Текст книги "Очарование страсти"

Автор книги: Джейн Эрбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Пэтси медленно сказала:

– Что ж, не буду притворяться, что я этого не знала. Но лучше бы ты согласилась, Лин. Он такой чудный человек и только о тебе и думает.

– Я знаю, что он замечательный; но если он женится, он заслуживает того, чтобы его так же крепко любили в ответ, – серьезно сказала Лин. – А я не люблю его так... ну, как ты любишь своего Майкла, Пэтси.

– Но теперь, когда ты больше не думаешь о Перри, разве не может развиться любовь к Тому? – спросила Пэтси без особой уверенности.

Лин покачала головой. В этот момент с опозданием прозвучал гонг, зовущий к ужину, и разговор прекратился сам. Она чувствовала облегчение оттого, что Том был верен своему обещанию и не выдал Пэтси секрета ее любви к Уорнеру. Она была бесконечно благодарна ему за его твердость.

Проходили дни, и даже в этих чрезвычайных условиях начал складываться собственный режим; избыточные обязанности стали быстро восприниматься как обычные, и все с удивлением вспоминали о тех временах, когда они, как казалось, наслаждались неторопливостью, избытком свободного времени и при этом еще ворчали, что слишком загружены. Никто – может быть, за исключением начальницы сестринского корпуса и ее старших коллег – не задавался тревожным вопросом, что будет, если к теперешнему положению добавится еще какая-нибудь непредвиденность. Никто и не верил, что может случиться такое несчастье, которое потребует от всех нечеловеческих усилий (и они их приложат), какое поджидало их в это темное ветреное утро.

Ночью Лин долго лежала без сна, слушая, как стучит в окно дождь и свищет ветер, а когда она, наконец, уснула и услышала стук, от которого проснулась только наполовину, ей показалось, что это просто резкий порыв ветра. Но она села в постели, удивленная появлением на пороге одной из ночных дежурных.

– Извините, но вас вызывают на дежурство, и как можно скорее, сестра. Начальница приказала поднять всех дневных сестер, – сказала девушка. – Через полчаса в столовой всем подадут завтрак.

– Но ведь сейчас... – Лин потянулась к своим часикам, – ведь еще даже не рассвело!

– Я знаю. Но велели поднять всех. Мне еще нужно многих разбудить. – И девушка убежала.

В столовой оживленно обсуждали причину раннего подъема, поедая поджаренный хлеб и кофе, что и составляло весь завтрак. Все спешили скорее поесть и тут же убегали по своим местам, так что особых обсуждений, кроме нескольких отрывочных вопросов и сумбурных догадок, в столовой и не было.

– Серьезная авария поезда на линии как раз около станции Бродфилд...

– Вчерашний и ночной дожди размыли часть полотна...

– Паровоз и по крайней мере семь вагонов...

– Они везут раненых в отделение несчастных случаев. Уже привезли нескольких...

И где-то близко от себя Лин услышала, как кто-то говорит:

– Значит, если отделение несчастных случаев будет переполнено, то будут класть и в Принстон. Это ведь резервная палата для несчастных случаев.

Вот именно... Лин вспомнила, что говорила ей сестра Оллмен о том, что отгороженная половина ее палаты предназначена как раз для таких случаев, как этот. Она залпом допила кофе, думая, неужели придется использовать и ее палату. И если так, как же им справляться, многие из ее штата все еще болеют.

Она получила ответ на свой первый вопрос, как только вошла в палату Принстон и увидела своих собственных больных чуть ли не в состоянии радостного возбуждения от того, что происходило за перегородкой. Тут же она получила распоряжение выполнять обязанности сестры и этой палаты, кроме своей собственной.

– Вы будете принимать и готовить больных для лечения, если это необходимо, в соответствии с указаниями хирурга, который будет в вашей палате, – четко говорила ей начальница по телефону. – Большинство поступающих к вам уже будут иметь карты, заполненные в приемном отделении, и все прочее пришлют тоже с ними, но вы должны немедленно все проверить, так как нужно извещать близких родственников. Ваша младшая сестра – если она еще есть у вас – будет работать за вас в вашей палате, временно. Но если ее нет, то, боюсь, вам придется обходиться одной и отвечать за обе палаты. Из отделения несчастных случаев мы не можем дать вам ни одного человека. Хотя, конечно, потом выяснится, может быть, все не так уж плохо, если привезли уже всех пострадавших.

Лин положила трубку. Разве в Принстоне была когда-нибудь младшая сестра!.. Если бы так, то старшая могла бы часто сидеть сложа руки... на самом деле уже давно в палате работал дневной штат, состоящий из нее самой и двух практиканток – старшей и младшей. И теперь у них будут заняты новые койки, а на помощь рассчитывать, видно, не приходится. Все-таки из отделения несчастных случаев могли бы прислать одну сестру!

Она взяла младшую практикантку с собой в свою новую палату, где санитар и носильщик ставили на место последнюю кровать. Второй санитар принес постельное белье. Они с помощницей должны будут быстро застелить все кровати.

Она торопливо делала это, когда вкатили первого из пострадавших, направленного сюда из отделения.

Это оказалась пожилая женщина с испуганными неподвижными глазами и худыми узловатыми руками, в которых была зажата карточка с записанными результатами осмотра, имя и другие сведения.

Лин мягко вынула карточку из ее рук и посмотрела: «Сломанные ребра; возможно, внутреннее кровоизлияние». Лин была рада, что старая леди, видимо, была еще в шоке и не попыталась прочитать это сама. Она указала на одну из кроватей и с надеждой посмотрела на сестру, которая сопровождала женщину на каталке.

– Да, я остаюсь у вас. – Девушка правильно поняла ее вопросительный взгляд. – Что мне сейчас делать, сестра?

– Давайте вдвоем скорее кончим застилать кровати, – сказала Лин, облегченно вздохнув. – Я буду встречать больных по мере их поступления. Сколько еще их будет, вы не знаете?

Но сестра не знала. Отделение несчастных случаев все еще сортировало больных на тех, кого нужно госпитализировать, и тех, кого, после оказания необходимой помощи, можно отпускать. Лин устраивала поудобнее каждого вновь поступающего пострадавшего, перекладывая больных с каталки, и все время задавала себе вопрос – вдруг, наконец, это последний и скоро ли появится терапевт или хирург для осмотра больных.

Последней присланной больной оказалась девушка с очень бледным лицом и одной белокурой косой, свисающей с каталки; вторая коса осталась обвитой вокруг головы. У нее тоже была карточка с именем и домашним адресом, но Лин даже не посмотрела на нее, сразу увидев на лбу девушки букву «Т», написанную зеленкой медиками «Скорой помощи» на месте аварии. На правой руке девушки виднелся турникет. Когда ее осторожно переложили с каталки на кровать, Лин ласково спросила ее:

– Ваш турникет – его снимали с тех пор, как впервые наложили?

Девушка потрясла головой, как бы не понимая ее. Лин снова попыталась:

– Эта повязка, которую вам наложили для остановки кровотечения из раны на руке, это и есть турникет. Его нужно ослабить, а потом, если нужно, опять закручивать каждые четверть часа. Вам что-нибудь делали с ним, когда привезли в отделение?

Но у девушки был все тот же непонимающий взгляд. Лин подумала, что у нее, возможно, сильный шок, подозвала сестру и велела ей освободить жгут, чтобы быть спокойной за ее руку. Лин взяла ее карточку.

В этот же момент каким-то непостижимым всплеском интуиции уже знала, что она увидит это на карточке...

«Миссис Герда Гарстон, 22 года. Ринер-платц, 109, Вена, Австрия. Назначение: Лондон. Ближайшие родственники: муж, Перегрин Гарстон, Виктория-авеню, Четфорд...»

Лин показалось, что у нее сжалось горло. Вот она, Герда, жена Перри, он так хотел, чтобы они встретились и понравились друг другу! Что ж, вот они и встретились, ню как все не похоже на легкомысленные планы Перри... Жалость и сострадание, без всякой примеси горечи или зависти, переполняли сердце Лин, когда она глядела сверху вниз на худенькую беспомощную фигурку жены Перри. Она вставила ее карточку в прорезь на щитке над кроватью и села рядом с Гердой, улыбаясь ей и глядя прямо в глаза.

– Значит, вы и есть Герда, – ласково спросила она. – А вы знаете, мы почти знакомы?

Ответная улыбка Герды была слабой и удивленной.

– Вы знаете меня?

Лин кивнула:

– Я Лин... Лин Эсолл. Перри говорил вам обо мне, правда?

Герда попыталась возбужденно привстать:

– Перри – да! И Лин!.. – Она оглянулась вокруг, как бы пытаясь составить себе картину, смысл которой еще ускользал от нее. – Вы – сестра, и это больница. Ваша больница!

Развеселившись оттого, что ей приписали исключительное владение Бродфилдом, Лин покачала головой, объясняя:

– Я работаю здесь. Я старшая сестра, и вы находитесь в моей палате. Я рада, что вас доставили сюда, Герда. Перри хотел, чтобы мы встретились, вы знаете об этом?

Голубые глаза Герды заволоклись.

– Вы Лин, и вы должны ненавидеть меня, – сказала она.

Пальцы Лин быстро коснулись ее здоровой руки.

– Нет, Герда. Вы не должны так говорить и даже думать! Перри вовремя понял, что не любит меня так сильно, чтобы жениться на мне, и у него хватило честности сказать мне об этом, вместо того чтобы продолжать то, что могло стать страшным несчастьем для нас обоих. Сердцу не прикажешь, и Перри любит вас, не меня.

– Я его тоже люблю, – тихо сказала Герда, – но повредить вам я не хотела. Вы понимаете – я ничего не знала? – спросила она умоляюще.

– Конечно, я понимаю.

– И вы больше не печалитесь?

– Больше нет.

– Тогда у вас есть еще кто-нибудь? Другой человек, которого вы любите? Пожалуйста, Лин, скажите мне, есть ли у вас другой.

Лин раздельно произнесла:

– Есть – другой человек – которого я люблю. – Это была правда перед Богом. В конце концов, Герда никогда не узнает, что она ответила на ее вопрос несколько в другом смысле.

– И вы счастливы, да? Может быть, он работает здесь? Вы работаете вместе?

– Да, он здесь доктор.

– Тогда все хорошо. Я скажу Перри, и мы оба будем радоваться за вас, Лин. – Герда облегченно опустилась на подушку, как бы успокоившись, но вдруг опять приподнялась: – Перри! Как он узнает обо мне? Я приехала на пароходе в Гулль, а потом ехала в Лондон на этом ужасном поезде. – Она даже вздрогнула при одном воспоминании. – Перри занят на работе и не мог приехать в Гулль. Но он будет встречать меня в Лондоне, а меня там не будет! Мне нужно к нему – я должна сейчас уехать!

– Не сейчас, Герда. – Лин положила руку на плечо девушке, успокаивая ее. – Перри сам приедет сюда к вам. Я это устрою.

Она повернулась, чтобы идти, и увидела, что Том Дринан пришел делать обход больных и уже занялся этим. Она быстро подошла к нему, чтобы выслушивать его распоряжения.

У него появился озабоченный вид, когда он осмотрел первую пациентку, пожилую женщину. Он тихо сказал Лин, чтобы ее готовили к переливанию крови и сообщили в операционную, что ее скоро привезут туда. Осматривая другую больную с подозрением на повреждение позвоночника, он оглянулся на Лин и сказал ей осторожно:

– Придется вызвать сюда Бельмонта, чтобы он посмотрел ее. Я постараюсь сам поговорить с ним потом, в вашем кабинете, если можно.

Лин кивнула и ничего не сказала. Но когда они подходили к постели Герды, она задержалась там вместе с Томом, который вопросительно посмотрел на нее.

– Эта девушка, следующая, – это самое невероятное совпадение, Том. Это жена Перри Гарстона. Они поженились в Австрии, совсем недавно, и она ехала в поезде к нему в Лондон из Гулля, когда произошло это крушение. Пожалуйста, будьте с ней помягче!

Лицо Тома потемнело.

– Он бросил вас из-за нее, – сказал он.

– Да. Но она не знала. Она очень милая, очень испуганная и очень его любит. Потом, ведь у меня с этим давно все кончено.

Том бросил на нее быстрый взгляд, полный боли.

– Это вы так считаете, что все кончено, – повторил он.

Когда Том ушел поговорить по телефону с Уорнером Бельмонтом, Лин узнала от Герды, что та не знает, сообщили ли Перри о происшедшем или нет. Как только Том освободил телефон, Лин позвонила по междугородному номеру, который ей дала Герда, но узнала только то, что Перри уже уехал из своего офиса на вокзал. Позвонив туда, она узнала, что все родственники жертв крушения, которые были на вокзале, надеясь встретить своих близких, посажены на специальный автобус и должны вот-вот приехать в Бродфилд.

Она вернулась к Герде и другим своим пациентам с этой доброй вестью, устроила всех как можно удобнее и принялась за другую работу.

Том сказал ей, что уже попросил Уорнера осмотреть и Герду, потому что она жаловалась на боль в спине. Когда пришел Уорнер, Лин опять сопровождала обоих хирургов на обходе. Потом Том ушел, а Уорнер пошел вслед за Лин в ее кабинет, как раз в тот момент, когда через вращающиеся двери наружного коридора ее блока стала входить небольшая процессия взволнованных людей – прибывшие родные пострадавших. Среди них была дочь женщины, которую увезли на переливание крови, отец молодой девушки с размозженной рукой и – Перри.

При виде Лин он остановился, не веря глазам. Потом подошел, взял обе ее руки в свои:

– Лин, я не мог и надеяться! Мне сказали, что я должен найти Герду в этой палате. Но найти здесь и тебя!..

Лин улыбнулась ему, крепко пожав руку в ответ. Она была права, сказав Деннису, что ей даже не нужно видеть Перри, чтобы знать, что больше ничего к нему у нее не осталось. Теперь он был просто мужем девушки, лежащей там, в палате. Она заметила его лишь только по контрасту с Уорнером, который, она знала, все еще стоял за ее спиной в дверях кабинета.

Она сказала Перри:

– Это было одно из тех совпадений, которые считаются невероятными. Герду прислали ко мне в отделение! И я так этому рада, можешь представить! Ты хочешь ее видеть? Она так тебя ждет!

– А с ней?.. – Он чуть задыхался. – Она... все в порядке?

– Она вне всякой опасности, – мягко сказала Лин. Она повернулась к Уорнеру: – Мистер Бельмонт, можно представить вам Перри Гарстона? Я думаю, что вы знаете, что это один из моих друзей, и он приехал к своей жене, миссис Герде Гарстон, которую вы только что осматривали. Это больная в кровати номер семь...

Ее глаза спокойно встретили невысказанный вопрос в его глазах. Он пожал руку Перри.

– Ваша жена? – резковато спросил он.

– Да. Она из Австрии, только что приехала в Англию и направлялась в Лондон ко мне, когда это случилось. Как она?

– Конечно, у нее сильный шок, что естественно. Глубокие рваные раны на правой руке и кровоподтеки на спине. Вы не должны волноваться, мистер Гарстон, что мы ее оставляем здесь. Нужно провести полное обследование и рентгенографию позвоночника. Возможно, что еще ее подержим здесь. Но вы торопитесь скорее увидеть ее, конечно! Сестра, ему можно войти к ней?

– Конечно... – Лин подошла к двери палаты вместе с Перри, успокаивающе улыбнулась ему и почувствовала, что полностью вознаграждена тем взглядом, полным благодарности, который он бросил на нее, когда она велела практикантке проводить его к кровати Герды.

Уорнер ждал ее в кабинете.

– Сижу и думаю, не считаете ли вы, что я должен извиниться перед вами? – спросил он.

Лин порывисто вздохнула.

– Я считаю, что вы справедливо судили обо мне по имеющимся у вас данным, – ответила она. – Я могла объяснить вам или даже показать остальную часть моего письма, в котором я приветствовала новость о том, что он женился, и писала, что буду рада познакомиться с его женой в близком будущем. Но я не сделала ни того, ни другого, что, по-видимому, подтвердило ваше обвинение в том, что я – как вы сказали? – не могу расстаться с эмоциональным переживанием, которое давно мертво.

– Да ведь вы не обязаны были показывать мне частное письмо, – запротестовал он.

– Но это сразу бы все объяснило, не так ли?

– Да, хотя таким способом, использовать который я бы не имел права. – Он криво улыбнулся уголком рта. – И все же я должен признаться, что я был разочарован тем, что вы мне ясно дали понять, что считаете это не моим делом и что вас совершенно не интересует мое мнение.

– Что я... не интересует?! – Лин чувствовала, что слова как будто сами собой слетают с ее губ.

– Так как же, интересует или нет?

Взглянув на него, Лин ощутила странную иллюзию – будто в глазах у него прыгает какой-то огонек. Но нет, это только кажется.

Она медленно напомнила ему:

– Однажды я изменила свое решение относительно всей моей будущей жизни под влиянием вашего мнения.

Но он не принял этот ответ.

– Нет. – Он покачал головой. – Может быть, оно и повлияло. Но я убежден, что ваша собственная цельность рано или поздно привела бы вас к правильному решению и без меня. А вот сейчас, когда я сделал поспешные выводы из не понятых мной двух-трех строчек вашего письма, мне показалось, что у вас искушение поиграть с огнем мертвой любви. Я думаю, что я должен был бы предупредить вас не делать этого, но вы так явно показали, что не желаете советов с моей стороны.

– Нет!.. – Все желание Лин убедить Уорнера в его власти вылилось в кратком отрывистом восклицании.

Он посмотрел на нее с удивлением и, казалось, почти с надеждой. Сделал шаг к ней.

– Скажите мне, – настаивал он, – вам бы не было неприятно, если бы я вмешался?

Лин почувствовала, что она дрожит от страшного напряжения этого мгновения, но, прежде чем она успела ответить, на пороге опять вырос Перри.

– Я видел ее, у нее все прекрасно! – задыхаясь, сказал он. – Но послушай, Лин, ей ведь нужна всякая одежда, и я пообещал ей сходить и купить все для нее. Весь ее багаж погиб при крушении, она говорит. У бедняжки даже зубной щетки нет, ни пудреницы, ни помады. Где мне найти магазины?

Невероятным усилием Лин переключилась на насущные проблемы, стоящие перед Перри. Но если бы он не вошел в эту минуту!.. У нее упало сердце, когда она стояла перед ним и слышала, что Уорнер уже собирает свои бумаги и идет к двери.

Она нахмурилась и в раздумье приложила палец к губам:

– Магазины? Но тут нет магазинов, Перри. Тут нет деревни, ты разве не заметил, одна только больница. Ближайшие магазины в Спайрхэмптоне.

– О Господи!.. – Перри уже выглядел раздраженным, как бывало у него всегда при малейшем разочаровании. – Да как же мне попасть туда?

Уорнер приостановился, выходя, и бросил ему через плечо:

– Если вы дойдете до эспланады – это широкая круглая площадка перед главным входом, то увидите мою машину, ROG 2825. Если подождете меня там, я вас подвезу в город.

– О, это просто замечательно с вашей стороны, сэр! – Перри расплылся в улыбке. – Я вам так благодарен. Просто не знаю, как мне вас благодарить!..

Уорнер равнодушно сказал:

– Ну и не пытайтесь. Будь я на вашем месте, я бы поблагодарил... Лин вместо меня. И за большее, чем поездка на машине в город.

Оставшись одна, Лин несколько раз тихо произнесла про себя его имя: «Уорнер... Уорнер...» – как бы прислушиваясь, как оно звучит у нее на губах, и все думая, что бы они могли сказать друг другу, если бы Перри не влетел к ней в тот момент. Конечно, не те милые, нежные глупости, которые ее сердце так желало слышать от него. Но по крайней мере, они были почти на границе каких-то отношений, которых не было меж ними с того самого заветного короткого часа или двух в канун Рождества.

Но все эти мысли как бы шли каким-то глубинным потоком, чуть ли не в подсознании, где еще было место для личного. Весь ее мозг и непрестанно занятые руки действовали с быстротой и точностью автомата, ухаживая за больными.

В течение нескольких следующих дней практически не было ни одной проблемы, которой ей бы не пришлось заниматься. Как ни странно, днем она почти не чувствовала себя усталой, но она знала, что нагрузка скоро начнет потихоньку сказываться на ее силах через какое-то время. Другие сестры тоже начинали сильно утомляться, в палатах и в комнате отдыха частенько вспыхивали раздраженные разговоры, проявлялись обиды и недоразумения. Лин иногда начинало казаться, что среди сестер уже не осталось ни одной, кроме Пэтси, которая бы ни разу ни с кем не поссорилась и не обиделась на кого-нибудь.

У нее самой была короткая стычка с Норой Фейерс, которая беззаботно объявила, что она уже по горло сыта тем, что от нее требуют работы за троих, не считая собственной, что она уже подала заявление начальнице и что она даже готова пожертвовать месячным жалованьем, лишь бы поскорее уволиться.

– Другие люди тоже перерабатывают, – сухо напомнила ей Лин. Нехватка штатных работников в аптеке сейчас чувствовалась особенно остро, и она презирала Нору, как дезертира, бросающего свой пост в тяжелую минуту. Она чувствовала, что теряет контроль над собой, но добавила: – Кроме того, вам все равно придется где-то работать, неужели вы думаете, что и в других больницах не бывает своих тяжелых периодов?

– А я и не собираюсь больше нигде работать, – торжествующе отрезала Нора. – Довольно с меня порошков и растворов!

– Ух ты, наша девица выходит замуж! – влезла в разговор Пэтси, сделав наивно-восторженные глаза.

Нора презрительно пожала плечами:

– Не беспокойтесь. Я не собираюсь губить свою жизнь на подобные глупости! Могу только сказать, что я собираюсь работать личным секретарем у Евы Адлер. Как только она выздоровеет, ей понадобится кто-то – например, я, – чтобы разгрузить ее от всех мелочей. Когда мы решили этот вопрос, она даже и слушать не захотела, что я должна еще отработать месяц здесь. Она не может ждать. Поэтому я немедленно прощаюсь с этой дырой, и мы обе едем в Париж, как только она будет вполне здорова.

Лин была настолько поражена, что ничего не сказала и почувствовала всю бесполезность своей вспышки – ведь Нора уезжает, и, скорее всего, они больше никогда не увидятся.

Пэтси не удержалась:

– Значит, мисс Адлер уже скоро снова будет выступать?

Нора отрицательно покачала головой:

– Пока нет. Она отправляется вначале в Париж, а потом в Рим, где будет заниматься вокалом. А выступать она будет уже после этого. Лично я ничего не имею против того, что это займет долгое время. Я думаю, что в Париже и Риме можно потерпеть и до бесконечности.

Против своей воли Лин начала ломать голову, какое же место отводится в этой программе Уорнеру, и неосторожный вопрос сам собой слетел с ее губ:

– Так вы уезжаете только вдвоем – вы и мисс Адлер?

Темные глаза Норы злорадно блеснули. Последняя стрела по адресу Лин Эсолл – разве можно было устоять?.. С подчеркнутой небрежностью она протянула:

– Да, мы уезжаем одни. Ева говорит, что ей нужна компаньонка. Но конечно, она знает, что, когда дело дойдет до стадии «третий лишний», она всегда может полагаться на мою тактичность!

Лин напряженно ждала первого посещения Уорнером ее палаты после того неуместного появления Перри. Но когда он пришел, то привел с собой на консультацию еще одного хирурга. Поэтому у них не было удобного случая поговорить, если не считать чисто профессионального обсуждения, в котором участвовали все трое. Когда Уорнер делал обход ее больных в следующий раз, у нее был выходной, и общения опять не получилось. Потом, в третий раз, он казался очень озабоченным и молчаливым – они едва обменялись несколькими словами, и она даже не успела заметить, как он ушел.

Она постепенно осознала, что, оказывается, Перри ничему между ними и не помешал. Вот в какие фантазии заманивает распаленное воображение, свирепо думала она, обращаясь к себе, если человек забывает о необходимости самоконтроля!

Наступило утро, когда, еле встав, она почувствовала боль в глазах, и перспектива рабочего дня показалась ей пустыней, пересечь которую отказывались руки и ноги. Она измерила температуру, раздумывая, как же ей быть. Она знала, как опасно переносить болезнь на ногах; с другой стороны, она не могла представить, кто будет работать в палате вместо нее. Температура оказалась только чуть выше нормальной. Она решилась одеться, как обычно, но не могла и подумать о завтраке без отвращения. Две чашки дымящегося кофе заставили ее почувствовать себя лучше, но ненадолго; скоро ей стало казаться, что она вся горит от жара.

Утро, как обычно, было трудным, и, когда основные дела кончились, она поняла, что с каждой минутой все ближе подходит к пределу своей выносливости. Вначале она думала, что как-нибудь перетерпит весь день и покажется врачу после конца работы. Потом стала думать, как бы ей дотянуть до перерыва; потом, когда она уже начала поздравлять себя, что ее хватило на обход докторов, и нагнулась над постелью, подтыкая больному одеяло, у нее так закружилась голова, что она испугалась упасть.

Она кое-как прошла через всю палату. Как далеко оказались вращающиеся двери! Но она все же дошла наконец до них, схватилась за ручку двери своего кабинета и увидела, что ей не удастся побыть одной.

Она стояла на пороге, держась за косяк и покачиваясь; потом, еле слышно охнув в отчаянии, пошатнулась и начала падать, но ее вовремя подхватили руки Уорнера Бельмонта.

На секунду, в жару усиливающейся лихорадки, ей показалось, что его тревога при ее таком странном появлении исторгла у него восклицание, похожее на «Моя родная!..». Но ведь этого не могло быть, – может быть, только дружелюбное «Моя дорогая!», что она редко, но все же слышала от него. И хотя он осторожно и ласково держал ее в руках, но произнес он слова упрека.

– Вы не имели права являться на дежурство, раз так себя чувствуете, – сказал он с оттенком гнева в голосе.

– Я... я так себя не чувствовала, когда пришла сюда, – как-то глухо сказала Лин.

Он нетерпеливо шикнул на девушку, чтобы она не разговаривала, и, отстранив ее от себя, сразу составил себе представление о ее состоянии по горящим глазам и пылающим щекам.

– А вы понимаете, что с вами? – спросил он.

– Наверное... это у меня грипп... – Она ощущала удивительную бредовую легкость в голове и с трудом удержалась от странного желания хихикнуть.

– Грипп... Боюсь, теперь уже нечто похуже! – Он усадил Лин в кресло и пошел в палату позвать младшую сестру. Вернувшись, он начал звонить по внутреннему телефону.

Сквозь туман, который окутывал все ее восприятие, Лин все-таки слышала, что он велел приготовить для нее место в отдельной палате. Потом ждал, когда ему ответят по другому номеру. «Наверное, звонит начальнице...» – подумала она и услышала, как он сквозь зубы прошептал: «Так по-идиотски рисковать!..» С чувством вины она подумала, что он бранит ее за глупость – как сестра она должна была опасаться разноса инфекции, но потом ей стало все безразлично.

Вскоре после этого для Лин наступило благословенное ощущение прохладных простыней, неяркого света, мягких осторожных рук, хотя в первые часы, когда у нее усиливалось лихорадочное состояние, мысли ее мешались; шла неустанная борьба каких-то упреков, оправданий, доказательств; ей казалось, что у нее есть всепобеждающий аргумент, но потом оказывалось, что она не знает, какими словами его выразить. В этой гонке идей она вдруг видела его, совсем близко, он словно собирался бранить ее... Но потом вдруг прервал свои упреки и сказал: «Родная моя!» Она тут же восхитилась своим здравым смыслом, заставившим ее хихикнуть в ответ на эти слова. Все это было каким-то волшебством, а потом приходили сны, абсурдные видения, кажущиеся реальностью.

Глава 11

Для родственников жертв крушения, еще лежащих в больнице, были введены либеральные правила посещения, так что Перри мог навещать Герду каждый день до ее полного выздоровления.

Ее травмы оказались не такими серьезными, как опасались вначале, и она, как только встала на ноги, попросила позволения помогать сестре в работе. Она все делала с милой серьезностью, которая подкупала каждого. Одним из излюбленных занятий больных стало обучение ее английскому языку. Особенный восторг при этом проявляли «коренные» обитатели Принстона – мальчишки. Они преуспели в обогащении ее словаря таким количеством немыслимых выражений, что временно назначенная вместо Лин сестра с негодованием выразила Перри надежду, что он не подумает, будто Герда слышала такие словечки из ее уст или от персонала вообще. Перри серьезно ответил:

– Сестра, мне и в голову не придет предположить, что вы имеете представление о сленге!

– Надеюсь, что нет, – ответила она. – В самом деле, мистер Гарстон, вы должны сделать так, чтобы она забыла их, иначе в один прекрасный день она может употребить их в благопристойном обществе!..

Перри пообещал и, придя в очередной раз навестить Герду, узнал, что на следующий день ее отпускают домой.

Герда была опечалена тем, что она не сможет повидать Лин перед своим отъездом, но утешилась словами Перри, пообещавшего встречу с ней, как только Лин выздоровеет и сможет приехать к ним в Лондон на уик-энд.

Когда Перри ушел из палаты, он нагнал на главной лестнице Уорнера Бельмонта, тоже уходящего из больницы.

– Вы уезжаете в Спайрхэмптон? – спросил Уорнер.

– Да, к себе в гостиницу.

– Тогда я могу подвезти вас. Я сам туда еду.

Перри поблагодарил его и принял предложение, хотя и без особой радости; в продолжение всего их недолгого знакомства он виновато чувствовал, что этот человек знает все о его помолвке с Лин и презирает его.

По дороге они обменивались тривиальными фразами, но неспокойная совесть Перри сослужила ему плохую службу, заставив сказать:

– Знаете, я не мог бы желать большей удачи, чем то, что Герда, моя жена, попала после крушения в палату к Лин. Как жаль, что у нее грипп! Они с самого начала понравились друг другу!

– Весьма удачно для вас, – сухо ответил Уорнер.

– То есть?.. – Перри заерзал в замешательстве. – Я хочу сказать, что в сложившихся обстоятельствах это очень хорошо.

– В сложившихся обстоятельствах? – произнес Уорнер, жестко подчеркивая слова. – Едва ли вы могли надеяться, что Лин Эсолл поведет себя по отношению к любому из вас с таким великодушием. О миссис Гарстон говорить не будем, но я думаю, что вы простите меня, если я скажу, что, по-моему, вы не имели никакого права ожидать подобного отношения к себе.

Уорнер как раз взглянул на своего спутника и заметил сердитый румянец на лице Перри. Тот угрожающе сказал ему:

– Послушайте, если вы предложили подвезти меня для того, чтобы делать мне выговоры...

– Я предложил подвезти вас потому, что ехал в том же направлении. Мы прекрасно могли поболтать о пустяках, это вы заговорили на личные темы, – напомнил ему Уорнер.

– Да, раз мы оба, по-видимому, друзья Лин, я полагал, что мог заговорить с вами о ней без того, чтобы вы пришли в ярость, – мрачно ответил Перри. Потом добавил, как бы впервые подумав об этом: – Вы ее друг или как?

– Надеюсь, что да.

– И вы знаете, что я был обручен с ней?

– Да, я знаю это.

– Тогда, наверное, вы знаете и то, что, хотя я ей принес немало огорчений тогда, – продолжал Перри, желая оставить за собой последнее слово, – она все время вела себя... ну, просто безупречно. Я точно знаю, что у нее давно все прошло и она ни о чем не жалеет. Ни о чем, уверяю вас!