится, но сейчас городишко бурлит. На худой конец, я мог бы одолжить денег у Джо Кастро, но не хочу этого делать. Джо расценил бы это как заем и потребовал бы не менее пятидесяти процентов. Зато я знаю толк в картах. Я не занимаюсь этим постоянно, но когда ставка так велика, как сейчас, я готов рискнуть. Дайте мне полторы сотни, и через два часа я превращу их в пять.

– А мы будем вроде обиженных детей, которых не взяли в цирк? – спросил Лефти, заговорив впервые с тех пор, как они сели в поезд. – Это не по мне. Надо поделить деньги на троих, получится по шестьдесят монет на брата, а остальные тринадцать пропить, хоть это и "чертова дюжина". У меня в горле пересохло. А сыграть я могу и сам. Выиграю или нет, – это мое дело.

Стоун был с ним солидарен. Хили сознательно ввел их в заблуждение, обещая занять денег. Стоун не расспрашивал его о подробностях, когда после подписания соглашения Хили заявил, что "встретил друга". Он вынудил их поехать в Мехикали, но здесь, по мнению Стоуна, пришла пора раскрыть карты. Ему совсем не хотелось, чтобы Хили водил его за собой, как быка за кольцо в носу. Он был уверен, что и Лефти думает так же. Стоун и сам играл в карты и знал, как много неприятных сюрпризов готовит зеленое сукно. Сама их экспедиция тоже была вроде азартной игры, и один Бог знает, чем она может закончиться. Они испытывали свою фортуну. Любой искатель приключений в душе игрок, каждый верит в свою звезду. Атеист может не верить в Бога, но если он играет в карты, то всегда напичкан приметами и предрассудками.

Они прибыли в Калехико в полночь. Город был погружен в сон. Но всюду с легкостью можно было найти людей, готовых за умеренную мзду переправить желающих через границу; туда, где разница между днем и ночью была стерта, и толпы людей осаждали заведение Джо Кастро под названием "Каса Гранде".

Они затратили десять из тех несчастливых тринадцати долларов, чтобы добраться до "Каса Гранде". Гордое название принадлежало скоплению построек из необожженного кирпича, красневшими на фоне фиолетовой южной ночи. Окна залов призывно светились, и сама атмосфера вокруг, казалось, была наэлектризована людскими страстями и эмоциями: радостью, отчаянием, сомнениями, Все это вместе заставляло учащенно биться сердце, пробуждало первобытные инстинкты.

Выпив по второму разу в баре, – выбор там действительно был хорош, они вернулись к прерванному разговору. Если они сейчас проиграют, то останутся ни с чем, разве что уступят часть своих прав Хосе Кастро, одолжив у него денег на экспедицию. Через какие-то два часа выяснится, улыбнется ли им фортуна или они потеряют все.

Они вышли из салуна и направились в игровой зал. Кирпичные домики были построены так, что образовывали внутренний дворик – патио – на мексиканский манер. В центре патио стоял деревянный настил для танцев, а вокруг стояли маленькие столики.

Хили отправился на поиски Кастро, а Стоун решил осмотреться.

Площадка была хорошо освещена и, несмотря на присутствие подвыпивших игроков, создавалось ощущение нереальности происходящего.

Посетители были главным образом американцами. Здесь были фермеры из долины, перекачивающие свои доходы от продажи винограда, хлопка и дынь в бездонные сундуки Кастро, парни с нефтяных промыслов в округе Керн, несколько ковбоев, туристы из Лос-Анджелеса. Все это были люди, повидавшие жизнь. Было там и несколько мексиканцев. Смуглые, живописно одетые, курящие сигары, они отстраненно наблюдали за происходящим, ожидая своей очереди вступить в игру.

Среди столов порхали девушки, подбивая клиентов на выпивку, процент от стоимости которой они клали себе в карман. Девушки сидели за столиками или танцевали с неуклюжими клиентами под звуки гитар и скрипок, однако, отваживая тех из них, кто настаивал на более близком знакомстве. Все они, и блондинки, и брюнетки, были разодеты под Кармен, и Стоун отметил, что и музыка в заведении была хороша, и девушки были довольно милы.

– Честно ли здесь играют? – Лефти дотронулся до руки Стоуна. Сам Лефти тоже засмотрелся на девушек. Его курносое лицо со вздернутыми бровями сильнее обычного смахивало на морду мопса. Стоун повернулся навстречу Хили и Кастро, жизнерадостному толстяку, приветливо кивавшему им.

– Добрый вечер, сеньоры, – поздоровался он со Стоуном и Лефти. Друзья сеньора Хили – мои друзья. Поговорим немного, если вы не против. Пропустим по стаканчику за успех вашего дела.

Он усадил их за стол, и одна из девушек, повинуясь его знаку, принесла три больших бокала с ароматной жидкостью.

– Вы должны извинить меня, – сказал Кастро, – вечер только начался и мне еще придется много выпить. Я закурю сигару, а вам рекомендую этот пунш из мескаля, сеньоры. Но после одной переключайтесь на виски. Как у нас говорят, выпить три таких пунша все равно, что пойти домой и убить тещу. Что тоже неплохо, – он засмеялся грубой шутке, толстый живот его затрясся.

Стоун обратил внимание на девушку, принесшую им выпивку. Ее руки с ухоженными ногтями, выше локтей приятно округлялись. Кожа казалась гладкой и нежной, как лепесток цветка. У нее было овальное лицо и изящная шея. Копна темных волос была заколота испанским гребнем. Ее маленький рот с пухлыми губками был единственным ярким пятном у нее на лице. Оно казалось бы застывшей маской, если бы не темные глаза, обводящие всех собравшихся в патио презрительным взглядом. Движения девушки казались автоматическими до той минуты, когда один крепко набравшийся тип, пытаясь удержаться на ногах, схватил ее за локоть. Она резко отшатнулась, глаза ее вспыхнули.

– Ты, пьяная скотина! Как ты смеешь? Как ты смеешь? – кричала она.

Пьяный остановился, тупо моргая. Правая свободная рука оскорбленной девушки потянулась за оружием. Ступая мягко, несмотря на свой вес, Хосе Кастро подошел к ней и, взяв за локоть, сжал его, мешая ей исполнить свое намерение.

– Довольно, – прошептал он пьяному, – проваливай отсюда.

Стоун подхватил так ничего и не понявшего клиента и повел его к выходу. Подоспевшие друзья, вскользь поблагодарив Стоуна, вывели незадачливого посетителя за дверь. Он так и не осознал, что минуту назад заглянул в лицо смерти.

Стоун, вернувшись к столу, услыхал, как Кастро отчитывает девушку. В его ласковом голосе проскальзывал металл. Она выслушивала нагоняй с мрачным видом.

– Ты доставляешь мне массу хлопот, Лола, – выговаривал ей Кастро. – Ты не должна быть недотрогой. Вчера на тебя жаловались, что ты слишком холодна, что прикарманиваешь комиссионные, хорошего отношения ты не ценишь. Так не пойдет. Ты должна зарабатывать деньги и для себя, и для меня.

Только что ты вспыхнула, как солома, хотя этот парень не имел в виду ничего плохого. Я слышал, как ты ссорилась с Падильей. Падилья слишком хороший руководитель оркестра, чтобы я мог потерять его. А теперь отдай мне нож. Ты слышала, малышка?

Она не вздрогнула, только что-то сверкнуло у нее в глазах, словно отблеск огня в черном опале. Когда Кастро отпустил ее руку, девушка достала спрятанный на груди стилет с костяной рукояткой, положила его на стол и ушла, не проронив ни слова.

Кастро скрипуче засмеялся, и Стоун почувствовал жгучее желание дать ему пощечину. Он понимал, что даром это не пройдет – не столько для него, сколько для девушки – и, чтобы скрыть свои чувства, залпом осушил бокал.

– Она еще необъезженная кобылка, – обратился к ним Кастро, – но это не дает ей право портить мне бизнес.

Мескаль был обжигающим, хотя присущая этому напитку острота несколько притупилась в готовом пунше. Стоун почувствовал, как по телу разливается предательское тепло, увидел как порозовели щеки Лефти и заблестели сонные глаза Хили.

– Еще стаканчик! – крикнул Лефти.

Кастро засмеялся и поднялся с места, попыхивая сигарой.

– Я вас оставлю, друзья моего друга, – сказал он. – Желаю удачи!

Он последовал за Лолой, направившись в сторону площадки для танцев. Хили подошел к столу, за которым играли в "фараон", а Лефти, оглядевшись, направился туда, где шла игра в кости. Стоун увидел, как он присоединился к тройке игроков. Сам Стоун подошел к рулетке, где полсотни игроков испытывали свое счастье.

Стоун разделил свои шестьдесят долларов на пятидолларовые ставки, решив в случае выигрыша удваивать их. Четыре раза он безуспешно ставил на красное, а когда решил поставить на черное, красные номера выпали семь раз подряд. Судьба, как видно, решила посмеяться над ним. Он сделал последнюю ставку, небрежно бросив жетон на стол так, что он упал между четырьмя номерами. Стоун потянул руку, чтобы поправить его, но в этот момент шарик остановился на "зеро". Меньше четверти часа потребовалось незадачливому игроку, чтобы остаться без гроша. Стоун пожал плечами и отошел.

Никто не обратил внимания на его проигрыш. Неподалеку Лефти ставил на кон серебряные доллары, левой рукой делая ставки, а правой вытряхивая кости из стаканчика.

– Семь! – торжествующе выкрикнул Лефти, посмотрев на кости. Он убрал в карман выигранные монеты и продолжил игру.

– Теперь должно выпасть пять... Черт возьми! – он огорчился, увидев, что выпало два и один, и передал стаканчик соседу. Стоун незаметно отошел от стола, боясь спугнуть удачу Лефти. Хили играл в "фараон". Он сидел неподвижно, поверх карт наблюдая за своими партнерами. "Как ястреб, высматривающий добычу", – подумал о нем Стоун. По лицу Хили ничего нельзя было прочесть.

В игральном зале было слишком жарко, и Стоун вышел в патио. Танец только что закончился, и девушки уже высматривали себе новых партнеров. Несколько девушек работали официантками. Мексиканцы в красно-белых кушаках и таких же галстуках разносили напитки, бесшумно скользя между столиками.

Музыканты собрались у столика, чтобы отдохнуть и перекусить.

Стоун, прогуливаясь, поискал глазами Лолу, но не нашел. Высокий гибкий мужчина отделился от столика, за которым сидели музыканты, и с надменным видом направился к проходу между домами.

Его товарищи крикнули ему вдогонку что-то по-испански, но он лишь отмахнулся и, горделиво подбоченясь, скрылся в аллее. г

Какое-то время спустя Стоун увидел в дальнем конце аллеи два силуэта, стоящих поодаль друг от друга. Вдруг тот, что был повыше, быстрым движением схватил другого за руку и потащил за собой. Послышался слабый вскрик. Стоун колебался. У него не было ни малейшего желания встревать не в свое дело, но крик походил на зов о помощи. В нем слышались гнев и страх одновременно. Крик раздался снова, и Стоун, не раздумывая больше ни секунды, бросился на помощь. Он смутно припомнил рассказ Кастро о том, что Падилья, руководитель оркестра, увлечен Лолой, но она отвергает его домогательства. Стоуна это не касалось. Девушка на него смотрела с таким же презрением, что и на остальных, однако ему показалось, что ее показное равнодушие не более, чем маска, а сама девушка не принадлежит к этому обществу. Такие мысли лишь подогрели его рыцарские чувства, когда он бросился на выручку девушке, будучи уверенным в том, что это Лола.

Не успев добежать до них, Стоун увидел, что музыкант притянул к себе девушку и поцеловал ее в губы. В тот же миг он отпрянул, изрыгая проклятия. Она укусила его. Он отбросил ее к кирпичной стене и принялся избивать. Девушка отчаянно кричала от боли и страха.

Стоун перехватил занесенную руку, Падилья обернулся.

– Что такое? – воскликнул он. – Любовник-гринго?

Он размахнулся, но Стоун успел уклониться от удара. Позади послышался топот. Девушка скрылась. Мексиканец нанес удар, но тут же кулак Стоуна обрушился на него, и Падилья рухнул, как подкошенный.