Текст книги "Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой"
Автор книги: Джоан Флетчер
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)
Как и следовало ожидать, развод Октавии побудил ее брата к действию, в результате перед римлянами он предстал агрессором и сам столкнулся с реальной проблемой. Едва успев создать репутацию великого спасителя, лично положившего конец гражданской войне в Риме, он вряд ли мог возобновить военные действия против согражданина-римлянина. Поэтому он решил обойти стороной Антония и нацелиться на Клеопатру как «внешнего врага». Она – иностранка, царица и женщина, и значит – по всем этим признакам должна отвратить от себя римский истеблишмент. Вот Октавиан и выдал себя за смелого борца против нее и, несмотря на то что города Бонония (Болонья) и Палестрина остались верными Антонию и Клеопатре, заявил, что все население Италии принесло ему торжественную присягу и выразило желание, чтобы он возглавил борьбу против владычицы Востока.
Играя на давнишней подозрительности Рима к Востоку, он сказал согражданам, что им грозит самая большая опасность, поскольку восточные орды Клеопатры могут в любой момент ворваться в их город. Вторя пророчеству из «Книг Сивилл» «О Рим, <…> срежет тебе госпожа копну волос твоих пышных, восторжествует тогда справедливость, и с неба на землю сброшено будет одно, из праха восстанет другое» [532]532
Книги Сивилл. С. 58.
[Закрыть], верно служивший Октавиану поэт Гораций писал о Клеопатре, что «царица Капитолий мнила в безумстве своем разрушить, грозя <…> державе нашей смертью позорной» [533]533
Гораций. Указ. соч., с. 69.
[Закрыть].
Итак, добропорядочный «мужской» Запад готовился к походу против безнравственного феминизированного Востока, и недовольство, вызванное налогами, улеглось, когда преданный Октавиану Кальвисий начал расписывать, в какой развращенный мир втянула Клеопатра Антония. Кальвисий обвинял Антония в том, что тот под ее влиянием незаконно завладел библиотекой Пергама и подарил ей хранившиеся там свитки, заставил жителей Эфеса величать ее госпожой и владычицей и читал ее любовные письма в присутствии высокочтимых государственных мужей. Антоний, по его словам, обращал больше внимания на то, что говорила Клеопатра, а однажды, едва завидев ее, вскочил, не дослушав речь, которую произносил один именитый римский оратор, и отправился провожать царицу и даже растирал ей ноги на глазах многих людей.
Хотя большую часть этих обвинений Кальвисий выдумал, оратор Марк Валерий Мессала воспроизвел их в своем памфлете и еще добавил, что Антоний пользовался золотым горшком – «а уж на такую гнусность была не способна даже Клеопатра» [534]534
Плиний.Естествознание XXXIII. 50.
[Закрыть]. Там также говорилось, что он бегал за ее носилками в восточной одежде «с толпой уродливых евнухов» [535]535
Гораций.Указ. соч., с. 69.
[Закрыть]. Октавиан даже заметил, что «войну поведут евнух Мардион, Потин, рабыня Клеопатры Ирада, убирающая волосы своей госпоже, и Хармиона – вот кто вершит важнейшими делами правления» [536]536
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 430.
[Закрыть].
Бывший союзник Антония и Клеопатры, Планк, «по болезненному влечению к предательству» [537]537
Немировский А.И., Дашкова М.Ф.Указ. соч., с. 129.
[Закрыть]переметнулся к Октавиану, оправдывая свой поступок тем, что больше не мог терпеть присутствия Клеопатры на совещаниях, но он и словом не обмолвился, как сам, намазавшись синей краской, ползал перед царицей по полу нагишом потехи ради. Планк тоже поведал сенату о мнимых преступлениях Антония. Он утверждал, что знает содержание его завещания, отправленного в Рим и хранящегося у девственных жриц богини Весты. После того как верховная жрица отказалась выдать завещание, Октавиан взял его силой.
Римские политики и государственные мужи знали толк в использовании подобных завещаний, будь то подлинных или фиктивных, при ведении дел с птолемеевским Египтом, и Октавиан устроил грандиозное шоу, зачитывая перед сенаторами некоторые подвергшиеся его редактированию статьи из завещания Марка Антония. Признав Цезариона законным сыном Цезаря, что уже было сделано во время пожалований, Антоний затем объявлял о желании оставить щедрое наследство своим детям от Клеопатры, тогда как по римским законам дети иностранцев не имели права наследования, о чем Антоний очень хорошо знал. Так что этот пункт был явно выдуман Октавианом. Под конец он объявил, что Антоний завещал похоронить его в Александрии с Клеопатрой, если умрет в Риме.
Даже если Антоний высказывал такое пожелание в частной беседе, то вряд ли оставил письменное доказательство в городе, где распоряжался его злейший враг. Хотя многие были возмущены таким грубым обращением со священными весталками и разглашением личного документа, мастерским пропагандистским ходом Октавиан достиг своей цели. Поверили ли римляне ему или нет, но у них хватило здравого смысла понять, что ситуация меняется вне зависимости от того, какие методы для этого применялись. Так что когда люди начали переходить на сторону Октавиана, сторонники Антония попытались минимизировать потери, решив, что можно заставить молчать Октавиана, если вывести из игры Клеопатру.
В Афины послали Гая Геминия, чтобы он срочно поговорил с Антонием, но Клеопатра, заподозрив неладное, задержала посланца. Когда наконец во время пира ему предложили изложить суть дела, он ответил, что «обо всем остальном следует говорить на трезвую голову, но одно он знает наверное, пьяный не хуже, чем трезвый: все пойдет на лад, если Клеопатра вернется в Египет. Антоний был в ярости, а Клеопатра промолвила: «Умница, Геминий, что сказал правду без пытки»» [538]538
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 429.
[Закрыть].
Теперь Антоний все больше терял поддержку в Риме, а разговоры о том, что Клеопатра хотела перенести столицу в Александрию, породили убежденность, что она вознамерилась стать царицей Рима. Ей даже приписывали такую фразу: «Придет день, и я буду вершить суд на Капитолии» [539]539
Дион Кассий.Римская история. Кн. L, гл. 5.
[Закрыть], в историческом центре самого Рима. Такие истории подогревались оставшимися сенаторами и позволяли Октавиану осуществлять свои планы.
Отрешив отсутствующего Антония от власти триумвира и лишив его «полномочий, которые он уступил и передал женщине» [540]540
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 430.
[Закрыть], осенью 32 года до н. э. Октавиан объявил Клеопатру врагом государства. Объявив войну тридцатисемилетней матери четырех детей, он прошел во главе процессии на Марсово поле к храму богини войны Беллоны, где произнес пропитанную ядом речь против египтянки. Затем, взяв обагренное кровью копье, метнул его на восток, символически целясь во вражескую территорию, если не в самого врага, «чудовище» [541]541
Гораций.Указ. соч., с. 69.
[Закрыть]Клеопатру, смертельного врага. Как отметил историк Вильям Тарн, «Рим, который никогда не боялся ни одного государства или народа, за всю свою историю страшился двух человек: одним был Ганнибал, а другим была женщина» [542]542
См.: Tam W.W.Cambridge Ancient History X. – Cambridge: CUP, 1934,p. 111.
[Закрыть].
Пока Рим находился в состоянии повышенной боевой готовности в ожидании момента, когда орды Клеопатры пересекут Адриатическое море, время для успешного вторжения в Италию было упущено, поскольку римские сторонники Антония могли обратиться против него из-за представлений о Клеопатре как об иностранном захватчике. Поэтому полем сражения предстояло стать Греции. Осенью Антоний и Клеопатра перенесли свою резиденцию из Афин в Коринф, дабы держать под контролем Коринфский залив. Вместе с крепостью в Метоне на южной оконечности Пелопоннеса Коринф составлял часть оборонительной линии Антония от Керкира (Корфу) на севере до Киренаики на юге, обеспечивавшей защиту Египта и Востока, а также транспортного пути в Александрию.
Однако их основные силы располагались в Амбракий-ском заливе, служившем удобной гаванью для более чем четырехсот военных кораблей. Украшенные пышно и богато с бронзовыми фигурами Исиды, Афины в полном вооружении и кентаврами, с медной обшивкой носа, они были оснащены деревянными башнями, огнеметами и катапультами. На каждом корабле находилось сто двадцать солдат и отряд лучников. Для маневрирования этих судов с восемьюдесятью рядами весел требовалось шестьсот гребцов. Смешанные команды состояли из египтян, финикийцев, индийцев, арабов, уроженцев государства Саба и моряков других национальностей.
В конце 32 года до н. э. Антоний и Клеопатра разбили лагерь на Акции, самом южном мысе, обращенном на запад, и стали ждать Октавиана. Их диспозиция и планы сражения стали известны противнику от очередного изменника, которым на этот раз оказался Деллий, перебежавший к Октавиану. Свой поступок он объяснял тем, что Клеопатра якобы невзлюбила его. Получив сведения о противнике, Агриппа смог захватить Метону и другие важные пункты в оборонительной системе Антония и нарушить снабжение его войск необходимыми припасами.
Когда восьмидесятитысячная армия Октавиана и Агриппы расположилась лагерем в полумиле к северу от залива на местности, называемой Торна, что значит «мешалка», Антоний оказался отрезанным от своих сухопутных сил, занявших позиции севернее для обороны побережья. Хотя сложившаяся ситуация встревожила его советников, Клеопатра, как говорят, заметила: «Ничего страшного! Пусть себе сидит на мешалке!» [543]543
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 431.
[Закрыть], высмеивая тех, кто продолжал выражать недовольство ее присутствием.
Такие настроения, конечно, преобладали в окружении Октавиана. Так, поэт-воин Гораций писал, что «в военном стане солнце зрит постыдную палатку в виде полога» [544]544
Гораций.Указ. соч. Эподы. 9, с. 196.
[Закрыть], удивляясь, почему какой-то римлянин «оружье, колья носит: служит женщине» [545]545
Гораций.Там же.
[Закрыть]. Другой знаменитый поэт, близкий к Октавиану, Вергилий, в своей «Энеиде» также писал о сражении между Октавианом и Антонием, которое было представлено якобы как пророчество на щите Энея: «В битву привел он [Антоний] Египет, <…> с ним приплыла – о не-честье! – жена-египтянка» [546]546
Вергилий.Указ. соч., с. 166.
[Закрыть], которая войску знак подавала «египетским систром», и на бой шли «чудища-боги» против Нептуна, Минервы и Венеры Рима. Если Клеопатра сама поклонялась всем этим божествам и даже олицетворяла одну из богинь, то утверждение, что «развратная царица кровосмесительного Канопа <…> отважилась противостоять Юпитеру со своим лающим Анубисом» [547]547
Проперций.Указ. соч., с. 149.
[Закрыть], расходится с исторической действительностью, поскольку на монетах Антония и Клеопатры имелось изображение головы Юпитера, украшенной бараньими рогами Амона.
Затем Октавиан, называвший себя «императором Цезарем, сыном бога», тем самым принижая значение Цезариона и бросая вызов живому воплощению Исиды, перед народом совершил молебствие Марсу, прося даровать ему победу, а потом обратился к воинам с речью. Он назвал Клеопатру «губительницей» [548]548
Дион Кассий.Римская история. Кн. L, гл. 24.
[Закрыть], а Антония – ее жалким, безвольным приспешником – «считайте его не римлянином, а египтянином; пусть он зовется не Антонием, а Сераписом» [549]549
Там же. Кн. L, гл. 27.
[Закрыть]. О египтянах он отозвался как о «черни», которая «молится пресмыкающимся и зверью как богам; они бальзамируют покойников, чтобы сделать их бессмертными; они опередили всех в бесстыдстве и отстали от всех в отваге. Но хуже всего то, что ими правит не мужчина, они рабы у женщины» [550]550
Дион Кассий. Римская история. Кн. L, гл. 24.
[Закрыть].
Хотя Октавиан имел вдвое меньше кораблей, чем Антоний, его флотом командовал лучший флотоводец того времени Агриппа, который, воспользовавшись разведывательной информацией, сообщенной Деллием, передислоцировал флот к выходу из залива и запер там большую часть кораблей Антония. Однако, согласно дошедшим до нас отрывочным сведениям, Антоний выиграл несколько боев в северной части залива. В ознаменование одной из таких побед были выпущены монеты с его портретом и надписью «Император». Этим титулом обычно награждали солдаты полководца за удачно проведенную кампанию.
Октавиан отклонил предложение Антония решить спор одним сражением и даже предпринял неудавшуюся попытку убийства. Он просто выжидал, между тем как летняя температура росла. Из-за того что оказались перерезанными пути доставки провизии из Египта, солдаты Антония слабели. В лагере начались болезни, от дизентерии и малярии умерли сотни людей, на кораблях стало недоставать гребцов. Антонию пришлось сжечь сто сорок девять кораблей, чтобы они не достались в руки врага. Моральный дух в войсках упал. К Октавиану перебежал консул Агенобарб, по поводу которого Антоний шутил, что он соскучился по любовнице. Несмотря на гневные протесты Клеопатры, Антоний переслал своему бывшему товарищу багаж, который он получил незадолго до смерти от лихорадки.
Перед лицом нарастающего кризиса в конце августа 31 года до н. э. Антоний созвал военный совет, чтобы попытаться найти выход из безнадежной ситуации. Поскольку большинство высказывались за сражение на суше, Канидий Красс советовал оставить флот, отправить Клеопатру обратно в Александрию, затем отступить на север в Македонию и, соединившись с балканскими союзниками в Дакии, ударить по Октавиану на суше. Но эту стратегию «все или ничего» Клеопатра считала очень рискованной. Не желая терять флот и отдавать Октавиану контроль над морем, она доказывала, что необходимо попытаться спасти как можно больше кораблей, воспользовавшись дневным бризом, прорвать блокаду и уйти в Египет для перегруппировки сил к новому выступлению. Ее обвинили в навязывании Антонию стратегии вопреки здравому смыслу, но он знал, что несогласные с Клеопатрой будут настаивать на сражении на суше. Используя фактор внезапности, флот Антония мог бы прорвать блокаду залива и дать морское сражение, захватив в его ходе как можно больше кораблей Октавиана.
Итак, приказав Канидию Крассу вести войска в Египет через Малую Азию, Антоний укомплектовал команды гребцов местными жителями и дал команду взять на борт паруса для предстоящего плавания, которые обычно оставляли на берегу перед сражением. Ночью погрузили на флагманский корабль Клеопатры войсковую кассу и стали ждать, когда успокоится волнение. На рассвете 2 сентября 31 года до н. э. Антоний отдал приказ, побуждая своих людей сражаться на море, так же как они сражались на суше. Затем он в пурпурном плаще поднялся на борт флагманского корабля, и Клеопатра, хорошо различимая даже издалека в ярком наряде, взошла на свой флагман. Она будет ждать бриза, который начнет дуть ближе к полудню.
Когда их оставшиеся двести сорок кораблей начали медленно продвигаться к выходу из залива, флотилия Клеопатры держалась сзади, а Антоний, левым флангом которого командовал его флотоводец Сосий, поплыл навстречу кораблям Агриппы, находившимся справа. Хотя они бездействовали, ему ничего не оставалось, кроме как продолжать атаку, дабы изменить безвыходную ситуацию. В течение нескольких часов в воздух летели стрелы, дротики, копья, метательные снаряды катапульт и огненные шары. «Битва продолжалась с пяти до семи часов с огромными потерями с обеих сторон» [551]551
Paulus Orosius in Lovric M.Cleopatra’s Face: Fatal Beauty. – London: British Museum Press, 2001, p. 84.
[Закрыть], тела римлян плавали в воде, груды корабельных обломков прибивало волнами к берегу.
Хотя Октавиан страдал от морской болезни и не поднимался с постели, его корабли вытеснили Сосия из залива, и когда в центральной части сражающихся флотов образовалась брешь, Клеопатра, в соответствии с первоначальным замыслом вырваться и перегруппироваться, воспользовалась случаем и вышла в открытое море. Но Антоний, оказавшийся в окружении меньших по размеру и легких кораблей противника, не мог последовать за ней, ему пришлось пересесть на более быстроходное судно. Оставшийся флот Антония продолжал вести жестокое сражение и не мог пойти за своими командующими. В условиях начинавшегося шторма не оставалось ничего другого, как сдаться.
Антонию вменяли в вину, что в разгар сражения он решил погнаться за сумасбродной женой, которая, «как женщина и египтянка» [552]552
Дион Кассий.Римская история. Кн. L, гл. 33.
[Закрыть], предательски бежала, спасая свою жизнь. Хотя имевшиеся на каждом корабле паруса явно указывают на то, что Клеопатра действовала по плану; с тех пор ее все время обвиняли в трусости, а Антония – в том, что он потерял голову от страсти и бежал вслед за Клеопатрой, бросив флот и армию. Позднее его сравнивали с троянским царевичем Парисом, влюбленным в прекрасную Елену. Полемизируя с подобными утверждениями, Плутарх писал, что Антоний, «словно Парис, бежал из сражения и спрятался у ее ног [Клеопатры], только Парис-то бежал в опочивальню Елены побежденный, а Антоний, поспешая за Клеопатрой, упустил победу из рук» [553]553
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 444.
[Закрыть]. Так что это не трагическая история о несчастной любви, а выдумка, лишенная какого-либо смысла.
Из окружения вырвалось порядка ста кораблей Антония и Клеопатры, а не «всего лишь один корабль» [554]554
См.: Southern P.Mark Antony. – Stroud: Tempus, 1998, p. 137.
[Закрыть], как утверждали их враги. Акций – это не героическое сражение, а серия стычек на суше и на море, и хотя позднее близкие к Октавиану поэты постарались создать вокруг них ореол легендарности, последующая апология этих событий была явно «непропорциональна им» [555]555
См.: Southern P. Mark Antony. – Stroud: Tempus, 1998, p. 137.
[Закрыть], поскольку получившее плохое освещение в исторических документах сражение не принесло победы или поражения ни для одной из сторон.
Октавиан, возможно, и победил по умолчанию, но Клеопатре и Антонию удалось осуществить план бегства и продолжить борьбу. Когда флагман царицы плыл на юг, прагматичная Клеопатра уже обдумывала следующий этап войны, в которой решительно намеревалась одержать победу.
ЧАСТЬ VI
11ПОСЛЕДНИЙ ГОД: ПОРАЖЕНИЕ, СМЕРТЬ И ВЕЧНАЯ ЖИЗНЬ
Совершив прорыв блокады в битве при Акции, Клеопатра и Антоний взяли курс на юг и поплыли вдоль побережья Пелопоннеса. Пока они обдумывали, как поступить дальше, через три дня они достигли мыса Тенарон и отправили депешу Канидию Крассу, который вел войска в Египет. Но вскоре пришло удручающее известие.
Их войска, совершавшие переход, в Македонии остановила армия Октавиана, и после недельных переговоров солдаты дрогнули, когда им пообещали возвращение на родину в Италию, чего никогда не предложил бы Антоний. Хотя Канидий отказался предавать Антония, солдаты перешли на сторону противника. Сам Канидий и его ближайшие соратники тайно бежали и поспешили к Антонию в Египет, однако Октавиан распространил вымысел, будто они бросили на произвол судьбы армию и ей пришлось капитулировать.
Весть о дезертирстве командиров потрясла Антония больше, чем неудача при Акции, и когда флагман Клеопатры продолжил плавание на юг через Средиземное море, он все время находился на носу корабля и ни с кем не разговаривал. Хотя слуги Клеопатры пытались убедить супругов разделить стол и постель, Антоний погрузился в глубокую депрессию, а Клеопатра сохраняла твердую решимость. При том что у них на Востоке еще имелась армия и сохранилась часть флота, царица была совершенно уверена, что Средиземное море не должно быть единственным театром военных действий, и уж никак не побережье Египта. Пройдя через суровые испытания, когда сама ее жизнь висела на волоске, Новая Исида все активнее выступала на передний план, в то время как ее муж был как никогда пассивен.
По пути в Александрию супруги сделали остановку в ста двадцати пяти милях к западу от нее, в пограничном городе Паретония (Мерса-Матрух), откуда намеревались организовать контрнаступление. Там они не только получили подтверждение, что их войска в Греции сдались, но также узнали о переходе четырех легионов, размещенных в Кирене, на сторону Октавиана, чье имя уже начало появляться на монетах Киренаики. Чтобы не допустить переброску изменивших им легионов в Египет, Антоний решил остаться в Паретонии и сделать все возможное для укрепления региона. Поскольку из этих мест в свое время Александр отправился с первопроходческой экспедицией в Сиву, Птолемеи построили здесь подземный храм в его честь, где были собраны портреты их предков, в том числе деда Клеопатры, Птолемея IX. Весьма вероятно, что она, следуя традиции Птолемеев, взывала к своему великому предку, чтобы он помог укрепить моральный дух Антония.
Оставив ему около сорока кораблей, Клеопатра повела на восток, в Александрию, флотилию из шестидесяти судов. Несколькими днями позже под пурпурными парусами, с венками на носах кораблей, с развевающимися флагами победы – у народа и мысли не должно быть о поражении – они вошли в гавань. Под звуки флейт и пение триумфальных гимнов, прославляющих Клеопатру Филопатор, божественную защитницу страны, она сошла на берег.
Клеопатра вновь уверенно взяла в свои руки бразды правления. Говорили, что, «оказавшись вне опасности, она казнила многих видных людей, которые и прежде были настроены против нее и теперь радовались ее неудаче» [556]556
Дион Кассий. Римская история, с. 126.
[Закрыть]. Несомненно, помня о недавнем предательстве Деллия, Планка и Агенобарба, она казнила многих из числа александрийской знати, кто был не прочь воспользоваться ослаблениям ее позиций. Клеопатра не пощадила Артавазда, бывшего царя Армении, который не только предал Антония во время его первого парфянского похода, но и не оказал ей почтения. Голову этой самой именитой особы, ставшей жертвой ее чистки, она послала злейшему врагу Артавазда, мидийскому царю, чья дочь была обручена с сыном Клеопатры, Александром Гелиосом.
Она укрепляла союзнические отношения с оставшимися вассалами Антония. Ее нисколько не удивило то, что иудейский царь Ирод, некогда назвавший свой дворец «Антония», задумал построить портовый город и назвать его Кесарией в честь своего нового сюзерена Октавиана. Последний еще не мог осуществить вторжение в Египет, поскольку победа при Акции для него не была столь решающей, как ее изображали позднее. Оставались и очаги упорного сопротивления. Гладиаторы из общины, созданной четой в Кизике (Малая Азия), когда «узнали о происшедшем, то немедленно бросились в Египет на помощь Антонию и Клеопатре» [557]557
Там же, с. 127.
[Закрыть]через Сирию, готовые, если понадобится, сражаться не на жизнь, а на смерть. Поэтому, чтобы обезопасить свои тылы в Греции, свести на нет остатки прежней популярности Антония и Клеопатры и закрепить свой успех, Октавиан отправился по недавнему пути следования семейной пары от Афин до Самоса, где получил известие о заговоре и росте недовольства в Италии. Хотя заговор, руководимый сыном бывшего триумвира Лепида, был раскрыт, а его организатор – казнен, пришлось послать в Рим Агриппу для поддержания порядка, а тысячи солдат, которым так много наобещал Октавиан, требовали вознаграждения.
Октавиану пришлось возвращаться в Италию, даже несмотря на то, что в эту зимнюю пору на море свирепствовали бури. Во время одной из них погиб его личный врач. Прибывшего в Брундизий Октавиана приветствовали сенаторы, однако встречу героя омрачили недовольные выкрики собравшихся ветеранов. Хотя их удалось успокоить заверениями, что им будут розданы земли, обещанные солдатам Антония, Октавиан понимал: ему не обойтись без сказочных богатств Птолемеев, которыми владела Клеопатра и собиралась воспользоваться ими.
Чтобы пополнить военную казну, насчитывающую двадцать тысяч талантов, она, согласно более поздним источникам, захватила огромные богатства «из святилищ и храмов, не пощадив даже самых почитаемых» [558]558
Дион Кассий. Римская история, с. 126.
[Закрыть]. Клеопатра совершала кощунство, давно ставшее привычным, хотя всегда давала деньги храмам, дабы заручиться поддержкой коренных жителей. И в самом деле, египтяне продолжали поддерживать ее. Встречавшиеся с Клеопатрой жрецы Верхнего Египта сказали, что готовы с оружием в руках защищать страну. Во всех храмах духовенство, возглавляемое ее родственником, верховным жрецом Петубастисом, воздавало почести ее статуям. Так что если от храмов поступали средства, то это были добровольные пожертвования.
После возвращения домой Клеопатра, конечно, первым делом почтила Исиду и Мина в их общем храме в Коптосе, установив там каменную стелу 21 сентября 31 года до н. э. с такой надписью: «В год 22-й, он же седьмой, 22 дня первого месяца ахета от женщины-фараона, дочери царей, которые, в свою очередь, являлись царями, рожденными от царей, Клеопатры, благодетельной, любящей отца богини, и от Птолемея, нареченного Цезарем, любящего мать и отца бога». На стеле был помещен только портрет Цезариона, очевидно, на случай, если что-то случится с его матерью и отправительницей. Далее речь шла об отчислениях из царской казны на культовые обряды для быка Бухиса и на выплаты местным ткачам, изготовившим материю для бальзамирования животного. Клеопатра вполне могла проявить щедрость в этой ситуации из тех соображений, что из Коптоса лежал основной путь от Нила к Красному морю, охраняемый Мином и Исидой, помощь которых ей понадобится, когда она будет осуществлять план спасения своих сокровищ, детей и самой себя.
При том что Египет оказался блокированным с востока, запада и севера, юг оставался свободным, и как раз там она намеревалась предпринять следующий шаг. Признав непреложный факт, что Средиземное море принадлежит Октавиану, она решила не направляться в Испанию, где еще оставались кое-какие сторонники Помпея, а обратила взоры на другое побережье Египта. Регион Красного моря, недосягаемый для Октавиана, но хорошо знакомый Птолемеям, особенно Клеопатре, владевшей многими местными языками, охватывал значительную территорию Южного Египта. Даже если неприятель захватит дельту, Юг будет считать себя независимым районом, поддерживающим ее режим. Перебравшись туда, откуда лежит прямой морской путь в Индию, она также получит новые возможности для путешествий и торговли. Изумительная, сделанная в Александрии, но найденная в Пенджабе бронзовая статуэтка сына Исиды, Гарпократа, увенчанного короной Верхнего и Нижнего Египта, по-видимому, являлась одним из элементов кампании по пропаганде ее «большого и отчаянно смелого начинания» [559]559
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 435.
[Закрыть].
Царица также задумала перетащить через «перешеек, отделяющий Красное море от Египетского» [560]560
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 435.
[Закрыть], ее оставшийся флот в составе шестидесяти кораблей, неспособных из-за своих слишком больших размеров пройти через существовавший канал. Итак, ее замысел заключался в том, чтобы «в этом самом месте, где перешеек <…> уже всего – не более трехсот стадиев [около 40 миль], – перетащить суда волоком» [561]561
Там же.
[Закрыть], используя египетские деревянные катки или, возможно, колесную конструкцию наподобие той, что она, наверное, видела незадолго до этого в Коринфе, когда корабли перевозили по суше, «и выйти в Аравийский залив» [562]562
Там же.
[Закрыть].
Но хотя этот план мог иметь далеко идущие последствия, он закончился неудачей из-за того, что петрейские арабы по приказу их царя Малха сожгли корабли на суше во время перевозки. Арабы, давно ненавидевшие Птолемеев за территориальные притязания и торговые связи, не простили Клеопатре того, что она собирала налоги с добычи битума в их стране. Этим диверсионным актом, совершенным при содействии назначенного Октавианом нового наместника Сирии и иудейского царя Ирода, арабы свели счеты с египетской царицей.
Если для Антония самым прискорбным событием была капитуляция его сухопутных сил, то для Клеопатры тяжелейшим ударом судьбы, безусловно, стало уничтожение ее флота, с которым она связывала все надежды на спасение. Но даже это не обескуражило ее, ибо, доколе она владела сокровищами, она сохраняла за собой власть. Когда Антоний вернулся из Паретония, после того как сделал все возможное для укрепления западных границ, Клеопатра отдала приказание обезопасить Египет от вторжения с востока через Пелусий и стала готовиться к тому, чтобы бросить вызов Октавиану, используя сокровища, нужные ему как инструмент торга. А пока она решила разделить свое состояние на две части: одну оставить в Александрии, спрятав ее в тайниках мавзолея, а другую – передать своему юному соправителю Цезариону, которому в должный час придется уехать за границу, подальше от Октавиана, уже ступившего на тропу войны.
К весне 30 года до н. э. Октавиан уже находился на Родосе, куда Клеопатра отправила сообщение, что готова отречься от престола и просит сохранить власть за ее детьми. Через посланца она передала крупную взятку и знаки власти египетского монарха точно так же, как в свое время Рим послал Птолемею IV тогу взамен его любимого одеяния Диониса, тем самым делая намек Октавиану, настаивавшему на том, чтобы римляне носили тогу, дабы подчеркнуть отличие от изнеженных жителей Востока. Хотя Октавиан принял деньги и экзотические знаки царской власти, он уклонился от прямого ответа. Он поступил так же, когда Клеопатра послала гонцом учителя своих детей Эвфрония, который привез еще одну крупную сумму и передал просьбу царицы оставить ее детей наследниками египетского престола.
В то время как Клеопатра продолжала жить со своими детьми во дворце, предположительно на острове Антиродос, Антоний предпочел в уединении переживать измены своих бывших союзников, в том числе Ирода. Антоний удлинил мыс, выступавший в море, и на его оконечности к западу от острова Антиродос построил башню из гранита и мрамора, оказавшуюся напротив дворца Клеопатры. Царица могла видеть Антония, но он оставался вне ее досягаемости и в полной изоляции от внешнего мира. Это уединенное место он называл Тимонеум по имени афинянина Тимона, ненавистника людей, на чьей могиле было начертано: «Здесь я лежу, разлучась со своею злосчастной душою. Имени вам не узнать. Скорей подыхайте, мерзавцы!» [563]563
Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 435.
[Закрыть]
Антоний послал к Октавиану своего сына Антилла, некогда обрученного с дочерью Октавиана, Юлией. Он привез крупную сумму денег и сообщение, что его отец хочет жить в Александрии просто как частное лицо или в Афинах, если это невозможно. Хотя Октавиан оставил себе деньги, ответил он Клеопатре, «что ей будет оказано полное снисхождение при одном условии – если она умертвит или изгонит Антония» [564]564
Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 436.
[Закрыть].
Затем Антоний отправил Октавиану письмо, в котором сообщал, что готов покончить с собой, если это спасет Клеопатру, но в данном случае из состояния инертности его вывела заговорившая в нем ревность. Молодой и красивый вольноотпущенник Октавиана, Фирс, беседовал с Клеопатрой дольше, чем другие, что вызвало у Антония подозрения, и он приказал высечь гонца. Отпустив его назад к Октавиану, он написал, что поступил так, потому что «Фирс держал себя слишком заносчиво и высокомерно» [565]565
Там же.
[Закрыть]. И добавил, что если Октавиан хочет расквитаться, то может высечь бежавшего к нему его вольноотпущенника Гиппарха.
Прекратив наконец самозаточение, Антоний решил наслаждаться тем, что ему оставалось от жизни, «и, принятый Клеопатрою в царском дворце, принялся увеселять город нескончаемыми пирами, попойками и денежными раздачами» [566]566
Там же.
[Закрыть]. Если свое тридцатидевятилетие Клеопатра отметила намеренно скромно, то по случаю пятидесятидвухлетия Антония, очевидно, обрадованная, что он к ней вернулся, 14 января 30 года до н. э. устроила «празднество такое блестящее и пышное, что многие из приглашенных, явившись на пир бедняками, ушли богатыми» [567]567
Там же.
[Закрыть].
Чтобы символически отмежеваться от предателей Планка, Тиция и Деллия, супруги распустили прежний «Союз неподражаемых» и создали новый, назвав его «Союзом смертников». В него вошли их преданные сторонники, они носили венки из ядовитых цветов и дали клятву, что умрут вместе с Клеопатрой и Антонием, когда придет время. В их число входил и Канидий Красс, сумевший вернуться в Египет.
Желая найти безболезненный способ ухода из жизни, если возникнет такая необходимость, Клеопатра решила последовать примеру своего дяди Птолемея Кипрского, покончившего с собой, когда римляне завладели его царством. Любой ценой она хотела избежать участи своей единородной сестры Арсинои, которую в цепях провели по Риму, городу, где она сама правила вместе с Цезарем. Про себя твердо решила, что никогда больше не вернется туда, и, уж конечно, сделает так, чтобы «не достаться произволу победителя» [568]568
Тит Ливий. Указ. соч. Т. 3. Периохи книг 1—141, с. 643.
[Закрыть].
