Текст книги "Клеопатра Великая. Женщина, стоящая за легендой"

Автор книги: Джоан Флетчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)

Сама Октавия задалась целью вернуть мужа и восстановить положение жены и матери в противовес вкладу, внесенному Клеопатрой в вооруженную борьбу. Октавиан умело манипулировал сестрой как марионеткой, и ее роль «преданной жены», в сущности, свелась к тому, чтобы заманить Антония в ловушку. Если бы он отправился в Афины и принял войска вместе с Октавией, то лишился бы важной для него поддержки Клеопатры. Но из-за малочисленности предложенного подкрепления такой вариант становился маловероятным, а Октавиан, как видно, хотел, чтобы Антоний порвал с Октавией. В таком случае Антоний поставил бы себя в еще более невыгодное положение после недавнего военного поражения.

В то время как Антоний решал, как ему поступить, Клеопатра вела себя крайне неуравновешенно: то она «прикидывается без памяти в него влюбленной» [502]502
  Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 426.


[Закрыть], то притворно льет слезы, то у нее начинаются приступы гнева, то она ничего не ест, «чтобы истощить себя» [503]503
  Там же.


[Закрыть]. Хотя более поздние источники утверждали, что такое невероятное поведение подтолкнуло Антония к решению его проблемы, он, безусловно, мог оценить две очевидные возможности. На Западе находились Октавия, две их дочери и шурин, чье существование представляло угрозу для всего, чего хотел достичь Антоний. А на Востоке была Клеопатра и их трое детей, все потомки Александра, с которым он еще мог соперничать, ибо обладал полководческим талантом. И на Востоке без Октавиана Антоний мог быть своим человеком. Коль скоро его будущее как независимой силы зависело от Клеопатры, он написал письмо Октавии в Афины, предлагая ей отправить ему солдат, корабли и Антилла, его старшего сына от Фульвии, а самой вернуться к брату в Рим и проявлять заботу о младшем брате Антилла и их двух дочерях. Как и следовало ожидать от римской жены, она повиновалась мужу, а он продолжал собирать силы на сирийской базе, Антиохии, готовясь к возобновлению войны с Парфией.

Клеопатра помогла с финансированием экспедиции и поддерживала союзнические отношения с восточными соседями. Чета скрепила договор с мидийским царем помолвкой их сына Александра Гелиоса с его дочерью Иотапой. Они даже намеревались пойти на союз с Секстом Помпеем, но он вступил в тайные переговоры с парфянами и продолжал жечь на море римские корабли. В конце концов он был схвачен и казнен одним из военачальников Антония, Марком Тицием, племянником наместника Сирии Планка.

Антоний также отправил к армянскому царю Артавазду посольство во главе с неким Деллием, который от имени Антония предложил ему исправить прежнюю ошибку и выступить вместе с римлянами против Парфии. Его отказ послужил веской причиной для Антония вторгнуться в Армению весной 34 года до н. э. Артавазда вместе с семьей как пленников отправили в Египет, в Армении остался римский гарнизон под командованием Канидия Красса, а Антоний с Клеопатрой выпустили монеты с надписью «Армения покорена». Эта победа обеспечила им не только выгодную позицию для начала военных действий против Парфии летом того же года, но и открыла новые рынки для римских купцов, а также создала условия для превращения этой страны в римскую провинцию и раздачи ее земель римским поселенцам. В Риме так хорошо восприняли новость о «блестящем успехе» [504]504
  См.: Chaveau М.Cleopatra: Beyond the Myth. – Ithaca: Cornell University Press, 2002, p. 58.


[Закрыть], что Октавиану пришлось доказать собственные полководческие способности и опровергать слухи о трусости.

Вместе с Агриппой он выступил в поход, чтобы обезопасить северо-восточные границы Италии от возможных набегов. Они одержали победу над непокорным Иллириком (западная часть Балканского полуострова), захватили большие трофеи и дошли до границ с Македонией. Повредив себе колено, Октавиан теперь мог утверждать, что получил «достойные воина раны» [505]505
  См.: Earl D. The Age of Augustus. – London: Elek, 1968, p. 58.


[Закрыть]в сражении. Когда Октавиан вернулся в Рим в конце 34 года до н. э., сенат решил, что он заслуживает триумфа, но правитель рассудил иначе: посчитал, что празднества следует отложить до возвращения Антония и тогда устроить торжества по поводу его победы в Армении, а также смерти Секста Помпея. Это был отнюдь не благородный жест, а желание привлечь максимум общественного внимания к длительному отсутствию Антония в Риме и к тому, что он живет отдельно от жены. Сенат установил на форуме статуи Антония и Октавиана и высказался за оказание таких же почестей их римским женам: Октавии и Ливии. Им пожаловали высокий титул «священнейших», что поставило их в один ряд с весталками, наиболее почитаемыми женщинами в Риме. Но их скромные статуи не шли ни в какое сравнение с изваянием Клеопатры в храме Венеры, построенном Цезарем. Сравнения проводились и между их мужьями, из-за которых разделилось общественное мнение: изваяния вторых «я» Аполлона и Геракла украшали храм Аполлона на Палатинском холме, где Октавиан создал свой культ в противовес божественному имиджу Антония и Клеопатры. Октавиан отлично знал, что Антоний не вернется в Рим праздновать традиционный триумф, потому что он уже прибыл в Александрию осенью 34 года до н. э. и его приветствовала, как второго Александра, ликующая толпа под руководством Клеопатры.

В ознаменование победы супруги устроили грандиозные птолемеевские празднества, какие проводились раньше в честь династического рода, ведущего начало от Александра и Диониса, с демонстрацией восточного богатства. Над толпой проплывало написанное красками полотнище с изображением Александра, участвующего в триумфальном шествии в городе Нармуфисе в Фаюме, в образе Диониса, который потом перенял Цезарь, когда был удостоен триумфа в Риме, и сейчас возрождал Антоний, играя свою излюбленную роль этого божества. Облаченный в золотистую тогу, обвитый плющом, размахивая священным жезлом Диониса, чьим именем он велел называть себя, Антоний появился перед толпой на позолоченной колеснице, следовавшей за праздничным эскортом с изваяниями богов и повозками с трофеями [506]506
  См.: Немировский А.И., Дашкова М.Ф. Указ. соч., с. 129.


[Закрыть].

Двигаясь по центральной улице Александрии, процессия повторяла маршрут, по которому следовал прежний «Новый Дионис» – Авлет. Антоний сошел с колесницы, когда она поравнялась с храмом Исиды, «Владычицы холма Египта», названной так в древнем источнике, очевидно, потому, что на вершине возвышенности находился комплекс Серапейон. Его стены, облицованные металлическими листами, сверкали на солнце, а к входу вели сто широких ступеней из белого камня. Клеопатра принимала героя-победителя, восседая над всеми на троне в черном одеянии Исиды. Когда Антоний передал ей военные трофеи и пленных, в том числе армянского царя и членов его семьи, закованных в серебряные цепи, как подобает их царскому статусу, все горожане почтительно склонились перед ней в поклоне в соответствии с церемониалом, за соблюдением которого следил юный верховный жрец Петубастис. Он также мог быть главным действующим лицом в следующем праздничном мероприятии – символическом бракосочетании Исиды и Диониса, чьи роли исполняли артисты. Тем не менее грандиозная триумфальная процессия была лишь прелюдией главного события, известного в истории как александрийские пожалования.

Это была кульминация всего, чего Клеопатра и Антоний достигли. Из того, что нам известно, спектакль начал Антоний, но поставила его, несомненно, Клеопатра. Проходивший на огромном александрийском стадионе – гимнасии, где традиционно проводились птолемеевские празднества, он явился демонстрацией богатства и всемогущества этой знаменитой пары и их растущей династии и повторением церемонии, состоявшейся в 52 году до н. э., когда Авлет представил александрийцам своих четверых детей.

Посередине стадиона возвышалась двухъярусная сверкающая серебром платформа с шестью золотыми тронами, на двух из которых – самых больших на верхнем ярусе – восседала во всем блеске сама царственная супружеская пара. Антоний в полной римской военной форме как триумвир, император и правитель восточных провинций в окружении штандартов римских легионов под охраной римского телохранителя сидел под балдахином из тонкого полотна, увенчанным двумя птолемеевскими орлами. Его жена Клеопатра «в тот день, как всегда, когда появлялась на людях, была в священном одеянии Исиды; она и звала себя Новою Исидой» [507]507
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427.


[Закрыть]. Ее черное платье резко выделялось на фоне белых стен гимнасия и среди ярких нарядов окружавших ее персон. На нижнем ярусе разместились четверо ее детей: тринадцатилетний фараон Цезарион, шестилетние близнецы Гелиос и Селена и двухлетний Птолемей Филадельф.

Антоний поднялся с трона и, являя ораторское искусство, как десять лет до этого на похоронах Цезаря, обратился с речью к александрийцам, заполнившим гимнасий. Он говорил на греческом языке как верховный жрец культа Цезаря. Отдав дань уважения божественному Юлию, он вновь подчеркнул, что «величие Римской державы обнаруживает себя не в стяжаниях, но в дарениях», и сообщил, какие территории от имени Рима отдаются его детям от Клеопатры.

Затем, провозгласив сыновей, которых Клеопатра родила от него, царями царей, он назначил старшему из них, Александру Гелиосу, Армению, Мидию и Парфию, то есть все земли к востоку от Евфрата до Индии, фактически до пределов империи Александра Великого. Шестилетнего сына Александра, чей статус был подтвержден его помолвкой с единственной дочерью мидийского царя, «Антоний вывел в полном мидийском уборе, с тиарою и прямою китарой» [508]508
  Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427.


[Закрыть]. Великолепная бронзовая фигурка полнощекого мальчика из Александрии I века до н. э. в таком же мидийском костюме скорее всего изображает сына Антония: он стоит на цыпочках и словно тянется рукой к своим новым территориальным владениям.

Затем Антоний объявил, что назначает своему младшему сыну, двухлетнему Птолемею, Финикию, Сирию и Киликию. Малыша также вывели вслед за старшим братом, только в македонском пурпурном плаще, сапогах и характерном македонском головном уборе кавсии, украшенном диадемой. «Это был наряд преемников Александра» [509]509
  Там же.


[Закрыть]. Потом мальчики приветствовали родителей, что они, без сомнения, хорошо отрепетировали, «и одного окружили телохранители-армяне, другого – македоняне» [510]510
  Там же.


[Закрыть], как было положено по их статусу.

После этого настал черед единственной дочери Клеопатры, шестилетней Клеопатры Селены, которая получила в удел обширные территории Киренаики (восточная Ливия) и Крит в придачу. Сама девочка, по-видимому, изображена на бронзовой пластине в образе Селены-Исиды с братом близнецом Гелиосом-Гором; они оба держат длинные скипетры и двойной рог изобилия. Вполне возможно, что на пластине отражен момент, когда им действительно вручали скипетры на той торжественной церемонии.

Тем не менее, поскольку дети находились совсем в юном возрасте, Клеопатру назначили регентшей и провозгласили Клеопатрой Теей Неотерой Филопатром Филопстрис – Новой Теей, Любящей отца и Любящей отечество, правительницей Египта, Кипра, Ливии и Килисирии. В то же время на монетах, выпущенных четой, была сделана надпись на латыни «Cleopatrae reginae regum filiorum regum» – «Клеопатра, царица царей, и ее сыновья, также цари».

И наконец очередь пришла ее старшего сына, соправителя Цезариона, державшего символы фараоновской власти – бич и посох – и облаченного в одежды из лучшего полотна. Приветствуя его как Птолемея Цезаря, царя царей, чтобы подчеркнуть его более высокое положение вместе с матерью над ее тремя младшими детьми, Антоний провозгласил тринадцатилетнего фараона единственным законным наследником Юлия Цезаря. Это была политическая бомба.

Смириться с таким выпадом Октавиан уже не мог. Став консулом на второй срок в январе 33 года до н. э., он выступил с открытой критикой Антония и развернул блестящую пропагандистскую кампанию против царственных супругов в Александрии, чья последовательная политика доминирования на Востоке вскоре могла обратиться на Запад. Обвинения, с которыми выступал Октавиан, становились тем убедительнее, чем дольше Антоний отсутствовал в Риме. Он воспользовался в своих интересах слухами о женитьбе его соперника на Клеопатре, и Антония стали упрекать, что «имел двух жен сразу, на что не отваживался ни один из римлян» [511]511
  Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 445.


[Закрыть], хотя даже Цезарь хотел изменить римский закон, чтобы легитимировать свое двоеженство.

В глазах общественности «святейшая» Октавия выигрывала перед распутной Клеопатрой, ставшей «женой-егип-тянкой» [512]512
  Текст приводится по изданию: Вергилий.Энеида / Пер. С. Оше-рова. – М.: Лабиринт, 2001, с. 166.


[Закрыть]после «постыдной любви» [513]513
  Секст Проперций.Указ. соч., с. 147.


[Закрыть], а передачу земель Антонием своей верной союзнице за два года до этого стали расценивать как подарок одурманенного любовника. Пожалования римляне восприняли как проявление «показного блеска, гордыни и вражды ко всему римскому» [514]514
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427.


[Закрыть], а состоявшиеся за несколько дней до этого птолемеевские шествия им представились триумфом в римском смысле, проведенным не в Риме. Они сочли, что Антоний «в угоду Клеопатре отдал египтянам прекрасное и высокое торжество, по праву принадлежавшее отечеству» [515]515
  Там же, с. 425.


[Закрыть], хотя фараоны проезжали в золотых колесницах в ознаменование военных побед еще за сотни лет до основания Рима. И несмотря на то что Клеопатра финансировала данное конкретное «римское» завоевание, Октавиан утверждал, что военные трофеи были отданы египетской Исиде, а не римскому Зевсу на Капитолии, задавшись целью создать о Клеопатре представление как о безнравственной восточной царице, пользующейся в свое удовольствие нечестно полученной добычей, в то время как его добродетельная сестра сидит дома подобно непорочной весталке и прядет пряжу.

Поручив Агриппе бороться с инакомыслием и пресекать проегипетские настроения, Октавиан решил затмить Александрию посредством реконструкции Рима частично по проектам, намеченным Цезарем при содействии Клеопатры. На эти цели пошли трофеи от Иллирийской войны. Агриппу он назначил «уполномоченным по гражданскому строительству», под чьим руководством начались реставрация храмов, ремонт дорог и общественных зданий, строительство колоннад, новых акведуков, канализации и бань. Этими мероприятиями, а также проведением игр и состязаний он склонил на свою сторону народ. В то же время Октавиан продолжал критиковать Антония в сенате, обвиняя его в необоснованной жестокости за казнь Секста Помпея, хотя сам распял многих солдат своего соперника. Октавиан ставил в заслугу Антонию взятие в плен армянского царя, которого пощадили, но он обходил молчанием то, что несколько сотен жителей Перудени принесли в жертву по его повелению.

Возмущенный таким лицемерием, Антоний в своих письмах решительно опровергал обвинения. И хотя Октавиан высмеивал литературный стиль оппонента, утверждая, что тот изъясняется «старинными и обветшалыми словами» и берет пример «с азиатских риторов, чтобы перенести в нашу речь их потоки слов без единой мысли» [516]516
  Светоний. Указ. соч., с. 85.


[Закрыть], ему непонятных из-за недостаточного знания греческого языка, Антоний продолжал засыпать его своими посланиями. Отметив, что Октавиан незаконно завладел территориями Лепида, что раздавал земли в Италии только своим ветеранам, не вернул почти половину переданных ему кораблей и отправил лишь десятую часть солдат, обещанных взамен, Антоний наиболее решительно защищался по поводу главного вопроса – своих отношений с Клеопатрой.

С поразительной прямотой Антоний спрашивал у Октавиана в одном из своих писем: «С чего ты озлобился? Оттого, что я живу с царицей? Но она мне жена, и не со вчерашнего дня, а уже девять лет, А ты будто живешь с одной Друзиллой? Будь мне неладно, если ты, пока читаешь это письмо, не переспал со своей Тертуллой, или Терентиллой, или Руфиллой, или Сальвией Титизенией, или со всеми сразу, – да и не все ли равно в конце концов, где и с кем ты путаешься?» [517]517
  Там же, с. 77–78.


[Закрыть]Хотя у римлян сложился положительный образ Октавиана, он имел по меньшей мере одну любовницу. Кроме того, он поддерживал связи с женами и дочерьми своих коллег и оправдывал себя тем, что «шел на это не из похоти, а по расчету» [518]518
  Там же, с. 77.


[Закрыть], дабы выведать, что замышляют его противники. Но эти методы не отличались щепетильностью даже по критериям Антония, который обвинил Октавиана в том, что «жену одного консула он на глазах у мужа увел с пира к себе в спальню, а потом привел обратно, растрепанную и красную до ушей» [519]519
  Светоний. Указ. соч., с. 77.


[Закрыть].

И все-таки истинная причина нападок Октавиана на Антония состояла в том, что он признал отцовство Цезариона как во время пожалований в Александрии, так и в донесении сенату, где он сообщил, что Цезарь признал Цезариона своим сыном в присутствии нескольких коллег, в том числе Гая Оппия. Естественно, это подрывало статус Октавиана как приемного сына, и Оппия уговорили сделать опровержение. Сторонники Антония затем обвинили Октавиана в гомосексуализме, кощунстве и трусости. В обстановке нарастающей вражды между двумя фракциями пропагандистская машина Октавиана заработала на полную мощность, чтобы противодействовать супружеской паре, на чьей стороне было большинство грекоязычных стран и значительное число римлян. Александрия уже стала местом жительства Планка, постоянного гостя на званых пирах, устраиваемых супругами, Деллия, посла по особым поручениям, сенатора Квинта Овиния, управлявшего предприятиями Клеопатры по выделке шерсти, и родившегося в Греции римского офицера Гая Юлия Папейоса, командовавшего отрядом римских и греческих воинов, посланных в Филэ весной 32 года до н. э., чтобы воздать почести Исиде и царице.

По обеим сторонам огромного тронного зала Клеопатры были выставлены штандарты римских легионов. Стоявшие на карауле перед входом римские солдаты держали щиты с царскими эмблемами. При дворе Клеопатры постоянно находились артисты, ученые и искусные мастера, приглашенные Антонием. Они разыскивали для Клеопатры шедевры древнего восточного искусства от бронзовых статуй до произведений живописи и рукописей, хранившихся в царской библиотеке Пергама и больше всего восхищавших Клеопатру, которая питала «пристрастие ко всякой образованности» [520]520
  Текст приводится по изданию: Флавий Филострат.Жизнь Аполлона Тианского. – М.: Наука, 1985, с. 106–107.


[Закрыть]. Этот акт огромной политической важности не только позволил Антонию выполнять обязанности преемника Цезаря, возмещая труды, утраченные во время Александрийской войны, но и дал возможность Клеопатре, продолжавшей прибирать к рукам обширную библиотеку соперников осуществить давнюю мечту Птолемеев, дабы показать, что их прежнее царство находится под ее контролем. Из храма Афины-Исиды перевезли двести тысяч книг в Серапейон Александрии. Создание новой библиотеки положило начало еще одной волны культурного развития, когда ученые мужи Клеопатры начали усваивать лавину информации. Сознавая необходимость образования для своих детей как будущих монархов, Клеопатра назначила философа и историка Николая Дамасского воспитателем близнецов Александра и Клеопатры и юного Птолемея Филадельфа, учителем которых также являлся Эвфроний. Их старшего единоутробного брата Цезариона обучал ученый Родон, а Феодор был воспитателем старшего сына и законного наследника Антония, Антилла. Хотя при пожалованиях он не получил каких-либо территорий, десятилетний отрок появился на монетах с отцом и пользовался такими же жизненными благами, как его единокровные братья и сестра. Его личный врач Филот вспоминал, как юный Антилл вознаградил его за остроумное замечание во время обеда, подарив ему все кубки, стоявшие на столе, однако некоторое время спустя ему посоветовали взамен кубков взять деньги, а то как бы Антоний «не хватился какой-нибудь из вещей – ведь среди них есть старинные и тонкой работы» [521]521
  Плутарх.Сравнительная жизнеописания. Т. 2, с. 413.


[Закрыть]. Детей в царском доме стало больше, когда в 33 году до н. э. прибыла мидийская царевна Иотапа, будущая невеста шестилетнего Александра Гелиоса. Царские дети, наверное, тесно общались и со своим родственником Петубастисом, частым гостем во дворце, чья статуя находилась в Серапейоне.

Такие же скульптуры установили и в храме Цезаря, где Антоний как его верховный жрец должен был совершать таинства. Клеопатра повелела построить храм в честь Антония в образе Диониса-Осириса и, продолжая птолемеевскую практику восстановления древних обелисков в честь их союзников, воздвигла гранитный обелиск на площади рядом с памятником Антонию. Еще одну бронзовую статую Антония на базальтовом пьедестале установили 28 декабря 34 года до н. э. в память о пожалованиях с такой надписью на греческом языке: «Антоний Великий, любивший как никто другой. Параситос воздвиг этот памятник его богу-покровителю 29-го дня месяца Хояка в год 19-й, он же четвертый» [522]522
  См.: Walker S.and Higgs P.Op, cit., p. 232.


[Закрыть].

Продолжая пользоваться системой двойного летосчисления, Клеопатра осуществляла правление, в чем ей помогали – особенно в периоды ее длительного пребывания за рубежом – преданные сторонники: советник Алексас из Сирии, секретарь Диомед, глава казначейства Селевк, евнух Мардион и некий Потин, вероятно, возглавлявший правительство, тезка того Потина, которого казнил Цезарь. Сознавая, что грядет неизбежный конфликт с Октавианом, она начала заранее готовиться к нему. Поскольку человек, ставший теперь ее врагом, так и не вернул шестьдесят кораблей из тех, что передал ему Антоний, она завезла из-за границы большое количество леса для строительства новых военных кораблей. Одновременно могла осуществляться передислокация части торговых судов, обычно плававших в Красном море. В результате египетский флот насчитывал более двухсот боевых единиц. За счет доходов от долгосрочной торговли с Индией и реализации ароматического бальзама и битума, право на которую незадолго до этого перешло к Клеопатре, она собрала огромные средства, необходимые, чтобы заплатить армии и своим сторонникам за рубежом. Но еще требовалось заручиться поддержкой внутри страны. Таким образом, вместо того чтобы раздавать деньги, как это делал ее отец, она ввела систему снижения налоговой ставки. В частности, от уплаты налога освобождался находившийся в подчинении у Антония полководец Канидий. В феврале 33 года до н. э. она сообщала ему: «Мы предоставляем право Публию Канидию и его наследникам ежегодно экспортировать десять тысяч артаб пшеницы и импортировать пять тысяч коанских амфор вина без уплаты пошлины кому бы то ни было или любых других налогов. Мы также освобождаем его навсегда от уплаты налога на все земли, принадлежащие ему в Египте, на том условии, что он не будет платить их ни в пользу государства, ни нам или кому-нибудь еще. <…> Уведомить всех, кого это касается, чтобы они действовали соответствующим образом. Быть по сему!» [523]523
  Pap, Berolinensis 25.239 in Agyptisches Musrum und Papyrussam-mlung, Berlin. См. также: van Minnen P.A Royal Ordinance of Cleopatra and Related Documents / Cleopatra Reassessed // British Museum Occasional Paper No. 103 (eds. Walker S. and Ashton S.). – London: BMP, 2003, p. 35.


[Закрыть]

Данный документ – яркое свидетельство мудрой финансовой политики, проводимой Клеопатрой, но что действительно делает его живой, осязаемой историей и тесным связующим звеном с женщиной, какой не было равных, это приписка на греческом языке yiveaGco, что значит «быть по сему», сделанная собственноручно царицей.

Между тем Антоний совершил еще одну поездку на север и после встречи с их союзником мидийским царем отправил донесение сенату с объяснением истинного смысла пожалований, чтобы опровергнуть обвинения Октавиана. Затем он прибыл в Эфес, куда вызвал Клеопатру, и стал готовиться к встрече Нового года. Это была дата, когда перестал существовать второй триумвират, – в полночь 31 декабря 33 года до н. э.

В то время как Восток и Запад, затаив дыхание, ждали, какой шаг сделают два бывших триумвира после ожесточенной словесной войны, бушевавшей на протяжении 33 года до н. э., Антоний взял верх из-за того, что двух его влиятельных коллег Гнея Домиция Агенобарба и Гая Сосия назначили консулами на 32 год до н. э. Получив донесение от Антония об управлении восточными провинциями и пожалованиях, Агенобарб не хотел раскрывать его потенциально взрывоопасного содержания. Но Сосий взял инициативу в свои руки и в феврале зачитал донесение перед сенаторами, которые узнали, что пожалования явились формальным подтверждением розданных Антонием территорий в соответствии с его политикой правления на Востоке. Тогда Антоний воспользовался своим последним козырем, сказав, что готов снять с себя полномочия, если Октавиан сделает то же самое. Лишенные возможности маневрировать, Октавиан и его сторонники начали оскорблять консулов и позвали вооруженную охрану, чье присутствие в сенате считалось противозаконным. Собрание закончилось в обстановке полного хаоса, как после убийства Цезаря.

Но затем произошло нечто невероятное. Оба консула и почти половина сенаторов встали на сторону Антония, и от трехсот до четырехсот человек покинули Рим с намерением сформировать новый сенат а Эфесе. Тамошняя гавань вдруг заполнилась кораблями – «туда со всех сторон собирался его флот» [524]524
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427.


[Закрыть]. Клеопатра сама прибыла на царском флагмане «Антония» во главе личной эскадры из шестидесяти кораблей и еще ста сорока военных кораблей. Жители Эфеса приветствовали ее как монарха.

Когда Канидий Красс привел из Армении свои легионы, под знаменами Антония образовалась огромная армия численностью семьдесят пять тысяч легионеров, большая часть из которых была набрана в грекоязычных странах, вместе с двадцатью пятью тысячами пехоты, двенадцатью тысячами всадников, пятью сотнями военных кораблей и тремястами более мелких судов. Средства на военные цели в основном предоставила Клеопатра, она же привезла собой войсковую кассу с двадцатью тысячами талантов в слитках. Монетный двор супругов в Ливане теперь мог чеканить монеты для выплат солдатам. Каждому легиону выдавали монеты с изображениями его штандарта и военной галеры. Такие ресурсы значительно превосходили возможности Октавиана, которому пришлось ввести крайне непопулярный двадцатипятипроцентный подоходный налог по всей Италии, где Антоний и Клеопатра уже начали распределять средства среди своих оставшихся сторонников. Если бы они вступили в Италию весной 32 года до н. э., то обязательно одержали бы победу, но тогда они еще не предпринимали никаких шагов.

Во время пребывания в Эфесе, где резиденцией Клеопатры служил штаб Антония, который он называл дворцом, она вела такой же активный образ жизни, как в Александрии: «Она появлялась на рыночной площади [форуме] с Антонием, руководила вместе с ним проведением празднеств, ездила с ним верхом на лошади по городу, и ее доставляли в другие места на носилках» [525]525
  Дион Кассий. Римская история. Кн. L, гл. 5.


[Закрыть]. Клеопатра присутствовала на совещаниях у Антония, по-видимому, как и раньше – у Цезаря, однако кое-кто из новых союзников начал высказывать возражения: дескать, удел женщины – домашний очаг, а ее присутствие в лагере – к несчастью, плохая примета. Беспокойное поведение ласточек, гнездившихся на корме флагманского корабля Клеопатры, посчитали дурной приметой.

Среди тех, кто роптал на государыню, были Планк и его племянник Тиций, вероятно, встревоженные, что она может раскрыть некоторые махинации с деньгами, Агенобарб даже отказался почтительно обращаться к ней как к царице, а просто называл ее Клеопатра и без обиняков просил вернуться в Египет.

Но Клеопатра никоим образом не собиралась делать этого. Ее поддерживал другой консул, Сосий, флотоводец, признававший большую важность ее кораблей, но самым рьяным заступником оказался Канидий Красс, командовавший сухопутными силами. Он доказывал, что ее присутствие необходимо для поддержания морального духа египетских войск. Он также сказал своим товарищам по оружию, что «несправедливо силою держать вдали от военных действий женщину, которая столь многим пожертвовала для этой войны. <…> И вообще, заключил Канидий, он не может назвать ни единого из царей, участвующих в походе, которому Клеопатра уступала бы разумом, – ведь она долгое время самостоятельно правила таким обширным царством, а потом долгое время жила бок о бок с ним, Антонием, и училась вершить делами большой важности» [526]526
  Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427–428.


[Закрыть]. В итоге, несмотря на разногласия, Клеопатра осталась там, где находилась.

В апреле 32 года до н. э. с приближением сезона военных действий она и Антоний отплыли на остров Самос. «Подобно тому как все цари, властители и тетрархи, все народы и города между Сирией и Мэотидой, Иллирией и Арменией получили приказ посылать и везти военное снаряжение, так же точно всем актерам было строго предписано немедленно отправляться на Самос» [527]527
  Там же, с. 428.


[Закрыть]. Длившаяся в течение нескольких недель подготовка к войне сопровождалась «грандиозными празднествами» в птолемеевском духе в честь Диониса, олицетворенного верховным командующим Антонием. В это время «остров много дней подряд оглашался звуками флейт и кифар, театры были полны зрителей, и хоры усердно боролись за первенство. Каждый город посылал быка, чтобы принять участие в торжественных жертвоприношениях, а цари старались превзойти друг друга пышностью приемов и даров» [528]528
  Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 427–428.


[Закрыть], дабы заручиться поддержкой богов в предстоящей войне. Уже обсуждались планы проведения триумфа в ознаменование победы над Октавианом. Намечалось по примеру Юлия Цезаря и римскому обычаю устроить гладиаторские игры. В мае Антоний и Клеопатра переправились с Самоса на территорию материковой Греции, отделявшей их мир от мира Октавиана и где скоро будут решаться их судьбы.

В двух случаях Антоний сражался здесь и победил, решая будущее Рима, – в первый раз вместе с Цезарем против Помпея при Фарсале, а затем с практически отсутствующим Октавианом против Брута и Кассия при Филиппах. Он, должно быть, чувствовал, что боги с ним, когда с Клеопатрой они смотрели на их огромную армию и такой же громадный флот.

Отправив свои корабли на запад вокруг Пелопоннеса для создания линии обороны, Антоний и Клеопатра уехали в Афины, там провели лето 32 года до н. э. С городом, где в молодые годы жил и учился Антоний и где, возможно, побывала Клеопатра в детстве с отцом, имели тесные связи Птолемеи, чьи статуи находились в Акрополе. Афиняне теперь установили статую Клеопатры в образе Исиды рядом с изваянием Антония в облике Осириса. Разместившись в роскошном афинском доме Антония, как за двенадцать лет до этого в римской вилле Цезаря, «Клеопатра щедрыми подарками старалась приобрести благосклонность народа. Назначив почести и Клеопатре, афиняне отправили к ней домой послов с постановлением Собрания, и одним из этих послов был Антоний – в качестве афинского гражданина; он произнес и речь от имени города» [529]529
  Плутарх.Сравнительные жизнеописания. Т. 2, с. 428.


[Закрыть].

Оказав великие почести сидевшей перед ним жене, он объявил о разводе с другой и «в Рим послал своих людей с приказом выдворить Октавию из его дома, и она ушла, говорят, ведя за собою всех детей Антония (кроме старшего сына от Фульвии, который был с отцом), плача и кляня судьбу за то, что и ее будут числить среди виновников грядущей войны. Но римляне сожалели не столько о ней, сколько об Антонии, и в особенности те из них, которые видели Клеопатру и знали, что она и не красивее и не моложе Октавии» [530]530
  Там же.


[Закрыть]– классический ответ отвергнутой женщине. Заняв место Октавии в качестве образца женской божественности в Афинах и став теперь единственной женой Антония, Клеопатра, конечно, была на седьмом небе. Тем не менее она не могла не сознавать, что Антоний, наконец разведясь с Октавией, руководствовался прежде всего политическими соображениями – ему нужно было разорвать последнюю остающуюся связь со злейшим врагом Октавианом. Потом будут утверждать, что Антоний «ради чужеземки, с которою состоял в незаконном сожительстве, прогнал римскую гражданку, соединенную с ним узами брака, <…> и таким образом нанес вред самому себе» [531]531
  Там же, с. 445.


[Закрыть].