Текст книги "Обреченный на смерть"

Автор книги: Джейн Клиланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 10

Красные габаритные огни едущих впереди машин, плавно покачиваясь то вверх, то вниз, ввели меня в своеобразный транс. Словно загипнотизировали. День выдался тяжелым – я устала, хотела есть, извелась от беспокойства. Прибыв в Портсмут и добравшись до ярко освещенной парковки отеля, я немного посидела в машине. Второе дыхание не открылось, но голова немного прояснилась.

Я быстро нашла кафетерий, который в этот час был практически безлюдным, и остановилась возле стойки менеджера. Ко мне подошла крупная женщина с вьющимися серебристо-голубыми волосами.

– У меня здесь назначена встреча с Кэботами, – сказала я.

– Они вас ждут, милочка.

Она подвела меня к огромному окну: за столиком под высокой пальмой сидели напротив друг друга две женщины. Седая симпатичная смуглая дама лет шестидесяти пила маленькими глотками кофе. Особа примерно моего возраста потряхивала высоким стаканом, в котором плескались остатки чего-то похожего на чай. Во всяком случае, я расслышала, как кусочки льда глухо позвякивают при каждом ударе о стекло. Женщины сохраняли молчание, словно были совершенно не знакомы.

– А вот и она, милочки, – провозгласила менеджер, кладя на стол меню.

– Здравствуйте, я Джози Прескотт.

Обе женщины мгновенно впились в меня глазами. Под их пристальными взглядами я почувствовала себя замарашкой. Пожалуй, мне не следовало заявляться на эту встречу сразу после длинного рабочего дня. На мне были потертые ботинки и грязные растянутые джинсы. Из расстегнутой у ворота фланелевой рубашки выглядывала неказистая футболка.

– Я Дана Кэбот, – холодно представилась пожилая женщина. – А это моя дочь Энди, точнее, Миранда.

– Привет, – ответила я.

– Пожалуйста, присаживайтесь, – с той же холодной учтивостью предложила мне миссис Кэбот.

Ее дочь откинулась на спинку стула, продолжая сверлить меня взглядом. Судя по тому, как яростно она трясла стаканом, ее что-то злило. Наконец она переключила свое внимание на менеджера. Показав стакан, она велела:

– Повторите.

– А вам, милочка? – спросила у меня менеджер.

– Подождите минуточку, – ответила я, присаживаясь и разглядывая будущих собеседниц.

Они не были похожи. Дана Кэбот выглядела как человек, привыкший тщательно ухаживать за своей внешностью и одеваться в дорогих магазинах. А Энди Кэбот казалась истощенной болезнью.

– Вы голодны? – поинтересовалась миссис Кэбот.

– У меня не было времени поесть. Поэтому, если не возражаете, я перекушу.

– Что вы, – вежливо испугалась она, – конечно, нет.

Я принялась изучать меню, иногда исподтишка бросая на них взгляды. Миссис Кэбот напоминала богатую матрону, которой мало о чем приходилось беспокоиться в жизни. Энди была слишком худой – такая худоба, как правило, является следствием либо хронического недуга, либо длительного употребления наркотиков. У нее были мутные глаза и землистого оттенка кожа, она казалась обиженной на весь мир. Сидя рядом с ней, мне невольно хотелось отодвинуться, чтобы не подцепить заразу, изводящую ее.

– Примите мои соболезнования по поводу смерти мистера Гранта, – прервала я молчание. – Я недавно познакомилась с ним, но мы очень много общались в течение прошлой недели. Он был приятный собеседник.

– Благодарю, – ответила миссис Кэбот. – У моего отца было много хороших качеств. – Она откашлялась. – Вас, наверное, удивило мое предложение встретиться?

– Помощница сказала мне, что вы хотите поговорить об имуществе вашего отца.

– Да. – Она быстро глянула на Энди. – Вы видели дом?

– Да. Там очень красиво. Я имею в виду не только антиквариат. Но и здание, сад. Все.

Она кивнула.

– Забавно, что, будучи в Нью-Хэмпшире, нам приходится останавливаться в отеле. Но у нас не хватило мужества переступить порог дома после того, как… – Она запнулась.

– Я понимаю.

Подошла официантка с напитком для Энди и кофейником, из которого она вновь наполнила чашку миссис Кэбот. Я заказала себе гамбургер и воду безо льда. Мне отчаянно хотелось мартини, но я знала, что усну после первого глотка.

Энди нетерпеливо заерзала на стуле, выказывая то ли раздражение, то ли презрение. Я сочла, что она воспринимает мой неряшливый облик как личное оскорбление, и решила извиниться.

– Прошу прощения за внешний вид, – сказала я. – Но у меня не было времени переодеться.

– Что вы, какие мелочи. Мы все понимаем и рады, что вы вообще согласились с нами встретиться, – сказала миссис Кэбот.

Я ничего не ответила, ожидая, растопят или нет вежливые слова матери антипатию Энди. Но та лишь грохнула стаканом об стол и выразительно посмотрела на мать. Завладев ее вниманием, Энди покрутила пальцами, словно сигнализируя: «Не тяни. Переходи к делу».

– Отец говорил с вами о продаже? – тут же спросила миссис Кэбот, и у меня сложилось впечатление, что она безропотно исполняет все прихоти дочери.

– А почему вас это интересует? – увильнула я от прямого ответа.

Интуиция подсказывала мне, что так будет лучше. Возможно, мне не нравилось нетерпение Энди. Или осторожной меня делало предупреждение Макса. Как бы то ни было, я чувствовала, что раскрываться не стоит.

Миссис Кэбот отпила кофе.

– Я должна решить, что делать с имуществом отца. Поэтому я хочу узнать, как он собирался им распорядиться. Думаю, это поможет мне принять правильное решение.

Признаться, я не поняла, какая связь между ее планами и пожеланиями мистера Гранта. Наверное, она была склонна к сентиментальным жестам.

– Вы хотите все продать? – изобразила я фальшивое замешательство.

– Возможно. Вы видели все, чем владел мой отец?

– Не знаю, как насчет всего, но кое-что я видела. И если вы надумаете продавать вещи, я бы с удовольствием приобрела их или выставила на аукцион. То, что я видела, было уникальным, поэтому уверена: вы сможете выручить хорошие деньги от продажи.

– Если я решусь продать и если я попрошу вас помочь, как это будет происходить?

От необходимости ответить сразу меня спас официант, который принес мой гамбургер и спросил, не хотим ли мы еще чего-нибудь. Я попросила кетчуп, и он извлек его из кармана своего передника.

– Вам известно, где ваш отец приобретал антиквариат?

– А какое это имеет значение? – удивилась миссис Кэбот.

Кажется, она тоже предпочитает не раскрывать карты, подумала я.

– Это значительно облегчило бы экспертизу.

Отчасти мое объяснение соответствовало правде. Но в большей степени я хотела выяснить, как Ренуар попал к мистеру Гранту.

– К сожалению, я знаю немного. Я уехала из дома сорок лет назад, когда вышла замуж.

Я в разочаровании покачала головой. Что ж, все правильно. Немало времени утекло с тех пор, как картину спрятали в австрийском амбаре. Девичьи воспоминания стерлись, свидетели умерли.

– Сколько вы готовы дать за имущество? – вмешалась в разговор младшая Кэбот.

– Энди! – протестующе воскликнула мать.

– Да ладно, ма. Тоже мне проблемы! Итак, сколько?

– Не знаю, – спокойно ответила я миссис Кэбот и выдавила кетчуп на булку. – Вы же знаете, ваш отец не успел официально нанять мою фирму. Поэтому я не делала окончательной оценки. Но если вы хотите, я могу это сделать. И потом либо назову сумму, которую вы сможете получить на аукционе, либо предложу обсудить другие варианты, например, такие как договор о продаже в рассрочку.

– И сколько времени у вас это займет? – раздраженно спросила Энди.

– Несколько дней, – ответила я, вспомнив о видеокассете.

– А сколько вы берете за оценку?

– Полагаю, письменный отчет вам не нужен, – пожала я плечами. – А мне так и так потребуется провести экспертизу. Так что оценка будет бесплатно.

– Спасибо. Вы очень добры, – сказала миссис Кэбот. – Но я хотела спросить еще кое-что… Вы знакомы с адвокатом моего отца мистером Эппсом?

– Да.

– Мне немного неловко, но я должна это знать. Не могли бы вы кое-что объяснить… Точнее, я хотела спросить… Вы знали, что мистер Эппс порекомендовал моему отцу мистера Трюдо, чтобы тот помог ему продать некоторые вещи?

Я почувствовала, как Энди впилась в меня глазами, и посмотрела на нее. Полный неприязни взгляд был нацелен на меня, словно жерло пистолета. Я разозлилась: «Черт побери, что я ей такого сделала?» – и обернулась к миссис Кэбот.

– Нет.

– А что вы думаете о Барни Трюдо? – спросила она.

Я пожала плечами:

– Он пользуется большим уважением среди антикваров.

– Допустим, мы должны выбрать кого-то из вас. Почему ваши услуги были бы для нас предпочтительней?

Я откусила и пожевала. Гамбургер был до умопомрачения вкусным.

– Признаться, я не знаю, как ответить на ваш вопрос, чтобы не показаться нескромной, – улыбнулась я.

Однажды отец раскрыл мне секрет, каким образом следует расхваливать себя перед клиентами. Он сказал, что главное – избегать слов, которые звучат как рекламный треп, нужно придерживаться голых фактов. И быть максимально сдержанной.

– У Барни хорошая репутация, но нет квалифицированного эксперта. Моя же фирма гарантирует вам справедливые расценки. А в остальном буду рада предоставить свои рекомендации.

Меня начало неимоверно клонить ко сну. Я еще раз откусила гамбургер, давя зевоту.

Энди щелкнула языком и отвернулась, демонстрируя, насколько неубедительными показались ей мои доводы. При других обстоятельствах я бы не оставила безнаказанной подобную грубость. Но сейчас мне было просто жаль миссис Кэбот.

– Нас интересуют деньги, – заявила Энди, глядя в окно. – Если мы предложим вам работу, когда будут деньги?

– Это зависит от того, что вас устроит: единовременная продажа, консигнация или аукцион.

– Энди, – ласково сказала ее мать, – давай не будем забегать вперед.

Энди резко отодвинула свой стул.

– Как угодно, только не надо все усложнять. Пусть каждый из антикваров проведет экспертизу и сделает нам предложение. Мы выберем того, кто назначит самую высокую цену. Точка. – Она поднялась и, повернувшись к матери, добавила: – Когда ты закончишь, я буду в номере. – Источая злобу, она вылетела из ресторана.

– Пожалуйста, извините мою дочь. Она никогда не отличалась терпением.

Я сразу узнала прозвучавшую в ее голосе глухую тоску и притаившуюся в глубине глаз боль. Мой отец тоже умер совершенно неожиданно, поэтому я догадывалась, что она чувствует.

Потрясение, вызванное его смертью, было настолько глубоким, что я до сих пор ощущаю себя одинокой. Только недавно у меня стали появляться проблески надежды на счастье. А миссис Кэбот еще не оправилась от шока.

– Ничего, все будет в порядке, – утешила я ее.

– Я просто не знаю, что делать, – прошептала она.

Домой я добралась лишь в одиннадцать. Приняв душ и закутавшись в любимый розовый махровый халат, я прошла на кухню, забралась с ногами на диван, который стоял у окна, и наконец приложилась к стакану с вожделенным мартини. Бледно-желтый прохладный джин подействовал на меня успокаивающе.

Разглядывая залитый серебряным светом луг на окраине густого леса, я вдруг подумала, что Энди вполне может быть замешана в деле с Ренуаром и даже в смерти своего деда. Мне не хватило воображения увидеть, как миссис Кэбот пробирается на склад и прячется за ящиками, зато я легко представила себе в подобной ситуации Энди. Только зачем ей это? Или она действительно замешана в убийстве? Нет, вряд ли. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Я вспомнила ее сверкающие злобой глаза и искривленные в презрительной улыбке губы. Или правда?

Я сделала следующий глоток и тут сообразила, что детектив из меня никудышный, иначе я обязательно обратила бы внимание на ее стопы. Строить версии, не зная, носит ли она туфли сорокового размера, было бессмысленно.

Я поняла, что пора заканчивать с доморощенным расследованием.

– Цыпленок, – произнесла я вслух и улыбнулась. – Завтра вечером или в воскресенье я приготовлю цыпленка по-монтерейски.

Я обожала готовить. Возня у плиты поднимала мне настроение.

Когда мне исполнилось тринадцать, мама – за день до своей смерти (она умерла от рака легких) – торжественно вручила мне коробку с карточками, хранящими тайну семейных блюд. Я быстро разобралась в кулинарных рецептах и даже сумела найти такие пропорции, чтобы готовить сначала на двоих, а потом и на одного. На одну.

Помечтав о цыпленке по-монтерейски, я от нечего делать вернулась к прежним размышлениям. Потягивая мартини, я задумалась о пейзажах Жюля Тавернье, которые висели в кабинете у мистера Гранта.

Я слышала такую историю: некий владелец драгоценного полотна, желая понадежнее его спрятать, нанял живописца, и тот зарисовал картину. Когда опасность миновала, живописец смыл свои художества. Но Тавернье умер в конце девятнадцатого века. Вряд ли у него был повод зарисовывать полотно знаменитого современника. И все же меня не покидала мысль, что с пейзажами что-то не ладно. Ведь по сравнению с тем, чем обладал Грант, они были наименее ценными. В то же время они выделялись на фоне немногочисленных репродукций, украшавших стены дома. Казалось странным это совмещение настоящих сокровищ и относительных дешевок, подлинников и копий.

Так я и сидела у стола, потягивая мартини и глядя на залитую лунным светом ночь. Внезапно мне пришла на ум милая чепуха, которую отец произносил, поднимая бокал: «За серебристый свет луны во мраке ночи». Я повторила его слова, отсалютовала стаканом и с радостью заметила, что в этот раз избежала слез. Прогресс, констатировала я и подумала, что от меня до Альвареса напрямик каких-то пять миль. Улица, на которой он жил, лежала по ту сторону луга, между березово-кленовой рощей и речонкой под названием Найт-Бранч.

Мне очень захотелось узнать, спит он сейчас или смотрит в окно, вспоминая обо мне. В глазах защипало от слез, когда я осознала, насколько меня тянет к нему. Выходит, я еще не разучилась реагировать на мужчин. От счастья, что это так, я расплакалась.

В полночь, расправившись со второй порцией мартини, я почувствовала, что готова спокойно отойти ко сну. Только я собралась встать, как тишину разорвал резкий телефонный звонок. В испуге я чуть не свалилась с дивана.

– Алло, – подняла я трубку, ожидая очередных неприятностей.

– Привет. Это Уэс. Надеюсь, я звоню не слишком поздно.

– Нет, я еще не ложилась.

Ничего себе, промелькнуло у меня в голове, а этот парень быстро работает. Неужели он уже что-то раскопал?

– Я насчет интервью, о котором мы говорили. Если вы вдруг передумали, завтра утром я буду в газете после девяти.

– О чем это вы?

– Ну, помните, интервью.

– Какое интервью?

У меня возникло ощущение, что я оказалась в комнате кривых зеркал. Неужели я сошла с ума и согласилась дать интервью Уэсу Смиту? Не может быть.

– Вчера вы сказали, чтобы я вам позвонил.

Только после этих слов я сообразила, что он шифруется на случай, если телефоны прослушиваются. Его осторожность показала мне, какую я допустила глупость, не предусмотрев подобную опасность.

– Ха-ха, Уэс! – подыграла я ему. – Я уже сказала, никаких интервью. Кроме того, из-за аукциона у меня завтра совершенно не будет времени.

– Во сколько начинается аукцион?

– На складе я должна быть к девяти.

– Хорошо, в семь я буду у закусочной «Портсмутские обеды».

– Это возле кольца? – уточнила я и усмехнулась, подумав, что из нас получились скверные конспираторы: тому, кто, возможно, подслушивал разговор, требовалось быть совсем тупым, чтобы не догадаться, о чем идет речь.

– Ага, она там, – подтвердил репортер.

– Что ж, повторяю: я не намерена обсуждать убийство мистера Гранта, – заявила я специально для потенциального слухача: пусть посмеет обвинить меня во вмешательстве в официальное расследование!

– Понятно, – ответил Уэс. – Ну, хотя бы запишите номер моего мобильного.

Голос у него звучал уверенно, даже несколько возбужденно. Это могло означать только одно – он добыл информацию, которая должна была мне очень понравиться.

С довольной улыбкой я поднялась в спальню и провалилась в сон.

Глава 11

В семь утра я въехала на стоянку закусочной «Портсмутские обеды». Уэс поджидал меня, прислонившись к борту старенькой синей «тойоты». Небо плотно затягивали облака, и на улице было довольно холодно, поэтому его шерстяной жакет в черно-красную клетку был застегнут на все пуговицы.

Уэс подал мне знак, и я притормозила перед входом в закусочную. Когда я опустила окно, он прошел мимо меня, обронив в асфальт:

– Припаркуйтесь и возвращайтесь. Поедем на моей машине.

– Куда?

– Увидите.

Сзади он казался полнее, чем спереди. Без строгой диеты он к тридцати рисковал совсем располнеть.

Я припарковалась и поспешила к его машине.

В салоне царил бардак. На полу валялись скомканные стаканчики из-под кофе, конфетные обертки и пакеты из закусочных, на заднем сиденье между потертым портфелем и разбитой коробкой для хранения лазерных дисков размещался портативный проигрыватель.

Забравшись на водительское место, Уэс смел крошки с пассажирского сиденья. Я осторожно села и пристегнулась ремнем безопасности, сморщив нос от отвращения, когда дотронулась до чего-то липкого.

Вдавив педаль газа, Уэс погнал с такой скоростью, словно мы участвовали в ралли. Всякий раз, когда перед нами появлялась неторопливо едущая машина или загорался красный свет, ему приходилось со всей силой жать на тормоз. Это повторялось снова и снова. Вскоре меня начало мутить от его езды. Просто чудо, что мы в целости и сохранности добрались до Портсмутского кольца – дороги с круговым движением. Затем Уэс повернул на юг, на дорогу I-95, а на следующем выезде свернул на восток, к океану.

– Если нам еще далеко ехать, – не выдержала я, – разрешите мне сесть за руль.

– А в чем дело?

– Вы ведете как сумасшедший.

На его лице отразилось изумление.

– Неужели? А мне казалось, я отличный водитель.

– О Боже! Притормозите. Вы самый обыкновенный дерганый водила. И если вы не прекратите гнать, меня стошнит.

– Ладно, ладно.

Он снизил скорость до разумных пределов, но его шоферская ухватка ничуть не изменилась: машину дергало и кидало из стороны в сторону. Я поудобнее ухватилась за поручень над головой.

Через пятнадцать минут Уэс остановился у кромки песчаных дюн. Судя по серым тяжелым облакам, собирался дождь. Я какое-то время посидела, вцепившись в приборную доску, наслаждаясь покоем и безопасностью.

– Уф! Что бы вы там ни разнюхали, надеюсь, это стоит нашего головокружительного путешествия.

Он хмыкнул.

– Вы всегда столь раздражительны до завтрака или только в компании нового знакомого?

– О Боже, избавь меня от малолетних гонщиков!

– Мне двадцать четыре, – возразил он.

– Да? А держитесь как четырнадцатилетний.

– А вы ведете себя как старуха, которой кажется, что все вокруг чересчур молоды.

– Вы привезли меня на пляж, чтобы сказать гадость?

– Конечно, нет. – Он распахнул дверцу и вылез из машины. – Это бонус за ваше согласие прокатиться со мной. Ладно, не заводитесь. Пойдемте. – Он протянул мне портативный проигрыватель, который достал с заднего сиденья. – Держите.

– Что вы задумали? – начала было я, но он скрылся из виду.

Выйдя из машины, я увидела, как он вынимает из багажного отделения не слишком чистое шерстяное покрывало и потрепанный красно-белый переносной холодильник.

– Готовы? – поинтересовался он, заперев багажник.

– К чему?

– Загорать.

Он принялся карабкаться на дюну. Мне ничего не оставалось, как вздохнуть и, пожав плечами, последовать за ним.

Уэс выбрал довольно ровное местечко в трех метрах от линии прибоя. Расправив покрывало, он расстелил его и, усевшись, предложил мне жестом присоединиться. Со стороны потемневшего океана дул пронзительно холодный ветер. Я поежилась, подняла воротник куртки, зябко потерла руки и опустилась на подстилку.

Поверхность океана была иссечена белой пеной. Слева в сотне ярдах от нас какой-то человек, сидя на раскладном, стуле, напряженно глядел на воду. Справа, тоже в отдалении, мужчина играл с золотистым ретривером. Он бросал палку, и собака пулей срывалась с места, найдя палку, она радостно неслась обратно и клала ее у ног хозяина.

Уэс включил проигрыватель. Из динамиков полилась песня «Вознеси меня до луны» в исполнении Фрэнка Синатры.

– Не думаю, что на вас есть жучки, – прошептал Уэс, наклонившись ко мне, – но не хочу рисковать. Если мы будем говорить шепотом, то из-за шума океана и музыки нас точно не смогут подслушать.

– Вы серьезно считаете, что ко мне могли прицепить жучок? Вы просто помешались от фильмов про шпионов, – недоверчиво, однако шепотом ответила я.

Уэс откинулся назад, опершись на руку.

– Может, вы и правы. Но что вам стоит понизить голос?

– Да ради Бога, – пожала я плечами.

Он вытащил из холодильника термос, два пластиковых стаканчика и коробку с пончиками. Я взяла пончик, покрытый медовой глазурью, и начала отщипывать от него маленькие кусочки. Для меня это было скорее десертом, чем едой. Уэс откусил чуть ли не половину пончика, покрытого шоколадной глазурью, и вытер перепачканные щеки тыльной стороной ладони.

– О чем вы хотите услышать в первую очередь? – спросил он. – Телефонные звонки, отпечатки или прошлое Грантов?

– Не важно. Начните со звонков. Кстати, откуда у вас сведения?

– Из первоисточника.

– То есть?

– У меня информатор в полиции.

Я кивнула.

– Ну, так кто звонил мистеру Гранту в последнее время?

– Практически никто, – разочаровал меня Уэс.

– Что значит «практически»?

– Несколько раз звонила дочь, вдова по имени Дана Кэбот, живущая в Бостоне. Его сосед. Его адвокат Эппс. Еще было два деловых звонка. – Он пожал плечами. – Кроме этих людей, в последнее время ему звонили только вы и антиквар Барни Трюдо.

– А что за деловые звонки?

Уэс полез в карман жакета и вытащил разлинованный листок бумаги, сложенный в маленький квадрат. Развернув его, он зачитал:

– Один звонок был от его врача. Другой из кондитерской «Тягучая ириска». – Он положил листок себе на колени.

– Кажется, в них нет ничего необычного? – заметила я.

– По крайней мере для меня. Но полиция занимается их проверкой.

– А вам известно, что полиция узнала?

Он поджал губы.

– Нет.

– Источник не рассказал вам об этом?

– Источник сказал, что подробности ему неизвестны.

– И вы поверили?

Уэс развел руками и взглянул на меня, как бы говоря: «Я знаю не больше вашего». Потом он улыбнулся и сказал:

– Я работаю над этим.

Я кивнула. Трудно представить, чтобы звонки из кондитерской или от врача имели хоть какое-то отношение к убийству. Первый, возможно, касался распродажи, а второй скорее всего был обычной процедурой.

– А мистер Грант кому-нибудь звонил?

– Только вам, Трюдо и своему адвокату.

– А дочери?

– Нет, ни единого звонка.

– А со своим адвокатом, мистером Эппсом, он часто общался?

– Непохоже. Была лишь пара звонков, да и те в начале месяца. А на прошлой неделе они вообще не разговаривали по телефону.

– А что насчет Барни? Когда он звонил Гранту или тот ему в последний раз?

Уэс улыбнулся:

– Вы сидите? Вот и хорошо, не далеко будет падать от удивления. Трюдо звонил старику в семь тридцать две вечера. Накануне своей смерти.

– Накануне вечером, – повторила я и повернулась к океану, чтобы скрыть волнение.

Волны набегали на берег и медленно отступали.

– И о чем же они беседовали?

– Договаривались перенести встречу на другое время.

– Какую встречу?

– Вы знали, что мистер Грант вел ежедневник?

– Да. Он записал в нем время нашей встречи.

– Верно. Так же, как и время встречи с Трюдо. Оказывается, они тоже должны были встретиться тем утром.

– Вы шутите!

– Нет, встреча была назначена на девять. Только, по словам Трюдо, он позвонил и перенес ее на другое время.

– Откуда вы это знаете?

– По словам моего источника, Трюдо сказал, что мистер Грант согласился перенести встречу на три часа.

– Зачем ему понадобилось менять все в последнюю минуту?

– Кажется, из-за заседания членов правления ассоциации, которую он возглавляет.

– Но он не мог узнать о заседании лишь накануне вечером, – возразила я.

Уэс пожал плечами:

– Похоже, он дал маху и назначил две встречи на одно и то же время.

– А были какие-нибудь звонки в день убийства мистера Гранта?

– Да. От вас, его дочери и его соседа. И все.

– В таком случае как Барни узнал, что мистера Гранта убили?

– Не знаю. Разве это так важно?

– Мне просто интересно, появился ли он вообще в тот день возле дома Гранта. Как-никак они договаривались встретиться.

Видно, мое замечание зацепило Уэса, потому что он вытер испачканные шоколадом пальцы о джинсы и что-то черкнул на листке бумаги.

– Отличный вопрос, – сказал он. – Я проверю это.

– А что насчет отпечатков?

– Ваши были повсюду. Нашлись и пальчики Трюдо, правда, их было поменьше.

– Стало быть, я более серьезно подхожу к экспертизе, – улыбнулась я.

– Буду иметь это в виду, когда решу продавать свои семейные ценности.

– У вашей семьи есть ценности?

– Черт, нет. Это просто шутка.

– Жаль. Я бы могла заключить с вами неплохую сделку.

Мы обменялись понимающими улыбками.

– В доме нашли и другие следы. Но они принадлежат людям, чье появление в доме не вызывает подозрений. Например, давние отпечатки пальцев жены мистера Гранта, отпечатки уборщицы, регулярно приходившей навести в доме порядок, посыльного из продуктового магазина. Остался лишь один набор пальчиков, которые полиция обнаружила в гостиной и не сумела идентифицировать.

– Неужели полиция даже не предполагает, кто их оставил?

– Во всяком случае, мне об этом неизвестно. Они принадлежат, судя по всему, женщине. Хотя и не исключается мужчина с маленькими ладонями.

– А вам не кажется странным, что в доме не было найдено отпечатков пальцев других людей? А как же его дочь или внучка? Другие посыльные? Или друзья?

– Полагаю, он жил довольно замкнуто.

Я задумалась: «А чьи отпечатки нашли бы в моем доме?» Я любила, чтобы в доме был порядок, но не была помешана на чистоте. Значит, где-то наверняка сохранились отпечатки пальцев отца, например, на стуле в столовой – он часто лениво барабанил по его спинке, пока я накрывала на стол.

– Мистер Грант что-нибудь еще планировал на утро? – спросила я, отгоняя воспоминания. – Кроме встречи со мной?

– В еженедельнике записана только встреча с Барни Трюдо в девять.

– Разве они не перенесли ее?

– Так утверждает Трюдо, но в ежедневнике нет никаких исправлений.

– Может, мистер Грант не успел это сделать.

Мне снова стало грустно от мысли о его смерти.

Я вспомнила, как однажды сама напутала с расписанием и обнаружила это, только оказавшись на улице. Я поспешила вернуться и извиниться за ошибку. Грант сказал, что ничего страшного. Он при мне стер ошибочную запись и перелистал еженедельник в поисках нужной даты. Найдя, он провел загрубевшим пальцем вниз по странице, нашел нужное время, быстро вписал против него мое имя остро заточенным карандашом и улыбнулся.

– Теперь мы никогда не узнаем правды, – прервал мои воспоминания Уэс.

– Пожалуй. А может, она и не столь важна в данном случае. Ведь Барни тем утром был на заседании, верно?

– Да.

Солнце сумело прорваться сквозь плотную пелену облаков и залило пляж ярким светом. Раздался радостный собачий лай. Я оглянулась и увидела, как собака с хозяином лезет по дюнам. Я откусила от пончика. Кофе успел немного остыть, и я пригубила его без страха обжечься.

– А как насчет прошлого мистера Гранта? Вы что-нибудь узнали о нем или его семье?

Уэс кивнул:

– Еще бы. На самом деле там целая история. Он родился в Канзасе и был единственным сыном преуспевающего владельца ранчо. Уехал на восток в частную школу и после этого никогда не возвращался на Средний Запад.

– Грант был на войне?

– Да. Он поступил на военную службу в 1942 году, его часть долгое время размещалась во Франции. Именно тогда он познакомился с будущей женой. Согласно всем данным, она была еще той особой. То ли француженка, то ли бельгийка, никто точно не знает.

– То есть как «никто точно не знает»?

Он развел руками:

– Известно только, что ее звали Иветта. По крайней мере она сама себя так называла. Но я не смог ничего откопать относительно ее девичьей фамилии.

– Разве такое возможно? И что это значит?

– Может быть, и ничего. Может, она была еврейкой в бегах. Или, наоборот, симпатизировала нацистам. В то время у человека было предостаточно причин, чтобы изменить имя и начать жизнь заново.

Я задумалась о своей секретарше, глядя на солнечные блики, весело мигающие на песке и на море. Она тоже однажды захотела начать все сначала или, как она выразилась, с чистого листа. Интересно, это ее настоящее имя, или она изменила его, как жена Гранта? Я встряхнула головой, отгоняя непрошеные мысли. Какая разница! Для меня она есть и останется Гретчен, и я благодарна, что желание все начать заново привело ее ко мне.

Сделав еще один глоток кофе, я спросила:

– А чем мистер Грант занимался после войны?

– Он осел в Роки-Пойнт и открыл малярное предприятие.

– И?..

– И сделал состояние. Те, с кем я общался, утверждали, что он был безжалостным сукиным сыном, но при этом всем нравился. Он был из тех людей, которые смогли бы продать тюльпаны датчанам. У него был неплохо подвешен язык, и он умел торговаться. Но ухо с ним лучше было держать востро.

– Востро?

– Понимаете, он был из тех дельцов, которые не упускают ни единой мелочи, если она сулит им выгоду. Он встал на ноги благодаря тому, что сумел заполучить федеральные подряды, и вскоре его фирма стала крупнейшей в Новой Англии, а потом он продал ее национальной компании. С тех пор прошло пятьдесят лет.

Именно таким я и знала мистера Гранта: обаятельным и практичным.

– Каково было его состояние? – поинтересовалась я.

Уэс заглянул в шпаргалку, лежавшую на коленях.

– Точно никто не знает, но если говорить приблизительно, то около тридцати миллионов.

– Ничего себе!

– Вот-вот, ничего вам.

Я вспомнила о вчерашней встрече с Кэботами.

– Его дочь является единственной наследницей?

– Нет. Наследство поделено между нею и внучкой. Они единственные, кому достанется его состояние.

– Разве у него нет других родных? Ни братьев, ни сестер, ни дядюшек, ни тетушек, ни кузенов с кузинами?

– Никого. У мистера Гранта была сестра, но она умерла подростком в Канзасе. А что касается миссис Грант… Кто знает, была ли у нее родня. Пока таких не объявилось.

Я кивнула, поняв нетерпение Энди. Пятнадцать миллионов сулили ей огромную свободу. Наверное, они приглушали скорбь по умершему родственнику. Я, как и Энди, была единственным ребенком в семье, мои родители также не имели ни братьев, ни сестер. Так что у нас с Энди было кое-что общее.

– Есть еще что-нибудь интересное? – спросила я.

– Кое-что о разрыве между миссис Кэбот и ее родителями после того, как она окончила школу. Она ушла из дома, чтобы выйти замуж, в… минуточку… в 1964 году. Кажется, они с отцом довольно сильно поругались тем летом после ее выпуска.

– Из-за чего?

– Этого никто не помнит. Ссора началась на пляже и продолжалась по дороге домой. Потом Дана упаковала две сумки и ушла, несмотря на просьбы и причитания матери.