Текст книги "Дважды два — четыре"
Автор книги: Джейн Фэллон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Джейн Фэллон
ДВАЖДЫ ДВА – ЧЕТЫРЕ
Непредсказуемый поворот сюжета, туго сплетенная интрига, переменчивые, алогичные душевные движения персонажей… Читать об этом так же интересно, как открывать новые миры.
Entertainment Weekly
Чью сторону принять во время ссоры? Как не дать втянуть себя в неприятности? Роман Фэллон обнажает все подводные рифы истинной дружбы и любви. Автору удалось по-особому увидеть острые и животрепещущие темы, которые так волнуют женщин.
FemaleFirst
В персонажах романа легко узнать себя, своих друзей и коллег. Это – вы, только в острокомических эпизодах и экстравагантных ситуациях.
Cairns Media Magazine
Роман замечательный. Персонажи уморительные. Сюжет лихой, как американские горки.
chicklitreviews.com
Глава 1
Ничего не случилось.
– Я серьезно, – говорит Алекс, хотя после выпитого больше похоже на «серозно». Я чуть не рассмеялась, но тут же вспомнила про жуткую мелодраму, в которой мне почему-то предназначается главная роль.
– Ты пьян, – объявила я, встав с дивана и увеличив физическое расстояние между нами. – Ложись спать.
Алекс поднялся, шагнул ко мне.
– Пара стаканчиков вовсе не означает, что я сказал неправду. Просто после пары стаканчиков, наконец, осмелился сказать. Люблю тебя, Ребекка. Всегда любил.
Ох, боже. Опять. От такого заявления у меня снова перевернулся желудок, причем не в положительном смысле «о-как-я-ждала-от-тебя-этих-слов». Скорей, меня едва не стошнило от сочетания выпивки с этим признанием. С тем, что его делает Алекс. Кстати, мой муж Дэниел спит наверху в нашей спальне. Почему бы и нет? Уже час ночи, а у него никогда не было повода беспокоиться, оставляя нас с Алексом наедине. До нынешнего момента. Я вдруг разозлилась. Плохо, что Алекс вообще позволил себе заговорить об этом, а тем более когда у нас над головой спит Дэниел, наглядно свидетельствуя – если кому-нибудь требуется подтверждение, – что я не свободна и не могу выслушивать любовные признания. Милый, мудрый, веселый Дэн, неизменно верный и преданный нам обоим. Я решила немедленно прекратить разговор.
– Это не смешно. Уже поздно, ты пьян, сам не знаешь, что мелешь. Иди спать, ладно?
Алекс потянулся, схватил меня за локоть. Я вырвалась.
– Только не говори, будто не чувствуешь ко мне то же самое, – сказал он, и я на секунду задумалась, не сама ли виновата. Не дала ли какое-то основание для подобного убеждения? Не смотрела ли слишком долго в глаза как-то вечером после пары стаканчиков? И поняла: нет, решительно нет, ни единого раза, ни на одно мгновение за время двадцатилетней дружбы не видела в нем никого, кроме друга. Увлечься им – все равно что влюбиться в собственного брата. Никогда даже в голову не приходило. Надо его осторожненько охладить, успокоить. В последнее время ему многое довелось пережить – пусть даже по своей вине, – он явно потерял рассудок, только все-таки я на него сердита. Как он посмел увидеть в наших отношениях то, чего просто не было? Как посмел обмануть доверие Дэниела?
– Ничего подобного, – отрезала я, пожалуй, слишком громко. – Ты мой друг, Алекс. Я в тебя не влюблена. Не могу… Боже мой, жутко даже подумать…
Хватит, одернула я себя, теперь он уже должен понять, но не сумела остановиться. Хочется его как следует наказать.
– Тошнотворная мысль. То есть правда какое-то… извращение. Господи, я никогда не смогла бы…
Алекс разом протрезвел.
– Ладно, – коротко бросил он. – Ясно.
Развернулся кругом и ушел. Через несколько секунд хлопнула входная дверь. Я на минуточку забеспокоилась, куда он пойдет в час ночи, без пальто, которое так и осталось висеть на спинке стула, а потом решила, что это его дело. Взрослый человек, может сам о себе позаботиться.
Глава 2
Ребекка и Дэниел, Алекс и Изабелл.
На моей памяти нас всегда было четверо. По крайней мере с тех пор, как Дэниел и Алекс, дружившие с двенадцатилетнего возраста, дали объявление, приглашая к совместному проживанию двух компаньонов, которые помогли бы оплачивать съемный дом в Виндзоре на втором году учебы, и выбрали сначала Изабелл, а потом меня, придя к выводу, что нами можно попользоваться, как однажды весьма деликатно выразился Дэн. В конце концов так и вышло, хотя я держалась до Рождества. Разместившись парами в двух из четырех комнат, мы какое-то время подумывали дать еще объявления – студентам нужны деньги, – но нам нравилось жить вчетвером. Мы чувствовали себя семьей. С тех пор так и продолжалось двадцать лет. После колледжа сняли квартиры в Лондоне за несколько улиц друг от друга, поженились, родили детей одного за другим. Вместе проводили Рождество, дни рождения, встречали Новый год. Были одним целым. Больше ни в ком не нуждались. И вдруг пару месяцев назад Алекс заявил, что уходит. Невелика трагедия, у него нет никого другого, просто понял, что должен двигаться дальше. Он как бы застоялся, слишком долго жил в одном месте, надо выбраться, посмотреть, что мир еще может ему предложить. Оставил Изабелл с девочками – восьмилетними близнецами Натали и Никола, – перебрался в новую квартиру в доме, удачно стоявшем поблизости, так что мог бывать у них по-прежнему. Объяснил, что хочет, чтобы все было цивилизованно, по его выражению: выберут, дескать, с Изабелл удобное для обоих время, когда он будет забирать детей, и останутся друзьями. Хотя Алекс умолял разрешить видеться с детьми по собственному усмотрению, Изабелл вполне справедливо не захотела, чтобы все вышло по его желанию.
Конечно, в действительности получилось иначе. Изабелл буквально разваливается на части. Она всегда мечтала быть замужней женщиной. Ужас. Я хочу сказать, Иза не просто стремилась к замужеству как таковому. Она из тех женщин, которые готовятся не просто к свадьбе, но к дальнейшей счастливой жизни на сорок-пятьдесят лет. Вечно фантазировала, как будет стареть с детьми, с внуками, варить варенье в домике на юге Франции среди бегающих вокруг ребятишек, друзей и собак. Не то чтобы это имело значение – может быть, даже сама Иза не сознавала, – но с виду они с Алексом составляли идеальную пару. Светловолосые, загорелые, сияющие, как фигурки на свадебном торте. Увидишь их вместе и сразу подумаешь: «Ну конечно». Влюбившись в Алекса, она сразу вошла в его семью, как в свою собственную, и его родители точно так же ее обожали. О такой невестке любая свекровь может только мечтать.
Изабелл никогда не сомневалась, что это на всю жизнь. Алекс же – по крайней мере, как я всегда думала, – не мог поверить своему счастью. Подумать только, что его выбрала столь прекрасная, добрая, верная женщина! Может быть, она слишком его опекала, как мать, хотя он сам на это напрашивался. Ей нравилось о нем заботиться, ему нравилось, что она о нем заботится. Не было никаких признаков и намеков на что-то неладное. Она не успела свыкнуться с фактом, что их брак, возможно, не так идеален, как ей всегда казалось. Он просто распался – бум! Только что был, а теперь его нет.
Алексу тоже лучше не стало. Столкнувшись с новообретенной свободой, он не имеет понятия, что с ней делать, почти все время бродит по квартирке, жалея себя. В любой битве приходится выбирать ту или другую сторону, и поскольку он подолгу бывает у нас, то с самого начала считалось, будто мы на его стороне, хотя это меня не очень устраивает. Знаю, Алекс всегда был и навсегда останется лучшим другом Дэна, но я страшно разозлилась на него. Не только из-за Изабелл и девочек, а из-за всех нас, из-за нашей уютной маленькой компании. Он как бы отвернулся и сказал: «Извините, вы мне надоели до чертиков». Я себя чувствую преданной и обманутой.
Когда вслух задаюсь вопросом, как там Изабелл поживает, или прямо спрашиваю, что его подтолкнуло к такому крутому решению, он резко обрывает разговор. Только когда заговариваешь про близнецов, подхватывает тему. Скучает по ним, не представляет без них своей жизни, но разве из-за этого стоит сохранять неудачный брак? Я ни разу не выразила ему сочувствия. Он сам себе постель постелил.
Дэн любит близняшек не меньше, чем я. «Суррогатные» сестрички двух наших отпрысков – тринадцатилетней Зои и одиннадцатилетнего Уильяма – на протяжении всей своей жизни присутствуют в нашем повседневном существовании. Я спрашиваю, как Алекс мог с ними так поступить? Как мог так поступить не с кем-нибудь, а с Изабелл? Иногда задумываюсь, что скажет Дэн, если я настою на своем, приглашу к нам Изу, объявлю ему, что не хочу видеть Алекса, не могу простить. Согласится он или старая дружба все-таки победит? Это кажется несправедливым, но не в том дело. Дело в том, что Дэниел и Алекс вроде братьев.
И вот как Алекс ему отплатил.
Прежде чем он торжественно признался мне в любви, прежде чем произнес три слова, которые все навсегда изменили, вечер начался вполне приятно.
Я взяла его в качестве «второго лица», упомянутого в пригласительном билете, на премьеру клиентского спектакля. Я говорю «клиентского» так, будто у меня есть клиенты – актеры и драматурги, которые ловят каждое мое слово, ожидая ценного для карьеры совета. Нет. Советуют мои боссы, а я – ассистентка, ставшая полноценным сотрудником театрально-литературного агентства недавно, когда Уильям перешел в среднюю школу. Боссы – Джошуа и Мелани – значатся на дверной табличке как «Мортимер и Шиди». В целом они представляют сорок с чем-то актеров и «персон», улыбающиеся физиономии которых пялятся на меня со стен в приемной, где стоит мой стол, а также горстку авторов с разной степенью компетентности и успеха. Я люблю свою работу. В университете занималась драмой, несколько лет после выпуска называла себя актрисой, несмотря на тот факт, что получала деньги только в ресторанах, подрабатывая официанткой, и на теле-распродажах. Однажды играла Корделию в постановке «Короля Лира», которую в течение шести недель возили по Дальнему Востоку. Это был мой звездный момент. В остальном я просто сидела в ожидании телефонных звонков, которых так и не было. По правде сказать, забеременев Зоей, я поторопилась с этим покончить. Стала домашней наседкой и ни на секунду не пожалела. Потом, когда вновь набралась храбрости вернуться к работе, обнаружила, что мне гораздо приятней стоять, так сказать, по ту сторону камеры. Не то чтобы когда-нибудь я в самом деле стояла перед камерой, но вы меня понимаете. Я не несу реальной ответственности, и меня это вполне устраивает. Не хочу ее нести. В основном принимаю и передаю сообщения, назначаю время встреч и прослушиваний, делаю фотокопии рукописей и сводок с кастингов. Но до сих пор влюблена в мир зрелищ, где с каждым телефонным звонком открываются волнующие возможности. Предложения поработать на телевидении, приглашения на прослушивания для спектаклей, первые разведывательные вопросы театральных компаний по поводу прав на пьесу кого-нибудь из наших авторов… Честно сказать, большинство наших клиентов зарабатывает не слишком много. Очень немногие поют, танцуют, преуспевают в местных музыкальных кругах. Двое стали дикторами. Горстка актеров пробуется почти каждую неделю, время от времени получая роль с текстом, например «второго банковского служащего» или «ограбленной женщины» в каком-нибудь сериале. Почти все наши писатели все еще ждут находки Святого Грааля, то есть высокооплачиваемой работы на телевидении, изо всех сил трудясь над шедеврами, которые когда-нибудь, возможно, прочтут два-три человека.
Имеются у нас и «звезды». Крохотная элита, которая умудрилась сделать успешную, прибыльную, долговременную карьеру и которую еще не переманили крупные агентства. С нами часто такое случается – выкармливаешь кого-нибудь, веришь в него, когда никто больше не верит, а он при первом дуновении славы бежит в Ай-си-эм. И даже открыточку с благодарностью не пришлет.
Нынешняя премьера связана с успешной историей до сих пор верного нам Гэри Макферсона, бывшего участника мыльных опер, который стал крупной фигурой, благодаря громкому сексуальному скандалу с участием наркотиков класса А и несовершеннолетних девочек. Ярко освещенный средствами массовой информации, Гэри получил роль брата ловеласа в римейке фарса тридцатых годов, который после стремительных провинциальных гастролей довольно неожиданно попал на ограниченный срок в пять недель на сцену театра на Шафтсбери-авеню в лондонском Уэст-Энде. Фактически спектаклем заткнули дыру в репертуаре, внезапно возникшую в связи с задержкой постановки нового произведения Эндрю Ллойда Уэббера[1]1
Ллойд Уэббер Эндрю (р. 1948) – английский композитор, автор мюзиклов и рок-опер, среди которых «Иисус Христос – суперзвезда», «Кошки», «Призрак оперы» и пр. (Здесь и далее примеч. пер.).
[Закрыть]. Естественно, приглашая на просмотр специалистов по кастингу и критиков, мы об этом не упоминали. Просто говорили, что Гэри долго ждал выступления в Уэст-Энде и нам очень хотелось бы видеть их в театре.
Дэниел, на протяжении многих лет слишком часто вынужденный посещать подобные мероприятия, в последнюю минуту сослался на вымышленную головную боль. Просить Изабелл найти для близнецов сиделку поздно, и Дэн предложил мне взять с собой Алекса. Я подумала: мысль хорошая, пусть слегка развлечется. Страшно видеть дорогого тебе человека в подобном упадке, даже если он сам навлек беду на свою голову, о чем напомнил критический голосок в подсознании.
Вечером меня ожидали не одни удовольствия. На банкете после премьеры в мансарде под крышей клуба «Сенчури» мне было поручено следить, чтоб Гэри подошел и представился каждому, кто может в не слишком отдаленном будущем предложить ему работу. Планом предусматривалось, что эти обязанности разделит со мной другая наша ассистентка, Лорна. Я уже упоминала о Лорне? Когда я сказала, что люблю свою работу, вы не уловили дальнейшего но? Я люблю свою работу, но… Это самое но и есть эта самая Лорна. Я люблю свою работу, но не хочу сидеть в одной комнате с Лорной. Не скажу, что она стерва, просто… надоедливая. Раздражает. С ума сводит, бесит. Без умолку болтает. Буквально ни на секунду не умолкает. Тараторит ни о чем. Мало что меня так заводит, как люди, которые не понимают, когда надо заткнуться. Которые в каждый свободный момент описывают свой путь на работу, свой вчерашний потешный облом у Моррисона, излагают свой взгляд на ограничение кредита. Если честно, то можно назвать ее стервой. Возможно, она и есть стерва. Фактически время от времени она и впрямь обращается со мной как стерва. Но об этом дальше.
Так или иначе, Лорна должна была мне помочь присматривать за Гэри, обеспечивая его дальнейшее продвижение. Нам удалось сразу распределить обязанности, за что я ей была благодарна, не желая надолго оставлять в одиночестве Алекса. Он несколько непредсказуем, не умеет общаться с людьми, кроме меня и Дэна. После нескольких взаимных реплик принимается полностью излагать свою собственную историю: «Я очень долго состоял в несчастливом браке. Изо всех сил старался. Не пойму, что такого плохого я сделал. То есть не говорите, будто она сама никогда не подумывала об уходе…» Не может остановиться, хоть нельзя не заметить выражение лиц собеседников, варьирующееся от сочувствия до скуки и до опасения, что он никогда не умолкнет. Мастер-класс в трех кратких актах. Поэтому, стараясь подходить к нему каждые пять минут, я чаще всего обнаруживала его одного у стойки бесплатного бара. В последнее время Алекс слишком много пьет.
– Ну, как ты? – спросила я в десятый раз.
– Отлично. Прекрасно провожу время. – Алекс выхлебнул остатки красного вина и потянулся за новым бокалом. Я невольно проследила глазами за его рукой, забеспокоившись, что он напьется и опозорит меня. – Всего второй, – объявил он, оправдываясь.
– Я и не возражаю… – начала я и прикусила язык, ибо было понятно, что возражаю. – Хочешь уйти? Ничего страшного, можешь идти, если хочешь.
– Нет. Правда. Только чуточку посиди, поговори со мной.
Я огляделась – Гэри, кажется, вдохновенно беседовал с известным театральным режиссером, питающим склонность к пикантному хулиганству, – и поэтому села.
– Расскажи, как прошел день, – попросил Алекс, всегда с удовольствием выслушивавший последние сплетни о наших клиентах. Чем хуже, тем лучше.
И я поведала, как Гэри бился в припадке из-за того, что продюсеры позабыли прислать ему цветы на счастье, не забыв, однако, про актрису, играющую его сестру, у которой всего три строчки текста.
– Тогда как у него сорок восемь строчек, – добавила я.
– Откуда ты знаешь? – рассмеялся Алекс.
– Гэри сам заставил меня сосчитать. Не знал, что в оригинальном варианте пьесы у его персонажа восемьдесят три строчки. Роль явно сократили, когда решили дать ее ему.
Алекс фыркнул, я дрогнула от удовольствия, видя, что удалось его развеселить.
– Ничего не заметил?
– Нет. Оригинала не читал. Фактически никогда пьес не читает. Подсчитывает строчки текста и проверяет, что персонаж не умер на пятой странице.
Алекс уже так смеялся, что я начала рассказывать, как Лорна пожаловалась Джошуа и Мелани, что ее рабочий стол меньше моего, а это несправедливо, так как она работает в агентстве «Мортимер и Шиди» дольше меня и поэтому имеет право на больший стол.
– Тогда я их измерила, – продолжала я. – Разница в дюйм. Всего в дюйм!
– Ты должна все измерить, составить перечень всего, что у нее больше, чем у тебя… – начал он, но его перебила сама Лорна, объявив, что, по мнению Мелани, Гэри должен ходить по всему залу и поэтому кто-нибудь должен вырвать его из лап коварного режиссера.
– Сама разве не можешь? – спрашиваю я. Разве не видно, что я разговариваю?
– С ног валюсь, – сообщила она, падая на диван.
Я рассерженно встала, пояснила Алексу:
– Вот, это Лорна! – и отошла в уверенности, что он постарается от нее отделаться, наслушавшись от меня жалоб и зная, что я ее на дух не выношу.
– Боже мой, умираю, ног под собой не чую, – слышен был позади меня стон, – туфли только вчера купила, и, хотя у меня шестой размер, в магазине был только пятый с половиной, ну, думаю, черт с ними, должны разноситься, сто лет будешь дожидаться шестого, а к тому времени они мне, может быть, разонравятся, не захочу их носить, в любом случае у меня нога узкая, порой шестой размер кажется великоватым…
Вы себе даже не представляете. В монологе ни одной точки. Ни на секунду не передохнула. Я оглянулась.
Алекс просто смотрел на нее, характерно задрав одну бровь и все запоминая, чтобы мы вместе потом посмеялись. Я улыбнулась и двинулась дальше.
Наконец, мы с Алексом отчалили в первом часу, завалились в такси и поехали к нам. Естественно, предполагалось, что он у нас останется. Алекс ненавидит новую квартиру, поэтому почти постоянно живет в нашей свободной комнате. Вдобавок, должно быть, он надеялся, что Дэн еще не спит, можно будет с ним выпить, заняться самобичеванием (пожалуй, тут уместно вспомнить, что он сильно тоскует по девочкам; не слишком ли я эгоистична?). Уже в такси Алекс начал вести себя странновато. Не знаю, возможно, мне просто показалось, что он слишком долго и пристально на меня смотрит, пока я равнодушно глядела в окно. А когда оглянулась, болезненно улыбнулся, что меня на мгновение встревожило.
Здесь надо повторить, что между мной и Алексом никогда, ни на долю секунды не пробегала трепетная искра. Ничего подобного. Даже когда мы с ним остались в снятом на все лето доме, а Дэн, поссорившись со мной после впервые прожитого вместе учебного года, вернулся на пару месяцев в родной город, где работал в юридической конторе своего отца, а Изабелл пришлось выполнять опрометчиво данное обещание отправиться с подружкой в тур по Европе. Два с половиной месяца мы жили одни – сексуально озабоченный двадцатилетний старичок и внезапно оставшаяся в одиночестве девятнадцатилетняя старушка с разбитым сердцем. И ничего. Насколько мне известно, ни один из нас не испытывал никаких побуждений. Ни на миг. Вообще никаких.
Алекс пользовался неизменной популярностью у девушек. Самоуверенность возрастала по мере сознания собственной привлекательности, хотя его внешность – стройный блондин, скорее хорошенький, чем красивый, – была не столько мужской, воспламененной тестостероном[2]2
Тестостерон – мужской половой гормон.
[Закрыть], сколько бесполой мальчишеской. Этакий безобидный ухажер девчонки-подростка, который за ней таскается как пришитый. Вдобавок он был невыносимо тщеславен, но настолько явно, что недостаток каким-то образом превращался в достоинство.
«Боже, как я великолепен», – говорил он, проходя мимо зеркала, но произносил это с такой нарочито выспренней интонацией, что любой его спутник смеялся. Все считали, что он сам глубоко в душе в это верит, только почему-то никто его не осуждал. Люди лишь закатывали глаза и вздыхали: Алекс есть Алекс. Его спасало остроумие. В присутствии Алекса творилось нечто невообразимое. С ним никогда не было скучно. Он всегда значился первым в списке приглашенных в любую компанию.
Его внешность фактически выдержала испытание временем. Он по-прежнему похож на мальчишку с огромными глазами, гладкой кожей (наверняка пользуется увлажняющими кремами, хотя почему бы и нет, на дворе, в конце концов, двадцать первый век), с густой гривой светлых волос. Просто я предпочитаю темно-землистые волосы Дэна.
Не поймите превратно, мы с Алексом обожаем друг друга. Всегда обожали. Если у нас с Дэном все общее – не только поверхностное вроде любимой музыки, занятий в выходные и в отпуске, но и чисто личное: ценности, политические пристрастия, вопросы воспитания детей, – то Алекс вечно меня смешит. Никогда никого не встречала забавнее. Он все превращает в шутку – ну, в данный момент не совсем, должно быть, уход из семьи отразился на его чувстве юмора. Помню, этим летом почти каждый день он затаскивал меня в местный магазин, где любой товар стоит фунт, набирал кучу упаковок и но одной предъявлял продавцу.
– Сколько стоит?
– Фунт.
– А это?
– Тоже фунт.
– Да? Слишком дорого. А вот это?
– Все по фунту. – Продавец поднимает глаза к потолку.
– А это?
– Я уже сказал, каждый товар в магазине стоит фунт.
Алекс то и дело обращался ко мне и взволнованно восклицал:
– Слушай, Бекс, всего фунт! Купим? – Потом вновь поворачивался к продавцу: – А если я возьму две штуки?
– Тогда будет два фунта.
– А если возьму две этих?
И так далее. В конце концов его изгоняли. Стоило посмотреть.
Мы с Дэном склонны относиться ко всему с излишней серьезностью, беспокоиться из-за того, что еще не случилось, поэтому для нас обоих присутствие поблизости Алекса было прекрасным противоядием. Он был ходячей таблеткой от стресса, глотком свежего воздуха – по крайней мере, прежде. А самое главное – он был одним из моих ближайших друзей. Входил в первую тройку – после Дэна, но наравне с Изабелл. И больше никем. Только другом.
Поэтому просто скажем: я ни сном ни духом не предвидела декларации. Вернувшись в квартиру, только подумала, что он какой-то не совсем нормальный. Какой-то несчастненький. Убедившись, что Дэн и дети спят, мы уселись в гостиной – Алекс все равно настоял на бутылке вина, – и тут он положил руку мне на колено. Конечно, я ее стряхнула, постаравшись сделать это небрежно, мимоходом. Не хотелось открыто обращать внимание, признав факт реальным. Он опять потянулся, я строго прикрикнула:
– Перестань! – и это как бы его подтолкнуло все выложить.
Потрясающе. Лучшая ночь в моей жизни.
Утром я с трудом поднялась на работу. В глазах туман, очертания по краям расплываются, я как будто не я, а истертая копия. Нельзя пить. Видно, организм старается предупредить, что я слишком старая. Голова болит. Милый Дэн встал со мной вместе, предложил сделать кофе и тосты, но желудок не принимает. Он удивился, не обнаружив Алекса в свободной комнате, я на долю секунды подумала, не объясниться ли, но отказалась от этой мысли. Ничего не было. Мимолетный сбой на пути Алекса к просветлению после Изабелл. Только Дэн все равно бы смутился, чего мне совершенно не хочется. Вдобавок я абсолютно не сомневалась, что Алекс, если даже помнит о вчерашнем, мается в тисках духовного и физического похмелья. Не каждый день объясняешься в любви жене лучшего друга. Он наверняка себя чувствует полным дерьмом, обливается холодным потом при мысли, что я сообщу о случившемся Дэну. Решено: лучше вообще об этом не упоминать. Никому. Никогда.
Приняв решение, я сообразила, что Изабелл единственная, кто понял бы весь ужас ночного происшествия, но с ней, безусловно, нельзя поделиться. Поэтому я отправилась на работу, никому ничего не сказав и надеясь, что все само собой рассосется.
