Текст книги "Пират"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)

Глава 31
К ТИХОМУ ОКЕАНУ

На сей раз мы пришли в Порт-Рояль, чтобы привести суда в порядок. Капитан Берт замыслил сорвать большой куш, и уже на второй день мы начали увольнять людей, в которых были не на сто процентов уверены. Каждый корабль отплывал сразу по окончании работ на нем. Мы снова условились встретиться у Жемчужных островов.

«Уилд» вышел в море первым. Тогда я не придал этому значения. Кто-то же должен быть первым.

Мы оставили себе испанские суда, захваченные в Маракайбо, и капитаном одного из них был назначен Рыжий Джек. Это означало, что я лишился старшины-рулевого и что команде нужно выбрать нового. Они выбрали индейца москито по имени Красный Нож. Поначалу я думал, мне придется пристрелить парня в течение года. Через пару дней я узнал, что они с Худасом большие приятели, и немного успокоился. Мне не пришлось убивать нового старшину-рулевого: поводов не возникло. Красный Нож был невозмутим, как самые невозмутимые индейцы, и суров, как самые суровые индейцы.

Вероятно, мне следует сказать здесь, что распознать в двух индейцах закадычных друзей – дело трудное. Они являются друзьями, если понимают друг друга с полувзгляда. Если они друзья, они одна команда и понимают друг друга без всяких слов.

Жемчужные острова очень красивы. Возможно, я уже говорил это. Там живут индейцы, но мы так и не узнали, к какому племени они принадлежат. Они прятались от нас и в течение нескольких часов покидали любой остров, на который мы высаживались. Сперва я решил, что в прошлом им крепко досталось от испанцев, и, вероятно, так оно и было. Позже до меня дошло, что, возможно, им равно крепко досталось от ребят вроде нас. Индейцы знали, что у белых людей есть ружья и что многие белые готовы стрелять в них просто тренировки ради. Больше им ничего не нужно было знать. Когда последний наш корабль прибыл к Жемчужным островам, мы тронулись в путь.

Если бы я взялся рассказывать обо всех событиях, приключившихся в ходе нашего плавания на юг, я бы никогда не закончил. Наша политика заключалась в том, чтобы грабить только крупные и богатые суда и не захватывать никаких городов, даже самых маленьких. Мы неукоснительно соблюдали эти правила на всем пути к Магелланову проливу и еще долгое время после того, как его миновали. При возможности мы пополняли запасы воды в необитаемых местностях. Когда такой возможности не имелось, мы представлялись английскими купцами, прибывшими сюда торговать, и выменивали или покупали припасы. Мы поступали так, чтобы никто не забил тревогу, а вовсе не потому, что мы исправились. Мы нуждались в воде и провизии и не хотели неприятностей.

Люди, не ходившие в такое плавание, охотно болтают о прохождении мыса Горн. Пройти мыс Горн значит обогнуть южную оконечность Южной Америки. При прохождении мыса Горн хорошо то, что там много места для маневров. Когда вы проходите между мысом Горн и ледяными полями, по обе стороны от вас остаются огромные пространства серой воды. Плохо же то, что вам приходится делать крюк в многие сотни миль, а самое скверное там – это айсберги. В проливе условия плавания еще хуже, во всяком случае нам так показалось. Лед, шторма и встречные ветра. У нас с Новией вышла крупная ссора; она сказала, что убила бы меня, если бы у нее остались силы, а я сказал, что убил бы ее, если бы у меня остались силы. Через пару минут мы уже обнимались, я смеялся, а она плакала.

Еще через пять минут мы забыли, из-за чего поссорились. Дело происходило на палубе, которая, казалось, твердо вознамерилась сбросить нас обоих в море.

В проливе не обошлось без потерь. Кто сорвался с вант, кого смыло за борт. Мне следовало бы знать, скольких человек мы потеряли и как их звали, но я не знаю. Все происходившее напоминало кошмарный сон наяву. Человек шесть, наверное. Или восемь.

Если корабль четыре раза входил в пролив и трижды был отнесен ветром назад (как случилось с нами), Тихий океан кажется людям раем. Все на борту ожидают новых штормов. Все ожидают кораблекрушения и видят обломки погибших кораблей на скалах. По ночам на Терра-дель-Фуэго (Огненной Земле) горят костры, и все знают, что костры разожгли индейцы, которые следуют за кораблем в надежде поживиться добычей, когда он разобьется. Это холодный ад.

Однажды утром солнце восходит над другим морем и озаряет иное небо. Шторма прекращаются. Дует легкий теплый ветерок. Голубое море, голубое небо, и на суше далеко впереди вздымаются голубые горы – такие высокие, каких никто на борту и представить не мог: горы, подобные могучим стенам, построенным великанами.

Влажные постельные принадлежности и влажная одежда расстилаются или развешиваются для просушки везде, где только можно. Брам-стеньга поднимается и устанавливается на место, и на ней снова реет испанский флаг. Свободные от вахты люди не спеша завтракают на палубе, шутят и поют.

И Новия, очаровательная Новия со своими темными глазами и обезоруживающей улыбкой протягивает мне мою гитару, о которой я почти забыл. Я с широкой ухмылкой начинаю бренчать веселую мелодию, вся команда разражается радостными возгласами, и вскоре Пат-Крыса принимается пиликать на своей скрипке. Новия кружится, юбка, надетая впервые за много месяцев, разлетается вокруг мелькающих ног, и тонкие белые пальцы часто щелкают, точно шутихи, точно маленькие кнуты, вместо кастаньет, которых у нее нет.

Красный Нож стучит по пустой бочке двумя кофель-нагелями. Худас поет, притопывает и приплясывает. Большой Нед кружится с Азукой в бешеном танце, которому, видимо, научился в Порт-Рояле, ибо в нем нет ничего африканского – или просто я не знаю такой Африки. Моя гитара, скрипка О’Лири, барабан Красного Ножа, танец Новии – и босые ноги пятидесяти самых крутых парней из всех, какие когда-либо спускали судно на воду, отбивают матросскую чечетку на палубном настиле.

«Выходи в круг, Джек!» – кричу я, и Джек козыряет мне, не сбиваясь с частого ритма. Боже, Боже мой!..

Возможно, когда-нибудь, на Небесах, Ты позволишь мне…

* * *

Седельные острова находятся недалеко от побережья Эквадора. Ко времени, когда мы добрались туда, на борту у нас уже началась цинга и запасы воды иссякали. Острова славятся огромными черепахами. Мы с наслаждением поедали черепах, морских ящериц, размерами не уступающих крокодилам, дикую репу и прочие зеленые овощи. (Там также водятся тюлени, но мы питались тюлениной в проливе и больше нам не хотелось.) Берега этих благословенных островов почти такие же голые и пустынные, как берега всех островов, которые мы видели в проливе, но горы в удалении от моря покрыты буйными зелеными джунглями и оглашаются сладостной музыкой бесчисленных водопадов. Говорят, две недели на берегу излечивают любую цингу, и капитан Берт твердо решил задержаться на островах по меньшей мере на две недели, чтобы напасть на испанские галеоны у Кальяо со здоровыми людьми на исправных кораблях. Я был целиком и полностью за, и, думаю, все остальные капитаны тоже.

Здесь следует сказать, что мы не знали точной даты отплытия «золотой флотилии», знали только, что она выходит из порта каждые шесть недель или около того и не реже раза в два месяца.

Наша флотилия насчитывала семь кораблей: «Уилд» капитана Берта, моя «Сабина», «Магдалена» Ромбо, «Снежная дама» Гослинга, «Принцесса» Харкера, «Фэнси» Рыжего Джека и «Рескью» Джексона. Последние два судна мы захватили в Маракайбо, переименовали и отремонтировали в Порт-Рояле. «Уилд» был самым большим из семи, «Принцесса» – самым маленьким, а «Сабина» – самым быстроходным почти при любой погоде.

Эти детали не имеют особого значения. Однако я знаю, что капитан Берт наверняка долго думал над ними и многими другими деталями. Сейчас я мысленно облачаюсь в его синий сюртук и планирую, размышляю, просчитываю варианты, как, наверное, делал он на протяжении долгих часов.

Теперь представлялось важным занять наши команды полезным делом, чтобы удержать от разных бесчинств, пока больные выздоравливают и набираются сил. Мы кренговали и осмолили «Фэнси», а также произвели мелкий ремонт корпуса. Мы тренировались управлять парусами и отрабатывали крутые повороты с креном и прочие маневры. Мы, конечно же, натаскивали орудийные расчеты и устраивали учебные стрельбы, хотя я лично страшно жалел каждый потраченный фунт пороха.

Что было гораздо лучше – во всяком случае для нас с Новией, – мы плавали от острова к острову, любуясь видами и исследуя местность. Такие переходы занимали немало времени, требовали довольно сложного маневрирования и приводили в бесконечный восторг не только меня и Новию, но и большинство наших людей. Там пятнадцать крупных островов, а мелких так много, что мне не удалось нанести на карту все до единого. Мы видели черепаху весом не менее шестисот фунтов, находили места столь живописные и пустынные, что каждое из них казалось самым живописным и уединенным в мире, и обнаружили ключ, бьющий из такой бесплодной, каменистой земли, что ни единого деревца, ни единого кустика, ни даже единой травинки не росло окрест него.

Ни разу мы не заметили ни одного постороннего человека или свидетельств человеческого присутствия. И ни разу не находили следов каких-либо четвероногих животных, помимо черепах и морских ящериц, уже мной упомянутых. Худас уверял меня, что на острове, где жили они с Господином, водились козы и дикие свиньи. На Седельных островах подобными животными и не пахло, хотя было много птиц.

Однажды ночью я проснулся и уже не смог заснуть. Перечень вопросов, волновавших меня, показался бы читателю скучным, и вряд ли я сумел бы вспомнить все их сейчас, даже если бы постарался. Терзаясь беспокойством и боясь разбудить Новию, я вышел на палубу. Светила полная луна, и в теплой ночи царило такое безветрие, что в парусах не было ни малейшей пользы. Буше бодрствовал и зевал, но все прочие вахтенные спали.

Я стоял у планшира, смотрел на луну и думал о том, с какой легкостью – с какой легкостью и удовольствием – я бы сейчас мог покинуть корабль навсегда. Я мог бы вернуться в каюту, взять мушкет, мушкетную сумку, пистоли и кинжал. Мы с Буше разбудили бы двух вахтенных и приказали бы отвезти меня на берег в шлюпке. Потом я велел бы вахтенным вернуться на корабль, а сам ушел бы прочь. Никто не задал бы мне никаких вопросов и не попытался бы остановить меня.

Безусловно, капитан Берт прочесал бы остров, но к тому времени я достаточно хорошо знал джунгли, чтобы не сомневаться в своей способности ускользнуть от любого количества преследователей. Вскоре наша флотилия уплыла бы, и я остался бы один. Совсем один на острове с чудесным климатом, где жарко только в середине дня и никогда не бывает холодно. Один на острове, где хватило бы дичи, фруктов и овощей, чтобы добрая сотня человек могла кормиться сколь угодно долго. Больше никаких сражений и никаких штормов. Никакого корабля и судовой команды, за которые несешь ответственность. Никаких пугающих мыслей о подводных скалах, казни через повешение или мятеже.

Впоследствии Новия сказала мне, что все время, пока мы находились там, ее неотступно преследовали такие же мысли. Если бы я тогда предложил ей покинуть корабль, она моментально согласилась бы. Сейчас я гадаю, жалел ли когда-нибудь потерпевший кораблекрушение Худасов Господин о том, что сел на судно, которое отвезло его обратно в Англию. Мне кажется, жалел – и часто. Интересно знать, пытался ли он когда-нибудь вернуться обратно?

И получилось ли у него?

* * *

Мы оставались на Седельных островах чуть дольше двух недель. Перед отплытием наловили несколько сотен черепах достаточно удобного размера, чтобы взять их с собой. Уложенные на спину, они остаются на одном месте и могут жить несколько недель (несколько месяцев, по словам некоторых моряков) без пищи и воды. Таким образом мы обеспечили себя запасом свежего мяса, который иссяк… впрочем, мне не следует забегать вперед.

Мы находились в десяти днях пути от Кальяо. «Принцесса» держалась достаточно близко к берегу материка, чтобы заметить любой корабль, выходящий из порта. Остальные корабли стояли поодаль друг от друга дальше к северу, но каждый из них находился в пределах видимости от какого-нибудь другого. Когда груженные золотом суда выйдут из порта – несколько крупных, хорошо вооруженных галеонов, – «Принцесса» подаст сигнал. На своем пути на север галеоны будут встречать наши корабли один за другим, а ко времени, когда они встревожатся, возвращаться назад будет уже поздно. Таков был план капитана Берта, и я по-прежнему считаю его удачным.

Глава 32
МОРСКОЙ БОЙ

Большинство цифр в данном повествовании названы примерно, но в основном они очень близки к истинным. Например, я сказал, что на «Санта-Чарите» было четверо женатых мужчин. Возможно, их было трое, а возможно – пятеро. Но я уверен, что четверо. А вот точные цифры: мы десять дней прождали у Кальяо галеонов с золотом, и галеонов оказалось три.

Эти десять дней запомнились мне атмосферой томительного ожидания. Корабль трудно удерживать на одном месте, если он не пришвартован к причалу. Если нет никаких течений и никакого ветра, вы можете попробовать. Но даже игрушечный кораблик, помещенный в середину лохани с водой, непременно отплывет к одному или другому ее краю. Корабль на якоре удерживается на месте якорным тросом, но все равно перемещается туда-сюда. Мы бросали плавучий якорь, дрейфовали три или четыре часа, волоча его за собой, потом поднимали его и медленными галсами возвращались к исходной позиции. Мы повторяли этот маневр так часто, что, мне кажется, все начали надеяться на шторм. Но ветер так и не поднялся.

По ночам, а иногда и днем мы с Новией обсуждали, как распорядимся нашей долей золота. Мы купим гасиенду в Новой Испании. Или большую ферму в нью-джерсийской колонии, о которой однажды рассказал мне капитан Берт. Или чудесный дом в Мадриде. Или в Гаване. Сахарную плантацию на Ямайке.

Мы купим верфь, где построили «Кастильо бланко», построим такой же корабль для нас, наймем команду и отправимся в кругосветное плавание.

С течением мучительно долгих дней мы начали обсуждать, что будет делать Новия, если меня убьют, и что буду делать я, если она погибнет. Я не стану пересказывать эти разговоры в подробностях. Бывают вещи очень личные, и это одна из них.

Десятый день был ясным и теплым, как и девять предыдущих. Примерно в середине утренней вахты «Уилд» просигналил «противник виден». Затем мы последовали за «Уилдом», согласно приказу.

Я хорошо рассмотрел три корабля с золотом только во второй половине дня. Там был большой галеон («Сан-Фелипо», как выяснилось позже) и два корабля лишь немногим меньше («Сокорро» и «Сумайя»). Пока они еще не встревожились при виде нас настолько, чтобы повернуть назад. Именно этого мы и хотели.

А не хотели мы, чтобы они продолжали путь после заката. Большинство испанских кораблей ложатся в дрейф после захода солнца, и мы рассчитывали и надеялись на это. Но они не остановились. Возможно, таков был стандартный порядок действий для кораблей, перевозящих золото, а возможно, просто капитан «Сан-Фелипо» учуял что-то неладное.

Будь моя воля, я бы напал на них той же ночью. Но капитан Берт решил подождать до утра. Сказав это, я должен сказать также, что у него имелись веские причины поступить так. Во-первых, испанские команды изрядно утомились бы за ночь, вынужденные стоять у орудий все время, пока мы остаемся в пределах видимости. Во-вторых (что более важно), они могли бы погасить все огни и пуститься в бегство. В таком случае мы бы почти наверняка догнали один из них, но вряд ли догнали все три.

А нам были нужны все три корабля.

Той ночью я спал на палубе, что не доставило мне особых неудобств. Ко времени, когда я начал зевать и почесываться, «Уилд» просигналил: «Иди наперерез головному кораблю. Удачи, Крис».

Мы поставили все паруса, какие «Сабина» могла нести при таком ветре, то есть практически все имеющиеся. Испанские корабли растянулись вереницей, как я увидел, когда мы подошли ближе. Большой галеон шел последним, прикрывая суда поменьше. Одно из них находилось в четверти мили перед ним, а головное на восьмушку мили дальше.

Я держался вне досягаемости орудий галеона к западу от него, но он все же дал залп, подняв фонтаны брызг в сотне ярдов от нас по правому борту. Когда в тебя стреляют и промахиваются, ощущения испытываешь очень сильные. Сердце бешено колотится, и перед глазами проливается чудесное сияние.

Когда мы обошли головной корабль и начали поворачивать наперерез, все мучения, что мы претерпели в Магеллановом проливе, окупились. Сейчас стояла чудесная погода и дул крепкий попутный ветер. Мы дали бортовой залп сразу, как только навели орудия. «Сумайя» ответил нам еще прежде, чем стихло эхо наших выстрелов. Сосчитать пушки на нем не составило труда – восемь по каждому борту, пять в основной батарее и три на верхней палубе. Предположительно – двенадцатифунтовики. Если я прав, нам придется дать еще несколько залпов.

Однако первостепенное значение имеют выбор цели и точность попадания. Главное правило при стрельбе из пушек вроде наших – это целиться в основание грот-мачты и молиться, чтобы снаряд попал хоть куда-нибудь. Мы целились чуть выше и стреляли книппелями (цепными снарядами), поскольку меньше всего хотели потопить галеон. Новия бегала взад-вперед по верхней палубе, проверяя наводку орудий, а Буше делал то же самое на нижней палубе. Но на закладку книппеля в ствол уходит больше времени, и он отклоняется от цели сильнее обычного ядра – так что мы успели получить несколько повреждений.

Наше положение казалось незавидным, пока испанский капитан не попытался проявить изобретательность. Он решил немного отстать, потом круто повернуть на север и обстрелять нас продольным огнем. На моей памяти многие парни проделывали такие номера в сражениях – идея сама по себе неплохая, но здесь требуется более быстроходное судно. Мы круто повернули «Сабину» на север и дали бортовой залп в нос галеона, как изначально хотел капитан Берт.

Не знаю, сколько всего повреждений мы нанесли такелажу «Сумайи», но у него рухнула грот-мачта, и, похоже, этим дело далеко не ограничилось.

– Не встать ли нам борт о борт с ним, капитан?

Это был Бутон, и я сказал, что еще не готов умереть.

– Но, капитан…

– Сколько времени потребуется остальным галеонам, чтобы нагнать нас?

По лицу Бутона я понял, что об этом он не подумал.

«Обмен любезностями» продолжался. Один из наших кораблей – обычно «Уилд» – вовлекал самый крупный галеон в перестрелку бортовыми орудиями, а тем временем какой-нибудь другой наш корабль – «Снежная дама», «Рескью», или «Фэнси», или моя «Сабина» – заходил к галеону сзади.

Во всяком случае, пытался.

В подобном сражении минута порой длится бесконечно долго. Половина дня (а бой продолжался всю вторую половину дня) тянется, по ощущениям, целый год. Иногда приходится маневрировать час или больше, чтобы занять нужную позицию. Потом минут пять ведется яростный огонь, а потом час или два корабль снова ходит галсами, маневрирует, медленно перемещается с места на место. На мачтах у меня сидели стрелки с мушкетами, и Назаир клялся, что ранил испанского капитана. Если и ранил, я не заметил никаких свидетельств этого.

Мы преследовали испанцев всю ночь, но все равно потеряли их. Капитан Берт решил, что они вернулись обратно в Кальяо. Мне не представилось случая поговорить с ним, но по его приказам я понял, что он пришел именно к такому мнению. «Сабине» предписывалось идти на север вместе с «Магдаленой» и «Принцессой». Командование возлагалось на меня. Если мы найдем галеоны, я и Ромбо вступим в бой с ними, а Харкера пошлем на юг. «Уилд», «Снежная дама», «Рескью» и «Фэнси» направляются на юг и пришлют за нами, если обнаружат испанцев.

Таков был замечательный план капитана Берта. «Сабина» и «Уилд» получили больше повреждений, чем остальные наши корабли. Сильнее всех пострадал «Уилд», но он являлся самым крупным судном в нашей флотилии и потому мог вынести такое лучше любого другого.

Еще одно существенное обстоятельство заключалось в том, что в моем распоряжении были три самых быстроходных корабля. В том районе прибрежных вод преобладают северные ветра, и капитан Берт, видимо, посчитал, что, если галеоны направились на север, они разовьют значительную скорость. Посылать в погоню за ними какие-либо корабли, кроме самых быстроходных, совершенно бесполезно. С другой стороны, чтобы спешно возвратиться домой к мамочке, испанцам придется много лавировать против ветра. Вполне вероятно, нашим кораблям удалось бы нагнать галеоны, даже если бы они находились в исправном состоянии, – а у «Сумайи» нет грот-мачты, и он будет менять галсы с трудом даже при хорошем капитане и опытной команде.

В общем, мы двинулись на север, поставив шестерых человек на помпы, а еще дюжину отрядив залатывать пробоины от ядер. У читателя может создаться впечатление, будто мы еле ползли, но на самом деле мы шли быстро. Я трижды приказывал бросить лаг, и один раз прибор показал шестнадцать узлов. Для корабля вроде «Сабины» это очень большая скорость, и я прекрасно знал, что испанцам не развить такую.

Но дело в том, что я рассуждал так же, как капитан Берт, и пришел к противоположным выводам. Испанцы могли выбрать один из трех вариантов действий: вернуться обратно в Кальяо, уйти на запад в Тихий океан или направиться на север к Панаме.

Я попытался представить ход мыслей главного испанского капитана: «Кальяо находится близко, – сказал я себе, – но идти туда придется против ветра. На путь к Кальяо может потребоваться ровно столько же времени, сколько на путь к Панаме. Это первый минус. В моих приказах ни слова не говорится о возвращении назад, и все в городе посчитают меня трусом. Второй минус. Что хуже всего – именно этого противник ожидает от меня. Третий минус – и вариант исключается.

Они никак не предполагают, что мы станем отступать к Тихому океану, – значит, очко в пользу этого варианта. Первый плюс. Но подумай, сколько здесь проблем. Чем дальше мы уйдем, тем больше времени займет обратный путь. Первый минус. У нас недостаточно запасов воды и продовольствия – особенно воды, – чтобы плыть на запад неделю или около того, а потом вернуться назад и взять курс на север, к Панаме. Второй минус. Когда мы вернемся, пираты, скорее всего, будут болтаться поблизости от Панамы, поджидая нас, и нам в любом случае придется сражаться с ними. Третий минус. Но все это не самое худшее. Подобные действия противоречат приказам. Если я поступлю так, многие могут решить, что я убегаю, прибрав к рукам золото, – в том числе капитаны, находящиеся у меня в подчинении, и даже моя собственная команда. Значит, этот вариант исключается. Категорически!

Остается Панама. Конечно, она находится дальше – первый минус, – но зато сколько здесь плюсов. Приказы предписывают мне идти именно в Панаму – первая база. Никто не станет говорить о трусости или воровстве – вторая база. Противник не ожидает этого – я обегаю третью базу. Мы пойдем туда с попутным ветром – перебежка к линии дома! “Что ж, адмирал Вальдес, Господь Бог и Его святые покровительствовали мне, и капитан Берт остался в дураках”».

Я приказал всем подготовиться. Мы вытянули длинную соломинку, и испанцы были считай что у нас в руках.

И они действительно практически были у нас в руках. Мы настигли галеоны около полудня; «Принцесса», согласно приказу, спешно отправилась к капитану Берту с сообщением, а мы с Ромбо обогнали испанцев и пошли наперерез. Наш замысел состоял в том, чтобы заставить галеоны уворачиваться и лавировать, покуда к нам на помощь не подоспеют «Уилд» и остальные корабли. Прием сработал два раза, а потом они сориентировались в ситуации.

Я ожидал, что они разойдутся в разные стороны, но они двинулись на нас кильватерным строем – первым шел «Сан-Фелипо». То есть он находился на линии огня наших бортовых орудий, и, пока он двигался прямо на нас, мы без устали палили по нему.

Он тоже обстрелял нас. У него было шесть носовых орудий – похоже, четыре двенадцатифунтовика и два двадцатифунтовика. Мы имели преимущество и нанесли противнику серьезные повреждения, но и нам пришлось несладко.

Когда «Сан-Фелипо» приблизился, мы сделали поворот через фордевинд, чтобы держаться бортом к нему. Я продолжал надеяться, что он свернет в сторону, но, попадали мы в цель или промахивались, капитан галеона явно был не из робких.

А также тяжелые орудия на нижней палубе – вероятно, тридцатидвухфунтовики. Когда галеон проходил между «Сабиной» и «Магдаленой», мы с Ромбо ударили по нему бортовыми залпами с двух сторон, но он ответил нам как мог и даже лучше. За ним следовали «Сокорро» и «Сумайя». О них я могу сказать лишь одно: они тоже обстреляли нас. Возможно, мы тоже дали по ним несколько залпов. Я знаю, мы старались. Очень старались.

Это становится мучительным. Отец Уол держит у себя в спальне бутылку шотландского виски (во всяком случае, он так говорит), и он приглашал меня выпить с ним в любое время, когда мне захочется. Сегодня я собираюсь постучаться к нему и воспользоваться его приглашением. Если мои надежды оправдаются, я опрокину сегодня стаканчик или два – не больше двух – и проведу часок за приятной беседой с отцом Уолом.

Потом лягу спать. А писать продолжу завтра.