Текст книги "Очарование страсти"

Автор книги: Джейн Эрбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Они вернулись домой через час. Лин отправилась в кухню помочь Мэри с завтраком. Они обе еще были там, когда приехал Уорнер Бельмонт, и обе вышли поздороваться с ним, не сняв фартуков.

Так как Деннис сказал ему, что у них гостит Лин, он поздоровался с ней, не удивившись, но как будто бы с удовольствием, – во всяком случае, так ей показалось, когда ее рука почувствовала его сильное, твердое пожатие.

За завтраком говорили о клубе. Деннис рассказывал, что у него уже подобралась кучка энтузиастов, которые станут ядром секции фехтования.

– Мы уже нашли рапиры, где взяли на время, где купили, правда подержанные. Наверное, уже не один парнишка воображает себя в роли д'Артаньяна или Робин Гуда.

Уорнер Бельмонт улыбался:

– Еще бы! Они, конечно, не думают, сколько для этого придется затратить труда и пота, тренировки ведь не всегда бывают интересными! Что ж, я всегда говорю: слава Богу за то, что воображение и идеализм помогают справиться с однообразием и увидеть в нем средство для достижения цели, к которой так стремишься. – Он неожиданно добавил, повернувшись к Лин: – Вы-то должны знать об этом.

После завтрака Деннис завел разговор о миссис Бейнер и Джонни. Уорнер Бельмонт внимательно слушал, иногда вставляя краткие уточняющие вопросы. Лин сидела на краешке стула, удивляясь в душе, почему для нее так важно, чтобы он одобрил ее план.

– То есть идея такая, что я иду туда просто как спутник мисс Эсолл на прогулке, а потом ловлю случай, чтобы порасспросить мать мальчика, если это будет удобно? – спросил он наконец.

– Да. Как вы считаете, это хорошая идея? – взволнованно обратилась к нему Лин.

Он посмотрел на нее серьезно и как-то безлично.

– Это мы увидим, – ответил он осторожно. Он обратился к Деннису: – Вы говорите, мальчик не лежит в постели?

– Нет. Почти все время он сидит, подпертый подушками, на диване в комнате, где мать занимается шитьем. У них очень маленький дом, понимаете?

– Ну, так это упрощает дело. Мне не придется просить позволения пройти к нему. Я думаю, что мисс Эсолл лучше занять женщину всякими разговорами, а меня представить как своего приятеля. И я, значит, использую свои глаза и уши, пока не удастся поговорить с мальчиком. Вы так себе это представляете? Правда, заранее я ничего не обещаю.

Когда они подошли к домику, миссис Бейнер явно обрадовалась, увидев Лин, но, приглашая их в маленькую комнату, в которую прямо вела входная дверь, она сказала извиняющимся тоном:

– Вы не обращайте внимания на Джонни. Он посидит здесь со мной; мальчик не больно-то здоров...

– Джонни? О, как жаль! А что с ним приключилось? Надеюсь, он скоро выздоровеет, и все будет в порядке. – В голосе Лин звучало неподдельное удивление, и никто бы не подумал, что это для нее не новость.

– Да, я тоже надеюсь. Правда, у него это уже давно. Спина у него болит – вот в чем беда.

– А доктор что говорит?

– А доктор его и не видел. Уж если я не могу ему помочь, что же доктор-то сможет? Отлежаться ему надо, вот что.

Лин увидела, как губы миссис Бейнер твердо сжались в тонкую черту, и поняла, какой барьер чужой воли стоит за этими словами. Она почувствовала себя бессильной.

А тем временем ее спутник увлекся разговором с мальчиком и восхищался недоконченным фрегатом, который Джонни вырезал из дерева и теперь показывал гостю, держа игрушку худыми пальцами. Уорнер Бельмонт сказал через плечо, обращаясь к Лин:

– Посмотрите, как хорошо сделано. Я хочу попросить Джонни, чтобы он вырезал еще один фрегат для меня. – Мальчика он тихо спросил: – А тебе эта боль в спине не мешает работать пальцами? Руки не болят от работы?

Джонни ответил, что не мешает, потому что, когда болит, это где-то ниже. И вдруг Лин чуть не вздрогнула от нелепой неуклюжести Уорнера Бельмонта: он неосторожно сшиб одну из подушек Джонни. Впрочем, сразу поднял ее и снова подпер Джонни спину, изо всех сил заткнув подушку ему за позвоночник.

Почти тут же Лин поняла: он прибег к такой хитрости, чтобы определить степень чувствительности спины мальчика. Собственный опыт сказал ей, что, раз мальчик дернулся от боли, значит, это не паралич.

Потом они поговорили с обоими – и с Джонни, и с матерью, задавая им как бы праздные вопросы. Лин не ожидала, что все-таки им удастся узнать, как все произошло. Оказалось, что Джонни как-то влез на дерево, свалился, приковылял домой, но не сказал ни товарищу, ни матери, что он очень сильно ушибся. Миссис Бейнер лечила ему спину растиранием, надеясь, что все пройдет. А теперь, когда ему все не становилось лучше, какой-то стыд стал мучить ее. Насколько могла разобраться Лин, стыд был вызван нелепым убеждением, что, будь она потверже с Джонни, с ним ничего бы не случилось, а она недосмотрела и не предотвратила эту беду. А потом к этому стыду добавился страх, что, раз ее средства не помогают, ему становится все хуже, то виновата в этом она. Образовался печальный порочный круг, и Лин пожалела ее от всего сердца. Но как переломить материнское упрямство?

Неожиданно Уорнер Бельмонт принялся задумчиво рассматривать комнату, переводя взгляд с разбросанных на столе кусков ткани, булавок и ножниц на столе на швейную машинку в углу. Он медленно спросил миссис Бейкер:

– Скажите, мэм, а вдруг бы ваша машинка сломалась, из-за какого-то случая или дефекта, и вы бы прекрасно знали, что это произошло никак не по вашей вине, потому что вы всегда правильно обращаетесь с ней, ухаживаете, смазываете. Вот что бы вы стали делать?

Она удивленно смотрела на него:

– Что? Ну, я бы постаралась сама ее наладить, наверное. А если бы не смогла, то позвала бы мастера.

– Ну да, сначала попытались бы сами исправить ее, понятно. А если она так и не заработала?

– Ну, тогда бы я... – Она остановилась, закрыв рот ладонью, словно вдруг поняла истинное значение его вопросов. Она выглядела испуганной и растерянной, а он продолжал:

– Вам ведь не было бы стыдно вызвать настоящего мастера, чтобы он посмотрел, в чем дело? Или сказать ему, что, вот, вы все делали, как нужно, но что-то не получается?

– Наверное, нет...

– И уж конечно, вы бы не оставили вашу машину стоять здесь без пользы, чтобы все ее хорошие части заржавели?

– Мне это нельзя. Мы кормимся моим шитьем, – просто ответила она.

Он подошел к ней, ласково взял обе ее руки в свои и, глядя на женщину, мягко сказал:

– Вам нельзя делать так и по отношении к Джонни. Вы ведь знаете это, правда?

Наступило молчание, и вдруг миссис Бейнер зарыдала, не в силах больше сдерживаться. Лин подошла к ней, обняла за плечи, не решаясь поднять глаза на человека, стоявшего рядом с ними, чтобы не выдать свое восхищение и благодарность.

Уорнер Бельмонт спокойно сказал:

– Видите ли, миссис Бейнер, я ведь по профессии доктор – специалист по человеческой машине, если можно так сравнить. Вы позволите мне немного посмотреть Джонни? А мисс Эсолл мне поможет.

Началась работа для Лин – нужно было уложить Джонни на кровать, снять с него лишнюю одежду и стоять рядом наготове, пока твердые, крепкие пальцы хирурга делали свое дело. Лин еще успела подумать, что, наверное, навсегда в ее памяти останется этот прекрасный момент, когда они вместе работали. Вдруг Уорнер Бельмонт выпрямился и тихо сказал ей:

– В нижнем отделе позвоночника есть какое-то повреждение. Насколько сильное – трудно сказать без рентгена. В понедельник я договорюсь, чтобы его положили в Бродфилд. А пока мальчик должен оставаться в постели.

Они вышли из дома, и Уорнер остановился на секунду закурить сигарету. Он с облегчением затянулся.

– Ну как, теперь мы должны идти сразу обратно? – спросил он. – Я бы не прочь размять ноги.

– Мы можем пойти по другой дороге, она длиннее, – ответила Лин.

– Покажите, что эта за дорога. – Он зашагал рядом.

Она решилась и заговорила:

– Это не будет самонадеянно с моей стороны, если я вас поздравлю?

– Конечно нет. Похвала всем приятна. Мне было ясно, что единственный путь добиться разумного отношения от его матери – это идти от чего-то, что для нее дорого и необходимо, почти так же, как здоровье сына. Я посмотрел на ее швейную машинку, и мне показалось, что это будет удачным сравнением. И в самом деле, сработало.

– Странно, – вслух подумала Лин, – как люди могут собственным воображением загнать себя в какой-то тупик стыда или страха, как миссис Бейнер.

– Но как раз вы кое-что знаете об этом? – Он проницательно посмотрел ей в глаза, хотя в надвигающихся сумерках уже было плохо видно его лицо.

– Я?! О... – Она была рада, что он тоже не может видеть, что она сильно покраснела.

– Конечно вы... В прошлый раз, когда мы серьезно говорили об этом, ведь вы страдали от воображаемых страхов, что даже ваши друзья будут плохо думать о вас из-за того, что никогда, никак не могло быть вашей виной. Но в отличие от миссис Бейнер, у вас хватило характера самой выйти из этого состояния.

– Не совсем самой, – тихо проговорила Лин.

– То есть вы хотите сказать, что мой совет вам смог немного помочь?

– Помог очень сильно. Он показал мне, в каком неверном масштабе я представляла себе мое горе.

Он покачал головой:

– Вот уж не знаю, стоит ли меня благодарить. То немногое, что я вам тогда сказал, могло лишь вселить в вас какие-то сомнения относительно правильной оценки обстоятельств. Наверное, у вас уже было какое-то подсознательное убеждение, что вы не можете отказаться от своей профессии. Это было бы недостойно вас.

– Потом я это поняла, – признала Лин. – Но без вас я бы могла никогда не услышать свой внутренний голос или не поверить ему. Я... мне поэтому хотелось поблагодарить вас.

– Дорогая моя. – Он говорил ласково. – Я всего лишь выразил свое убеждение, что вы не должны бросать свою профессию по такой причине. И я знал, что вы были совершенно не правы, считая, что кто-то будет думать о вас хуже из-за несчастного опыта, выпавшего на вашу долю.

Они шли по неровной тропинке через деревенский выгон почти уже в темноте, и его рука незаметно, но надежно поддерживала ее под локоть. Он продолжал:

– Если вы правдивый человек, вы признаете, что все оказалось не так плохо, как вам рисовалось.

«Ничего, верно, – мысленно криво усмехнулась Лин, – кроме нашей первой встречи с вами, когда я надеялась, что вас хоть немного обрадует то, что я послушалась вашего совета!» Вслух она сказала:

– Нет, все были ко мне добры.

– Ваши друзья помогали вам, не мешали, правда? А с кем вы особенно дружите в Бродфилде, кстати?

– Моя лучшая подруга – сестра Хорган, девушка из Ирландии, мы с ней вместе учились. Она – сестра в отделении Бартрам.

– А из врачей?

Лин колебалась, но потом ответила:

– Из мужчин? Ну, пожалуй, мы с Пэтси Хорган – приятельницы доктора Дринана.

Они шли по ровной лужайке, и Уорнер Бельмонт освободил ее руку.

– А, молодой Дринан? Помню, он как-то вечером выручил меня, дал бензина. Конечно, и вы были там.

Так что эти все замечающие глаза все-таки видели ее, хотя она была уверена, что он даже не посмотрел в ее сторону. Интересно, могло ли что-нибудь ускользнуть от его внимания?

– Мне бы нужно было остаться тогда и поговорить с вами, но я был в жуткой спешке. Я вез мисс Адлер на другой концерт, и мы уже опаздывали. Значит, вам нравится Дринан?

– Да, нравится, – ответила Лин, сохраняя лояльность.

– Что ж, кроме его поступка, достойного доброго самаритянина, я о нем знаю очень мало, кроме того, что он очень хороший анестезиолог. – Он помолчал, а потом спросил: – Скажите мне, если это не чересчур уж личный вопрос, – как вам кажется, начинаете ли вы забывать того человека, с кем вы были помолвлены?

– Перри Гарстона? Да, с этим у меня все покончено.

– Никаких оглядываний назад и сожалений, к которым часто так склонны многие женщины?

– Я думаю, что нет. Я знаю, что могу вполне спокойно думать о том, что он женится на другой девушке.

Уорнер Бельмонт внезапно остановился.

– Я этому рад, – сказал он. – Теперь во мне опять говорит любопытство, наверное уж очень бесцеремонное: что же вызвало такое изменение – неожиданная поддержка друзей, работа, сила вашего собственного характера или... новая привязанность?

Хотя она и знала, что в темноте он все равно не увидит ее лица, она не осмеливалась поднять на него глаза. Потому что в этот момент она слишком отчетливо почувствовала, что именно навсегда вытеснило память о Перри из самых глубоких уголков ее сердца. И ощущала, что даже в своем зарождении это чувство к человеку, стоящему рядом, превосходит все, что она знала раньше. А она-то думала – и даже говорила Деннису, – что после Перри она больше никого не полюбит!

В ответ на его вопрос она сказала с легкой уклончивостью:

– Я думаю, что, наверное, друзья и работа. И понимание того, что нужно жить дальше, что бы ни случилось.

– Ну, вы не по годам мудры, – заметил он.

Она ничего не ответила, слишком поглощенная новыми проблемами, возникшими перед ней. Ведь, несмотря на то, что теперь они смогут лучше понимать друг друга, у нее не было иллюзий, что дружеская близость этого дня может продолжаться бесконечно. Когда они в следующий раз встретятся в операционной, он будет хирургом, а она – сестрой, и ничто не будет их сближать, кроме работы, которую они будут делать вдвоем. Потом они разойдутся в разные стороны, куда повлекут каждого его интересы. В частной жизни Уорнера Бельмонта для нее нет места, и у него не возникнет желания разделить ее жизнь. Неужели любовь всегда означает страшное одиночество сердца?

А он непринужденно спрашивал ее, знает ли она или часто видит одну девушку из аптеки – некую мисс Фейерс?

– Да. Я знаю ее.

– Это звучит очень сдержанно. Она вам не нравится?

Боже мой, думала Лин, почему он так наблюдателен, да еще с такой интуицией? Вслух она ответила:

– Просто она не входит в число моих друзей.

Он засмеялся:

– Тем самым вы даете понять очень многое в области отношений женщины к женщине! Ну хорошо. Она и мне никакая не приятельница. Я просто встретил ее у мисс Адлер, и она сказала, что работает в аптеке в Бродфилде. Оказалось, что они с Евой – дальние родственницы.

Они замолчали, подойдя к калитке ректорского сада. Он нащупал ручку, а Лин вдруг представила, что сейчас он заговорит о своей дружбе с Евой Адлер. Но он быстро открыл засов, и через минуту они уже были в домашнем тепле, где их ждали Мэри и Деннис.

– Так что ты оказалась права, Лин, – задумчиво сказал Деннис, когда услышал их рассказ. Он повернулся к Уорнеру: – Хочу вас поблагодарить. Вы сделали то, к чему я никак не мог подойти, а если бы и решился, то пришлось бы прибегать Бог знает к чему. Значит, считаете, что можно устроить Джонни в Бродфилд?

– Да. Займусь этим сразу, как приеду туда, – пообещал Уорнер.

Разговор перешел на их планы на вечер. Деннис сказал, что в семь часов фехтовальная секция Дигбет-клуба будет ждать Уорнера. Значит, нужно было выехать из Эмберли к шести пятнадцати. Но тогда это было бы слишком рано для Лин, которой придется вернуться в больницу, хотя у нее нет дежурства в эту ночь.

– На меня не обращайте внимания, – быстро сказала Лин. – Если вы меня высадите на станции...

– Но я тоже еду в клуб, нужно какой-то ужин там приготовить, – вступила в разговор Мэри. – Может быть, составишь мне компанию и поедешь на следующем поезде, если есть еще поезда?

– Есть последний, который уходит в девять.

– Ты не была в Дигбете целую вечность. Прошу тебя, поезжай на этом поезде, – умоляла Мэри.

– А можно и по-другому, – предложил Уорнер. – Я могу отвезти вас прямо в Бродфилд после занятий.

– Пожалуйста, не беспокойтесь, – сказала Лин, хотя сердце ее сильно забилось при мысли, что она могла бы еще немного побыть в этой дружеской атмосфере, которую создало для нее волшебство Эмберли. – Этот поезд вполне удобен для меня, и к его прибытию всегда подходит наш автобус из Бродфилда.

Она не знала, согласился ли он с ней или остался при своем предложении, потому что в этот момент Деннис стал обсуждать, как им ехать.

– Если ты и мистер Бельмонт поедете вперед в его машине, мне бы хотелось, чтобы Мэри заглянула к миссис Бейнер посмотреть, не надо ли ей чего-нибудь, раз они собираются положить Джонни в больницу чуть ли не завтра.

Выяснилось, что это устраивает всех, и Лин, взглянув на часики, сказала, что ей пора идти укладывать свой чемодан. Деннис пошел к себе в кабинет, чтобы собрать кое-какие бумаги, которые нужно было отвезти в клуб, а Мэри и Уорнер остались у огня.

Только один раз по дороге в Спайрхэмптон Уорнер задал неожиданный вопрос, хотя и непринужденным юном:

– А вы мне говорили, что собирались привезти Дринана сюда, в Эмберли, на эти выходные?

Удивленная Лин ответила:

– Нет. Просто как-то речь не заходила.

– Да ведь мы говорили о нем, – напомнил он ей.

– Да, но... – Она замолчала, не зная, что сказать, потому что этот внезапный вопрос смутил ее, и остаток пути она ломала себе голову над тем, какое же значение могло иметь ее сообщение, если бы она его и сделала.

Уорнера Бельмонта с нетерпением ждали в клубе. Он переоделся в белый свитер с застежкой у горла и фланелевые брюки и стал чуть ли не таким же стройным и гибким, как и мальчишки, обступившие его, когда он, сидя на краю стола, вел с ними предварительную беседу, рассказывая и показывая инструменты фехтовального искусства.

Лин сидела у самовара, задвинутая длинным импровизированным столом на козлах, и слушала его голос, с легкими, дружелюбными интонациями, время от времени прерываемый громким хором: «Да, сэр», «Да, сэр», – это гомонили десяток собравшихся вокруг него мальчиков. Она была удивлена этой новой стороной его характера. Он, внешне такой строгий и недоступный, оказывается, мог вызвать расположение и доверие при первой же встрече.

Мэри стояла у подноса с горой бутербродов и булочек, осаждаемая голодной толпой мальчишек, только что закончивших тренировку по боксу. Деннис сидел в дальнем углу среди группы мальчиков, которым он показывал, как вязать морские узлы. Лин была еще ничем не занята, как вдруг сообразила, что сейчас клиенты Мэри прибегут к ней за чаем, и приготовилась к набегу, но в этот момент зазвонил телефон в маленькой комнате за ее спиной, и Деннис крикнул:

– Лин, если ты свободна, возьми трубочку, пожалуйста!

Лин кивнула и выбралась из-за стола. В трубке послышался голос – женский, явно культурный.

– Это Дигбет-клуб, наконец? – Собеседница была почему-то немного раздражена.

– Да, это Дигбет-клуб. Кто говорит? Чем могу быть полезна?

– Насколько я поняла, это должен быть клуб мальчиков. Кто вы? Уборщица или кто? – требовательно допрашивал голос.

Лин не удержалась и хихикнула:

– Нет, я не уборщица. Скорее «кто». Я здесь помогаю кормить мальчиков. Но мистер Дорн здесь. Если вам нужно поговорить с ним, пожалуйста, назовите ваше имя.

– Мне не нужен мистер Дорн. Мне сказали, что мистер Уорнер Бельмонт должен быть в клубе, и он мне нужен. Скажите ему, пожалуйста, что мисс Адлер хочет поговорить с ним.

Это было не столько просьбой, сколько командой, и Лин пришлось проглотить свое неприятное впечатление, особенно когда последовало:

– И пожалуйста, поскорее.

Лин показалось, что вся поспешность была просто следствием нетерпеливости мисс Адлер.

Когда Уорнер Бельмонт подошел к телефону, он не закрыл за собой дверь комнаты, и Лин, начавшая разливать чай, стала невольной слушательницей разговора, хотя и с одной стороны. Вначале он долго слушал – видно, в ухо ему лился нескончаемый поток слов, потом он спокойно сказал:

– Моя дорогая, ты ошиблась. Мы с тобой на сегодня ничего не планировали. Я уже довольно давно знал, что у меня будет здесь тренировка, а я всегда твердо помню дни и числа.

В ответ на что-то, сказанное мисс Адлер, он засмеялся и ответил:

– Но, Ева, дорогая, я и раньше знал за тобой подобные проделки. Боюсь, что на этот раз ты делаешь то же самое. Разумеется, я очень сожалею, что ты разочарована.

Потом:

– Ну, раз уж ты вся разодета, то почему бы тебе не дождаться меня дома? Пусть Пэтри подаст тебе что-нибудь выпить, и мы поедем туда позднее, если тебе так хочется.

После ее ответа он посмотрел на часы и сказал:

– Нет, боюсь, это будет намного позднее. Мне надо будет еще переодеться, и еще я должен отвезти в Бродфилд одну из наших сестер, которая сейчас помогает нам здесь, ей нужно успеть обратно к ночи.

Его последней репликой было:

– Ну хорошо, Ева. Думаю, что это не последний раз, верно ведь? Съездим в другой раз. – И он повесил трубку.

А Лин, непонятно почему, почувствовала какое-то унижение. Наверное, из-за своего невольного подслушивания и из-за этого небрежного, безличного упоминания о себе как об «одной из наших сестер». Глупо, конечно, обращать на это внимание. Тем не менее она именно это и делала, и этим как бы ставила себя в недостойное и неравное соперничество с Евой Адлер за внимание Уорнера Бельмонта.

Видно, эта Ева была кем-то, кто имел большие права на него. Лин же не могла рассчитывать на большее, чем обещание, нарушить которое ему не позволит его хорошее воспитание. «Одна из наших сестер» – о, как это обидно звучит!

Она постаралась скорее забыть остальную часть разговора. В конце концов, это не ее дело – не должно быть ее делом! – что манера Уорнера говорить с Евой казалась проникнутой мягкой снисходительностью мужчины к капризу любимой женщины. Это было что-то глубоко личное, что не открывают посторонним, чувствовала Лин. О, если бы, если бы только она не услышала это!

Когда он подошел, наконец, к ней и спросил, готова ли она, она изо всех сил попыталась отговориться от поездки с ним. Но ее поезд ушел, как он прекрасно знал, и потому отмел все ее отговорки с присущей ему резкостью.

– Чепуха. Мы уговорились, что я вас подвезу, ведь так? Идите и садитесь в машину, я подойду через минуту.

Сейчас более чем когда-либо, Лин чувствовала, что он жалеет о своем обещании. Они ехали в полном молчании, прерываемом только односложными замечаниями. Быстро убывающая самоуверенность Лин заставила ее ощутить это молчание как что-то осязаемое и тяжелое.

Она с горечью думала: «Он, видно, решил поставить меня на место, напомнив о разнице нашего положения в Бродфилде. Как будто он забыл, что я сама все это прекрасно знаю».

Он не показал виду, что догадался о том, что она могла услышать его телефонный разговор, и имя Евы Адлер ни разу не было упомянуто между ними. Все равно мысль об этой другой женщине нависла, как тень, над душой Лин, испортив ей день, который мог быть таким счастливым.

Глава 5

Утром, уже незадолго до Рождества, когда Лин вошла в комнату отдыха за своим кофе, который полагался ей в десять часов, она увидела, как Пэтси отошла от группы сестер перед доской объявлений.

– И изрекла она! – распевала Пэтси, получая озорное удовольствие от явного расстройства Лин.

– Как, еще один эдикт начальницы? – спросила Лин. – Нет, я решительно отказываюсь проходить еще один курс популярных лекций в университете. Ей все кажется, что нам не хватает общей культуры!

– Культуры? Нет-с! – хихикнула Пэтси. – Милая, на этот раз это общественная работа. Нам практически предписывается направить наши легкие танцующие ножки на благотворительный бал в пятницу в Спайрхэмптоне. Проводится Фондом по борьбе с раком – так что мы обязаны! Подойди и прочитай сама, коли не веришь.

Лин пробралась вперед к доске и прочитала напечатанное на машинке объявление, подписанное начальницей.

«Надеемся, что весь персонал, имеющий хоть небольшую возможность, приобретет билеты и будет присутствовать на балу, который состоится в Общественном центре Спайрхэмптона для сбора средств в Национальный фонд по борьбе с раком. Подобное достойное мероприятие должно найти самую искреннюю поддержку у всех нас, как представителей медицинской профессии. Освобождения от работы будут даваться беспрепятственно, за исключением совершенно необходимых дежурств. Просьба соответственно изменить свои личные планы».

– «Личные планы», – передразнила Пэтси. – Меня мало беспокоят эти призывы изменить мои личные планы. В конце концов, что тут планировать? Просто подведи ко мне мужчину, и пусть он пригласит меня танцевать.

– Получить освобождение – вот в чем суть, – напомнила ей Лин. – Нельзя же отпустить всех до одного.

Но оптимизм Пэтси не позволял ей и думать, что ей и Лин может не повезти с освобождением.

– Я надену свое розовое платье! – блаженно объявила она.

Лин была в ужасе:

– Ох, Пэтси, только не розовое!

– Как так – не розовое? Продавщица сказала мне, что это шикарное платье, когда я покупала.

– Ну, может быть, и так – но не по цвету! Продавщица никак не должна была убеждать тебя, что оно тебе идет!

– Хочешь сказать, морковные волосы не терпят розового? – грустно спросила Пэтси.

– Да нет, не в волосах дело, – мягко ответила Лин. – К твоим глазам, к цвету кожи так идет то зеленовато-голубое! Ты в нем такая свежая!

– Это в том, старом? – возмутилась Пэтси, но, поразмыслив, спросила: – Но скажи, ты правда думаешь, что в зеленом у меня будет больше успеха?

– Сразу все побегут приглашать тебя, – уверила ее Лин.

Как оказалось, девушкам не пришлось и думать о спутниках. Том Дринан, вышедший из карантина, сразу же пригласил Лин и сказал, что его приятель в Спайрхэмптоне очень бы хотел познакомиться с девушкой и будет страшно рад пригласить Пэтси на бал, если она позволит.

– Позволю ли я! – воскликнула Пэтси, вне себя от радости. – Я позволю! Но он, он, бедный молодой человек... Его не предупреждали о моих волосах и моем весе?

Сама Лин решила надеть белое платье, вышитое «бродери англез». Как и лучшие ее выходные платья, оно было частью ее приданого, и она ни разу еще не надевала его. Когда-то она мечтала в нем впервые танцевать с Перри уже как его жена. Странно, что теперь это так мало значило для нее и что она совсем не жалела о том, что не стала его женой. Но странно и то, что ей бы так хотелось, чтобы в этом платье ее увидел другой человек...

Дня за два до бала она осталась еще на лишний час после ночного дежурства, чтобы иметь возможность уйти с дежурства не в семь, а в шесть часов вечера в день бала, если все сложится благополучно. Из-за этого она немного опоздала даже ко второму завтраку, и, когда она вошла в столовую, она увидела, что уже никого нет, кроме Норы Фейерс, которая ела за отдельным боковым столиком.

Лин никак не хотела бы сидеть с ней рядом, но Кэт, подавальщица, уже убрала все другие столы и, увидев Лин, с грохотом высыпала столовый прибор напротив Норы.

– Ничего, что я тебя сама усаживаю? Надеюсь, не поссоритесь... Мне уже пора готовить чай. А вы обе поздновато явились. Сию минуту подам! Только пусть у тебя аппетит не очень разыгрывается – остались только котлеты.

Лин села за столик, Нора холодно ей кивнула.

– Почему вы так поздно? – спросила она без особого интереса.

Лин сказала. На это Нора заметила со своим слегка снисходительным видом, который так злил сестер:

– Как хорошо, что в аптеке мы должны быть с девяти до шести без строго предписанных перерывов. Все-таки это, наверное, ужасно, когда все рабочее время и даже перерывы расписаны по минутам, как у вас, сестра...

– Мы привыкли, – спокойно отрезала Лин. – И потом, все старшие сестры, с которыми я работаю, всегда считаются с нами и не придираются по мелочам.

– Но все равно вы себе не принадлежите ни минуты, – настаивала Нора. – А вдруг привезли экстренного больного? Вам всем нужно со всех ног кидаться туда.

– Ну, экстренные случаи – это яркие события в нашей скучной жизни, – иронически ответила Лин. – Мы их, скорее, ждем.

Нора пожала плечами, как будто не веря Лин. Потом опять начала:

– Значит, как я понимаю, вы надеетесь получить отгул, чтобы попасть на бал?

– Да. А вы сами идете?

Нора похлопала тонкими пальцами по рту, подавляя зевок.

– Иду. Вместе с компанией Евы Адлер. Она, кстати, приходится мне кузиной, так что сами понимаете... Теперь, когда она приехала в Спайрхэмптон, мы с ней очень часто видимся.

Нора явно хотела произвести на нее впечатление, и Лин, чувствуя это, ответила ей сдержанно и нейтрально:

– Да, я от кого-то слышала, что вы в родстве. – И потом все-таки великодушно добавила: – Я была на одном концерте и слышала мисс Адлер. У нее замечательный голос, и сама она хороша собой, правда?

Нора лаконично ответила:

– Кажется, мужчины так считают, даже великий У.Б. неравнодушен к ней. Нельзя не заметить, что они оба снова начинают вместе выезжать. И на балу он тоже будет с нами.

От этой новости, которую ей так хотелось услышать, у Лин перехватило дыхание, хотя все удовольствие было испорчено этим словечком «снова». Она глядела к себе в тарелку и осторожно сказала:

– У.Б. тоже был на том концерте и сказал мне, что он и мисс Адлер – старые друзья.

Нора рассмеялась своим неприятным смехом:

– Ну, это очень мягко сказано, «друзья». Знаете, моя милая, несколько лет назад они были просто неразлучны, и так никто и не понял, почему Ева вышла замуж за этого Брона Адлера, а не за У.Б. И меньше всего сам У.Б., должна сказать. Хотя, разумеется, я тогда еще училась в школе и слышала только то, что в семье считали нужным говорить мне.

Лин в удивлении подняла на нее глаза:

– Но разве она – не миссАдлер? Я не знала, что она замужем.

– Теперь уже нет. Она овдовела. Но как певица она всегда работала под именем «мисс Ева Адлер». С тех самых пор, как она увидела, что это для нее более перспективно, чем быть просто Евой Харрингтон. Не очень-то она преуспевала, пока не встретила Брона Адлера. Даже поговаривали о том, что, хотя она и У.Б. были друзьями Бог знает с каких пор, она бросила У.Б., потому что считала, что Адлер сделает больше для ее карьеры, чем У.Б., который сам слишком увлекается собственной карьерой.

Лин молча сидела, удивляясь про себя способности этой девушки истолковывать все мотивы и действия людей только в худшую сторону. Потом она медленно спросила:

– То есть вы утверждаете, что Ева отказалась от помолвки с мистером Бельмонтом только для того, чтобы выйти замуж за другого? Нора скривила губы:

– Дорогая моя, откуда мне знать, чем они были друг для друга? Только было известно, что У.Б. настолько рассвирепел тогда, что с тех пор получил репутацию человека, сторонящегося женщин. Хотя, наверное, он сам рисовался этим впоследствии. Ведь даже великий Уорнер Бельмонт не может быть равнодушен к тому эффекту, который его ореол производит на женщин.

Лин с неприязнью сказала:

– У вас довольно скверное мнение обо всех людях, не так ли?

– Ну, пусть люди не будут так одназначны в своих действиях. Я ведь все это вижу, – возразила Нора.

– Но если вы говорите, что мистер Бельмонт ухаживает теперь за мисс Адлер, разве это не доказывает неверность ваших теорий?

– «Ухаживает»? Господи, какое древнее выражение! Это вы так сказали. Я – нет, – насмешливо сказала Нора. – Я сказала, что они снова стали везде появляться вместе. Это может значить только то, что, несмотря на все его кажущееся равнодушие, он все тот же мотылек, летящий прямо на огонь свечи. Или то, что Ева, получив все, что хотела, от Адлера, теперь не прочь стать женой знаменитого хирурга. Или еще третье: что У.Б. сам не прочь немножко отомстить ей за старое – давая ей повод думать кое о чем, хотя сам он ничего подобного и не замышляет.