Текст книги "Паранойя"

Автор книги: Джейсон Старр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Глава шестнадцатая

На следующее утро в девять часов я ворвался в кабинет Стива Фергюсона и заорал:

– Ах ты, сволочь!

– Какого черта? – сказал Стив, как будто и понятия не имел, о чем речь. Он сидел за столом и пил кофе.

– Слушай, я знаю, что это ты, но этот номер у тебя не пройдет. Так что лучше тебе признаться.

Он начал улыбаться своей скользкой, фальшивой улыбкой.

– Давай-ка поспокойней, Ричи, – сказал он. – Это моя первая чашка кофе сегодня, и…

Я подошел ближе к столу и, чтобы дать ему понять, что не шучу, смахнул на пол какие-то бумаги.

– Эй, – на этот раз он встал, и мы оказались лицом к лицу, – что с тобой такое, черт возьми?

– Я не понимаю подобных шуток, – говорил я, на каждом «п» брызгаясь слюной. – Может, ты думаешь, что мы тут слегка соревнуемся? Стоит только выбить меня из колеи, как я перестану заключать договора, и тогда Боб с Аланом, может быть, отдадут эту должность тебе? Так вот, ничего не выйдет – сколько бы мэйлов ты мне еще не послал.

Теперь он уже не улыбался.

– Мэйлов? Что за… У тебя что, совсем крыша поехала?

Я вышел из его кабинета, громко хлопнув дверью. Бросив портфель с бумагами возле своего закутка, я прошел в ванную. В зеркале над раковиной отразилось мое лицо, и я заметил под глазами набрякшие мешки.

Сев за стол, я включил компьютер и проверил почту. Там было три новых сообщения – два связанных с работой и одно от [email protected].

МЫ ВСЕ ЕЩЕ ЖДЕМ, ЗАСРАНЕЦ. НЕ НАДЕЙСЯ, СВОЛОЧЬ, ЧТО ТЕБЕ УДАСТСЯ ОТВЕРТЕТЬСЯ – НИЧЕГО НЕ ВЫЙДЕТ. У ТЕБЯ НЕТ ШАНСОВ.

Письмо было отправлено в 9:29 вечера накануне. Я раз за разом перечитывал послание в поисках улик. Оно явно не было образцом стиля, к тому же меня не оставляло впечатление, что его автор не слишком умен. Для начала я сосредоточился на «мы», пытаясь решить, действительно ли пишущий не одинок.

Конечно, это мог быть и Стив, но теперь я понимал, что, скорее всего, совершил непростительный промах, обвиняя его. Неужели он стал бы городить весь этот огород только для того, чтобы свести меня с ума?

Я прикинул, что терять мне нечего, и решил написать ответ.

Поразмыслив пару секунд, я набрал:

КТО ВЫ? МНЕ КАЖЕТСЯ, ВЫ ОШИБЛИСЬ АДРЕСОМ.

Потом, подумав еще, я стер написанное и напечатал:

ИЗВИНИТЕ, НЕПРАВИЛЬНЫЙ АДРЕС.

Отлично. Звучит небрежно и отстраненно, как будто я слишком занят, чтобы всерьез задумываться над всякими идиотскими посланиями. Я несколько раз перечитал свое письмо, с каждым разом оно нравилось мне все больше. Потом кликнул «отправить».

Я занялся обсчетом нового оборудования, которое запросил Джим Тернер, но никак не мог сосредоточиться.

Потом, примерно в половине одиннадцатого, зазвонил телефон.

– Вы ведь не думали, что мы про вас забыли, правда? – спросил детектив Бэрроуз.

– Что вам нужно? – спросил я, раздумывая, связан ли его звонок с только что отправленным мной мэйлом.

– Боюсь, вам придется сегодня подъехать к нам в участок.

– Зачем? – спросил я.

– Чтобы мы могли произвести опознание.

– Опознание? – Я изо всех сил старался сохранять спокойствие. – Зачем?

– У нас появился свидетель, и нам нужно проверить, сможет ли он вас опознать.

– Послушайте, я сегодня очень занят…

– Это не подлежит обсуждению, – оборвал меня Бэрроуз. – За вами уже выехала машина. Я звоню только для того, чтобы удостовериться, что вы сегодня на месте.

Я думал было позвонить Кевину Шульцу, адвокату, с которым на днях говорил по телефону, но потом решил, что так будет только хуже. Требовать присутствия адвоката означало только навлечь на себя ненужные подозрения, как будто мне есть что скрывать. Прежде чем прибегнуть к помощи Шульца, надо подождать и посмотреть, действительно ли все так плохо. Кроме того, даже самый лучший адвокат не мог помешать свидетелю опознать меня.

– Вы еще убедитесь, что совершаете большую ошибку, – сказал я. – Но если хотите, чтобы я был на опознании, – хорошо, я буду на опознании.

Боб был занят на совещании, и я знал, что мне нельзя просто исчезнуть на целый день без всяких объяснений. Я вспомнил, что один из моих новых клиентов, Кен Хансон из бухгалтерской фирмы на Седьмой авеню, говорил, что всю неделю пробудет за городом, поэтому я добавил в список своих встреч на сегодня встречу с ним в двенадцать тридцать.

Как и обещал Бэрроуз, в двенадцать полицейская машина ждала меня на улице напротив нашего здания. Был погожий день, и улицу заполнили вышедшие на обеденный перерыв люди. Я внимательно огляделся по сторонам и, убедившись, что никто из наших меня не видит, быстро залез на заднее сиденье. Пока машина не отъехала, я сидел низко опустив голову.

Когда я садился в машину, шофер – молодой парень со светлыми волосами – ничего не сказал. В салоне тихонько играл джаз.

Наверное, человек, едущий в полицейской машине на опознание, должен был бы нервничать, но я странным образом оставался спокоен.

Дороги были свободны, поэтому до Нью-Джерси мы добрались всего за час с небольшим. Я ожидал, что меня будет ждать Бэрроуз, но он так и не появился. Меня провели в комнату, где сидели двое. Один из них был похож на пьяного бомжа, другой – типичный парняга из Нью-Джерси, в рваной джинсовой куртке, с кое-как подстриженной бородкой и разжеванной зубочисткой, свисавшей из угла рта.

Мы просидели там не меньше четверти часа. Я начал терять терпение. Наконец женщина в полицейской форме велела нам снять пиджаки. Она спросила, есть ли у меня что-нибудь под рубашкой. Я ответил, что на мне майка, тогда она попросила меня снять еще галстук и рубашку.

Женщина провела нас в комнату, где ждали еще двое в майках. Одному было на вид около шестидесяти, другому – не больше двадцати. Единственное, что нас объединяло, было то, что все мы были белые. Из всех присутствующих я один производил впечатление человека, зарабатывающего себе на жизнь и у которого не было какой-нибудь болезни.

Женщина-полицейский попросила нас выстроиться в линейку, руки по швам, перед большим зеркалом. Она велела придать лицам «естественное выражение», держать головы прямо, а глаза открытыми.

Примерно через полминуты она вернулась с пятью парами солнцезащитных очков. Они не были похожи на те, которые были на мне в ночь убийства, но сам факт, что полиции известна эта подробность, пугал.

– Сейчас наденьте очки и смотрите прямо перед собой.

Я надел очки – они были мне маловаты – и попытался изобразить «естественное выражение». Примерно через минуту женщина вернулась и сказала:

– Это всё. – И выпроводила нас из комнаты.

Я надел рубашку, галстук и пиджак. Четверо других разговаривали между собой, но я держался особняком. Мужчина в костюме – с виду он был похож на детектива, но раньше я его не видел – вошел в комнату и попросил меня следовать за ним.

Идя за ним по коридору, я все думал, неужели всё. Не знаю почему, но именно сейчас перспектива ареста показалась мне реальней, чем когда-либо. Я представил себе, как при словах «Вы арестованы» я упаду на пол и заплачу как дитя.

Мужчина провел меня в помещение для допросов, где за столом сидели детективы Бэрроуз и Фримонт. Бэрроуз предложил мне сесть, но я остался стоять.

– Итак, что происходит? – спросил я, мысленно готовясь к худшему.

– Пока садитесь, – сказал Бэрроуз.

– Так опознал меня ваш свидетель или нет?

– Садитесь, мистер Сегал.

Пару секунд я колебался, потом все-таки сел.

– Отвечая на ваш вопрос, – сказал Бэрроуз, – нет, свидетель не смог опознать вас.

– Тогда отвезите меня обратно в Манхэттен.

– Боюсь, это не означает, что с вас снято подозрение, – продолжал Бэрроуз. – Нам известно, что вы солгали нам про свое алиби.

– Что вы хотите сказать?

– В «Старой Стойке» установлены видеокамеры. Мы проверили пленку и теперь можем с точностью утверждать, что вас в тот вечер в баре не было.

Я почувствовал ловушку.

– Здесь, наверное, какая-то ошибка, – возразил я, – потому что в тот вечер я там был. Я говорю правду.

– Ошибка исключена, – отрезал Бэрроуз. – Мы внимательнейшим образом просмотрели запись и можем утверждать: вас там не было. Ну так что же, вы расскажете нам, что на самом деле произошло в тот вечер?

– Я уже сказал вам, где был, – сказал я. – Честно говоря, я ничего не понимаю. Вы говорили с барменами?

– Да, с барменами мы говорили.

– Ну и что же? Кто-нибудь из них узнал меня?

– Двое. Они сказали, что за последние пару недель вы несколько раз появлялись у них, но сказать наверняка, были ли вы там в тот вечер, они не могут.

– Это уже не моя проблема.

– Нет, это как раз ваша проблема, – сказал Бэрроуз, – потому что мы-то точно знаем, что вас в баре не было.

– Нет, я там был, – продолжал настаивать я.

– Послушайте, – сказал Бэрроуз, – тут возможны два пути. Вы признаётесь, что убили Майкла Рудника, и вам, возможно, выносят более мягкий приговор. Или вы усложняете нам работу и тогда садитесь пожизненно. Вам выбирать.

– Это просто смешно, – ответил я. – Вы приходите ко мне домой, поднимаете шум и ставите меня в дурацкое положение перед моей женой. Потом вы заявляетесь в фирму, где я работаю, и ставите меня в еще более дурацкое положение. А теперь вы выдергиваете меня в ваш долбаный Нью-Джерси для какого-то бессмысленного опознания, в день, на который у меня запланировано масса дел! Следует также учесть, что у вас нет абсолютно никаких доказательств моей причастности к этому делу. Знаете, я думаю, мне все-таки придется прибегнуть к услугам адвоката и подать иск. Подозреваю, что местные газеты с удовольствием ухватятся за сюжет о том, как ваше ведомство преследует невинных людей.

– Пенис Майкла Рудника был фактически отрезан, – сухо заметил Бэрроуз.

– Ну и что? Какое это имеет значение?

– Попытка лишить человека пениса – довольно странный способ убийства, – продолжил Бэрроуз. – За исключением случаев, когда убийца подвергся сексуальному надругательству со стороны жертвы.

– Я уже говорил вам, в тот вечер я был в баре.

– А чем вы объясните, что вас нет на видеопленке?

– Тем, что никакой видеопленки не существует. Вы пытаетесь меня подставить, а между тем к этой истории я не имею ни малейшего отношения.

Минут двадцать Бэрроуз и Фримонт продолжали перекрестный допрос. Они пытались пробить дыру в моем алиби, заставить меня признать, что в ту пятницу я не был в «Старой Стойке». Им удалось раскопать, что в тот вечер на четыре у меня была назначена несуществующая встреча, я же объяснял, что эта встреча в моем рабочем расписании – «чистейшая случайность». Они заставили повторить им то, что я уже однажды говорил: когда я ушел с работы, сколько времени провел в баре и когда вернулся домой. Я ни на шаг не отступал от своих слов, и они мало-помалу сдались. Стало очевидно, что, не имея серьезных доказательств, они не могут больше меня задерживать. Бэрроуз проводил меня до входной двери, заверив, что, «как только машина освободится», меня сразу же отвезут назад в Манхэттен.

Ждать пришлось больше часа. Это дало мне достаточно времени поразмыслить о том, кто мог быть этот свидетель. Бэрроуз обмолвился, что «платформа была слабо освещена», значит, этот человек видел меня либо когда я выходил из поезда на Принстон-Джанкшн, либо в тот момент, когда я ждал поезд в Нью-Йорк. Бэрроуз говорил о свидетеле «он», значит, это не могла быть женщина с противоположной платформы, которая мне улыбалась. Я вспомнил, как на лестнице, ведущей к поездам, я обогнал мужчину в деловом костюме, потом было еще несколько человек на скамейке. Один из них и мог быть этим свидетелем, но я решил, что все это не важно. Если какой-то тип в тот вечер и видел меня на платформе, он вряд ли смог как следует меня рассмотреть, иначе уже рассказал бы полиции, что у меня были светлые волосы.

Пытаясь отделаться от назойливых мыслей, я взглянул направо и увидел в дверях Майкла Рудника. Он выглядел таким, каким был в четырнадцать лет, – толстый, с россыпью прыщей и широкими бровями, сросшимися в гусеницу.

Я изо всех сил зажмурился, а когда снова открыл глаза, Рудника уже не было.

Глава семнадцатая

Двери лифта открылись, передо мной стоял Боб. Было уже больше пяти, в руках он держал портфель, очевидно собираясь идти домой.

– Где вы были? – спросил он. – В четыре я собирал всех на совещание.

– Мне очень жаль, так вышло. Моя встреча в двенадцать тридцать затянулась.

– Ну хорошо, хорошо, – пробормотал он. – До завтра.

Я пошел дальше, размышляя, попал ли я снова в его черный список или нет. Подумав, решил, что это абсолютно не имеет значения. Может быть, поставь я в свое расписание несуществующую встречу еще пару недель назад, это и грозило бы мне увольнением, но сейчас я уверенно шел к тому, чтобы стать лучшим продажником компании, и Боб, скорее всего, будет закрывать глаза на такую мелочь.

Проверив почту и не найдя новых писем с угрозами, я вздохнул с облегчением. Похоже, это знак того, что всем моим неприятностям конец.

Я работал в офисе допоздна, пытаясь наверстать упущенное время. Примерно в восемь я решил, что на сегодня хватит. Сил не было никаких, вечер был влажный и давящий. Я взял такси и поехал домой.

В дверях меня встретила Пола. Она сказала, что беспокоилась обо мне, но потом вспомнила, что сегодня собрание у «Анонимных алкоголиков». Я совершенно забыл об этом, но тут же ловко выкрутился. Я сказал ей, что собрание прошло «прекрасно». Она спросила, о чем мы говорили, и я ответил: «Ни о чем, все как обычно – запои, связанные с этим истории». Пола сказала: «Я так горжусь тобой» – и добавила, что на кухне меня ждет теплая еда из китайского ресторана.

Я съел креветки с фасолью, хотя и не был голоден. Разломив китайское печенье с предсказанием внутри, я громко прочел вслух: «Ты – хозяин своей судьбы».

– Наверное, имеется в виду твое сегодняшнее собрание у АА, – предположила Пола.

– Наверное, – ответил я.

Мы с Полой уселись на диван и стали смотреть телевизор. Я уже начал засыпать, когда зазвонил телефон. Пола сказала, что возьмет трубку, но я был ближе, поэтому подошел сам. Я сказал «алло», но на другом конце тут же положили трубку.

– Кто звонил?

– Опять ошиблись номером. Если это будет продолжаться, придется позвонить в телефонную компанию.

Я вернулся на диван и тут же заснул.

* * *

ЭТО ТВОЙ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС, СВОЛОЧЬ.

СОЗНАЙСЯ, ИЛИ БУДЕТ ХУЖЕ!

Такой мэйл ждал меня, когда я во вторник утром пришел на работу. Я чувствовал, что вот-вот сорвусь. Прошлой ночью, первый раз за несколько дней, мне удалось нормально выспаться, но теперь кошмар начинался заново.

С силой вбивая буквы в клавиатуру компьютера, я напечатал:

ТЫ, ПОДОНОК! ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЧТО-ТО СКАЗАТЬ, ГОВОРИ ПРЯМО В ЛИЦО!

Потом я добавил:

ТРУС!!!

Я нажал «отправить».

Остаток утра был приятно беден событиями. Несколько человек из фирмы, в том числе Боб, отправились на выездной семинар, поэтому обстановка была более спокойная, чем обычно. Большую часть времени я звонил по телефону, отслеживая ситуацию с нашими проектами, и, кроме того, обзвонил нескольких клиентов. Ненадолго мне удалось полностью сосредоточиться на работе.

И тут, уже ближе к двенадцати, раздался звонок. Звонила женщина, сказавшая, что ей нужно поговорить с Ричардом Сегалом. Голос был незнакомый, но я почему-то сразу понял, что звонок не имеет отношения к работе.

– Это я, – осторожно сказал я.

– Не знаю, помните ли вы меня. Меня зовут Кирстин Гейл. Мы познакомились в Стокбридже несколько недель назад.

Я тут же вспомнил Кирстин, великолепно смотревшуюся в белом теннисном платье, издававшую сладострастный стон каждый раз, когда ее ракетка ударяла по мячу, но никак не мог взять в толк, зачем она вдруг решила мне позвонить.

– Простите, что звоню вам на работу, но я не знала, как еще с вами связаться. В телефонной книге целая куча Ричардов Сегалов, но я вспомнила, как вы говорили, что работаете в консалтинговой фирме. Сначала я думала, что она называется «Мидлтаун-Консалтинг», но компании с таким названием не было. Тогда меня вдруг осенило – да ведь вы тогда сказали «Мидтаун», а не «Мидлтаун»! Одним словом, рада, что я вас нашла.

Ее болтовня напомнила мне, какой пустышкой она показалась мне тогда в Стокбридже.

– Так о чем вы хотели со мной поговорить? – спросил я.

– Понимаете… – начала она. – В общем, речь идет о вашей жене… о Поле.

– При чем тут Пола? – Я по-прежнему не понимал, в чем дело, но что-то стало понемногу вырисовываться.

– Лично она, собственно, ни при чем. Речь идет о вашей жене и моем женихе. Моем бывшем женихе.

– У них роман, – предположил я скучным голосом.

Последовала долгая пауза, потом Кирстин сказала:

– Откуда вы знаете?

– Я не знал, – сказал я. У меня вдруг закружилась голова. Я почувствовал себя так, как будто мне только что сообщили о чьей-то смерти. – Значит, это правда. У них действительно роман?

– Я не понимаю, – настаивала Кирстин. – Значит, вы уже об этом знали?

– Нет, до сих пор я ничего не знал. – Кровь бросилась мне в лицо, меня затрясло. – Как вы об этом узнали?

– Я все-таки не понимаю, – опять начала Кирстин.

– Так есть у них роман или нет, черт побери?!

– Почему вы на меня кричите? Я звоню вам, просто чтобы сказать, что мой бывший жених встречается с вашей женой. Но если вы и так уже знаете…

– Как вы об этом узнали?

– Даг порвал со мной на прошлой неделе. Сказал, что встретил другую женщину. Сначала он не хотел называть ее имя, но потом сказал, что это ваша жена. Представляете, какой мерзавец? То есть я еще могла бы понять, если бы он просто захотел порвать со мной, – но бросить меня для того, чтобы встречаться с замужней женщиной! Мои друзья говорят мне, что это к лучшему, что он дрянь и что без него мне будет только лучше. Для вас это, конечно, потрясение, но я подумала, что вам нужно знать. Будь я на вашем месте, я бы хотела об этом знать.

Я поблагодарил Кирстин за звонок и вышел на улицу глотнуть свежего воздуха. На тротуаре я налетел на нескольких человек, в том числе на одного молодого латиноса, который хотел затеять со мной драку. Он кричал: «А ну иди сюда, абанамат, щас разберемся», но я продолжал идти.

Я чувствовал себя полнейшим идиотом. Все то время, когда мне казалось, что мы с Полой «наладили» наши отношения и стали так близки, она трахалась с каким-то выскочкой из брокерской конторы.

Я вспомнил, что Даг работает на Уолл-стрит, возможно, недалеко от Полы. Я представлял себе, как они под вымышленным именем снимают номер в отеле в обеденный перерыв или по вечерам, когда Пола «работала допоздна».

Я шел и шел к центру, мимо Автобусного терминала портового управления на Восьмой. Миновав его, я повернул назад и пошел к своему офису.

В коридоре я обогнал Боба.

– Вы с кем-то встречались? – спросил он.

– Да, – ответил я, не останавливаясь.

– Я не видел этой встречи в вашем расписании на сегодня.

– Я забыл ее внести.

Я понимал, что был груб с Бобом, что потом мне нужно будет извиниться, но сейчас моя голова была занята куда более важными вещами.

Я позвонил Поле. Я ждал, что ее секретарша скажет мне, что Пола на обеде – другими словами, отсасывает у Дага, – но Пола сама взяла трубку.

– Привет, солнышко, – ласково сказал я.

– Привет, дорогой, – отозвалась она. – Слушай, у меня сейчас вторая линия. Можно, я тебе перезвоню?

Наверное, разговаривает с Дагом.

– Да, конечно, радость моя, – согласился я. – Я только хотел узнать, во сколько ты сегодня вернешься.

– Примерно в половине восьмого, может быть, в восемь. Мне сегодня придется задержаться.

– Ну конечно.

– Что случилось? – спросила она.

– Ничего. Почему ты считаешь, что что-то должно было случиться?

– Ты как-то странно разговариваешь.

– Странно? Почему я странно разговариваю?

– Слушай, мне нужно ответить на звонок. Я тебе сейчас перезвоню.

– Да, ничего. У меня тоже будет безумный день. Увидимся дома, котенок.

– Все-таки скажи мне, что случилось.

– Ничего не случилось. Всего тебе доброго.

Положив трубку, я прошептал: «Шлюха».

Сосредоточиться на работе было невозможно. Несколько раз звонил телефон, но я включил автоответчик, а потом прослушал сообщения. Один из звонков был от Полы, но я решил не перезванивать ей.

В замкнутом пространстве я начал сходить с ума, поэтому ушел раньше, примерно в половине пятого. Как и накануне, свой уход я прикрыл несуществующей встречей в своем расписании. По дороге домой мне становилось все хуже. Я боялся, что могу сказать или сделать что-то такое, о чем потом придется жалеть, поэтому я нырнул в «Подземку», забегаловку на Восточной Шестидесятой улице ближе к Лексингтон-авеню. Я понимал, что пропустить стаканчик-другой – не самое удачное решение проблем, но алкоголь снимает напряжение, и я подумал, что это лучше, чем приходить домой трезвым.

Я попросил виски с содовой. Поднеся стакан к губам, я спросил себя, действительно ли хочу это выпить. «Еще бы!» – ответил внутренний голос. Одним глотком я отправил в себя содержимое стакана. Внезапно мои проблемы с Полой не показались такими уж неразрешимыми. Значит, она трахается с брокером. Конечно, будет нелегко, но мы как-нибудь все преодолеем. Конец света не наступит, это точно.

Наверное, мне нужно было уйти после первого стакана. Четвертый и пятый, скорее всего, тоже были выпиты зря. Но теперь жалеть было поздно – кровь разносила алкоголь по всему организму. Когда я вставал со стула, то чуть не упал. Шатаясь, я побрел наружу, в теплые, влажные сумерки. Бар находился поблизости от «Блумингдейла», так что кругом было полно народу. Когда я шел по направлению к Третьей авеню, тротуар уходил из-под ног, я старался держаться ближе к домам, чтобы не налетать на людей. Оптимизм, владевший мной в баре, испарился. Сейчас я чувствовал только горечь и обиду. Я подумал, что это оттого, что я трезвею. Я остановился у винного магазина и купил бутылочку кофейного ликера. Как настоящий забулдыга, я стал пить прямо из горлышка, не вынимая бутылку из бумажного пакета. Когда я сообразил, что виски и кофейный ликер представляют смертоносную комбинацию, было уже поздно. Я не понимал, куда иду. Мне казалось, что я двигаюсь по направлению к дому, но меня каким-то образом занесло на Йорк-авеню, на несколько кварталов в сторону. Я сосредоточился на названиях улиц и понемногу добрался до Восточной Шестьдесят четвертой. Когда я наконец подошел к своему дому, я был совершенно измотан.

Проходя мимо консьержа, я попытался придать походке твердость. Стараясь выглядеть трезвым, я сконцентрировался на том, чтобы удержать равновесие, но, по-моему, обмануть его мне не удалось.

В прихожей я скинул пиджак на пол и пошел в уборную. Раскачиваясь над унитазом, я чувствовал, как кружится голова, моча хлестала во все стороны, заливая пол и брюки. Не подтерев за собой, я отправился в гостиную и сел на диван, продолжая то и дело прикладываться к бутылке. Комната кружилась, по меньшей мере два Отиса спали на кушетке напротив. Я почти уже прикончил ликер, когда пришла Пола.

– Привет, как дела? – спросила она. Видимо, она не заметила, что ее якобы вылечивающийся от алкоголизма муж развалился пьяный на диване, зажав в руке бутылку кофейного ликера, поскольку спокойно прошла в спальню. Мне показалось, что она вернулась уже через несколько секунд, хотя, скорее всего, это были не секунды, а минуты – она успела переодеться в шорты и длинную футболку.

– День был просто ужасный, я умираю с голоду, – сказала она. – Какую еду сегодня закажем – вьетнамскую или китайскую?

Тут она, видно, наконец повнимательнее присмотрелась ко мне, потому что воскликнула:

– Господи! Что происходит? Ты что, пил?

– Заметила. – Я еле ворочал языком. – А я уж думал, ни хрена не заметишь.

– Ты в своем уме! Да что с тобой?!

– Сама скажи.

– Сказать? Что сказать?

– Скажи мне. Просто скажи – и все.

– Ты пьян и не соображаешь, что говоришь. Что-то с полицией? Они что, снова приходили к тебе в офис? Ты поэтому…

– Просто скажи, черт тебя побери.

– Отлично, не хочешь об этом говорить – не надо.

Она пошла на кухню. Я побрел за ней, случайно опрокинув с журнального столика вазу. Она разбилась, Отис громко залаял.

– Смотри, что ты наделал! – завопила Пола, стараясь перекричать заливающуюся лаем собаку. – Что, черт возьми, с тобой происходит?

– Скажи мне. Просто скажи – и все.

– Сказать тебе что?

– Ты знаешь – что. Не говори, что не знаешь. Ты прекрасно знаешь, о чем я, дрянь.

– Зачем ты так? – она начала плакать. – Что с тобой?

Я схватил ее за плечи и затряс. Отис лаял не переставая.

– Скажи мне, скажи, черт побери!

– Пусти меня!

– Скажи! Скажи!

Пола плакала навзрыд. Я понял, что начинаю терять контроль, а именно этого мне и не хотелось. То, что она причинила мне боль, вовсе не значило, что я должен платить ей тем же. Я лучше ее – я не должен опускаться до ее уровня.

Я ослабил хватку и сказал уже более спокойным голосом:

– Скажи мне. Просто поступи честно и скажи мне все как есть, и тогда я тебя прощу. Обещаю.

Все еще плача, она сказала:

– Почему?.. Почему ты снова так ведешь себя? Зачем?

Отис залаял громче – он буквально захлебывался лаем. Я заорал на него: «Заткнись, черт возьми!» – и пес убежал. Тогда я сказал Поле:

– Скажи мне про вас с Дагом. Ради бога, просто скажи – и все.

Она неожиданно перестала плакать, ее голубые глаза широко открылись.

– Так вот ты о чем? Ты ошибаешься. Между нами ничего нет. И никогда не было.

– Ты врешь.

– Не вру. Я говорю тебе правду.

– Ты все время врешь мне! Только и делаешь, что врешь! Даже когда говоришь, что ты на моей стороне, все равно врешь!

– Я не вру, – повторила она. По ее щекам текли слезы.

– Мне звонила Кирстин. Ты ведь помнишь Кирстин?.. Помнишь?!

– Что она тебе сказала?

– Ну наконец-то ты призналась.

– Послушай, мне наплевать на то, что ты думаешь. Понял? Я хочу, чтобы ты усвоил одно: этого я тебе не прощу. Никогда!

Пола прошла мимо меня решительным шагом, Отис просился за ней в спальню, успев проскочить в хлопнувшую дверь. Сам я, пошатываясь из стороны в сторону, остался стоять у входа на кухню.

Мне не хотелось оставаться дома с Полой, пусть даже и в другой комнате, так что я прихватил бутылку с ликером и вышел на улицу.

Я шатался по округе, пока не кончился ликер, а потом завалился в бар на Первой авеню. Он был битком набит двадцатилетками, но я все-таки нашел себе местечко у стойки. Перекрикивая бухающую музыку, я заказал виски с содовой. Я не помню, как пил, но стакан непонятным образом опустел. Я заказал еще и только сделал глоток, как на меня налетел какой-то парень. В памяти осталось, как мы с ним стоим друг против друга и я говорю: «Мудак» и «Сейчас дам в хлебальник». Он был выше и моложе меня, но мне было наплевать. Я замахнулся и ударил его, точнее, попытался ударить. Он на лету перехватил мою нетвердую руку и начал смеяться. Я плюнул ему в лицо. Тогда он отпустил мою руку и стал меня бить. Я упал на пол, он пинал меня ногами, но особой боли я не чувствовал, хотя удары были внушительными. Потом подошел вышибала, по виду итальянец, и поднял меня. Он вытолкал меня на улицу, но я, наверное, тоже пытался его ударить или, может быть, что-то ему сказал, потому что он прислонил меня к кирпичной стене и начал бить по лицу. Кругом собрались люди, они смеялись и отпускали шуточки. Потом я лежал на тротуаре, поджав ноги к животу, чувствуя на губах вкус крови, и думал, как я объясню все это на собрании «Анонимных алкоголиков».