Текст книги "Порочен, как грех"

Автор книги: Джиллиан Хантер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Он поцеловал ее лодыжку и мягкую впадинку под коленом. Потом встал, снял фрак и шейную косынку, расстегнул рубашку и панталоны.

– Вы никогда мне этого не простите, – грустно сказал Гейбриел, снимая сапоги.

Когда он повернулся к ней, обнажив свое сердце и тело, она молчала. Но кажется, ее не оттолкнули его шрамы и откровенное возбуждение. Ему оставалось только надеяться, что она считает его хотя бы вполовину таким же желанным, какой он считает ее.

– Откуда вы знаете, что я не прощу? – сказала она наконец. – Разве вы вообще меня знаете?

Он сел рядом с ней.

– Я хочу узнать. – Он погладил ее по лицу и обвил рукой ее шею.

– Я не та, какой была, – прошептала Элетея.

– Вы гораздо лучше, – прошептал Гейбриел и наклонился, чтобы поцеловать ее.

Будь на ее месте другая женщина, он приписал бы ее замечания ложной скромности и желанию подразнить. Но он хотел ее слишком сильно, чтобы раздумывать над тем, что она скажет. Будучи надменным дураком, он полагал, что обладает монополией на сердечную боль. Он воспринимал только то, что говорит ему внешность, да еще то, что мир наносил ему один удар за другим, а Элетея оставалась незапятнанной, совершенной молодой леди, безгрешной и милосердной. Каковой ей и полагается быть.

– Единственное, что я знаю, – сказал он, – это то, что я не покину вас, пока вы моя, и не погублю.

– А разве не это полагается делать повесам? – спросила она, на этот раз действительно поддразнивая его.

– Не всегда. – Он провел пальцем по ее шее, грудям, животу, ниже, пока она не задрожала. Но она не отодвинулась. Он чувствовал под своей рукой биение ее сердца. – Некоторые из нас просто губят сами себя.

– А вы думаете, что те, кому вы дороги, не страдают от этого? – спросила она и задохнулась, потому что его палец проник в ее ножны.

Ее тело напряглось, но не от сопротивления, а от отчаянного желания. А потом раскрылось, медленно тая.

Его голос стал грубым.

– Значит ли это, что я вам дорог?

Она двигала бедрами, жаждая большего.

– Разве это не понятно?

– Вы избрали меня?

Она заглушила стон. Что бы он ни делал с ней, этого осторожного проникновения было достаточно, но ей хотелось большего. Но откуда он это знает, коль она сама этого не понимает?

Его рука замерла. Она попыталась сжать бедра, перевести дух.

– Очень жаль, – сказал он; голос у него был низкий, неотразимый. – Я должен был уехать тогда, но… если бы я не уехал, разве от этого что-нибудь изменилось бы?

– Да. Наверное… да.

– То есть?

– Тогда… тогда меня не обручили бы с… ним.

Что она пытается ему сказать? Что ее утрата так глубока, что она предпочла бы вообще никогда не любить Джереми?

– Был ли рядом с Хазлеттом другой мужчина? – спросил он медленно, затаив дыхание, с почти не бьющимся сердцем.

Она обвила рукой его шею. Тронула выпуклый шрам.

– Вы вернулись сюда сегодня, чтобы выяснять историю Хелбурна или чтобы ласкать меня? – весело спросила она.

Он прижал ее к софе.

– Я был бы дураком, если бы отказался от такого предложения, потому что в вашем присутствии я почти ничего не соображаю.

– Его уже нет, Гейбриел, – сказала она призрачным шепотом. И тихо добавила: – Мне бы хотелось, чтобы его никогда не существовало.

– Вы уверены, что этого хотите?

– Нет. Но все равно – сделайте это. Чего я хочу – так это забыть.

Она видела на его лице удивление и надеялась, что он не попросит объяснений. Она сказала правду. С Гейбриелом она забывала те периоды своей жизни, которые казались ей отвратительными. И что бы ни произошло между ними сейчас – это ее выбор. Да. Сегодня ночью она сделает выбор.

Она спрятала лицо в изгиб его крепкого плеча. От него слегка пахло мускусом и одеколоном. Как чудесно! Кожа у него была горячая, под щитом силы переплелись мускулы и сухожилия. Как соблазнительно дать ему волю над собой! Оттаять. И – зима кончится.

– Когда мы соединимся, – сказал он, целуя ее в голову, – будут определенные последствия, с которыми нам придется столкнуться.

– Вы говорите о зачатии?

Когда это она стала так откровенна в житейских делах? В зеркале времени, она осталась невинной, нетронутой. Или это он не усвоил какие-то более глубокие уроки жизни? Искренен ли он с ней? А она?

– Да, – сказал он, сглотнув, – Эту возможность мы должны учесть.

– У вас есть дети, Гейбриел?

– Нет. Я…

Что он мог сказать? Что был человеком, который уклонялся от обязательств судьбы, вероятно вполне заслуженной? Он не всегда был осторожен. Но теперь все то, что он прежде презирал, вдруг оказалось важным.

– Вы всегда хотели меня? – прошептала она. – Я знаю, что когда-то вам нравилось на меня смотреть. Я никогда не понимала, что это значит. О чем вы думали?

– Я не уверен, что вообще думал в те дни. Возможно, я хотел того, чего не мог иметь. – Он прижался лицом к ее грудям, вдыхая ее запах. – Я никогда не проигрывал, если решал не проигрывать.

– Я не выигрыш для победителя, Гейбриел, – сказала она с легким возмущением.

– Конечно, но если бы вы им были, что я должен был бы сделать, чтобы получить вас? – Он поднял голову, улыбка его была чарующей. – Всю жизнь я ради выживания полагался на хитрости и силу. Другого образа жизни я не знаю.

– А хотели бы узнать?

– А вы хотите мне помочь?

Она рассмеялась:

– Я всегда думала, что вы вполне способны со всем справиться сами.

– Потому что я сбивал с ног всякого, кто становился на моем пути?

– Вы забыли о вашем отчиме. Это было с вашей стороны смело.

Он сглотнул. Ему было стыдно, что она знает об этом.

– На меня в нашей деревне никогда не смотрели как на белого рыцаря.

Ее глаза блеснули озорством.

– Некоторых леди привлекает темнота.

– Я никогда не считал вас такой.

– Вы не хотите меня, Гейбриел? – спросила она прерывающимся голосом.

– Хочу. Но не на одну ночь.

– Разве это не запрещено кодексом правил?

– А вы не могли бы думать обо мне в каких-нибудь иных терминах? – с раздражением сказал он.

– Я бы хотела просить вас об этом же.

– Вы всегда были в моих глазах совершенством.

– Но я вовсе не совершенство. И если это единственная причина, по которой вы меня хотите, значит, вы обманулись.

– Вы скоро будете думать иначе.

– О, Гейбриел, вы не понимаете!

Он закрыл глаза.

– Я не хочу причинить вам боль.

– Тогда не покидайте меня.

Как мог он покинуть ее? Его тело впитывало ее жар, ее зов. Его дыхание трепетало на ее губах. Он приподнялся над ней. Он уже тысячи раз брал ее в своем воображении. Представлял ее под собой, когда другие женщины разделяли с ним ложе.

Он сказал себе, что потом будет время обсудить то, что обременяет ее душу. Ему не хотелось предоставлять ей ни мгновения на раздумье и отступление. Все его инстинкты требовали утвердить их связь.

«Не дай ей передумать. Не дай ей понять, насколько я ей не подхожу. Конечно, я не заслуживаю женщины такой чистой и совершенной, но, клянусь, я никогда больше ничего не попрошу в моей жизни, если мне дадут возможность любить ее».

– Вы смотрите на меня так же, как смотрели тогда, – прошептала она, широко раскрыв глаза. – О чем вы думаете теперь?

– О том, что я никогда не видел более красивой женщины. – Он поцеловал ее, его рука запуталась в ее волосах.

Элетея застонала. От этого раскованного выражения поощрения глубокие волны наслаждения пробежали от его плеч к ногам. Элетея, нагая, раскрывалась ему навстречу, готовая подарить ему блаженство. Соблазнительная чувственность ее тела гипнотизировала его.

Он заключил ее в объятия, выгнул спину, не отводя взгляда от ее глаз. Вопреки тому, что о нем говорили, у него не было опыта обращения с девственницами. Но он понимал, что первый раз может оказаться не таким приятным для нее, как для него.

Когда она была готова, он проник в нее настолько глубоко, насколько осмелился.

Она несколько раз резко вздохнула. Для него не было ничего более страшного, чем необходимость остановиться; не мог он вообразить и более желанной участи, чем проникнуть в нее.

Он целовал ее веки, лицо.

– Мне кажется, я всегда был вашим.

– Гейбриел… – Она выдохнула его имя, ее пальцы сжали его плечи. – Вы хотите меня?

– Прошу вас, – хрипло сказал он.

– Мы горим от страсти или от любви? – прошептала она.

– А разве не может быть, что и от того и от другого? Разве нет?

– Да, хотя я не понимаю…

Он не дал ей договорить, додумать свой ответ. В этот миг его не очень волновало, о чем она думает.

– Расскажете потом, – пробормотал он. – Возьмите меня в себя целиком…

Она застонала, и это разбило цепи его самоконтроля. Он вошел в нее целиком. Потрясающее наслаждение пронзило его сердце. Самые сладкие из его фантазий осуществились. Он забыл обо всем.

Она выгнулась под ним. Хотя его тело напряглось в ответ, он сжал зубы и замедлил скорость. Это ее первый раз. Будут еще ночи совместных чувственных исследований. Он узнает, что ей нравится, и посвятит ее в тайну своих желаний. Конечно, он найдет место получше этой старой софы, такое же крепкое, каким, к счастью, оказалась она.

Он слышал прерывистый шепот словно издалека, очень издалека.

– Я ждала, когда ты вернешься.

– Я здесь.

– Сделай так, чтобы я забыла, Гейбриел.

Глава 24

Когда Джереми Хазлетт изнасиловал ее, Элетея не осознала, что он разрушил невинность ее сердца, а не способность любить. Плотская жажда, которую пробудил в ней Гейбриел и которую он продолжал утолять, одновременно привела ее в смятение и в волнение. Она была убеждена, что никто другой не смог бы пробудить в ней страсть.

В то время как такой же акт, или, точнее, его дикая пародия, вызвал у нее только отвращение, теперь она почувствовала, как к ней вернулись ее естественные желания с такой силой, что она не могла не подчиниться им. Он был ее первым возлюбленным, ее единственной любовью. А для человека, без сомнения, весьма опытного в грехе, в нем всегда присутствовала доблесть, уравновешивающая его темную сторону. Она наслаждалась каждым ощущением, приятным и неловким, которое он вызывал в ней, пока под конец не отдалась ему полностью.

Он помог ей миновать стыд, заставил ее не только подчиниться, но и признать свой голод. Мужественный, он заставил чувствовать ее не только живой и сильной, но и боящейся показать то, чего она жаждет. Он требовал. Она подчинялась, едва осознав момент, когда его крупное тело перестало двигаться. Она знала только – и в ее собственном неожиданном взрыве наслаждения, в ее освобождении, – что дрожь его плеч, жар глубоко у нее внутри от его семени означали, что он достиг пика. А в тот момент, когда она испугалась, что всему этому есть только одна причина – похоть, он, не теряя времени, заверил ее в обратном.

– Вы самая желанная и единственная женщина, которая когда-либо действительно вызывала у меня желание, – сказал он, подняв голову.

– Вот как? – прошептала она, поглаживая пальцем глубокую складку на его щеке.

– Я помню, когда вы впервые коснулись моего лица.

– Теперь вы стали куда более привлекательным.

Гейбриел потянул темный локон, который упал ей на грудь.

– И вы тоже.

– Я думаю…

– Мои лондонские кузены захотят познакомиться с вами.

– Ваши кузены?

– Моя родня.

Она сделала нерешительную попытку сесть, мысли об их наготе, которая все-таки смущала ее, вдруг обратились на другое – на тот скрытый смысл, который могло иметь предложение встретиться с его пользующимися дурной репутацией родственниками-мужчинами, и не в качестве его соседки, не в качестве начавшей выезжать в свет барышни, но в качестве его любовницы.

– Они обвинят нас в том, что мы поддались порыву.

Гейбриел поднял брови. Он был горячий, полный уверенности, готовый сразиться с целым светом, чтобы произвести на нее впечатление.

– Семь лет нельзя назвать порывом.

Элетея проницательно посмотрела на него:

– Нельзя сказать, что все это время мы ухаживали друг за другом.

Он усмехнулся:

– Нет, именно ухаживали.

Его игривость была заразительна, и все же тайна, стоявшая между ними, омрачала ее сердце. Если бы он знал, если бы предполагал… Изменились бы его чувства к ней? Ей казалось невыносимым разрушить эту близость, но близость не выживет без доверия, а доверие основывается на правдивости.

Придется признаться. Но как, когда? Станет ли он смотреть на нее иначе или по-прежнему желать ее, как теперь? Она посмотрела на его мрачное сардоническое лицо.

– Семь лет, – снова сказал он.

– Мы не общались! – воскликнула она.

– Нет, Элетея. Мы общались.

Она была уверена в своей правоте, потому что помнила все. Она видела его всего лишь один раз с тех юных лет – в Лондоне, флиртующего в парке, – хотя он ее и не заметил. Может быть, она и помахала бы ему рукой, но батальон его дам-обожательниц совершенно обескуражил ее. Однако она часто изучала газеты, ища сообщений, касающихся его, пока с горечью не поняла, что он выполнил предсказание ее родителей о его порочности.

– Не помню, чтобы вы писали мне или сделали какую-то попытку меня увидеть, – сказала она, нахмурившись.

– Я спрашивал о вас у Джереми всякий раз, когда видел его.

Она отвела глаза.

– Он никогда не говорил мне об этом.

Гейбриел поцеловал ее голое плечо.

– Возможно, он хотел оградить вас от деревенской отравы. И если я вас не видел, вы так часто присутствовали в моих мыслях, как будто мы по-прежнему знаем друг друга. – Он замолчал и спросил вкрадчиво: – А вы когда-нибудь думали обо мне?

– Конечно, думала, – сказала она без колебаний.

– Я тоже мечтал о вас.

Она повернула голову и задумчиво улыбнулась.

– Напрасно за все эти годы вы не сказали мне об этом.

Он протянул руку к их разбросанной одежде.

– Вы были обручены с другим. Вы вините меня за это?

– Нет.

Винила она другого и только жалела, что Гейбриел заработал слишком дурную репутацию, чтобы заявить о своих чувствах к ней. Но откуда ему было знать? Даже теперь он знал только то, во что она позволила верить всем остальным. Что она любила своего нареченного, что Джереми не только умер как герой, но жил как герой. Никто не хотел думать, что изысканный джентльмен, человек с безукоризненными манерами и незапятнанной родословной мог обесчестить девушку, которую, по его словам, он обожал.

Но в эту ночь ей был нужен Гейбриел, чтобы поддержать ее, чтобы изгнать воспоминания о ее позоре. Выбрав его, она словно бросила вызов призраку человека, который обещал защищать ее.

Если бы только она осмелилась быть честной с ним.

Они медленно оделись, останавливаясь, чтобы помочь друг другу и поцеловаться. Элетее следовало бы плакать и думать о раскаянии. Но единственное, что она могла сделать, – это не просить его остаться. Вверит ли он ей свое сердце? Не было никаких гарантий, что он не говорил все это в порыве страсти, никакой уверенности в том, что завтра он не будет сожалеть о своих словах. Но теперь у нее была по крайней мере надежда, и она была порочно счастлива.

Она доверила Гейбриелу свое тело. И она будет честной. Конечно, от своих дам полусвета он слыхал и более неприятные истории.

Его хриплый голос отвлек ее. Он встал, подняв ее. Сердце у нее замерло от его дерзкой усмешки.

– Я забыл одну вещь. – Он вынул из кармана фрака конверт из дорогой веленевой бумаги: – Я собирался отдать это сегодня, лично вам. Это приглашение.

– Мне? – удивленно спросила она. – Это от кого же? – Последний год она отклоняла все светские приглашения, так что в конце концов ее вообще перестали приглашать куда-либо. – Вы хотите отдать это мне?

– Только если вы обещаете, что пойдете со мной.

– Пойду с вами, искуситель? – Она протянула руку к запечатанному посланию и оказалась прижатой к его крепкой груди.

Его темные глаза дразнили ее, жарко манили.

– Это всего лишь приглашение на ежегодный бал, который мой кузен Грейсон дает в честь своего дня рождения. И если я не позволю вам поехать прямо сейчас, я буду здесь к дате этого бала.

Она улыбнулась, глядя в его затененное лицо. Элетея все еще чувствовала его в себе, ощущала его наслаждение от обладания ею.

– В Лондоне, – сказал он, отдавая ей приглашение, – на балу я буду вами хвастать.

– Думаю, вы не будете возражать, если я возьму с собой либо мою кузину, либо брата, чтобы они сопровождали меня.

Он наклонился и поцеловал ее.

– Даже если вы возьмете с собой всю деревню, мы с вами будем вместе.

На долю мгновения в голове у Гейбриела мелькнула мысль о том, что во время их ласк он не лишил ее девственности. Нет, он не часто соблазнял девственниц и не кричал «аллилуйя», когда его любовница теряла девственность. Сексуальные наслаждения окутаны мифом и тайной. Он понимал инстинктивно, что доставляет женщине наслаждение, и не занимался изучением этой темы.

Считалось, что молодые леди могут повредить некие деликатные ткани во время быстрой езды верхом. Все знали, что Элетея – страстная наездница. И насколько он заметил, он причинил ей неприятные ощущения, но она не стала об этом говорить. Ему хотелось думать, что она была полностью захвачена страстью и всякая боль, причиненная им, сразу же забывалась.

С другой стороны, он никогда не забудет этого и никогда уже не сможет быть таким, каким был. И ему не терпелось услышать, что скажут его лондонские кузены, когда он сообщит им, что полюбил Элетею Кларидж и что она – да, он знает, что без любви она не отдалась бы никому, – тоже любит его.

Глава 25

Элетея оставалась в постели дольше обычного, прислушиваясь вполуха к суете слуг внизу. Ей ведь не приснилось то, что было, не так ли? Жаркое падение, его страсть. Она перевернулась на живот, обняв подушку. Медленно к ней приходило осознание глубокого пробуждения ее плоти, нежности, которая позволила Гейбриелу показать все его умение.

Она ощущала себя в полном смысле слова женщиной, отдавшейся женщиной.

Взятой. Соблазненной, Падшей в прямом смысле слова. Все эти неприятные слова люди произносят всегда приглушенными голосами, если вообще произносят. Гейбриел осуществил все это в самом порочном смысле.

– Леди Элетея! – окликнул ее из-за двери знакомый женский голос. – Вы нездоровы?

Она вздохнула, снова упав в постель. Она понимала, что нужно что-то делать. Как всегда.

– Нет, Джоан. Что-нибудь нужно?

– Я подумала, что вы не успеете толком позавтракать, если вам к десяти часам нужно успеть на собрание.

– На собрание?

– Наверное, я что-то напутала. Я думала…

Элетея пулей вылетела из постели. Как же могла она забыть? Она ведь патронесса ежегодного бала, который устраивают в Хелбурне, персона, которой надлежит заботиться об ужинах и принимать важнейшие решения, например, следует ли дамскому комитету купить новое фортепьяно или настелить гладкие полы в танцевальном зале, чтобы туфельки гостей не запинались в разгар кадрили.

А сегодня она обещала осмотреть гостиную, где леди пьют чай перед танцами. Ее брат внес значительную сумму, которую она могла потратить по собственному желанию на занавеси или стулья. В прошлом году сиденье старинного дубового диванчика провалилось под матерью викария, и она оказалась на полу.

Элетея быстро закончила утренний туалет, а перчатки натягивала уже по дороге в дом собраний, куда ее повез Уилкинз. Там еще никого не было, кроме старого сторожа, жившего неподалеку. Надо попросить его сварить чаю, у нее еще есть время отдышаться.

Но стоило ей подойти к двери маленькой гостиной наверху, как она услышала дребезжанье чашек на подносе.

– Мистер Карсон, – сказала она, – как вы внимательны. Откуда вам известно, что сегодня утром я буду так спешить, что не успею выпить чаю? Я проспала.

– Не нужно извиняться, – протяжно проговорил в дверях глубокий голос. – Я сам провел очень бурную ночь. Полагаю, ночь, проведенная вами, не потребовала от вас чрезмерных усилий.

– Гейбриел! – Она круто повернулась и рассмеялась, увидев, как он идет к ней с подносом, на котором располагались чайник и сдобные лепешки. – Я понятия не имела, что у вас есть хозяйственные таланты. Какой приятный сюрприз!

Он нахмурился.

– Не могли бы вы выглядеть не такой красивой, пока у меня не освободятся руки? Боюсь, я уроню поднос, и вы усомнитесь в моих хозяйственных талантах. – И в доказательство этого он поставил свою ношу на столик между ними, при этом чашки предостерегающе задребезжали на блюдечках. – Вот. – Он усмехнулся. – Теперь руки у меня свободны. А вы по-прежнему красивы.

Элетея покачала головой – нельзя выразить, как она была рада видеть его.

– Откуда вы узнали, что я здесь?

– Я приехал к вам, судя по всему, сразу же после вашего отъезда и поинтересовался у домоправительницы, где вы. Она дала мне необходимые сведения и еще один мешок муки.

– Я не заметила, чтобы кто-то ехал за мной.

– Я обогнал вас. И принес вам чаю. Я могу быть хорошим мальчиком, если постараюсь.

Но ночью он вовсе не был хорошим мальчиком. Как и она. Проницательная улыбка, мелькнувшая на его губах; напомнила ей о том, как чудесно им было вдвоем.

Она сглотнула, не сводя с него глаз. Ее бесшабашный любовник. Его короткие черные волосы растрепал ветер. Его темно-серый редингот и удобные штаны цвета буйволиной кожи так греховно облегали его сильные формы, что ей внезапно захотелось опуститься в кресло.

Он внимательно посмотрел на нее.

– Так вы не хотите чаю?

– Пока нет, благодарю вас. – Она улыбнулась, – Удивительно, что мистер Карсон позволил вам отнести поднос. Он не многих жалует.

Гейбриел обошел вокруг стола.

– Когда-то он работал у моего отца. – На мгновение в его лице мелькнуло что-то детское. – А вас он жалует – что ничуть меня не удивляет.

– Он любит подавать мне чай. Не понимаю, почему он не пришел вместе с вами.

Гейбриел с бесхитростным видом пожал плечами.

– Я отослал его с маленьким поручением.

– Каким поручением? – скептически спросила она.

– Купить в деревне сыру.

– Сыру?

– Да, у меня кончилась ветчина.

Она от изумления всплеснула руками.

– Чего не скажешь о вашей дерзости.

Он медленно окинул ее взглядом, отчего нервы ее напряглись от жаркого предчувствия.

– Но почему вы здесь одна? – спросил он.

Она заставила себя отойти на несколько шагов к окну.

– Я должна осмотреть занавеси на предмет моли и плесени. – Хотя из-за присутствия в комнате Гейбриела она не была уверена, что сумеет отличить одно от другого.

– Какое волнующее занятие! – Он шагнул к ней. – Могу я вам помочь?

Элетея прищурилась. Она ничуть не верила в невинность его галантных намерений. Искорки в его глазах говорили об опасности. Хорошо воспитанная женщина насторожилась бы. А та, у которой наклонности скорее порочные, впала бы в соблазн.

Она явно принадлежала к тем, кто впадает в соблазн.

Гейбриел шел к ней, и в конце концов он прижал ее к подоконнику.

Она выжидающе затаила дыхание.

– Ну и о чем вы думаете?

Он посмотрел на нее с нескрываемым удовлетворением.

– Я думаю о том, что вы попались, – отступать вам больше некуда.

– Занавеси, Гейбриел. Занавеси.

Он прищурился, потом бросил равнодушный взгляд на выцветшие занавески, висевшие по обе стороны от них.

– Да. Изъедены молью. Покрыты плесенью. Разве мы это уже не выяснили?

Он нежно поцеловал ее в губы, все еще опираясь руками о простенки. Сердце у нее забилось.

– Я хотела сказать, что…

– …что вы собираетесь выйти за меня замуж, – проговорил он, просунув язык в ее раскрытые губы. – Тогда мы сможем разговаривать о занавесях сколько вам угодно.

Жар близости вспыхнул между ними, и кровь у нее закипела. Как легко его короткий поцелуй вывел ее из равновесия.

– Выйти за вас замуж? – Она едва могла дышать. – Однако там, где есть занавеси, – с трудом продолжала она, – там есть и окно. Если вы этого не заметили, учтите, что нас видно из каждой проезжающей кареты.

– Я понимаю вашу озабоченность, – пробормотал он. – Сделайте мне одолжение, дорогая. Повернитесь.

– Что… – Она сама не поняла, почему она подчинилась, но она подчинилась. – И что теперь?

Его горячие губы скользнули по ее затылку.

– Не двигайтесь.

– Почему же?

– Прошу вас. Просто сделайте мне приятное одолжение. Вы наблюдаете какое-либо движение за окном?

– Нет. Только непосредственно позади себя.

Гейбриел рассмеялся.

Она смотрела на сильную руку, обхватившую ее стан. Каким мужественным казалось даже его запястье, даже загорелая кожа, которая так чувственно оттенялась белоснежными манжетами его рукава! Она вспомнила его руки на своем теле прошлой ночью. Ласковые, но беспощадные. Элетея вздрогнула и закрыла глаза, ожидая в восхитительном предвкушении, что…

– Ваш ответ, – сказал он. – Я жду с нетерпением.

Она повернулась, подняла глаза.

– Мой ответ – да.

Его твердый рот изогнулся в улыбке.

– Страсть, – сказал он, наклоняя голову, чтобы еще раз поцеловать ее. – И любовь.

Она вздохнула в предвкушении. Но едва их губы соприкоснулись, Гейбриел поднял голову и тихо выбранился.

– Окно.

Она снова вздохнула:

– Вы правы – это может подождать.

– На дороге стоит экипаж, – сказал он. – Я думал, вы наблюдаете.

Элетея оглянулась с досадой.

– Он принадлежит кузинам Шрусбери. Трем замужним женщинам, обожающим раздувать скандалы из ничего.

Гейбриел рассмеялся.

– Ну что ж, я здесь только для того, чтобы подать вам чай.

В тишине раздалось громкое цоканье трех пар каблучков на старой лестнице, ведущей в зал для собраний. Элетея в ужасе уставилась на дверь. Половина Хелбурна уже поняла, что она пригласила Гейбриела на ужин не только ради его умения играть в карты. А вторая половина очень скоро поймет.

– Нам придется обвенчаться в Лондоне, – торопливо сказал он, поняв ее. – Мои двоюродные братья будут настаивать на свадьбе с участием всей семьи. И на званом вечере, где мы объявим о нашей помолвке.

– Вы так серьезны.

– А вы нет?

Стук каблучков стал громче. Он задумчиво огляделся:

– Хотите, я спрячусь за занавесками?

– Как будто это не покажется еще более подозрительным. С таким же успехом вы могли бы вылить этот…

Дверь отворилась. В тишине явственно прошелестел женский шепот:

– В последнее время леди Элетея явно не очень-то оплакивает Джереми.

– А вы как бы поступили? – спросила самая молодая из кузин. – Боскасл порочно красив.

– И красиво порочен, насколько я понимаю, – со вздохом сказала старшая.

– Какой контраст с лордом Джереми! – сказала средняя, когда они вошли в комнату. – Он был такой любезный.

Потом все трое посмотрели на красиво-порочный предмет их обсуждений. Тот поклонился.

– Разрешите, я принесу еще чаю, чтобы смочить эти неугомонные языки? – проговорил он с улыбкой, от которой, как по собственному опыту знала Элетея, из голов сестер сразу вылетели все мысли.

– Мы сожалеем, Элетея, – сказала старшая из кузин. – Мы не знали, что сэр Гейбриел здесь…

– Он пришел мне помочь, – поспешно сказала Элетея. – Помогает снимать занавеси.

– И разливает чай, – добавил он.

Элетея и остальные женщины внимательно посмотрели на него. Ее не удивило, что сравнение с ее покойным женихом оказалось в его пользу. Но хотя их замечания втайне ей и понравились и хотя, ей не терпелось объявить, что он принадлежит ей, их шепотки все-таки омрачили ее настроение.

Джереми по-прежнему оставался угрозой ее счастью. Ее позор был глубже, чем она думала.