Текст книги "Обреченный на смерть"

Автор книги: Джейн Клиланд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Я сидела ошеломленная, не зная, что и ответить. Потом повернулась к Максу и мимикой попросила его о помощи.

– Расскажи нам об этом, – откликнулся на мою просьбу Макс.

Прежде чем ответить, Альварес немного покачался на стуле.

– Как я уже сказал, сначала нужно, чтобы Джози выяснила стоимость Сезанна или Матисса на черном рынке.

Макс развел руками и спросил у меня, согласна ли я это сделать.

– Ладно, я попробую, – ответила я.

– Сколько времени вам на это потребуется? – уточнил Альварес.

– Все зависит от того, насколько трудно получить доступ к необходимым данным. В любом случае это займет от двух часов до пары дней.

Он кивнул и постучал ручкой по краю стола.

– Думаю, вы понимаете: чем раньше вы это сделаете, тем лучше.

– Я начну поиск сразу, как мы закончим здесь, – заверила я его. – Для вас важно, какая картина это будет?

– Нет, – покачал он головой.

– И что потом? – поинтересовался Макс.

– Потом мы сделаем предложение, от которого, как я надеюсь, будет нельзя отказаться.

– Кому? – вклинилась я.

Альварес отрицательно замотал головой.

– Всему свое время. – Он поднялся. – Что ж, поехали за картинами. – Потянувшись, он выключил магнитофон и вытащил из него кассету. – Пока нас не будет, Кати сделает с этой записи копию.

Он отправился дать Кати соответствующие указания, а мы с Максом вышли и стали ждать его на улице. За это время тучи плотнее обложили небо и налились свинцовой тяжестью. Наконец Альварес вышел, и мы на его внедорожнике отправились к дому Гранта. На крыльце нас встретил дежурный полицейский – Грифф. Поздоровавшись, мы прошли в дом и спустились в подвал. Я включила тусклую лампочку, подошла к кожаному сундуку и выдвинула из него нижний ящик. Процесс добычи сокровищ выглядел будничным и до разочарования скучным.

Полотна лежали так, как я их и оставляла. Мы стояли и молча разглядывали Сезанна, которого я положила сверху. Альварес свернул в рулон каждую картину и упаковал в брезентовый мешок, который захватил с собой.

Потом он достал из внутреннего кармана куртки расписку, подготовленную Кати. Макс ознакомился с документом и одобрительно кивнул. Под нашим пристальным взглядом Альварес расписался на официальной бумаге и вручил ее мне.

– Пришли копию факсом, – напомнил Макс. – Договорились?

– Обязательно.

Без лишних разговоров мы покинули подвал. Попрощавшись с Гриффом, мы обогнули дом и вышли в переулок. Обратно в участок мы ехали вдоль побережья. Я взглянула на небо. Оно было сплошь затянуто свинцовыми тучами. Стоял март, но я почему-то подумала: быть грозе.

Убрав картины в сейф полицейского участка, Альварес вышел к нам на стоянку. Макс пожал ему на прощание руку, похлопал меня по плечу и направился к своей машине. Мы молча наблюдали за тем, как он выезжает со стоянки и едет в сторону Портсмута.

– Вы в порядке? – спросил Альварес.

Я кивнула. На щеку упала дождевая капля.

– Да. Просто меня не оставляет какое-то странное ощущение.

– Из-за чего?

– Ну, не знаю. – Я пожала плечами. – Из-за картин, которые я вам отдала. Из-за того, что не понимаю, что происходит. Из-за всей этой ситуации.

– Ничего, скоро все прояснится и встанет на свои места.

– Вы уверены?

– Да.

Интересно, подумала я, он действительно так считает или это вежливая отмашка? Ведь не исключено, что он успокаивает нервных женщин с тем же безразличием, с каким я отвечаю «Прекрасно» на вопрос незнакомца: «Как поживаете?»

Я бросила на Альвареса пытливый взгляд и обнаружила, что он пристально смотрит на меня. Нет, решила я, что бы там ни было, но его утешение предназначено лично для меня, он действительно беспокоится обо мне и хочет, чтобы я чувствовала себя в безопасности.

Я улыбнулась ему. Он улыбнулся мне. Так мы и стояли, прислонившись к моей машине, глядя друг на друга и улыбаясь, пока дождь не разошелся.

– Дождь пошел, – констатировала я и сообразила, что оставила зонт в офисе. – Я поеду.

Альварес открыл дверцу, я села за руль. Альварес закрыл дверцу. Я опустила стекло.

– Вы промокнете. Бегите в участок.

– Сейчас. Только дайте слово, что позвоните мне и расскажете, как продвигаются ваши поиски.

Я пообещала, дала задний ход и выехала с парковки. Развернувшись на север, я оглянулась. Альварес стоял посреди стоянки и смотрел мне вслед. Я помахала ему и переключила внимание на дорогу. Дворники еле справлялись с потоком воды, заливавшим ветровое стекло.

На склад я добралась в половине пятого. На улице было темно, как ночью, дождь казался бесконечным.

Гретчен показывала молодому человеку выгородку, где у нас размещались кофеварка, микроволновка и маленький холодильник. Саша стучала по клавиатуре компьютера.

– Ты опять забыла зонт! – заявила Гретчен, когда я влетела в офис.

– Ага, – повинилась я. – А дождь льет как из ведра.

– Из преисподней, – уточнила она, выглянув в окно. – Ты в порядке?

– Да, просто промокла. – Я посмотрела на стоявшего рядом с ней парня.

Он был невысокого роста, сухощавый, на вид ему было лет двадцать пять. На носу у него сидели очки в черной квадратной оправе. Он выглядел как школьный зубрила.

– Вы, должно быть, Фред, – с улыбкой протянула я руку. – Я Джози.

– Здравствуйте, – ответил он так, как будто не был уверен, с кем разговаривает.

– У вас есть все необходимое?

– Да, мне все объяснили.

– Хорошо. Привет, Саша. У тебя все в порядке?

Саша одарила меня мимолетной улыбкой, словно хотела скрыть свою симпатию ко мне, но не сумела справиться.

– Да, все хорошо. – И она снова сосредоточилась на компьютере.

– Ладно, я вас оставлю, у меня есть кое-какая работа. Фред, мы пройдемся с тобой по процедуре исследования завтра утром, хорошо?

– Ладно.

Поднявшись в кабинет, я уселась за столом, чтобы заняться выяснением «левой» стоимости полотен. Поскольку Альваресу было все равно, какую из картин я выберу, я решила остановиться на той, данные по которой окажутся доступнее.

Беглый обзор подписных сайтов показал, что наибольшим спросом пользуются работы Матисса. Значит, «Нотр-Дам утром».

Однако найденная информация привела меня в замешательство. На недавних аукционах полотна Матисса оценивались от одного миллиона долларов до двенадцати. Я поискала в Интернете причину странного разброса цен и через час решила, что пора обратиться за помощью.

Я вспомнила о бывшей коллеге. Она, одна из немногих, продолжала поддерживать со мной отношения, несмотря на скандал и бойкот. Как-то она даже позвонила мне в Нью-Хэмпшир, чтобы узнать, как я устроилась.

– Шелли, – сказала я, услышав в трубке ее голос. – Это Джози.

– Боже мой, Джози, это ты! Как ты? Не могу поверить. У тебя все в порядке? Ты наконец-то решила вернуться? Мы так по тебе соскучились!

Я рассмеялась:

– Ты просто чудо, Шелли! Спасибо. Но я остаюсь в Нью-Хэмпшире. Ты обязательно должна сюда приехать и посмотреть, как я работаю.

– Ну конечно. А еще – как коровы гуляют по улицам.

– Не будь снобом. В Нью-Хэмпшире очень красиво.

– Когда надумаешь приехать, не забудь захватить фотографии.

Мы поболтали о переменах, произошедших в штате «Фриско», ее новой квартире, моей фирме, ее бойфренде, наших планах на отпуск и старых друзьях. Наконец я объяснила, почему ей звоню.

Мгновенно переключившись на деловой тон, она стала настойчиво спрашивать, какую именно картину я пытаюсь оценить. Я старательно уклонялась от прямого ответа. Поняв, что меня не пробьешь, она назвала имя лондонского антиквара, который, по ее словам, был ведущим экспертом в данной области.

Повесив трубку, я удивилась накатившей на меня ностальгии. Я опустила голову и стала ждать, когда пройдет это ощущение утраты. «Прекрати комплексовать, – внушала я себе, – двигайся дальше, не думай об этом». Я встала и помахала руками, чтобы не дать унынию утянуть меня на дно отчаяния. Я напомнила себе, что начала новую жизнь и что вполне ею довольна. Взглянув на часы, я убедилась, что звонить в Лондон поздно, зато самое время позвонить миссис Кэбот. Набрав номер «Шератона», я попросила соединить меня с нею. Ее голос звучал устало.

– Мы уже намного продвинулись с оценкой, – сказала я.

– Благодарю вас, Джози, – ответила она и после короткой паузы добавила: – Энди больше не досаждает вам?

– Раз об этом зашла речь… – начала я, испытывая отвращение к тому, что вынуждена рассказывать матери о предательстве дочери. – Кажется, Энди наняла мистера Трюдо, чтобы тот ей помог.

– Помог в чем?

Я устало облокотилась о стол.

– По его словам, она собирается опротестовать волю вашего отца.

Тишина, последовавшая за моим известием, так затянулась, что я испугалась, уж не онемела ли миссис Кэбот от неожиданности.

– Благодарю за сообщение, – наконец заговорила она.

– Мне очень жаль, – ответила я, не зная, что еще можно сказать в подобной ситуации.

– Завтра утром я уезжаю, как и запланировала. Вы мне позвоните через день или два, чтобы рассказать, как продвигаются дела?

– Обязательно.

– Мои указания остаются прежними. Я позвоню шефу Альваресу перед отъездом. Энди не имеет права заходить в дом моего отца или каким-либо образом вмешиваться в вашу работу. Всего вам доброго.

А лучше – мартини, подумала я, повесив трубку. Я выключила компьютер и спустилась к Гретчен.

Там меня ждал сюрприз в лице Роя, без вести пропавшего в субботу. Поставщик переминался с ноги на ногу возле стола Гретчен, пока Саша просматривала содержимое его трех картонных коробок. Фред сидел за компьютером.

Одежда Роя была перепачкана грязью, речь бурлила как недавний дождь.

– Он сказал, что много мне заплатит. А я ему ответил, что я старик, но не дурак. Я сказал ему, что он может вешать лапшу на уши простакам, а не мне. Я дважды его предупредил: «Нет денег – нет книг». Я не какой-нибудь лох.

– Привет, Рой, – сказала я. – Что случилось?

– Если вы хотите иметь эти книги, платите наличными.

– Конечно. Так же, как и всегда.

– Ага, Барни сказал мне то же самое, но отказался дать зелененькие. Нашел дурака!

Саша стопками выкладывала книги на стол, все они были в кожаных переплетах. Я заприметила тисненные золотом томики Шекспира, два словаря Джонсона из ранних переизданий, медицинский справочник начала девятнадцатого века. Я встретилась с Сашей глазами, в ее взгляде горело откровенное вожделение.

Как правило, книгу в кожаном переплете покупают или для украшения дома, или для пополнения коллекции, или для вложения капитала. Первого покупателя интересует вид корешка, второго – состояние обложки и страниц, третьего – котировка на рынке. «Корешки» мы продавали оптом, спрос на них был постоянным, а выручка – мизерной по сравнению с тем, что приносили раритеты, расходившиеся медленно.

– Сколько? – спросил Рой, попеременно глядя на меня и на Сашу. – Сколько вы мне заплатите? Сколько?

– Мне нужно повнимательнее на них взглянуть, – ответила Саша.

– Мне некогда. Я не могу задерживаться. Вы хотите их получить?

– Конечно, – заявила Саша.

Любому поставщику мы предлагали минимум пять долларов за редкую книгу в кожаном переплете в хорошем состоянии. Книги, принесенные Роем, выглядели неплохо. Я подошла к Саше и прошептала:

– Предложи ему восемь долларов и подними цену до десяти.

– Ты серьезно? Я тоже считаю, что книги того стоят, но опасалась, что ты против.

– Я не против, давай.

Иногда я жалела, что не в моих силах наделить Сашу большей самоуверенностью. Казалось, робость у нее в крови.

На столе лежало пятьдесят семь томов, и все в отличном состоянии. Среди них вроде не было разрозненных собраний сочинений, книг с вырванными страницами или поврежденными переплетами. Рой, пятьдесят лет занимавшийся антикварным бизнесом, прекрасно знал, чего стоит его товар, и быстро взвинтил цену до двадцати долларов за том. Редкий поставщик осмеливался запрашивать такую цену. Тем не менее я из-за спины Роя кивнула Саше, и та, сглотнув слюну, заключила сделку.

Гретчен выскользнула из офиса и прошла в дальний угол склада, где мы держали сейф. Вернувшись, она вручила Рою деньги, он тщательно пересчитал купюры, поблагодарил Сашу и ушел, неловко волоча ноги. Я подумала, что ему не меньше семидесяти пяти лет.

Гретчен вместе с Сашей уложили книги в коробки Роя и отставили их в сторону, чтобы позже изучить их и оценить.

Я попрощалась со всеми и опрометью бросилась к своей машине, забыв взять зонтик. Забравшись в салон, я под мерный стук дворников подождала, пока обогреватель очистит запотевшее ветровое стекло, и поехала в «Голубой дельфин». Мне по-прежнему хотелось мартини, но, памятуя о приступе ностальгии, я решила, что сегодня пить в одиночестве нельзя.

Втиснув машину в крошечный свободный островок на Мейн-стрит, я со всех ног понеслась к ресторану. Под козырьком у входа я отдышалась. Дождь веселился, отбивая на медной крыше чечетку, а я промокла до нитки.

Два часа спустя я под стук дождя допивала вторую порцию мартини. Я пыталась сочинить легенду для лондонского антиквара. Если Шелли я фактически отшила и она не обиделась, то вряд ли такой номер пройдет с незнакомым человеком. Он просто откажется отвечать на мои вопросы. Нужна была веская причина для того, чтобы он разговорился.

Дома под монотонный шум настырного дождя, усугубляющий одиночество, я приготовила цыпленка и вяло умяла любимое блюдо.

Утром, пока Саша и Фред просматривали кассету, сверяясь с записями миссис Грант, я позвонила в Лондон. Когда Йен Каммингс подошел к телефону, я представилась, сказала, что мне его порекомендовала Шелли из аукционного дома «Фриско», и объяснила, в чем моя проблема.

– Ну хорошо, – сказал он. – О каком именно Матиссе идет речь?

– Извините, но я не могу вам этого сказать. Мой клиент еще не совсем уверен насчет продажи. Разумеется, если он решится, то вы будете первым, кому я позвоню.

– И вас интересует возможная цена?

– Да.

– Ну что ж, определить стоимость полотна, о котором не имеешь ни малейшего понятия, сложно, но давайте попробуем. Это масло?

– Да.

– На холсте?

– Да.

– Тематика?

– Городской ландшафт.

– Париж?

– Да.

– Размеры?

Я заглянула в свои записи.

– Семьдесят на пятьдесят два с половиной сантиметра.

– Откуда она взялась?

– Она принадлежала разным ничем не примечательным людям.

– Когда в последний раз ее выставляли на продажу?

– Не знаю. Но в прошлом столетии ее точно не выставляли.

– Ну что ж, я не могу вам ничего гарантировать. Но если бы мне пришлось торговать прямо сейчас, то запросил бы от миллиона трехсот тысяч до миллиона шестисот тысяч фунтов. Предварительно я предложил бы клиенту согласиться на миллион сто тысяч.

Я быстро сделала перерасчет.

– В американских долларах это бы составило приблизительно два миллиона.

– Да. Ну, или чуть больше, если повезет. Самое большее три миллиона долларов.

– Благодарю вас. Вы мне очень помогли.

Я повесила трубку и ненадолго задумалась. Потом я набрала телефонный номер Альвареса и оставила ему сообщение на голосовой почте.

Я уже собиралась спуститься к Гретчен, чтобы пройтись с Фредом по протоколу, когда Саша просунула голову в дверь и спросила, можно ли зайти.

– Конечно. А в чем дело?

– Я хотела показать Фреду каталоги.

– На здоровье. – Я указала на книжный стеллаж.

Они вошли. Саша принялась объяснять парню принцип, по которому мы систематизируем справочную литературу.

– У нас имеется множество каталогов местных антикваров. Согласись, это необходимо, так как мы все имеем дело с одинаковым товаром.

– А вы можете им доверять? – поинтересовался парень.

Хороший вопрос, подумала я.

– Ну, смотря кому, – смутилась Саша. – Как и во всем остальном.

Когда они собрались уходить, я спросила, закончили ли они просмотр кассеты.

– Отчасти, – ответила Саша. – Фред хочет подробнее ее рассмотреть. Поэтому я подумала: может, сначала показать ему, как мы проводим экспертизу? Тогда ему станет понятнее, на что имеет смысл обращать внимание, а на что – нет.

– Хорошо, – сказала я. – Если вы готовы, то приступим.

Они придвинули стулья к моему столу. По мере того как Фред знакомился с содержимым папки, я переходила от одного этапа к другому.

– Это один из местных антикваров? – спросил Фред, показывая на копию титульного листа из каталога Трюдо.

– Да, – подтвердила я.

– Но мы не слишком высокого мнения об уровне его исследований, – добавила Саша, теребя прядь волос. – Я хочу сказать, что мы используем их данные, но я всегда настаиваю на дополнительной проверке.

– Да, это так, – согласилась я. – Обычно исследования проводит Марта Трюдо, и, как правило, они схематичны и ошибочны.

– А это кто? – Фред указал на имя редактора: «М. Тернер».

Я уже собиралась сказать, что не знаю, когда вмешалась Саша:

– Это тоже Марта. Иногда она пользуется своей девичьей фамилией. Думаю, это для того, чтобы их компания выглядела солиднее. Не какое-то семейное предприятие, а настоящий аукционный дом со множеством сотрудников.

Я с изумлением воззрилась на имя, напечатанное на странице. Кусочки мозаики встали на свои места. У Барни была жена, которая проводила большую часть исследований. Которая иногда пользовалась своей девичьей фамилией. Я вспомнила, как Барни на распродаже увлеченно беседовал с Полой. С Полой Тернер. Я была готова поспорить, что она является его племянницей со стороны жены. Так вот откуда взялся телефонный звонок мистеру Гранту из «Тягучей ириски», поняла я. Это звонил Барни. Он заехал в магазин, принадлежащий семье его жены, и воспользовался там телефоном.

Не далее как вчера я узнала от Роя, что у Барни нет денег на покупку полусотни редких книг. А ведь речь шла о сумме, смешной для нашего дела. Получалось, Барни разорен. «Но в таком случае на какие коврижки он рассчитывал приобрести у мистера Гранта Ренуара? – озадачилась я. – А может, он и не собирался покупать картину? Возможно, он хотел заполучить ее даром? В его глазах продажа Ренуара могла стать шансом спасти свой бизнес, уберечь свое детище от краха».

Занятая этими размышлениями, я пропустила увлекательный спор о методах экспертизы, который затеяли Саша и Фред.

– Полагаю, мы во всем разобрались, – прервала я их. – Есть какие-нибудь вопросы?

– Нет, – ответил Фред. – Вы составили очень толковую инструкцию.

– Спасибо за комплимент. Ну, раз вопросов нет, тогда за дело.

Ребята вышли из кабинета, весело болтая. Мне еще не приходилось видеть, чтобы Саша так много и увлеченно разговаривала. «Может, в лице Фреда она встретила свою вторую половинку?» – подумала я.

Когда их голоса затихли в отдалении, я с грустью вспомнила мистера Гранта. Во время каждой нашей встречи он был общительным и добродушным. Он нравился мне, и я уверена, что тоже нравилась ему. У меня перед глазами возник образ Барни. Я с легкостью вообразила его нависающим над старым и больным человеком.

Дрожь неприятным холодком пробежала по спине. Как он мог пойти на убийство?! Подавленная этой мыслью, я разревелась в три ручья и даже не попыталась себя остановить. Пока слезы катились по щекам, я решила, что должна обязательно поговорить с Альваресом.

Неужели Барни убил мистера Гранта, чтобы заполучить Ренуара? Я затрясла головой, удивляясь тому, что не догадалась обо всем раньше, и одновременно борясь с тошнотой, которую вызывала эта догадка.

Глава 18

К тому времени когда Кати позвала Альвареса к телефону, я успела взять себя в руки и вспомнить совет Макса воздерживаться от изложения избыточной информации. Поздоровавшись с Альваресом, я лишь сказала, что узнала приблизительную стоимость одной из картин.

– Мы можем встретиться через час? – спросил Альварес.

Я взглянула на часы. Было половина десятого.

– Конечно, – ответила я. – Если Макс не возражает.

– В таком случае свяжитесь с ним и постарайтесь приехать в участок в половине одиннадцатого.

– Договорились.

Я положила трубку, несколько озадаченная его настойчивостью. Похоже, теперь он готов действовать, решила я и снова принялась звонить.

Макс оказался в своем офисе. Он сказал, что будет ждать меня в полицейском участке в половине одиннадцатого.

– А не могли бы мы встретиться на пятнадцать минут раньше? – попросила я. – Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине.

– Разумеется, – согласился он и шутливо спросил: – На нашем месте? Мне понравились свидания на дюне.

– Мне тоже, – рассмеялась я.

Внизу Гретчен приглашала к нам по телефону кого-то, обладающего, по ее словам, «старинным сервизом из столовых приборов». Это могло означать все, что угодно: от серебряного набора эпохи викторианской Англии до комплекта из нержавейки 70-х годов двадцатого века.

Саша и Фред азартно обсуждали, можно ли по высоте стола определить его возраст. Саша считала высоту одним из параметров оценки, важным, но не основным.

– Не все люди, жившие в прошлом, были маленького роста, – выдвинула она аргумент.

– Но вся мебель изготавливалась в расчете на таких, – возразил Фред.

– Вся? – иронично прищурилась Саша.

– А если стол был сделан по индивидуальному заказу, то время изготовления устанавливается по клейму мастера и датам жизни первого владельца.

– А если кто-то просто взял и подпилил ножки?

– А если стол свалился с луны? Не мели чепухи.

Саша мелет чепуху? Я покачала головой и приготовилась к эмоциональному взрыву. Саша настолько серьезно относилась к своей работе, что любые намеки на обратное звучали для нее не просто оскорблением, а настоящим обвинением. Расплачется, решила я. Или замкнется в себе и будет избегать смотреть Фреду в глаза.

Но Саша рассмеялась. Я остолбенела от неожиданности: Саша смеялась!

– Это не чепуха, – звонко ответила она. – Возможно, и ляп, но не чепуха.

Фред тоже рассмеялся. Они становились друзьями. Между ними возникло удивительное взаимопонимание. А я-то думала, что Саша не способна к нормальному человеческому общению. Как же все-таки я мало разбираюсь в людях, подумала я.

– Вы готовы приступить к работе? – нарушила я их идиллию.

Они оглянулись на меня с таким видом, будто только сейчас заметили, что кроме них в офисе есть кто-то еще.

– Да. – Саша покраснела. – Мы скоро поедем в дом Гранта. Фред хотел узнать: ты не будешь возражать, если он станет работать по вечерам?

– Я по натуре сова, – объяснил он.

– Конечно, не буду, – ответила я. – А как поздно? В одиннадцать? В полночь? Или мы говорим о ночной смене?

Он неопределенно пожал плечами:

– Не знаю. – Было заметно, что он чувствует себя не в своей тарелке. – Я привык работать по ночам. Но если это проблема…

– Что ты, совсем нет. Я просто думаю о том, кто будет закрывать склад после тебя.

– Я могу, – предложила Саша.

– Ты уверена, что не против работать допоздна?

Она снова покраснела.

– Конечно. Это ведь всего несколько дней. А так мы быстрее справимся с работой.

Удовлетворенная ее ответом, я сказала:

– Отлично. Тогда вы сами решите, как будете работать и все здесь закрывать. Хорошо?

Саша кивнула и застенчиво улыбнулась. Тут и Гретчен повесила трубку, и я предупредила ее:

– Я уезжаю. Возможно, вернусь к полудню. В случае чего звони мне на мобильный.

Гретчен посмотрела на меня так, словно хотела спросить, куда я собралась, но я притворилась, что не заметила этого. Мне не хотелось ей говорить, что я снова отправляюсь в полицию по делу об убийстве.

Дождь прекратился, но небо все еще было затянуто тучами. Океан потемнел, а волны вздымались на полуметровую высоту. Береговой песок был испещрен ноздреватыми следами, оставленными дождем. Серое небо и пронизывающий ветер скорее напоминали осень, чем весну.

Наконец подъехал Макс. Выйдя из машины, он пересек улицу и присоединился ко мне на берегу.

– Сегодня холодно, – заметил он.

– Ужасно, – согласилась я.

– Значит, ты выяснила стоимость картины?

– Ага. Для этого мне даже пришлось позвонить в Нью-Йорк и Лондон.

– Ты кому-нибудь сказала, почему тебя это интересует?

– Нет, я не вдавалась в детали.

– Хорошо. Значит, ты готова к тому, о чем собирается попросить Альварес.

– К чему?

– Не знаю. Но определение стоимости картины было лишь частью его плана.

Я кивнула, но промолчала.

– Ну что ж, – сказал Макс философским тоном, – нам остается только подождать и посмотреть.

– Есть еще кое-что.

– О чем ты?

– Думаю, это Барни убил мистера Гранта, – выложила я на одном дыхании.

– Что? – Макс изумленно посмотрел на меня.

Я рассказала о том, что узнала от Роя, о звонке из «Тягучей ириски» и о родственной связи между Барни и Полой.

– «Тягучая ириска»? Звонок? О чем ты говоришь?

Меня словно окатило холодным душем. Я испуганно похлопала ресницами, а потом резко повернулась к океану, спасаясь от его пронзительного взгляда. Я напрочь забыла, что Макс запретил мне совать нос в дела полиции. Но хуже всего то, что, раскрыв карты, я не подумала о последствиях. Теперь без ссылки на Уэса было не обойтись. Но мне совершенно не хотелось предавать доверие репортера.

Я пожала плечами, прикинувшись безвинной овечкой:

– Я от кого-то слышала об этом звонке.

– От кого?

– Ты же знаешь, слухи разлетаются быстро. В любом случае это ведь не важно, правда? Важно то, что никто из служащих кондитерской не звонил мистеру Гранту. Зато Барни вполне мог зайти проведать родственников и заодно воспользоваться их телефоном. И это ни у кого не вызвало бы вопросов.

– И все-таки тебе придется рассказать, как ты узнала о звонке, – помолчав, сказал Макс.

Я вздохнула и отрицательно покачала головой, продолжая смотреть на океан:

– Не могу.

– Тогда приготовься к тяжелому артобстрелу. Альварес будет рвать и метать.

– Может, мне вообще не следует об этом говорить?

Макс на мгновение задумался.

– Давай я возьму разговор на себя и вкратце поделюсь твоими соображениями. Но тебе не следует ничего скрывать, если это может оказаться важным.

– А как же твой совет не делиться лишней информацией?

– Это другое. В ходе экспертизы ты обнаружила связь, про которую Альварес вообще не смог бы никогда узнать. Мы не ведаем, какое она имеет отношение к делу, но считаем своим долгом поделиться ею с полицией.

К горлу подступил ком, а вдоль позвоночника обжигающими иголочками прокатилась ванна страха, заставив меня вздрогнуть. Надеюсь, Макс списал это на холодную погоду, а не на мою слабость.

– И что мне делать?

– Отвечать как можно короче.

Я кивнула, покорившись судьбе. Мы медленно пересекли улицу.

Альварес встретил и проводил нас в знакомую комнату для допросов. Как только мы устроились на стульях и на магнитофоне вспыхнула красная лампочка, я заговорила:

– Самая высокая цена, за которую в этом году Матисс ушел с аукциона, составила двенадцать миллионов долларов, но я бы не стала назначать такую цену нашей картине. Более реальной мне кажется сумма в пределах от одного до трех миллионов.

– Но почему? Почему мы должны отдавать Матисса за какие-то два-три миллиона, если другой ушел за двенадцать?

– Рынок произведений искусства сейчас не очень стабилен. И то, что одна картина ушла за двенадцать миллионов, по-моему, является скорее исключением, нежели правилом. Причины тут могут быть самыми разными. Например, появился излишне ретивый новичок-коллекционер с большой суммой наличных в кармане. Зато картины, проданные позже, ушли всего лишь за сумму от восьмисот тысяч долларов до одного миллиона.

Альварес задумчиво кивнул:

– Значит, в случае тайной продажи…

– В этом случае вам придется сделать скидку, и очень большую. Даже не знаю… – Я пожала плечами. – Думаю, имеет смысл затребовать двадцать пять тысяч долларов в надежде получить хотя бы половину этой суммы.

Альварес недоверчиво покачал головой и постучал ручкой по столу.

– Сумма не слишком впечатляющая.

– Да, не очень, – согласилась я.

– Выдвигая условия сделки, вы бы наложили на нее какие-нибудь ограничения? Ну, знаете, вроде оплаты только наличными.

– О да. Обязательно, – улыбнулась я. – Правда, хочу напомнить, у меня нет непосредственного опыта в таких делах. Просто я тут подумала, что могла бы договориться об электронном переводе денег на оффшорный счет, если покупателя не устраивает оплата наличными.

Альварес кивнул и сделал пометку в блокноте. Пока он писал, в разговор включился Макс:

– Поставщик Джози сообщил ей один факт, который, как нам кажется, вам не мешает узнать.

Полицейский склонил голову набок и посмотрел на меня.

Я передала ему слова Роя и добавила:

– Если Барни разорен, это что-то меняет?

Альварес помолчал и кивнул:

– Спасибо за информацию.

– А вам известно о финансовом состоянии Барни? – поинтересовалась я.

– Это тайна следствия.

– Кстати, – продолжил Макс нейтральным тоном. – Барни является родственником одной из сотрудниц Джози, молодой женщины, которую зовут Пола Тернер. Мы не знаем, имеет ли это хоть какое-то значение, но решили поделиться с вами и этой информацией. Я узнал, что семье Полы принадлежит кондитерский магазин «Тягучая ириска».

Альварес моментально насторожился и впился в меня взглядом.

– Что вы знаете о «Тягучей ириске»?

– Ничего, – ответила я.

– Тогда почему вы считаете важной связь между Барни и магазином?

– Я так не считаю, я лишь подумала, что она могла быть важной. Вот и все.

– Не пудрите мне мозги.

– Я ничего не знаю.

Но он продолжал сверлить меня глазами.

– Почему? – с еще большим нажимом спросил он.

Я с вызовом ответила на его взгляд и вцепилась пальцами в сиденье стула, боясь показать свою слабость и разрыдаться и одновременно готовясь выдержать любые муки. Мысленно я напоминала себе, что не сделала ничего плохого.

– Я сказала вам все, что могла.

Альварес раздраженно грохнул кулаком по столу.

– Джози, хватит ломать комедию, немедленно скажите, что вам известно.

Я подскочила, напуганная неожиданной вспышкой гнева, но тут же сделала глубокий вдох, усмиряя сердце, грозящее разорваться на куски.

– Не кричите на меня, – тихо попросила я.

– Я и не кричу, – громоподобно возразил он.

Мы хмуро уставились друг на друга.

Нашу дуэль прервал Макс, который, откашлявшись, сказал Альваресу:

– Сомневаюсь, что, задавая вопросы таким тоном, ты добьешься хоть какого-то результата.

Альварес повернулся к нему:

– Фактически она заявляет, что в моем департаменте происходит утечка информации. И как, по-твоему, я должен реагировать на сообщение о должностном преступлении?

– При чем здесь должностное преступление? – пожал плечами Макс. – Во-первых, люди любят посплетничать. Во-вторых, не только полиции известно о звонке мистеру Гранту из «Тягучей ириски». Как насчет служащих телефонной компании, Тай?

Я и забыла, что Альвареса зовут Таем, зато отметила, что использование личного имени в самый разгар свары – очень эффективный способ уменьшить накал страстей. Следом я припомнила наставления отца о том, как управлять своим гневом. Он говорил, что, когда собеседник начинает кричать на тебя, надо глубоко вдохнуть, вежливо улыбнуться и заговорить примирительным тоном. «Это его обезоружит, дочка, – внушал мне отец. – Добей его добротой. Он увидит, что ты ведешь себя как лидер, и сникнет».