Текст книги "Летнее королевство (ЛП)"

Автор книги: Джиллиан Брэдшоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

– Видишь ли, милая девушка, я – слуга лорда Гавейна, звать меня Рис ап Сион. И мне как раз нужен такой тазик.

– В самом деле? – скептически спросила незнакомка. Она поставила таз на огонь и отступила, уперев руки в бедра. – И зачем тебе таз?

– Ну, может, гнездо сделать для какой-нибудь курицы… На самом деле, скоро проснется мой хозяин, захочет умыться, а воды-то нет. Не подскажешь, к кому тут можно обратиться?

– Есть тут один старик, – она неопределенно махнула рукой за спину. – Саиди ап Сугин. У вас, британцев, такие странные имена, язык сломаешь! На кухне он всеми вопросами ведает.

– И где его искать?

– Он в постели валяется. Раньше полудня редко встает. А спать ложится, как стемнеет. И все время жалуется, что весь день на ногах и дико устал. – Она усмехнулась. – Как-то все без него обходятся.

– А я вот не могу. Он мне нужен, а его нет. Где он спит?

– Его хибара рядом с кухней. Только я тебе не советую будить его. Разорется. А потом хлеба не даст.

– Да пусть орет, сколько хочет. Я свое получу. – С этим хвастливым заявлением я слегка поклонился девушке и пошел к выходу. Но тут служанка крикнула мне в спину:

– Эй, Рис ап Сион!

Я остановился. Она все еще стояла у огня, покачиваясь на каблуках.

– Ты направился прямиком в общий зал. А дом Саиди за кухней, там. – Она с довольным видом улыбнулась. – Так и быть, пойдем, провожу тебя. – Гордо повернувшись, она пошла в другую сторону. Я, хотя и чувствовал себя довольно глупо, последовал за ней.

Конечно, Саиди ап Сугин выказал явное неудовольствие тем, что его разбудили. Он долго ворчал, жаловался на свой возраст и бесчисленные болезни, жаловался на южан, ирландцев и Пендрагона, но в конце концов позволил мне взять любой таз, который мне приглянется, и отправляться с ним хоть в преисподнюю. Когда мы вернулись на кухню, служанка все еще хихикала, но я сурово спросил ее, где живут тазы и чайники. А также, еда. Мне все выдали, а я еще прихватил лишний хлеб сверх того, что нам выделили на завтрак. Так, на всякий случай.

Возвращаясь к нашему домишке, я размышлял о крепости. Похоже, Деганнви в плохих руках. Слуги, начиная с управляющего, суетятся без толку, делая вид, что у них работы выше крыши, а на самом деле беззастенчиво подворовывают, следят друг за другом, а потом жалуются друг на друга. В результате все одеты кое-как, и все плохо. Яйца исчезают до того, как понадобятся в пироге; ножи и кастрюли пропадают, а потом, в базарный день таинственным образом появляются вновь; женщина садится ткать плащ, а когда работа наполовину сделана, обнаруживает, что шерсть кончилась. Раздобыв шерсти, она выясняет, что нет краски для ткани, или есть, но цвет совершенно не тот. Воины Мэлгуна все это видят и то и дело колотят слуг, слуги колотят друг друга и собак, которые вообще не причем, и все начинается сначала. Но крепость пока стоит, как ни в чем не бывало. Зато все сходились во мнении, будто все нестроения происходят только по вине Пендрагона, из-за слишком большой дани, из-за его дурацких войн с саксами, и в этом причина всех здешних несчастий. Каждый с подозрением относится к соседу, каждый заискивает перед начальником, и всё делается словно исподтишка. И хоть Деганнви остается по-прежнему грозной крепостью, никого это не радует. Так что сила этого места заключена лишь в его стенах. Внутри сплошной разброд и шатания, ну, совсем не похоже на Камланн, где правят единая воля и милосердие.

В Деганнви у меня было побольше времени для себя, чем в Камланне. Меня признали слугой лорда Гавейна, так что жизнь крепости обходилась без меня. На моем попечении оставались только два рыцаря, домик и лошади из Каэр-Легиона. Впрочем, с ними мне помогал Руаун. Поначалу лорд Гавейн вел переговоры с Мэлгуном, иногда разговаривал с отцом. Еще в первый день в Деганнви он написал Артуру о возникшей ситуации. Он выехал из Деганнви, сказав стражникам у ворот, что хочет погонять коня. Пергамент с письмом лежал у него за пазухой. Я до сих пор не знаю, как именно письмо дошло до Императора. Конечно, у Артура имелись в Гвинеде осведомители, так что Верховный Король знал обо всех передвижениях сил Мэлгуна, и лорд Гавейн, без сомнения, знал, где и как оставить сообщение. Для этого предназначались секретные почтовые ящики. Люди Императора время от времени заглядывали в них, не подвергая свою жизнь опасности. Так что вернулся мой хозяин уже без письма.

Переговоры шли вяло. Тем не менее, вопрос с данью удалось уладить. Мэлгун признал, что, должно быть, «совершил ошибку», и в следующем году обязательно восполнит недоданное. А вот о чем совещались с королем Лот и Моргауза, узнать не удалось. На приготовления к войне ничего не указывало: никто не рассылал гонцов, не отправлял послания на Оркады или к другим вождям Гвинеда; никто не запасал провизию или оружие, не отправлял отрядов на окрестные фермы или в соседние королевства. Но мы понимали, что два короля встретились не просто так.

Лорд Гавейн старательно избегал встреч с матерью и младшим братом. Он часто уезжал в горы и обычно не возвращался до темноты. Оставаясь в крепости, он нервничал, но кроме меня этого никто не замечал. Рыцарь оставался неизменно вежлив со всеми, особенно с Мэлгуном, но я-то видел, что даже за важным разговором мой хозяин думал о чем-то другом и не очень обращал внимание на слова собеседника. У меня сложилось впечатление, что где-то внутри он облюбовал себе тихое местечко и отсиживался там, что бы не происходило вокруг. И он постоянно был настороже. Наверное, присутствие матери доставляло ему сильное беспокойство, хотя я и не понимал, что именно его заботит. С братом он тоже старался не встречаться. Вот этого я уже никак не понимал. Руаун и я считали Мордреда на редкость симпатичным человеком.

Однажды я зашел в конюшню и застал там Руауна, обсуждавшего с братом хозяина достоинства одной из лошадей Мэлгуна.

– Эти горные лошадки слишком малы, – говорил Руаун. – Посмотри на эту. У нее же совсем нет холки. В битве держаться не за что. И потом… Вот ты метнул дротик, но ты же очень низко сидишь, чтобы правильно рассчитать бросок. И копьем пользоваться неудобно, если бить приходится снизу вверх. Нет, Мэлгуну не сравниться нашей конницей, если он не станет завозить лошадей из Галлии.

– А если посмотреть с другой стороны, – улыбаясь, ответил Медро, – мы видим, что эти ваши южные лошади, эти галльские боевые кони бесполезны в холмистой местности. Они там просто спотыкаются и падают. А эта маленькая кобылка запросто пройдет и по сугробам, и с горы спустится, даже если там грязь непролазная. Думаешь, коннице южан это под силу?

– Братству – под силу, – Руаун гордо разгладил усы. – Не спорю, условия важны, но однажды мы сражались на севере и шли в атаку на стену саксонских щитов сразу после того, как форсировали реку и взлетели вверх по склону. Помнится, эту атаку как раз возглавлял твой брат…

– Да, Гвальхмаи может оседлать хоть Северный Ветер, – рассмеялся Мордред. – Это ведь он учил меня сидеть на лошади. Хотя мне с ним, конечно, никогда не сравниться!

– На коне, особенно на своем коне, он вообще лучше всех! – заявил Руаун.

– Охотно верю, – снова улыбнулся Мордред. – Просто, когда он… покидал Дун Фионн, никто бы не назвал его таким бойцом, о котором будут слагать песни. Правда, я много лет не виделся с ним. А почему Артур не ставит его во главе конницы?

Руаун повернулся, заметил меня и махнул рукой, подзывая.

– Рис, я уже посмотрел на твою клячу, с ней все в порядке. Лорд Медро, это слуга твоего брата, Рис ап Сион, хороший человек.

Я поклонился, и Мордред ап Лот широко улыбнулся и жестом пригласил меня присоединиться к ним. В голове на мгновение промелькнул мой сон, но сны – вещь неопределенная, часто за ними ничего не стоит. Так что я подошел и прислонился к стене стойла.

– Да, так я спрашивал, почему Пендрагон не доверяет моему брату командовать конницей? – вернулся Мордред к разговору.

Руаун притворно зевнул.

– Да потому, что в битве твой брат теряет разум. Он готов зарубить любого, кто заступит ему дорогу. Если ему суждено пасть в бою, то разве что от копья, прилетевшего сзади. Лицом к лицу с ним никто не совладает. Никто. В бою он не может управлять другими, он даже британского языка не понимает, своих лучших друзей не узнает. Поэтому конницей командует Бедивер. Он-то сохраняет трезвую голову в любых обстоятельствах. Он мыслитель. У него в голове весь план битвы, он всегда знает, кто где находится и кому куда нужно двигаться. А Гавейн так не может.

Мордред выглядел глубоко задумавшимся.

– Значит, разум теряет… Да, пожалуй, это кое-что объясняет… – кажется, он говорил сам с собой.

– Что объясняет? – не понял Руаун.

Его собеседник легко улыбнулся.

– Нет, ничего, это я так… Теряет разум? Что это значит? Я еще не говорил с ним, да и не уверен, что его можно об этом спрашивать. Трудно задать такой вопрос старшему брату.

– Да уж, не просто. – Руаун явно подпал под обаяние Мордреда. – Не знаю, как объяснить… Просто… он сходит с ума. Выхватывает свой меч, и с этого момента ему уже все равно, что перед ним. Он даже ран не чувствует, разве что потом. После битвы иногда падает в обморок. Но зато во время боя бьется за троих. А уж до чего быстр, ты и представить не можешь!

Мордред слушал Руауна очень внимательно. Покивал. Протянул:

– В обморок, значит…

– Он не берсерк, – вставил я. Почему-то мне показалось, что Руаун говорит не то. – Я бы даже не стал говорить про «сходит с ума». Это хозяин так называет. А на самом деле… – мне трудно было подобрать нужное слово, чтобы передать то боевое безумие, которое я однажды видел на лице хозяина. Но тут Мордред сказал: «Да, да, конечно», и вернулся к разговору о лошадях. Говорить с ним было и впрямь приятно, особенно после открытой неприязни всего прочего населения крепости. Его было интересно слушать.

В конце концов, разговор перешел на музыку, и он пригласил нас к нему в дом на следующий день, послушать ирландского арфиста. Мы с Руауном охотно приняли приглашение. Мне польстило то, что Мордред пригласил и меня. А Руаун, я знал, не стал бы обижаться на то, что вместе с ним пригласили и слугу.

Лорд Мордред вместе с несколькими другими оркадскими воинами занимал большой, красивый дом (не чета нашему), примыкавший к покоям королевы Моргаузы. Меня удивило, что ее муж, король Лот, квартировал где-то в другом месте. Лорд Мордред никак это не объяснял.

Когда на следующий день мы пришли туда, никаких других воинов там не застали. Мордред сказал, что они играют в кости в Зале Мэлгуна.

– И арфист подался с ними, – сокрушенно развел он руками. – Но арфу оставил. Ты играешь на арфе? – спросил он Руауна. – Я играю немного.

Руаун тоже немного играл (я понятия не имел, как это делается), и мы расположились у очага. Я сел в сторонке. Мне было неловко.

Мордред постучал в стену. Тут же открылась дверь (я так понимаю, из соседнего дома), и появилась та самая служанка-ирландка, с которой я виделся в кухне.

– А, Эйвлин, – по-доброму обратился к ней Мордред. – Послушай, у мамы еще осталось то галльское вино?

– По-моему, осталось, но леди...

– Вот и хорошо, – не дослушал ее Мордред. – Тащи-ка его сюда. Ты – хорошая девочка. Поухаживай за нашими гостями.

Служанка вздернула носик, но перед тем как уйти, ожгла меня недоуменным взглядом: «дескать, господа-то – понятно, а ты что тут делаешь вместе с воинами?» Тем не менее, вскоре она вернулась с кувшином вина и тремя кубками и наполнила все три. Я не могу считать себя знатоком, но, на мой вкус, вино оказалось очень хорошим. Эйвлин, по-видимому, тоже так считала, потому что явно пожалела напиток и налила мне совсем немного, да и кувшин оставила Мордреду с явной неохотой.

Брат моего господина отпил из кубка, отставил его и начал настраивать арфу.

Оба воина относились к благородным кланам, так что с арфой обращаться умели. Мордред спел несколько песен о любимом ирландском герое Кухулине («Брат поет их намного лучше», – заметил он); Руаун ответил песней о Магнусе Максиме, римском полководце в Британии, и старинной балладой о Придери Пуйле. [Придери Пуйл – заметный персонаж валлийской мифологии, сын властелина Потустороннего мира Аннона и красавицы Рианнон.] Так они и передавали арфу друг другу, потягивая вино и не обращая внимания на дождь за окном.

Через некоторое время Мордред опять вызвал Эйвлин и потребовал принести с кухни хлеба и сыра. Кажется, служанке это не понравилось, и я подумал, что у нее, наверное, полно работы, а мы ее отвлекаем. Я вызвался помочь ей – мне все равно хотелось подышать свежим воздухом, а то голова что-то плохо соображала. Эйвлин хотя и удивилась, но от помощи не отказалась.

Сыр пришлось поискать. С утра пораньше кто-то увел большой круг сыра, а старик Саиди ни за что не хотел начинать новый. Пришлось последовательно пригрозить ему гневом Мордреда, Руауна, Гавейна и даже королевы Оркад, а напоследок еще продемонстрировать собственный кулак с определенным намеком, так что он, наконец, сдался. Победа и сыр остались за нами. Когда мы вышли, Эйвлин рассмеялась.

– Хорошо, что ты пошел со мной, Рис ап Шон, – она выговаривала мое имя на свой ирландский манер. – Я бы тоже напомнила ему о воле господина Мордреда, но этот старый баран плевал вообще на всех, включая и своего собственного господина. А ты поговорил с ним, как настоящий фермер. Саиди их не любит.

– Да какой я фермер, – грустно сказал я.

– Ты что, потерял свою землю? – Девушка явно обеспокоилась.

– Это ж целая армия нужна, чтоб отнять у моего клана землю, – я презрительно фыркнул. – Нет, я здесь, потому что... – вряд ли я стал бы рассказывать ей обо всех причинах, заставивших меня покинуть дом. Поэтому я просто сказал: – Потому что я на стороне Пендрагона, и потому что мне нравится мой господин лорд Гавейн.

Похоже, мой ответ ее поразил. Она никак не думала, что я попал в слуги по своему собственному выбору. Само собой, я спросил ее, как она стала служанкой?

– Да обычно, – она махнула рукой. – Отец бежал из Ирландии и взял меня с собой. А потом – кораблекрушение. На Оркадах у него никого не было, пришлось пойти на службу к королю Лоту.

– Его что, изгнали? – не подумав, спросил я.

– Он своего брата убил, – коротко ответила она, забрала у меня сыр и открыла дверь в комнату.

Мордред и Руаун больше не пели. Они разговаривали. Эйвлин поставила на стол хлеб с сыром и вышла. Я сел, размышляя о братоубийстве. Говорят, что на голову братоубийцы падает проклятие, и на него, и на его потомков. Бедная Эйвлин. Интересно, сколько ей лет?

Руаун тем временем рассеянно взял кусок хлеба с сыром и съел, слушая Мордреда, рассуждавшего об искусстве барда.

– …Есть двадцать три песни, их нужно знать обязательно, а еще выучить родословные… Такая морока! – Руаун усмехнулся и кивнул. – Исполнять следует именно в бардовском стиле, а это довольно утомительно. Гвальхмаи это нравилось, но он этим стилем не пользовался. Просто пел мне все эти истории. По мне, так это и лучше.

– Да, он хороший арфист, – согласился Руаун.

Мордред рассмеялся.

– Раньше мне казалось, что он во всем хорош. Но… это давно было. У тебя есть старший брат?

Руаун покачал головой.

– Родных нет. Но в Братстве многие старше меня, так что я могу представить.

Мордред улыбнулся, но улыбку стерло воспоминание.

– А потом Гвальхмаи… ушел. И много лет мы думали, что он погиб. До нас и молва не доходила. И вдруг мы узнаем, что он жив и сражается за Артура, да еще как! Сначала мы не верили, но, в конце концов, пришлось. Я не знаю, почему он ушел. А мама… она не очень волновалась. – Мы с Руауном сидели, не шелохнувшись. Мордред внимательно разглядывал нас обоих. – В общем, она была… Вы же не верите в эти бредни, насчет того, что она ведьма и прочую чушь. Просто она очень умная женщина, а мужчины не склонны доверять таким.

Я вспомнил о своей первой встрече с леди Моргаузой и содрогнулся. Руаун закашлялся и попросил арфу. Мордред слушал с удовольствием. Похоже, настроение его улучшилось.

Когда мы вернулись домой, уже темнело, а лорд Гавейн сидел, скрестив ноги, на полу, глядя в огонь. Он оторвался от огня, кивнул нам и всё. Руаун сел на постель.

– День хорошо прошел, – сказал он. – А как у тебя?

Лорд Гавейн задумчиво чертил на полу какие-то узоры. Длинные пальцы чуть заметно подрагивали.

– С Мэлгуном больше не о чем разговаривать. – Он помолчал. – Горы здесь по весне очень красивые.

– А мы были в гостях у твоего брата. Может, в следующий раз и ты составишь нам компанию вместо того, чтобы шататься по горам в одиночку?

Лорд Гавейн резко поднял голову.

– Вы были у Медро? Зачем? Что вы там делали?

– На арфе играли. Пили вино. Он много говорил о тебе. – Руаун помолчал, затем осторожно продолжил: – Мне показалось, что твой брат не очень-то в курсе, чем занята его семья. Он говорит, что когда-то вы с ним были очень близки. По-моему, ты зря относишься к нему так холодно.

– Медро знает, почему я покинул Дун Фионн.

– А он говорит иначе.

– Значит, врет!

– Брат, он неплохой человек. Вежливый и щедрый.

Лорд Гавейн посмотрел на нас долгим мрачным взглядом и пожал плечами.

– Когда я покинул Дун Фионн, он… он был заодно с моей матерью.

– Может, он передумал? – спросил я. – Вы же говорили, что передумали…

Хозяин устало потер лицо руками.

– Не знаю. Возможно. Но он знал, почему я ушел... Думаешь, мне стоит поговорить с ним?

Мы одновременно кивнули.

– Ладно, поговорю при случае. Пойду к Цинкаледу, проведаю его. – Он встал, открыл дверь и растворился в холодных сумерках.

– Да он же только что пришел из конюшни, – растерянно произнес Руаун. – Он со своим зверем проводит больше времени, чем с родными. – Рыцарь сердито бросил соломинку, которую крутил в руках, в очаг. Да, так оно и было. Я тоже ощутил раздражение, но ничего не сказал.

Следующая неделя мало отличалась от предыдущей. Мордред ап Лот и Руаун, похоже, подружились и вместе ездили на охоту. Лорд Гавейн больше ни словом не обмолвился о своем брате до тех пор, пока Руаун снова не завел об этом разговор.

Рыцарь выслушал Руауна и холодно произнес:

– Я говорил с ним. Вы зря думаете, что он все тот же Медро, которого я знал годы назад. Он делает только то, что хочет мать. – Руаун покачал головой и хотел что-то возразить, но лорд Гавейн ему не позволил. – Им движет вовсе не любовь ко мне, не любовь к Свету. У него свои цели, и они мне не нравятся. Брат, я прошу тебя перестать с ним общаться. Я не верю ни одному его слову!

Однако мы не послушались. Я решил, что у милорда просто не получился разговор с братом, они, должно быть, поссорились, все-таки прошло несколько лет с тех пор, как они расстались…

У меня прибавилось дел. Как-то раз, когда мы опять гостили у Мордреда, Эйвлин отправили за чем-то. Я опять вызвался ей помочь. Мы как раз возвращались из Зала с кувшином вина, когда Эйвлин повернулась ко мне, и с каким-то ожесточением спросила:

– Неужто ты не боишься проклятия?

– Какого еще проклятия? – опешил я, хотя тут же сообразил, что говорит она о проклятии для братоубийцы.

– Звезды небесные! Да то самое проклятие, которое лежит на мне из-за моего отца! Какие еще проклятия, по-твоему, у меня могут быть?

– А-а, это, – я беспечно отмахнулся. – Не верю я ни в какие проклятия.

Она остановилась, как вкопанная, уперла руки в бедра уже знакомым жестом, и осмотрела меня с ног до головы.

– Дурак, да? Не веришь в магию крови и железа?

Я тоже приосанился и заявил:

– Я, между прочим, христианин, живу в христианской стране! Даже если кровь и железо могут нести проклятие, то кровь и вода их искупают. Чар я не боюсь.

– Ишь, расхрабрился! И миледи не боишься? – спросила она очень тихо. Меня обдало холодом, и я промолчал. – Ага! В это ты веришь. Ну и ладно. – Она пошла дальше.

Я поспешил за ней.

– Послушай! Я согласен, твоя хозяйка способна наводить ужас. Но это же ничего не меняет. Я верю, что сила Христа сильнее любых проклятий. Да хоть бы твой отец поубивал всех своих братьев, да и родителей в придачу, ты-то здесь причем?

Она ощутимо вздрогнула.

– Хочешь сказать, что ваше христианское колдовство настолько могучее? Я слыхала кое-что… А ты в самом деле христианин? – Я кивнул, и она снова остановилась, глядя на меня с подозрением. – А правду говорят, что вы кровь младенцев пьете?

Вопрос убил меня наповал. Я знал, что Оркады – языческое королевство, но такая мысль – слишком даже для язычников.

– Святые ангелы! Да с чего ты это взяла?

– Ну, все так говорят, – похоже, она немного смутилась. – Ты хочешь сказать, что это вранье?

– Да еще какое! Христиане не колдуют. Нам это строго запрещено. А уж насчет того, чтобы пить кровь или еще что-нибудь такое… Полная чушь!

– Ну и ладно. – Она пожала плечами. – Просто я слышала, что у христиан был такой обряд, когда младенцев убивали и кровь пили. У нас в Дунн Фионне все слуги так говорят. Вот я и подумала, что это тоже какое-то колдовство, ну, сродни магии моей хозяйки. А что? Запросто! Она, вон, годами пытается Пендрагона убить, да ничего не получается. А раз ты говоришь, что у христиан нет колдовства, значит, просто далековато для ее магии. Если, конечно, кто-то не защищает Артура. Ты точно знаешь, что никаких таких ритуалов не бывает? Или ты просто не слышал про них?

Я начинал понимать, откуда взялись эти вздорные идеи.

– Ритуалы у нас есть, – я постарался говорить как можно убедительнее. – И я тоже участвовал в одном таком. Но в причастии используют хлеб и вино, а вовсе не мясо и кровь. Хлеб для причастия выпекают специально. Моя мама пекла такие маленькие хлебцы... Но христиане говорят, что с хлебом и вином происходит пресуществление, и после этого они превращаются в плоть и кровь.

– Ах, вот оно в чем дело! – сказала Эйвлин.

– Да, это могучий обряд, – настаивал я. – В нем заключена тайна!

– Что, вот в этих маленьких хлебцах – тайна? – Она презрительно щелкнула пальцами. – Из-за этого выдуманного колдовства вы смеетесь над проклятиями? Ты, видно, и в самом деле дурак!

– Да не боюсь я твоих проклятий! – воскликнул я и попытался объяснить ей суть таинств Христа, рассказать о Его победе над смертью и адом. Пришлось объяснять, что Христос был Богом и человеком в одно и то же время. Конечно, я запутался, сбился на проповедь. Эйвлин скептически посматривала на меня, время от времени вставляя едкие комментарии. Наконец, я сдался и опять угрюмо заявил, что не боюсь никаких проклятий.

– А-а, все вы так говорите, – она пренебрежительно махнула рукой. – А сами боитесь миледи. И ты будешь бояться меня, потому что на мне проклятие. Вот увидишь!

– Нет, не буду! – взорвался я. – Я ведь сам вызвался помочь тебе. Вот ты говорила, что сегодня будешь перестилать постель миледи. Хочешь, я помогу?

Она подняла брови, но, подумав, согласилась. И я помогал ей, как мог, отчасти потому, что хотел помочь, отчасти из-за того, чтобы доказать: не боюсь я никаких проклятий! Только к концу дня я заметил ее самодовольную улыбку и начал подозревать, что меня просто используют, действительно, как дурака.

И все же я помогал ей. Помогал и на следующий день, и потом. Иногда она просила меня помочь, иногда я вызывался сам, доказывая, что мне нипочем все проклятия на свете и уж тем более какая-то леди Моргауза с Оркад. Я бы, наверное, не стал этого делать, но эта пухленькая Эйвлин оказалась хитрющей. Я сталкивался с такими женщинами на рынке. А Эйвлин могла бы дать им сто очков вперед. Ей бы больным скотом торговать, с ее-то острым язычком и чувством юмора. Единственное, что ее могло приструнить, – ее хозяйка. Мне пришлось пару раз столкнуться с леди Моргаузой, и она понравилась мне еще меньше, чем при первой встрече. Она же вообще не обращала на меня внимания. Я заметил, что Эйвлин разительно менялась, когда леди Моргауза появлялась неподалеку, и даже после того, как она уходила, девушка еще долго оставалась молчаливой и подавленной.

Когда я помогал Эйвлин прибираться в комнате хозяйки, я озирался по сторонам, но не находил никаких доказательств магических занятий леди Моргаузы. Да, у нее в покоях было несколько книг, но мне-то почем знать, что это были за книги? Мордред настаивал на том, что его мать никакая не ведьма, а ее репутация – просто выдумка, чтобы как-то объяснить ум, красоту и умение управлять королевством. Ну, и еще потому, что она все-таки особенная женщина. Так и брат мой, говорил Медро, тоже выглядит не как все. Вот тут я с ним был решительно не согласен. Лорд Гавейн совсем не походил на мать. Наверное, сказал я себе, он просто хочет, чтобы так оно и было.

Прошли две-три недели, и Руаун решил, что Гавейн и Медро должны, наконец, поговорить и уладить свои разногласия. Однажды днем он пригласил Медро к нам в хижину и задержал его допоздна, не предупредив Гавейна о том, что у нас гости. Они как раз вели обычный непринужденный разговор, когда открылась дверь и вошел лорд Гавейн. За дверью уже сгущались сумерки, шел дождь, так что мой хозяин промок и выглядел усталым. Войдя, он первым делом заметил Медро. Оба замерли. Мне показалось, что сейчас хозяин повернется и опять выйдет под дождь, то ли в конюшню, то ли еще за чем. Руаун вскочил, приветствуя Гавейна, и предложил ему меду. Лорд Гавейн даже не посмотрел на него. Он стоял, не отрывая глаз от брата.

Мордред тоже смотрел на него. Два лица, темное и светлое, не выражали ничего, только глаза блестели холодно и жестко. Миг, и лорд Гавейн одним широким шагом пересек комнату и встал перед братом, глядя на него сверху вниз. Через так и оставшуюся открытой дверь в дом струился мокрый ночной запах. С плаща рыцаря уже натекла небольшая лужица на полу.

– Что ты здесь делаешь? – лорд Гавейн задал вопрос совсем тихо, но очень опасным голосом.

Мордред встал возле очага, и стряхнул с плеча золу. Он посмотрел на Руауна и нерешительно улыбнулся.

– Меня пригласили в гости, брат. Но если ты недоволен, я уйду.

Лорд Гавейн в свою очередь оглядел нас двоих.

– Я верю, что тебя пригласили. Но я спросил, что ты делаешь?

– Вот, на арфе играю. Как ты меня учил. Что в этом плохого?

– Ты понимаешь, о чем я спрашиваю. – Лорд Гавейн пристально смотрел на брата. Вода проложила на его лице крохотный ручеек от волос через щеку. В свете очага лицо стало казаться бронзовым. Его голос изменился, приобрел еще большую глубину и серьезность. – Помнится, ты хотел стать героем, таким же, как Кухулин, обрести силу, отвагу и честь. Что случилось потом? Почему ты променял все это на ночные нашептывания? С какой стати ты возмечтал о пурпурном плаще?

Мне показалось, что в глазах Мордреда мелькнула мглистая пелена. Наверное, все-таки показалось, потому что в следующую минуту он улыбнулся, печально и с какой-то внутренней болью, и теперь я уже не помнил этого промелька.

– Ты настолько жестокосердный? – спросил Мордред брата. – Для тебя ничто и твоя семья, и твоя родина? А ведь ты любил все это когда-то. Неужто ты променял нас на белого коня, светящийся меч и место за столом Пендрагона?

– Я ничего и ни на что не менял, – ровным голосом ответил рыцарь. – Я отдал всего себя Свету. Заметь, не Артуру, а Свету. Как бы дорого мне не пришлось заплатить за свое решение, оно того стоило. Ты ведь в таком же положении, Медро? Только отдал ты себя Тьме, не так ли?

Медро быстро подошел к двери и встал, держась за щеколду.

– Мне нечего здесь делать, – напряженным голосом произнес он. – Руаун, завтра, как договаривались, идем на охоту. Доброй ночи, Гвальхмаи. – Медро вышел, закрыв за собой дверь.

Руаун сердито посмотрел на Гавейна, но промолчал.

Хозяин тяжело вздохнул, расстегнул плащ и некоторое время держал его у очага. Потом сел и посмотрел на нас.

– Не верьте Медро, – промолвил он тяжело. – Что бы он не делал, нам это не на пользу.

Руаун ничего не сказал. А я тем более не знал, что сказать. Понятно, что милорд плохо относится к брату. Наверное, у него есть основания. Через некоторое время, чтобы прервать молчание, я предложил хозяину мед. Может, он еще что-нибудь скажет? Но он взял мед, стряхнул узкой рукой капли дождя с волос и начал неторопливо прихлебывать горячий напиток.

Следующим днем я отправился к Эйвлин. Постучал в дверь и не услышал ответа. Пришлось постучать еще раз. На этот раз мне ответили: «Входите». Я толкнул дверь и замер на пороге. В комнате, спиной ко мне сидела перед зеркалом леди Моргауза. Она завязывала собранные черные, как смоль, волосы золотой нитью. Льняная сорочка, ее единственная одежда, не скрывала ни единого изгиба совершенного тела. В зеркале отражалась моя вытянутая физиономия и открытая дверь. Наши глаза встретились опять же в зеркале. Ее лицо мгновенно преобразилось. Губы сжались в тонкую злую полоску. Я не мог дольше смотреть ей в лицо, уж больно оно стало страшным, и опустил глаза.

– Ты что тут делаешь? – вопреки ожиданиям, голос ее звучал мягко, но способен был проморозить до костей.

– Э-э, Эйвлин, я к Эйвлин пришел, – с трудом вымолвил я. – Мы собирались вместе крышу чинить.

– Она обойдется без твоей помощи. Ступай. Хотя нет, погоди. – Она встала и подошла ко мне. Пришлось отвернуться от зеркала. Мне очень хотелось оказаться где угодно, лишь бы не здесь. Может, убежать? Да только я понимал, что не получится. Кровь во мне словно превратилась в глыбу льда. – Ты ведь слуга Гвальхмаи, так?

– Да, Великая Королева, – пробормотал я.

– О! Так ты можешь помочь мне в одном деле. – Она мило улыбнулась. – Как тебя зовут? – Я облизнул губы. Нельзя называть свое имя, это я точно знал, но все же сказал онемевшими губами:

– Рис, леди, Рис ап Сион.

– Рис, Рис ап Сион, вот как… – Она поигрывала золотым кулоном на шее, пристально глядя мне в глаза.

Голова закружилась. Я сжался внутри, но тут же вспомнил, как хвалился Эйвлин, и дерзко посмотрел в глаза королевы.

Пальцы леди Моргаузы оставили кулон в покое.

– Значит, ты хотел помочь? А твой господин знает, куда и зачем ты пошел?

Сначала я кивнул, а потом отрицательно покачал головой.

– Это он тебе приказал? – спросила королева, все еще улыбаясь. – Ну, конечно, как же иначе! – Она положила руку мне на плечо, слегка наклонилась вперед, и произнесла, раздельно выговаривая слова: – Ты, конечно, доложишь ему обо всем, что видел. Но, имей в виду, я не люблю, когда за мной шпионят. Те, кто это делает, обычно плохо кончают, Рис ап Сион. – Она отпустила меня и, кажется, сразу утратила ко мне всяческий интерес. – Эйвлин сегодня на кухне. Можешь ее там поискать.

Я низко поклонился и ушел. Выйдя за дверь, я чуть не налетел на короля Мэлгуна. Он издал грозный рык и замахнулся. Я увернулся, изобразив глубокий поклон, и поторопился оказаться как можно дальше от покоев королевы. Но все равно успел услышать, как король приветствует леди Моргаузу, и как она отвечает ему низким грудным смехом. Не удержавшись, я обернулся и заметил, как король обнял леди Моргаузу за талию.