Текст книги "Джеймс Хэрриот. Биография"

Автор книги: Джим Уайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Глава 1

Шотландец Джим Мюррей, скотник на ферме в Северном Йоркшире, сердито уставился на меня, всем своим видом выражая недовольство. Его пронзительные маленькие глазки находились всего в нескольких сантиметрах от моего лица. Я недавно начал работать в Тирске после окончания ветеринарного колледжа и считал, что вполне профессионально принял роды у племенной коровы шортгорн: в результате моих усилий на свет появился очаровательный здоровый теленок. Но скотник, похоже, не разделял моей радости.

– Все вы, молодые ветеринары, одинаковые! – проворчал он. – Вечно оставляете мыло в воде!

Поглощенный работой, я совершенно забыл о ровненьком куске мыла, который дал мне скотник. Я бросил его в ведро с кипятком, и теперь Джим держал в руке маленький зеленый липкий комочек, бывший некогда его мылом.

– Ваш отец никогда так не делает! – буркнул он. – Он всегда бережно относится к вещам. Настоящий шотландец вещами не бросается!

Меня не первый раз сравнивали с моим отцом, причем не в мою пользу, но у меня был туз в рукаве.

– Прошу прощения, Джим, – извинился я, – этого больше не повторится. Но должен сказать, вы ошибаетесь насчет моего отца. Он не шотландец. Он – англичанин.

– Уходите! – прозвучал резкий ответ, и коренастый скотник, громко топая, с возмущенным видом вышел из коровника. Еще один успешный визит Дж. А. Уайта-младшего подошел к концу.

Джим Мюррей не был одинок в своей уверенности, что Альф Уайт родом из Шотландии, поскольку Альф так и не избавился от легкого акцента жителя Глазго, который приобрел за двадцать три года жизни в этом великом шотландском городе. Даже когда он уже давно был Джеймсом Хэрриотом, газеты часто писали о нем как о «шотландском ветеринаре, для которого Йоркшир стал родным домом». На внутренней стороне обложки в аннотации к его третьей книге «Не будите спящего ветеринара» («Let Sleeping Vets Lie») говорилось, что он родился в Глазго и всю жизнь работал в Йоркшире. Альф Уайт не был шотландцем и не всю жизнь работал ветеринаром в Йоркшире. Он был англичанином, родившимся от родителей-англичан в английском городе.

Джеймс Альфред Уайт родился 3 октября 1916 года в промышленном северо-западном городке Сандерленд. Там он оставался недолго. Когда ему было всего три недели от роду, он переехал в Глазго, где провел годы формирования личности. Хотя он и покинул родной город, будучи совсем крошкой, он сохранил тесные связи с Сандерлендом и регулярно бывал там, пока жил в Глазго.

Альф был единственным ребенком, но в действительности имел очень большую семью. Его родители происходили из больших семей, поэтому он унаследовал целую кучу дядюшек, тетушек и двоюродных братьев и сестер, с которыми поддерживал близкие отношения всю свою жизнь.

Альф Уайт родился в доме 111 по Брэндлинг-стрит, скромном доме ленточной застройки под названием «Фашода» в районе Рокер Сандерленда. Дом принадлежал Роберту Беллу, его дедушке по материнской линии, печатнику по профессии. Его родители, Джеймс Генри Уайт и Ханна Белл, обвенчались 17 июля 1915 года в Перво методистской часовне на Уильямсон-Террас, Сандерленд, где его отец служил органистом. После свадьбы молодожены переехали в Глазго, но пятнадцать месяцев спустя Ханна Уайт вернулась в родительский дом, специально чтобы родить ребенка.

Отец Альфа, Джим Уайт, как и его дед, был корабельным жестянщиком. Основные рабочие места в Сандерленде поставляли судостроительная, угольная и металлургическая промышленность, и в те годы, в самом начале века, верфи Сандерленда процветали. Первая мировая война обеспечивала большие объемы работы, и треть взрослого мужского населения трудилась в судостроительной промышленности. Однако отец Альфа, имея постоянную работу на верфях Сандерленда, в ноябре 1914 года уехал из родного города в Глазго на поиски альтернативных заработков. Это произошло за восемь месяцев до его свадьбы. Поступок Джима Уайта кажется странным, но у него были веские причины. Ему нравилась работа на верфи, но, в отличие от большинства своих коллег, Джим Уайт был не только корабельным жестянщиком, – он также был способным музыкантом; это качество, в числе многих, привлекло к нему его будущую жену, когда он до войны несколько лет ухаживал за ней.

Джим играл в кинотеатрах Сандерленда, отчасти чтобы получить дополнительный заработок, но, главным образом, чтобы удовлетворить страсть к игре на пианино и органе. Ханна тоже любила музыку. Ее родителей хорошо знали в музыкальных кругах Сандерленда, и сама она была превосходным контральто. Она выступала на небольших концертах, но ей хотелось идти дальше, а Сандерленд, несмотря на все его достоинства, вряд ли можно было назвать культурным центром Северной Англии. Какой еще британский город мог обеспечить ее мужа работой на верфи и в то же время удовлетворить музыкальные пристрастия обоих? Глазго идеально подходил для этой цели. Ханна всегда стремилась к самосовершенствованию, и ее более приземленные родственники дали ей прозвище «Герцогиня» за тягу к культурным кругам. Однако за «высокомерным» фасадом, который Ханна демонстрировала миру, скрывались прекрасные качества. Она была преданной женой и матерью, и ее стремление добиться лучшего для своей семьи впоследствии весьма поспособствовало будущим успехам ее сына.

Итак, в 1914 году эта волевая юная леди отправила своего будущего мужа в огромный бурлящий город, наполненный кинотеатрами, театрами и концертными залами, – город, в котором раздавались не только лязг и грохот верфи и металла, но и звуки музыки. Там Джим Уайт сумел найти работу в кинотеатрах и театрах, а также на крупной верфи на реке Клайд.

На свадебной фотографии Джима и Ханны 1915 года запечатлены большие семейства Уайтов и Беллов. Фотография, на которой засняты многие любимые дядюшки и тетушки Альфа, отлично сохранилась, хотя и сделана больше восьмидесяти лет назад. В последнем ряду свадебной группы стоят два молодых человека – это братья Джима, Мэти Боб Уайты. В юности Альф проводил очень много времени с этими двумя дядями. Мэтью Уайт был всего на тринадцать лет старше Альфа, который видел в нем скорее брата, чем дядю. Этот веселый человек с простодушным лицом и озорной улыбкой был прирожденным шутником, который смеялся большую часть своей жизни. Второй дядя, Роберт Уайт, был намного серьезнее. Он обладал острым чувством юмора, характерным для большинства членов обоих семейств, но при этом был глубоко мыслящим человеком высоких принципов. Дядя Боб, энтузиаст и оптимист, считал мир местом больших возможностей. Именно эти качества привлекали к нему юного Альфа Уайта в годы становления его личности, именно Роберту Уайту он потом будет подражать.

В первом ряду на той старой фотографии сидит молодой человек в военной форме. Это Альфред Уайт, младший брат Джима и единственный дядя, которого Альф никогда не видел. Он служил сержантом в 19-м батальоне Даремской легкой пехоты и погиб в сражении на Сомме через год после свадьбы Джима и Ханны. Семья тяжело переживала утрату безвременно ушедшего юноши, но имя его продолжало жить. Альф родился через пятнадцать месяцев, и его назвали в честь дяди, отдавшего свою жизнь в тот роковой день.

Родственники со стороны семьи Беллов были очень общительными людьми. Они всегда говорили, что думают, не обращая внимания на мнение окружающих. Со свадебной фотографии на нас смотрят лица Стэна и Джинни, брата и сестры Ханны, – они воплощали в себе кипучую энергию Беллов. Альф обожал дядю Стэна, невысокого подвижного человека с улыбчивым лицом, светившимся дружелюбием. Как и другие дядюшки Альфа, он был фанатичным футбольным болельщиком и не пропускал ни одного домашнего матча в Сандерленде. Он громко комментировал игру, вертя головой во все стороны и откровенно высказывая свое мнение. Никто не знает, успевал ли он при этом следить за игрой. Джим Уайт (или «Папаша», как всегда называли его Альф и вся семья) являлся его полной противоположностью. Он тоже был преданным болельщиком клуба, но, кроме довольной улыбки или мучительного спазма лицевых мышц, ничем не выдавал своих эмоций.

Когда Альф впоследствии приезжал в Глазго, он всегда с огромным удовольствием наблюдал, как его отец – тихий, сдержанный человек с учтивыми манерами – пытается стать незаметным в компании своих шумных веселых родственников. Папаша на всю жизнь запомнил матч на стадионе Айброкс в Глазго, где Стэн, сидя в окружении орущих болельщиков «Глазго Рейнджере», громогласно высказал свое мнение об игроках их команды: «Утиные яйца[2]2
  Т. е. игроки, не забивающие голов, мазилы.


[Закрыть]!» Это старое сандерлендское выражение, и не нужно быть уроженцем Северо-Восточной Англии, чтобы понять его значение. Папаша был счастлив, что им удалось уйти со стадиона живыми.

Стэн был не единственным Беллом, внушавшим Папаше желание спрятаться. Он пережил множество неловких минут в компании своей золовки Джинни, которая громко высказывала свое мнение в общественных местах, часто провоцируя не менее шумную реакцию. Джинни все это очень нравилось, она получала удовольствие от скандала, но так и не дождалась поддержки от зятя. Связав свою жизнь с семьей Беллов, Папаша быстро научился одной вещи – тихо и незаметно исчезать.

В конце октября 1916 года крошка Альфред Уайт, всего трех недель от роду, покинул Сандерленд и поселился в самом крупном городе Шотландии, – здесь он проживет первые двадцать три года своей жизни. Он провел счастливое детство среди общительных и дружелюбных обитателей этого большого шумного города, поэтому Альф Уайт в душе всегда считал Глазго своей родиной.

Его любовь к городу чувствуется в посвящении, которое стоит в начале его четвертой книги «Ветеринар за работой» («Vet in Harness»). Оно просто гласит: «С любовью – моей матери, живущей в милом старом городе Глазго».

Альф был не одинок в своей привязанности к этому харизматическому городу. Многие уроженцы Глазго с гордостью вспоминают о своем происхождении, несмотря на то, что с годами город приобрел довольно-таки незавидную репутацию. В период между двумя войнами многие большие города Британии пользовались дурной славой, а Глазго был хуже всех. Впоследствии Альф с плохо скрываемой яростью следил за телевизионными передачами о Глазго. В них город представал как мерзкое скопище грязных трущоб, населенных бандами, которые сначала перережут тебе глотку, а потом станут задавать вопросы. «Никого не интересуют хорошие стороны Глазго, – возмущался он. – Почему они не говорят о славных дружелюбных людях, о великолепных домах, парках и художественных галереях? А дивная природа вокруг?»

В представлении многих Глазго был «убогой картинкой в красивой рамке». Да, многие его районы не назовешь благопристойными, но где еще в Британии есть крупный город с такими великолепными пейзажами и изумительной природой, и все это буквально на расстоянии вытянутой руки? Жителям Глазго по-настоящему повезло: замечательная игровая площадка начинается прямо от порога, и это не пропало даром для юного Альфа Уайта. Став старше, он часто убегал от шума и грязи города в близлежащие холмы и долины. Счастливые часы, проведенные в «красивой рамке» Глазго, зародили в нем любовь к дикой, нетронутой природе, о которой он много лет спустя будет писать с таким чувством.

Одним из отличительных признаков архитектуры Глазго были многоквартирные дома. Эти мрачные многоэтажные здания стоят на улицах города, словно гигантские часовые. Они стали символом Глазго в начале прошлого века (19-го), когда огромные потоки иммигрантов хлынули в страну в поисках работы. Глазго, известный в то время как «второй город империи», переживал экономический подъем, и многоквартирные дома стали решением жилищной проблемы. В сущности, они были первыми высотными жилыми зданиями в Британии.

Семья Уайтов сменила три дома, пока жила в городе, и первым из них была квартира на первом этаже многоквартирного дома на Йокер-Роуд (позже улицу переименовали в Дамбартон-Роуд) в Йокере, пригороде Глазго, расположенном на восточном берегу реки Клайд.

Многоквартирные дома Глазго имеют ужасную репутацию: они считаются воплощением нищеты и убожества. На самом деле они широко различались по степени респектабельности. Черные дома Горбалса – квартала на другой стороне реки Клайд, – выглядели ужасно, как снаружи, так и внутри. Центральная лестница – так называемый «коридор» – с темными мрачными ступенями, с убогими квартирками по обеим сторонам, поднималась на самый верх здания. Многие семьи в бедных районах Глазго – Горбалсе или Каукадденсе – ютились в одной или двух комнатах. Отдельные туалеты были редкостью, и двадцать-тридцать человек пользовались одной уборной, которая, как правило, находилась на улице. Там процветали нищета и болезни. Многие дети болели рахитом из-за недоедания. Я помню, у бабушки работала молодая женщина с искривленными ногами, что свидетельствовало о детстве, проведенном в нищете и лишениях. Неудивительно, что люди, жившие в этих кошмарных условиях, часто прибегали к насилию и выпивке, пытаясь хоть ненадолго избавиться от своего убогого существования.

Однако другие дома, в частности тот, в котором Альф провел свои первые годы, относились к совершенно иной категории. Хотя снаружи они выглядели не очень привлекательно, внутри они были вполне благопристойными. Войдя в такой дом, часто испытываешь удивление. За скучным, иногда даже мрачным фасадом скрывались вместительные, радующие глаз комнаты с высокими рельефными потолками.

Квартира на первом этаже, в которой Альф провел свои первые годы, может, и не была лучшим образцом квартир Глазго, но все же выглядела вполне прилично. Подъезд в его доме был облицован кафелем. Это имело большое значение: если стены в твоем подъезде не просто покрашены, а облицованы плиткой, значит, ты сумел немного подняться по социальной лестнице. В каждой квартире было по три-четыре комнаты – большая гостиная с прилегающей к ней кухней, одна, иногда две спальни, ванная и туалет. Ниши в гостиной перегораживали занавесками, и получались дополнительные спальные места.

Молоко и уголь доставляли на повозке, запряженной лошадью. Молоко оставляли в бутылке у дверей, а угольщик, стуча башмаками, заходил в дом и выгружал уголь в бункер, находившийся в углу кухни. Углем отапливали квартиру, на нем же готовили еду в огромной печи, занимавшей почти все пространство кухни. Эти внушительные черные печи к тому же обеспечивали всю семью горячей водой. Возможно, первое жилище Альфа дворцом не назовешь, но там было хорошо и уютно.

Вокруг Альфа Уайта и его успеха выросло много мифов, и согласно одному из них, он вырвался из «тяжелой нищеты» своей юности. На самом деле, его детство в Глазго было очень счастливым, и суровая рука лишений лишь изредка касалась маленького «Альфи» Уайта. Йокер считался престижным рабочим кварталом города, и многие жители Глазго мечтали переехать туда. Да, там находились предприятия тяжелой промышленности, верфи и металлургические заводы, и многие побаивались заходить в некоторые районы Йокера, особенно в пятницу и субботу вечером, – но, в основном, здесь жили добропорядочные граждане, зарабатывавшие достаточно, чтобы подняться над чертой бедности.

Всего несколько минут ходьбы, и Альф оказывался на зеленых полях и фермерских угодьях, раскинувшихся на фоне Килпатрик-Хиллс и Кэмпси-Феллс. Сейчас Йокер выглядит совершенно иначе. Красивые ландшафты, среди которых Альф Уайт провел столько счастливых часов, теперь имеют заброшенный вид, на смену добротным домам и ярким лугам пришли унылые мрачные здания и пустыри. Заколоченные досками магазины говорят о разгуле преступности. Йокер, бесспорно, переживал свои лучшие времена в тот период, когда Альф со своими друзьями играл на улицах и в близлежащих полях.

Его родители много работали, стараясь обеспечить семью всем необходимым. У Папаши была хорошая работа на крупной верфи Ярроу недалеко от дома, а по вечерам он подрабатывал, играя на пианино в кинотеатрах. Он руководил оркестром, который аккомпанировал во время просмотра немых фильмов и исполнял музыкальные номера в перерыве между сеансами.

Папаша необычайно гордился своими музыкальными способностями. По вечерам, когда большинство рабочих попивали пиво в барах Йокера, Папаша усаживался за свой любимый рояль, который привез с собой из Сандерленда. Он часами музицировал, получая от этого огромное удовольствие. Я хорошо помню, как мой дедушка садился за рояль, закрывал глаза, его пальцы порхали над клавишами, и его лицо светилось счастьем. В молодости он лишился указательного пальца на правой руке, но это, похоже, ему совсем не мешало. Он сам сочинял музыку и в зрелом возрасте аккомпанировал группе «Гленафтон Сингере», которая давала много концертов. Папаша был способным музыкантом и передал свою восторженность сыну, который тоже со временем поймет, что любовь к музыке – одна из величайших радостей в жизни.

Ханна Уайт также имела музыкальные способности. Она и ее муж были членами Музыкального общества Глазго и регулярно выступали с концертами в городе. Он аккомпанировал на фортепиано, а она пела в хоре под девичьей фамилией, называя себя «мисс Анна Белл». Деньги, заработанные выступлениями, были приятным дополнением к семейному бюджету.

В середине 1920-х годов наступил тревожный период, и Глазго стал небезопасным местом во время Всеобщей забастовки 1926 года. На улицах патрулировали солдаты, поддерживая закон и порядок. Толпы отчаявшихся повстанцев швыряли палки и камни, автобусы и трамваи ездили с металлической сеткой на окнах, защищавшей стекла от ударов. Папашу вместе с тысячами других рабочих уволили с верфи. Ему, как и многим другим, пришлось потуже затянуть ремешок, так как на город обрушилась Депрессия, и найти работу было практически невозможно. Однако он сумел выкарабкаться благодаря твердой решимости и приспособляемости. Папаша нашел другие способы заработать на жизнь – сначала был плотником, а потом, когда Альф стал подростком, открыл магазин быстрого питания, где подавали жареную рыбу с картошкой. К тому же у него было еще одно преимущество – решительная и предприимчивая жена.

Примерно в 1928 году Папашин доход от игры в кинотеатрах резко сократился с приходом звукового кино, но Ханна к тому времени уже сама зарабатывала на жизнь. Ее таланты не ограничивались одной лишь музыкой, – она была искусной портнихой. В середине 1920-х годов она освободила одну комнату в доме и устроила там процветающее ателье, которое держала почти тридцать лет. У нее было столько заказов, что в начале 30-х она наняла не только несколько швей, но и горничную по имени Сэди. Среди клиенток Ханны было много богатых и влиятельных женщин, что вносило существенный вклад в семейный бюджет.

Имея родителей, обеспечивающих постоянный доход, Альф Уайт никогда не знал настоящей бедности. Его родители временами, безусловно, испытывали финансовые трудности, особенно когда пришло время платить за обучение Альфа, но они пережили годы Депрессии гораздо лучше многих. В те времена на улицах Йокера было не много домов, у обитателей которых были рояль и горничная. Хотя Альфу приходилось сталкиваться с угрозой нищеты, это произошло не в детстве, проведенном на улицах Йокера.

Когда Альфу Уайту было почти пять лет, его отдали в начальную школу Йокера. Это была хорошая школа, в ней преподавали квалифицированные учителя, делавшие акцент на основные предметы – чтение, письмо и арифметику. Директора звали мистер Малкольм; у него было красное лицо, свидетельствовавшее о неуемной любви к пиву, и дети дали ему прозвище «Пивной» Малкольм. Он был магистром искусств и отличным директором, но любимым учителем маленького Альфа стал мистер Паттерсон, преподававший историю.

Альф любил историю и на протяжении всей своей жизни с удовольствием читал исторические романы, утверждая, что его бросает в дрожь от мысли, что он читает о реально происходивших событиях. Мистер Паттерсон был блестящим учителем, и его воодушевление подогревало интерес Альфа. Рассказывая о сражениях, он возбужденно шагал между рядами учеников, размахивая огромной тростью и протыкая воображаемых врагов: оживший Роберт Брюс снова громил англичан в битве при Бэннокберне, к пущей радости смеющихся ребят. Мальчик даже не догадывался, что однажды, много лет спустя, он тоже будет оживлять прошлое, описывая все перипетии профессии ветеринара. Своим пером он нарисует такие же яркие, живые картины, что и его энергичный учитель выписывал своей тростью, бегая по классу в Йокере.

Альф отлично успевал по английскому языку, но арифметика ему не давалась. Он непонимающе смотрел на своего одноклассника Уилли Кроуфорда, который решал задачу в считаные секунды. К счастью, этот предмет не имел особого значения для будущей профессии Альфа и навсегда остался для него глубокой, непостижимой тайной.

Йокерская школа создала отличную основу для образования Альфа Уайта, и после окончания он сохранил о ней множество хороших воспоминаний. Но главным наследством, доставшимся Альфу от его первой школы, было знакомство с мальчиком, который стал его другом на всю жизнь. Алекс Тейлор жил по соседству на Келсо-стрит, и между двумя мальчиками завязалась дружба, которая длилась больше семидесяти лет. На протяжении всей жизни у Альфа было много хороших друзей, но только дружба с Алексом Тейлором прошла столь серьезное испытание временем.

Один удивительный персонаж навсегда врезался в память Альфа – храбрец по прозвищу «Прыщ» Уилсон. Этот мальчик заявил, что спрыгнет со второго этажа дома с помощью старого зонтика, и прославился на всю округу. Ребятня пришла в страшное волнение, и все с нетерпением ждали предстоящего спектакля. Наконец великий день настал, и огромные толпы детей – Альф и Алекс в том числе – собрались на представление. Им не пришлось пережить разочарование. После напряженного ожидания герой дня появился на подоконнике со своим «парашютом» в руке и приготовился к прыжку. Несколько драматических минут мальчик возился на карнизе и вдруг выпрыгнул из окна, раскрыв над собой зонт. Его юные зрители испуганно ахнули. Одну секунду все шло хорошо, но потом наступила страшная развязка. Старый зонтик вывернулся наружу, и мальчик с криком рухнул на землю. «Прыща» увезли в больницу, и вскоре он пошел на поправку. Это было короткое, но эффектное представление, навсегда оставшееся самым ярким воспоминанием Альфа о днях, проведенных в школе Йокера.

Разумеется, о телевизорах тогда никто еще не слышал, и Альф, Алекс и другие ребята сами придумывали себе развлечения. Все свободное время они проводили на улице, и для их игр с замысловатыми названиями типа «камешки», «раскрути пирата» или «угадай, кто слева», не нужны были дорогие приспособления. После школы они часами пинали футбольный мяч, а «Коротышка Альфи Уайт» часто гонял по улицам на велике, вызывая зависть своих одноклассников. Это были счастливые беззаботные дни. Несмотря на нищету и отчаяние, царившие на улицах Глазго во времена Депрессии, родители не испытывали страха за безопасность своих детей. Как все изменилось с тех пор!

Одним из главных развлечений для детей в то время было кино, тем более кинотеатры стояли чуть ли не на каждом углу. Особой популярностью пользовались «грошовые сеансы». За гуманную цену в один пенни или два – если хотелось сидеть на балконе, – ребятня могла посмотреть весь фильм целиком, и по субботам они частенько ходили на комедии или вестерны. Ковбойские фильмы были очень популярны в те годы, и дети их обожали, несмотря на отсутствие звука. Любимым героем Дикого Запада был ковбой-остряк по имени Дрэг Харлан. На экране этот меткий стрелок не появлялся, но был персонажем какой-то популярной книжки того времени. Много лет спустя Альф с Алексом хохотали до слез, вспоминая, как в детстве зачитывались этими «научными» описаниями жизни на Диком Западе. Недавно Алекс привел пример бесподобного стиля автора: «В центре его лба появилось черно-синее отверстие. На его лице промелькнуло удивленное выражение, и он медленно сполз на пол»! Такие пассажи, как однажды сказал Альф, должны быть «признаны классикой литературы».

По воскресеньям ходили в церковь. Став взрослым человеком, Альф редко бывал на службе, но в детстве он каждую неделю посещал воскресную школу. Походы в церковь в Йокере запечатлелись в его памяти не так ярко, как богослужения в Сандерленде, которые он иногда посещал вместе со своими дядями и тетями. В те дни методистские богослужения проводились с большим воодушевлением. Проповедь часто прерывалась возгласами «аллилуйя!» или «хвала Господу!», и прихожане, разбившись на группы, распевали псалмы с неистовой страстью. Настоящие «адские муки», внушавшие страх маленькому Альфу. Богослужения в Йокерской церкви проходили не столь драматично, но одна история о его воскресной школе показалась мне любопытной. Детям, которых регулярно выводили на прогулки, внушали, что, проходя мимо католического храма, обязательно нужно плюнуть.

Если задуматься об истории Глазго, вид детей, плюющих на церковь, не вызывает никакого удивления. В годы экономического подъема в город хлынули тысячи людей в поисках работы, и с середины девятнадцатого века в Глазго обосновалась многочисленная община ирландских католиков. В результате город разбился на два враждебных религиозных лагеря, и эмоции иногда перехлестывали через край. Во времена Альфа (да и сейчас тоже) жители Глазго делились на «продди» (пренебрежительное прозвище протестантов) и «папистов», и учителя учили маленького протестанта Альфи Уайта и его друзей изливать свои чувства на католического врага. К счастью, юный Альф так и не усвоил эту религиозную догму и вырос беспристрастным, терпимым человеком, который никогда не понимал, как можно ненавидеть человека за его веру.

Йокерская школа хорошо подготовила Альфа к следующей ступени его образования. Большинство его одноклассников перешли в государственные средние школы – в том числе Алекс Тейлор, который поступил в школу Виктория-Драйв, – но у матери Альфа были другие планы. Она хотела самого лучшего для своего сына и решила, что он пойдет в одну из самых дорогих платных школ Глазго. Альф получил все оценки, необходимые для продолжения образования, и 3 сентября 1928 года отправился в зеленый пригород Хиллхед, где впервые ступил на порог Хиллхедской средней школы.