Текст книги "Очарование страсти"

Автор книги: Джейн Эрбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Щеки Лин ярко горели.

– Я думаю, что ужасно, когда говорят такие вещи! – с волнением воскликнула она.

На Нору это не произвело никакого впечатления.

– Это только мои предположения, – небрежно сказала она. – Может быть, вы, работая с У.Б., в отличие от меня, и можете утверждать, что знаете его лучше, чем я. Но разве вы не замечали, что они – каждый в своей области, конечно – одинаково хорошо известны?

– И что же из этого?

– Ну, видите ли, – голос Норы звучал с нежной вкрадчивостью, – почему-то я лично не могу представить себе, что великий Уорнер Бельмонт склонен разделять почести с кем-то еще. Он – такой тип, который желает быть единственным камешком на пляже. Я имею в виду то, что рядом с Евой ему, возможно, придется видеть, как о его собственной репутации начинают забывать, и он через некоторое время вдруг превратится просто в «мужа Евы Адлер». Это опасно. Хотя и это не значит, что они – пусть даже не обручены сейчас, – может быть, уже очень много значат друг для друга...

Лин вскочила на ноги так неожиданно, что ножки ее стула пронзительно взвизгнули, проехав по полированному полу. Она придвинула его к столу и, заметив, что руки ее дрожат, постаралась успокоиться.

– Просто безобразие так говорить! – сказала Лин.

Хотя Нора и вздрогнула от неожиданности, она изобразила на лице мягкое изумление.

– Боже мой, что такого я сказала? – спросила она.

– Слишком многое, – отрезала Лин. – То сплетни, то ваши предположения...

– Которые вы слушали открыв рот, – недобро сказала Нора.

– Может быть, но я теперь презираю себя за это! Вы ничего не знаете толком, но позволяете себе воображать и придумывать невесть что о других людях и их жизни. Вы мне страшно напоминаете одного маленького мальчика, который насаживал комара на булавку. Я ему не позволила это делать, а теперь не позволю и вам, потому что последнее, что вы сказали о мистере Бельмонте, было не просто сплетней. Это непристойно!

– Намекнуть, что он неплохо проводит время, не теряя практического взгляда на вещи? Ну, Эсолл, где же ваше чувство юмора? – издевательски спросила Нора.

– Вы хотели сказать, что он настолько недалек, что может завидовать известности мисс Адлер. Так говорить о мужчине вообще гадко, а о мистере Бельмонте – это просто не может быть правдой! Да, он жесткий, с ним трудно, но он абсолютно не мелочен. А что касается вашего последнего намека...

Глаза Норы злобно сузились.

– Да, да, именно здесь собака зарыта. Создается странное впечатление от вашей горячности. С чего бы это так могло вас расстроить? – протянула она слащавым голосом.

Боясь сказать лишнее, Лин повернулась и ушла. В коридоре она прислонилась к стене, жалея, что у нее не нашлось решимости остаться и как следует отчитать эту девицу за ее ядовитые и гадкие намеки.

Но как получилось?.. Только сейчас до нее дошла вся ирония ситуации. Защищая Уорнера Бельмонта, поставила себя в фальшивое положение; она выступала за то, против чего протестовало все ее сердце. Из всего, что она слышала, меньше всего она хотела верить тому, на что Нора так скверно намекнула. Как она сказала? Уорнер и Ева Адлер очень много значат друг для друга. Она почувствовала себя так, как если бы дверь, которую она надеялась найти открытой, на самом деле медленно и неумолимо закрывается. Теперь она захлопнулась у нее прямо перед носом.

Она встревожилась бы еще больше, если бы знала, как сильно выдали ее наблюдательным глазам Норы Фейерс яркий румянец, дрожащие руки и ее неожиданная вспышка.

Лин была права. В характере Норы было много жестокого; аналитический интерес, который она испытывала к людям, был сродни забавам ребенка с пойманным беззащитным созданием. Вся разница была только в том, что ребенок причинял мучения, не ведая, что творит; она же делала это совершенно обдуманно, наслаждаясь тайной силой, которую ей давало это занятие.

В пятницу из главного хирургического отделения сообщили по телефону в операционную, что мистер Бельмонт планирует сделать еще одну аппендэктомию и чтобы готовились к операции. Лин приуныла, поняв, что теперь все послеобеденные операции закончатся позднее, чем она думала. Она уже отработала лишнее время, надеясь использовать его, чтобы уйти раньше, чем обычно, неторопливо полежать в ванне и иметь побольше времени, чтобы переодеться к балу.

Старшая сестра Крэддок, которая не собиралась на бал, очень сочувствовала ей, но, кроме обещания помочь, если сможет, ничего не могла сделать. Лин не имела права уйти, пока последний пациент не будет прооперирован и перевезен в палату. Как она опасалась, так все и получилось: хирурги вышли из операционной и отправились переодеваться, когда время подходило к семи часам вечера – обычному концу дежурства, а Лин еще должна была привести операционную в порядок, правда с помощью стажера.

Она пожала плечами, примиряясь с вечными неожиданностями, так часто происходящими в ее деле, и принялась за работу со своей обычной ловкостью и быстротой. Она занялась стерилизатором, когда в зал вошла старшая сестра Крэддок.

– Ну, теперь бегите, сестра, я все докончу, – сказала она, закатывая рукава халата.

– Нет, пожалуйста, – я ведь почти кончила! – запротестовала Лин.

Но мисс Крэддок была тверда:

– Приказ, приказ, дорогая. Немедленно уходить с дежурства!

В тот момент, когда Лин неохотно уступила и собралась уходить, в дверях появился Уорнер Бельмонт.

Как обычно, когда он был в операционной, он не заметил присутствия Лин, но поманил к себе сестру Крэддок, у которой в удивлении поднялись брови.

Она пошла к нему, на ходу торопливо откатывая рукава и застегивая манжеты.

В холле перед операционной он спросил у нее о плановых операциях на следующий день, а затем задал ей еще один вопрос: считает ли она необходимым брать на себя работу, которую должны выполнять младшие сестры.

Старшая сестра Крэддок слегка обиделась на скрытую критику в его замечании.

– Дело просто в том, что начальница выразила желание, чтобы сегодня вечером как можно больше сестер были на балу ракового фонда. Сестра Эсолл хотела сегодня уйти пораньше, но не получилось. Уже очень поздно, поэтому я и решила ей...

– Ну, это внимательно с вашей стороны! Хотя я думаю, что сестра Эсолл вполне понимает, что есть непредвиденные обстоятельства, накладываемые нашей профессией? – хладнокровно возразил ей мистер Бельмонт.

– О, разумеется. Кстати, она – одна из лучших наших сестер. Но дело даже не в этом. У нашей молодежи есть право на личную жизнь, и я никогда не относилась к тем, кто пытается усложнить ее для них, – живо ответила старшая сестра.

Хирург ничего не сказал на это, но через минуту опять вернулся в операционную, где Лин еще кое-что доделывала. Она стояла перед стерилизатором и из-за его пронзительного свиста не услышала, как мистер Бельмонт подошел к ней, пока не увидела его прямо перед собой.

Она вздрогнула от неожиданности, услышав его вопрос:

– Вам придется здорово торопиться сейчас в город: сестра Крэддок сказала, что вы собираетесь на бал. Я подумал, что могу вам помочь – подвезти вас туда.

От неожиданности и изумления Лин сбивчиво ответила:

– Вы очень добры, сэр. Но... пожалуйста, не беспокойтесь. Мне...

Он взглянул на ее форменное платье:

– Если хотите мне сказать, что вам надо еще переодеться, я подожду.

– Спасибо. Большое спасибо! Но в самом деле, не нужно, у меня еще есть время, – солгала Лин. Не пускаться же ей в длинные объяснения по поводу того, почему она не может принять его предложение, не обидев Тома Дринана, который должен отвезти ее и Пэтси на танцы в Спайрхэмптон и который готов ждать ее хоть до рассвета!

Она надеялась, что Уорнер Бельмонт сам догадается, что у нее вполне может быть компаньон, собирающийся ее отвезти в город; но так как он сразу отошел от нее, довольно холодно сказав:

– Ну, как хотите, – было видно, что этот вариант и не пришел ему в голову. По его тону нельзя было понять, обиделся он или ему безразлично.

Все время, пока одевалась, она бранила сама себя за свой ошалелый тон, граничащий с бестолковостью, каким она ответила ему на его предложение. Почему только она не проявила больше хладнокровия или хотя бы воспитанности и не смогла как-то показать ему, что она крайне высоко ценит его внимание, но просто не имеет возможности воспользоваться им? Когда, наконец, она присоединилась к Тому и Пэтси, терпеливо ожидавшим ее в машине Тома, у нее было мучительное чувство, что она попусту отвергла его первый дружеский жест по отношению к ней после их встречи в Эмберли. Разумеется, ей бы пришлось все равно отказать ему, но ведь это можно было сделать совсем по-другому, дружелюбно или шутливо. А она не смогла!..

Перед Общественным центром стояла длинная вереница машин, высаживающих своих пассажиров и затем отъезжающих на стоянку. Дело продвигалось очень медленно и еще медленнее шло на стоянке, так что, когда обе девушки вышли из гардероба в фойе, им пришлось еще дожидаться возвращения Тома с его приятелем – партнером Пэтси. Когда они вошли в танцевальный зал, бал уже начался.

Последовав совету подруги, Пэтси надела свое зеленовато-голубое платье вместо розового. У нее всегда был очень яркий румянец, но в этот вечер его сменила бледность, от этого ее глаза казались огромными. Она притихла, и, когда обе поправили прически и стали осматриваться, Лин тихонько поддразнила ее, сказав, что она такая паинька, наверное, ради своего партнера, которого еще не видела.

Этот молодой человек, Майкл Кэррон, был родом из Дублина и познакомился с Томом, когда они оба еще учились в университете Белфаста. Перед танцами между всеми четверыми завязался общий разговор, из которого девушки узнали, что Майкл работает в инженерной фирме, изучая практическую сторону дела в Спайрхэмптоне, и что у него есть планы организовать собственный гараж, когда он вернется в Эйре.

Когда они пошли танцевать, Лин, смеясь, взглянула на Тома:

– Вы и не сказали нам, что ваш друг Майкл – ирландец. Да, надо было бы познакомить его с Пэтси давным-давно.

Том через плечо Лин смотрел на тех двоих.

– Моей вины тут нет, – улыбнулся он. – Он не так давно появился в Спайрхэмптоне. Но в самом деле, они как будто созданы друг для друга.

Когда смолкла музыка, Лин оглядела зал, рассчитывая увидеть Уорнера Бельмонта, Еву Адлер или хотя бы Нору Фейерс, чье появление показало бы, что прибыла вся компания мисс Адлер. Но никого из них так и не увидела.

Она снова потанцевала с Томом, потом с Майклом Кэрроном и снова с Томом.

Во время танцев Том был скорее молчалив, и она чувствовала, что ему бы хотелось увидеть ее глаза поднятыми к нему; и она через некоторое время взглянула на него. Встретив его взгляд, она почувствовала, как он крепче обнял ее; как же сильно было в нем чувство любви к ней! Она знала, что, если он не сдержится, ей придется поступить жестоко по отношению к нему, и ей самой это будет очень тяжело.

Том сказал сдавленным голосом:

– Лин, простите меня, но вы сегодня так красивы! Я просто не знаю, как и сказать вам...

– Не нужно, Том, – попросила она его.

Но он уже не мог сдержаться; переполнявшие его чувства были сильнее ее просьбы. Он торопливо проговорил:

– Если бы только я мог надеяться, что вы забудете этого Гарстона! Я уверен, я бы смог сделать вас счастливой, только если бы вы мне дали время! Дайте мне возможность надеяться, Лин!

Чувствуя себя виноватой, она прошептала:

– Я его забыла. Но...

Она не договорила; он внезапно восторженно притянул ее поближе:

– В самом деле, Лин? У вас уже не осталось никаких чувств к нему? Тогда...

«Милый Том, если бы все было так просто», – думала Лин. Но для Тома действительно все было просто. Его отчаяние превратилось в веселье. Он сказал восхищенно:

– Нет, это точно мой добрый ангел сделал вас сегодня такой невероятно прекрасной! Хотя я и собирался долго ждать и терпеть, но вдруг сегодня почувствовал, что больше не могу сопротивляться своему чувству, а вы как раз говорите, что, может быть, мне и не нужно так долго ждать.

– Том, я этого не говорила! Но он не слушал ее.

– Наверное, отчасти это ваше платье. Оно такое прохладное, далекое, заставляет вспомнить облака на горизонте. Вам хочется погрузить в них руки, хотя вы и знаете, что это невозможно... О, Лин, может быть, и вы как это облако – здесь ли вы, Лин, или вас нет? – И с игривостью, порожденной воображаемым счастьем, Том наклонился над ней и нежно потерся своей щекой об ее.

– Не нужно! – Лин инстинктивно отпрянула, схватившись пальцами за щеку, и ее взгляд предостерег его, чтобы он больше не заходил так далеко.

– Простите. Так нельзя было поступать здесь, на виду у всех, – удрученно сказал Том. – Хотя зачем мы здесь, в этой толпе? Может быть, пойдем куда-нибудь, чтобы поговорить.

Но Лин уже не слушала его. Как раз в тот момент, когда Том осмелился прижаться своей щекой к ней, рядом танцевала еще одна пара, и она слишком поздно поняла, что ничто не скрылось от Наблюдательных глаз Уорнера Бельмонта и от циничных – Норы Фейерс.

Что же он теперь будет думать о ней? Неужели он подумает, что ей ничего не стоит танцевать щекой к щеке со своими партнерами на публичном балу перед всеми этими людьми?!

Сначала она рассердилась на Тома, но потом ей стало просто стыдно за себя. Она знала, что он сделал так не удержавшись, из радости, пусть и обманчивой. Нет, что бы ни подумал Уорнер Бельмонт, она будет стыдиться не за Тома!

Она постаралась улыбнуться Тому, зная, что раньше или позже им придется поговорить начистоту, что ей придется сказать, что она может испытывать к нему только чувство дружбы, не более. И он тоже больше ничего не говорил, наслаждаясь тем, что, как ему думалось, у него есть.

На другом конце зала Нора говорила:

– Все-таки поразительно, как некоторые люди ведут себя в обществе! Эта нежная сцена была разыграна между вашей операционной сестрой, мистер Бельмонт, и одним из младших докторов, мистером Дринаном. Вы заметили?

– Да. – Голос у него был безмятежный и ничего не выражал.

– Должна сказать, что она – сестра Эсолл, я имею в виду, – видимо, замечательно быстро оправилась от несчастной любви, согласно бродфилдским сплетням, – упорно продолжала Нора.

– Сейчас в сердечной хирургии достигнуты громадные успехи!

Она удивленно взглянула на него из-под ресниц.

– Вы смеетесь надо мной, – недовольно сказала она.

– Просто даю понять, что все эти мелкие больничные сплетни меня совершенно не интересуют.

Но Нору было не так-то легко поставить на место.

– Как прекрасно, наверное, чувствовать себя вознесенным надо всем миром? Хотя ведь даже консультантам не удается спастись от этого!

– Неужели!

– О, конечно. Эти молодые сестренки – мы, фармацевты, слава Богу, все-таки не так глупы – просто захлебываются в воображаемых романах между сестрами и врачами или в своей безнадежной любви к хирургу-консультанту. Конечно, некоторые из них еще ухитряются быть притчей во языцех; вот хотя бы, к примеру, сестра Эсолл...

– А вы, значит, точно знаете, что ее теперешний роман, признаки которого мы как раз сейчас наблюдали, не воображаемый? – холодно спросил Уорнер Бельмонт.

– Ну, знаете, разве похоже на то? – сказала Нора, добавив к своим словам лукавый смешок.

После еще двух танцев Лин увидела решительно направляющегося к ней через весь зал Уорнера Бельмонта; на какой-то безумный момент она почувствовала желание, чтобы он пригласил ее потанцевать... Она не успела ничего толком понять, а он уже держал ее в своих руках.

Она восхищенно думала: «Я должна наслаждаться каждой секундой! Это больше не повторится, а потом я даже не смогу вспомнить все ощущения: как все это было, каково было чувствовать себя так близко к нему и скрывать, скрывать, что я испытываю...»

Это ощущение счастья заставило ее молчать, пока они танцевали. Но и ее партнер, казалось, был совсем не склонен к разговорам. В отличие от Тома и его манеры танцевать, он был увереннее, изысканнее, и одного касания его пальцев, лежавших на ее спине, было довольно, чтобы Лин чувствовала себя ловко и уверенно и танцевала, может быть, так грациозно, как никогда.

В конце танца он выпустил ее из объятий и сказал:

– Это было что-то близкое к совершенству. Где же вы научились так прекрасно танцевать? – И, не дожидаясь ее ответа, неожиданно повел ее через зал к группе своих знакомых.

Последовало одно или два сумбурных взаимных представлений людям, имена которых она едва разобрала, а затем Уорнер представил ее Еве Адлер, которая только что кончила танцевать со своим партнером и вернулась к ним. Она без интереса посмотрела на Лин, когда Уорнер сказал весело:

– А вас двоих, наверное, можно и не знакомить, вы ведь уже встречались – правда, по телефону!

Тонкие брови Евы поднялись.

– А, так это я с вами говорила в этом невозможном клубе, куда так зачастил Уорнер? – Она обратила на Уорнера смутно-недоумевающий взгляд: – Помнится, ты говорил мне, что эта девушка – сестра?

– Это она самая, – улыбнулся Уорнер.

– Но... – Ева по-новому, оценивающе смотрела на Лин, и во взгляде у нее сквозило удивление.

Лин не хотела ждать ее следующего вопроса и, перехватив инициативу, быстро сказала:

– Конечно, я вас видела и раньше, мисс Адлер. На благотворительном концерте, организованном в пользу клуба.

– Ах, на том... да, конечно. Хотя я вас не помню, – ответила Ева.

С этой темы уже было легко перевести разговор в русло музыки, беседа оживилась, пока речь не зашла о всемирно известной рождественской службе с гимнами в Спайрхэмптонском кафедральном соборе, отправляемой в Сочельник днем.

– Как-то странно, но факт: или у меня бывал рождественский отпуск и я уезжала, или я была на дежурстве, но я ни разу не смогла прийти послушать службу, а мне так хочется, – сказала Лин.

Уорнер повернулся к ней:

– Я тоже не был. Хотя для меня это не странно, ведь это будет мое первое Рождество здесь. Если вы будете свободны на этот раз, может быть, вы захотите пойти в церковь вместе со мной?

Его слова звучали как обычное вежливое приглашение, но Лин, быстро взглянув на него, мельком почувствовала какое-то впечатление вызова, бросаемого им. Может быть, он припомнил ее слишком упорный отказ ехать с ним на бал этим вечером и хотел проверить, всегда ли она будет отвергать его приглашения? Она мысленно тут же встряхнулась, как бы прогоняя подальше свою фантазию и воображение. Взглянув ему прямо в глаза, она спокойно и сердечно поблагодарила его, сказав, что очень бы хотела этого.

– Ну, тогда ближе к делу договоримся. – И он, довольный, кивнул.

Но Ева, как сразу почувствовала Лин, совсем не была так же довольна. Она сказала:

– Я тоже никогда не была на рождественской службе с гимнами.

– Да ведь тебя здесь не будет на Рождество, – быстро напомнил ей Уорнер.

– Да, но... – Надувшись, она замолчала.

– Ну, тогда, может быть, в этом году тебе не уезжать? Как, это возможно?

Она ничего не ответила, только пожала плечами. Эта маленькая интермедия немного испортила Лин удовольствие от приглашения Уорнера. Значит, если бы она никуда не уехала, он бы повел Еву в собор слушать гимны.

Она отыскала Тома и Майкла, стоявших в одиночестве: Пэтси рядом не было. Лин подождала ее, но потом сказала, что сама сходит за ней в дамскую комнату. Когда она вошла туда, то увидела Пэтси, скорчившуюся в неловкой позе на стуле, обхватив голову руками. Весь вид ее говорил о мучительной боли, испытываемой ею.

Одна или две девушки беспомощно стояли около нее, а служительница упрашивала ее выпить воды; Пэтси пить не могла.

– Пэтси, дорогая. – Лин бросила сумочку на стол и опустилась на колени перед подругой, тихонько обхватив ее руками и испугавшись ее белого, искаженного лица и потускневших глаз.

– Ох, Лин, мне так плохо, – с трудом выговорила Пэтси. – Я... ох, как бы мне скорее домой? Как ты думаешь?

– Конечно, подожди. – Лин видела, что она даже не может отвечать на вопросы. Она вскочила на ноги, быстро сказав служительнице: – Скорее, позовите сюда... Нет! Вы же его не знаете. Я сама побегу за ним. Только пусть она не двигается, последите за этим.

Она выбежала в танцевальный зал, ее глаза взволнованно искали в толпе высокую фигуру Тома, но его нигде не было видно, и вдруг она подумала, что, не дождавшись возвращения девушек, он и Майкл могли отправиться в бар что-нибудь выпить.

Бар. Но где же он? Она резко повернулась, вспомнив, что, кажется, знает, где это, и в этот момент с размаху налетела на какого-то мужчину – Уорнер Бельмонт!

Он положил обе ладони на ее обнаженные плечи, удерживая ее, и заглянул ей в лицо.

– Извините, виноват... – начал он, но тут же резко спросил: – Что случилось?

Лин, задыхаясь, проговорила:

– Пэтси, то есть мисс Хорган... Ей вдруг стало очень плохо. Я ищу доктора Дринана, а его нет... Может быть, вы пойдете к ней?

– Где она? В дамской комнате?

Он быстро пошел перед ней, властно приказал всем женщинам выйти, сказав, что он врач. Лин стояла рядом с Пэтси, когда он осматривал ее и задавал вопросы.

Он посмотрел на Лин, и взгляд его был суровым и сердитым.

– Вы не имели права позволить ей ехать на танцы в таком состоянии, – сказал он. – Где ваша наблюдательность, сестра?

Лин покраснела и возразила:

– Она была совершенно здорова. Ни на какие боли не жаловалась. Только...

– Что «только»?

– Она казалась притихшей, и больше ничего. Я подумала, что это из-за возбуждения перед танцами. Она так любит танцевать.

– Хм... Вот она и возбудила свой уже воспаленный аппендикс в сильнейший процесс. Ее нужно немедленно везти в больницу и готовить к операции.

– Сегодня ночью?!

– Да. Соберите ее и свои вещи. Я позвоню дежурным, чтобы готовили операционную. Вы как сюда приехали?

– С доктором Дринаном, в его машине.

– Машина маленькая? – Он сам ответил на свой вопрос: – Да, конечно, я же ее видел. В моей будет больше места, и это будет быстрее, чем вызывать и ждать «скорую помощь». Найдите Дринана или еще кого-нибудь, пусть помогут вам отвести ее к машине. Может быть, даже придется ее нести. Через пять минут встречаю вас у машины внизу.

Его торопливость, лишенная всякой паники, успокаивала и внушала чувство полного доверия. Но довести скорчившуюся от боли Пэтси даже на такое короткое расстояние – до машины – было мучительной процедурой, и Лин была рада, когда наконец, с Пэтси на руках, удобнее уселась в машине, надежно упершись ногами и боком, чтобы уберечь подругу от неизбежных толчков, когда машина понеслась в ночь с Уорнером Бельмонтом за рулем.

В Бродфилде он подъехал прямо к корпусу «Скорой помощи», где всегда, в любое время суток, наготове были носилки. Опытные руки быстро и осторожно переложили Пэтси на них и повезли к лифту. Мистер Бельмонт и Лин остались стоять в первом приемном кабинете, глядя вслед Пэтси.

Лин глубоко и прерывисто вздохнула, отчасти от облегчения, а отчасти и от страха. Что будет с Пэтси? Ей легко было работать в операционной, где ее собственные четкие действия тоже помогали успеху операции, где она чувствовала себя спокойной и уверенной в успехе почти всегда. Но когда на столе лежит кто-то близкий, любимый, заботу о ком вдруг внезапно взяли из твоих рук, оставив тебя одинокой и беспомощной и все же уверенной, что в чем-то ты могла бы помочь...

Она импульсивно сказала:

– Мистер Бельмонт, вы считаете, что сестру Хорган следует оперировать сразу же? Если бы я... попросила разрешения у старшей ночной сестры, как вы думаете, позволила бы она мне помочь вам при операции? Мне, чтобы переодеться в форму, нужно пять минут. Позвольте!

Он отрицательно покачал головой:

– Не я буду распоряжаться.

– Как – не вы? – У Лин упало сердце. – Вы... вы не будете оперировать?

– Конечно нет. Это будет делать дежурный ночной хирург. – В его голосе слышался упрек, и Лин стало стыдно, что она забыла о правиле, по которому хирург не мог отправляться оперировать сразу после вечерних танцев, обеда, выпивки, даже если он пил совсем немного.

– Извините, – пробормотала она. – Но как вы думаете, может быть, мне позволят помогать? – Уж если он предоставляет Пэтси заботам другого хирурга, то тем более важно, чтобы хоть она осталась рядом с ней! Но он снова покачал головой:

– К сожалению, нет. Даже и думать не могу, чтобы вы позволили себе обратиться к старшей ночной сестре или ночному хирургу с необычной просьбой. Я даже удивлен, что вы просите о такой вещи. Вы дневная сестра, и ваша обязанность ухаживать завтра за своими больными. Не сегодня ночью, как бы больной ни был лично близок вам. Это правило, и я должен попросить вас, чтобы вы ему подчинились.

Ресницы Лин опустились.

– Я подчиняюсь, сэр, – тихо сказала она. Но когда она повернулась, чтобы идти, вся ее фигура казалась поникшей.

Наступила короткая пауза, а потом Уорнер Бельмонт спросил:

– Это второй раз, правда? Вы не соглашаетесь с моим представлением о ваших обязанностях – считаете, что они намного менее сентиментальны, чем ваши?

Лин посмотрела на него; взволнованное отрицание его обвинения в сентиментальности уже было у нее на губах. Какой он холодный, как безразличен к чужим чувствам, если не постеснялся определить этим словом ее боль за Пэтси! Но она не произнесла ничего, потому что, несмотря на язвительный тон, глаза его были удивительно добрыми, когда встретили взгляд Лин.

Он проговорил:

– Не беспокойтесь о вашей подруге! Я не буду оперировать, но я буду рядом. Вам будет спокойнее от этого?

Она благодарно кивнула. Он придвинулся к ней и затем, на какой-то один изумительный, счастливый момент его рука обняла ее за плечи и сильные пальцы крепко пожали ее руку. Так мужчина неуверенно впервые приближается к женщине, которую он любит. И хотя Лин знала, что для нее это не значит ничего подобного, она почувствовала покой и уверенность в этом коротком прикосновении.

Под его наблюдением Пэтси будет в безопасности. А у нее в душе останется воспоминание о добром понимании в его глазах и мгновенном счастье его короткого прикосновения. Не много. Но любовь пирует и на крохах.

Глава 6

Лин проснулась в темноте декабрьского утра, с удивлением почувствовав, что проспала всю ночь, и тут же подумала о Пэтси. Прооперировали ли ее ночью? И если да, то как она себя сейчас чувствует? Лин знала, что ее должны поместить в одну из одноместных палат; чтобы получить какие-нибудь новости от нее, придется ловить кого-нибудь из ночных сестер отдельных палат, идущих с дежурства. Если она сразу встанет и быстро позавтракает, она как раз успеет попасть туда до начала своей работы в операционной.

При этой мысли ожило яркое воспоминание о вчерашнем бале и всех событиях, связанных с ним, и на какой-то момент она позволила себе с горько-сладким чувством вспомнить то, что было между ней и Уорнером Бельмонтом в те несколько минут после того, как увезли Пэтси. Тогда он сделал ей замечание, и она покраснела, вспомнив, что почувствовала волну негодования против него. Как хорошо, что она сдержалась и промолчала и что уже не чувствовала обиды, когда посмотрела ему в глаза и вдруг увидела эту необычную доброту во взгляде... И как он на мгновение сжал ее плечи, одобряя ее... Лин вызвала в воображении это чувство от крепкой, сильной, твердой руки, охватившей ее плечи. Лучше бы он этого не делал, хотя, конечно, он не мог догадаться о том, какую дрожь восторга вызывает у нее малейшее его прикосновение. Но ведь ему хотелось утешить и успокоить ее относительно Пэтси... Она зажмурила глаза, не веря промелькнувшей слепящей невероятной надежде, что это могло быть что-то большее.

По пути в столовую она зашла в комнату отдыха и с радостью мысленно отметила, что, по крайней мере, теперь ей не придется первым делом взглядывать на полку для писем, надеясь увидеть конверт от Перри. Редкие письма, приходящие на ее имя, были обычно от Мэри Дорн, поэтому она удивилась, когда другая сестра, подошедшая к полке за своими письмами, вдруг обернулась к Лин, бросив ей конверт без марки.

– Любовное посланьице, интересный почерк, Эсолл! «А что же случилось с тем тайником в старом дупле в саду?» – пропела она игриво, выходя из комнаты.

Лин с удивлением повертела конверт, зная, что письмо не от Тома, но не узнавая почерка. Она распечатала его, сразу же взглянув на подпись «Уорнер Бельмонт» – четкие буквы, – и опять почувствовала, как забилось сердце. Записка от него, которую он мог написать только сегодня в конце ночи. Значит, тут будет о Пэтси! И значит, он действительно позаботился о ней, зная, как она тревожилась о Пэтси, и даже успел написать записку! Она почувствовала переполняющую ее благодарность, читая его строки:

«Дорогая.

Вчера ночью Вам казалось, что я слишком педантично отношусь к больничной дисциплине. Сейчас же, утром, я не сомневаюсь, что Ваш здравый смысл говорит о том, что я был прав. Сейчас четыре тридцать утра, и я только что ушел из операционной, где мистер Эмберсон закончил вполне удачную операцию на сестре Хорган, хотя она была сделана в самый последний момент. Она находится в отдельной палате, и Вы узнаете все новости о ней, как только она проснется.

Мне хочется напомнить Вам о нашей предварительной договоренности на 24 декабря. Как только Вы узнаете, будете ли Вы свободны, позвоните мне или дайте знать по прилагаемому адресу. Я с нетерпением жду рождественских песен.

Искренне Ваш

Уорнер Бельмонт».

Лин посмотрела на печатный адрес сверху на листе официальной бумаги Бродфилда и увидела, что он от руки приписал свой адрес и телефон. Она в легкой панике стала мысленно решать, что лучше: написать или сказать по телефону? Впрочем, она это решит, когда узнает расписание своих дежурств. Она снова прочла письмо, прежде чем спрятать его в конверт и засунуть в карман передника. Она улыбалась, делая это. Быстрые экономные фразы были так характерны для этого человека. Казалось, что из письма едва ли можно извлечь пищу для сентиментальных мечтаний девушке, лелеящей одно-два воспоминания в тиши своей комнаты. И все же... все же. Он обращался к ней не формально, а написал «дорогая», – да, вот так. По крайней мере, он был по-доброму настроен к ней.

Ее мысли с облегчением вернулись к Пэтси. И конечно, придя в столовую, она увидела, что все вокруг уже знают не меньше ее обо всех событиях прошедшей ночи. А некоторые знали даже больше! Лин волей-неволей пришлось опровергнуть некоторые самые дикие измышления о полуночном путешествии обратно в больницу. Например, будто бы, согласно одному из вариантов, У.Б. вызвал «скорую» и сам сел за руль.

Когда она рассказала, как все было на самом деле, кто-то заметил:

– Бедняжка Хорган! Вообразить только злую иронию судьбы: ее лично везет один из ее кумиров, а она даже не может насладиться этим моментом!..