Текст книги "Псион"

Автор книги: Джоан Виндж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Глава 15

Я включил свет.

– Как ты сюда попал? – Фигура Зибелинга отделилась от кресла, где он сидел, словно окаменев в темноте своей комнаты. Выражение его лица стоило того, чтобы преодолеть путь к его жилищу.

– Секрет старого воришки, – ухмыльнулся я. – Теперь вы спросите, какого дьявола мне здесь надо. Я здесь потому, что осталось только двое в этом городишке, на кого вы можете положиться, и вы больно ранили обоих. Я пришел сюда, чтобы ты кое-что для себя уяснил, слышишь, ты…

– Убирайся!

– Н-да. – Я покачал головой и двинулся к нему, чувствуя обиду и злость, которые при виде Зибелинга всколыхнулись опять. – Я не уйду, пока ты не выслушаешь то, что я должен тебе сказать. – Я схватил его за толстый свитер и прижал к стене. Он сопротивлялся, но у него не было богатого опыта уличных боев. Я нажал на болевую точку – он вскрикнул и затих. – Вот так-то лучше, док. Я могу быть тем, за кого ты меня принимаешь, когда меня вынуждают. Не советую делать это, ибо тогда я перестану быть самим собой. – Я отпустил Зибелинга и отступил. – Мне надо, чтобы ты меня выслушал.

Он отделился от стены, его взгляд был полон замешательства и внезапно возникшего страха. Он потер шею.

– Хорошо. Говори, зачем пришел. – Он вновь сел в глубокое мягкое кресло, чувствовалась его возросшая тревога.

– Во-первых, повторяю еще раз – мы в одной лодке. – Я не стал убеждать его, открывая сознание, потому что он был уверен, что я поступлю именно так. – Знаю, что вы не желаете поверить в это, потому что вам, как никому другому, известно, что у меня достаточно причин сделать вам больно. Вы уверены в том, что я – всех побоку, кроме себя, а как иначе? Разумеется, вы сами – образчик любви к ближнему. Поверьте, я сталкивался с такими экземплярами, как вы. Но, слава Богу, встречаются и порядочные люди. Такие, как Джули, как Дир. А Рубай… – Я вздохнул. – Вы даже не представляете себе, кто он на самом деле. Я – я знаю! У него ледяное сердце, он психопат; все, что вы можете вообразить о нем, не идет ни в какое сравнение с его истинной сущностью. Он уничтожил Дира с наслаждением, и я намерен расквитаться с ним за это. Я скорее отсеку себе руку, чем стану на него работать, – можете вы это понять? Я сделаю все, что в моих силах, чтобы уничтожить его и обезопасить Джули. Слышите вы – все! Если даже мне придется заодно спасти и вас, – я опустил взгляд, – может, мне придется оказать вам эту услугу. – Я поднял глаза. – Но повторяю, сделаю это очень неохотно.

Зибелинг еще глубже вжался в кресло, уставившись на меня.

– Вы решили, что все потеряно, когда погиб Дир, разве не так? Вы заманили нас в эти игры, а теперь уверили себя в том, что мы ни на что не годны, обречены и что в этом ваша вина. – Я почувствовал, что прав. Добро пожаловать в клуб «Последний Шанс». – Что же, теперь время играть по моим правилам. Вы подняли лапки кверху, от всего отказались, на всех наплевали; вы собирались сидеть здесь и ждать, пока все закончится. Точно так же, как вы вели себя всю жизнь после смерти жены и сына. Бьюсь об заклад, они гордились бы, если бы увидели, из чего вы сделаны…

Его пальцы глубже впились в мягкие подлокотники кресла, как будто это была живая плоть.

– У меня есть выход – я нашел его после того, как вы сдались, и рисковать в этой игре буду только я. Рубай отсылает меня на шахты, потому что доверяет мне. Он рассчитывает, что я установлю с ним мысленную сцепку и укажу ему путь на шахту. Однако я обведу его вокруг пальца – скажу руководству шахт всю правду. Они пришлют сюда подразделения охраны и спасут вас. Вам не о чем беспокоиться.

– О Господи! – Он уставился на меня. – Если бы я мог тебе верить…

– Только приложите усилие. – Я отошел от стены и стал ходить туда и обратно в небольшом пространстве перед ним. – Впрочем, как вы можете верить мне, если считаете, что даже Джули обманывает вас? Вы наплевали на нее – вот что вы сделали. Постарались, чтобы она полюбила, а потом заявили, что она для вас пустое место. Ты считаешь, я эгоист, ты, сукин сын? Да посмотри в зеркало! – Я повернулся к нему. – Ты бы давно был у Рубая в когтях, если бы это не убило Джули. Ты, ублюдок, ты не стоишь ее пальца, ты не заслуживаешь называться человеком…

Я не закончил свою тираду, потому что услышал, как его сознание кричит:

– (Знаю, знаю!)

И тут я понял, что Джули была права: единственный человек, которого ненавидел Зибелинг, был он сам. Он не мог смириться с тем, что его семья погибла, а он продолжает жить, – и он перестал жить, предоставляя телу лишь создавать видимость жизни. Проводя исследования в институте, он страдал не меньше псионов, которых он старался вернуть к нормальной жизни, но у него не было никого, кто бы выслушал, понял и разделил с ним его потерю. В программе исследований в Институте Сакаффа он пытался помочь людям, как бы завоевывая добрым делом право на жизнь. Но все его усилия привели к гибели хорошего человека, а сам он, заодно с Джули, оказался в безвыходной ситуации. Лицо его выражало отчаяние.

Он любил ее, любил глубоко. Будь я слеп и глух одновременно, я все равно почувствовал бы это – настолько сильным было его чувство. Он причинял ей боль только потому, что боялся потерять ее, боялся смерти – ее и своей. Я видел, насколько он нуждался в ней, как горячо стремился к тому, чтобы все наладилось, чтобы он перестал терзать себя и других. Но он поддался испытанной привычке – бежать от собственной вины, будучи уверенным, что все кончено.

Зибелинг молчал, как будто ему нечего было сказать.

Я хотел бы по-прежнему ненавидеть его, но почему-то не мог. Похоже, я проник в самые глубины его сознания, и больше того – наконец понял то, что увидел. Я был уже не тем уличным мальчишкой с опустошенной душой, которого бросили к нему в день, когда я увидел Джули впервые, и не тем псионом-профаном, которому еще предстояла встреча с гидранами. Я изменился. Изменился больше, чем если бы мой Дар просто возродился во мне, и, желал я того или нет, я внезапно понял, что не могу больше сыпать соль на раны врага, так же как не могу отречься от любви к Джули… Все гневные слова, готовые слететь с языка, ушли вместе с выдохом.

– Она знает это, док. Она всегда чувствовала это. И все-таки пойдите и объяснитесь с ней. – Я направился к двери.

– Кот, подожди…

– Идите к черту. – Я стремительно вышел.

Я снова шел по улице без названия, пробираясь украдкой, избегая и щупалец телепатов и людских глаз. Шел, потому что не мог бы успокоиться, оставшись со своими мыслями в пустой, мертвой комнате. Дождь закончился, небо прояснилось: повсюду блестели лужи ртутного цвета. Выйдя за пределы порта, я поднимался по холмам к единственному месту, где хотя бы полдня мне удалось побыть свободным.

Здесь в последний раз я видел улыбку Дира.

Я зашел дальше, чем обычно: света звезд было достаточно, чтобы различать дорогу. Воспоминания немного отпустили меня, и я бросился на мокрую траву, ощущая дыхание деревьев, легкое шипение испарений и прикосновения клубящегося тумана, возню неизвестных существ в темноте. Ни человеческих голосов, ни взглядов, ни мыслей – ничего, что могло бы нарушить этот совершенный покой.

Прохладный ветер шевелил волосы. Я поднял глаза и подумал, как хорошо было бы все дни превратить в наслаждение природой. Туманность Рака раскинулась на чистом небе, как золотая сеть, брошенная в черное море, в ряби которого отражается первый луч зари. Я лежал, глядя в небо, открыв природе все чувства и растворяясь во вселенской бесконечности. Я страстно желал навсегда остаться в этой красоте и наполниться ею.

Вдруг я ощутил чуткие мысли, вплетающиеся в узоры моих. Мой разум сжался в слепой панике, пытаясь защититься, но тут я услышал стройный хор мыслей, зовущих меня. Не люди… Гидраны. Я поднялся, обшаривая взглядом темноту, и внезапно увидел, что меня окружает множество гидранов, бесшумных, как привидения.

– (Что… что вы здесь делаете?)

Я переводил глаза с одного на другого, зная, что они видят меня в темноте так же ясно, как и читают мои мысли. Двое из них были белы, как снег, но я не мог сказать, видел ли кого-нибудь из них раньше. Внутренним зрением я не мог отделить одного гидрана от другого, и трудно было сосредоточиться на их лицах.

– (Почему я удивлен, что вижу их здесь? Ведь это их земля, земля их предков. Они были рождены не для того, чтобы жить в подземелье на этой планете. Они тоскуют по небу и миру живых существ так же, как те пришельцы, которые украли у них все это.)

Я опустил глаза. Они показали мне, что втайне приходили сюда часто (чтобы питать и одевать тела и подпитывать дух). Я кивнул и вновь освободил сознание, пытаясь войти в их спайку. Но на этот раз я строго регулировал свое погружение и вошел в сцепку, испытывая необходимость участвовать в этом уникальном обмене, необходимость более острую, чем я подозревал.

Настроившись в резонанс с ними, я не мог скрыть картин прошлого вечера: они били фонтаном, как кровь из раны. Ужасные картины хлынули в их объединенное сознание, но гидраны не прервали контакт. Мое горе поглотили волны глубоких вод; они очистили и облегчили его, словно передали мне часть своих сил.

Но я ощутил их немое удивление и глубинный страх, когда они увидели в истинном свете людей-псионов, обещавших им освобождение.

– (Убийство – люди-псионы убили одного из своих и учинили насилие над Посланником), – они имели в виду меня! – (вынудив его стать этому свидетелем. Они ведь псионы. Как они могли совершить такое злодейство и остаться в живых?)

– (Это люди), – думал я в ответ. – (Они умеют выживать).

– (Как случилось, что они не знали об этом?) – спрашивали они себя.

Обсуждая вместе с ними этот вопрос, я понял, что они и не могли узнать об этом. Они были непревзойденными телепатами, но слишком простодушными – они даже не имели понятия о том, что такое ложь. Не зная лжи, они и не могли отделять ее от правды. Рубай был прекрасно осведомлен об этой особенности гидранов и использовал ее против них.

Но потом они попросили меня ответить (потому что в мыслях некоторых людей они чувствуют нечто большее, чем просто чужое. Там присутствует неправота, возможно…) – они долго подыскивали образ, – (намеренное сокрытие истины.) Они смогли это понять. Они не были такими глупыми, какими их считал Рубай, и это радовало меня.

Мне надо было попытаться научить их отличать правду от лжи, показать, каким образом их предали, что у них нет надежды.

– (Это тяжело объяснить, вы правы… Эти люди говорили вам неправду, они обманывали вас. Это называется «ложь»! Люди поступают так все время, потому что большинство из них не в состоянии читать мысли…) – Я рассказал, не таясь, что я думаю о Рубае, и как мне отрадно открывать им правду. – (Они лгали, чтобы вы не мешали им захватить шахты. Они ввели в свои мысли скрывающие истину образы, зная, что вы не смогли бы отличить их от правды – во всяком случае, они так думают. Понимаете ли вы меня?) – Я пустил их в самые глубины своего разума, они пытались ухватить то, что ускользало от их понимания, и, наконец, образы определились.

– (Теперь они понимают… Но все же – зачем эти новые пришельцы стремятся к оскверненной святыне, если они не посланники, за которых себя выдают?)

– (Я думаю, они рвутся к власти.) – Я показал им, что значат для людей голубые кристаллы. – (Овладев шахтами, они подчинят себе ФТУ, ту силу, благодаря которой существует Человеческая Федерация.) – Это было похоже на камень, канувший в воду.

– (Неясно… Не было надобности… Не имеет смысла.) – Создалось впечатление, что они даже не способны понять, зачем кому-то нужна власть. Я припомнил все, что знал об этом понятии. Я думаю, до них все-таки дошло, что я хочу сказать, потому что острая мысль внезапно пронзила мне голову. – (Им нужны страдания более слабых.) – Я увидел, что они переняли мои образы – шахты, вороны-контрактники и, наконец. Старый город.

– (Да, я думаю, примерно так. Но власть можно использовать и в благих целях.) – Я мучительно пытался припомнить хотя бы один пример.

Чувство, похожее на разочарование, наполнило мою голову. Гидраны шептали:

– (Насколько однозначное и извращенное применение разуму нашли эти пришельцы…)

И я вспомнил, что Дир говорил о людях как о недоразвитых гидранах… Я видел, что их надежда тает.

– (Они, наконец, поняли, что те люди-псионы использовали Дар во зло, стремясь причинить боль другим. Но если им удастся осуществить свой план, что станет с теми пришельцами, которые сейчас держат оскверненное место?)

Вопрос показался мне необычным.

– (Трудно сказать.) – Очевидно, Рубай должен оставить в живых персонал шахты, чтобы получить то, что ему нужно. Я подумал о каторжниках – их участь не изменится, кто бы ни победил.

– (Они осознают, что никто не выиграл бы от осуществления этого плана.) – Я оглядел круг бледных лиц, понимая, что отнял у них последнюю надежду: то, что придавало смысл их жизни, было разрушено, потому что они не могли понять некоторые поступки людей. Их вера в Посланника-спасителя была уничтожена. Жаль, что именно мне пришлось открыть им печальную истину.

– (Но они поняли, что лучше знать правду, и что, наконец, они стали мудрее.) – Круг их мыслей стал сужаться вокруг меня. Пусть я не обещанный предками Посланник, все же именно я открыл им глаза.

Я посмотрел на свои руки. И затем, понимая, что едва ли что-то потеряю от попытки, я показал, как Зибелинг и Джули работают против Рубая, стараясь помешать его планам.

Гидраны спросили:

– (Зачем я помогаю тем, кто хочет спасти то место, где я был рабом?)

Я попытался захлопнуть свое сознание.

– (Потому что есть та, ради кого делается все это), – ответили они на свой вопрос, и я понял, что они уже знают обо всем, что произошло между Джули, мной и остальными.

– (Да. Дело в этом человеке.) – На мгновение я ощутил идущее из глубины веков раздражение против тех, кто разгадал самые интимные твои секреты. Но лишь на мгновение. – (Вы видите, что сейчас не помешает любая помощь…)

В моей голове наступила тишина. Наконец, они ответили, что им нужно обдумать то, что они узнали.

– (Я отлично понимаю вас. Вы ничего не должны Федерации и нам.) – Ничего, кроме отмщения, однако я прекрасно знал, что гидраны на это не способны. Я чувствовал себя опустошенным, надежда угасла, ноги дрожали – я не представлял: сколько времени заняло наше общение. Гидраны дали понять, что говорить больше не о чем, разве что о потерях, а это не соответствует данному месту. По их телам пробежало мерцание. Невидимые нити, связывавшие мое сознание с ними, стали таять – гидраны скоро переместятся в свой подземный мир…

– (Подождите! Еще одно!) – Они вернулись. – (Вы видели все, что есть в моей памяти… Я слышал, что человек никогда ничего не забывает, но я не могу вспомнить… Мне нужно знать одну вещь – то, что произошло давно… Я хочу узнать о своих родителях и о том, почему…)

Они знали ответ, но не торопились открывать его…

– (Потому что им было известно, что в мозгу пришельцев предусмотрено забывание определенных вещей – для предохранения от перегрузок разума, одинокого, хрупкого и ранимого. Я обладал свойствами пришельцев и поэтому должен забывать, отсекать все опасное. Лучше не касаться некоторых вещей…)

– (Они обещают не предпринимать никаких действий против нас. Что бы мы ни решили, они не будут препятствовать – ради меня. Но я видел истину: у них не осталось выбора. Они должны обсудить свои дальнейшие действия.)

Я кивнул, мои кулаки сжались. Они начали постепенно и мягко выталкивать меня из своего энергетического поля, но мое сознание не хотело уходить, не хотело терять с ними контакт, облегчавший мою ношу. Родословная связывала меня с моим народом. Моим народом…

Я все равно потерял его. Гидраны были мне чужими. Я ощутил это, когда они исчезли как легкое дуновение. Навсегда потеряв свой народ, я вынужден был оставаться человеком. То же самое, что остаться сиротой, – сейчас я ненавидел это.

Я спустился с холмов, ощущая в себе такой холод, как будто умер вместе с Диром. Вскоре передо мной предстали огни города и вдалеке – затерянная в степной равнине контрольная башня шахты. Каким отвратительным был этот предпортовый городишко, напоминающий старый шрам на зеленых холмах. Людям свойственно уничтожать все, к чему они прикасаются. Однако у меня тоже не было выбора, кроме как доиграть до конца эту заведомо проигрышную партию в Последний шанс с Рубаем. Пусть никто не верит мне и неоткуда ждать помощи, а Зибелинг думает, что я примитивное насекомое и грязный полукровка… Пусть Джули по-прежнему любит его. У меня в жизни никогда не было настоящего выбора, так же как и настоящей юности…

Глава 16

Кто-то раздраженно тряс меня, будил, впившись пальцами в плечо. Я медленно выкарабкивался из черной пропасти мертвого сна, пробираясь через картины Старого города – вечные спутники моего пробуждения – и через пласты времени.

Очнувшись, я ожидал увидеть Джули или Зибелинга. Однако это была Гэлисс. Я вспомнил о вчерашнем дне и проснулся окончательно.

Гэлисс выделялась на фоне солнечного света, но лицо оставалось в тени. Я приложил руку к глазам, но и без этого мог бы угадать, какое у нее выражение лица. Я загнал свои воспоминания в укромный уголок и спешно привел мысли в порядок. Только бы не подумать об этом сейчас, только не сейчас…

– Вставай, – сказала она, отдернув от меня руку, как от чего-то отвратительного.

Я нахмурился:

– А вам не все равно, сплю я или нет? Это лучшее занятие, которое я смог придумать.

– Сядь и слушай.

Я медленно сел и зевнул, так что челюсти хрустнули.

– (Я весь внимание).

Она сказала железным голосом:

– Рубай объявил тебе, что от тебя требуется. Ты доказал, что справишься с этой задачей, а также свою верность ему. – Но не ей! – Пора приступать к работе.

Какой-то миг я соображал, что это означает для меня: назад в шахты.

– Как, уже? Прямо сейчас? – Мои пальцы машинально нашли шрам на ребрах. – Не слишком ли быстро?

– А чего ты ожидал? – отрезала она.

Я нахмурился.

– Несколько вопросов, если позволите. Где сейчас сам Рубай?

– Не твое дело. Ты придешь в порт, тебя возьмут и отправят в шахты. В нужный момент ты войдешь в контакт с Рубаем. Вот и все твои обязанности – и все, что тебе положено знать.

– Ну, как скажете. – Я пожал плечами. – Последний вопрос: дадите ли вы мне время, чтобы натянуть штаны?

Она вышла из комнаты.

Мы шли по улице к зданию порта рядом, но не вместе: я шел, а Гэлисс наблюдала, чтобы я не сбежал. Чистый полуденный воздух был свеж и спокоен; меня охватила легкая дрожь, но причиной тому был не холод. Остановившись напротив входа в терминал порта из сверкающего стекла, я последний раз посмотрел на открывающиеся ландшафты. Ослепительно зеленые холмы; и небо над ними, затянутое паутинкой… Интересно, удастся ли мне увидеть все это когда-нибудь еще…

– Ты знаешь, что делать, – донесся до меня голос Гэлисс. – За тобой пристально наблюдают. Не забывай: мы – твоя единственная надежда выбраться отсюда. Если ты перестанешь повиноваться нам, то наш план провалится – но и ты останешься в шахте рабом, пока не подохнешь…

Я опустил глаза.

– Вам ведь очень не хочется, чтобы я сделал это, правда? – Фраза должна была прикрыть то, о чем я подумал, услышав ее слова! – Послушайте, если вы желаете поменяться, – ради Бога! – Гримасничая, я указал ей на вход в порт.

От нее посыпались искры. Я угадал – она хотела быть на моем месте, сыграть почетную роль во всей игре, сделать решающий ход, который отдал бы Федерацию в руки Рубая и изменил бы ход истории. Это право принадлежало ей, не мне. Большую часть жизни она провела в подготовке их триумфа, работая с Рубаем и для Рубая, придавая форму его идеям, советуя ему, служа ему и боготворя его. Он стал ее творением, ее божеством. Гэлисс подобрала его, молодого хулигана, из уличной грязи – он был злобным, беспомощным, но обладал огромным потенциалом. Гэлисс же не умела держать в узде свою жизнь, и Рубай решил для нее эту проблему. Очень скоро она уже умоляла его позволить служить ему, готовая делать что угодно. Она полностью посвятила свою жизнь тому, чтобы научить его многим вещам и обеспечить его успех, добровольно сделавшись рабыней.

В этом Гэлисс нашла смысл и назначение собственной жизни. Он убедил женщину в том, что она еще не раскрыла свой потенциал, что у нее огромные возможности, что она нужна ему, что он влюблен в нее. И после всего этого ее отодвинули ради какого-то полукровного недоноска, почти полуживотного!

Невыносимо! Какой-то миг мне казалось, что Гэлисс готова поддаться страстному желанию применить ко мне свою убийственную пси-энергию…

Однако она быстро овладела собой. Ее жизнь была в руках Рубая, он мог использовать или отбросить ее прочь. И Гэлисс опять подчинилась его воле, как уже привыкла подчиняться. Неважно, насколько она ненавидела и эту мысль, и меня. Ее руки в перчатках сжались, а рот скривила усмешка. Я даже почувствовал нечто вроде жалости к этой женщине и глубоко вздохнул. Парочка псионов из города прошла мимо, послав нам долгий взгляд. Я развернулся и пошел за ними, не сказав больше ни слова.

Войдя в зал, я остановился, стряхивая с себя ненависть Гэлисс. У меня было слишком много собственных проблем. Я рассматривал под ногами мозаичное изображение погибшей звезды и невесело думал, что картина как нельзя лучше обрисовывает мое положение. Теперь мне нужно лишь найти кого-то, кто вернул бы меня хозяевам. Я огляделся: с кого начать? Но в зале не нашлось ни одного охранника, который обратил бы на меня внимание. Забавно, подумал я, мне даже некому сдаться.

Внезапно, посмотрев сквозь световой фонтан посреди зала, я заметил Джули: опершись на стойку, она беседовала с какой-то женщиной. Я двинулся к ней, ощущая острую потребность поговорить с ней, набраться у нее мужества и унести ее улыбку с собой.

Она не видела, что я приблизился к стойке темно-синего цвета и оперся на нее рукой. Внезапно мое запястье сорвалось вниз, руку крепко зажало краем стойки, и я не мог двинуть ею, а стойка возле меня окрасилась в красно-коричневый цвет. Женщина, беседовавшая с Джули, обернулась и попятилась назад. Я отчаянно дергал попавшую в капкан руку и поймал взгляд Джули. Она схватилась рукой за сердце и покачала головой:

– (Слишком поздно…)

Я посмотрел на свою руку: проклятое клеймо! Внезапно меня прошиб холодный пот: а что, если это не сработает? Я перестал дергать руку, когда целая толпа охранников с парализующими пистолетами окружила меня. Я умоляюще посмотрел на Джули и прошептал:

– Помоги…

Ответом мне была печальная беспомощная улыбка. На меня надели наручники, затем велели Джули нажать на какую-то кнопку, рука освободилась из капкана и меня повели прочь. Я чувствовал, что ее мысли следуют за мной и полны благодарности: она знала обо всем, Зибелинг сказал ей. Я обернулся и с улыбкой посмотрел на нее.

Охранники привели меня в пустой офис и захлопнули дверь, спрятав от взглядов зевак из зала. Меня усадили на стул, один из них провел тыльной стороной ладони по моему лицу.

– Пыли нет. Либо он пробыл на шахтах всего неделю, либо долгое время на них не был. Не спускайте с него глаз. Я доложу о случившемся.

Он вышел. Второй сел за стол, держа меня под прицелом. Я попытался устроиться поудобнее на пластиковом стуле, но сиденье было неправильной формы, и какое бы положение я ни принял, все было не так. Я подумал, не установить ли контакт с Джули, но охранник был хорошим телепатом, и я не хотел рисковать – он стоял слишком близко. Я заставил себя не думать о ней, и тут же мысли мои унеслись к шахтам, чего тоже не хотелось. Я посмотрел на охранника. Он вздохнул и приподнял пистолет.

– Хорошая погода, – произнес я, пытаясь отвлечься.

– Да, особенно для тебя. – Он ухмыльнулся. – Как тебе удалось потеряться? Я думал, это невозможно.

Он был псионом, и я подозревал, что ему известна цель моего пребывания здесь.

– Я телепортировался, – последовал ответ.

Он нахмурился. Я старался не держать в голове никаких мыслей и наблюдал за ним. Гэлисс, очевидно, не посвятила охрану в свои планы относительно меня и моей миссии, тем самым отсекая для меня возможность быть на особом положении.

Черт с ней, но по крайней мере о ней я могу не думать. Только о себе, о том, как мне заставить выслушать себя на шахтах. Джоральмен должен быть там – на него можно положиться, он знает, что произошло. Когда все закончится, меня должны отпустить, потому что они получат доказательства того, что я агент.

Конечно, они отпустят меня…

Дверь открылась, я увидел вернувшегося охранника и Кильходу. Я закрыл глаза и подумал, почему бы мне действительно не телепортироваться.

Поездка из города до снежной равнины ничем не отличалась от прошлой, за исключением наручников и нацеленного на меня дула пистолета Кильходы.

Он молчал, но я знал, о чем он думает. Он как раз был в городе, в отпуске. (Опять его проклятая удача…) И моя тоже. Я надеялся встретить Джоральмена в том месте, где начиналась снежная равнина, но его там не было. Я увидел лишь пару каторжников, грузивших оборудование, и сидящего на пустых ящиках охранника. Кильхода подошел к нему, велев мне оставаться.

– Еще двоих возьмете?

– Как, вы уже возвращаетесь? – охранник удивленно посмотрел на него.

– Не по собственному желанию, – Кильхода оскалился на меня. – У меня груз особой важности. Скоро вы будете готовы?

– Почти закончили. – Охранник поднялся и размял затекшие мышцы, в его руке блеснул раскаленный прут. – Я должен быть наготове. Ваши кадры не очень-то любят гнуть спину. Что это за новенький – очередной рекрут? – Он хохотнул.

– Для них эта работа – каникулы, – отозвался Кильхода. – Что до этого… Эта крыса думала, что сможет улизнуть. – Он встряхнул меня за плечо. – Попался в порту.

Краем глаза я видел, как каторжники посмотрели на меня. Кильхода намеренно говорил так, чтобы они услышали. Синие лица уставились на меня – я и забыл, как они выглядят.

– Да что вы! Как же ему удалось бежать?

– А, долгая история, к тому же до конца там не все ясно. Он исчез. Но рано или поздно они все попадаются, если не дохнут или не замерзают.

– Ну а двадцать плетей могут убедить кого угодно не пытаться вновь. – Охранник красноречиво посмотрел на меня, хлестнув прутом воздух.

Как же я мог быть таким идиотом!.. Охранник отошел в сторону, подгоняя каторжников к задней части снегохода с остатками оборудования. Со стуком открылась дверь. Кильхода толкнул меня к ней, я залез в машину и устроился на заднем сиденье. Там было тесно, я не мог вытянуть ноги. Кильхода грубо отпихнул меня к иллюминатору и опустился рядом, охранник сел спереди. Каторжник-водитель обернулся и поглядел на меня, прежде чем завести снегоход. Я смотрел на проносящиеся снежные просторы и чувствовал себя так, словно проглотил камень.

Круглый идиот… Двадцать плетей! Господи, сколько это? Все пальцы на руках и ногах… Но я же не пытался бежать! Я добровольно пришел, чтобы сообщить им об опасности. Я же на их стороне – они должны понимать это. Они не станут наказывать меня, когда до них дойдет, что я для них сделал. Я повернулся на сиденье:

– Послушайте, Кильхода…