Текст книги "Очарование страсти"

Автор книги: Джейн Эрбор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Она презирала себя, что все так объясняет ему. Ведь он все равно не поймет.

– Вы хотите сказать, что эффективность вашей работы полностью зависит от благополучия личной жизни? – недоверчиво спросил он. – Не ставите ли вы жалость к себе чересчур высоко?

– Просто я должна привести себя в порядок. Я не считаю, что упиваюсь жалостью к себе, – попыталась защититься Лин.

– Простите, но, на мой взгляд, у вас совершенно неверные взгляды на чувство долга. Представьте, что было бы, если бы каждый человек забрасывал свою работу каждый раз, как только его постигнет неудача в личной жизни. Насколько я понимаю, у вас нет обязательств перед семьей, которые могли бы оправдать отказ от работы в медицине, одной из самых ценимых в обществе профессий. Я согласен, вам нужно время, чтобы прийти в себя. Но мне не хотелось бы, чтобы вы считали, что вы – единственный человек, оказавшийся в такой ситуации.

– Возможно, я не права. Но ваше мнение кажется мне довольно бездушным.

Уорнер Бельмонт слегка пожал плечами.

– Если и так, то причина в том, что я не сентиментален. Я реалист, я стараюсь прямо смотреть в глаза своим проблемам. То же самое пытаюсь делать и с вашими. Мне кажется, что ваш уход был потерей для Бродфилда. И ее надо восполнить. Хотел бы я, чтобы вы думали так же, но не в моих силах заставить вас. Кстати, как ваше имя? – внезапно спросил он.

– Лин, – ответила она. – Я не могу вернуться в Бродфилд. Просто не могу!

Буфет пустел, публика возвращалась в концертный зал. Уорнер Бельмонт взглянул через плечо Лин на выходящих. Она поднялась. Какое-то мгновение они молча смотрели в глаза друг другу, затем он довольно безразлично произнес:

– Ну что ж, Лин Эсолл, решать вам... Хотел бы быть вам полезным, но...

– Спасибо, – в тон ему ответила она.

Взяв девушку за локоть, он проводил ее в зал, усадил на место, поклонился и вышел.

Вновь заиграла музыка, но ее очарование пропало. Лин печально раздумывала, что не оправдала ожиданий Уорнера Бельмонта... И потеряла Перри. А в глубине души она понимала, что теряет себя.

Ей захотелось остановить эту череду неудач.

Глава 2

Уорнер Бельмонт так и не вернулся на свое место. Она видела, как он беседовал с Деннисом, а после того, как Ева Адлер закончила свое выступление, они сели в первый ряд. Незадолго до конца они уехали.

Лин пришло в голову, что ни разу с тех пор, как он появился в Бродфилде, беспроволочный телеграф сплетен не связывал его имя ни с какой женщиной. Он сказал, что они с Евой Адлер старые друзья. Это могло означать что угодно. Но в комнате отдыха из упоминания о невинной дружбе могли сделать вывод о потрясающем романе. Следовательно, там никто ничего не знает.

Лин попыталась вспомнить, что ей известно о Еве Адлер, но на ум пришла лишь маленькая газетная заметка о том, что мисс Ева Адлер, колоратурное сопрано, сняла дом к северу от Спайрхэмптона, в одном из наиболее красивых пригородов. Это было, кажется, несколько недель назад, примерно тогда же, когда Деннис попросил помочь ему с Дигбет-клубом. Но Лин понимала, что мистер Бельмонт говорил о куда более давних отношениях, и ей было любопытно, как и когда они начались.

Она понимала и то, что, раздумывая над этим, она лишь пытается отвлечься от мысли, что он осуждает ее. Было необходимо признать это, но она чувствовала себя такой опустошенной, что это было сейчас просто ей не по силам. С одной стороны, нужно было как-то отделить его критику от него самого. Но она помнила его потемневшие от неодобрения глаза, безжалостно пытающиеся внушить ей мысль, что не права она. Было ясно, что задача не из простых.

Сегодня она забудет о нем. А завтра будет новый день.

Однако забыть об Уорнере Бельмонте было непросто, так как оказалось, что Деннис просто переполнен впечатлениями от их первой встречи.

– Вы знали, – обратился он к Мэри и Лин за поздним ужином в Эмберли, – что он учился в Сент-Питере, до того как занялся медициной?

– Я знала, – спокойно ответила Лин.

– Так вот, оказывается, в то время он много занимался клубами для мальчиков. Два вечера в неделю бывали специально отведены такому клубу в Спайрхэмптоне. И даже в Лондоне у него находилось время для такого же клуба. Мы сошлись на моей излюбленной теории, что, пока ребята растут, как ни занимай их руки и голову – все будет мало. На мой взгляд, он такой же энтузиаст этого дела, как и я сам.

– Удивительно. Ведь он, наверное, очень занят, – откликнулась Мэри.

– Я ему тоже это сказал. Но он только усмехнулся – довольно неожиданно, ведь у него такое серьезное лицо, правда, Лин? – и сказал: «А вам не кажется, Дорн, что на любимое дело время всегда находится?» Трудно с этим не согласиться, – удовлетворенно заключил он.

– И не только свое время, но и чужое, – уколола его Мэри. – Ты отдаешь себе отчет в том, что ни у Лин, ни у меня не было и минуты свободной, с тех пор как ты затеял этот концерт? Кстати, как он получился?

– Пока рано говорить. Вот придут счета, Лин поможет мне разобраться с ними, тогда и увидим.

– Эксплуататор! – фыркнула Мэри и поцеловала его в макушку. – Знаешь, я бы на твоем месте не упустила возможности попросить мистера Бельмонта помочь клубу.

Деннис слегка смутился.

– Ну, собственно говоря...

– Можешь не рассказывать. Я так и знала, – сказала Мэри, начиная убирать со стола. – Ты неисправим.

– Пока ничего определенного. Был разговор, что он постарается составить правила поведения для ребят и еще, возможно, заглянет к нам как-нибудь. Надеюсь, так и будет.

– Я тоже. Тогда тебе, по крайней мере, не придется затаскивать его туда под дулом пистолета, – живо откликнулась Мэри.

Вечер закончился смехом, и в первый раз Лин присоединилась к нему, не думая: «Как жаль, что Перри не слышит этого, я обязательно расскажу ему все в письме». Какая-то дымка затягивала ее воспоминания о Перри. Она все еще любила его. Но бывали моменты, когда она с ужасом понимала, что не может вспомнить его голос. «Мне следовало бы радоваться, – думала она. – Но не выходит. Я так привыкла любить его. И, забывая мелочи, связанные с ним, я чувствую себя еще более одинокой».

Два или три дня спустя она получила благоприятный ответ по поводу работы, на который почти не надеялась. Это было место стюардессы. Когда она писала запрос, ей думалось, что это возможность получить все то, что она искала: путешествия и новых людей, которые ничего не будут знать о ней.

Встреча была назначена на следующее утро, и, судя по письму, у Лин были основания рассчитывать, что ее примут. Она долго сидела, не сводя глаз с листка бумаги. Затем медленно порвала его на мелкие кусочки и пошла на кухню к Мэри.

Мэри рассматривала маленький кусочек мяса, лежащий на тарелке.

– Ты ведь уезжаешь завтра в Лондон, правда, Лин? – спросила она. – Я подумала, что, пожалуй, прокручу из этого фарш. На троих маловато, а нам с Деннисом хватит.

– Да, во время ленча меня не будет, – быстро вставила Лин, – но, Мэри, я не собираюсь идти на собеседование.

– Как? Ты же так хотела получить это место!

Лин отвернулась.

– Я возвращаюсь в Бродфилд. Если начальница примет меня обратно.

– Ах, Лин!.. – Мэри обняла ее за плечи и развернула к себе. – Дорогая, я так рада! Мне всегда казалось, что твоя работа может сделать тебя счастливейшим человеком, и твое место в Бродфилде, среди друзей. Но когда мы говорили с Деннисом, я отстаивала противоположную точку зрения, так как не была уверена, что ты решишься вернуться. Он-то всегда этого хотел. Но я говорила, что не может мужчина знать, что в таких случаях чувствует девушка. А теперь ты сама все решила. Я так счастлива, Лин!

В глубине души Лин знала, что решила она не совсем сама, но говорить этого Мэри не стала. Деннис был менее эмоционален, чем его жена, но, когда ему рассказали о новостях, было видно, что он тоже очень рад.

– Никто из нас не вправе давить на тебя, Лин. Но ты приняла верное решение. Даже, пожалуй, благородное. И это тебе зачтется. Кроме того, для нас с Мэри очень много значит то, что ты по-прежнему будешь поблизости. Наш дом – твой дом.

Лин было непросто писать письмо начальнице с просьбой принять ее обратно в Бродфилд. Ее не покидало ощущение, что она должна распутать нити своей жизни и вновь смотать их в аккуратный клубок.

В ожидании ответа она договорилась встретиться с Пэтси Хорган в Спайрхэмптоне. Место выбрала Пэтси, и Лин надеялась, что это не один из тех ресторанчиков, где собираются обычно медсестры и студенты Бродфилда, когда перерыв между дежурствами позволяет им выбраться в центр города.

Она приехала первой. Чувствуя себя немного скованно, выбрала столик в углу и села спиной к залу. Она понимала, что нежелание быть узнанной – глупо, но ей хотелось проверить, как она будет чувствовать себя в новой ситуации, – сначала с Пэтси. Они переписывались и созванивались друг с другом, но еще не встречались с отъезда Лин из Бродфилда. Теперь желание Лин поговорить с Пэтси – хоть она-то ее поймет! – было первой попыткой сломать лед отчужденности, вернуться к бродфилдской жизни.

Пэтси, верная своим привычкам, как всегда, опоздала. И появилась, к испугу Лин, не одна.

Лин с замиранием сердца узнала ее спутника – это был доктор Том Дринан из Белфаста, один из молодых бродфилдских докторов. Жизнерадостный и добродушный, он относился к ее помолвке с Перри с деликатной почтительностью, за которую она была ему благодарна.

Но он никогда не скрывал своих чувств к Лин, и как раз его ей бы не хотелось сейчас видеть.

– Не сердись, что я привела его, – сразу заявила Пэтси. – Как только он узнал, что мы с тобой встречаемся, он сразу сказал, что должен увидеть тебя.

– Если вы против, я уйду, – вставил Том. – Я только хотел узнать, как вы, и спросить, не могу ли я для вас что-нибудь сделать...

Лин подумала: «Ужасно, что люди, которым я нравлюсь, собираются обращаться со мной как с больной. На что я рассчитываю, возвращаясь к ним и, в сущности, напрашиваясь на их жалость и сочувствие?»

Но как могла она отвергнуть Тома, который всего лишь хотел быть ей полезным? Она тепло улыбнулась ему:

– Мы с Пэтси не собирались обсуждать ничего секретного. Так что оставайтесь, хорошо?

Пока он заказывал для них кофе, она попросила Пэтси рассказать ей больничные новости. Пэтси еще ничего не знала о письме начальнице, и Лин собиралась сказать ей, будь они одни.

– Ух, с тех пор как ты ушла, все так изменилось, – с отвращением заявила Пэтси. – Ни одного по-настоящему интересного случая в Бартраме, и абсолютно не с кем поговорить в свободное время.

– Хотя я и не имела отношения к отбору больных, когда работала в Бартраме, и хотя по крайней мере дюжина сестер бывают свободны одновременно с тобой? – улыбнулась Лин.

– Ты же понимаешь, о чем я, – усмехнулась Пэтси. – И кормят тоже не ахти, – добавила она мрачно.

– Ну уж за еду-то я точно не отвечала! – воскликнула Лин. Она обернулась к Тому, втягивая его в разговор: – Скажите-ка, неужели жизнь этого создания не всколыхнуло никакое новое сердечное влечение?

– Я ничего не слышал с тех пор, как она положила его к ногам Уорнера Бельмонта. Он ведь еще не получил отставки, а, Пэтси? – ухмыльнулся Том.

Пэтси застенчиво комкала край скатерти.

– Пожалуй, не совсем, – созналась она.

– Но появился один очаровательный объект из консультирующих ортопедов. Как там его зовут? – Том весело гоготнул. – Его зовут Пэннингтон-Дэллоу, шикарное имечко! Пятьдесят лет, толстый как бочонок. Ох, Пэтси, милая, я бы на вашем месте все-таки выбрал Уорнера.

Пэтси скорчила гримаску.

– А что толку? Разве вы не слышали, что романтика вошла в его жизнь?

– Нет, а если бы и слышал, то не поверил бы, – отозвался беспечно Том. – Это айсберг, чьи чувства не затронуть ни одной женщине. И я не одинок в этом мнении.

– Ну, тогда он просто играет чувствами женщин, – возразила Пэтси. – Несколько раз его видели в обществе Евы Адлер, певицы.

– Кто вам сказал?

– Нора Фейерс, фармацевт. Она точно знает, потому что приходится Еве Адлер то ли кузиной, то ли еще кем-то. Ведь ты помнишь Фейерс, Лин?

Лин, слушавшая молча, думала, что эта смесь добродушного подтрунивания и сплетен и есть самая суть всех больничных разговоров в свободное время, и обычно она получала от этого удовольствие. Однако сегодня ей почему-то было неприятно. Хорошо, если это не означало, что она совсем оторвалась от их жизни.

Пэтси повторила свой вопрос:

– Фейерс – ты знаешь ее?

Лин знала. Нора Фейерс была одной из тех немногих людей, которые вносили диссонанс в жизнь Бродфилда. В силу какой-то причины, которую Лин не могла понять, это девушка, помощник провизора, всегда не любила ее. Казалось, она была готова на все, чтобы сделать мелкую гадость, исправлять которую приходилось Лин. Она старалась неправильно отчитаться по списку лекарств, необходимых ежедневно для отделения Бартрам, а потом обвиняла Лин в том, что та дала ей неверные сведения. Она могла отправить сестру-стажера назад через всю больницу только потому, что та пришла на несколько минут раньше открытия аптеки. Частенько Лин приходилось использовать весь свой такт и терпение, чтобы отделение было обслужено как полагается, а слухи об этих инцидентах не дошли до ушей старшей медсестры. Умение наживать врагов не способствует укреплению репутации в больнице. Когда от слаженной работы гигантского механизма зависят жизни людей, никакие личные отношения, могущие нарушить ее, недопустимы.

К счастью, избежать общения с ней было несложно. Нора, как и все остальные фармацевты, жила за пределами больницы, так что обычно они встречались лишь по работе да во время еды.

– Нора Фейерс всегда знает больше, чем кто бы то ни было в городе, – отозвалась Лин. – Но на этот раз и я могу внести свою лепту. Она говорила правду.

– Правду?

– Да. – Лин рассказала им о концерте, устроенном Деннисом, где Уорнер Бельмонт эскортировал Еву Адлер. Ей казалось, что она просто обязана удовлетворить их любопытство. Но от упоминания о своей беседе с ним она воздержалась. Конечно, он наставил ее на путь истинный, но воспоминания о том, как он это сделал, были довольно мучительны. Пэтси слушала приоткрыв рот.

– Ну вот, а я вам что говорила? А мы-то все время считали его миза... меза... ну, в общем, женоненавистником.

Том и Лин рассмеялись. Том поднялся, собираясь уходить. Он наклонился к Лин:

– Так приятно было повидаться с вами. Вы дадите Пэтси знать о ваших планах?

– Да – когда определюсь, – пообещала она.

Том стиснул ей на прощанье руку.

Когда он вышел, Пэтси вздохнула.

– Он готов что угодно для тебя сделать, дорогая. Как жаль, что... – Смутившись, она оборвала фразу.

– Что он тратит время понапрасну? – с легкой горечью докончила Лин.

– Ах, нет... Просто у вас могло бы что-нибудь получиться, если бы ты не...

– Давай не будем говорить об этом, если ты не против, – быстро сказала Лин. – Послушай, Пэтси. Я хотела встретиться с тобой по делу. Я хотела сказать тебе, что собираюсь вернуться в Бродфилд, я уже написала начальнице.

– Лин, какая чудная новость! Но разве тебе не будет тяжело?

– Как раз это я и хотела выяснить, поговорив с тобой.

– Могла бы и сообразить, что уж я-то не буду усложнять тебе жизнь! – обиженно воскликнула Пэтси.

– Конечно, ты не будешь. Но видишь ли, я боялась, что даже обычная дружба – твоя или Тома – может превратиться в какое-то особо бережное отношение ко мне, которого я просто не вынесу. Мне кажется, – добавила она с печальной улыбкой, – что именно эта полужалость доводит людей до крайности.

– Да нет. Я в свое время чувствовала то же самое, – спокойно возразила Пэтси. – Не будет к тебе никакого особо бережного отношения. А что касается Тома, с его стороны это вовсе не дружба. Он влюблен в тебя, Лин!

– Пэтси, не надо!

– Но тем не менее это так! И он никогда не бросит тебя, – твердо продолжала Пэтси, не замечая, что Лин инстинктивно сжалась от ее слов.

«Влюблен». Лин вспомнила, что одна мудрая пожилая женщина сказала ей, что, по ее мнению, влюбленность – нечто меньшее, чем любовь. Если влюбленность – это восторженное состояние, то любовь – реальность, определяющая всю жизнь. Она подумала, что Перри больше не влюблен в нее; что он наслаждался влюбленностью в Лин до тех пор, пока не встретил человека, к которому его повлекло сильнее. То есть, по бесхитростному выражению Пэтси, «бросил ее». Неужели она никогда не оправится от этого?

Пэтси задумчиво говорила:

– Вот те, кого не назовешь твоими друзьями, – с ними может быть сложнее. Эта наглая Фейерс, например...

– Мне будет легче перенести злобу, чем жалость, – медленно ответила Лин.

– Пусть только кто-нибудь попробует пожалеть тебя, – мрачно пообещала Пэтси.

Письмо начальницы с согласием принять ее обратно в Бродфилд было деловым, но ободряющим. Она писала, что будет рада встретиться с Лин как можно скорее.

Так приятно было снова почувствовать себя нужной... Лин собиралась в Бродфилд в состоянии какого-то радостного возбуждения. Возможно, ей хотелось доказать себе, что работа, а особенно привычная, – ее единственное спасение. Если так, стоило бы поблагодарить Уорнера Бельмонта за то, что он избавил ее от бесполезного убегания от самой себя, которым она уже начала злоупотреблять. Лин хотелось выразить ему свою признательность, но она понимала, что не сможет этого сделать, даже если их пути по ее возвращении в больницу пересекутся.

Конечно, рано или поздно он увидит ее. И тогда то, что она опять работает в Бродфилде, будет говорить само за себя. Она надеялась, что это хоть немного обрадует его. Может быть, она даже услышит несколько ободряющих слов. Что-то подсказывало ей, что он не мог забыть язвительности своих замечаний. Ей казалось, что он не упустит возможности сгладить эту резкость.

Сегодня ее не удручало даже то, что она возвращается в Бродфилд по той же дороге, которая так недавно казалась дорогой к счастью. Она села в поезд с чувством, что возвращается домой.

Напротив нее в вагоне девушка читала журнал. При появлении Лин она отложила его.

– Привет, какая неожиданность! – произнесла она отнюдь не сердечно. Нора Фейерс не скрывала, что считает свое положение фармацевта в Бродфилде неизмеримо выше положения медсестры. Что, разумеется, не внушало к ней особой любви.

С небрежной легкостью, порадовавшей ее самое, Лин ответила:

– Ничего удивительного. Я возвращаюсь в Бродфилд, да ведь и вы, видимо, едете туда же на дежурство.

– Я-то – да. Но я полагала, что вы вышли замуж и стали домашней хозяйкой или, по крайней мере, наслаждаетесь медовым месяцем.

Лин расслышала насмешку в ее словах, но не была уверена, то ли это просто удивление, то ли Нора уже знает о ее расторгнутой помолвке. Она спокойно ответила:

– Нет, я не вышла замуж и не собираюсь. Я еду в Бродфилд поговорить с начальницей о возвращении на работу в больницу.

Ответный блеск в глазах ее спутницы сказал Лин все, что ей хотелось знать. Нора не была особенно удивлена, увидев здесь Лин, она также и не думала, что Лин вышла замуж. Бродфилдские слухи докатились и до нее. Нет, она просто вынудила Лин признаться в том, что ей было и так известно.

Нора произнесла безмятежно:

– Господи! Странно, что вы решили вернуться. Полный провал, да? А вас не пугает, что будут говорить люди?

– Почему это должно меня пугать? Что они могут сказать? – Ни за что на свете Лин не собиралась поверять опасений врагу.

Нора Фейерс пожала плечами:

– Да, собственно, ничего, наверное. Просто мое богатое воображение помогает мне представить то, что будет за словами.

– И что же? – поинтересовалась Лин.

– Ну, все будут хихикать за вашей спиной. Я хочу сказать, вероятно, что-то не так с девушкой, если ее бросают, правда? Конечно, может, это вовсе и не ее вина, но люди обычно считают, что мужчина не бросит девушку просто так. Глупо, правда?

– Довольно глупо, – согласилась Лин, стараясь, чтобы голос не выдал ее. – Действительно, если двое решают, что не подходят друг другу, то уж лучше понять это до свадьбы, а не после, так ведь?

– О, разумеется. Если это обоюдное решение, то тогда все в порядке... Только... это такое избитое объяснение... Если бы я и сказала это кому-нибудь, боюсь, что они подумали бы, что я хочу скрыть факт, что меня просто бросили и я сама во всем виновата.

– Надеюсь, что вам никогда не придется оказаться в такой ситуации, – сказала Лин, спокойно ставя точку в обсуждении больной темы. Разговор прекратился.

Девушку все еще трясло от гнева и унижения, когда она вошла в кабинет начальницы. Но это быстро прошло. Пожилая женщина, ни словом не затрагивая личных дел Лин, все же сумела дать ей ощутить свое сочувствие и доверие.

На этот раз бисквитов и шерри не было, встреча была чисто деловой. Начальница спросила, когда она сможет приступить к работе, предположила, что, вероятно, Лин хотела бы жить в своей прежней комнате, но добавила, что место Лин в отделении Бартрам уже занято.

– Придется найти для вас что-нибудь еще, – улыбнулась она. – А сейчас, наверное, вам не терпится сбегать в Бартрам и перемолвиться словечком с старшей сестрой. Я знаю, она скучала по вас.

Понимая, что аудиенция закончена, Лин встала. К ее удивлению, начальница протянула ей руку.

– Поздравляю, сестра, – спокойно произнесла она. – Я думаю, вам нелегко было принять это решение, но уверена, вы о нем не пожалеете.

Придя в отделение, Лин обнаружила, что у старшей сестры выходной, а Пэтси, исполняющая ее обязанности, была слишком занята, чтобы уделить ей время. Она лишь кивнула на дверь кабинета:

– Том Дринан как раз закончил дежурство и пишет отчет. Загляни к нему, хорошо?

Лин так и сделала.

Том вскочил на ноги с радостным возгласом:

– Лин, какой сюрприз! Хотя не совсем, Пэтси говорила мне...

Было понятно, что он действительно рад ее видеть. Лин покачала головой с шутливым неодобрением:

– Будьте любезны называть меня в отделении «сестра Эсолл».

– Так вы возвращаетесь в Бартрам?

– Нет. Я пока не знаю, в какое отделение меня назначат.

– А куда вы направляетесь сейчас?

– Возвращаюсь в Эмберли. Я приезжала лишь поговорить с начальницей.

– Можно мне подвезти вас? Я свободен, и делать мне совершенно нечего.

Лин поблагодарила его. Они договорились встретиться через десять минут на эспланаде – большой полукруглой бетонной площадке, где разрешалось оставлять машины членам больничного совета и приезжим консультантам. Том, будучи простым врачом, держал свою машину в гаражах за больницей, и ему надо было сходить за ней.

По дороге Лин заглянула в общую комнату, но она была пуста. По привычке бросила взгляд на затянутую зеленым сукном полку для писем, словно ожидая увидеть на одном из конвертов почерк Перри. Затем мысленно захлопнула дверь за этими воспоминаниями и вышла из здания больницы.

Из-за угла главного здания вывернула машина Тома и подъехала к Лин. Том распахнул дверцу, она села; старая, но ухоженная машина, нервно дернувшись, поехала. В это же время к главному зданию подъехал еще один автомобиль. Его водитель обернулся на смех Лин, слегка поклонился и, выйдя из машины, направился к входу. Это был Уорнер Бельмонт.

Две недели спустя Лин сообщили, что она принята обратно в Бродфилд. Ожидание кончилось, и она почувствовала облегчение. Жаль было покидать Эмберли; Мэри и Деннису не хотелось отпускать ее, но она знала, что всегда может вернуться сюда и ей будут рады.

Мэри потребовала от нее пообещать, что она навестит их в первый же свободный день, а затем невинно добавила:

– А ты не могла бы привезти с собой того милого молодого доктора, который подвозил тебя последний раз?

– Доктора Дринана? Не знаю, будет ли он свободен.

– А если будет?

– Если будет, я обязательно скажу ему, что вы его приглашаете.

– А ты-то хотела бы, чтобы он приехал? Лин отвернулась.

– Мне было бы приятно привезти его к вам на денек. Его родные в Белфасте, и он ездит туда лишь во время отпуска, – уклончиво ответила она.

Мэри нахмурилась:

– Похоже, что ты жалеешь его. Лучше бы тебе было приятно свозить его к нам просто ради его общества.

– Но мне правда приятно! – запротестовала Лин. – Мне лишь кажется, что не стоит отнимать у него слишком много времени.

– А если он сам не против? – рассмеялась Мэри. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Что из-за Перри у милого доктора Дринана нет никаких шансов. Но я видела, какими глазами он на тебя смотрит. Мне кажется, ты недооцениваешь его готовность ждать, пока ты забудешь Перри...

– Ему незачем ждать!

Мэри покачала головой и мудро промолчала.

В Бродфилде Лин с благодарностью узнала, что начальница сдержала свое обещание. Лин будет жить в своей прежней комнате сестринского корпуса, окнами в сад. Ей всегда нравилась эта комната, но она понимала, что надо подавить в себе излишнюю сентиментальность. Войдя в комнату, она первым делом принялась распаковывать вещи. Она развешивала платья в шкафу, заполняла ящики, расставляла по привычным местам фотографии. Портрет отца сюда. Мамин – сюда. Посередине полки осталось пустое место, раньше здесь стояла фотография в серебряной рамке... Хотя можно немного подвинуть к центру мамин портрет, и папин тоже... Вот и все. Теперь уже не кажется, что чего-то не хватает. Осталось лишь ощущение невосполнимой пустоты в сердце у их дочери Лин.

Утро у нее было свободно, но она переоделась и была готова к ленчу уже в полдень. В столовой она приободрилась – другие медсестры радостно приветствовали ее. Хотя она заметила несколько новых лиц, все остальное было по-прежнему. Еда... Старшая сестра... Начальница... Казалось, это все незыблемо и вечно. Так приятно было снова слышать их голоса и быть среди них. Лин чувствовала, что вернулась домой.

Чуть позже она снова поговорила с начальницей.

– Сестра, я назначаю вас временно в операционную. Ваша сменщица – сестра Крэддок. Ведь у вас есть совсем недавний опыт такой работы?

– До отделения Бартрам я работала под началом мистера Кельвина, – пробормотала Лин.

– Я знаю. Потому и ставлю вас туда. Хотя мистера Кельвина там больше нет. Сегодня оперируют мистер Бельмонт и мистер Палмер. Мне бы хотелось, чтобы вы сейчас же предупредили сестру Крэддок, что будете работать в паре.

Операционная. То место, где забывают обо всех собственных горестях, где работа поглощает тебя целиком без остатка. Как раз то, что ей нужно сейчас. Однако Лин почувствовала, как учащенно забилось ее сердце. Теперь ей придется столкнуться с Уорнером Бельмонтом куда раньше, чем она могла предположить.

Вряд ли у нее в операционной будет время поблагодарить его за то, что он сделал. Но она не сомневалась, что он помнит их встречу и, увидя ее за работой, порадуется, что она последовала его совету. Эта мысль доставляла ей странное удовольствие.

В операционном отделении, однако, ее поджидала неприятность. В дезинфекционной она обнаружила двух стажеров, пытающихся выглядеть деловитыми, но занимающихся исключительно болтовней, медсестру второго года, стерилизующую и подсчитывающую инструменты, еще одну сестру, которая готовила тампоны; но сестры Крэддок не было.

– Заболела. Начальница передала, что заменяете ее вы, – был лаконичный ответ на вопрос Лин.

– Я?

– Ну да. Вы ведь старшая по должности.

– Да, но...

– Надо сказать, не повезло вам. В первое дежурство, да еще с У.Б.! Палмер по сравнению с ним просто овечка. Я слышала, он и старшую сестру может в порошок стереть.

– Умеете вы подбодрить, – невесело отозвалась Лин, надевая халат и собираясь мыть руки. – Кто оперирует первым и что за операция?

– У.Б., коленная чашечка. Рентгеновские снимки в кабинете, если хотите взглянуть на них до его прихода.

Лин просмотрела снимки и в ожидании хирургов зашла в операционную; с каждой секундой к ней все больше возвращался интерес к работе и уверенность в себе. Она принадлежала этому миру. Здесь можно было забыть обо всем.

Это был демонстрационный день, и в комнате, отделенной от операционной стеклянной перегородкой, начинали собираться студенты медицинской школы. Вошел Том Дринан, исполняющий обязанности анестезиолога, его глаза поверх маски улыбнулись Лин. Хирурги появились вместе, рассматривая снимки и обсуждая предстоящую операцию. Все было готово, за исключением пациента.

Лин ступила в круг света, очерченный дуговыми лампами, проверяя порядок в наборе разложенных инструментов. Как главный ассистент, она должна была подавать их по требованию хирурга и даже предвосхищая его просьбы. Она знала, что и Бельмонт и Палмер уже подошли к операционному столу, но не поднимала глаз от инструментария, пока не услышала знакомый резкий голос:

– Где сестра Крэддок?

Тогда ее глаза встретились с глазами Уорнера Бельмонта.

– Сестра Крэддок больна, сэр, – спокойно ответила она. – Ее заменяю я.

С минуту он молча смотрел на Лин, затем удивление на его лице сменилось раздраженной недоверчивостью. Когда он заговорил, то обращался уже не к Лин, а ко второму хирургу.

– Ну уж, – воскликнул он, – этого я не потерплю! Неужели начальница рассчитывает, что я буду работать с сестрой, не имеющей опыта?

Мистер Палмер повернулся к Лин.

– Разве у вас нет опыта работы в операционной, сестра? – спросил он.

– У нее его нет, она мне сама говорила. Более того, мне известно, что у нее вообще был перерыв в работе не менее двух месяцев, – ответил за нее Уорнер Бельмонт. – Извините, но я вынужден настоять, чтобы прислали замену. Если необходимо, пусть задержат доставку первого пациента. – Он повернулся спиной к Лин. И после недолгого молчания произнес: – Я буду работать с сестрой Эйнджел или с сестрой Пейнтер, если кто-нибудь из них свободен. Выясните это, сестра, будьте любезны.

В операционной повисло напряженное молчание. Лин передала приказание хирурга стажеру и, почти задыхаясь от унижения, вышла из круга света. Ее лишили права участвовать в работе, той работе, к которой она собиралась приступить всего несколько минут назад с такой гордостью и уверенностью. Хирурги тихо переговаривались между собой. Лин знала, что Том смотрит на нее с теплым сочувствием, но не могла заставить себя посмотреть на него. Слишком явно на ее лице сейчас была написана оскорбленная гордость, не хватало только, чтобы Том начал жалеть ее.

Она с облегчением вздохнула, когда ее место у стола заняла сестра Эйнджел и в операционную ввезли на каталке пациента.

Теперь все личные качестве каждого из них, казалось, потеряли свое значение по сравнению с чудом мастерства и знаниями обоих хирургов.

Лин следила за работой, которая всегда очаровывала ее. Настроение немного поднялось. Если бы Уорнер Бельмонт хотел унизить ее, он не мог выбрать лучший способ – перед своими коллегами, перед студентами, перед равными ей и даже подчиненными сестрами... Но она знала, что он был вправе поступить так. Хирург должен быть абсолютно уверен в своих ассистентах, в противном случае пострадает его работа. В конце концов, здесь она была не более чем инструментом в его руках. Его долг был отложить инструмент, в котором он не уверен. Как профессионал, она вполне понимала мистера Бельмонта и не обижалась.