Текст книги "В плену грез"
Автор книги: Джейн Донелли
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Мало кто знал, но в детстве он перенес инфекционный ревматизм и с тех пор страдает от сердечной недостаточности.
– Никогда раньше не видела его в таком состоянии.
– Он слишком много работает. Никогда не щадил себя. Не собирался сдаваться. Переутомление и беспокойство – вот настоящие убийцы. – Он внимательно посмотрел на нее своими проницательными глазами, и она поняла, что он знает об Адаме.
– Я позабочусь о нем, – заверила она тихим голосом.
– Ты хорошая девушка, Либби.
Она проводила его до двери, и не успела его машина скрыться из виду, как из подъездной аллеи показался Ян.
– Пойдем в дом, – сказал он, прежде чем она успела произнести хоть слово.
– Ты видел его? – Ян кивнул, ведя ее через холл в гостиную. – Ты сказал ему?
– Да.
– Что? Повтори мне, что ты ему сказал и что ответил Адам.
– Я сказал ему, что у твоего дяди сердечный приступ и что ты свяжешься с ним как только сможешь. Он сказал, что очень сожалеет.
– Ничего больше?
Едва скрывая раздражение, Ян воскликнул:
– А чего еще ты ожидала? Что он передаст тебе любовное послание или добрые пожелания? Он был не очень-то расположен много говорить, тем более понимая, что ему придется все это передать через меня. Ты понимаешь это?
– Прости. Я требую от тебя слишком многого, Ян. Думаю, что я требую слишком многого от всех.
– Нет, это не так, – поспешил он опровергнуть ее, – ты никогда не сможешь попросить от меня слишком многого, ты знаешь это. И тебе не стоит переживать за дядю. Он наверняка скоро поправится.
– Думаю, мне лучше пойти посмотреть, как Эми справляется с этим, – решила Либби.
Эми поднялась наверх с горячим напитком и увидела, что Грэм Мэйсон спит. Затем она спустилась вниз и сидела за кухонным столом с чашкой чая, когда Либби с Яном заглянули к ней.
– Это все из-за этих треволнений, в этом вся причина, – проговорила она ворчливо.
– Доктор Элмс сказал, что у него с самого детства слабое сердце. Теперь, когда мы знаем об этом, мы позаботимся о нем, – заверила ее Либби.
– Больше никаких треволнений? – бросила Эми на нее острый взгляд.
Они с Яном смотрели на нее в ожидании ответа.
– Больше никаких, – твердо пообещала Либби.
Грэм Мэйсон оправился быстро. После крепкого ночного сна, хотя и под воздействием успокаивающего, он порывался встать. Но Либби приказала:
– Ты не сделаешь ничего подобного. Доктор Элмс меня за это убьет.
И Мэйсон улыбнулся ей, оставаясь в постели:
– Ты тиран. Ты знаешь об этом?
– Пусть буду тираном, но ты все равно никуда отсюда не выйдешь.
К ним звонили по телефону, наведывались, желая узнать, как он себя чувствует, и Либби понимала, что большинство этих людей винят в этом ее.
Пока дядя Грэй был болен, ей необходимо было быть рядом, ухаживать за ним. Адам поймет это. Она надеялась, что он позвонит, и была несколько удивлена, не дождавшись от него звонка. Все остальные звонили беспрестанно.
Голос Дженни был таким сочувствующим и встревоженным, словно Грэм Мэйсон внезапно умер.
– Либби, это правда, что у твоего дяди сердечный приступ? Как ужасно! Как он себя чувствует?
– Сидит, диктует письма, – ответила Либби.
Дженни продолжала говорить, как она огорчена, причем в каждом ее слове слышался укор.
Мэйсон быстро поправлялся, но теперь Либби знала, что в его высоком сильном теле помещается «предатель». Он казался таким мощным, таким колоссом, но у него было уязвимое место, которое могло низвести его на нет. «Беспокойство – это убийца», – сказал доктор Элмс, и это означало только одно: она должна прекратить встречаться с Адамом. Она столь многим была обязана дяде и сейчас должна была поступиться этим ради него.
До конца недели она ухаживала за ним так же заботливо, как он за ней на протяжении всего ее детства. Она ни разу не вышла из дому, и в конце концов он сам начал упрашивать ее пойти прогуляться.
– Я же не инвалид, ты же знаешь. Это просто неприятная штука, с которой я научился уживаться еще много лет тому назад. Заверяю тебя, я проживу до ста лет.
– Нисколько не сомневаюсь. Я лично прослежу за этим.
Глава 6
В понедельник Грэм Мэйсон вновь приступил к работе, и Либби отправилась на поиски Адама. Она знала, что скажет ему, и была не настолько уверена в себе, чтобы решиться пойти в Сторожку лесника. Там, именно там и может состояться решительный разговор. Он может прикоснуться к ней, заключить ее в свои объятия, и, стоит ему только сделать это, она погибла.
Ей было известно время обеденного перерыва на стройплощадке, а также то, что большинство строителей обедают в столовой напротив. Там она и дождется Адама. Тогда она и скажет ему все, стоя на улице или сидя в машине.
Она приехала раньше, припарковалась в таком месте, откуда можно было наблюдать за стройплощадкой, не привлекая к себе внимания. Она видела рабочих, проходивших мимо по двое-трое, но Адама среди них не было. Наконец вышла из машины. На стройплощадке оставалось еще несколько человек. Некоторые, видимо, питались сандвичами, игнорируя столовую, а у других, возможно, перерыв был в другое время. Она обратилась к одному из них:
– Не скажете, Адам Роско здесь?
– Нет, – ответил тот. – Он ушел.
– Ушел? Куда?
– Почем я знаю, мисс. Но он больше здесь не работает.
Она могла бы обратиться к десятнику. Может, он знает. У Адама должны были быть здесь друзья. Возможно, он сказал им. На мгновение ее охватила паника, комок подступил к горлу. Она поблагодарила рабочего и вернулась к машине.
Ей придется идти в Сторожку.
Либби торопилась всю дорогу. Ей часто приходилось так делать, но тогда она стремилась добраться туда как можно скорее: повесить на стену картину или привести в порядок цветы. Для нее это было равносильно игре в кукольный домик, как сказал об этом Адам. По-видимому, он был прав. Но сейчас она спешила туда потому, что страшилась того, что ей предстояло сделать.
Дверь была закрыта. Ну так это в порядке вещей, разве не так? Его могло и не быть дома – на работе или на прогулке. Трудно было ожидать, что в такой день он будет сидеть за закрытыми дверями. У нее был ключ. Она принесла его, чтобы вернуть. Она вставила его в скважину и повернула. Не успела она отворить дверь и войти внутрь, как ей все сразу стало понятно. В доме было холодно, хотя на улице светило жаркое солнце. Мебель была на месте, занавески – на окнах, но Адам здесь уже не жил. Исчезли все вещи, которые путешествовали вместе с ним.
Она позвала, хотя и знала, что это бесполезно. Поднялась наверх. Кровать была не застелена, а два огромных чемодана исчезли. Это был пустой дом, и ее бросило в дрожь.
У нее не было даже клочка бумаги и ручки, чтобы оставить записку, на случай если он вдруг вернется, и она, сняв с шеи зеленый шарф, оставила его на столе. Не пройдет и нескольких дней после того, как станет известно, что в доме никто не живет, как в окнах будут снова выбиты все стекла и из него утащут все, что только можно взять. Тем не менее она закрыла дверь на замок.
На краю вырубки она оглянулась и почти воочию увидела, как окна зияют пустыми глазницами и ветер свистит в их проемах. Она подумала, что через месяц – максимум через два он будет выглядеть так же, как до прихода сюда Адама. Там ничего не останется. Ничего, что напоминало бы о его пребывании здесь.
Весь остаток дня она провела в поисках. Ездила по тем местам, где они бывали вместе. Джаз-клуб. Он был закрыт, но женщина, живущая по соседству, подсказала, где можно найти владельцев клуба, которые дали ей адрес Никки. Он жил в одном из самых старых предместий Бирмингема, некоторые дома в котором были ровесниками века. Большинство из них нуждались в покраске. Дом под номером шесть был трехэтажным зданием. У входа, сбоку, висело пять дощечек со звонками и именами напротив них: Джэксон, Тэйлор, Саттини, Фэллон и Фрис.
Она нажала на кнопку с фамилией Саттини, так как это была единственная с инициалом «Н». Дверь открыл сам Никки. В руке у него была книга, с пальцем внутри, на нужной странице.
– Извините, что беспокою вас, – начала она. – Вы не знаете, куда уехал Адам?
Он медленно покачал головой:
– Нет, мэм, й-а не знаю, куда.
– Он ничего вам не говорил? Не оставил адреса?
– Он мне ничего не сказал.
Ей оставалось только гадать, говорит ли он правду или Адам просил его отвечать именно так, если она придет сюда с расспросами, но его темные глаза спокойно выдержали ее взгляд.
– Если вы услышите что-либо о нем, – попросила она, – дайте мне знать, пожалуйста.
– Обязательно.
Она оставила ему свой адрес.
– Не забудете? Это очень важно.
– Не забуду.
Больше, казалось, говорить было не о чем, однако ей было трудно уйти. Она чувствовала, что им вдвоем есть что вспомнить.
– Вы видели его после того, как мы в последний раз приходили в клуб?
– Нет.
– Благодарю вас. – Ей ничего не оставалось, как повернуться и уйти, и вдруг он проговорил ей вслед:
– Это не мое дело, й-а думаю, но почему вы пытаетесь его найти?
Она прикусила губу.
– Мне хотелось сказать ему «до свидания», вот и все.
Его лицо оставалось бесстрастным. Он произнес мягким размеренным голосом:
– Если й-а встречу его снова, й-а передам ему ваше «до свидания».
В этот день она побывала и в других местах. Еще раз съездила на стройплощадку, где десятник сказал ей, что Роско в пятницу попросил свои бумаги и ушел, не объяснив причины своего увольнения и не оставив своего адреса. Вот так-то.
Никто не смог ей помочь в этот день. Никто ничего не знал, и в конце концов она вернулась домой ни с чем.
Эми смотрела на нее выжидающе, и Либби неожиданно сообщила ей:
– Ходила попрощаться с Адамом, но напрасно старалась: он уехал.
– Куда?
– Не знаю. Никто не знает.
– Это, – произнесла Эми твердо, – самая хорошая новость после окончания войны. Наконец-то ты от него отделалась, мы все от него отделались.
– Неужели? – Либби села на стул и принялась почесывать Каффе за левым ухом. Неизвестно почему, но он предпочитал левое ухо правому. – Я так не думаю.
– Ты согласишься с этим, вот увидишь. – Эми не могла скрыть чувство глубокого удовлетворения. – Через пару месяцев ты удивишься: кто это такой? Если он вдруг опять объявится здесь. И тебе придется признать, что таких, как господин Ян, считанные единицы: у него есть все, что тебе нужно для жизни.
– Ты так думаешь? – спросила Либби, поглядев на Эми снизу вверх. Только это не было слепым увлечением. Я все время думала, что же это было. Я чувствовала, что мне нравится быть с Адамом, что все представлялось совсем в другом цвете, когда я была рядом с ним. Поверь, я ушла бы с Адамом, если бы дядя не заболел.
– Не смей так говорить! – потребовала Эми резким тоном.
– Я остаюсь здесь только из-за дяди Грэя. Но не тешь себя надеждой, что я выйду замуж за Яна.
Эми попыталась улыбнуться, но что-то во взгляде Либби ее остановило. У нее были глаза матери, но неожиданно Эми вспомнила, что такой же взгляд был у Грэма Мэйсона, когда он услышал о смерти своего брата и матери Либби. Словно лучшая часть его самого умерла вместе с ними. Эми не хотела думать и вспоминать об этом. Она сказала:
– У тебя с самого утра не было ни маковой росинки во рту, я уверена. Давай, я приготовлю тебе чай.
– Не беспокойся ради меня. – Но Эми уже засуетилась, и Либби поднялась к себе в комнату. Она переоделась.
Спустившись вниз, Либби остановилась на пороге кухни и закусила губу, едва сдержав возглас удивления, граничившего с ужасом: Эми подала к чаю столько всего, что хватило бы для праздничного или торжественного стола.
Грэм Мэйсон вернулся с работы немного раньше обычного.
– У меня все в порядке, – успокоил он Либби, – но я подумал, что для первого дня лучше не переусердствовать.
– Ты действительно прекрасно выглядишь! Давно пора начать относиться так же к работе повседневно.
– Перестань меня запугивать, – улыбнулся он, – с меня достаточно, что ты занималась этим, пользуясь моей беспомощностью. – Стол был накрыт только на одного, и он посмотрел на нее вопросительно: – Что, мы больше не едим вместе?
– Только сегодня вечером: Эми устроила такой сытный полдник.
Либби сидела напротив него и наливала ему супа. Она как будто прочитала его мысли:
– Я сегодня весь день провела в поисках Адама. Мне хотелось попрощаться с ним. – Грэм Мэйсон подождал. – Он уехал, и, по-видимому, никто не знает куда.
– Понятно. Я, бесспорно, рад.
– Несомненно.
– Полагаю, тебе не хочется слушать все эти банальности о том, что это все к лучшему, о том, как скоро все это забудется. Это все – чистая правда, но, боюсь, ты еще не готова согласиться с этим.
– Нет, – ответила она и пододвинула ему тарелку с супом.
«Ты уже не ребенок, – подумал он. – Ты могла бы дожить до старости, оставаясь такой же ранимой. Многим это удается, пока жизнь не тряхнет как следует».
– Сегодня вечером, – сообщил он, – я иду к Элмсам. А ты чем собираешься заняться?
– Не знаю. Я еще об этом не думала.
– А разве Ян тебе ничего не говорил о встрече с Биллом и Сью?
Возможно, и говорил. Когда несколько недель назад они были у них, была договоренность о следующей встрече, но Либби не могла вспомнить, на какое число.
Ян заехал за ней в семь часов, и она уже была готова. Они снова поехали к Калтерам, и все было как в старые добрые времена. Почти так же, как в старые времена. Сью Калтер преподавала искусствоведение в местной общеобразовательной школе и занималась настенной живописью, практикуясь на всех стенах своей гостиной. Ее захватила идея превратить эту комнату в нечто, напоминающее западный берег Шотландии. Калтеры провели там свой медовый месяц, и Сью по возвращении домой захотелось увековечить этот пейзаж. Идея была грандиозной, но поскольку живопись была настенной, ее осуществление продвигалось довольно медленно. Кроме того, Билл опасался, что по возвращении из Сицилии, где они собирались провести отпуск в этом году, Сью может все это соскоблить и приняться за новый пейзаж.
Она встретила Яна и Либби восторженным воплем. Сью знала Либби с детских лет и была чрезвычайно привязана к ней. Она и к Яну относилась с большой симпатией. У нее были длинные светлые волосы, которые стали волнистыми от кухонной жары. На ней были плотно облегающие жилет и джинсы бледно-голубого цвета.
– Мы предлагаем, как и в прошлый раз, поужинать дома, – сказала она. – Если вы, конечно, не возражаете. Я осваиваю новый рецепт.
Из кухни доносился аппетитный запах. Когда она принесла блюдо с кухни и с гордостью водрузила его на стол, раздались восторженные возгласы.
Билл занимался научно-исследовательской работой в области химии. Это был впечатлительный молодой человек – один из тех, кого в простонародье называют «очкариками». Они с Яном всегда находили общий язык. Сейчас они разговаривали о политике, потом перешли к обсуждению новой машины Билла, а Либби и Сью в это время болтали обо всем и ни о чем в частности.
Блюдо было действительно замечательное: фаршированный цыпленок с салатом из жерухи, бананов, апельсинов, сыра и изюма. Когда Сью поднялась, чтобы приготовить кофе, Либби пошла с ней на кухню. Там Сью плотно прикрыла за собой дверь.
– А теперь рассказывай, что происходит, – потребовала она.
– О чем?
– Ты же знаешь. Об Адаме Роско. Я наслышалась всяческих сказок об этом.
Либби нисколько не сомневалась в этом. Она ответила спокойным голосом:
– Он уехал. Все кончено.
– О! – воскликнула Сью, словно была разочарована этим сообщением. Ей действительно нравился Ян. С того момента, как Либби привела его с собой, они с Биллом прекрасно ладили друг с другом. Он был прекрасным партнером, и теперь Либби собиралась остановить свой выбор на нем, чему она была чрезвычайно рада. Тем не менее Сью считала, что было бы интересно познакомиться с этим другим мужчиной, о котором так много говорят. – Что он из себя представляет? – спросила она. – Здесь только о нем и говорят.
– Да, это так, – согласилась Либби.
Через прикрытую дверь был слышен вопль Билла, требовавшего кофе, и Сью произнесла с гримасой:
– Ох уж эти мне мужчины! Они убеждены в том, что рождены для того, чтобы их обслуживали.
Но вслед за воплем появился и сам Билл, готовый нести поднос, и это прервало ее на полуслове.
У нее было еще множество вопросов к Либби. Она чуть не вытолкала Билла взашей, убежденная в том, что у него станет ума, чтобы сообразить: если она прикрыла за собой дверь, значит, ей нужно поговорить по секрету.
– Приятная пара, – заметил Ян, когда они в полночь направлялись к ее дому. – Видно, семейная жизнь им на пользу, правда? – Она повернулась к нему лицом, и он произнес успокаивающе: – Я просто поделился своим впечатлением. Это прекрасная пара, и они счастливы, вот и все.
Либби ничего не ответила. Сидела притихшая и отрешенная от всего, и он проклинал себя за то, что поторопил события. Он мог ждать. Ему оставалось теперь только ждать, поскольку время было его единственным союзником.
В тот же вечер Сью, сидя на постели, обратилась к Биллу, который лежал рядом с ней, с головой накрывшись простыней:
– Надеюсь, все это недоразумение с Либби пройдет, не оставив никаких последствий.
– Ты это о чем? – Билл повернулся на спину и уставился на нее непонимающим взглядом.
Она пояснила:
– Я имею в виду того, другого. Надеюсь, это у нее мимолетное увлечение, так как мне не хотелось бы думать, что это достаточно серьезно.
– Кто этот «другой»? – вопрошал Билл полусонным голосом, и Сью вздохнула с досадой:
– Ох, спи уж! Откровенно говоря, я не верю, чтобы ты слышал хоть слово из того, о чем я тебе говорила!
Еще задолго до этого она поделилась с ним той «новостью», как только услышала ее сама, но он пропустил это мимо ушей, продолжая читать газету или решать свои уравнения. Она была в курсе и не придавала этому большого значения, но сегодня вечером Либби показалась ей совсем другим человеком, и это ее обеспокоило.
– В любом случае, – вдруг заметил Билл, – она снова с Яном, не так ли? Он в порядке, парень что надо.
Это так. Сью была с этим согласна. Билл снова накрылся простынью с головой, и она посмотрела на него с нежной улыбкой. Она безмерно любила своего Билла, который тоже был в порядке, парнем что надо. Она с благодарностью подумала, что ей ни разу не пришлось испытать того одиночества, которое на мгновение мелькнула в глазах Либби.
Не прошло и месяца, как об Адаме Роско уже никто не заводил разговора, по крайней мере, в «Грей Муллионсе» или в присутствии Либби. Она твердо вернулась к прежнему образу жизни: помогала Эми, занималась домашними делами, ездила за покупками, развлекалась, ходила в гости. Это была веселая, беззаботная, полнокровная жизнь, и Ян был всегда рядом.
Два-три раза в неделю она ходила с Каффой за холмы, но только спустя около двух месяцев после исчезновения Адама впервые решилась подойти к Сторожке лесника. Да и это произошло скорее случайно. Они брели в этом направлении, и ей пришла в голову мысль проверить, не побывали ли там хулиганы. Это придало прогулке какую-то цель.
Каффа не забыл туда дорогу. Его возбуждение росло по мере приближения к домику, так что к концу пути он перешел на галоп и бежал далеко впереди. Он лаял перед дверью, когда Либби подошла к дому. По чистой случайности ключ оказался при ней, продолжая висеть на ее брелоке, и она не могла понять, почему не отцепила его и не выбросила прочь.
Все окна были целы, и, поворачивая ключ в замке, она подумала, а вдруг он вернулся. «Вдруг я толкну дверь и увижу Адама, стоящего посредине комнаты?» От этой мысли руки у нее стали словно ватные, и она с трудом повернула ключ и толкнула дверь. Однако комната была пустой, ее шарфик по-прежнему лежал на столе. Каффа издал жалобный вой, и она, схватив его за загривок, проговорила:
– Он уехал, Каффа. Он навсегда уехал.
В доме снова отдавало затхлостью. На стенах был заметен влажный блеск, было холодно и неуютно. Не зная зачем, она развела огонь. Это было не только бессмысленное, но и вредное занятие: от тепла коврики и занавески быстрее заплесневеют и испортятся. Хотя кому они теперь были нужны?
Они пробыли в домике около часа, и Каффа неоднократно навострял уши и начинал скрестись в дверь, просясь наружу. Но оказываясь каждый раз на улице, он понимал, что звуки принадлежали не тому, кого он ожидал увидеть, и возвращался назад, прижав хвост и опустив уши.
Однажды вечером она поехала в джаз-клуб. В этот вечер она была полностью предоставлена самой себе. Дядя Грэй был у кого-то в гостях, и она собиралась предаться безделью, сидя у горящего камина. Но ей не удавалось расслабиться: ее охватило чувство непорочного беспокойства. Тогда она села в машину, собираясь либо посмотреть какой-нибудь фильм, либо проведать кого-либо из друзей, но вдруг вспомнила о джаз-клубе. О Никки и его трубе. Ей захотелось снова послушать его, а почему бы и нет?
Там все оставалось по-прежнему. Да и что могло измениться за тот короткий срок, когда она была здесь в последний раз, менее четырех месяцев назад. Тем не менее она ожидала и здесь каких-то перемен. Ведь все остальное изменилось.
Сегодня в программе были народные песни в исполнении бородатого, но очень молодого парня. Он гнусавым голосом пел песни протеста, а Либби ела свои спагетти и хотела, чтобы он поскорее закончил свое пение. Она спросила официантку, будет ли сегодня выступать Никки, и девушка ответила:
– Обязательно. Он выступает каждый вечер. У него серебряная труба, не правда ли?
Публика вяло похлопала исполнителю народных песен, затем несколько пар вышли танцевать под музыку квартета, который играл популярные мелодии. И вот на сцену вышел Никки, танцоры моментально расселись по своим местам, и в зале наступила мертвая тишина. Либби сидела закрыв глаза, полностью отдавшись во власть музыки. Иногда звуки были такими пронизывающими, что причиняли боль. Но в следующее мгновение они нисходили до шепота, напоминая дуновение ветра над холмами. Эта музыка, несомненно, была пронизана таким чувством полнейшего одиночества, что, когда она затихла, было приятно услышать аплодисменты, хотя бы для того, чтобы убедиться, что вокруг тебя находятся люди.
Никки увидел ее, проходя мимо ее столика, когда все еще продолжали хлопать, и она улыбнулась ему:
– Было просто чудесно.
– Благодарю вас, мэм.
– У вас нет никаких вестей от Адама?
– Нет.
– Если что-либо узнаете о нем, не забудьте, что вы обещали дать мне знать?
– Для того, чтобы вы могли сказать ему «до свидания»? – В его голосе слышалась ирония, и Либби покраснела.
– Мне его так не хватает, – призналась она. Он слегка наклонил голову, и она продолжала: – Где вы с ним познакомились? Я имею в виду, встретились впервые?
– В порту. Й-а только что приехал, а он там работал. Он был для меня хорошим другом.
Ей хотелось побольше узнать об их взаимоотношениях, о чем они беседовали и всевозможные подробности.
– Расскажите мне о нем. Пожалуйста, присаживайтесь и расскажите.
Но Никки, продолжая стоять, мягко произнес:
– Й-а полагаю, все, что Адам хотел вам сообщить о себе, он рассказал вам.
И Либби почувствовала, что Никки догадался о том, что она подвела Адама. Он не осуждал ее. На его спокойном чернокожем лице была только жалость и сочувствие.
После этих слов трубач прошел дальше, к соседнему столику…
Когда кончилось лето, стало труднее добираться до Сторожки лесника, но Либби тем не менее умудрялась ходить туда по крайней мере каждую неделю. Даже оставалась там ночевать. А дяде Грэю говорила, что была у своей подруги Джуны Гриффитс.
Либби не могла объяснить, почему ее все время тянуло в Сторожку. Домик стоял в такой глуши, что было совсем не опасно, впрочем, об этом она и не думала. Так просто было развести огонь и задернуть занавески.
В ту ночь с ней, как обычно, был Каффа, и она с удовольствием уснула около огня, завернувшись в коврик. На следующее утро вернулась домой, и никто ничего не заподозрил.
Но Яну это стало известно еще тогда, когда Либби осталась там во второй раз. Через неделю после этого он пришел вечером, и, открыв ему дверь, она сразу заподозрила неладное. Дяди Грэя дома не было, и Либби провела Яна в гостиную. Затем спросила:
– В чем дело?
– Ты о чем?
– Почему ты смотришь, как сыч?
– Разве? – Он сделал над собой усилие, чтобы придать лицу более приятное выражение, но ему это не удалось.
– Да, ты права, я знаю, что это так. Либби, ты не ночевала у Гриффитс на прошлой неделе, как говорила мне!
– Как тебе удалось узнать об этом?
– Я случайно встретился с братом Джуны.
Ян познакомился с Джуной и Максом через Либби. Эта встреча была конечно же случайной. Но могло быть и так, что ее подстроил сам Ян.
– И ты у него перепроверил? – спросила она.
– Я бы не сказал так. В любом случае, ты солгала, не так ли? Ты у них не была. Макс сказал, что они давно тебя не видели. Он передал тебе привет и спросил, как ты поживаешь.
– Очень мило с его стороны.
– Так где же ты была?
– Это мое дело, – ответила Либби спокойным голосом. Но его голос был далеко не спокойным.
– Я хочу жениться на тебе. Разве это не имеет никакого значения? Тебе не кажется, что я могу рассчитывать на то, чтобы знать, где ты проводишь ночи?
– Нет. Не кажется, – прозвучал холодный ответ.
– Ты была с Роско?
– Нет.
– Я не верю тебе. Где же еще ты могла быть?
Справедливости ради пора было кончать со всем этим. Было жестоко по отношению к Яну заставлять его надеяться на то, что в скором времени она станет снова прежней Либби. И она произнесла решительно:
– Хорошо, я была с Адамом.
– Нет! – Еще секунду назад он был готов поверить этому, но сейчас был ошеломлен. Ян схватил ее за плечи, резко повернув к себе лицом в надежде услышать слова опровержения. – Либби, ты не была с ним, ты не могла быть с ним!
– Адам был моим любовником. И продолжает им быть.
– Зачем ты это говоришь? – У него на лице отразилось замешательство и такая боль, что ей на мгновение стало жаль его, но она продолжала упрямо:
– Потому что это правда.
Ян отшвырнул ее от себя с такой силой, что она упала навзничь, и бросил на нее такой взгляд, словно вдруг увидел перед собой что-то уродливое и безобразное.
– Все это время, – прокричал он, – все это время я думал, что ты представляешь собой что-то особенное, и все это время ты принадлежала ему, этому хулигану! – Ян продолжал выкрикивать что-то бессвязное, невразумительное, и, когда Либби не произнесла в ответ ни слова, он вдруг повернулся и стремительно выскочил из комнаты.
Она не ложилась спать, дожидаясь дяди Грэя. Эми ушла спать сразу же после его прихода, и Либби вошла в зал.
– Я хочу с тобой поговорить.
– О чем?
– О Яне. – Если у него и оставались какие-либо сомнения, то они разлетелись в прах. – Сомневаюсь, что он позвонит тебе, но не исключено. Хочу сама рассказать тебе, что произошло.
Племянница проводила дядю до кресла и села сама на табуретку напротив него.
– Полагаю, мы больше не увидим Яна у нас в доме.
– Что так?
– Я сказала ему, что мы с Адамом Роско были любовниками.
В камине оставались только маленькие угольки, но дядя Грэй нагнулся к нему, вытянув вперед руки.
– И вы были ими?
– Нет. Как это ни странно, я полагаю. Адам сделал мне предложение и поцеловал меня всего один раз.
– Очень необычно, – согласился Мэйсон. – Почему же ты тогда ввела Яна в заблуждение?
– На прошлой неделе я ночевала не у Джуны Гриффитс. Он узнал об этом и заподозрил, что я была с Адамом. Я подтвердила, что так оно и было.
– Но зачем?
– Чтобы покончить с этим раз и навсегда. Мне Ян нравится, но не более того. И никогда не будет по-другому. Так или иначе он должен был понять это.
– Где же ты была в таком случае? – последовал вопрос.
– В Сторожке лесника – в домике Адама. Но я была одна. Я не видела его и не слышала о нем ничего с тех пор, как он уехал.
– Что же ты делала в его доме?
– Я часто туда хожу. Он оставил мне ключ.
– Но зачем? В пустую лачугу?
– Это коттедж. Довольно симпатичный. Там на полу лежат коврики, а на окнах висят занавески, и все такое прочее. Я беру дрова и развожу в камине огонь.
– Зачем, Либби? Зачем?
– Думаю, потому, что там жил Адам, пусть и недолго, – медленно ответила она. – Иногда я представляю, что он где-то рядом: на улице, или наверху, или на кухне.
– Нет! – протестующе простонал дядя. – Мое дорогое дитя, ты должна забыть его.
Она повернула голову, и в ее глазах можно было прочесть холодную решимость.
– Даже если мне суждено прожить до ста лет, – сказала она, – я все равно буду помнить каждую минуту, проведенную с ним, каждое его слово. Даже если наступит такое время, когда я забуду свое собственное имя.
Грэм Мэйсон сидел низко опустив голову. На ее лице мелькнула улыбка, и она протянула вперед руку и дотронулась до его руки.
– Ты считаешь все это глупостью? Ты не понимаешь, о чем я говорю?
– Нет, понимаю, – мягко ответил он, – я понимаю также, что уже поздно и нам обоим давно пора быть в постели. Спокойной ночи, моя дорогая.
Она поцеловала его в щеку и, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, а он вспомнил, как целую вечность тому назад в эту комнату вошли они – Барбара и его брат. Барбара, так похожая на Либби, держала руку Джерарда в своей. Их родители были тоже здесь, и Джерард сказал: «У нас для вас новость». И после этого со всех сторон послышались голоса, все заулыбались, раздались возгласы одобрения, смех. Грэм тоже улыбнулся и почувствовал себя так, словно умирает.
Ничего с тех пор не изменилось. Никогда не было другой девушки. Он продолжал любить ее до той минуты, пока три года спустя она не погибла. И с тех пор он продолжал любить память о ней…
Теперь, долгое время спустя после того, как Либби ушла спать, он сидел один. Он хотел счастливой жизни для дочери Барбары. Вот почему он старался удержать Либби подальше от Роско, прибегая при этом к моральному шантажу. И это ничего не дало, поскольку она прогнала Яна прочь.
Но она молода и привлекательна, и, несомненно, будут другие мужчины, которые полюбят ее. Она не должна бессмысленно потратить свою жизнь на этого нищего бродягу. Он пытался успокоить себя таким образом и сидел в холле до тех пор, пока в камине не погасли последние угольки и в помещении не стало холодно…
Либби чистила ванну, когда на следующий день раздался телефонный звонок, и Эми крикнула с нижней ступеньки лестницы:
– Тебя к телефону!
Это была Сью, которая спрашивала:
– Эй, я полагаю, ты видела это?
– Что ты имеешь в виду?
– Бог ты мой! Я думала, что ты уже прочла. В утренней газете – о своем Адаме Роско.
Смерть и несчастье мелькнули словно молния в мозгу Либби. Она с трудом смогла произнести вдруг охрипшим голосом:
– Что?
А Сью продолжала щебетать:
– Ну, это довольно редкая фамилия, не так ли? К тому же есть и фотография – темноволосый, сурового вида, я бы назвала его симпатичным, черт возьми! Это похоже на него?