Текст книги "Пират"

Автор книги: Джин Родман Вулф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

За Янси проголосовали трое, включая его самого. Все остальные проголосовали за меня. Примерно через час он потребовал решить спор поединком. Он был здоровенным, крепким парнем и явно рассчитывал убить меня.

В свое время Джексон на «Уилде» объяснил мне, что́ пираты делают в таких случаях, и именно так мы с Янси поступили. Я думал, мы будем драться на мушкетах, но, видимо, кто-то рассказал парню про Ганье, и он отказался стреляться. Я сделал вид, будто страшно расстроился, но в конце концов сдался.

– Ладно, – сказал я, – абордажные сабли.

Затем нам предстояло найти остров, где нам никто не помешает. На поиски ушло два дня, и таким образом я получил время вспомнить все, что рассказывал мне отец о ножевых драках. (На самом деле абордажная сабля представляет собой просто длинный тяжелый нож с большой гардой.) Я нашел немного денег в капитанской каюте, золото оставил Новии, а все остальное – медь и серебро – положил в карман.

Мы вместе сели в баркас, Янси на носу, я на корме, и гребная команда подвезла нас к берегу крохотного необитаемого островка.

Следуя моим указаниям, старшина-рулевой поставил нас на расстоянии десяти длинных шагов друг от друга.

– Когда мы отойдем от берега, парни, вы должны выяснить отношения. Только один из вас вернется на корабль. Мы будем оставаться в пределах слышимости. Когда победитель призовет нас криком, мы вернемся за ним.

Я кивнул, показывая, что все понял. Возможно, Янси тоже кивнул. Я не знаю.

Когда они оттолкнули баркас от берега и запрыгнули в него, я сказал:

– Слушай, Янси, я твой капитан, нравится тебе это или нет. Ты отличный боец, и мне не хотелось бы потерять тебя. Как ты смотришь на то, чтобы решить дело миром прямо сейчас? – Левой рукой я доставал деньги из кармана, пока говорил.

Гребная команда принялась табанить правыми веслами и загребать левыми, разворачивая баркас, и Янси бросился на меня. Я швырнул ему в лицо горсть монет и вонзил абордажную саблю в грудь. Во время захвата «Магдалены» я видел, как испанский офицер наносит такой удар мечом, сделав длинный выпад вперед правой ногой. У меня получилось не так здорово, как у него, но достаточно хорошо, и левой рукой я схватил Янси за кисть.

К моменту, когда баркас развернулся носом к кораблю и гребцы оказались лицом ко мне, Янси лежал мертвый на песке у моих ног. Я крикнул парням оставаться на месте: я дойду до баркаса вброд.

Вероятно, мне следовало помолиться о Янси той ночью, поскольку именно я убил его. Я собирался, но отвлекся на другие дела – поцелуи, шутливую возню и все такое прочее – и не помолился. Однако впоследствии я не раз молился о нем и сегодня отслужу обедню за упокой его души.

Он был примерно моего роста и фунтов на сотню тяжелее меня. Возможно, он действительно был хорошим бойцом – по крайней мере, считал себя хорошим. В своей жизни я участвовал во многих поединках, но не считаю себя по-настоящему хорошим бойцом – всего лишь неплохим. Тем не менее я на собственном опыте узнал две важные вещи, касающиеся поединков. Первое: если бросаешься на противника, ты должен делать это наверняка. Атаковать лучше всего в момент, когда противник не ожидает этого. Если он готов к твоей атаке, тебе лучше придумать что-нибудь другое.

Второе даже более важно. Если ты имеешь репутацию хорошего бойца, тебе не приходится драться часто. Парни, которые постоянно ищут поводы для драки, не любят проигрывать. А значит, каждая твоя схватка имеет больше значения, чем кажется. Ты хочешь победить и хочешь разорвать противника на куски, чтобы все знали, кто победил, и не питали никаких сомнений на сей счет. Никогда не слушайте парней, которые болтают о честной драке. Половину времени они просто пытаются заломить тебе руку за спину. Если ты боксируешь, дуешься в карты или мечешь кости, играть надо честно. Это всё игры. Но драка – не игра.

Время уже позднее, мне пора запирать Молодежный центр и возвращаться в приходской дом, поэтому я просто скажу, что говорил мне отец о ножевой драке. Побеждает тот, кто ловко применяет предмет, зажатый в другой руке. Это может быть практически все, что угодно: связка ключей, которые он швыряет в противника, как я швырнул горсть монет, или камень, или палка. Куртка. Все, что угодно. Он использует подручное средство, чтобы отвлечь внимание противника буквально на четверть секунды. Если ты умеешь наносить длинные удары ножом так, чтобы тебя самого не зацепило, ты победишь. Если умеешь глубоко вонзать нож, не ломая лезвия, – то же самое.

* * *

Я принимал исповеди. Люди здесь исповедуются гораздо реже, чем мы делали в монастыре, хотя у них гораздо больше поводов для покаяния, чем имелось у меня тогда. Я бы проводил исповеди чаще, будь моя воля, но я не пастор.

Разумеется, мы обязаны соблюдать тайну исповеди, но британский акцент, услышанный мной сегодня, заставил меня вспомнить капитана Берта. В Англии мало католиков, а в нашем приходе, состоящем в основном из представителей романских народов, мало англичан. Поэтому я слушал не только, чтоговорил мне этот человек, но и какон говорил.

Капитан Берт так и не вернулся в Суррей, как планировал, и я всегда думал, что он был счастливее меня, хотя умер раньше: ведь у меня не было Суррея, куда вернуться. Но сегодня я услышал, как девушка за дверью исповедальни засмеялась шутке какого-то парня в очереди, и именно тогда до меня вдруг дошло, что мне есть куда возвращаться. Только мой Суррей не географический объект, а человек. Я вернусь к ней во что бы то ни стало.

Здесь мне следует заметить, что через несколько дней после нашей встречи на корабле Новия обронила слова, которые должны были обеспокоить меня больше, чем обеспокоили тогда. Сейчас я просто упомянул об этом, а позже поговорю подробнее.

* * *

Опять вышла стычка у бильярдного стола, и мне пришлось доходчиво объяснить всем, что я не отец Фил, а отец Крис, и, если ты толкаешь меня, я могу толкнуть сильно. Я всегда прощаю мальчиков, но давно понял, что лучше сначала сбить их с ног, а простить потом, когда помогаешь им встать. Мальчиков необходимо хорошенько повалять по полу, чтобы они раскаялись.

Мальчишечьи драки у бильярдного стола не имеют никакого отношения к капитану Берту и Карибскому морю, поэтому здесь я остановлюсь и не стану ничего рассказывать о картах. Если вы когда-нибудь прочитаете это, возможно, вы зададитесь вопросом, что же случилось с монетами, которые я швырнул в лицо Янси, – подобрал ли я их. Нет, не подобрал. Правду сказать, тогда я и думать про них забыл. Я оставил Янси там на берегу, и монеты валялись вокруг него в луже крови и на песке.

Глава 11
ОСТРОВ И АУКЦИОН

В своей жизни я побывал на многих островах, чудесных и не очень. Остров, который мы выбрали, чтобы очистить днище корабля, не относится к числу моих любимых – остров и остров, ничего особенного. Тем не менее он носит название, лучше которого я не знаю: остров Толстой Пресвятой Девы. Мы никогда не представляем Богоматерь толстой, но вполне возможно, она растолстела, особенно в преклонные годы. Остров Толстой Пресвятой Девы призван напоминать нам, что толстухи могут быть – и зачастую являются – хорошими женщинами. Это знает Бог и должны знать мы.

Остров Толстой Пресвятой Девы принял нас гостеприимно. Мы нашли на восточном побережье чудесную маленькую бухту, в которую впадала речушка с прозрачной пресной водой. Местность казалась безлюдной – ни единого следа человеческого присутствия. Отлогий песчаный берег выглядел великолепно, и потому я сказал: «Вот то, что нам надо».

Труднее всего было спустить с корабля и вытащить на берег пушки. Они страшно тяжелые и неизменно оказываются значительно тяжелее, чем ты думаешь. Можно, конечно, снять орудие с лафета, но это мало облегчает дело, поскольку основной вес приходится на железный ствол. Даже наши легкие двенадцатифунтовики казались неподъемными. Порой нам требовалось целых два часа, чтобы просто погрузить одну из пушек в баркас. А потом ее еще надо было спустить с баркаса с помощью установленной там лебедки и протащить волоком вверх по отлогому берегу на значительное расстояние. На «Магдалене» было двадцать таких пушек и два длинноствольных девятифунтовика, один на носу, другой на корме. Длинноствольные девятифунтовики доставляли не столько хлопот, как двенадцатифунтовики, а гораздо больше.

Мы уже вытащили большинство пушек на берег, когда к нам подъехал фермер на лошади, чтобы посмотреть, чем мы тут занимаемся. Именно тогда я столкнулся с языковой проблемой. Он говорил по-голландски, а никто в команде не знал голландского. Судя по карте, остров принадлежал Британии, и потому я попытался по-английски объяснить мужчине, что мы английские каперы, рассчитывая в случае необходимости подделать каперское свидетельство. Про каперов он вряд ли понял, но выпил пару стаканчиков бренди со мной и Ромбо. А понял он, что нам нужно продовольствие и мы за него заплатим. Когда фермер уехал, мы для пущей безопасности подняли флаг с крестом святого Георга.

В скором времени он и еще один фермер доставили товар на продажу: пару кастрированных бычков, фрукты и тому подобное. (Вот тогда-то я пожалел, что не подобрал монеты, валявшиеся вокруг тела Янси.) Денег у нас было мало, и потому мы ожесточенно торговались, но в конечном счете купили обоих бычков и кучу апельсинов и лаймов. Позже мы купили ром и табак у тех же самых парней.

Когда мы переправили все пушки на берег, дело пошло веселее. Мы вылили всю питьевую воду и перевезли на берег пустые бочки. Затем перевезли бочонки со смолой, запасное рангоутное дерево и многое другое. Со всем остальным управляться было гораздо легче, чем с пушками.

Потом мы сняли реи, дождались прилива и волоком вытащили корабль на берег достаточно далеко, чтобы получить доступ ко всей подводной части судна с левого борта. Мы знали, что днище окажется заросшим, но действительность превзошла все наши ожидания – оно заросло гораздо сильнее, чем я предполагал, и Жарден сказал, что он тоже не ожидал такого. Мы тщательно очистили каждый дюйм днища и по возможности надежнее закрепили все поврежденные доски. Потом заново проконопатили и осмолили корабль, спустили его на воду во время прилива, развернули кругом с помощью баркаса и снова вытащили на берег, чтобы заняться правым бортом.

Именно тогда мы столкнулись с серьезной проблемой. Мы израсходовали уже более половины смолы и пакли. Можно было, рассучив старые снасти, использовать канатные пряди вместо пакли, но вот смолу заменить было нечем. А без смолы никак не обойтись, поскольку морские черви начнут точить доски обшивки, едва вы спустите корабль на воду.

Судя по нашим картам, на западном побережье острова находился городок под названием Спэниш-таун. Перспектива обходить остров кругом на баркасе меня не прельщала, но я отобрал самых надежных мужчин и взял с собой Жардена и старшину-рулевого, чтобы они приглядывали за остальными и за лодкой во время моего отсутствия.

Возникла проблема с Новией, и большая. Она не призналась, что боится оставаться на берегу без меня, но она боялась, и я нисколько ее не виню. Я с самого начала старался скрывать девушку от посторонних глаз (что было не так легко, как кажется), руководствуясь принципом «с глаз долой, из сердца вон». В баркасе такой возможности не имелось. К тому времени вся команда уже знала, что она женщина, и мужчины пристально разглядывали Новию, сидевшую на корме рядом со мной. Она всю дорогу держала на коленях раскрытый складной нож, но любой парень в лодке мог бы попытаться отнять его, и у большинства это получилось бы. Я взял Новию с собой – разумеется! – когда отправился в город за покупками.

Нам требовалось купить три разных сорта ткани, иголки, нитки и тому подобное, чтобы она могла сшить себе несколько платьев. А также бумагу, восковые карандаши и ручки, чтобы она могла рисовать. Все перечисленное мы купили в первую очередь и распорядились доставить на баркас.

Нам повезло: пока мы рассматривали в писчей лавке бумагу разных сортов и форматов, туда зашла одна милая англичанка и рассказала мне про человека по имени Вандерхорст, торгующего смолой и паклей.

Будь городок больше, нам не удалось бы разыскать Вандерхорста. Спэниш-таун был крохотным городком, застроенным домами, при виде которых сразу становилось ясно, что живут там в основном голландцы, но все равно на поиски Вандерхорста у нас ушло около часа.

Когда мы его нашли, повторилась та же история, что вышла у нас с фермерами. Я попытался заговорить на английском, но он помотал головой. И на испанский отреагировал так же.

Наконец я сказал:

– Эстрелита, если ты знаешь какой-нибудь язык, кроме испанского, попробуй заговорить на нем.

Она знала несколько слов по-итальянски (до итальянского мне самому следовало додуматься), но это не помогло. Каталанский тоже не сработал, хотя на нем она говорила гораздо лучше.

Наконец я не выдержал и заговорил на французском. Я не хотел выдавать свое знание французского, поскольку делал вид, будто мы англичане.

Вандерхорст опять не понял ни слова, но при звуках французской речи просветлел и знаками объяснил нам, что отвезет нас к человеку, который говорит так же.

Мы трое сели в телегу Вандерхорста и поехали к его дому, находившемуся в паре миль от городка. Едва усевшись в телегу, я пожалел, что не отправил баркас с гребной командой обратно к кораблю, но теперь уже ничего не мог поделать. Я нервничал из-за этого и много говорил: рассказывал Новии про монастырь и брата Игнасио – какой он хороший человек и как мы с ним иногда разговаривали на английском.

У Вандерхорста был славный дом, большой сад, обширные поля и три белокурых ребенка. Нас встретила его жена, дородная блондинка ростом выше мужа, говорившая только по-голландски. Она привела с кухни тоненькую чернокожую женщину с повязанными банданой волосами, в линялом платье и фартуке, о который она вытирала мокрые руки. Если бы не одежда, я бы узнал ее с первого взгляда.

Но я уставился на нее, она уставилась на меня, мы одновременно начали что-то говорить и умолкли. А в следующий миг хором прокричали имена друг друга, крепко обнялись, и она принялась тараторить на ломаном французском так быстро, что я не разбирал слов. Это была Азука, и я страшно обрадовался встрече.

Ну, по-французски она говорила немногим хуже меня, но вот по-голландски немногим лучше меня, а я не знал по-голландски ни слова. Однако в конце концов нам удалось объяснить: мы хотим купить смолу и паклю – и есть ли такой товар у Вандерхорста?

Да, на складе в городе. Может, я также хочу купить Азуку?

– Нет, – сказал я, – это предложение меня не интересует.

После этих моих слов на лице у нее появилось такое выражение, словно она вот-вот расплачется, и на душе у меня стало скверно. Но Новия крепче сжала мою руку, и мне малость полегчало.

Я хотел выяснить, что приключилось с Азукой – как она оказалась на острове Толстой Пресвятой Девы кухонной прислугой, – а потому продолжал говорить о ней, а она переводила мои слова Вандерхорсту. Я сказал, что у нас туго с деньгами, а такая замечательная девушка, как Азука, стоит немало и так далее.

Очень жаль, сказал Вандерхорст. У него есть три раба, одна рабыня и Азука; он собирается продать всех пятерых на аукционе в субботу, а тем временем они работают у него на ферме, и Азука помогает жене на кухне. Чтобы мы поняли слово «аукцион», он изобразил аукциониста с молотком. Он чуть не каждое слово переводил на язык жестов, но я не собираюсь все это описывать.

– У меня денег в обрез, – сказал я, – а нам нужно купить смолу и паклю. Тем не менее было бы любопытно понаблюдать за вашим аукционом. В каком часу он состоится?

После этих моих слов Азука широко улыбнулась, буквально озарив комнату улыбкой, а значит, сразу все поняла. Честно говоря, Вандерхорст наверняка тоже все понял. Я собирался купить Азуку, если у меня останется довольно денег после покупки всего необходимого.

Азука и хозяйка дома приготовили нам великолепный обед. На стол подали куриный паштет с хрустящей картофельной корочкой, какого я никогда еще не пробовал, жареные бананы, напомнившие мне о монастыре, домашние хлеб и масло, сыр трех сортов и еще много всякой вкуснятины. После обеда мы вернулись в город, где купили новую шлюпку и необходимое количество смолы и пакли. Старшина-рулевой настойчиво предлагал купить еще и про запас, но я твердо сказал «нет». Сбережения испанского капитана подошли к концу, а я чувствовал, что оставшиеся деньги понадобятся мне в субботу.

Когда мы вернулись к «Магдалене», мне пришлось рассказать Новии все про Азуку, ясное дело. Я объяснял снова и снова, что она принадлежала Лесажу и никто другой не мог до нее даже дотронуться, а мне в любом случае не хотелось. Новия пару раз полоснула меня, прежде чем я отобрал у нее нож. Потом я показал, что при желании могу легко сломать ей руку. Затем поцеловал ее, а как только мы остановили кровотечение, то продолжили с места, на котором прервались, и попробовали несколько новых позиций. Вряд ли она хотела сильно поранить меня – иначе я бы так легко не отделался. Просто таким образом Новия показала мне, что нисколько не шутит, когда говорит, что любит меня. В каком-то смысле она поступила правильно. До тех пор я не вполне ей верил. Не всем ее словам. Я имею в виду – ну кто полюбит парня вроде меня? Но после этого поверил.

* * *

Купив смолу и паклю, я надеялся подготовить корабль к отплытию до субботы, но потом вспомнил о том, что надо еще поставить на место пушки, и понял, что нам не успеть. Было бы здорово найти какой-нибудь способ отсрочить аукцион. Я обдумывал разные варианты, но все мои идеи казались дурацкими даже мне самому.

Все наши люди уже обзавелись мушкетами, и мы располагали изрядным количеством испанских абордажных сабель. Когда в субботу утром мы вернулись в город, на поясе у меня висела шпага испанского капитана – длинная, с узорчатой серебряной рукоятью, – а на ногах красовались его сапоги. С двумя парами носков и стелькой, вырезанной из куска толстого войлока, они пришлись мне впору. (Впоследствии я прицеплял к поясу шпагу и надевал сапоги почти всякий раз, когда мне требовалось произвести на людей впечатление.)

– Крисофоро, дорогой, ты только взгляни на это.

Новия показывала мне подарочную шкатулку, которую мы перевезли на берег вместе с прочими вещами из капитанской каюты. Там находились два маленьких медных пистоля, для правой и для левой руки. А также медные пороховницы, пули и все такое прочее. Я сам нашел шкатулку сразу после захвата корабля, но не обратил на нее особого внимания. У меня было два отличных железных пистоля – больших длинноствольных пистоля, действительно привлекающих внимание.

– Можно мне взять их, Крисофоро? Мне они нужны больше, чем тебе.

Я сказал «конечно» и показал, как они заряжаются. Потом я увел Новию на полмили от берега и дал ей выстрелить пару раз из каждого пистоля. Вероятно, из них стреляли впервые – они казались совсем новыми. Я проверил курковые кремни, и они находились в превосходном состоянии.

Пистоли были снабжены поясным крючком, и Новия прицепила их к поясу, когда мы отправились в город на аукцион. Я тоже взял пистоли, но у меня они висели в петлях парусиновых ремней, перекинутых через плечи. Все до единого мужчины в баркасе были вооружены мушкетами и абордажными саблями. В прошлый раз я оставил всю гребную команду в лодке, строго-настрого наказав никуда не уходить. Теперь я поступил иначе: приказал старшине-рулевому сторожить баркас, а всех прочих повел на городскую площадь. Мы промаршировали через маленький городок, точно армия, и ставни домов со стуком закрывались и запирались при нашем приближении. Когда мы добрались до площади, аукцион еще не начался, и я получил время построить своих людей и еще раз повторить приказы.

Это был далеко не Порт-Рояль. На аукционе продавались всего пять рабов – трое мужчин, одна женщина и Азука. Я подошел к аукционисту и велел выставить на торги Азуку первой. Он подчинился и объявил минимальную цену: одна гинея.

– Одна гинея! – крикнул я и выхватил пистоли.

В наступившей тишине я услышал лязг взводимых мушкетных курков. Других предложений цены не последовало.

Далее мне надлежало заплатить Вандерхорсту и получить письменное свидетельство, что я являюсь новым владельцем Азуки. Я признался, что у меня нет гинеи, и дал ему золотой испанский дублон. Вандерхорсту это не понравилось, но я напомнил, что он недавно выгадал от торговой сделки со мной, и пообещал купить у него что-нибудь во время следующего нашего визита на остров Толстой Пресвятой Девы.

Он продолжал упираться, и тогда я сказал:

– Подписывай бумагу. Живо. Таким образом ты предотвратишь кровопролитие.

Я говорил по-французски, но Азука перевела мои слова и выразительно чиркнула пальцем по горлу. Тогда Вандерхорст подписал бумагу.

Я взял у него ручку и по-французски написал внизу листа, что по праву нового владельца даю Азуке свободу. Я поставил подпись и прочитал это девушке.

– Я свободна?

– Конечно, – сказал я и вручил ей бумагу.

– Но куда мне податься, капитан? Что мне делать?

– Ты свободная женщина. Можешь делать, что хочешь, и идти, куда хочешь.

– Тогда я пойду с тобой, – сказала Азука и взяла меня за руку.

– Эстрелита, не надо! – выкрикнул я, поскольку она вытащила из-за пояса один из маленьких медных пистолей.

Вряд ли мой крик остановил бы ее, но я успел выхватить у нее пистоль.

– И что ты теперь собираешься делать? – завопила она. – Выпороть меня?

Я поцеловал Новию и долго не отрывался от ее губ.

Вскоре мы двинулись обратно к баркасу. Я собрал всех парней и объяснил, что Азука была в моей прежней команде и теперь входит в нашу команду. Любые отношения, в которые она добровольно вступает с одним из них, не касаются никого, кроме них двоих. Я удостоверился, что все меня хорошо поняли, а потом добавил, что, если кто-нибудь изнасилует Азуку, все остальные горько, очень горько пожалеют об этом.

– Мы одна семья, – сказал я, – Береговое братство.

Все выразили согласие кивками и одобрительными возгласами.

– Мы братья, а я капо, глава семейства. Звание обязывает меня следить за тем, чтобы мои братья обращались друг с другом, как подобает братьям, чтобы никто никого не обманывал и не притеснял. Я намерен выполнять свои обязанности и советую всем вам помнить об этом. Речь идет не только о защите присутствующей здесь Азуки, но о защите каждого человека на борту нашего корабля.

Никаких возражений не последовало, но Гриз поинтересовался, чем она будет заниматься.

– Она будет работать с Эстрелитой, – сказал я. – Иными словами, они двое будут делать все, что я велю: сражаться, стряпать, шить паруса, ухаживать за ранеными. Все, что я велю.

Симоно сказал, что женщины не умеют сражаться, и оба маленьких медных пистоля нацелились на него гораздо быстрее, чем недавно один из них нацелился на меня.

– Отставить! – гаркнул я. – Только беспредела нам тут не хватало. Как только начнется беспредел, нам крышка. Вы знаете, как я дрался с Янси. Если вы двое хотите драться по правилам, мы найдем вам пустынный островок – в округе таких добрая сотня.

После этих моих слов Симоно пробормотал, что не дерется с женщинами, и отвернулся – на том дело и кончилось.

Как ни странно, две женщины подружились, но они всегда ревновали друг к другу. У мужчин тоже так бывает. Я знаю. Да, они дружат, но между ними существует известное соперничество. Думаю, Азука сожительствовала с несколькими нашими парнями, и я точно знаю, что у нее была связь с Жарденом, весьма привлекательным малым. Я также знаю, что Новия спала только со мной одним.

Во всяком случае, я так думаю.