Текст книги "Паранойя"

Автор книги: Джейсон Старр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава седьмая

Я стоял у двери в спальню и умолял Полу впустить меня. Я снова и снова повторял слова извинения, как я виноват перед ней и как мне ужасно стыдно, но она не отвечала.

В конце концов я сдался и, вернувшись в гостиную, сел на диван и обхватил голову руками. Просто не верилось, что я так сильно ее толкнул.

Я завернул в полотенце немного льда и вернулся к двери в спальню. Пола по-прежнему не хотела пускать меня, поэтому я сказал ей, что оставлю лед в коридоре, и ушел. Через минуту дверь отворилась, и Пола схватила лед, потом дверь снова захлопнулась, и я услышал, как в замке повернулся ключ.

Принесли суши. Есть не хотелось, и я убрал еду в холодильник.

Я вернулся к двери в спальню и попытался уговорить Полу впустить меня.

– Я хочу, чтобы ты знала одно: я очень, очень тебя люблю, и, Богом клянусь, подобного больше никогда не случится. Ты права – у меня есть проблема, и я готов обратиться за помощью. Пожалуйста, не сердись. Я никогда больше не сделаю тебе больно – честное слово. Ну поверь… Вот открой дверь, и сама увидишь, как мне стыдно.

Она не отвечала. Я продолжал свои мольбы, пытаясь найти верный тон, но все бесполезно. Наконец я сдался и вернулся в гостиную на диван.

На следующий день в половине седьмого дверь в спальню все еще была заперта. Несколько раз я тихонько постучал, но ответа не услышал. Потом я сказал:

– Если ты проснулась, пожалуйста, дай мне войти. Дай мне возможность извиниться как следует.

Она не ответила. Я вывел Отиса и приготовил кофе. Пройдя несколько раз туда-сюда по квартире, я снова подошел к двери.

– Ну пожалуйста, – попросил я. – Это уже просто становится смешным. Ну я тебя прошу – открой дверь.

Но Пола не отвечала. Часы показывали уже начало восьмого, и мне нужно было забрать одежду из спальни и идти на работу.

Следующие минут десять я стучал в дверь, пытаясь привлечь ее внимание, мое раздражение росло. Я понимал, что она просто хочет наказать меня и что будет держать меня у запертой двери, пока я не опоздаю на работу.

В половине восьмого я выругался и полез под душ в маленькой ванной. Голову пришлось мыть мылом. Мне нужно было уходить самое позднее без двадцати восемь, потому что на девять у меня была назначена встреча, а перед этим нужно было еще заскочить в офис и взять материалы для презентации. Я колотил в дверь и требовал, чтобы Пола меня впустила.

– Что за хрень! – сердился я. – Я вчера был неправ, признаю, но зачем вести себя как ребенок? Я ведь уже просил прощения. Согласен, у меня есть проблема, но жизнь продолжается. Да откроешь ты дверь, наконец, или нет!

Я был в таком отчаянии, что чуть было не стал выламывать дверь, но тут понял, что так еще больше стану похож на сумасшедшего и насильника, а значит, еще труднее будет убедить Полу простить меня. Я поступил иначе. Среди вещей, которые Пола собиралась отнести в секонд хэнд, я нашел старый, мятый пиджак и штаны и наскоро их прогладил. Костюм все равно выглядел жеваным, но делать было нечего. На дне шкафа я обнаружил мятую рубашку, но гладить ее времени не было. Не важно – можно не расстегивать пиджак. Выбегая из квартиры, я услышал шум душа, доносившийся из второй ванной. Разумеется, Пола собиралась идти сегодня на работу, но не хотела выходить из спальни до моего ухода.

Я взял такси. Зайдя за перегородку, на свое новое рабочее место, я собрал все необходимые для встречи материалы. Пешком я прошел до пересечения Парк-авеню с Сорок седьмой на встречу с финансовым директором маленькой фирмы, занимавшейся контролем и регулированием капитала. Пока я знакомил его с проектом, я едва ли сам понимал, что говорил. Мои мысли были заняты Полой. Я надеялся, что она пришла в себя и что рано или поздно она меня простит.

В конце встречи я неожиданно для себя услышал, что к концу недели меня просят отфаксовать обсчет небольшого сетевого проекта. Было совершенно неясно, как мне удалось произвести благоприятное впечатление, поскольку на голове у меня было воронье гнездо и держался я, видимо, тоже неадекватно.

Спускаясь в лифте, я по сотовому позвонил Поле в офис. Трубку взяла ее секретарша, но стоило ей услышать мой голос, как она тут же извинилась и сказала, что Пола «на совещании» и не может подойти.

– Соедините меня с ней, я попал в аварию.

По-моему, это прозвучало убедительно, но Пола оказалась слишком проницательной и, скорее всего, догадалась о моей выдумке, потому что немного погодя я снова услышал в трубке голос ее секретарши:

– Мне очень жаль, но она не хочет… Я хотела сказать, не может сейчас подойти к телефону. Ей что-нибудь передать?

– Я позвоню попозже…

Я прошел через вестибюль и вышел на улицу. Я был настолько поглощен своими мыслями, что едва замечал движущиеся машины и людей на тротуарах. Я прошел до пересечения Мэдисон и Пятьдесят четвертой и остановился прямо у здания, где работал Майкл Рудник.

Я был готов ждать хоть целый день – мне во что бы то ни стало нужно было еще раз увидеть Рудника и на этот раз припереть его к стенке. Я понятия не имел, как именно с ним говорить, но твердо решил, что такой разговор состоится.

Еще не было десяти, но я уже чувствовал, что, скорее всего, придется ждать до двенадцати, а то и до часу. Я сел на парапет перед зданием. Немного посидев, я снял пиджак и ослабил галстук. Я не отрываясь смотрел на вращающиеся двери, готовый сразу же подняться, как только увижу Рудника. Потом у меня возникла мысль. Я вспомнил название фирмы, где он работал, – «Рудник, Айсман и Стивенс», – и достал свой мобильник. Узнав номер через справочную, я сделал звонок. Трубку сняла девица на ресепшене, и я спросил, на месте ли сегодня Майкл Рудник. Не говоря ни слова, она соединила меня напрямую, и я услышал, как низкий голос произнес: «Майкл Рудник».

Я ждал, что мне ответит секретарша, поэтому голос Рудника застал меня врасплох. Я подержал телефон возле уха, слушая, как он повторяет: «Майкл Рудник» – все более и более раздраженным тоном, а потом отключился. Несколько минут я сидел, машинально прижимая телефон к уху. Потом вдруг заметил, что меня трясет. Злобно обозвав себя слизняком, я убрал телефон.

Я просидел на парапете еще два часа. В двенадцать из здания на обед стали выходить служащие. Если он вдруг не пойдет на обед, решил я, вернусь в половине пятого и поймаю его по дороге домой. Если и тогда мне не повезет, приду завтра, послезавтра – рано или поздно я непременно встречусь с ним с глазу на глаз.

И тут я увидел, как он выходит из здания. Он шел в компании мужчины и женщины и улыбался. Троица направлялась прямо ко мне. Внезапно меня охватил тот же панический страх, как когда я услышал в трубке его голос. Поравнявшись со мной, он надел темные очки – они были на нем в тот день, когда я встретил его на переходе у Пятой авеню. Он прошел мимо и не заметил меня.

Несколько секунд я не мог пошевелиться, но потом взял себя в руки и вышел из транса. Я встал и пошел за Рудником и его друзьями по Мэдисон-авеню, через Пятьдесят третью улицу.

Тротуар был запружен народом. Компания свернула налево, на Пятьдесят первую, и я пошел за ними, держась метрах в десяти. Посреди квартала они зашли в японский ресторан. Я встал у дверей и наблюдал, как метрдотель ведет их к столику. Постояв еще пару минут, я решился зайти внутрь. Тот же метрдотель повел меня к суши-бару, но тут я заметил пустой столик рядом с тем, за которым сидел Рудник. Я попросил метрдотеля посадить меня туда.

Я сел на стул рядом с Рудником. Нас разделяло полметра, спинки наших стульев почти соприкасались. С тех пор как мы последний раз были в его подвале, я никогда не был от него так близко.

В ресторане было шумно, но до меня доносились кое-какие обрывки их разговора. Несколько раз я слышал, как Рудник произнес слово «ликвидация», и предположил, что он адвокат и занимается недвижимостью.

Я заказал два рулета с тунцом, один с желтохвосткой и два суши с семгой. Я вспомнил, как вчера убрал суши в холодильник, и сообразил, что со вчерашнего дня ничего не ел.

Я прислушивался к разговору – теперь они говорили о нью-йоркском рынке недвижимости, и до меня то и дело доносилась фамилия Трамп. В какой-то момент Рудник вдруг громко захохотал, и меня всего передернуло от его самодовольства. Интересно, что бы сказали его соседи по столу, если бы узнали правду. Руднику было бы не до смеха – это точно.

Принесли мой заказ. Я проглотил суши, почти не почувствовав вкуса, продолжая подслушивать скучный разговор за моей спиной. Поев, они, наверное, еще с полчаса торчали за столом, обсуждая различные проекты в области недвижимости. Наконец раздался звучный бас Рудника, он подзывал официанта, находившегося от нас за несколько столиков: «Пожалуйста, счет!»

Когда официант обернулся, я сказал: «И мне тоже, пожалуйста».

Рудник протянул официанту кредитную карточку, я расплатился наличными. Официант принес мне сдачу, а ему квитанцию. Услышав за собой шум отодвигаемых стульев, я тоже встал. В какой-то момент Рудник повернулся в мою сторону, но его взгляд скользнул мимо меня.

Выходя из ресторана, я шел прямо за ним, так близко, что чувствовал запах его одеколона. Одеколон был другой, не тот, которым он пользовался тогда, но запах был все такой же навязчивый. На секунду я представил себе, что сейчас догоню его, хлопну по плечу и скажу: «Что, говнюк, помнишь меня?»

Я пошел за Рудником и его друзьями обратно по Мэдисон-авеню, ожидая, что они вместе войдут в здание. Это означало, что мне придется ждать другого раза – может быть, до вечера, а может быть, и до завтра. Но тут на углу Мэдисон и Пятьдесят четвертой группа неожиданно остановилась, и они начали прощаться. Я тоже остановился и сделал вид, что разглядываю витрину, одновременно следя за отражением Рудника в стекле. Он пошел дальше один, направляясь к входу в здание.

Вот мне и представился удобный случай сказать ему пару ласковых. Так он себе и шел, и тут я вдруг выпалил: «Эй, Майкл Рудник!»

Рудник остановился и, повернувшись, взглянул на меня. На нем не было очков, и выглядел он довольно растерянно. Видно, мое лицо показалось ему смутно знакомым, но он никак не мог припомнить, кто я такой. Может, он решил, что я один из его прежних клиентов или, к примеру, знакомый по колледжу или по юридической школе.

– Не помните меня? – спросил я.

– Простите. – Он слегка прищурился. – Не припоминаю…

– Ричард. Но вы, наверное, помните меня как Ричи – Ричи Сегала.

В первую секунду выражение лица Рудника не изменилось. Потом я увидел, как по нему пробежала тень. Он вспомнил меня. Это произошло так быстро, что не жди я его реакции, то, наверное, и не заметил бы, но в тот момент мне стало ясно: он вспомнил все. Я восторжествовал, увидев мелькнувший в его глазах ужас, – небось гадает, чего ему от меня надо. Потом лицо Рудника снова приняло фальшиво-растерянное выражение.

– Простите, где мы с вами встречались?

Я ушам не верил – вот наглый говнюк!

– Неужели вы и вправду меня не помните! – воскликнул я. – Мальчиком вы жили в доме напротив нас.

Он по-прежнему недоумевающе смотрел на меня. Он гнался за мной вокруг теннисного стола и распевал: «Сейчас ты у меня получишь! Сейчас ты получишь!» Потом вдруг сказал, словно в голове у него что-то щелкнуло.

– Верно, Ричи Сегал. Сто лет не виделись! Как ты узнал меня?

– У меня отличная память, – сказал я.

Несколько секунд мы пялились друг на друга как дураки, потом я опустил глаза и мой взгляд упал на его толстое обручальное кольцо. Рудник сказал:

– А ты здорово изменился. Когда мы в последний раз виделись, тебе было сколько? Десять?

– Вы переехали, когда мне исполнилось двенадцать.

– А, ясно.

Он рассеянно огляделся. Было заметно, что ему неловко и он хочет поскорей закончить разговор. Он взглянул на часы и сказал:

– Очень рад был снова с тобой повидаться. Ну, мне нужно идти, опаздываю на совещание. Увидимся.

Он не оглядываясь пошел к зданию.

Глава восьмая

– Где вы были? Я вас везде искал.

Едва я зашел в туалет, как наткнулся на Боба Гольдштейна. Он мыл руки.

– У меня была встреча с клиентом.

– Я посмотрел ваш график. Ваша встреча была запланирована на девять утра, верно?

– Она затянулась, а потом мы пошли обедать. Но все прошло неплохо.

– Закрыли сделку?

– Пока нет, но закрою.

– А что случилось с вчерашним клиентом – заявка на разовые работы?

– Он расстроился, что получилась накладка, но оружие складывать рано. Сегодня я опять буду ему звонить.

– А как другие ваши проекты? Есть что-нибудь на подходе?

– Есть несколько прочных зацепок.

– Отлично. Надеюсь, эта неделя станет для вас переломной.

Боб вытер руки бумажным полотенцем и вышел из туалета. Я подошел к писсуару. Когда я мыл руки у раковины, из кабинки вышел Стив Фергюсон. Значит, все то время, что я беседовал с Бобом, он торчал рядом и подслушивал. Не взглянув на меня, Стив выкатился из уборной.

Я вернулся в свой закуток и включил компьютер. По сравнению с Майклом Рудником трудности на работе неожиданно показались мелкими и незначительными. Я даже перестал волноваться: мне было на все наплевать, уволят меня сейчас или я смогу закрыть сделку. В прошлом я поменял немало мест работы – поменяю и в будущем. Это и вправду было не важно.

Я позвонил Поле на работу – снова подошла ее секретарша и снова отказалась соединить меня с Полой. Тогда я влез в Интернет, рассчитывая нарыть дополнительную информацию о Майкле Руднике.

Я нашел шесть Майклов Рудников. Один из них написал книгу о кистозном фиброзе, другой входил в сборную Калифорнийского университета по плаванию, еще один искал в Интернете партнеров для игры в триктрак. Четвертый Майкл Рудник победил в турнире по гандболу в Майами, пятый был безработный учитель математики и еще один – совладелец фирмы по торговле подержанными автомобилями в Дейтоне.

Тогда я запустил поиск компании «Рудник, Айсман и Стивенс» и там нашел ссылку на Майкла Дж. Рудника, эсквайра. К сожалению, страничка информировала о продаже офисного помещения в нижнем Манхэттене и там не было ничего такого, чего бы я еще не знал.

Я вспомнил обручальное кольцо на пальце Рудника. Интересно узнать, кто его жена и чем она занимается. И есть ли у него дети, а если есть, то сколько им лет. Еще интересно было узнать, где он живет. Я вспомнил, что на днях видел в Интернете адрес одного из Майклов Рудников – тот жил на Вашингтон-стрит в Вест-Виллидж. Вашингтон-стрит находилась далеко к западу, рядом с Вест-Сайдским шоссе, в районе мясокомбинатов – этот район в основном населяли геи. Может быть, Рудник – гей, а обручальное кольцо означает, что он замужем.

Мой компьютер запищал, как всегда, когда мне что-то сбрасывали по электронке. Мэйл был от Боба: он запрашивал подробный список всех моих нереализованных проектов.

Я стер это сообщение и снова стал искать в Интернете информацию о Майкле Дж. Руднике.

Когда я вернулся с работы домой, было чуть больше семи. В прихожей и гостиной горел свет, но дверь в спальню была по-прежнему заперта. Я осторожно постучал. Ответа не последовало. Я снова постучал, на этот раз громче.

– Ну, слушай, кончай, открой дверь. Хватит уже вчерашней бредятины, сегодня это будет уже перебор.

Я снова постучал. Послышались шаги и звук поворачивающегося ключа. Я вошел в комнату и увидел Полу. Она стояла ко мне спиной, лицом к стенному шкафу. На ней все еще был строгий темно-синий костюм, в котором она ходила на работу. Я сделал несколько шагов к ней.

– Я знаю, мне нечего сказать в свое оправдание, – начал я. – Но я хочу, чтобы ты просто знала, что мне очень стыдно. Богом клянусь, я больше никогда не буду так делать…

Она повернулась ко мне лицом. Я был так поражен, что не мог говорить и чуть не заплакал. Вся левая сторона ее лица – от скулы и выше – распухла и была красного цвета, а под глазом виднелся огромный темно-фиолетовый синяк. Просто не верилось, что она в таком виде ходила на работу.

– Господи, Пола, прости меня.

Я попытался дотронуться до нее, но она отшатнулась.

– Не трогай меня!

– Послушай, – сказал я, – я…

– Вот что я тебе скажу – и больше повторять не буду, так что советую запомнить, – холодно произнесла Пола. – Если ты когда-нибудь – когда-нибудь – снова ударишь меня, между нами все кончено. Мне абсолютно наплевать, что ты станешь говорить и какие будешь придумывать себе оправдания. Я не из породы клуш, которых до полусмерти лупят мужья-алкоголики, а им все нипочем. На фиг!

– Я случайно тебя толкнул, – сказал я.

– Не надо! Ты это сделал специально и сам это прекрасно знаешь!

Я не стал спорить – это была правда. Я сел на кровать и заплакал, закрыв лицо руками. Так плачут на похоронах – губы кривились, я задыхался. Я понимал, что дело здесь не в Поле. В этих слезах нашел выход стресс, страшное напряжение, которое накапливалось во мне все последние дни.

– Ты обратишься к «Анонимным алкоголикам», и мы вместе сходим на консультацию. Я сегодня звонила своему психотерапевту, и он порекомендовал мне доктора Льюис, семейного консультанта. Я договорилась с ней на пятницу, на шесть часов. Парк-авеню.

Я плакал и никак не мог остановиться. Я уже давно так не плакал – наверное, с тех самых пор, когда был еще маленьким. Во всяком случае, Поле этого видеть никогда не доводилось, и это, видно, произвело на нее впечатление. Не будь мое раскаяние столь очевидным, она, наверное, продолжала бы орать на меня. А так она сначала постояла у кровати, потом села рядом со мной и положила руку мне на колено. Знай она, как мало отношения имеют к ней мои слезы, уверен, она вела бы себя совсем по-другому.

Наконец я перестал всхлипывать. Пола сказала:

– Я хочу простить тебя – честное слово. Ведь однажды я сделала тебе больно, и я помню, как мне важно, чтобы ты дал мне второй шанс. Я хочу сделать то же самое для тебя, но скажу сразу – это будет очень нелегко. То, что ты сделал вчера, настолько ужасно – хуже этого ничего нельзя было сделать. Да объясни, наконец, что с тобой происходит?

– У меня проблемы, – промямлил я.

– Проблемы? Какие проблемы?

Я чуть было не рассказал ей про Майкла Рудника. Мои губы начали шевелиться, изо рта вырвался неопределенный звук, но я вовремя взял себя в руки.

– В последнее время со мной много всего происходит, – пояснил я.

– О чем ты? У тебя проблемы на работе? Но это и раньше бывало, но ты так на это не реагировал.

– Сейчас все по-другому.

– Как?

– Так, и все. Не знаю как. Может быть, у меня кризис среднего возраста…

– В тридцать четыре?

– …или просто стресс. Слушай, я не пытаюсь найти оправдания, понимаешь? Может, ты права – может, я и правда алкоголик. И я пойду на собрание к «Анонимным алкоголикам» – и, если хочешь, пойду с тобой к консультанту. Я сделаю все, чтобы мы снова зажили нормальной жизнью.

Я попытался взять ее за руку, но она высвободилась.

– Что мне для тебя сделать? Может, принести льда или еще чего-нибудь?

– Ничего, все будет в порядке, – сказала Пола. – Сегодня утром щека выглядела гораздо хуже.

– Что сказали на работе?

– Я выдумала целую историю. Сказала, что поскользнулась, выходя из душа, и ударилась о вешалку для полотенец. Кажется, они поверили.

– Ты уверена, что тебе ничего не нужно? Может, принести поесть?

– Все будет в порядке, правда. Мне просто нужно немного побыть одной.

Я переоделся в домашнюю одежду, потом пошел на кухню. Особого аппетита у меня не было, но я решил, что просто не чувствую голода из-за стресса. Я достал из холодильника остатки суши и, усевшись в гостиной перед телевизором, принялся неторопливо поклевывать.

Примерно через полчаса из спальни вышла Пола. Она вынула из холодильника свою порцию суши и села рядом на стул. Мы смотрели телевизор и почти не разговаривали. Несколько раз я пытался начать разговор, но она отвечала односложно, короткими фразами, и я решил оставить ее в покое и не торопить события. Она сама заговорит со мной, когда ей станет лучше.

Пола сказала, что хочет спать одна, но на сей раз, по крайней мере, не стала запирать дверь. Она разрешила мне взять из шкафа второе одеяло и подушку, чтобы я смог поудобнее устроиться на диване.

Около одиннадцати я вывел Отиса. Когда мы возвращались с прогулки, в лифте с нами поднимался какой-то мальчик. На вид ему было лет тринадцать, рыжие волосы коротко острижены. За последние несколько лет я много раз встречал его в подъезде и возле дома. Обычно он шел с мамой или с отцом, но сегодня ехал в лифте один, с баскетбольным мячом в руках. Я вспомнил, как сам стучал баскетбольным мячом на дорожке перед своим старым домом в Бруклине, когда Майкл Рудник в первый раз позвал меня к себе в подвал.

Мальчика звали Джонатан. Я не помнил, откуда знал это. Наверное, как-то слышал, как его зовет мать.

– Хорошо поиграл? – спросил я.

Раньше я никогда не разговаривал с этим мальчиком, и он сначала внимательно на меня посмотрел и только потом сказал:

– Да.

– А где ты играл?

– На школьном дворе, – застенчиво ответил он и тут же перевел взгляд на вспыхивающие номера этажей над дверью.

Я глядел на мальчика и представлял себе, что как-нибудь, когда Полы не будет дома, я позову его смотреть баскетбольный матч. Мы заключим с ним пари – он выберет одну команду, а я – другую. Если победит его команда, я дам ему пять долларов. Если победит моя, я покажу ему кое-что другое. Если я выиграю пари, то стану гоняться за ним по квартире, схвачу за штаны, повалю на диван…

Я отогнал от себя эти мысли и вдруг ощутил, что затылок у меня вспотел.

Двери лифта открылись на этаже, где жил Джонатан, и он, не попрощавшись, вышел. Я надеялся, что он не станет рассказывать родителям, что какой-то извращенец пялился на него в лифте.

Потом, уже стоя перед зеркалом в ванной, я все никак не мог поверить, что все это происходит со мной. Сначала я нарочно ударил свою жену головой о стену, а теперь вот позволяю всякие грязные мысли насчет невинных мальчиков.

Мне нужно было выпить. Я понимал, что это, наверное, не самый лучший выход, но поделать с собой ничего не мог. Только так я мог расслабиться и снова стать нормальным человеком. Да и собирался-то я выпить всего-навсего один стаканчик. Какой тут может быть вред?

Я убедился, что дверь в спальню по-прежнему закрыта, и осторожно открыл бар с алкогольными напитками. Там было пусто. Можно было догадаться, что Пола спрячет все бутылки. Секунду я колебался, не выйти ли снова на улицу, к магазину на Первой авеню, и купить пару пива, но подавил порыв, решив, что так, возможно, и лучше. Рано или поздно нужно было что-то делать, так лучше уж не откладывать.

Я лежал на диване и потел. Я не мог уснуть, поэтому включил телевизор, но звук убрал. Отис вскарабкался ко мне на диван и пристроился возле моего лица. Я ласково потрепал его по спине и по голове, почесал шею. Я не сразу подружился с Отисом. Сначала я хотел завести кошку, но слабостью Полы были коккер-спаниели, и в конце концов мне пришлось уступить. Я никогда раньше не думал, что стану одним из тех людей, которые на улице разговаривают со своей собакой, но спустя какое-то время поймал себя на том, что сам непрерывно говорю с ним. Теперь рядом никого не было, а мне нужно было рассказать кому-нибудь о своих чувствах, и я прошептал в шелковистое ухо Отиса: «Я убью его, Отис. Я убью этого гада».