Текст книги "Любовь не выбирает"

Автор книги: Джилл Гарриетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Джил Гарриетт
Любовь не выбирает

Пролог

– Любому мало-мальски образованному человеку известно имя мифического царя Эдипа. Изложение истории его жизни можно найти в знаменитых трагедиях Софокла «Царь Эдип» и «Эдип в Колоне». Это позднейшее переложение мифа. Должен заметить, что это имя продолжает волновать художников и сейчас. Только каждое время ищет свою интерпретацию…

– Вы имеете в виду эдипов комплекс? – услышал лектор возглас одного из студентов.

– Это область психологии, – ответил он, улыбнувшись. – И очень ограниченный аспект толкования мифа. Если вас интересуют подробности, можете посетить лекции специалистов по творчеству Зигмунда Фрейда.

Я бы хотел обратить ваше внимание на другое. Речь в дальнейшем пойдет о формировании современных европейских норм социальных отношений… Но об этом чуть позже, а сейчас я изложу вам суть мифа.

Фиванскому царю Лаю предсказали смерть от руки своего сына. Тот решил обмануть судьбу и велел бросить ребенка, проколов ему булавкой сухожилия, в лесах горы Каферон. Мальчика нашли пастухи и отнесли его во дворец бездетного царя Полиба. Тот воспитал найденыша как родного сына.

Когда мальчик вырос, он отправился к Дельфийскому оракулу узнать о своем происхождении. Но тот, не выдавая тайны его рождения, дал прорицание о том, что молодому человеку суждено убить своего отца и жениться на матери.

Юноша, уверенный, что речь идет о его приемных родителях, оставшихся в Коринфе, решил не искушать судьбу и отправился искать счастья в дальние страны.

На перекрестке трех дорог он встретил колесницу богатого горожанина, который был настолько с ним груб, что Эдип не выдержал… Он убил дорожным посохом царя Фив (а это был именно он) и его слуг. Не зная о том, что первая часть предсказания свершилась, он продолжил путь в Фивы.

Город много лет страдал от владычества сказочного чудовища Сфинкса. Только тот, кто сможет отгадать загадку, станет освободителем города. Юноша легко отгадал загадку Сфинкса, и тот от горя кинулся со скалы в море. Город был освобожден. Восторженные горожане предложили Эдипу в награду стать их царем и жениться на овдовевшей царице Иокасте. Так исполнилась вторая часть предсказания – Эдип женился на своей матери.

А вот дальше начинается уже другая история. История расплаты Эдипа за невольно совершенные действия.

Через много лет он узнает о том, что женат на собственной матери и является убийцей отца. Иокаста не вынесла этого известия и повесилась. А Эдип… Есть несколько версий его смерти. Самая распространенная из них, что он сам выколол себе глаза и погиб от преследования эринний, богинь судьбы.

Хочу обратить ваше внимание на тот факт, что Эдип не ведал, что творил. И тем не менее был жестоко наказан.

Если в более ранних мифах человек не мог быть осужден за свои поступки (всему причиной был рок, судьба), то здесь впервые мы сталкиваемся с мыслью о личной ответственности.

– Но ведь он был ни в чем не виноват! – возмутился все тот же неугомонный студент.

– Вы уверены? – серьезно спросил преподаватель. – А разве действия, которые мы совершаем в жизни даже неосознанно, не ведут к определенным последствиям?..

1

Свежий ветер обдувал разгоряченную кожу лица и трепал волосы. Всегда прилизанная прическа была его визитной карточкой. Сейчас она совершенно не соответствовала его представлениям о хорошем тоне. К черту хороший тон! Сегодня он должен успеть. Он должен выжать из своей старушки все ее лошадиные силы, чтобы явиться хотя бы раз в жизни вовремя! Еще не хватало, чтобы он не успел на погребение своего единственного отца.

Ральф вдавил педаль газа почти до упора, но машина не могла ехать быстрее, чем ей было предписано. Отец несколько раз предлагал ему подарить новую машину, но он отшучивался, говоря, что слишком любит свою старушку и не хочет менять верную подругу на новую, красивую, но совершенно ему неизвестную пассию. В этой отговорке, конечно, содержался некий намек на принципиальные расхождения в мировоззрении отца и сына, но оба делали вид, что обсуждают исключительно машину. Отец не так часто пытался вернуть былые отношения, Ральф был ему за это несказанно благодарен. Они существовали в этом мире независимо и одиноко, любя друг друга, но не понимая и не прощая.

Наверное, даже между самыми умными и верными друзьями может встать женщина. Когда-то они с отцом очень дружили. Ральф поморщился от этой мысли как от зубной боли. Теперь ничего не изменить и ничего не вернуть назад. Поздно… В горле защипало, а в глазах появился сыпучий песок. Он тряхнул головой и пошире открыл глаза, чтобы видеть дорогу. Он не должен вспоминать и чувствовать. Ему всего лишь надо доехать и попытаться разобраться, что произошло.

* * *

Отцу два месяца назад исполнилось шестьдесят. Это не тот возраст, когда умирают так внезапно. Мистер Грин-старший мог любого положить на лопатки не только силой своего интеллекта и фантастической интуицией, но и в прямом смысле этого слова.

Генри Грин был чертовски силен и спортивен. Он никогда не болел и смеялся над жалобами ровесников, которые соблюдали диеты и ездили на оздоровительные курорты. Еще бы! У него просто не было этих проблем. Он мог есть все, что душе угодно, пить, сколько хочется, танцевать до утра, хохотать с молоденькими дочками деловых партнеров и заставлять их умолять его остановиться и не шутить больше, потому что они готовы умереть от смеха; он мог обливаться ледяной водой, выигрывать у молодых в теннис…

Господи, чего он только не мог!

Единственное, чего он не мог сделать – это умереть! Вот так – просто умереть! Вдруг! Не сказав Ральфу ни слова…

В конце концов, ведь я тоже его единственный сын, разозлился Ральф и опять мотнул головой. Он все еще не верил, что звонок мачехи не розыгрыш. Это было бы слишком даже для ее странной натуры. А предположить, что ей могла прийти мысль таким образом заманить его в отчий дом, было слишком дико.

Значит, все правда… И он увидит отца в строгом траурном костюме, с сомкнутыми губами, с закрытыми глазами, тихого и молчаливого. Он переступит порог родного дома через столько лет только для того, чтобы навсегда попрощаться с самим собой. С тем, каким он был или всегда хотел быть. Навсегда похоронить тайную мечту когда-нибудь сидеть напротив отца в своем любимом кресле в библиотеке, за которым он когда-то прятался от его справедливого гнева, и говорить с ним на какие-нибудь мужские темы… И чтобы слышался из соседней комнаты смех его детей и тихий голос жены. И чтобы видеть, как отец скрывает свою нежность к внукам и гордость невесткой. И как прячет он за иронической усмешкой желание сказать, что он всегда знал, что его сын настоящий ученый.

Всего этого никогда не будет. Ральф слишком был похож на собственного отца. Так же упрям и скрытен. Они уперлись в своем непонимании. Они просто никогда не смогли заговорить об этом. Потому что слишком любили одну и ту же женщину…

* * *

Как ни спешил Ральф, он все-таки решил заехать на заправку. Все равно по дороге. Он уже пересек черту города. До дома отца оставалось каких-то десять минут. Сейчас он проедет немного прямо, потом свернет у светофора направо, потом еще минут пять, и вот они – ажурные ворота, ведущие в райские кущи.

Ральф не мог отделаться от желания иронизировать по поводу богатства его семьи. Так было легче перенести то, что ему предстояло. Ирония по поводу его происхождения и золотой ложки, которую он держал во рту при рождении, была надежным щитом от боли, вызванной сообщением о внезапной кончине отца. Ральф хорошо представлял фальшивые скорбные лица, которые он увидит через несколько минут. Как же им хочется, чтобы скорее окончились все формальности, связанные с погребением, и началось священнодействие, называемое чтением завещания. Вожделенная мечта каждого прихлебателя в богатом доме состояла только в одном – быть упомянутым в завещании.

Мысль о том, что он теперь наследник империи отца, не вдохновляла Ральфа. Он давно решил для себя, что не нуждается ни в его деньгах, ни в ореоле его знаменитого имени. В университете он при всякой возможности подчеркивал, что не имеет к уважаемому семейству ни малейшего отношения.

Смешно сказать, но ему это удавалось. Он специально долго выбирал место работы, где наверняка не встретит никого из знакомых, которые могут раскрыть его маленькую тайну. Вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что отпрыск одного из богатейших людей страны может работать простым преподавателем древней истории и скромно жить на заработанные деньги.

Приятелей у него было немного, девушки долго не задерживались в его холостяцкой квартире, а всякие попытки познакомиться с его семьей приводили почти всегда к немедленному разрыву. Он не собирался делиться ни с кем своей историей, своей печалью и своей независимостью.

С того самого дня, когда он объявил отцу о том, что не собирается жить с ним под одной крышей, он перестал претендовать и на его помощь. Маленький принц превратился в нищего. Отец со свойственным ему оптимизмом надеялся, что сын одумается, то есть не сможет соизмерять свои привычные потребности с реальными возможностями молодого преподавателя.

Но мистер Грин ошибся. У Ральфа был такой же упрямый характер и достаточная доля юношеского анархизма. Он не хотел принять «нового» отца, не пожелал признавать естественную логику течения жизни. Если уж терять, то все, решил он и постарался не отступать от намеченной цели. Если его отец смог когда-то создать фантастическую финансовую империю, имея только хорошую голову и исключительную любовь ветреницы-фортуны, то и он сможет прожить свою собственную жизнь, посвященную поискам утраченных человечеством ценностей.

Ральф не просто любил древнюю историю, он жил в другом мире, в мире, где человек был прост, чист и наивен. А для того, чтобы оказываться в любимой обстановке, ему не нужны были миллиарды – вполне хватало воображения и книг.

* * *

Обо всем этом он думал, тупо глядя, как симпатичный юноша заправляет его старушку. Парень радостно улыбался, занимаясь немудреной работой, и Ральф вдруг почувствовал себя старым. Так можно улыбаться, когда впереди тебя ждет свидание с девушкой и утренняя трепка от отца, которому не нравятся ночные отлучки сына.

Ральфу уже никто не может сказать, что он не прав. Единственным человеком, которого он стал бы слушать, делая вид, что это ему совершенно безразлично, был только Грин-старший. Теперь он абсолютно свободен в своих поступках и совершенно одинок в этом мире. То, чего Ральф так долго добивался, случилось… Лучше бы не такой ценой…

Ральф повернул ключ зажигания и мягко тронулся, понимая, что время, отпущенное на воспоминания, кончилось. Сейчас он окажется в самой реальной реальности.

* * *

Кованые ажурные ворота были конечно же оснащены камерами наблюдения. Ральф нажал кнопку звонка и помахал рукой пустому глазу, приняв самый независимый вид. Пусть все, кто видит его, не думают, что он волнуется. А он испытывал ужас, потому что не переступал порог отчего дома уже пятнадцать лет. Он даже не представлял себе, что можно так бояться того, что увидит свое прошлое. Как во сне, усмехнулся Ральф, подруливая к центральному входу. Все то же и не то…

Дом показался ему нахмуренным и враждебным. Было впечатление, что внутри никого нет, хотя Ральф понимал, что за каждым его движением наблюдают. Он в который раз упрямо тряхнул головой и дотронулся до золоченой ручки массивной дубовой двери.

* * *

– Ральф, милый, как быстро ты добрался, – услышал он мелодичный голос и на минуту зажмурился.

Он уже начал забывать, какой у нее голос. Мягкий, обволакивающий, низкий… Волшебный голос. Так говорят в кино героини или небесные чаровницы, которые приходят во сне к юношам. Она знала власть своего голоса и умела ею пользоваться. Отец всегда соглашался с ней, когда она начинала так говорить. Когда-то Ральф, как спутники Одиссея, чуть не сошел с ума от этого голоса…

Ральф открыл глаза и постарался улыбнуться. Как же она хороша! Прошедшие годы не убавили, а прибавили ей красоты и шарма. Из просто красивой молодой женщины она превратилась в изысканную светскую львицу. Фигура перестала быть точеной и чуть угловатой, а налилась силой и томностью, грудь потяжелела, бедра стали чуть шире, а щиколотки, наоборот, стали изящней и тоньше. Шея мраморная, высокая, гордый подбородок, особый абрис скул… Как это называл отец? Голодные… Сливовые глаза, в которые не попадает свет из-за пушистых и длинных ресниц. Губы… Полноватые, прекрасного рисунка… Он помнил эти губы, помнил, как они чуть растягиваются в улыбке в правом уголке. Всегда только в правом… Волосы… Тяжелые, густые, цвета соломы… Она теперь убирает их в пучок. Огромный пучок, который мог бы надломить менее гордую шею.

Ральф увидел ее всю. До накрашенных розовым лаком пальчиков на ногах, которые были скрыты тонкими чулками и остроносыми туфельками… До ключиц, которые выступали под тонким кашемировым джемпером… До трепещущих ноздрей, которые как всегда уловили запах его волнения и его желания.

И он опять возненавидел себя. Как пятнадцать лет назад, когда увидел ее впервые и понял, что не хочет называть ее мачехой, потому что не хочет делить ее с отцом или с любым другим мужчиной… Он думал, что освободился от наваждения…

Черт подери, она всегда знала, что с ним происходит!

Она улыбнулась ласково и печально, вздохнула, как бы извиняясь за свою природу, и убрала протянутую руку.

– Как добрался, милый? – спросила она, нарушая повисшую плотную тишину.

– Хорошо, – чересчур резко ответил он. – Я хотел бы пройти.

Она повела плечами и отступила от двери, пропуская Ральфа в холл. Он сделал несколько шагов и остановился, потрясенный. Здесь совершенно ничего не изменилось: те же тяжелые кожаные кресла, фотографии на каминной полке, вазы с цветами, картины, портьеры, пушистый ковер, тяжелый длинный стол у дивана, раскрытые книги. Казалось, что он слышит громкий смех отца, который говорит с кем-то по телефону. Как будто еще не ушел отсюда…

Ральф повернулся и встретил ее виноватый взгляд. Она быстро опустила голову и опять повела плечами.

– Я не буду тебе мешать. – Ее голос был чуть надтреснутым. – Пойду к себе. Базиль проводит тебя в твою комнату. Прими душ, переоденься. Поговорим, когда захочешь.

– Думаю, нам есть о чем поговорить, – резко ответил Ральф. Он не собирался ее жалеть. В конце концов, это она виновата в том, что он не был здесь так долго и не провел с отцом эти годы. – Я готов выслушать все сейчас. Объяснения по телефону меня не слишком устроили. Что здесь произошло?

Она поправила свой тяжелый пучок. Ральф заметил, что рука ее дрожит. Потом направилась к креслу. Движения были медленными и неуверенными.

– Ты хочешь говорить сейчас? – спросила она, опускаясь в кресло.

– Да, – упрямо ответил он. – Я слишком долго ехал сюда, чтобы ждать.

– Я не могу добавить ничего, кроме того, что говорила по телефону.

– И тем не менее…

– Он был немного болен, – начала она неуверенно, – совсем чуть-чуть. Легкая простуда. Мы совершенно не волновались. Пару дней он не хотел признаваться, что чувствует себя неважно. Потом согласился остаться дома. Ты же знаешь, что для него это совершенно невозможно…

– Знаю, – нетерпеливо перебил ее Ральф, она говорила совсем не то. – При чем тут это?

– Потом он два дня провел в постели, – продолжала она, как бы не слыша замечания пасынка. – Я позвонила доктору. Он сказал, что это простуда, переутомление, выписал витамины, посоветовал просто отлежаться и провести неделю дома.

– И что?!

– В тот день он спал в саду. Я считала, что он идет на поправку. Но он не проснулся… – Последние слова она почти шептала.

– И все?! – поднял брови Ральф. – Это все, что ты можешь мне сказать?

– Все, – просто ответила она и укоризненно посмотрела на Ральфа. – Это все, что знаю я. Остальное сказали врачи. Окончательный диагноз – обширный инсульт…

– С какой стати? – спросил Ральф. – У него были проблемы с давлением?

– Нет… Никогда, – покачала она головой. – Ты же знаешь, что он никогда не жаловался на здоровье…

– Это-то меня и удивляет. – Он пытался скрыть раздражение, но ему это мало удавалось. – Отец был потрясающе здоровым человеком. Может быть, он что-то скрывал?

– Как можно скрыть что-то от женщины, которая спит с мужчиной каждую ночь рядом? – удивленно вскинула она голову.

Ральф понял, что лицо его заливает краска. Она так спокойно говорила о своей близости с отцом, что в нем зашевелилась ревность, с которой он боролся столько лет. Он даже не понимал сейчас, какого рода была эта ревность. Что ранит его больше? Ее любовь к отцу или любовь отца к ней, которая вытеснила сына из его сердца. Стоп! Он не для этого приехал сейчас. Есть проблема куда более важная…

– Значит, ты не замечала ничего особенного? – как можно более спокойно спросил он.

– Нет. Он был чем-то расстроен последнее время, но здоров. Небольшая простуда… Только и всего…

– Да… – протянул Ральф, – небольшая простуда.

– Ты можешь поговорить с доктором, – тихо сказала она. – Я сама ничего не понимаю.

– Поговорю, – кивнул Ральф, понимая, что требовать чего-то от женщины, которая потеряла мужа, сейчас бесполезно. По ее лицу было видно, что она подавлена.

У них не общее горе, а у каждого свое. И ему надо постараться не обвинять ее, а просто разобраться и принять факты. Отец был слишком жизнелюбив и вполне мог скрывать свои проблемы.

– Во сколько я должен быть готов? – спросил он, заканчивая разговор.

– Через два часа. Базиль пригласит тебя. Я не буду тебе мешать…

Ты мешала мне эти пятнадцать лет, хотелось крикнуть ему в это прекрасное лицо, ты погубила мое сердце, ты разлучила меня с отцом!.. Но он только криво улыбнулся, кивнул и отправился в свою комнату ждать свидания с последним родным человеком на этой земле.

– Лиз! – услышал Ральф голос, который меньше всего ожидал услышать в этом доме. Как, однако, далеко зашли их отношения, если брат отца позволяет себе называть ее так.

– Лиз, куда ты запропастилась? Я жду уже полчаса, – продолжал настаивать Хью Грин, младший брат почившего в бозе хозяина дома. – Ты не говорила, что уйдешь так надолго…

Ральф увидел сначала только носки его ботинок. Они лениво передвигались со ступеньки на ступеньку. Он, видимо, решил спуститься и проверить, чем занимается его прекрасная невестка. Ральф почувствовал, что волосы на его загривке встали дыбом. Он не любил Хью. Природу их специфических отношений с отцом он никогда не понимал до конца. Знал только одно: между ними что-то произошло очень много лет назад и это позволило его отцу отказать брату от дома.

У Хью был небольшой, но довольно доходный бизнес, который давал ему возможность жить безбедно. Однако отец никогда не предлагал брату принять участие в своем бизнесе или хотя бы занять место управляющего одной из компаний, который получал бы несравнимо больше одинокого предпринимателя и гораздо меньше рисковал.

Дядя был владельцем небольшого антикварного салона. Он умел находить выгодных клиентов и эксклюзивные вещицы, которые продавались за такие хорошие деньги, что комиссионных вполне хватало на содержание хорошего дома, дорогие костюмы и последние модели машин.

Ральф знал, что отец всегда с легким пренебрежением относился к делам брата, так как считал все это мышиной возней. Конечно, человеку, вокруг которого крутился весь мир, было смешно наблюдать за барахтаньем в мелкой и мутной воде, но отец никогда не распространялся на эту тему. Ему было достаточно того, что брат не висел у него на шее и не требовал денег.

Ральф никогда не любил своего дядю, более того – даже не считал его родственником. Он просто привык учитывать его наличие, и не больше. Они не виделись почти пятнадцать лет, и Ральф не сильно переживал по этому поводу. Как ни странно, он меньше всего ожидал увидеть его сегодня здесь. Хотя чему здесь удивляться? Стервятники всегда слетаются, чтобы полакомиться мертвечиной.

Ральф подумал так, и ему на мгновение стало стыдно. Какое он имеет право осуждать дядю? Они были родными братьями… Он ведь точно не знал, что между ними произошло. Похороны не тот момент, когда надо сводить счеты. Тем более когда это не твои счеты…

И тем не менее Ральфу было неприятно видеть Хью и слышать его интимный капризный голос, обращенный к мачехе. Почему-то мелькнула мысль, что он слишком удачно выбрал время, чтобы приехать в дом брата. Теперь ему никто не может помешать…

Чему помешать? – одернул себя Ральф. А кто тебе теперь может помешать? Ты-то зачем сюда приехал? Проститься с отцом? Получить его деньги? Опять оказаться рядом с Элизабет? До момента, пока он не увидел острые носки ботинок дяди, Ральф мог убеждать себя в том, что его больше всего интересует отец, но теперь в желудке его шевельнулся нехороший холодок. Чем он лучше всех остальных? Почему он явился только сейчас? Он ведь нужен был отцу, пока тот хотел его видеть. А сейчас? Он ведь тоже приехал поучаствовать в дележке… Благо есть что делить. Он поморщился от отвращения к самому себе и своим мыслям.

* * *

Ботинки замерли на середине лестницы, потом устремились вниз. Через секунду дядя сделал последний шаг к блудному племяннику, которого все-таки заметил. Или это мачеха сделала ему знак?

– Ральф, дорогой, – нараспев произнес он, – как давно мы не виделись! Дай мне обнять тебя!

Ральф видел фальшивый блеск водянистых голубых глаз и нерешительное движение рук, которые готовились превратиться в родственные объятия. Уклониться от ритуального лобызания было уже почти невозможно. Ему не хотелось огорчать отца, дух которого был над ними или с ними. Хотя, скорее всего, Грин-старший потешался сейчас над потугами двух взрослых мужчин сыграть в игру «дай я тебя расцелую, мой дорогой родственник». Отец умел и любил ставить других в щекотливое положение, испытывая мужчин на прочность, а женщин на нежность и доброту. Мало кто выдерживал…

– Ну, не отстраняйся, давай обнимемся, – предложил дядя, в голосе которого был скорее вопрос, чем предложение. – Такая потеря…

Ральф вдруг понял, что сейчас дядя попытается превратиться в младшего брата, которому придется вытирать слезы. Но он-то тут совершенно ни при чем. Скорее, это он, Ральф, младшенький. Хотелось бы ему позволить себе расслабиться.

* * *

Отец приучил его быть взрослым в тот самый день, когда они вдвоем стояли у постели умирающей матери. Ральфу было всего семь. Он давился слезами и захлебывался от тихих, но безудержных рыданий. Мать гладила его по руке и уговаривала не отчаиваться. А отец, долго наблюдавший эту трогательную картину, вдруг изменился в лице и поманил его пальцем, показывая головой на дверь. Ральф поплелся за ним, ожидая, что за дверями комнаты отец начнет заглядывать ему в глаза и уговаривать не плакать. Но мистер Грин поступил по-другому. Он поднял сына за шкирку и хорошенько потряс его. Слезы от такой неожиданности моментально высохли, а рыдания так и остались где-то глубоко в груди.

– Ты что себе позволяешь? – гневно спросил отец. – Ты что не понимаешь, как ей больно?

– Папочка… – попытался всхлипнуть Ральф.

– Запомни, женщина не должна видеть тебя слабым. Никогда! Ты мужчина, и у тебя есть единственное право – быть сильным.

– Я… – попытался опять пискнуть сын.

– Ты никогда не будешь ныть, если тебе больно. Женщине всегда в тысячу раз больнее. Тем более твоей матери. Она очень любит тебя, поэтому ей еще больнее. Лучше разжуй себе зубы, но никогда не показывай, как тебе плохо. Ты понял меня? – Отец заглянул ему в самые зрачки. Глаза его были ярко-черными.

Ральф испугался этого взгляда больше, чем слов, которые произносил отец. Он не слишком понимал их смысл. Только потом, лежа ночью под мягким теплым одеялом и пытаясь пожалеть себя, он вспомнил все, что говорил отец, и осознал…

Это был первый урок мужества. Женщина всегда права, и она не должна видеть твою слабость. Это он запомнил навсегда. Когда матери не стало и они остались вдвоем с отцом, никто из них не позволил себе ни одного лишнего слова и ни одного вздоха. Может быть, стоило поплакать однажды вместе, но Ральф упрямо исполнял наказ отца и старался быть сильным и взрослым.

Если бы они тогда пережили свое горе вместе, они смогли бы поговорить и решить проблему, связанную с Элизабет…

Никогда нельзя закрыть глаза и ждать, что все уладится само собой. То, что не решено, обязательно догонит тебя и потребует ответа.

* * *

– Прости, Хью, но я не вижу необходимости обниматься, – довольно грубо ответил племянник. – Думаю, мы оба понимаем, что это всего лишь дань глупой традиции.

Дядя укоризненно покачал головой, но отступил назад.

– Ты давно здесь? – продолжал Ральф в том же тоне. – Отец сам пригласил тебя?

– Да, представь себе, – ответил Хью, – он сам пригласил меня. У нас были кое-какие дела. К тому же могу констатировать, что со временем люди умнеют. Твой отец наконец признал, что был не совсем прав по отношению ко мне.

Теперь брат отца говорил развязно и довольно нагло, наблюдая за реакцией Ральфа. Он засунул руки в карманы брюк и плавно раскачивался с носка на пятку. Ральф спокойно смерил его с головы до ног и развернулся, чтобы уйти: разговаривать было не о чем. Пока он не поймет, что тут происходило в последнее время, ему все будут казаться убийцами. Надо держать себя в руках.

– Ты больше ничего не хочешь мне сказать? – попытался остановить его Хью. Видимо, ему не хотелось чувствовать себя побежденным.

– Когда мне будет что сказать, – повернул голову Ральф, – я дам знать.

– Как хочешь… – пожал плечами Хью и повернулся к Элизабет, как бы ища поддержки.

Ральф заметил этот взгляд и с замиранием ждал, что сделает мачеха. Но Лиз сидела, вжавшись в кресло, она не слушала разговор мужчин, а думала о чем-то своем. Она даже не подняла головы. Это слегка успокоило Ральфа, и он отправился в свою комнату, чтобы прийти в себя после встречи с родственниками.

* * *

В голове Ральфа был совершенный сумбур. Что-то здесь было не так! Он никак не мог понять, почему отец решил возобновить с братом отношения. Неужели это старость? Или он действительно был очень болен и решил наладить отношения с семьей? Но почему тогда он не позвал его? Что-то здесь было не так…

Ральф был настолько выбит из колеи, что даже ничего не почувствовал, переступая порог комнаты… Впрочем, тут ничего не изменилось. Он мог с закрытыми глазами найти любимые книги и сказать, где лежит его старая бейсболка.

Элизабет ничего не тронула и здесь. Или отец запретил ей делать это? Интересно, он заходил сюда? Нет, скорее всего он не позволял себе этого. Трудно было представить, что отец нежно перебирает его вещи и по его щеке ползет слеза. Ральф до боли сжал зубы: спасительная злая ирония сегодня не сильно помогала…

* * *

Через полчаса Ральф вышел из ванны, с удовольствием чувствуя, как под жесткими струями расслабились мышцы. По спине и ногам сползали прохладные капли, но это тоже было приятным ощущением. Он остановился перед большим зеркалом и посмотрел на себя. Все в порядке: глаза не красные, лицо спокойное.

Когда-то он ненавидел это зеркало. Еще бы! Если каждый день вместо мускулистого спортивного парня оно показывало хорошенького толстенького ангелочка. А потом эти прыщи… Только в старших классах Ральф, который принципиально не изнурял себя в спортивном зале, а просиживал в библиотеке, мог спокойно посмотреться в зеркало. С него как-то сам собой слетел жир, лицо заострилось, грудь и руки обросли мускулами, а ноги стали стройными и достаточно длинными. Он сам не понимал, как произошла эта перемена, потому что не отдавал себе отчета в том, что дальние пешие прогулки по окрестностям города и ведение самостоятельных раскопок были самыми лучшими физическими упражнениями. А поскольку делал он это легко и с удовольствием, тело легко приняло удобную для этого форму. На него даже стали обращать внимание девушки, но он настолько привык находиться среди своих древних героев, что нынешние жители земли его как-то мало интересовали.

Девушек надо было водить в кафе, трястись на дискотеках, обсуждать эти жуткие фильмы… Это было скучно ему, а им было скучно с ним, потому что он ни о чем не хотел говорить, кроме своего Древнего Рима.

Римские парни! Они были совсем другими. Воины, мыслители, поэты. Нет, сегодняшние женщины не могли соответствовать их представлениям. А поскольку Ральф в глубине души считал себя настоящим римским парнем, то он с легким презрением смотрел на девочек из колледжа. Он вообще не любил женщин… До того момента, пока не появилась Элизабет.

* * *

Ральф подошел к окну и уперся лбом в стекло. Он так долго старался не думать о ней. Он не хотел ее видеть. Он убедил себя, что ненавидит ее. Она испортила его жизнь. Она разлучила его с отцом. Она…

Но он до удушья хотел ее. Сейчас. Тогда. Всегда.

Ральф зарычал и замотал головой, но воспоминания уже захватили его. Он вспомнил все. До мельчайших подробностей.

Элизабет появилась в их доме через несколько дней после его семнадцатилетия. В тот день отец небрежно заметил, что вечером они будут ужинать втроем: он хочет познакомить его с одной очень хорошей женщиной. Ральф тогда ухмыльнулся и пожал плечами. Подумаешь, событие! Отец уже много лет был один. Юноша был уже достаточно взрослым, чтобы понимать, что в жизни взрослого мужчины всегда есть женщины. Несмотря на то что отец был увлечен своими делами и проводил на работе почти все время, Ральф догадывался, что иногда он отсутствует дома по другим причинам. В такие дни отец приходил подобревший и не такой серьезный. Он довольно долго и весело разговаривал с сыном, подначивал его и пытался узнать о девчонках из школы. Ральф отшучивался и говорил, что еще не родилась женщина, которая сможет ему понравиться.

К заявлению отца о том, что с ними будет ужинать какая-то дама, он отнесся совершенно спокойно: это должно было когда-нибудь случиться. Пусть женится. Ральфу было даже весело. Это было какое-то новое событие в их спокойной и устоявшейся жизни. Скорее всего, это будет одна из тех милых пожилых женщин, с надеждой смотревших на его неувядающего красавца отца, который и в пятьдесят выглядел гораздо лучше своих молодых товарищей. Неужели какой-то вдовушке удалось уговорить его?

Ральф готовился к довольно скучному и чопорному ужину и вопросам о том, какой путь он выбрал в жизни. Его быстрый ум готовил убийственные ответы. Пусть привыкает.

Когда он увидел Элизабет, у него просто отвалилась челюсть. Во-первых, она была потрясающе молода. Он не дал бы ей и двадцати пяти. Это потом он выяснил, что ей уже исполнилось тридцать три. Высокая, стройная, с золотыми распущенными волосами, с восхитительной застенчивой улыбкой, она одним наклоном головы скрутила его в узел. Он понял, что задыхается. То, о чем он мечтал, что душной темной ночью заставляло его сбрасывать одеяло и стонать от невыносимой сладкой боли, стояло перед ним и протягивало руку. Женщина-желание, женщина-приманка, женщина-убийца…