Текст книги "Паранойя"

Автор книги: Джейсон Старр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Несколько, – с сомнением в голосе повторил Бэрроуз.

– Да, именно, несколько.

– Миссис Сегал, – Бэрроуз повернулся к Поле.

– Воровски, – поправила его она.

– Простите?

– Моя фамилия – Воровски, а не Сегал. Я оставила себе девичью фамилию.

– Извините – миссис Воровски. В котором часу ваш муж пришел домой в пятницу вечером?

Мы с Полой коротко переглянулись. Она беспокойно заерзала на стуле, потом сказала:

– Примерно тогда, когда и сказал, – около девяти.

Я медленно опустил веки – у меня отлегло от сердца.

– Было заметно, что перед приходом домой ваш муж пил? – спросил Бэрроуз.

– Да, – сказала Пола. – Сомнений у меня не было.

– Он сказал вам, что был в «Старой Стойке»?

– Нет, но я знаю, что он бывал там раньше. То есть я слышала от него это название.

– Хорошо, с этим мы разберемся, – сказал Бэрроуз. Повернувшись ко мне, он прибавил: – Скажите, мистер Сегал, у вас в доме есть большие ножи?

– Конечно, – сказал я. Во рту вдруг стало сухо. – Конечно, это зависит от того, что вы имеете в виду под большими.

– С лезвием не короче десяти – двенадцати сантиметров.

– Может быть.

– Конечно есть. – Пола посмотрела на меня.

– Не возражаете, если мы пройдем на кухню? – спросил Бэрроуз.

– Пожалуйста, проходите, – сказала Пола.

– Нет, мы возражаем, – вмешался я. – Я ничего не позволю осматривать в этой квартире без разрешения на обыск и без рекомендаций адвоката. Еще что-нибудь?

Бэрроуз улыбнулся, потом встал. Фримонт тоже встал и захлопнул блокнот.

– По-видимому, нам не имеет смысла и дальше тратить время, – сказал Бэрроуз, обращаясь ко мне. – В конце концов, у вас есть алиби. Мы только проверим, помнит ли кто-нибудь из барменов, что вы были у них в пятницу вечером. Нам нужна ваша фотография, однако, если хотите, мы можем проехать в Джерси, и там вас сфотографирует наш фотограф.

– Я дам вам фотографию, – сказал я.

– Сейчас принесу, – сказала Пола и пошла в спальню.

– Только четкую, – бросил ей вдогонку Бэрроуз.

Я шел впереди детективов, провожая их до прихожей. У меня за спиной раздался голос Бэрроуза:

– Я вижу, в воскресенье вы покупали «Таймс».

Я медленно повернулся и увидел, что он стоит, наклонившись над плетеной корзиной с газетами в углу.

– Да, – сказал я, не понимая, к чему он клонит. – И что же?

– Так, просто обратил внимание, – сказал Бэрроуз. – Я заметил, что газета открыта на разделе «Городская жизнь» – именно там была помещена заметка о нападении.

– Ну и что?

– Так вы читали раздел «Городская жизнь» или нет?

– Я читаю только «Бизнес» и «Новости за неделю», – сказал я.

– Я тоже, – сказал Бэрроуз и улыбнулся.

Повисла неловкая тишина, я старался не смотреть ему в глаза. Наконец вернулась Пола с несколькими фотографиями.

– Эти годятся? – спросила она, потом уточнила, обращаясь ко мне: – Это из поездки в Беркшир.

– Вот эта подойдет, – сказал Бэрроуз и взял сделанную перед отъездом карточку, где я стою на фоне «Красного Льва».

В дверях Бэрроуз спросил меня:

– Последний вопрос. Нет ли часом среди ваших знакомых подростка – длинные волосы, собранные в хвост, бородка клинышком?

– Нет, – ответил я. – А почему вы об этом спрашиваете?

– Так просто, – сказал он и снова улыбнулся. – Мы обязательно снова увидимся, и очень скоро.

Когда полицейские ушли, я сказал Поле:

– Что за бредятина – просто не верится! Они всерьез пытаются повесить на меня убийство – убийство!

– Почему они спросили, знаешь ли ты этого мальчишку?

– Не знаю. Все это – какой-то сплошной кошмар, дурной сон. Я прихожу со своего первого собрания у «Анонимных алкоголиков», и меня с порога обвиняют в убийстве.

– Приготовить чай?

– Мне все равно.

Я пошел в ванную, наклонился над раковиной и плеснул себе в лицо холодной водой. Голова шла кругом, но я наконец смог расслабиться. Понятно, что, поговорив с барменами в «Старой Стойке», детективы снова вернутся, но, по крайней мере, я выиграл время. Но мне не давало покоя одно: почему в полиции вообще решили допросить меня. Я не знал, было ли это обычной частью расследования или они знали, что Рудник солгал насчет подростка.

По дороге на кухню я услышал звук задвигаемого ящика. Когда я вошел, Пола с нарочито сосредоточенным видом выгружала из посудомоечной машины посуду.

– Ты ведь рассматривала ножи, верно? – спросил я.

– Нет, – сказала она. – Я просто убираю посуду.

– Пожалуйста, не надо мне врать.

Еще несколько секунд она продолжала расставлять тарелки, потом перестала и сказала:

– Зачем ты собирал чемодан в субботу?

– То есть?

– В субботу на кровати лежал упакованный чемодан. Ты что, собирался куда-то ехать?

– Да, кстати говоря, собирался, – заявил я. – Я хотел на пару дней переехать в гостиницу.

– Зачем?

– А ты как думаешь? Ты не пускаешь меня в спальню – я думал, что пожить немного врозь пойдет нам на пользу… Да в чем дело, в конце концов? Уж не думаешь ли ты, что это я его убил?

– Конечно нет, я…

– Тогда почему ты так себя ведешь?

– Не знаю.

Она отвернулась, закрыв глаза руками, потом взглянула на меня и сказала:

– Ричард, ну конечно, я не думаю, что ты убийца, но в последнее время наши отношения так испортились, что иногда я просто не понимаю, что происходит.

– Послушай, – сказал я, – все будет нормально. Они ушли и больше не вернутся.

– Почему ты мне ничего не рассказал?

– О чем?

Засвистел чайник. Пола выключила конфорку, и я попросил ее заварить мне «Эрл Грей». Через пару минут она принесла мне в столовую кружку с чаем, поставила на стол и села со своим чаем напротив.

– Может, его убил отец мальчика, – сказал я.

– Ты о чем? – спросила Пола.

– О Руднике, – сказал я, – полицейские говорили, что мальчик из футбольной команды отказался от своих показаний, но предположим, что Рудник все-таки сделал это. Может быть, отец мальчика и убил его – чтоб отомстить.

– Расскажи мне, что произошло, – попросила Пола.

– Как тебе моя теория? – спросил я.

– Думаю, это не исключено.

Она ждала и смотрела на меня.

– Я правда не помню ничего, кроме того, что рассказал детективам. Было и прошло, и теперь я просто хочу об этом забыть.

Мои пальцы стиснули кружку. Пола протянула руку, положила ее сверху на мою и сказала:

– Твоей вины тут нет.

– Я знаю.

– Иногда люди склонны вместо других винить себя.

– Поверь, я себя не виню.

– Тебе не нужно ничего стыдиться.

– Я и не стыжусь.

– И не нужно чувствовать себя виноватым.

– Я и не чувствую. Честное слово, со мной все в порядке. Я понимаю, что ты имеешь в виду, но все это было очень давно, и теперь все кончилось. На самом деле кончилось, потому что Майкл Рудник умер.

– Тебе может только казаться, что все кончилось, – сказала Пола, – но такие вещи просто так не проходят. Может пройти много лет, прежде чем ты поймешь, что именно ты чувствуешь.

– Врач мне не нужен.

– А я и не говорю, что нужен…

– Тебе бы это помогло, но мне не поможет. Поверь, мне гораздо легче справляться с такими вещами самому. Я знаю, что не виноват, что лично со мной все это никак не связано. Все я знаю. Но понимаешь, может, если бы я никогда об этом не вспоминал, у меня было бы больше проблем. Но я точно знаю: этого для меня больше не существует.

– Неизвестно, – сказала Пола. Она выпустила мою руку и села прямо. – Я не собираюсь уговаривать тебя идти к психотерапевту, просто выслушай меня, хорошо? Я лично считаю, лечение тебе поможет, но не хочешь – не надо, это целиком и полностью твое дело. С таким настроем все равно ничего не получится. Но тебе обязательно нужно больше говорить о своих чувствах. Если ты не будешь откровенно обсуждать то, что тебя мучит, это приведет к возникновению у тебя других проблем.

– Но разве сейчас мы этим не занимаемся… не разговариваем по душам?

– Я говорю о том, что это надо делать постоянно. Отныне мы не можем просто… Вот, обрати внимание, как мы живем. Я не помню, когда в последний раз мы серьезно разговаривали. Нам нужно стать ближе. Так, как мы ведем себя, супруги себя вести не должны – это плохо. Особенно сейчас – со всей этой безумной историей, с этим убийством. Тебе еще предстоит столкнуться с массой проблем – очень неприятных проблем, – и нельзя, чтобы ты копил их в себе.

Пола опустила голову, и я вдруг понял, что она плачет. Внезапно все встало на свои места. Вот в чем была ее «большая проблема», о которой она говорила со своим психотерапевтом, но никак не хотела делиться со мной. Это также объясняло, почему она все время повторяла, что ей «трудно сходиться с людьми».

Некоторое время Пола молчала, потом она рассказала мне, что, когда ей было девять, она подверглась сексуальным домогательствам со стороны своего дяди Джимми. Всякий раз, когда Пола оставалась ночевать в доме своей кузины, Джимми велел ей показать ему домашнее задание. Потом он вел ее в свой кабинет, объяснив своей дочери, что им не нужно мешать. После того как Джимми помогал Поле сделать домашнее задание, он требовал, чтобы она рукой доставила ему удовольствие. Пола никогда не жаловалась на Джимми, и причины тому были самые обычные – чувство вины, страх, стыд, – но, в отличие от меня, она долгие годы жила с этими воспоминаниями. Подростком она прекрасно, до мельчайших подробностей, помнила все, что с ней происходило.

– Я рада, что не стала подавлять в себе эти воспоминания, – сказала она, – иначе кто знает? Вдруг я стала бы наркоманкой или проституткой. Или вообще сошла с ума.

Но пережитое продолжало травмировать ее. В семнадцать лет у нее вдруг прекратились месячные, и врач поставил диагноз «состояние, граничащее с анорексией». В старших классах ей было трудно встречаться с мальчиками, поскольку она шла на отношения с теми, кто был с ней жесток, оскорбляя ее словами и действиями. Когда она закончила школу и поступила в колледж, у нее начался роман со мной, и ей показалось, что все позади. Но потом, после того как мы поженились, душевные травмы опять дали о себе знать.

– Не хочу подыскивать себе оправданий, – сказала Пола. – То, что я изменяла тебе, было глупо и причинило тебе боль, и это, наверное, самая большая ошибка моей жизни. Но я, по крайней мере, сумела понять, почему я так поступаю, и если бы не психотерапевт, я бы никогда этого не поняла.

Она замолчала и сделала глоток чая. Я потянулся через стол и взял ее за руку.

– Бедная ты моя, – сказал я.

– Не нужно меня жалеть, – ответила она. – Если бы я могла прожить свою жизнь заново, я оставила бы все как есть. Я поняла: то, что сделал со мной дядя Джимми, – часть моего «я». Если бы не он, я была бы совсем другим человеком, а я не хочу быть другим человеком – я нравлюсь себе такой, какая я есть.

Я подумал, что весь этот психоаналитический бред засел в ней гораздо глубже, чем мне казалось. Я сказал:

– Почему ты мне сразу об этом не рассказала? Я мог бы… ну, не знаю… мог бы помочь.

– Как-то раз я хотела с тобой поговорить, но не смогла. У нас ведь всегда были проблемы с общением – это не сейчас началось. Вот почему мне так необходим врач. Кроме доктора Кармади, ты – единственный, кому я об этом рассказала.

– Ну вот, сейчас все уже в прошлом – и для тебя, и для меня, – сказал я, нежно поглаживая ее руку. – Жизнь продолжается.

Она отдернула руку.

– Для меня ничего не в прошлом. Может быть, для тебя это в прошлом, но для меня это никогда не будет в прошлом. Не хочу преуменьшать того, что пережил ты, но ты вообще хотя бы отчасти можешь представить, через что пришлось пройти мне? Этот парень, Майкл Рудник, не был твоим родственником. А можешь вообразить, каково это – иметь родственника, который тебя сексуально растлевает? Видеть, как твои родители считают его отличным человеком, и знать, что он на деле законченный мерзавец? Не думаю, чтобы тот, кто сам подобного не испытал, мог это понять. Ты в каком-то смысле еще счастливчик.

– Счастливчик?

– Ну, счастливчик – не то слово, но тебе повезло. У тебя была возможность взглянуть Майклу Руднику в лицо, прежде чем он умер. У меня такой возможности не было. Мой дядя умер через год после того, как переехал в Чикаго. Просто однажды утром косил траву на заднем дворе и упал замертво. Когда я об этом узнала, то плакала несколько дней. Представляешь, до чего надо было меня довести! Я в полном смысле слова лила слезы из-за этого поганого извращенца. Честное слово, я прекрасно понимаю, почему ты в тот день пошел к нему в офис. Я тысячу раз представляла, как встречусь со своим дядей. Посмотрю ему в глаза и скажу: «Убоище, сволочь мерзкая, как ты мог делать такое с ребенком?» А иногда рисовала в своем воображении, как он сидит в кресле в кабинете, в том же самом кресле, куда обычно сажал меня, когда… Не важно, вот он сидит там, курит свою вонючую сигару, а я подкрадываюсь сзади с удавкой, вроде тех, что используют мафиози. Я набрасываю удавку ему на шею и тяну, тяну так сильно, что его прямо отрывает от кресла. Я смотрю, как его огромная лысина становится фиолетовой, потом он перестает сопротивляться, и я тогда отпускаю удавку, и его жирная, страшная туша валится назад в кресло.

К лицу Полы неожиданно прилила кровь, как будто ее саму душили. Очевидно, она живо представила, как убивает дядю Джимми, и я вспомнил нахлынувшее на меня чувство приподнятости, когда на стоянке я бросился на Рудника с ножом, – словно на несколько секунд я покинул собственное тело и наблюдал самого себя со стороны. Нечто подобное вроде бы происходит с людьми перед смертью. Я почувствовал, что очень хочу рассказать Поле правду. Может быть, она поймет, что толкнуло меня на это, и тогда мне не нужно будет больше ничего от нее скрывать.

Но вместо этого я сказал:

– Я рад, что ты этого не сделала.

– Почему? – лицо Полы было залито краской.

– А если бы тебе не поверили? Тебя бы посадили, и твоя жизнь кончилась бы из-за какого-то сраного извращенца.

Пола плакала. Я обошел вокруг стола и притянул ее к себе. Через несколько секунд она тоже обняла меня, и мы долго сидели, обнявшись.

Пока Пола готовилась ко сну, я вывел Отиса на прогулку. Теперь наши с Полой отношения уладились, Отис стал вести себя по-другому. Он опять расхрабрился, бежал впереди меня, обнюхивал на улице все и вся и все время куда-то рвался.

Шагая с Отисом по направлению ко Второй авеню, я понял, почему Рудник решил рассказать обо мне жене. Он боялся, что я буду его шантажировать, поэтому заранее рассказал ей, что я обвиняю его в сексуальных домогательствах, – до того, как я успею сделать свой ход. По-видимому, он сказал ей, что я – сумасшедший и что я выдумал историю об изнасиловании, после того как прочел в газетах о нем и мальчике из футбольной команды, чтобы потом потребовать с него деньги за молчание. Таким образом, если бы мои обвинения получили огласку, у Рудника оставался шанс, что жена ему поверит.

При мысли о том, какой страх терзал Рудника в последние дни жизни, я улыбнулся.

Дойдя до угла Шестьдесят четвертой и Второй, я решил было пройти дальше на восток и проверить мусорный контейнер, в который бросил пакет с вещдоками, но передумал. Это было слишком опасно – наверняка полицейские установили за мной слежку и только и ждут, когда я сделаю неверный шаг. Я повернулся на 180 градусов и пошел назад к дому.

Глава четырнадцатая

В первый раз после более чем недельного перерыва мы с Полой занимались любовью. Утром, когда будильник зазвенел, мы все еще лежали в объятьях друг друга. Вставать не хотелось. Мне было радостно от того, что я снова лежу в постели с женой, как человек. Я понимал, что чуть было не потерял ее насовсем, и мысленно поклялся никогда больше не доводить ситуацию до ручки.

В душ мы пошли вместе. Времени снова заняться любовью у нас не было, но мы целовались и намыливали друг друга, как новобрачные. Хотелось, чтобы впереди был выходной или чтобы можно было позвонить на работу и сказаться больным. Но мы решили просто пораньше вернуться домой, например к семи, и провести вместе весь вечер и всю ночь.

На утро у Полы была назначена встреча, и примерно без четверти семь она ушла. Я не торопясь побрился и оделся. Несмотря на события последних двенадцати часов, я чувствовал прилив сил. Я включил музцентр и поймал станцию, крутившую рок, чего за собой обычно не замечал. Уже много лет по утрам я одевался без всякой музыки.

Я вывел Отиса на прогулку, потом вернулся в квартиру и позавтракал хлопьями с изюмом, кусочком поджаренного хлеба, выпив полстакана апельсинового сока. В восемь я вышел из дома.

В половине девятого, минута в минуту, я стремительно вошел в здание в предвкушении долгого трудового дня. Мне предстояло откоординировать три новых проекта, и я собирался взяться за дело засучив рукава. Я снова чувствовал себя звездой, топ-менеджером – как привык чувствовать себя на своей прежней должности в «Сетевых Стратегиях». Когда я шел по коридору к своему закутку, в моей походке была упругость, уверенность, которой мне не хватало последние месяцы. Я больше не ощущал себя человеком, который только получает деньги. Отныне я был важной частью компании. Ее лицом.

Почти все утро я провел на телефоне с Джимом Тернером и другими людьми из ИСМ-отдела фирмы «Лумис и Колдуэлл», обсуждая детали проекта по переводу их системы в «Линукс». Я договаривался о том, что к двум часам приеду к ним вместе с одним из наших менеджеров и парой ребят-айтишников. Я был так поглощен делами, что почти забыл о полицейском расследовании. Иногда в памяти всплывал обрывок разговора или я вдруг спрашивал себя, успели они уже опросить барменов или нет, но в целом теперь меня это не особенно заботило. Полицейские пришли ко мне по одной-единственной причине: я угрожал Руднику в его кабинете. Доказательств против меня нет, главной версией по-прежнему остается та, которую выдумал Рудник, – о подростке, напавшем на него с ножом. Пусть Бэрроуз сколько угодно хочет прижать меня, ему сложновато будет ее обойти.

В одиннадцать я встретился с Бобом Гольдштейном и двумя руководителями проекта, Алексом Петровски и Полом Эвансом, чтобы обсудить, кто именно из специалистов будет привлечен для намеченных работ. Когда примерно в час совещание закончилось, Боб попросил меня остаться для небольшого разговора с глазу на глаз.

Сидя напротив меня за столом для совещаний, он сказал:

– У меня для вас хорошие новости. Это никак не связано с вашими вчерашними успехами. В нашей компании на основании одного дня решения не принимаются. Но так случилось, что Мэри из отдела персонала вчера подала заявление об уходе…

– Вы шутите.

– Да, для меня это тоже было неожиданностью. Так или иначе, недели через две она нас покинет, и вы сможете перебраться в ее кабинет. По-моему, он даже несколько больше вашего прежнего помещения, так что вам там понравится.

Я вернулся на свое место, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Может быть, кабинет и правда появился благодаря тому, что Мэри решила уйти, но Боб никогда не дал бы его мне, если бы не вчерашний большой день. Скорее всего, Боб почувствовал, что я вышел из немыслимого затяжного пике, и, если теперь в ближайшее время мне удастся закрыть еще пару китов, он может продвинуть меня в вице-президенты по маркетингу. Главными кандидатурами на это место были мы со Стивом Фергюсоном, но я знал, что Боб никогда не станет продвигать «гоя» вперед «своего брата еврея».

Двухчасовая встреча с Джимом Тернером и его людьми прошла на редкость успешно. Мы обсудили график и конкретные сроки предстоящих работ, а также проблемы совместимости, возникающие в связи с апгрейдом. Когда совещание закончилось, мы с Джимом посидели в его кабинете тет-а-тет, болтая о вещах, не имеющих отношения к работе. Для закрепления отношений можно было бы пригласить его на неделе в бар или в стриптиз-клуб, как это обычно делалось, но я побоялся лишний раз испытывать судьбу. Вместо этого я предложил в ближайшую пару недель сходить на игру «Янкиз». У Боба всегда имелся набор корпоративных абонементов на игры «Янкиз», «Нике» и «Рейнджере», предназначенных для подслащивания сделок. Джим сказал, что он большой поклонник «Янкиз» и что очень рад моему предложению. Мы еще поболтали, потом пожали друг другу руки, и на прощание он сказал: «Мне кажется, все складывается самым удачным образом – лучшего я не мог и желать».

В такси, по дороге назад, я чувствовал, что могу свернуть горы, как всегда бывало после удачной встречи с клиентом, но, добравшись до офиса, я сразу почувствовал, что что-то не так. Обычно, когда я проходил мимо ресепшена, Карен всегда одаривала меня широкой улыбкой. Но сейчас она как-то странно на меня посмотрела. Я поздоровался, и она слегка замялась, как будто мыслями была все еще далеко, потом произнесла: «А, Ричард, привет!»

В коридоре я догнал Хайди, которая коротко сказала: «Боб уже искал тебя». Вместо того чтобы идти к себе, я сразу же отправился в кабинет Боба.

Боб сидел за столом, компьютер был включен. Помня, как на днях я вломился к нему и как он разозлился, я встал у полуоткрытой двери и постучал. Боб взглянул в мою сторону:

– Ричард, садитесь.

От дружеского тона, которым он разговаривал со мной утром, не осталось и следа. Сейчас он говорил со мной так же, как две недели назад, когда стоял вопрос о том, буду ли я здесь работать.

– Что-нибудь случилось? – спросил я, усаживаясь напротив него.

– Надеюсь, нет, – ответил он. – Вы не говорили мне, что вчера к вам приходили из полиции.

Я замешкался на пару секунд, пытаясь собраться с мыслями. Потом сказал:

– Да, это так, ерунда.

– Ерунда? Да об этом передавали во всех новостях – убийство юриста на автостоянке. Говорят, вы – один из подозреваемых.

– Кто говорит?

– Детективы из полиции, которые только что здесь были.

– Они прямо так и сказали? Подозреваемый?

– Неважно, как именно они это сказали. Сказали, что ведут расследование, связанное с вами. Сказали, что вы были у этого человека в прошлый четверг и устроили там скандал, бросились на него с кулаками. Это было в тот самый день, когда вы позвонили и сказались больным, когда Хайди видела вас на Мэдисон-авеню.

– Все это одно большое недоразумение, – сказал я, улыбаясь и делая вид, что ситуация не стоит выеденного яйца. – Ну был я с этим парнем, которого убили, – и в тот день я у него был. Да, у нас были с ним кое-какие разногласия в прошлом. Но к тому, что произошло в Нью-Джерси, я не имею ровным счетом никакого отношения. Просто не верится, что полицейским не лень являться к вам с расспросами.

Боб с серьезным видом смотрел на меня.

– Они не только явились с расспросами ко мне – они побеседовали еще с рядом людей из нашей фирмы, – и это вовсе не похоже на то, что им что-то лень. Похоже на то, что они всерьез расследуют убийство, и вы находитесь в центре их расследования.

– Ну, значит, вам так только показалось, – заверил его я. – Говорю вам, они вовсе не считают, что я причастен к этому делу. Просто они хотели побеседовать со мной… как со свидетелем.

– Они задавали о вас множество вопросов, – настаивал Боб.

– Каких вопросов?

– В основном о том, где вы находились в четверг и пятницу. Мне пришлось попросить Рики из системного сделать распечатку ваших приходов и уходов за эти два дня. У меня сложилось впечатление, что они пытаются восстановить что-то вроде хронологии событий.

– Все это крайне неприятно, – сказал я. – К сожалению, ситуация складывается абсурдная и повлиять на нее у меня нет возможности.

– Послушайте, мне вовсе не хочется вмешиваться в вашу личную жизнь, понимаете? Поверьте, я говорю искренно. Но когда в фирму приходят полицейские, расследующие убийство, меня это касается непосредственно. В это самое время я был занят с клиентом. Думаю, излишне говорить, что приход полиции произвел на него не самое лучшее впечатление.

– Я понимаю, но уверяю вас: это просто недоразумение.

Боб сложил руки на груди.

– Знаете что, – сказал он. – Мне просто хотелось услышать ваше объяснение, и все. В вашей работе, судя по всему, наметилось явное улучшение. Надеюсь, ради вас же самого, что полицейское расследование ни к чему не приведет.

Выйдя из кабинета Боба, я заметил, что люди меня избегают. Если пока еще не все в офисе знают, что меня подозревают в убийстве, то это всего лишь вопрос времени.

Я твердо решил не поддаваться унынию. Вместо того я вернулся на свое место и сосредоточился на работе. В отличие от вчерашнего, когда я для всех был героем дня и ко мне почти беспрерывно подходили с поздравлениями, сейчас все предпочитали держаться подальше. В какой-то момент я поднял глаза и увидел, что метрах в десяти от моей клетушки Стив Фергюсон разговаривает с Робом Коэном, младшим менеджером. Стив все время поглядывал в моем направлении и самодовольно ухмылялся; сплетня, которую ему рассказали, явно его забавляла. Я бросил на него уничтожающий взгляд и снова стал глядеть в экран компьютера.

Я понимал, что лучший способ заставить заткнуться Стива Фергюсона – сделать еще одну крупную продажу. Именно этого мне и удалось достичь своим следующим звонком: я заключил контракт на установку оборудования и апгрейд системы на сто десять пользователей. В конце дня, когда пришел подписанный договор, я снял с него копию и подсунул под дверь Стиву – способ корректно и в то же время достаточно определенно высказать, что я о нем думаю.

Идя домой, я снял пиджак и перекинул его через плечо. Был приятный, прохладный вечер, и я чувствовал себя превосходно. Я стоял и ждал зеленый свет на пересечении Пятой и Сорок восьмой, как вдруг сообразил, что именно здесь, на этом углу, около двух недель назад увидел Майкла Рудника. Глядя на толпу на другой стороне улицы, я с облегчением подумал, что мне никогда больше не придется видеть его лицо.

Я уже подходил к дому, когда заметил Полу, выходящую из такси. Мы поцеловались, а потом пошли домой, держась за руки. Пола рассказала мне о своем дне, а я ей – о своем. Когда я дошел до того, что полиция беседовала с Бобом и другими сотрудниками моей фирмы, она пришла в негодование.

– Ты должен позвонить адвокату, – сказала она. – Они тебя нарочно изводят, это отвратительно.

– Надо подумать, – сказал я.

– Почему ты не хочешь позвонить адвокату? Что ты теряешь?

– В общем, ничего. Но в полиции, наверное, понимают, что на меня у них ничего нет – так что, может, на этом все и закончится.

Мы вместе приняли душ и оделись, чтобы идти на ужин. Пола надела черное платье и туфли на высоких каблуках, а я – спортивный пиджак и свободного покроя брюки. Мы отправились в малайский ресторан на Третьей авеню, в который раньше не ходили, потому что там было дорого. Сейчас я опять начал заключать сделки, и отдать сотню баксов за ужин на двоих было плевым делом.

После ужина мы пошли в кафе на Пятьдесят девятой, выпили капуччино и съели на двоих кусок торта. По дороге домой мы то и дело останавливались и целовались. Когда мы были уже рядом с нашим кварталом, пошел дождь, и мы побежали домой, смеясь и держась за руки…

В последующие дни я был на подъеме. В среду на работе несколько человек проявили ко мне исключительную любезность. Мартин Фрейден, финансовый директор, подошел к моему закутку и сказал, что слышал о неприятностях с полицией и готов мне помочь, чем сможет, в любое время. Я понимал, что это предложение не следует принимать всерьез и что он вовсе не горит желанием мне помогать и совсем не ждет, что я приду к нему за советом, но сам по себе жест был мне приятен. Позже днем Джо из отдела маркетинга, с которым мы были в более дружеских отношениях, предложил мне вместе пообедать. Я ответил, что очень занят, но что очень рад его приглашению и в другой раз непременно приму его.

В газетах за среду не было ни одного упоминания об убийстве. Я вздохнул с облегчением, потому что боялся увидеть заголовки вроде «Менеджер по продажам признался, что покойник его растлил». В обеденный перерыв я пошел в Интернет-кафе. Зарегистрировавшись под вымышленным именем, я зашел на несколько новых сайтов, но только нашел в архиве уже знакомые мне две заметки четырехдневной давности. Вся история уже определенно стала забываться, и я надеялся, что полицейское расследование тоже мало-помалу стихнет.

И все-таки по дороге в офис я не мог избавиться от чувства, что за мной следят копы. Я не видел никого подозрительного и понимал, что веду себя как параноик, но все равно то и дело оглядывался назад, ожидая, что замечу человека, который тут же нырнет в подъезд или быстро отвернется.

Пола все время зудила, что мне нужно проконсультироваться с юристом, поэтому я решил больше это не откладывать – в основном для того, чтобы она наконец от меня отстала. Юрист нашей фирмы порекомендовал мне адвоката по имени Кевин Щульц. В тот же день я позвонил Шульцу из офиса. Я в точности изложил ему, что рассказал полицейским – как заявился к Руднику в кабинет, но сказал, что это не имеет ни малейшего отношения к убийству.

Шульц заявил, что, по его мнению, я не сказал ничего, что можно было бы мне инкриминировать, но настоятельно советовал отныне беседовать с полицией только в его присутствии.

В шесть часов я во второй раз появился у «Анонимных алкоголиков». Я не собирался говорить, но когда подошла моя очередь, то по непонятной причине мне захотелось излить душу. Я долго распространялся о своих опытах с алкоголем, о том, как начал пить в тринадцать лет и как с возрастом все усугубилось. Потом я рассказал о своих недавних проблемах, связанных с алкоголем, и как, напившись, я ударил свою жену и что это – самый отвратительный поступок, когда-либо мной совершенный. Мои глаза наполнились слезами, и я больше не мог говорить. Когда я сел на свое место, все захлопали.

По дороге с работы Пола зашла в магазин и дома приготовила свое коронное блюдо – цыпленка с канадским рисом и кедровыми орешками. Мы ужинали при свечах, слушали записи классической музыки и проговорили почти весь вечер. Я рассказал ей, как после развода родителей мне было очень одиноко. Когда я был в девятом классе, мы с мамой переехали в Манхэттен и мне пришлось переходить в школу, где я никого не знал. Несколько шпанистых заводил начали цепляться ко мне, обзывая «голубым» и «педиком». Несколько раз меня били, и у меня совсем не было друзей. Поскольку мои отметки за седьмой, восьмой и девятый класс оказались недостаточно высокими, я не смог поступить в Стайвесантскую школу, и моя мать во мне разочаровалась.

В свою очередь Пола рассказала мне несколько историй из своей жизни. Когда ей было четырнадцать, они с подругой попробовали кокаин. Подруга нашла его в спальне у своего брата. Девочке стало плохо с сердцем, и она чуть не умерла. Когда Поле было пятнадцать, вскоре после того как умер ее дядя Джимми, смерть едва не подобралась и к ней. В тяжелом состоянии депрессии Пола забралась в машину родителей, стоявшую в непроветриваемом гараже, и завела мотор. Ее сестра нашла ее, когда она уже начала терять сознание, и вытащила на воздух. После этого случая родители отправили ее к психиатру. Она рассказала врачу обо всем, кроме «главного», боясь, что родителям слишком тяжело будет узнать правду о дяде Джимми. Ей прописали антидепрессанты, но она продолжала страдать от сознания собственной никчемности и бесполезности.