Текст книги "Паранойя"

Автор книги: Джейсон Старр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Глава двенадцатая

Я не мог оставаться в квартире. Я прошел несколько кварталов в сторону Ист-Ривер, а потом свернул к набережной параллельно магистрали ФДР. Если не считать нескольких бегунов, пьяных, бомжей и случайных парочек, вышедших прогуляться перед сном, набережная была пуста. Погода стояла прохладная, от воды задувал свежий ветер. После двадцатиминутной прогулки я дошел до Грейси-Мэншн. [5]5
  Грейси-Мэншн – официальная резиденция мэра Нью-Йорка.


[Закрыть]Я повернулся и пошел обратно, снова и снова, как в лихорадке, прокручивая в помутившемся сознании события последних двадцати четырех часов.

Накануне автостоянка была плохо освещена, но все же там было достаточно света, чтобы Рудник мог разглядеть мое лицо. Кроме того, он спросил: «Какого черта вы тут делаете?», упирая на «вы», а значит, он, вне всяких сомнений, узнал меня. Возможно, у него провал в памяти, но, тем не менее, непонятно, почему он сказал полиции, что на него напал подросток.

Когда я уходил с набережной, ноги у меня устали и ныла мозоль на ноге, но я был полон энергии. Я знал, что полноценный отдых после проведенного на диване дня и мучившие меня мысли вряд ли позволят мне сегодня заснуть.

Я зашел в греческую закусочную на пересечении Шестьдесят пятой и Второй и сел за столик в углу. Весь день я ничего не ел, но все равно не чувствовал голода. Я выпил чашку кофе и куснул сэндвич с тунцом, не переставая размышлять о том, почему Рудник солгал. Я провел в закусочной больше двух часов и выпил три чашки кофе, но единственным правдоподобным объяснением, приходившим в голову, было, что он испугался. Он понял: если я способен броситься на него с ножом, значит, я способен на все, в том числе обнародовать правду о том, что тогда происходило у него в подвале. Он знал: стоит ему рассказать все без утайки, а полиции арестовать меня, и его карьере юриста конец. Понятно, что такой честолюбец, как Рудник, во главу угла будет ставить карьеру.

Благодаря изрядной дозе кофеина, когда я уходил из закусочной, сна у меня не было ни в одном глазу. Домой я вернулся в половине двенадцатого. Свет в спальне был погашен, и я решил, что Пола легла спать. Я вывел Отиса на прогулку, и мы с ним прошли мимо контейнера, в который я накануне выбросил пакет. Контейнер, похоже, еще не вычищали, но, по правде сказать, теперь мне уже было все равно. Поскольку расследование не ведется – по крайней мере, расследование, где бы я фигурировал в качестве подозреваемого, – полиция не станет искать вещественные доказательства у меня в районе.

Я вернулся в квартиру и первым делом включил телевизор. По «Нью-Йорк 1» передавали очередной репортаж о нападении на автостоянке, сообщались кое-какие новые подробности. Корреспондент сказал, что накануне, примерно без четверти девять вечера, Майкл Рудник направлялся к своей машине, когда белый подросток с хвостиком и бородкой подошел к нему и стал требовать денег. По словам Рудника, он попытался урезонить подростка и парень неожиданно «обезумел» и набросился на Рудника с ножом. Потом корреспондент сообщил о его состоянии на текущий момент. Кроме большой потери крови, у Рудника отказало левое легкое, которое, возможно, придется удалить, и имелись серьезные повреждения в области паха.

Я рад был услышать, что Рудник страдает. Я надеялся, что «серьезные повреждения в области паха» означали, что я отрезал ему яйца.

Я сидел на диване и радовался вновь полученному мной разрешению на жизнь, как вдруг услышал, как открылась входная дверь. Я подумал, что кто-то чужой хочет проникнуть в квартиру, и пошел на кухню за ножом, но тут в коридоре увидел Полу.

– Черт, ты меня страшно напугала, – сказал я. – Я думал, что ты спишь.

– Извини, – холодно сказала она.

– Больше так не делай.

– Господи, я же сказала уже – извини.

– И где ты была?

– А ты где был?

– На улице. Гулял… и думал.

– Ну вот и я тоже – гуляла и думала.

– Ну ладно, ладно, извини, – примирительно сказал я. – У меня трудное время – может быть, из-за того, что я не пью. Но теперь я стал другим человеком – сама увидишь.

Пола посмотрела на меня как на чужого.

Наконец она произнесла:

– Увидимся утром. – И пошла в спальню.

Хотя большую часть ночи я пролежал на диване без сна, в половине седьмого я чувствовал себя свежим и бодрым. Я прокрался на цыпочках в спальню и, стараясь не будить Полу, переоделся в шорты и футболку, раскопав на самом дне своего шкафа найковские кроссовки.

Было прекрасное весеннее утро – яркий солнечный свет, мягкий нежный ветерок. Перед зданием я размялся, уделив особенное внимание застоявшимся подколенным сухожилиям, а потом медленно побежал в сторону Центрального парка. Через несколько кварталов я запыхался, и мне пришлось перейти на шаг.

В парке я пробежал трусцой примерно с четверть мили вдоль главной аллеи, а на подъеме снова стал хватать ртом воздух. Кроме того, у меня заболел живот и опять начали давать знать о себе волдыри на ногах, хотя я и заклеил их целой кучей пластырей. Я немного передохнул на лужайке и отправился домой.

Мой первый день занятий, конечно, нельзя было признать особенно успешным, но это, по крайней мере, был старт. На Лексингтон-авеню я зашел в магазин и купил фруктовый салат и обезжиренный домашний сыр. С сегодняшнего дня я начну следить за собой – перестану есть всякую дрянь и буду ходить в спортивный зал.

Дома за завтраком я читал воскресный выпуск «Таймс». Покушение на убийство в Принстоне заняло всю третью страницу в разделе «Городская жизнь». Я не мог удержаться от смеха, прочитав, что полиция не исключает связь между этим преступлением и войной между бандами подростков в одной из средних школ Трентона.

Я стал читать другие новости, и тут в столовую вошла Пола в ночной рубашке.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила она.

– Я чувствую себя отлично. А что?

– Ты ешь на завтрак фрукты, – пояснила она. – А ведь ты никогда не ешь на завтрак фруктов.

– Я же тебе сказал – я теперь другой человек.

Она подозрительно взглянула на меня и ушла на кухню. Я понимал, насколько странной должна показаться Поле такая резкая смена настроений. Вчера ее муж в подавленном состоянии пролежал весь день на диване, а сегодня он ведет себя как Джек Лa Ланн. [6]6
  Джек Ла Ланн – пропагандист здорового образа жизни, популяризировавший занятия фитнесом на телевидении.


[Закрыть]Решила небось, что у меня развивается маниакально-депрессивный синдром.

Большую часть дня Пола изо всех сил старалась меня не замечать. Сначала она взяла свой ноутбук и ушла работать наверх, потом отправилась по магазинам.

Я тем временем тоже решил поработать. Войдя в офисную сеть, я повозился с несколькими проектами, которые мне нужно было представить на следующей неделе. В Интернете я нашел расписание ближайшей встречи «Анонимных алкоголиков» – завтра вечером, в церкви на Семьдесят девятой улице.

Около четырех я вышел в цветочный магазин на Второй авеню и купил букет из двадцати роз – красных, белых и розовых. Когда я вернулся домой, в прихожей горел свет: Пола была дома. Я прошел на кухню и увидел ее – она стояла перед открытым холодильником. Она повернулась и взглянула на меня, но на цветы никак не отреагировала. Потом достала из холодильника бутылку минеральной воды.

– Это тебе, – сказал я.

– Вижу. Спасибо.

Она налила стакан воды, быстро выпила, потом прошла мимо меня по направлению к спальне.

– Если хочешь, мы можем пойти куда-нибудь поужинать.

– Хватит, – сказала она, резко развернувшись ко мне. – Хватит, ладно? Я осталась здесь, но это не значит, что я готова жить дальше, как будто между нами ничего не произошло. Ты таких дров наломал, что какие-то сраные цветы вряд ли исправят дело.

Она твердым шагом ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.

Из шестичасовых новостей я узнал, что Майкл Рудник умер. В коротком сообщении говорилось, что ночью его состояние внезапно ухудшилось и около четырех часов дня он скончался – примерно тогда я как раз покупал Поле цветы.

Сначала новость расстроила меня, и не потому, что Рудник умер, – мир только выиграл от того, что одним мерзавцем стало меньше, – а потому, что мне нравилось представлять, как всю оставшуюся жизнь Рудника будет мучить боль и постоянный страх, что я снова на него нападу. Но скоро я свыкся с этой новостью и стал думать, что то, что Рудник прожил чуть больше суток, а потом все-таки умер, для меня самый лучший вариант. Если бы он умер прямо там, на стоянке, мне наверняка пришлось бы отвечать на вопросы полиции, может быть, меня бы даже арестовали. Но Рудник направил полицейских искать мифического подростка, и поэтому я почти стопроцентно выходил сухим из воды.

Во время ужина Пола по-прежнему не разговаривала со мной. Несколько раз я пытался завязать разговор, но она упрямо смотрела в свою тарелку, делая вид, что меня нет.

Наконец я не выдержал:

– Завтра вечером я иду на собрание «Анонимных алкоголиков».

– И что дальше? – Она по-прежнему сидела уткнувшись в тарелку.

– Ну и я думал… я думал, что ты обрадуешься.

Она проглотила кусочек куриного чоу-фан, потом сказала:

– Хорошо, но радоваться особенно нечему.

Утром в понедельник, когда я отправился на работу, шел сильный дождь. На углу Сорок восьмой и Парк-авеню порывом ветра мне сломало зонт, и пока я добрался до своего офиса, вымок насквозь, но настроения мне это не испортило.

На моем автоответчике было одно сообщение – от Дона Чейни, ИСМ-менеджера, которому мы не смогли помочь с сервером на прошлой неделе. Чейни сообщал, что его финансовый директор одобрил посланное мной предложение по проекту более масштабного и более выгодного сотрудничества и что он получил его согласие. Он собирался сразу же отправить мне факсом подписанный контракт. Скоро я уже стоял у факса – и в самом деле там меня ждал контракт.

Оторопев, я таращился на листок бумаги по меньшей мере минуту. Сколько долгих месяцев я рвал пупок, безуспешно пытаясь заключить сделку, – а сейчас вот буквально палец о палец не ударил, и она приплыла ко мне на блюдечке.

Я пошел в кабинет к Бобу Гольдштейну. Он сидел за столом и читал газету.

– Вас что, не научили стучать? – сказал он, даже не взглянув на меня. Я положил перед ним факс и стал наблюдать, как по мере чтения его лицо все шире расплывается в улыбке.

– Вот молодчага! – Он поднялся, чтобы пожать мне руку. – Видали? Я был уверен, что у вас получится. Мои поздравления, мазл тов! Это действительно отличная новость – просто отличная! Но это ведь только начало – я хочу, чтобы вы и дальше не сбавляли темпа. Я жду от вас еще на этой неделе две крупные сделки. Но я горжусь вами, Ричард, – я действительно вами горжусь.

Слух о моей сделке быстро распространился по фирме. В течение следующего получаса несколько человек остановились у моего стола меня поздравить. Среди них – финансовый директор Мартин Фрейден и директор по маркетингу Алан Верцберг.

Чтобы выяснить, просто ли мне пофартило или я снова попал в свою колею, я позвонил Джиму Тернеру, мужику, который в прошлый понедельник почти вытолкал нас со Стивом из своего офиса. Если мне удастся закрыть сделку с Джимом Тернером, то дальше смогу проделать это с кем угодно.

Секретарша Тернера сказала, что он сейчас говорит по другому телефону, и я ответил, что могу подождать. Через какое-то время она снова появилась на линии, сказав, что он все еще «занят», и я сказал: «Ничего, я подожду». Наконец я услышал голос Тернера. Поздоровавшись с ним и назвав себя, я сразу взял быка за рога, не давая ему вставить ни слова.

– Знаете, неделю назад у нас все прошло не совсем успешно, но я все равно решил вам позвонить, хотя бы для того, чтобы просто извиниться за то ложное впечатление о нашей компании, которое у вас могло сложиться, и еще раз попросить вас серьезно подумать, прежде чем принять окончательное решение. Я готов поручиться, что ни одна консалтинговая компания в городе не в состоянии предложить вам тех услуг и той высокой степени надежности, какие предлагает «Мидтаун». Поговорите с любыми из наших клиентов – вы получите самые высокие рекомендации. Знаете что: давайте я отправлю к вам нашего специалиста, чтобы вы убедились в качестве…

– Ладно.

Целых три секунды я держал трубку возле уха, а потом переспросил:

– Простите, что?

– Я сказал, ладно. Дам вашим ребятам шанс. Что мне нужно сделать – подписать бумагу, которую вы мне дали?

Через пятнадцать минут я опять стоял у факса, держа в руках подписанную Джимом Тернером бумагу на работы стоимостью в восемьдесят тысяч долларов. Когда новости о моей второй крупной сделке за утро распространились по фирме, ко мне отовсюду стали стекаться люди, словно я был сам мессия продаж. Я и сам ощущал благоговейный трепет. Я уже представлял, как меня повысят или переведут на другую, более высокооплачиваемую работу. Мы с Полой решим свои проблемы и с двумя детьми – мальчиком и девочкой – переедем жить в огромный дом – нет, в поместье в Коннектикуте!

Боб подошел к моему закутку и положил мне руку на спину. Он сказал:

– Две из двух, стотысячный рубеж позади, а? Невероятно – просто невероятно. Вы – на коне, мой мальчик.

Я понимал, что испытываю судьбу, но все равно решил позвонить еще одному потенциальному клиенту, с которым переговаривался уже несколько недель, – финансовому директору фирмы, занимающейся бухучетом, с Седьмой авеню. Проект был рассчитан на небольшую сумму, мы брались обновить их ситриксовые программы удаленного доступа, и, когда мы с ним в очередной раз говорили об этом пару недель назад, он все еще рассматривал предложения других консалтинговых фирм. Используя все тот же «беспроблемный» подход, я начал питчить, но он прервал меня, сказав, что они как раз утвердили новый бюджет на осень и он прямо сейчас вышлет мне по факсу подписанный контракт.

На первой своей работе продажника в Буффало в магазине электроники, который находился в моле рядом с университетским городком, – я был тогда студентом последнего курса, – я как-то за час продал три телевизора и стереосистему. Чувство завершения сделки было таким пьянящим, что я тогда решил сделать продажи делом своей жизни. С тех пор я не раз закрывал куда более крупные сделки, но никогда не испытывал такой радости, как в день своего первого успеха, – до сегодняшнего дня. Зрелище подписанного контракта, выползающего из факса, наполнило все мое существо ликованием, и я хотел насладиться каждой секундой своего триумфа.

Вокруг моего места столпились почти все служащие «Мидтаун-Консалтинг», включая секретарей из других отделов, которые раньше, кажется, вообще меня не замечали. Наконец большинство сотрудников разошлись по местам, но офис все равно продолжал гудеть от разговоров о моем успехе. Меня подошли поздравить еще несколько человек. От бесконечных разговоров у меня пересохло во рту, и я пошел в буфет купить банку газировки.

– Ты весь прямо светишься – боюсь подходить близко, а то обожгусь.

Не поворачиваясь, я сразу понял, что сзади стоит Стив Фергюсон.

– Понятно, – обронил я.

Я взял пепси и уже собирался вернуться на рабочее место, но помедлил, не в силах удержаться от контрольного выстрела:

– Да, кстати, если тебе как-нибудь понадобится совет или ты просто захочешь, чтобы я поприсутствовал на сделке и послушал, как ты питчишь, дай знать – я с удовольствием тебе помогу.

Я ушел, улыбаясь и представляя, какое у него сейчас выражение лица.

Остаток дня я был ужасно занят. Почти все утро я провел, определяя сроки запуска трех моих проектов, договариваясь с кадровиками о подборе персонала и определяя время своих встреч с сотрудниками компаний для проработки деталей. Перекусил я прямо на рабочем месте – сэндвичем с пастрами и маринованными огурчиками. Времени на другие звонки у меня не оставалось, да я и не хотел больше испытывать судьбу. Три из трех – вполне неплохо, и вряд ли стоит пускаться на риск и омрачать воспоминание о таком выдающемся дне.

Я посмотрел на часы и с удивлением отметил, что уже четверть шестого. Я прервал дела, решив продолжить работу дома, подключившись к офисной сети со своего домашнего компьютера. Я стрелой выбежал на улицу и поймал такси. Я поспел в церковь Св. Моники на Восточной Семьдесят девятой улице, поблизости от Первой авеню, как раз к началу встречи «Анонимных алкоголиков». Я сел на один из складных стульев, поставленных в кружок, и обменялся приветствиями примерно с десятком собравшихся. Я чувствовал себя крайне неловко. За исключением двух-трех женщин, все «алкоголики» были мужчины, из которых только один, постарше, был одет в костюм. Остальные же, судя по виду, принадлежали к рабочему классу – джинсы, кроссовки, футболки и фуфайки с капюшоном. Я слушал, как некто с грязным лицом и руками, по виду плотник или мусорщик, рассказывает о том, что каждый раз, когда напивается, «всю душу вытряхает» из своего сына. Другой мужик в тон ему поведал, как однажды в трех местах сломал нос своей девушке. Потом одна из женщин – мне показалось, что она здесь тоже недавно, – рассказала о том, что как-то наутро после жестокой пьянки проснулась голая в постели с незнакомым мужчиной и не могла вспомнить, кто это. Женщина начала плакать, а остальные стали ее успокаивать.

Старший группы спросил меня, хочу ли я рассказать свою историю, но я ответил, что «просто послушаю».

Два-три человека поделились тем, насколько лучше им стало после того, как они бросили пить и стали «другими людьми», на этом встреча закончилась. Мужчина, который бил своего сына, подошел ко мне и предложил мне стать моим опекуном. [7]7
  Опекун – в организации «Анонимные алкоголики» человек, преодолевший тягу к спиртному, работающий в связке с одним из новичков и следящий за тем, чтобы у подопечного не было «алкогольных срывов».


[Закрыть]Я сказал, что подумаю, потом вышел из церкви и пошел домой.

Я чувствовал, что мне не место в «Анонимных алкоголиках», среди запойных работяг, лупцующих своих жен и детей. Я определенно не имел «проблем с этим делом» – у меня в жизни была черная полоса, и алкоголь просто помогал мне ее преодолеть. Но уйти из АА значило огорчить Полу, и я решил продолжать ходить на встречи – по крайней мере, пока.

Дождь перестал, вечер стоял ясный и прохладный. Я шел по Третьей авеню к центру, набросив на плечи пиджак, жадно вдыхая разнообразные запахи, слушая гудки такси и крики подростков, наслаждаясь ароматами тайской кухни. Отныне я буду брать от жизни все. Буду отдавать все силы работе, восстановлю отношения с женой и укреплю семью, чтобы от нынешнего несчастливого времени осталось лишь смутное воспоминание.

Я свернул на Шестьдесят четвертую и, уже подходя к дому, сквозь стеклянные двери увидел двух серьезных мужчин в костюмах, которые стояли и разговаривали с консьержем.

Глава тринадцатая

– Вы – Ричард Сегал и раньше жили на Стрэтфорд-роуд в Бруклине? – спросил меня тот, что был повыше.

Они уже показали мне свои жетоны и объяснили, что они – детективы из полицейского управления района Вест-Виндзор, в Нью-Джерси. Я понятия не имел, где находится Вест-Виндзор, – наверное, где-нибудь поблизости от Принстона. Перед тем как ответить на вопрос высокого полицейского, я взглянул на маленького, лицо которого не выражало абсолютно ничего, и на Реймонда, консьержа, который с любопытством прислушивался к разговору.

Я попытался не впадать в панику.

– Да, я вырос на этой улице, – подтвердил я. – А почему вы меня об этом спрашиваете? Что случилось?

– Мы ищем вас со вчерашнего дня, – сказал высокий. – Знаете, сколько Ричардов Сегалов и Р. Сегалов живет в Манхэттене? И это только те, кто пишет свою фамилию, как вы, – Сегал, через «е», а не через «и». Но хорошо, что мы в конце концов вас все-таки нашли. Кстати, меня зовут детектив Рой Бэрроуз. Это – мой напарник, детектив Джим Фримонт.

Я повнимательнее присмотрелся к Бэрроузу и понял, что в этой команде он – главный. На вид ему было за пятьдесят, лет на десять больше, чем Фримонту. Его цвета воронова крыла волосы были похожи на парик. Фримонт, напротив, был лыс, если не считать нескольких спутанных пучков каштановых волос за ушами.

– Вы не могли бы все же объяснить, что происходит?

– Простите, конечно. – На какое-то мгновение взгляд Бэрроуза задержался на Реймонде, который продолжал внимательно прислушиваться к разговору. – У нас к вам несколько вопросов, которые касаются одного нашего расследования.

– Расследования?

– Да вы не волнуйтесь, беспокоиться вам, наверное, не о чем, – зловеще сказал Бэрроуз. – Мы могли бы подняться к вам и поговорить в более спокойной обстановке?

– Ладно, – сказал я. – Но можете вы мне хотя бы сказать, о каком расследовании идет речь?

– О расследовании убийства.

– Убийства?

Я попытался изобразить удивление и испуг.

– А кто… Что случилось? С моей женой все в порядке?

– Ваша жена в полном порядке. Не знаю, слышали ли вы – человек, которого убили, когда-то был вам знаком. Насколько нам известно, он вырос в доме напротив вас.

– Кто это? – спросил я.

– Майкл Рудник, – сказал Бэрроуз.

Я помолчал, делая вид, что перевариваю информацию. Одновременно я пытался решить, как мне реагировать. Делать вид, что я вообще ничего не знаю о Руднике, не хотелось – я понимал, что полиции уже может быть известно о моем визите в контору Рудника в четверг на прошлой неделе. С другой стороны, нельзя было показывать, что эта новость меня совсем не удивила. Изобразить удивление было несложно, тем более что я никак не мог взять в толк, откуда полиции известно, что Рудник жил через улицу от меня.

– Bay, – наконец произнес я. – Какой ужас! Но я все же не совсем понимаю: о чем вы хотите говорить со мной?

– Давайте сначала поднимемся к вам, – холодно сказал Фримонт.

– Зачем, – повторил я, – что происходит?

– Я думаю, что нам будет лучше подняться к вам, – снова сказал Фримонт.

– Зачем? – настаивал я. – Я не понимаю.

Мимо прошла худая рыжая женщина средних лет из нашего дома, она явно слышала обрывок разговора. Я не знал, как ее зовут, но постоянно встречал ее в лифте и на улице – она выгуливала маленького черного мопса.

– Хорошо, – сказал я следователям. – Пошли.

Поднимаясь с детективами в лифте, я сказал:

– Вы увидите, здесь какое-то страшное недоразумение – все это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Но я крайне удручен, что вы устраиваете подобные сцены прямо у меня в подъезде. А что, если вас слышал кто-нибудь из домоуправления?

– Мы сразу предложили подняться к вам, – отрезал Фримонт.

– Я здесь живу, – продолжал я, как будто не слышал сказанного, – и каждый божий день встречаюсь с этими людьми. Не знаю, может быть, мне вообще не стоит говорить с вами без адвоката.

– Вы не арестованы, – сказал Бэрроуз. – Но если вы считаете, что вам нужен адвокат, мы можем проехать в участок. Отсюда около полутора часов езды до Нью-Джерси.

– Я не говорю, что мне нужен адвокат. – Я испугался, что веду себя как человек, который чувствует свою вину. – Я просто не понимаю, о чем вы хотите со мной беседовать.

Бэрроуз взглянул на Фримонта, но тот продолжал смотреть прямо перед собой на двери лифта.

Когда мы вошли в квартиру, Отис зашелся лаем, как всегда, когда в дом приходили незнакомые люди. Я предложил детективам присесть на диван в гостиной, потом отвел Отиса к себе в кабинет, заметив, что дверь в спальню прикрыта, а из-за нее доносится приятная музыка. Значит, Пола уже была дома. Я вернулся в гостиную и сел в мягкое кресло напротив дивана, где сидели полицейские.

– Итак, расскажите мне, пожалуйста, в чем же, собственно, дело? – начал я.

– А может, сначала вы нам расскажете, что произошло в прошлый четверг? – тоном обвинителя произнес Бэрроуз.

– В прошлый четверг? – переспросил я, изобразив непонимание.

– Нам известно, что в прошлый четверг утром вы были в офисе Майкла Рудника, – сказал Фримонт.

Я посмотрел через окно на балкон, покачал головой и опустил глаза. Прошло добрых десять секунд, прежде чем я ответил:

– Да – я был в офисе Майкла Рудника.

– Это вы убили его? – задал вопрос Бэрроуз.

– Что здесь происходит? – Из спальни вышла Пола и встала справа от меня. Она успела переодеться в футболку и шорты.

– Ничего, – сказал я. – Просто какое-то страшное недоразумение. Эти люди – детективы из полицейского участка в Нью-Джерси.

– Полиция? – спросила Пола. – А что они…

– Вы жена господина Сегала? – спросил Бэрроуз.

– Да.

– Вы не возражаете, если я попрошу вас присоединиться к нам?

– Зачем и ее в это вмешивать? – спросил я.

– Что здесь происходит? – настойчиво повторила Пола.

– Убит друг вашего мужа, – сказал Фримонт.

– Он не мой друг… Просто знакомый. Старый знакомый.

– Кто это? – спросила Пола.

– Майкл Рудник, – ответил Бэрроуз.

– Что за Майкл Рудник?

– Парень, который жил в Бруклине на одной улице со мной, в доме напротив.

– Я раньше никогда не слышала, чтобы ты о нем говорил.

– Может быть, сядете и побеседуете с нами, мэм? – обратился Фримонт к Поле.

– Немедленно объясни мне, что происходит? – велела мне Пола.

– В четверг я был у Майкла Рудника в его офисе.

– Зачем ты туда пошел?

– Вам действительно необходимо ее присутствие? – спросил я детективов.

– Да, – ответил Бэрроуз.

Я вздохнул, потом сказал:

– На прошлой неделе я случайно встретил его на улице, мы заговорили о компьютерах. Он пользовался устаревшей системой, и я решил продать ему апгрейд – ну и что-то с этого получить.

– Не надо ля-ля, – сказал Бэрроуз.

– Честное слово, святая правда, – подтвердил я.

– Мы знаем, почему вы были там, – сказал Фримонт. – Нам просто хотелось еще раз услышать это от вас – вашу версию.

– Я пока так и не поняла, какое отношение все это имеет к убийству, – сказала Пола.

– Никакого, – откликнулся я.

– Расскажите нам, что на самом деле произошло в офисе Рудника, – сказал Бэрроуз, – или всем нам сейчас придется поехать в Джерси.

– Я уже вам все рассказал, – стоял я на своем. – Я пытался продать ему сетевые услуги.

– Да? – удивился Бэрроуз. – В таком случае почему вы обвиняли его в том, что он приставал к вам с сексуальными домогательствами?

Я непонимающе уставился на Бэрроуза. Потом вдруг почувствовал дурноту, как будто вот-вот упаду в обморок.

– Это правда?

Мне казалось, что Пола уже задавала мне этот вопрос, по крайней мере однажды.

– Правда? – нетерпеливо повторила она.

Я понимал, что мне больше не удастся хранить все в тайне. Не поднимая глаз, я медленно кивнул. Минуту все молчали. Пола села в кресло рядом со мной. Я смотрел вниз, но чувствовал, что все взгляды устремлены на меня в ожидании ответа.

– Почему вы нам сразу не сказали? – спросил Бэрроуз.

– А вы сами, черт возьми, как думаете? – сказал я, по-прежнему уставившись в свои колени.

– Напрасно ты мне не рассказал, – холодно сказала Пола.

Я посмотрел на детективов.

– У вас есть еще ко мне вопросы или вы наконец сможете оставить нас вдвоем?

– Не волнуйтесь, я дам вам знать, когда мы закончим, – произнес Бэрроуз. – Расскажите нам все, начиная с того, почему на прошлой неделе вы решили пойти в офис к Руднику и что именно там между вами произошло.

Несколько секунд я молчал, потом вкратце рассказал им, как в один прекрасный день случайно встретил на улице Рудника и как потом меня начали преследовать воспоминания о том, что он со мной делал. Я объяснил, что сначала попробовал обо всем забыть, но потом решил пойти к Руднику, чтобы он попросил прощения.

– А когда он не захотел просить прощения, вы на него напали, – резюмировал Бэрроуз.

– Я на него не нападал, – сказал я.

– А вот жена Рудника говорит, что напали.

– Жена Рудника? А она тут при чем?

– Вернувшись с работы в четверг вечером, он рассказал своей жене о том, как утром вы пришли к нему в кабинет, обвинили его в сексуальных домогательствах и потом напали на него.

Теперь было понятно, почему полиции пришло в голову разыскивать в Манхэттене Ричарда Сегала, но я был удивлен, что Рудник рассказал обо мне жене. Разве для него не лучше было бы сохранить все в тайне?

– Ну, все было не так, – возразил я.

Я взглянул на Полу, ища поддержки. Она продолжала стоять, теперь уже скрестив руки на груди, все еще в состоянии легкого шока от происходящего.

– Хорошо, изложите вашу версию, – предложил Бэрроуз.

– Я пришел к нему в кабинет, чтобы поговорить, – начал я. – Он разозлился, стал орать, потом попытался меня ударить. Что я, по-вашему, должен был делать – стоять и смотреть? Я его оттолкнул, и он повалился на стол, и вошел техник или кто он там, не знаю, и разнял нас.

Бэрроуза и Фримонта мой рассказ, по-видимому, не убедил.

– Вы знали, что Майкл Рудник уже обвинялся в попытке растления малолетних?

Я решил, что они пытаются меня подловить.

– Нет, – сказал я.

– Три года назад, – уточнил Бэрроуз, – мальчик из футбольной команды, которую тренировал Рудник, подал на него в суд. Об этом писали в местных газетах.

Я вспомнил стоянку и как я иду на Рудника с ножом.

– И чем все закончилось?

– Мальчик изменил показания, – сказал Бэрроуз. – Руднику не было предъявлено никаких обвинений.

– Какое отношение это имеет ко мне?

– Может быть, вы слышали о том, что произошло с мальчиком, и вас стали преследовать эти «воспоминания».

– Я вам уже сказал, я ничего не знал ни про какого мальчика.

– В котором часу вы пришли с работы в прошлую пятницу? – спросил Бэрроуз.

– В пятницу? А что случилось в пятницу?

– Пожалуйста, отвечайте на вопрос.

Я быстро соображал. Было ясно: говорить правду, что в тот вечер я пришел домой около половины одиннадцатого, им нельзя. Но Пола сидела тут же, и врать, что я был дома в пять или в шесть, я тоже не мог.

– Не помню. Поздно.

– Насколько поздно?

– Не помню – около девяти, – сказал я, надеясь, что Пола подзабыла точное время моего возвращения.

– Где вы были до этого? – спросил Бэрроуз.

– Пил.

– Пили? – переспросил Бэрроуз – он мне явно не верил. – И где же?

– В баре.

– В каком баре?

– «Старая Стойка». На Второй авеню.

Фримонт что-то записывал в блокнот, а Бэрроуз спросил:

– Во сколько вы туда пришли?

– Сразу после работы – где-то около половины шестого.

– И сколько времени вы там пробыли?

– До половины девятого, где-то так.

– С вами кто-то был?

– Нет.

– Это для вас обычно – в одиночестве выпивать по вечерам в пятницу?

– Да, к сожалению, – сказал я и взглянул на Полу. – Я алкоголик.

Пола слегка улыбнулась, ей было явно приятно слышать, что ее муж впервые в жизни признал свою болезненную тягу к выпивке.

– Кто-нибудь может подтвердить ваши слова? – спросил Фримонт. – Может быть, кто-то из тех, кто был в баре?

– Я не знаю. Дело в том, что там было много людей. Может быть.

– А бармен? – не унимался Фримонт. – Как вы думаете, бармен вас вспомнит?

– Не исключено, – сказал я. – Но там было действительно много народу. Честное слово, не знаю.

– Опишите бармена, который обслуживал вас в тот вечер, – предложил Бэрроуз.

– Я не очень-то его помню.

– А раньше вы бывали в этом баре?

– Да, но там работает много барменов. Там есть такой пожилой ирландец, потом молодой парень – блондин, иногда еще появляется такая темноволосая женщина. Меня в тот вечер мог обслуживать кто угодно, может быть, не один бармен, а несколько.