Текст книги "Пират"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 24
НАША ПИРАТСКАЯ ФЛОТИЛИЯ

Сегодня вечером по телевизору выступала государственный секретарь. Она уверенно сказала, что Коммунистическая партия Кубы сдает позиции. Невозможно выразить словами радость, переполняющую меня.

Скоро я снова увижусь с моей Новией – или погибну при попытке увидеться с ней. Я сведу счеты… нет, не стоит. Я прощу его, коли смогу. Да простит ему Бог жестокость и вероломство!

* * *

Вчера вечером я испытал радостное потрясение, услышав слова государственного секретаря. Сегодня я весь день ходил веселый и довольный, насвистывая и напевая себе под нос. Старые-старые матросские песни, которые мы затягивали во время работы на кабестане, и песни, которые я нередко исполнял по просьбе людей после того, как мы нашли на «Кастильо бланко» гитару: «Высоко на реях», «Ritorno-Me», «Sott’er Cielo de Roma», «Mon Petit Bateau» и тому подобное.

«Кармела», «La Golondrina», «El Cefiro» и «Flor de Limón». Старинные испанские песни, которым научили меня священник в Корунье и Новия. Незатейливые гимны, которые мы исполняли на занятиях музыкой в монастыре. Я с трудом удерживался, чтобы не напевать тихонько, когда служил мессу. Я проповедовал о милости Господней собранию старых дам. И на самом деле проповедовал себе самому, а заодно и хору.

Дальнейшие события излагаются кратко, иначе нельзя. На большее у меня не хватит времени.

* * *

На борту у нас находился испанский плотник. Кажется, я упоминал об этом. Я поручил ему прорубить дополнительные порты, и к моменту, когда мы взяли курс на Порт-Рояль, все пушки с «Кастильо бланко» стояли на местах в полной боевой готовности. Теперь у нас было по пятнадцать орудий на каждом борту плюс носовое и кормовое орудия с «Кастильо бланко». С пятью двенадцатифунтовиками и пятью девятифунтовиками по каждому борту мы могли противостоять любому кораблю, кроме галеона.

В Порт-Рояле, где большой кран на барже облегчил нам дело, мы произвели перестановку орудий: перенесли двенадцатифунтовики на нижнюю палубу, а девятифунтовики – на верхнюю, где прежде находились двенадцатифунтовики. Я считал, что это улучшит мореходные качества судна, и оказался прав.

Мы также перекрасили «Винсент». А когда работы по перекраске подходили к концу, еще и переименовали корабль в «Санта-Сабина де Рома».

Вдобавок мы покрыли позолотой значительную часть кормы, чтобы придать «Сабине» сходство с малым испанским галеоном. Новия хотела вышить на гроте крест. На это ушла бы целая вечность, но мы с ней расстелили грот на палубе и нарисовали крест углем, а ближе к вечеру раскрасили краской.

Порт-Рояль был очень интересным городом, если не напиваться и внимательно смотреть по сторонам. Вдоль берега там повсюду стояли баржи с водой, поскольку в городе не было колодцев. Воду приходилось возить с Медной реки. Там ты мог купить белую женщину – служанку-контрактницу – точно так же, как рабыню. Однажды мы с Новией наблюдали за торгами, и самая привлекательная женщина (блондинка, по виду немка или голландка) ушла за сорок дублонов.

В действительности там можно было купить практически все. Цены были выше некуда, но на любой товар находился покупатель.

В число прочих дел, имевшихся у меня в Порт-Рояле, входила встреча с торговцем по имени Боуэн, который собирался передать нам выкуп за дона Хосе и Пилар. Мне пришлось сказать ему, что дон Хосе умер.

– А как насчет женщины, жены де Сантьяго, капитан? Она по-прежнему у вас?

Я ответил утвердительно.

– Отлично. – Он потер ладони. – Вы отдадите ее мне? Я позабочусь о том, чтобы она благополучно добралась до своих родственников.

– Конечно, – сказал я. – Вы окажете мне большую услугу.

– И себе самому, капитан. Выкуп-то собрали за двоих. Мы вернем половину без… дайте подумать… без двадцати процентов. Я пожалуюсь, что из-за задержек с выплатой незначительного выкупа, запрошенного вами, дон Хосе умер в плену. Не желаете ли сигару?

Я отказался, и Боуэн зажег себе сигару от маленькой спиртовки.

– Поскольку выкуп предназначался за обоих, мы имеем полное право вернуть женщину родным и близким и оставить себе половину суммы. Я возьму десять процентов комиссионных. Двадцать процентов оставшейся суммы мы удержим за наши хлопоты и на покрытие расходов по столь длительному содержанию двух пленников, по написанию и отправке писем и так далее. Из них половину возьму я, а половину – вы. Ну как, согласны?

Я мог бы заявить, что он имеет право на десять процентов, а не на пятьдесят. Но тогда Боуэн напомнил бы мне, что дон Хосе погиб по моей вине. Как оно и было на самом деле.

Мог ли я забрать себе девяносто процентов? Конечно. Я мог бы взвести курок пистоля, разораться и получить все до последнего дублона – после чего он никогда впредь не имел бы со мной никаких дел. Вместо этого я сказал, что половина от двадцати процентов меня вполне устраивает, и удалился со всей причитавшейся мне суммой, выданной золотой монетой. Произведя нехитрые математические действия, вы увидите, что в результате я получил свыше пятидесяти пяти процентов от суммы, на которую рассчитывал при первом разговоре с торговцем. Я шел к нему, не надеясь получить вообще ничего. Джон Боуэн мог бы забрать у меня Пилар и оставить все деньги себе. Он этого не сделал, и тогда я понял, почему мне его рекомендовали как надежного партнера.

* * *

Миссис Тейлор спросила, собираюсь ли я принимать исповеди и если да, то по каким дням. Я испытал острое чувство вины, какое испытываю нечасто. Отец Худек по-настоящему не верит в исповеди, и отец Фил тоже. Они не говорят этого но это видно по их поведению. Разговор с миссис Тейлор вставил меня вспомнить священников в монастыре Девы Марии Вифлеемской и как они по меньшей мере раз в неделю ездили в Гавану принимать исповеди. У нас в часовне исповеди принимались каждый вечер. Ходить на них было необязательно, но ты всегда имел такую возможность.

Я сказал миссис Тейлор, что буду принимать исповеди каждую субботу с двух до четырех часов, пока служу в приходе Святого Семейства. В отсутствие желающих исповедоваться я все равно буду ждать положенные два часа – это даст мне прекрасную возможность помолиться.

Это также избавит меня от искушения съездить в Нью-Джерси в субботу, которое неуклонно усиливалось в последние несколько недель. Я убеждаю себя, что, если не поговорю ни с одним из них, ничего и не испорчу. Возможно, так оно и есть, но вот сумею ли я побороть желание поговорить с ними при встрече? А если они заговорят со мной?

Проблем-то никаких. Отец Уол с удовольствием отслужил бы мессу за меня. Я бы купил билет на монорельсовый поезд, сделал пересадку в городе и добрался до места часа за четыре. Вечером я бы попросился на ночлег в каком-нибудь приходском доме. А утром вернулся бы.

Ничего сложного – но так я могу все испортить. Что, если мой отец решит не ехать на Кубу, а управлять казино поставят кого-нибудь другого? Что, если он не отдаст меня в монастырскую школу, поскольку я («тот высокий священник с видавшим виды лицом», как он часто называл меня) случайно скажу ему что-то не то? Тогда я навсегда потеряю Новию. Я все потеряю. Я не проживу той своей жизни.

Я молю Бога избавить меня от этого искушения.

* * *

Написал ли я о Порт-Рояле все самое важное? Вроде да – и не самое важное тоже написал. Приведя корабли в порядок и пополнив экипажи, мы двинулись вокруг острова к бухте Лонг-Бей – Ромбо на «Магдалене», мы с Новией на «Сабине».

Там мы встретили шлюп, идущий под черным флагом. Капитан – маленький и подвижный, как его корабль, – попросил разрешения подняться к нам на борт. После короткой беседы с ним я вызвал на «Сабину» Ромбо и устроил совещание.

– Он говорит, что капитан Берт направился в Портобело, а не в Маракайбо, – сказал я всем. – У меня есть вопросы» и, уверен, у вас тоже. Давайте выслушаем их.

Ромбо ухмыльнулся. Ухмылка придавала ему сходство с голодной акулой – возможно, я уже упоминал об этом.

– Откуда нам знать, что вы говорите от имени капитана Берта? Докажите это, и я вам поверю.

Харкер вытащил из кармана сложенный в несколько раз лист бумаги:

– Вы читаете по-английски?

Ромбо помотал головой.

– Тогда я ничего не могу доказать вам. А вы читаете, капитан?

Я ответил утвердительно и взял бумагу. Дословно записку я не помню, но она гласила примерно следующее:

Податель сего – капитан Хэл Харкер, командующий моим шлюпом «Принцесса». Он скажет тебе, куда я направился и почему. Нам подвернулся чертовски счастливый шанс: коли удача улыбнется нам, все мы разбогатеем. Нагоняй меня со всей скоростью, какую позволят развить ветер и погода, и бери с собой только здоровых и крепких парней.

Твой товарищ и командир

Абрахам Берт, капитан.

Подписано

на борту моего корабля «Уилд» сегодня,

12 сентября.

Я прочитал текст вслух по-английски, потом по-французски и наконец по-испански – из любезности к Новии, хотя знал, что она все поняла с первых двух раз.

Ромбо облизал губы.

– Вы верите этому, капитан?

Я пожал плечами и спросил Харкера:

– Он писал записку при вас?

– Да, капитан. Я видел, как он пишет, посыпает чернила песком и складывает бумагу. Потом он отдал послание мне. Все приказы я получил от него еще прежде.

– Он макнул перо в чернильницу семь раз, – сказал я. – По записке видно. Вы наблюдали за ним, капитан Харкер. Как выглядела его чернильница?

Харкер недоуменно уставился на меня. Новия хихикнула.

– Я дам вам время вспомнить, но вы должны были видеть чернильницу.

– Так точно, сэр. Я видел, капитан. Такая медная, не из больших. Вся медная, вроде бы никакого дерева. На ней еще ракушки, капитан. Я имею в виду – медные, а не настоящие. Двустворчатые ракушки, капитан.

Я повернулся к Ромбо:

– Я ему верю. А вы?

– Он правильно описал чернильницу?

Я кивнул.

– Он говорит, что капитан Берт направился к Маракайбо, – промолвила Новия. – Мы должны встретиться с ним там. Вам известно, почему он переменил свои планы, капитан?

– Да, мадам. Капитан Гослинг захватил испанский корабль «Нуэстра сеньора де лас ниевес». По-моему, это означает «Снежная дама», хотя вы можете поправить меня, буду только рад. Корабль шел в Маракайбо, и на борту находилось несколько писем. Гослинг вскрыл и прочитал их.

– Он читает по-испански, капитан Харкер?

Харкер кивнул:

– Он три года провел в плену у испанцев, мадам. Начальник тюрьмы хорошо относился к нему и давал читать свои книги. Гослинг говорит, он не знал и десяти слов, когда попал в плен, но ко времени, когда его обменяли, читал по-испански не хуже, чем по-английски.

Ромбо нахмурился, и Харкер сказал:

– Не хочу никого обидеть, джентльмены. Сам я не читаю по-испански, да и по-французски тоже.

Далее последовал небольшой спор, который я опущу. Я положил ему конец, спросив о содержании писем.

– Насколько я понимаю, там говорилось, что мы собираемся напасть на Маракайбо. Кто-то проболтался, и слухи дошли до какого-то испанца в Веракрусе. Гослинг сообщил об этом капитану Берту при встрече, и капитан Берт собрал всех нас – я имею в виду, всех, находившихся там. Он рассказал нам про письма и спросил, кто из нас готов довершить начатое дело. Я был готов. – Харкер пожал плечами. – Остальные – нет. Сейчас испанцы перевозят на кораблях серебро из Портобело – серебряные слитки, поскольку монетный двор в Мехико не успевает перечеканивать все в монету. Люди хотели захватить серебро, и капитан Кокс подружился с одним племенем на побережье. Они проведут нас к городу со стороны суши, говорит он, поскольку залив охраняется крепостью.

– И капитан Берт решил напасть на Портобело? – спросила Новия.

На лице Харкера отразилось сомнение.

– Да за него всё решили, если вы понимаете, о чем я, мадам. Добкин и я приняли его сторону, присутствующих здесь капитанов там не было и капитана Лесажа тоже. Остальные выступили против, все до единого. Если бы он настаивал на своем плане, они бы отправились в Портобело самостоятельно, а у него не хватило бы людей для налета на Маракайбо.

– Понятно, – кивнула Новия.

– Поэтому он послал меня сюда, – продолжил Харкер. – Я должен поговорить с вами и капитаном Ромбо, а также с капитаном Лесажем и отправить вас к Портобело – вернее к Жемчужным островам, где мы встречаемся.

– На другой стороне Москитового залива?

– Так точно, капитан. Вы должны отправиться туда безотлагательно, коли вам это удобно. Мне надлежит ждать здесь капитана Лесажа. Мы последуем за вами сразу, как только он появится. Надо полагать, вы не слышали никаких новостей о нем?

Я не слышал, но спросил, как называется его корабль. Он назывался «Бретань», как я и думал.

* * *

Коммунистическое правительство пало! А если еще не пало, то скоро падет. До нас доходят крайне путаные слухи, и никто из отважных американских журналистов недостаточно отважен, чтобы отправиться на Кубу и увидеть все своими глазами. Я подумывал о том, чтобы поехать туда. Я мог бы нанять в Майами катер до Кубы, но такая поездка наверняка мне не по карману. Я мог бы также украсть катер, и, честно говоря, меня так и подмывает сделать это.

Но нет. Монастырь Девы Марии Вифлеемской явно еще не открылся снова. На Кубе мне пришлось бы ждать. А я вполне могу подождать здесь – и, возможно, принести какую-нибудь пользу людям.

Пока не восстановится воздушное сообщение с Кубой, я останусь тут.

Должно быть, за время пути от Лонг-Бей к Жемчужным островам произошло много разных событий, но я живо помню только одно: Новия и Азука не на шутку подрались и попытались убить друг друга. Мы разняли женщин и сказали, что по прибытии к островам мы высадим их на берег с любым орудием, какое они выберут.

Думаю, я пообещал предоставить женщинам выяснить отношения, как только мы достигнем точки рандеву, но капитан Берт хотел увидеться со мной сразу по нашем прибытии, л потому на встречу с ним я отправился с Новией. Такое произошло впервые.

У меня были две причины поступить так, обе веские. Во-первых, Новия фактически являлась моим заместителем, и к тому времени все уже знали это. Чтобы захватить Портобело, нам придется сойти на берег и совершить переход по джунглям, и я собирался оставить Новию на «Сабине» присматривать за порядком. Поэтому ее надлежало по возможности основательнее ввести в курс дела.

Вторая причина вполне очевидна: я боялся, что они с Азукой снова сцепятся и команда разделится на сторонников одной и другой. Серьезная междоусобная драка, с четырьмя-пятью убитыми и пятнадцатью – двадцатью ранеными, нам была решительно ни к чему.

Я объяснил первую причину (но не вторую) капитану Берту, который улыбнулся, сделал Новии несколько комплиментов и налил вина всем троим. Потом, когда мы удобно уселись в его каюте, он отрывисто спросил:

– Мы можем доверять вам, сеньора?

В первый момент я испугался, что Новия вспылит, но она осталась спокойной, как штилевое море.

– Если вы действительно друг Крисофоро, капитан, можете доверять мне до гроба и за гробом. Если вы предадите его, я прикажу вас повесить или сама убью вас.

– Капитан Берт не предаст меня, – сказал я.

Он испустил смешок и отложил пистолет, который смазывал маслом.

– Она имела право сказать то, что сказала, Крис. В конце концов, этот разговор начал я.

Он повернулся к Новии, снова посерьезнев:

– Вы испанка, сеньора? Вы не отрицали этого.

– Да. Испанцем был и мой муж, человек дурной и жестокий. И мой отец, который отправил меня к нему и не обращал внимания на мои синяки и унижение. Будь я тогда такой, какой стала сейчас, капитан Берт, я бы убила мужа собственными руками. Но тогда я была не столь решительна – всего лишь глупая девчонка, считавшая себя женщиной. Теперь я другая.

– Вы убьете его, коли встретитесь с ним, сеньора?

– Моего мужа уже нет в живых, капитан. Я не убивала его, и Крисофоро не убивал, но мы видели, как он погиб.

– Я сказал Новии, что вы могли бы сочетать нас браком, капитан, – промолвил я. – Но мы обсудили вопрос и решили, что пусть лучше нас обвенчает священник в церкви. Я сказал ей, что вы нас поймете, и я уверен, вы нас понимаете.

– Конечно. Я понимаю также, что испанка – красивая, образованная испанка – может оказаться очень полезной нам. Вы поможете нам, сеньора? В случае необходимости?

– Если Крисофоро желает этого, – кивнула Новия. – Нет, даже если он не желает. Он не хочет, чтобы я рисковала жизнью. Спросите у него, кто первым поднялся на борт «Сан-Винсент де Сарагоса».

– Особа, которую мы нашли лежащей без чувств на палубе, с двумя разряженными пистолями, – сказал я капитану Берту.

– И мой кинжал был в крови. Об этом тоже надо упомянуть.

– По самую гарду, – кивнул я.

– Вы поняли, капитан Берт?

– О, конечно, сеньора. – Он одарил Новию сердечнейшей улыбкой. – Не все, что красиво, представляет ценность, но все сокровища прекрасны. Вы настоящее сокровище.

– В таком случае позвольте мне, настоящему сокровищу задать вам вопрос. Мы прибыли сюда, а не в Маракайбо, поскольку кто-то предупредил испанцев там. Я не предупреждала. Вы подозревали меня?

Он едва заметно кивнул:

– Я должен был рассматривать такую вероятность, сеньора. Только дурак не сделал бы этого. Допускаю ли я сейчас такую мысль? Нет, сеньора, не допускаю.

Нервное напряжение начало отпускать меня. Возможно, подействовало вино, однако мне кажется, дело было главным образом в последних словах капитана Берта.

– Позвольте мне собраться с мыслями, прежде чем высказать следующее предположение, – сказал я. – Мы держали на борту пленницу с целью получить за нее выкуп, испанскую даму по имени Пилар. Выкуп заплатили – перед нашим уходом я отдам вам вашу долю и значительную сумму сверх нее. Я передал Пилар Джону Боуэну, который собрал выкуп для нас, и, полагаю, он передал ее родственникам.

– Понятно. – Капитан Берт смотрел на меня совершенно бесстрастно.

– Возникает ряд вопросов. Могла ли она слышать о Маракайбо, пока находилась у нас. Да, такое не исклю…

– Эта дура? – Новия презрительно скривилась, словно собираясь сплюнуть. – Да она могла сто раз слышать и ничего не понять.

– Такое не исключено, хотя и маловероятно, – продолжил я. – Я точно никому не пробалтывался. Но про Маракайбо знали мои офицеры – Ромбо и Бутон. Я взял с них слово хранить молчание – но кто знает?

Капитан Берт кивнул.

– Я тоже держала язык за зубами, Крисофоро.

– Верно. Новия тоже никому ничего не говорила. Следующий вопрос: могла ли Пилар добраться до Веракруса вовремя, чтобы рассказать о наших планах кому-нибудь там, кто написал предупредительное письмо и отправил в Маракайбо. На корабле, впоследствии захваченном капитаном Гослингом, который и доложил вам про письмо? И… ах да: еще должно было остаться время, чтобы вы успели встретиться с вашими капитанами, сообщить о положении дел и отправить Харкера к нам.

– Ты прав, Крис. Ну и как, время оставалось?

– Нет, конечно. Через два дня после того, как я передал Пилар Боуэну, мы отплыли к Лонг-Бей и добрались туда на следующий день. Когда мы вошли в залив, Харкер стоял там на якоре. Получается четыре дня максимум. Готов поспорить с вами на дублон против шиллинга, что Пилар все еще находилась в Порт-Рояле, когда мы разговаривали с Харкером. И готов поспорить – на прежних условиях, – что Боуэн отправил ее в Испанию, а не в Веракрус. Прежде чем вы заключите со мной пари, как джентльмен и друг, я обязан предупредить вас: Боуэн сказал мне, что собирается отправить Пилар именно в Испанию. Там живут ее родственники.

– Нужно ли говорить, что я тебе верю, Крис? Я верю. Еще один вопрос – и мы закроем тему. Кому ты говорил про Маракайбо?

– Только Бутону, Ромбо и Новии. Больше никому.

– А вы, сеньора? Кому вы говорили?

–  Nadie. Никому.

– Мы должны задать тот же самый вопрос и вам, капитан. Кому вы говорили о наших планах?

Он отпил маленький глоток вина.

– Слишком многим, как я теперь понимаю. Всем своим капитанам. Кроме тебя, Гослингу, Коксу, Лесажу, Добкину, Ишему, Оггу и Харкеру. Всем своим капитанам. Добавь к ним Тома Джексона, моего помощника. Можешь не говорить мне, что любой из них мог проболтаться по неосторожности. Я это уже знаю.

– Будьте ко мне снисходительны, – сказала Новия, ибо я женщина, а мы всегда задаем много вопросов. Кто-нибудь предупредил о ваших планах людей в Портобело? Если нет, нам следует действовать быстро, разве не так? Если да, нам вообще не стоит туда соваться, мне кажется.

– Согласен, сеньора. Ваш капитан Крис привел два превосходных судна. Нашей пиратской флотилии недостает еще трех кораблей: Ишема, Лесажа и Харкера. – Капитан Берт побарабанил пальцами по столу и посуровел лицом. – Как только прибудет еще один корабль, мы сразу же снимемся с якоря. Если в течение недели ни один не придет, мы двинемся к Портобело с тем, что у нас есть.

* * *

Ночью, когда мы с Новией лежали голые и потные на более широкой и длинной койке, по моему распоряжению изготовленной для нас в Порт-Рояле, она сказала:

– Ты не упомянул сегодня кое о ком, Крисофоро. Об одной особе, Которая тоже могла знать про Маракайбо. Я не назвала ее имени капитану Берту и хочу, чтобы ты знал это.

– Я не лгал ему, – сказал я. – Он спросил, кому я говорил, а не кто мог меня подслушать.

– Ты думаешь, она подслушивала? Когда пряталась в той секретной каморке на «Белом замке»?

– На «Кастильо бланко», – поправил я и шутливо чмокнул Новию в ухо. – Названия кораблей не переводятся.

– Так она подслушивала?

Не помню, что я ответил тогда. Наверное, сказал, что такое вполне возможно. Если Эстрелита подслушала и рассказала о наших планах испанцам – кто может ее винить?