Текст книги "Не сбавляй оборотов. Не гаси огней"

Автор книги: Джим Додж

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Возвращаясь, память меня не пощадила. Я проснулся наутро, весь трясясь, с замирающим от ужаса сердцем, как будто меня от души стегнули кнутом. «Телефон! – пронеслось у меня в мозгу. – На тумбочке. Справа». Я увидел его. Желто-зеленый пластмассовый аппарат, похожий на кукурузный початок. «Не надо!» – крикнул я, но он все равно зазвонил опять. Я потянулся к трубке, но тут же замер – в голове у меня раздался тревожный сигнал: «Кто может знать, что я здесь?» Мощный прилив адреналина привел мозговые шарики и ролики в движение; они слегка пробуксовывали, но все-таки вертелись. Телефон продолжал трезвонить. «Никто не знает, что я тут, где бы это „тут“ ни находилось». Еще один звонок. Может, меня тоже вызывают боги? И еще один. Кто бы ни изобрел эту так называемую телефонную «трель», он заслуживает того, чтобы ему просверлили черепушку тупым сверлом и сделали из нее решето. Я схватил трубку, поднес ее к уху, но ничего не сказал.

– Доброе утро! – послышалась заезженная запись звонкого и бодрого женского голоса. – Мы позвонили вам, чтобы разбудить, как вы и просили. – Не помню, чтобы я просил о таком, но, с другой стороны, я вообще мало что помню. Я расслабился, а голос тем временем продолжал: – Спасибо, что остановились у нас в мотеле «Веселый зеленый великан». Если вы проголодались, советуем заглянуть в «Блинный рай», удобно расположенный по соседству с мотелем. И, пожалуйста, имейте в виду, что длительное расстройство пищеварения или наличие крови в вашем стуле могут оказаться первыми симптомами рака прямой кишки. Если у вас появятся подобные симптомы, немедленно проконсультируйтесь у врача. Были рады вам помочь. Надеемся, что вам у нас понравилось. Если вы уезжаете уже сегодня, желаем вам безопасного и приятного путешествия. Заглядывайте к нам на обратном пути!

Рак прямой кишки? Кровь? Стул? Мой разум отказывался это воспринимать. Я все еще прижимал трубку к уху.

– Доброе утро! – начала она по новой, и я внимательно прослушал кусок про симптомы рака прямой кишки, а потом решительно повесил трубку. В комнате воняло застарелой сыростью. Меня бросало то в жар, то в холод. Постель выглядела так, будто я всю ночь кувыркался со стаей русалок. Я вдруг словно одеревенел и впал в полубессознательное состояние. Мышцы подергивались и сокращались сами собой. Мне было нехорошо. А если уж говорить откровенно, я чувствовал себя дряхлой развалиной. Перед внутренним взором вертелось только одно: нужно принять дюжину таблеток спида, причем как можно скорее, пока я не превратился в бессмысленный комок водорослей.

А таблетки у меня… где? В бутыли. Бутыль с наркотой. Она где-то хранится. Точно, под сиденьем в тачке. В тачке? А где тачка? Где я ее припарковал? Ключи? Штаны? Страстно желать наркотика и одновременно думать очень сложно, особенно если у тебя еще и провалы в памяти.

Если ты полагаешь, что я так и выскочил из номера с голым задом, сжимая в потной ладони ключи, и забегал по парковке в поисках чего-то огромного, белого, с выступающими сзади «плавниками», в которые встроены сдвоенные фары, то ошибаешься. Ты забыл о моей цели – впрочем, я и сам-то вспомнил о ней только в самый последний момент, ведь прежде мои мысли были заняты переутомлением, амнезией, наркотическим отходняком, дорожными передрягами и раком прямой кишки в побудочном звонке. Это был последний день моего путешествия, мне предстояло довести миссию до конца, а я чуть было не упустил это из виду.

– Ты жалкий кусок дерьма, – сказал я себе вслух. – Носишься со всякой ерундой, когда есть такие важные вещи, как любовь, музыка и душа. Но для начала все-таки надо раздобыть «колеса». Так не стой столбом, изводясь мыслями о возвышенном. Не надо смешивать одно с другим…

И я вообще не стал смешивать и выбрал воздержание. Хотя душа лежала совсем к другому – к тому, чтобы зарядиться целой пригоршней наркоты. Однако во мне возобладала моя лучшая половина – спустившийся с небес на белом скакуне святой Георгий – и я счел за лучшее ему подчиниться.

Следуя его указаниям, я отправился в ванную. Воду в ванне я так и не спустил, она давно остыла, и на ней виднелись грязные маслянистые разводы. Но по сравнению с унитазом она казалась волшебным озером с цветущими кувшинками. Ночью меня рвало, и воду в толчке я тоже по понятным причинам (и к величайшему моему сожалению) спустить забыл. «Посмотрись в зеркало, да повнимательнее», – скомандовал святой Георгий. Я повиновался. Что ж, зрелище малоприятное, хотя и получше содержимого унитаза. Но глаза были такими красными, что если бы вся эта кровь перекочевала в стул, то я бы сейчас лихорадочно листал «Желтые страницы» в поисках телефона проктолога.

«Вот до чего ты докатился, – поддел меня святой Георгий. – Однако еще не поздно измениться и провести остаток жизни иначе. Ты не обязан умирать в мокрых от мочи трусах в каком-нибудь обшарпанном мотеле, воняющем хлоркой, сжимая в руках разбитые мечты, как призрачную любовницу, до которой нельзя дотронуться, как ни пытайся. Эта ванная – точное отражение твоей души. Так наведи порядок!»

Я драил ванную, пока она не засверкала, а потом взялся за себя. Сперва горячий душ, потом холодный. Затем я побрился и надел чистую смену белья. Моя спортивная сумка и бритвенные принадлежности обнаружились в ванной, значит, накануне я все-таки худо-бедно пытался о себе позаботиться. Хоть я и бодрился, эта черная дыра в памяти здорово меня беспокоила. Последнее отчетливое воспоминание было о том, как Лью Керр продавал мне мою собственную душу. Я надеялся, что новообретенная душа еще не успела прийти в столь же убогое состояние, как и мое тело.

«Любишь кататься, люби и саночки возить, – наставительно произнес святой Георгий. Его великолепный белоснежный конь гарцевал, готовый в любой момент сорваться с места. – Поешь, а потом за дело».

Стоит только заняться самобичеванием, как сразу хочется всыпать по первое число и кое-кому из окружающих, чтобы не страдать в одиночку. Поэтому я не стал оставлять ключи в номере, а решил отнести их в администрацию, надеясь застать там вчерашнего болезненного юнца и сказать пару ласковых – ему бы тоже не помешало разогнать кровь. Но, к моему разочарованию, там сидела веснушчатая девушка лет двадцати пяти. В любой другой день я бы ей обрадовался, а вот сегодня расстроился – у меня не поворачивался язык сорвать на ней зло. Она была симпатичная, круглолицая с милым носиком и ясными карими глазами, только слегка переборщила с макияжем – та самая дочка фермера, которую коммивояжеры видят в самых похотливых снах. Я был обезоружен ее приятным, пышущим здоровьем обликом и уже было решил пощадить ее, но тут она приветственно прочирикала:

– Доброе утро, доктор Гасс! – тот самый бойкий голосок из телефонной трубки.

– Поправочка! – я со стуком швырнул ключи на стойку. – Утро могло бы оказаться сносным, если бы вы не испортили его упоминанием злокачественных опухолей в заднем проходе!

Уголки ее губ поползли вниз, и вид сразу сделался несчастным. У меня было такое ощущение, будто я задавил щенка.

– Я люблю слова, – сообщил я ей. – Частенько почитываю словарь за завтраком и втайне горжусь своей способностью находить подходящие выражения в любой ситуации и в любом обществе: от последнего отребья до поэтов. Возможно, дело в гриппе, которым я маюсь всю последнюю неделю, но знаете, я впервые в жизни не могу подобрать слов, чтобы выразить всю отвратительность и бестактность перечисления симптомов рака прямой кишки в утреннем звонке.

Она вскинула головку, в уголках глаз дрожали слезы.

– Можете сказать, что это «омерзительно». Или «пугающе». «Недопустимое пренебрежение человеческой чувствительностью и надеждами, возлагаемыми на новый день». Это самая блестящая формулировка из всех, что я слышала. Чаще всего встречаются «тошнотворно» и «отвратительно», – она примолкла и утерла слезы кулачком. – Я получаю по десять жалоб за утро. – Девушка всхлипнула, шмыгнула носом и попыталась улыбнуться. Однако растрогать меня ей не удалось.

– Если каждый день люди жалуются, – ледяным тоном произнес я, – то зачем вы продолжаете? Почему не смените запись?

– Я бы с радостью, – с мольбой в голосе ответила она, – но мистер Хильдербранд не разрешает.

– Кто такой этот мистер Хильдербранд? – осведомился я. Ему придется заплатить вдвойне: за мои и за ее страдания.

– Хозяин мотеля.

– Он сейчас здесь?

Она покачала головой.

– Простите, я на минуточку, – она выскочила в соседнюю комнату. Я услышал, как она там сморкается.

Я терпеливо, как притаившаяся в своем логове мурена, ожидал ее возвращения.

– Скоро ли появится мистер Хильдербранд?

– Не раньше вечера, – она еще не отдышалась, голос был слегка напряженный, но ровный.

– А нет ли у вас его домашнего телефона? Не вижу смысла наседать на вас и дальше, раз вы всего лишь выполняете чужие распоряжения.

– Дома его не застанешь. Большую часть дня он проводит в больнице.

– В психиатрической, надо полагать? – Каков поп, таков и приход. И как я раньше не догадался?

– О нет, что вы, конечно, нет! Его жена умирает от рака. От рака прямой кишки. Теперь понимаете? Вот почему это все. Харриет – так зовут его жену – знала, что с ней что-то неладно, но слишком стеснялась обратиться к врачу или хотя бы рассказать мистеру Хильдербранду. А потом уже оказалось слишком поздно. Так грустно. Этих вещей не нужно стесняться. Они прожили вместе двадцать девять лет.

– Они любят друг друга? – дурацкий вопрос, но я и так чувствовал себя круглым дураком.

– Ну, наверное, – личико у девушки было озадаченное. – Двадцать девять лет – солидный срок, к тому же он не отходит от ее постели…

Я не находил слов, ни глупых, ни умных, поэтому просто понимающе кивнул.

– Я уже не раз сообщала ему о жалобах, – продолжала она, – но он стоит на своем. Твердит, что люди должны заглянуть в лицо реальности. Что с ними нужно разговаривать жестко, иначе до них не дойдет.

– В этом я с ним согласен. Но почему он заставляет вас произносить это? Почему вы должны расхлебывать последствия?

– Если честно, – по ее губам скользнула тень улыбки, – у мистера Хильдербранда визгливый голос, а на пленке он звучит еще хуже. К тому же вот уже шесть недель он целыми днями дежурит в больнице у жены – ему и без жалоб приходится несладко. Так что я пытаюсь не тревожить его и разбираться самостоятельно.

– Как вас зовут?

– Кэрол.

– Кэрол, у вас благородное сердце.

– Спасибо, – у нее в глазах снова заблестели слезы. Она смущенно пожала плечами, вытерла слезы скомканным бумажным платком, который все это время сжимала в руках, а потом неловко улыбнулась.

– Можно одолжить у вас бумагу и ручку? Я хотел бы оставить мистеру Хильдербранду записку.

– Конечно, – она засуетилась, обрадовавшись хоть какому-то занятию. Все приятнее, чем лить слезы перед незнакомцем.

– Собираюсь предложить мистеру Хильдербранду, чтобы чтобы не огорашивал утренними звонками, а напечатал все симптомы рака на листовках и вложил их как закладки в Библии – они ведь есть в каждом номере, – объяснил я. – Получится и диагностика, и утешение в одном флаконе. Можно, например, сунуть их между страниц в Книге Иова.

Кэрол нерешительно подтолкнула ко мне шариковую ручку и ярко-зеленый листок бумаги. Я не понимал, почему она колеблется, пока девушка сама не рассказала:

– Доктор Гасс, у нас в номерах нет Библий. Мистер Хильдербранд запретил. Говорит, что это может оскорбить представителей других конфессий… не все же христиане.

– А разве не оскорбительно будить гостей, независимо от их религиозных убеждений, детальным описанием симптомов рака прямой кишки? – поинтересовался я, снова теряя терпение.

– Очевидно, мистер Хильдербранд считает иначе, – я заметил, что в ее голосе появилась неуступчивая холодность. Разговор со мной начал ее утомлять.

Я взял ручку и застрочил: «Дорогой мистер Хильдербранд», – а что дальше? Последний час меня переполняла смесь презрения к самому себе и ложного ощущения силы – так обычно бывает с теми, кто только что обратился в веру. Они горят рвением, в них бурлит неутоленное чувство справедливости, однако все это быстро угасает. Ручка в моих пальцах дрогнула, и я отложил ее в сторонку.

– Даже не знаю, что и сказать, – признался я Кэрол. – Совсем ничего не соображаю из-за этого чертова гриппа. – Мне вдруг захотелось уткнуться лицом в ее грудь и зарыдать.

– Ральф – он здесь работает в ночную смену – сказал, что вчера вы выглядели неважно.

– Да я был просто зомби!

– Надеюсь, вскоре вам полегчает, доктор Гасс. И еще надеюсь, что вы больше не станете обижаться на нас из-за утреннего звонка. – Снова та же профессиональная бодрая маска вместо истинного лица. Она захлопнулась в своей скорлупе. Мне ничего не оставалось, кроме как последовать ее примеру.

– Спасибо, я тоже надеюсь на скорое выздоровление. Теперь я понимаю, откуда вы знаете мое имя – вам сказал ночной сменщик.

– Ральф был озабочен. Сказал: если постоялец не выйдет из номера до пересменки, зайди и посмотри, как он там… Звучит не очень красиво, как будто он переживал из-за своевременной оплаты, но на самом деле он действительно за вас беспокоился.

– И как же он выразился? «Посмотри, как там тот парень? Кстати, в случае чего я смогу его забальзамировать!»

Она захихикала.

– Нет, сказал только, что у вас больной и усталый вид. И еще, что у вас заметная шляпа.

– Значит, ему понравилась моя шляпа? – я вскинул руку и поправил свой головной убор.

– По его словам, вы спросили, понимает ли он вашу шляпу.

– Я действительно паршиво себя чувствовал. Температура зашкаливала. Видимо, я бредил. Честно говоря, даже не помню, что разговаривал с ним.

– Доктор Гасс, а вы в самом деле не расстаетесь с этой шляпой, чтобы богам было проще разглядеть вас с небес?

– Я так сказал?

– Если верить Ральфу, да. По-моему, он так и не понял, что у вас лихорадка. Он решил, что вы слегка с приветом.

– Вполне его понимаю, – нервно усмехнулся я, – я сам виноват, нечего было нести всякую чепуху. Хотя, может, Ральф просто не верит, что боги следят за каждым нашим шагом. Не исключено, что он прав.

– А-а, – протянула Кэрол. Теперь и она тоже занервничала. – А можно я кое о чем вас спрошу? Вы доктор чего? Ральф решил, что вы не врач, тогда я предположила, что вы, должно быть, преподаете.

– Обе версии ошибочны, хотя вы, Кэрол, ближе к истине. Я доктор богословия. Выполняю миссионерскую работу для Пресветлой Твердокаменной Церкви Святого Освобождения.

– В наших местах много методистов, – кивнула Кэрол.

– Это совершенно новая церковь, – объяснил я, – она придает особое значение Святому Духу, воплощенному в любви и музыке. Кстати, вы напомнили мне, что я давно уже должен был отправиться по делам. Был очень рад познакомиться, Кэрол. Надеюсь, наши пути еще пересекутся. Удачи! – И я вышел с ощущением, что мне таки удалось достойно завершить свой рассказ и элегантно обставить отбытие.

На стоянке от моих напыщенности и самодовольства не осталось и следа: я никак не мог отыскать «кадиллак». Ключи лежали в кармане, не хватало только машины. Я зашел с другой стороны. Тачки нет. Тогда я обошел вокруг мотеля, ежась от холода и пребывая на грани обморока. Нет как нет. Ни тачки, ни малейшего представления о том, где я ее оставил.

Стараясь не поддаваться панике, я вернулся в мотель. Кэрол поглядела на меня с удивлением.

– Не могу найти свою машину, – объявил я с кривой улыбкой, больше напоминавшей гримасу.

Она охнула и прикрыла рот рукой.

– Ой, извините! Я должна была сказать вам, ведь Ральф меня предупредил… но я была так поглощена разговором… ох, мне очень жаль. Машина припаркована возле ресторана, то есть блинной, это совсем рядом, – она махнула рукой, показывая, где именно.

– Не помню, чтобы я оставлял ее там… – ляпнул я, и тут же почувствовал себя неисправимым идиотом. Ну кто меня за язык тянул? Все и так понятно, без моего лепета.

– Со слов Ральфа, вы вчера очень расстроились.

– А он не сказал, из-за чего? – Я не был уверен, что хочу услышать ответ.

– Потому что неоновые буквы на вывеске были одного цвета с вашей шляпой, – сказала Кэрол.

Да, спрашивать определенно не стоило.

– Что поделаешь, жар, – я сокрушенно покачал головой. – Должно быть, я заговаривался.

– Не знаю, правда ли это, но Ральф утверждал, что они там, в блинной, чуть не вызвали полицию.

– В самом деле?

– Вы грозились сорвать вывеску голыми руками.

– Правда? Странно, вообще-то я люблю этот цвет.

– Нет, вы хотели сорвать ее, потому что это не рай.

– Что-что? – переспросил я. Мне не хватало амфетаминов, без них я безбожно тупил и не поспевал за ходом беседы.

Кэрол оробела от моего резкого тона.

– Я знаю только то, что мне рассказывал Ральф…

– И что же он рассказывал?

– Он сказал, вы огорчились, что блинная – это не рай. На вывеске написано, что рай, а на самом деле нет. А раз это враки, воскликнули вы, то нельзя оскорблять честный цвет вашей шляпы, используя его в лживой рекламе.

– Да, пожалуй, это в моем стиле. Жаль, я ничего этого не помню.

– И правда забавно, – улыбнулась Кэрол, в ее красивых карих глазах загорелись веселые огоньки. – Мне всегда казалось, что «Блинный рай» – глупое название. Заведение принадлежит бывшему партнеру мистера Хильдербранда, мистеру Грейнджеру. Они вместе купили мотель и ресторан, но так и не сработались – в основном потому, что Грейнджер настоящее ничтожество – и в конце концов разделили бизнес. Теперь, когда рестораном заправляет один Грейнджер, дела там идут неважно. Его никогда нет на месте. Он больше бегает за юбками. Возомнил себя бог знает кем. Вечно заглядывает сюда и приглашает на свидание или выпить, а ведь он женат.

– Но хоть блины-то у них вкусные?

– Буэ-э! – она изобразила, будто ее тошнит, и захихикала.

Мне нравился ее смех.

– Что ж, если это не рай, если еда у них паршивая, а мистер Грейнджер – бабник и гад, то почему бы нам не пойти туда прямо сейчас и общими усилиями не содрать эту вывеску? Во имя борьбы за правду, справедливость, красоту и здоровую пишу. А потом мне останется уладить одно маленькое дельце, и мы сбежим в Бразилию.

Она не выглядела шокированной или оскорбленной, просто поглядела на меня и покачала головой.

– Вы, конечно, можете отказаться…

– Доктор Гасс, боюсь, я вынуждена отказаться.

– Кто же вас вынуждает?

– У меня здесь работа. И дом. К тому же, я вас совсем не знаю.

Этот тройной залп логики сразил меня наповал.

– Вы правы. Вы должны были отказаться, иначе и быть не могло. Наверное, я знал это с самого начала, потому и спросил. Не обижайтесь, это комплимент. Кто знает, может, когда-нибудь в будущем, при иных обстоятельствах… – Кажется, эффектные уходы уже становятся моей специальностью.

– Смотрите, не наделайте глупостей, – предупредила Кэрол. – На этот раз они обязательно вызовут полицию, и вас посадят.

– Вы про эту райскую вывеску? – я поднял руки, как будто сдаваясь и отказываясь от своих планов. – Не буду, не буду, все равно без вашей помощи мне не справиться. Да я и не собирался, если откровенно. Не такой я идиот. Или не такой герой… Кроме того, у меня на сегодня запланировано много других дурацких дел, и, как ни горестно мне покидать ваше приятное общество, боюсь, все-таки придется. Можете попрощаться с вашим покорным слугой и отвергнутым воздыхателем, ибо он отправляется в долгое путешествие через пустыню.

– Вы и вправду чокнутый, – сказала она, снова покачав головой.

Едва выйдя из дверей мотеля, я приметил задние фары «кадди», торчащие между двух пикапов. Лучшая тактика, решил я, не спеша и не привлекая к себе внимания, подойти к машине, запрыгнуть внутрь, и… только меня и видели. Все ловко и оперативно. Кто знает, вдруг они там, в блинной, затаили вражду и только меня и поджидают. Я был уже на полпути к машине, как в морозном воздухе колокольчиком прозвенел девичий голосок Кэрол:

– Про-ща-а-ай!

Я развернулся и сложил ладони рупором:

– Я буду любить тебя вечно!

Она тут же снова скрылась в дверях мотеля. На какое-то мгновенье я и забыл, что она там говорила про работу, дом и свой вынужденный отказ. Мне кажется, она тоже забыла.

Хоть я вчера и двигался на автопилоте, но машину все же запер. Я открыл водительскую дверцу, забрался внутрь и тут же снова ее запер. Мне померещилось, что из окон «Блинного рая» за мной наблюдают десятки лиц. Сиденье было таким холодным, что я невольно поежился. Неудивительно, что лучшими друзьями дальнобойщиков считаются средства от геморроя, радикулита и амфетамины. Ой! Зря я вспомнил про наркоту. Однако вместо того, чтобы полезть под переднее сиденье, я вставил ключ в замок зажигания. Мотор завелся не сразу – вполне естественно на таком холоде – сначала хрипло закашлял, а потом прогрелся и довольно заурчал.

Я так тщательно прислушивался к шуму двигателя, что не сразу заметил двух огромных детин в одинаковых синих комбинезонах и белых футболках, подошедших прямо к моей дверце. Они смахивали на близнецов, вот только у того, что стоял подальше, на лице застыла глупая улыбка, а голубые глаза смотрели отсутствующе. Зато второй, посообразительнее на вид, стучавший в ветровое стекло костяшками пальцев размером с неочищенные грецкие орехи, смотрел сурово и вообще не улыбался. Я прикинул, что вдвоем они успеют оторвать дверцу раньше, чем машина тронется с места, поэтому приоткрыл окошко так, чтобы образовалась тоненькая щелочка, и дружелюбно сказал:

– Доброе утро, джентльмены.

Хмурого гиганта вежливостью было не пронять.

– Чё ты тут ловишь, на стоянке?

– Любовь, – сказал я, незаметно переключаясь на задний ход.

Он присел на корточки и неожиданно широко улыбнулся в окошко.

– Ага, дошло, – громогласно проговорил он, – она, сука-любовь, да?

– Приятно встретить понимающего человека, – сказал я. И мне действительно было приятно… видеть, что он улыбается.

Он ткнул себя в мощную грудь.

– Я Харви, – а потом указал на другого молодого великана. – А это Бубба. Он мой брат.

– Я Джордж, – сказал я, кивнув Харви, а потом крикнул погромче: – Привет, Бубба. Я Джордж. Рад познакомиться.

Бубба слегка повернул голову, разглядывая меня. Мне стало не по себе. Он двигался так, будто кто-то невидимый управлял им, нажимая на кнопки пульта. Бубба зашевелил губами, пытаясь что-то сказать, при этом счастливое выражение его лица ни капельки не изменилось.

– Что ты хочешь сказать, Бубба? – подбодрил я его.

– Бубба любит шляпы, – объявил он.

– Вот молодец. Но любовь – та еще сучка, Бубба. Твой брат Харви совершенно прав.

– Мы ищем бордель, – сообщил Харви. – Я обещал Буббе, что мы снимем цыпочку, как только соберем урожай. Но то место, где мы были в прошлом году и в позапрошлом, закрылось. Не знаешь, где есть еще?

В голову мне пришла забавная мыслишка. Я окинул его оценивающим взглядом, а потом понизил голос.

– Есть у меня на примете неплохое местечко, не совсем бордель, но там вы найдете пару прекрасных малышек, которые обслужат вас по первому классу. Они неутомимы, вы еще пощады запросите.

– Скажи мне адрес, только медленно, а то не запомню, – попросил Харви.

Я указал на «Блинный рай».

– Это прямо тут.

Харви замотал головой.

– Заходил внутрь, никого не нашел. Только официантки.

– Ну конечно, Харви. Девочек там и не увидишь, зато там сидит их сутенер. Зовут Грейнджером. Грейнджер. Он хозяин заведения. Больше ни с кем не заговаривай. Только с мистером Грейнджером. Сначала он будет притворяться, что ничего не понимает, велит тебе проваливать, еще беситься начнет – со мной он тоже так себя вел – так ты скажи ему, что вы с Буббой выйдете на улицу и голыми руками оторвете его долбанную вывеску, если он сейчас же не позовет вам Мэнди и Рамону.

– Мэнди и Рамона, – повторил Харви.

– Они там лучшие, от души рекомендую. Может, вам хочется засадить телочкам покрупнее, но вот что я вам скажу: прошлую ночь я провел с Мэнди и Рамоной и посмотри, на что я теперь похож.

Харви прильнул к стеклу, пристально поглядел на меня, а потом просиял и захлопал в ладоши.

– Ого! Ну и ну!

– Сейчас я тебе их опишу. Они обе ростом под метр семьдесят пять, у Мэнди аппетитная попка, а Рамона так сосет, что закачаешься. И вот еще что: они обе просто огромные в том месте, где это действительно важно. Понимаешь, о чем я?

– Еще бы!

– Верно, Харви, у них самые большие сердца. Тех, кому повезет с ними встретиться, они прямо-таки искупают в самозабвенной любви. С ними вас ждет не обычный секс, а настоящий приход!

Харви был явно озадачен, но доволен.

Бубба наконец решил присоединиться к нашему разговору.

– Бубба любит шляпы.

– Ладно, – решительно сказал Харви, выпрямился и с улыбкой поглядел на брата. – Пойдем поищем этого мистера Грейнджа.

– Стоп-стоп-стоп! – предостерегающе воскликнул я. – Мистера Грейнджера может не оказаться на месте. Если не застанете, попросите его домашний адрес. Скажите, что хотите продать ему гречневую муку. Ведите себя вежливо. Там никто не знает, что мистер Грейнджер заправляет крупнейшей в штате службой девочек по вызову. И помни: он не любит иметь дело с чужаками, вот почему вам придется пригрозить ему, что сорвете вывеску – черт, я и вправду начал ее раскачивать, прежде чем он позвал цыпочек. А еще предупредите его, что, если он вздумает вызвать полицию, вы пропустите его через зерноуборочную машину и порубите на силос.

– Но это же убийство! – Харви был изумлен.

– Боже правый, ну ты же не станешь этого делать! Только пригрози. А вот вывеску, конечно, можно и оторвать. Этим прыщам-сутенерам иногда не мешает продемонстрировать физическую силу, иначе они не обратят на вас внимания. Только вреда ему не причиняй, я бы на твоем месте в драку не лез!

– Не люблю драки, – сказал Харви. – Я иногда по воскресеньям в церковь хожу. А Бубба от церкви не в восторге.

– Но он любит шляпы, а это почти так же здорово.

– Пошли, Харв, – заныл Бубба, дергая брата за руку.

– И еще кое-что, – добавил я, занеся ногу над педалью сцепления, – что бы вы ни делали, ребята, держитесь подальше от мотеля. Там полно переодетых легавых. Не успеете спустить комбинезон, как окажетесь за решеткой. – Машина пришла в движение. – Желаю как следует повеселиться, парни. Передайте от меня привет Мэнди и Рамоне.

Они с благодарностью помахали мне, и я был таков.

Натравить Харви и Буббу на Грейнджера и его фальшивый рай было жестоко, опасно и глупо, но в то же время не лишено остроумия, к тому же меня возбуждал шанс восстановить справедливость. Мне было настолько хреново, что хотелось, чтобы и остальным жизнь медом не казалась. Бензедриновое похмелье как-то не располагает к проявлению высоких моральных качеств, особенно если рядышком хранится противоядие, стоит только руку протянуть. Целая горка маленьких белых пленников, помеченных крестиком, каждый бьется о стекло и умоляет: «Джордж! Пожалуйста, спаси меня. Проглоти меня прямо сейчас. Помоги! Прошу!»

Я не мог хладнокровно слушать их жалобные вопли, поэтому сразу после развилки на Клир-Лейк и Мейсон-Сити притормозил на обочине, выудил бутыль из-под сиденья и, едва дыша, выскочил из салона и запер наркоту в багажнике внутри ящика со льдом. Только предварительно вытащил оттуда две банки пива. Лед почти не растаял. Дни и ночи становились все холоднее. Я хотел было вытряхнуть весь лед и ехать налегке, но это означало снова услышать соблазнительный зов маленьких кругляшей, а одного искушения на сегодня более чем достаточно. Пускай лед растает в огне, зашипит и перейдет сразу из твердого состояния в газообразное, минуя жидкое. Пусть ящик тоже растает, а банки с пивом взорвутся. Да, мать твою, пусть все растворится в реве очищающего пламени! Готов я к тому или нет, но мне оставался только финишный рывок. Даже если я спятил, это больше не имело значения.