Текст книги "Граница"

Автор книги: Джо Рудис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Халаши, не ожидавшие с этой стороны нападения, отпрянули, давя друг друга. То же самое происходило и вокруг других граничар. Видя гибель соплеменников, истошно завизжали халашские женщины и бросились вглубь лагеря. Чойба, прикрываемый с боков Белым и Жучем, прошел сквозь толпу, сметая все на своем пути, и налетел на императорских стражников со спины, тем с их длинными копьями было не развернуться. Хурренитские гвардейцы схватились за оружие, и потеряв заколотыми нескольких своих, ввязались в резню.

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Хат опрокинул стол на Ташманумана. На этот раз Сиузида не успел, его меч только оцарапал панцирь хурренита, а сам он получив от Замыки удар рукояткой меча в висок, потерял сознание. Но уже через минуту халаши опомнились и навалились. Рядом с Самохой зарубили Нитима Железяку, а желтолицый варвар в лисьей шапке, увернувшись от клинка, обрушил дубину на голову Клепилы. Какого-то гвардейца втянули в толпу и просто разодрали на куски. Все это заняло не более одной минуты. Но тут, перекрывая шум свалки, прогремел голос Тушманумана:

– Халаши! Остановитесь!

Это казалось чудом, но халаши остановились, смолкли звон и лязг оружия. И все увидели, что Тушмануман стоит, зажатый между Хатом и Чойбой Рыжим, подпираемый с боков остриями их мечей. А вокруг них лежат трупы телохранителей и тех из халашских князей, кто успел на помощь императору. Таких было немного, все кончилось слишком быстро. Принцессу Ольвию, не давая ей встать со скамьи, заслоняли Литиций и Жуч.

– Слушайте меня, халаши! – снова закричал Ташмануман. – Сейчас я и эти чужеземцы пойдем на мост, который вы должны развести. После этого они уплывут на своих кораблях. Ахив?!

– Я здесь, Великий, – откликнулся старик похожий на ястреба, сильно помятый в рукопашной, почти пол лица его закрывал багровый кровоподтек.

– Ты отвечаешь за то, чтоб ни один волос не упал с головы хурренитов.

Старик поклонился.

– Будет исполнено, Великий.

Хат что-то прошептал императору, который выслушал его с неподвижным лицом.

– И еще, выдайте хурренитам трупы их людей, и пусть рабы помогут донести их до пристани.

Старик снова поклонился.

На вытоптанную землю перед малиновым шатром стали складывать тела, юношу в сером плаще, с черепом раскроенным секирой, пятерых гвардейцев, Нитима Железяку, еще одного из свиты, в черном изодранном камзоле. Последним из толпы вынесли Клепилу. Рабы не понадобились. Халаши пригнали повозку, в которую погрузили трупы, Пайда Белый взял лошадей под уздцы и повел их вниз, к реке. Остальные двинулись следом, держа оружие наготове, образовав подобие каре, в середине которого Чойба и Хат вели Тушманумана, в шаге за ними шла принцесса Ольвия, прикрытая с боков Самохой и Литицием.

Сопровождаемые толпой халашей, хранящей грозное молчание, впереди которой ехал мрачный, как туча, Ахев на игреневой кобыле, хуррениты вышли из лагеря и перед ними открылась, заслоненная до этого шалашами и палатками, Мста. И пристань у моста, на которой шел ожесточенный бой. Халаши, с берега и с галер, штурмовали стоящие у пристани корабли.

Ахев пришпорил коня и поскакал туда, было видно, как он, рискуя быть задетым стрелой, градом сыпавшимися с обеих сторон, ворвался в гущу боя, который после этого затих, атакующие отошли от хурренитских кораблей.

Было видно, как с «Орла» сошел человек и подойдя к Ахеву о чем-то с ним переговорил. Ахев махнул рукой и, подскакавший к нему галопом, всадник спешился и передал поводья человеку с «Орла».

Старик хлестнул кобылу плетью и помчался обратно, за ним, смешно подпрыгивая в седле, растопырив локти и взмахивая, вылетающими из стремян, ногами, припустил человек с «Орла», в котором тотчас узнали капитана Летимака. Он был по-прежнему в своем засаленном халате, на поясе его болтался палаш в ржавых ножнах.

– Выводи корабли к середине моста! – крикнул ему Хат. – Жди нас там.

Летимак кивнул и, поворотив коня, поскакал к пристани, а процессия свернула на мост. На въезде ее встретил Начальник Переправы благородный Комыси, верхом, в кольчуге и шлеме.

Стража угрюмо расступилась, колеса телеги застучали по дощатому настилу. Тушмануман крикнул, чтоб халаши держались в пятидесяти шагах, толпа с рычанием подчинилась. Встречные прохожие жались к краям, пропуская хурренитов, и затем присоединялись к мрачному шествию.

Самоха взглянул на пристань. Ласточка уже отчалила. На «Беркуте» и «Орле» царила лихорадочная суета.

Толпа халашей валила по мосту, многие обгоняли Ахева и ему то и дело приходилось одергивать их, чтоб не приближались слишком близко к хурренитам. Занятый этим, он не заметил как, прижатый к боку его лошади, воин в низко надвинутом шлеме напрягся и отведя руку в железной перчатке нанес удар. Меч легко вошел в незащищенный доспехами бок. Почти никто не успел сообразить, что происходит. Ахев умер раньше, чем упал с коня. Но для кого-то эта смерть была долгожданным сигналом. В толпе, сразу в нескольких местах, закричали про измену. Раздались призывы немедленно вырвать Тушманумана из рук чужаков.

Мертвый Ахев повалился наконец из седла на стоящих рядом с ним. Шум усилился. Убийцу нашли сразу, он так и держал в руке окровавленный меч. С него сорвали шлем, кто-то опознал в нем человека из клана Выдры, считавшегося верным Тушмануману. Но теперь люди Выдры, очевидно, решили, что пробил их час. Старый князь Тасыт, старший в клане, в окружении сыновей и зятьев, ожесточенно пробивался в переднюю шеренгу, крича, что клан Выдры вырвет силой оружия обожаемого императора из рук коварных хурренитов. И горе тому, кто попытается этому помешать! Тасыта не любили, поэтому вперед пропускать не хотели. Убийца Ахева был зарезан рядом со своей жертвой, раньше, чем людям Выдры удалось до него добраться.

Между тем хуррениты уже почти дошли до середины моста, к которому швартовался «Орел», тогда как «Ласточка» и «Беркут» маневрировали на веслах чуть поодаль. За ними высился лес мачт халашских галер, капитаны которых, связанные приказом Ахева, не смели подходить ближе чем на сотню шагов.

– Похоже халаши решили отбить тебя силой, – сказал Хат императору, который то и дело оглядывался, прислушиваясь к нарастающим крикам. Но разглядеть чего-либо было невозможно, передние ряды варваров, не втянутые еще в общую неразбериху, все так же мерно шли вперед, поблескивая обнаженными клинками.

– Нет, – ответил Тушмануман. – Тут что-то не так. Я не вижу Ахева.

Но вот заволновались и передние ряды, халаши заметно прибавили шагу. С «Орла» на мост посыпались матросы с баграми и топорами, и начали сдирать доски настила и рубить канаты. Толпа завыла.

– Хурренит, дай мне встать на телегу, халаши должны видеть меня, – сказал Тушмануман. Хат переглянулся с Чойбой, тот кивнул. Они подсадили императора на телегу и запрыгнули в нее сами, присев на колено, чтоб не заслонять Тушманумана от его подданных. Тушмануман выпрямился и поднял руку. – Братья, опомнитесь!

Но вой заглушал его слова. Из задних рядов метнули стрелы, одна прошла над головой Тушманумана, а другую, звериным чутьем угадав ее полет, Чойба принял на эфес.

– Клан Выдры, – сказал, спустившись с телеги, Тушмануман. – Князь Тасыт, старый вор. Должно быть, кричит, что надо освободить меня силой. Теперь ему придется убить меня, или я убью его. Приготовьтесь, сейчас начнется.

Тень острого бушприта упала на лицо Самохи, высокий борт «Орла» был совсем рядом.

– Приготовьтесь, – крикнул Хат. – Не бежать. Жуч Лихотский, уноси принцессу. Самоха, прикрой его.

Жуч подхватил принцессу на руки и побежал, за ним бросился Самоха, гвардейцы, стоящие, копья к ноге, у трапа, расступились. Самоха было рванулся по трапу следом, но потом стремглав побежал обратно.

Князь Тасыт наконец продрался сквозь толпу и, не медля ни секунды, пришпорил коня, который в несколько прыжков преодолел расстояние до хурренитов. Рядом с ним скакали его сыновья, в таких же как у него черных, как воронье крыло, плащах, отороченных рыжим мехом. За ними катилась лавина пеших халашей, увлеченных, наполовину против своей воли.

Самоха увидел как Тушмануман, пользуясь тем, что внимание охранявших его было отвлечено, наклонился к телеге и выдернул из ножен саблю мертвого гвардейца.

– Чойба, сзади!

Чойба, уже пригнувшийся для броска навстречу всадникам, извернулся по-волчьи, всем корпусом. Однако остекленевший взгляд Тушманумана был прикован к старику, скачущему впереди халашей. Лязгнуло железо, покатился под ноги, сбитый лошадиной грудью, гвардеец. Но, оторвавшийся от своих почти на корпус, старый князь был обречен, Чойба отбил его меч и, схватив за руку, выдернул из седла, а подскочивший Тушмануман пригвоздил своего мнимого спасителя к доскам настила. Гибель отца привела родственников Тасыта в бешенство и они врубились в нестройную шеренгу хурренитов, пытаясь любой ценой достать Тушманумана. Но тщетно, пробиться сквозь стальную щетину мечей и сабель им не пришлось, поражаемые со всех сторон, они, сыновья, зятья, племянники, два десятка душ, до единого легли вокруг телеги с мертвецами, раньше, чем пешие халаши смогли придти им на помощь. Заржала лошадь, опрокинутая в воду вместе с закованным в стальную чешую всадником, и все было кончено. Хурренитам это стоило одного ушибленного гвардейца. Подхватив его на руки они, повинуясь команде Хата, медленно пятились по мосту, отходя к перекинутым с «Орла» сходням. Тушмануман, уже никем не охраняемый, отступал вместе со всеми. Выражение его смуглого лица ясно указывало на то, что он весь сосредоточен на какой-то одной мысли и лихорадочно выбирает время и средства для ее осуществления. Было понятно, что против пеших халашей долго не выстоять. А между тем истребление всадников не произвело на толпу видимого действия. Ее передние ряды подровнялись, было видно, как место сомневающихся занимают воины, настроенные крайне решительно, очевидно, люди клана Выдры. И вот толпа заревела и ринулась вперед для последнего удара. Хат, чувствуя предсмертное томление, оглянулся напоследок.

Матросы с «Орла» все стучали топорами, пытаясь развести мост, но тот держался. И тут «Беркут», ставший к мосту лагом, ударил по халашам из метательных орудий левого борта, несколько бревен с заостренными концами смели передние ряды, пропахав в толпе кровавые борозды. Пораженные халаши остановились, несмотря на яростные крики уцелевших заговорщиков, призывавших одним натиском прикончить пришельцев.

В следующий миг Тушмануман подняв саблю за острие, рукояткой вверх, пошел навстречу толпе, между тем, как хуррениты продолжали пятиться, выставив вперед клинки.

– Узнаете меня? – кричал Тушмануман. – Или вы уже забыли мое лицо?

Толпа замерла в нерешительности. Вдруг из нее вышел воин с круглым коричневым щитом, унизанным медными шипами. Он сделал два шага вперед и закричал:

– Это не Тушмануман! Это самозванец! – его меч описал свистящий полукруг и должен был рассечь отвергнутому императору ребра, но тот с непостижимым проворством увернулся и, успев при этом снова взяться за рукоять сабли, обрушил разящий косой удар на халаша, развалив его тело от плеча до пояса.

Внутренности несчастного вывалились наружу, упал с глухим стуком щит, и воин рухнул, заливая кровью настил. Из толпы вышел еще один воин.

– Тушмануман, я узнал тебя! – крикнул он и, подойдя к настороженно смотрящему в его лицо императору, встал рядом с ним, поворотясь к толпе и всем видом показывая, что готов биться плечом к плечу с Тушмануманом против кого угодно. В толпе началось движение, было видно как сразу несколько человек пробиваются вперед. Один за другим халаши походили к Тушмануману, когда их набралось около десятка, император крикнул:

– Людей Выдры – псам!

– Уходим, – сказал Хат. – Пайда, брось повозку, мертвые простят.

– Не простят! – ответил Клепила и его голова, со слипшимися от своей и чужой крови волосами, показалась над бортиком телеги. – Нет такого у нас в заводе, чтоб оставлять тела побратимов на поругание врагу лютому и беспощадному.

– Смотри ты, – удивился Хат, – прямо королевский прокурор, – и, навалившись плечом, стал помогать лошадям перетащить телегу через разобранный настил.

Тут мост дрогнул, качнулся и могучее течение Мсты стало относить его разорванные концы в стороны друг от друга. Подняв трупы на борт «Орла» и поднявшись сами, хуррениты убрали сходни и оттолкнулись. Течение быстро увлекло фрегат в образовавшуюся брешь, за ним пошли «Беркут» и «Ласточка». Галеры халашей их не преследовали. Самоха стоял на палубе, глядя как на разведенном мосту разыгрывается последний акт драмы. Тушмануману, видимо, окончательно удалось склонить весы на свою сторону. Для клана Выдры, поставившего все на одну карту, пришло время расплаты. Было видно, как убитые падали в воду по обе стороны моста.

Хат, проходя мимо Самохи, хлопнул его плечу и показал на верхнюю палубу, напоминая, что обязанности охранять принцессу с него никто не снимал.

Самоха поднялся на мостик и увидел, что там, кроме принцессы, за спиной которой маячил Жуч, и капитана Летимака, находятся коннетабль Замыка и несколько вельмож из свиты. Здесь же с кувшином вина крутился бородатый юнга Гроуд.

– Сколько человек убито на борту? – спросил Замыка капитана.

– Пятеро, – ответил тот. – Двое гвардейцев, караул у трапа, храбрые ребята, варвары провозились с ними добрые две минуты, этого нам хватило. И во время штурма, трое из команды. Еще один тяжело ранен, вряд ли доживет до вечера.

– Что на «Беркуте»? – спросила принцесса.

– Думаю, примерно, то же самое. Вероятно, погибли караульные. Один, во всяком случае, точно, его убили на моих глазах, и потом еще двоих или троих, когда халаши пошли на приступ, но вряд ли больше. Бой быстро кончился. На «Ласточке» скорее всего никто не пострадал, они успели отойти от пристани. Разве что стрелой кого зацепило.

Самоха бросил взгляд на берег, от моста, возле разорванных концов которого уже сгрудились галеры, пытаясь выгрести против течения и соединить их обратно, по дороге, к лагерю, как черная туча, шли халаши, впереди ехал одинокий всадник. На нижней палубе, там где были сложены мертвецы, запричитала женщина.

– Кто это? – спросила принцесса.

– Графиня Эльжгета, – ответил Хат. – Погиб Димори Цейенский.

Самоха понял, что речь идет о юноше в сером плаще, погибшем первым.

– Но она же предпочла ему нашего неотразимого коннетабля, – удивилась принцесса. – Впрочем, я ее понимаю, мертвый жених во многих отношениях бывает удобней живого.

Замыка покосился на нее, но ничего не ответил.

Лагерь халашей скрылся из виду, левый берег становился выше, вместо прежних лугов пошли высокие холмы, песчаные отмели чередовались с прибрежными скалами, по правому берегу тянулись, кажущиеся необитаемыми, леса. Корабли хурренитов шли на всех парусах, все дальше удаляясь от рокового места.

– Летимак, – спросил Хат, – что думаешь? Капитан устало присел на принесенное расторопным юнгой кресло и взял со стола кубок с вином.

– Тут думать особо нечего. Другой мост нам вряд ли попадется. Даже если предположить, что халаши сообразили послать гонцов вверх по реке, то последняя точка, где они могут приготовить нам встречу, Совиный плес. Его мы достигнем где-то через полчаса такого хода. После этого до самого Отиля уже никаких затруднений не предвижу, мы будем идти обгоняя вести о себе, на протяжении четырех дней, единственные, кто нам может попасться на пути, племя рыбаков фимфимов. Ну, они безвредны.

– А чудовище Шуш? – улыбнулся Хат.

– Храни нас небо от встречи с ним, – серьезно сказал Летимак, – но тут уж никто ничего предугадать не может.

– Ясно, – сказал Хат. – Совиный плес. Что ж, ветер усиливается, в случае чего, думаю, запустим мельницу.

– Почему нет? Запустим, – согласился Летимак, чокаясь с ним, и крикнул – Ребята, ставь загородки.

На палубу поднялись матросы, неся охапки металлических вилок, каждая длиной около двух локтей, и принялись устанавливать их в пазы, выдолбленные в бортах. После чего вставили в них три ряда досок, оставляя между ними зазоры для стрельбы.

– Эй, Жуч, – спросил Самоха, – а что там с Клепилой?

– Живой, – ответил Жуч. – Мозги вправляет. Узвар корня кащеева, немножко столбохлыста, сушенного в одуванчиках, и печень махаона. Дальше не помню. – Мимо жучева носа, шурша шелками сильно декольтированного платья, павой проплыла княжна Генида Ло, и облокотившись на поручни, встала у бойницы, любуясь пейзажем. Жуч расправил плечи и сел, по-простому, на палубу, скрестив ноги. Извлек из ножен покрытый, еще свежей, кровью клинок и, посвистывая, принялся его чистить.

– Этот самый Жуч Лихотский, – заявил принцессе Хат, – отчаянный рубака.

– Надо же, – сказала принцесса.

Самохе показалось, что буро-зеленые холмы правого берега потеряли для княжны Гениды Ло часть своей прелести, в пользу героического Жуча Лихотского.

Жуч поднял клинок своей смертоубийственной сабли, словно рассматривая его на просвет. Капитан Летимак уважительно хмыкнул.

– Я видел, как он, один, – продолжал Хат, отхлебывая из кубка, – дрался с шестью халашами. Все они там и остались.

– Их было десять, – поправил Хата коннетабль Замыка, – но один все-таки уполз.

Жуч, приоткрыв рот, хотел, по всей видимости, чего-то сказать, но передумал и вновь занялся саблей.

– Он любил! И был отвергнут, – раздался скрипучий голос и из люка появилась, обмотанная тряпкой, голова мертвецки пьяного Клепилы.

– Клепила Хлатский, – сказал Самоха, – был убит в самом начале сражения, потому особых подвигов не совершил.

– Невежда, – сказал ведун, сворачиваясь у борта калачиком. – Свежий воздух, тихая беседа, милые лица. Хоть бы во сне приснилось, что ли.

– Готов, – сказал Жуч.

Берега словно сдвинулись, теперь по обе стороны были видны только гряды скал, за которыми скорее угадывались верхушки деревьев. Течение Мсты становилось все быстрей, корабли, несмотря на попутный ветер и усилия гребцов, теперь двигались медленно. Но длилось это недолго, скалы сменились лесистыми холмами, течение замедлилось, корабли вновь набрали ход.

– Совиный плес, – сказал Летимак.

В этом месте Мста разливалась так широко, что левый берег совершенно скрылся в легкой дымке, вода, сверкающая, как расплавленное стекло, казалось стояла неподвижно, и два острова, лежащие прямо по курсу, словно парили над ее поверхностью.

– А вот и халаши, – сказал Затыка.

– Двадцать вымпелов, успели все-таки! – Летимак махнул рукой и опять по всему кораблю загремели крышки и заскрежетали рычаги и шестерни.

Затем капитан облизнул указательный палец правой руки и поднял его над головой. Хотя и так было видно, что ветер сильный, длинные уши капитанской шапки мотались вокруг его лошадиного лица. – Мельница!

Матросы посыпались по трапам на нижнюю палубу, и сняли кожух, скроенный из коровьих шкур, прикрывавший большое, в три человеческих роста, колесо, такое же было установлено и по другому борту. Самоха перевесился через борт, пытаясь получше рассмотреть это странное сооружение, от которого вдоль палубы шел вал соединенный множеством приводных ремней с затворами метательных орудий. Ступица колеса была деревянная, а вот шлицы и спицы были сделаны из какого-то неизвестного Самохе материала, тонкого, но, очевидно, достаточно прочного. Вероятно это были обработанные соответствующим образом части панциря или крыльев какого-то гигантского насекомого. Но какого именно, Самоха понять не мог и решил спросить об этом Клепилу когда тот очнется.

Было ясно, что на этот раз переговоров не будет, даже если Тушмануман решил отменить свой первоначальный приказ об уничтожении каравана, второй гонец никак не успел бы сюда. Галеры под красно-золотым знаменем выстроились в боевой порядок, разделившись на две равные группы они устремились вперед.

На мачте «Орла» взвился красный шар, вступил в действие план заранее отработанный капитанами хурренитских кораблей. «Ласточка» отстала, а «Беркут», наоборот, прибавил ход и шел параллельным курсом с «Орлом», на расстоянии около пятидесяти шагов. Галеры быстро приближались, сыпящиеся с них стрелы скоро начали залетать на палубу «Орла». Все, незанятые у орудий, постарались найди себе укрытие. Хат попросил женщин перейти в надстройку. Самоха проводил принцессу в ее покои, у дверей которых встал на страже Литиций, забрал из каморки луки, свой и Жуча, и вернулся на палубу, когда стрелами уже были утыканы надстройка и борта. Пока никто не пострадал, но скоро халаши стали пускать стрелы вверх и теперь, падая почти отвесно, они втыкались в доски палубы, гвардейцы прикрылись щитами. Матросы, лишенные такой возможности, замерли у спусковых рычагов, не отрывая глаз от Летимака. Первым убило юнгу Гроуда, стрела попала ему в темя, когда он поднимался по трапу с очередным кувшином вина. Вскрикнул гвардеец, которому перебило ключицу. Спящего Клепилу кто-то перед началом боя догадался накрыть щитом, и теперь в этом щите торчало две стрелы. Обернувшись на звон, Самоха увидел, что стрела попала в стол, за которым они утром пировали. Ее наконечник пробил золотое блюдо и глубоко вошел в столешницу.

Летимак достал из-за отворота халата огромный грязно-белый платок и взмахнул им. Стоящий в нескольких шагах дородный матрос в дырявых сапогах, из которых торчали пальцы ног с накрашенными желтой краской ногтями, прижал к губам медный рожок с широким раструбом, щеки его надулись и побагровели, раздался печальный, протяжный звук удивительной чистоты. Летимак встал к штурвалу.

Колеса, приведенные в действие невидимым механизмом, опустились в воду и начали вращаться. Скорость «Орла» ощутимо упала, Летимак резко крутанул штурвал. Корабль развернуло поперек течения и с него градом полетели камни, иные из которых были величиной со взрослого барана, и бревна. Этот маневр был в точности повторен «Беркутом». Строй галер сломался, Самоха видел, как окованное железом бревно снесло вырезанную из дерева русалку на носу передовой галеры и пролетело, калеча и убивая гребцов, насквозь, до самой кормы. Еще одна галера, на которую упал огромный камень, переломилась и затонула в считанные минуты. Остальным досталось в меньшей степени, потерянные весла, сбитые мачты, проломленные борта. Но куда более серьезней кораблей пострадали их команды, в рядах которых метательные орудия «Орла» и «Беркута» произвели страшное опустошение. Возможно халаши сумели бы продолжить атаку, но сразу вслед за первым залпом последовал второй, а за ним третий. В промежутке между ними Летимак погнал всех с верхней палубы на нижнюю, помогать матросам.

Спустившись, Самоха увидел, что вал, протянутый вдоль борта, крутится с бешеной скоростью, взводя, благодаря системе шестеренок и ремней, рычаги и затворы метательных орудий, вокруг которых суетилась прислуга. Дело это было небезопасное, в нескольких шагах от Самохи приводной ремень соскочил и раздробил череп неловкому матросу, а другому сломал руку, но уцелевшие накинули ремень на прежнее место и продолжили стрельбу. Самоху поставили на подачу, и он, по команде босого хурренита в сером балахоне, перетянутом веревкой, брал из кучи каменные ядра и подавал их заряжающему, пока наводчик прицеливался, ворочая, закрепленный на поворотном круге, лафет. Но длилось это недолго, снова завыла труба и объявили отбой. Самоха опять поднялся наверх. Корабли хурренитов по широкой дуге огибали разгромленную халашскую флотилию, которая теперь представляла, дрейфующее вниз по течению, скопище неуправляемых посудин, сцепившихся снастями и заваленных трупами. На двух, вырвавшихся вперед, галерах, вообще, никого в живых не осталось, и они покачивались на воде совсем близко, словно плавучие кладбища. А с остальных еще летели стрелы, но теперь их было совсем немного.

– Все, – сказал Летимак. – Больше они нас не побеспокоят.

Караван снова двинулся вверх по течению, оставляя за кормой трупы и разбитые корабли.