Текст книги "В плену грез"

Автор книги: Джейн Донелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Она прошла подготовку в области бизнеса, но он и слышать не хотел, чтобы она приобщалась к делам фирмы, хотя она наверняка могла бы быть ему полезной в ведении, по крайней мере, части дел. Если бы только она могла вести для него записи.

– Я разберусь в этом сам, – улыбнулся он, – с чувством, с толком, с расстановкой. А ты иди спать.

– Мне не хочется, чтобы ты оставался здесь и работал допоздна.

– Почему бы и нет? Это помогает мне держаться подальше от грехов.

Она нагнулась и поцеловала его в щеку.

– Обещай мне, что ты ляжешь не слишком поздно.

– Клянусь, – поднял он руку в шутливом жесте, и она тихо удалилась, прикрыв за собой дверь.

Завтрак прошел как обычно. Они просмотрели газеты, почту, поговорили немного. Либби проводила дядю на работу и вернулась в дом, к Эми.

– Думаю, мы могли бы сегодня заняться желтой комнатой, – предложила Эми.

Это была одна из многочисленных комнат, которыми не пользовались годами. Тридцать лет назад она, по желанию бабушки Либби, была обставлена в китайском стиле: стены покрывали панели с парящими золотыми птицами на бледно-желтом фоне, ковры на полу и занавески на окнах были яркого солнечного цвета. Тридцать лет назад все это, по-видимому, выглядело очаровательно. Но сегодня краски пожухли, ковры и занавески выцвели, что создавало эффект заброшенности и ненужности. Несмотря на вылазки Эми и Либби, а порой и других людей, которые оказывались в тот момент под рукой, эта комната производила впечатление мертвой, ненужной и запущенной.

– Какой в этом смысл? – возразила на этот раз Либби. – В этой комнате уже много лет никто не спит и вряд ли когда-либо будет спать.

– Откуда тебе знать?

– И ты в этом еще сомневаешься? Если мне память не изменяет, последний раз в ней ночевали, когда мне было около десяти лет, и с тех пор она стоит закрытая, не считая, конечно, тех случаев, когда мы открываем двери, чтобы проветрить и пропылесосить ее. Давай оставим все, как есть, и забудем об этом?

Для Эми это прозвучало как богохульство, словно ей предложили подмести под ковром или купить варенье в магазине.

– Кроме того, мне нужно уехать, – продолжала Либби.

– Куда? У нас ведь так много дел, – в голосе Эми прозвучали протестующе-просительные нотки, – гораздо больше, чем я могу делать одна, да и ревматизм сегодня дает о себе знать, как никогда раньше.

– Оставь, эти дела могут спокойно подождать до моего возвращения. Вернусь и все их переделаю сама, – успокоила она Эми.

Либби не стала больше терять время. Сегодня утром Адам должен работать в «Свит Орчарде». Она села в малолитражку и уже через пять минут была там.

Солидный, средних размеров дом был расположен так, что почти весь сад можно было видеть прямо с дороги.

Либби ожидала еще издали увидеть там Адама и надеялась окликнуть его прямо с дороги. Но его нигде не было видно. Она подъехала к дому и вышла из машины. Парадная дверь открылась, и из дома вышла госпожа Рейнольдс.

– Привет, Либби, какое прекрасное утро, не правда ли? – приветствовала ее госпожа Рейнольдс с улыбкой на пухленьком лице.

– Да, отличное, – согласилась Либби. – Госпожа Рейнольдс, Адам сегодня работает у вас?

Хозяйка дома продолжала улыбаться, но Либби показалось, что она как-то замешкалась с ответом.

– Нет, его здесь нет. Собственно говоря, я полагаю, он к нам больше не придет.

– Почему так?

– Понимаешь, мужу удалось найти садовника, который согласился приходить к нам регулярно, три раза в неделю, и работать на постоянной основе, а господин Роско не был на это согласен. Он мог уйти от нас в любое время. – Это было вполне логично, но почему-то у госпожи Рейнольдс был слегка виноватый вид.

– А что это за садовник? – спросила Либби. – Я его знаю?

– Нет, я не думаю. Его зовут Джек, а фамилию я не помню.

– Понятно, – сказала Либби, садясь в машину. – Благодарю вас.

– Не стоит благодарности, – ответила госпожа Рейнольдс. Она помахала на прощание рукой и стояла около дома, покуда машина не скрылась за поворотом дороги.

Но Либби не собиралась возвращаться домой до тех пор, пока не увидится с Адамом. Она поедет в коттедж и, если его нет дома, дождется его возвращения.

Когда Либби добралась до вырубки, Каффа уже сидел под дверью Сторожки и лаял как сумасшедший. Адам открыл дверь, и к тому времени, когда она подошла к ним, Каффа успел облизать его с ног до головы.

– Кто кого привел? – спросил Адам, улыбаясь.

– Я была в «Свит Орчарде».

– И что они тебе сказали?

– Что нашли кого-то, кто согласился работать на постоянной основе. Некто Джек.

– Хотелось бы познакомиться с этим Джеком, – усмехнулся Адам.

– Ты не веришь в его существование?

– А ты веришь?

Ей хотелось верить. Она отбрасывала всякую мысль о том, что дядя Грэй может иметь к этому хоть какое-то отношение. Правда, ему ничего не стоило в разговоре с господином Рейнольдсом мимоходом бросить: «Тот парень, что работает у вас садовником. Мне только что стало известно, что у него были какие-то неприятности с полицией. Я велел ему больше не появляться у нас».

– Твой дядя и господин Рейнольдс хорошо знают друг друга? – спросил Адам.

– Это же маленький городок, большинство местных жителей отсюда родом. Большинство прекрасно знают друг друга. Мне жаль, что ты потерял работу, но не думаю, что дядя Грэй как-то связан…

– Забудь об этом. У меня уже есть другая работа. Я приступаю к ней в понедельник. Это на строительной площадке, по дороге за Черными холмами.

– Я сожалею также, что вчера все так произошло. Это так не похоже на дядю Грэя. Он всегда такой добрый и отзывчивый.

– Нисколько не сомневаюсь в этом. – Он не смеялся над ней, но в его словах не было ни капли горечи. Его голос звучал серьезно и спокойно.

– Он так заботится обо мне, – продолжала она. Никогда ни в чем мне не отказывал.

– И сейчас он хочет, чтобы ты не встречалась со мной.

– Да.

Они уже вошли в дом. Из маленькой комнаты доносился ароматный запах крепкого кофе.

– По крайней мере, – констатировал Адам, – ты пришла, чтобы лично сказать мне об этом.

– О чем? Нет, я пришла извиниться. Я не хочу расставаться с тобой.

– А он знает, что ты здесь?

– Нет. Адам, прошу тебя выслушать меня. Я не знаю, что произошло, не понимаю, в чем дело, поскольку это так не похоже на дядю Грэя. – Адам промолчал, и она продолжала в отчаянии: – Но я не хочу причинять ему боль. Поэтому, только короткое время, не могли бы мы встречаться так, чтобы об этом никто не знал? Потом, когда все уляжется… – Она запнулась и умолкла, не слыша от него ни слова в ответ.

– Из этого ничего не выйдет, Либби, – наконец произнес он.

– Выйдет, вот увидишь. Вчера вечером он согласился с тем, что каждый из нас может оставаться при своем мнении. Он больше не будет диктовать свои условия. А через несколько недель, я уверена, он будет готов согласиться с очевидным.

– Что ты имеешь в виду под «очевидным»?

– Наши с тобой отношения.

– Никогда в жизни.

– Почему? – спросила она дрожащим голосом, затаив дыхание.

Он налил кофе в чистую чашку и добавил в свою.

– Присядь, Либби, и я расскажу тебе, почему. – Она села на единственный стул и поднесла чашку ко рту. Кофе был таким горячим, что от первого глотка у нее выступили слезы. – Потому, что я представляю угрозу для осуществления его планов в отношении тебя. Он хочет для тебя надежности и тепла, а я вряд ли олицетворяю надежность.

– Мне не нужна надежность.

– Ты была окружена ею всю жизнь. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, как без нее обходиться?

Как ей хотелось, чтобы он прекратил задавать вопросы, на которые никто не может дать ответ. Она сказала с вызовом:

– Я не хочу, чтобы со мной обращались как с ребенком и выбирали для меня друзей! Для его поведения нет никакого оправдания, но мне не хочется делать это предметом дискуссии. Поэтому, прошу тебя, Адам, помоги мне.

– А что произойдет, если мы натолкнемся на Яна или Дженни, либо на кого-нибудь еще из тех, кто знает тебя всю жизнь?

– Нам нет в этом никакой необходимости. Надеюсь, удача будет сопутствовать нам.

– Тебе всегда везет, Либби, не так ли?

– Полагаю, что да.

– А если я скажу «нет»?

– Не скажешь. – Она просила о такой малости. Только о том, чтобы дать дяде Грэю немного времени.

– Нет, – сказал Адам, – я не скажу «нет». Я хочу встречаться с тобой.

Она почувствовала, будто гора свалилась с плеч, и ей захотелось петь от счастья. Подошла к нему и положила руку ему на плечо:

– Спасибо. Я уверена, что все будет очень хорошо. Обещаю.

– Обязательно, – согласился Адам. – Но сейчас, коль скоро никто не знает, где ты, было бы лучше, если бы ты возвратилась домой. Как ты считаешь?

– Особенно если учесть, что я сказала Эми оставить всю работу до моего возвращения. Она упрямая как осел. С нее станет – поймать меня на слове и просидеть сложа руки весь день. – Она глотнула кофе, и лицо у нее перекосилось. – Не говори мне, что ты пьешь эту отраву. Он такой густой, что его можно есть ложкой.

– Очень бодрит, – усмехнулся Адам. – Если выпить достаточное количество, то и есть не захочется. Мне можно тебя проводить или ты считаешь, что это может испортить всю нашу игру?

– Давай рискнем. – Она снова чувствовала себя превосходно. Взяла Адама под руку и позвала Каффу. – А ты можешь рассказать мне о своих недоразумениях с законом. Что случилось на самом деле?

– Ничего.

– Что означает это «ничего»? – Она повернулась, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ты же сказал, что тебя обвинили в краже со взломом.

– Нет, я такого не говорил. Он спросил, были ли у меня неприятности с полицией, и я ответил, что были. Был ограблен местный гараж. Я в этом не участвовал, но был знаком кое с кем из парней, замешанных в этом деле, поэтому полиция задала мне несколько вопросов.

– И это все? Но ты заставил дядю Грэя подумать, что… Можно мне сказать ему, что против тебя не было выдвинуто даже никакого обвинения?

– Мне совершенно безразлично. Он может придраться к тому, что я водил компанию с плохими людьми.

Она чувствовала, что он может, и спросила:

– Но ты ведь не знал об этом, правда?

– Я не знал, что они собираются ограбить гараж, но мне, конечно, было известно, что они отъявленные негодяи.

– Тогда зачем ты с ними общался?

– Мне было интересно в их компании, – усмехнулся он.

У Либби вдруг подвернулась нога: ненадежная сандалия соскользнула с ноги, и она резко качнулась в сторону Адама. «Эта треклятая обувь!» – возмутилась она. Ремешок лопнул, и подошва сложилась под ногой почти пополам.

– Не слишком удачный выбор для длительных прогулок, – заметил Адам.

– Я не предполагала, что мне придется идти так далеко. Думала ограничиться «Свит Орчардом». Видимо, мне так и придется ковылять всю оставшуюся часть пути.

– Я бы мог пронести тебя всю дорогу на руках.

– Неплохая мысль! – Он легко подхватил ее на руки, и она засмеялась, обхватив его за шею: – Я тяжелая.

– Ты совсем ничего не весишь.

Стоило ей повернуть голову, и она коснулась бы губами его щеки. Вдруг сердце у нее забилось тревожно, с перебоями. Она прошептала:

– Боюсь, я слишком тяжелая, и к тому же, представь, если нас сейчас кто-нибудь увидит?

– Кто-нибудь, вроде Дженни Драйвер?

– С очередным визитом к тебе.

– Или Ян. Или дядя Грэй собственной персоной. Если бы он только мог себе представить, что ты бродишь по холмам и направляешься к моей халупе…

– Откуда тебе известно, что именно этим словом он обозвал твой дом? Твоя халупа на холмах.

Адам разразился веселым смехом. Он опустил ее на землю, наклонился и, сняв сандалию с ноги, перевязал ее так, чтобы подошва сандалии стала более-менее прямой.

– Ну, это же элементарно, – объяснил он. – Как же еще хозяин «Грей Муллионса» может обозвать Сторожку лесника?

Когда они подошли к Семи родникам, Либби сказала:

– Было бы, наверное, лучше, если бы мы попрощались здесь.

– Точно. Зачем испытывать судьбу? – До сих пор им еще никто не попался на пути.

– Так, значит, до вторника, Адам, в половине восьмого? – Они договорились о встрече в небольшом городке, расположенном в десяти милях отсюда, и он кивнул.

– Я буду там.

– Я тоже. Спасибо тебе.

– За что? – спросил он. Он ласково погладил ее по щеке, вглядываясь в ее лицо, словно выискивая там что-то. Она не знала, нашел ли то, что искал. – Тебе не за что меня благодарить, Либби, – возразил он, – и сомневаюсь, что когда-либо будет за что. До вторника.

– До свидания. – Она сжала на мгновение его руку и затем тронулась в путь, вверх по холму.

Ян не позвонил в этот вечер – он пришел. А поскольку минут за десять до этого за Мэйсоном зашел доктор Элмс и они отправились в клуб консервативной партии, то Либби к приходу Яна была одна, если не считать Эми, которая находилась на кухне.

Открыв дверь и увидев Яна, она сказала немного усталым голосом, в котором сквозило едва заметное раздражение:

– Я думала, что ты собирался позвонить.

– Это было вчера.

– Ну заходи. – Она не могла закрыть дверь у него перед носом.

Он последовал за ней, и Эми, выйдя из кухни, заулыбалась, увидев, что это он, и возвратилась на кухню, весьма довольная этим.

– Либби, в городе идет хороший фильм.

– Какой? – Он назвал, и оказалось, что именно этот фильм они собирались посмотреть при первой же возможности. – Мне хотелось бы сходить на него, – сказала она.

– Тогда одевайся и поедем.

Она постояла немного и затем пояснила:

– Хочу, чтоб ты понял раз и навсегда. Мне бы хотелось, чтобы мы остались друзьями, но не может быть и речи о нашей помолвке.

Вне всякого сомнения, Либби приняла твердое решение, и он произнес успокаивающе:

– Я люблю тебя, Либби, и буду рядом с тобой по первому твоему зову, но до этого позволь мне видеть тебя, хотя бы изредка. Клянусь, что не буду тебе досаждать.

Она надела жакет, и они отправились в кинотеатр. После сеанса Ян приехал к ним на кофе. Вернувшись из клуба, Мэйсон с доктором Элмсом застали их у камина в гостиной за обсуждением фильма.

Либби заметила, как просветлело лицо дяди, и почувствовала себя виноватой, поскольку для этого у него не было никаких оснований. Ей понравилось, как она провела вечер. Снова и снова она мысленно возвращалась к Адаму, с нетерпением ожидая вторника, когда вновь увидится с ним, и губы у нее невольно расплывались в улыбке. Однако Ян понимал, что улыбка эта предназначалась не ему. Либби налила всем по чашке кофе и потом пошла проводить Яна до двери.

– Ты завтра придешь к нам? – спросил он. Почти с первых дней знакомства они проводили все воскресные Дни вместе, то у Либби, то у Яна. – Мама ждет тебя.

– Ян, а они знают?

– Что я сделал тебе предложение? Знают, что я собирался, но не знают, что я сделал его.

Это произошло спонтанно. Он сделал бы это гораздо раньше, но что сделано, то сделано. Он полагал, что в создавшейся ситуации его родители вряд ли могли чем-либо помочь. Особенно мать, которая, узнав об этом, устроила бы сцену в старом духе. Ей нравилась Либби. Она с удовольствием взяла бы ее в снохи, но ей и в голову не могло прийти, что Либби не примет с удовольствием обручальное кольцо, как только Ян будет готов ей его предложить.

– Так я заеду за тобой около одиннадцати, – подытожил он.

– Хорошо.

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку после того, как она сказала ему «до свидания», и она закрыла за ним дверь.

Ян приехал за ней на следующее утро, и они отправились к нему домой. Это был приятный просторный дом, обустроенный в современном стиле, с плавательным бассейном в углу внутреннего дворика. Он отличался современным дизайном и интерьером.

Либби всегда с удовольствием приходила сюда. После хаотичности «Грей Муллионса» этот дом был чем-то из области фантастики. Все здесь было рационально, экономично, управлялось с помощью кнопок, в таком доме, как этот, можно было получить любую услугу. Ей нравились и родители Яна, который был так на них похож. От отца он перенял серьезное выражение лица и основательность, а от матери – цвет и разрез глаз. Это были приятные и душевные люди, которые всегда с таким радушием принимали Либби, что она чувствовала себя у них непринужденно и счастливо.

За обедом, в то время как госпожа Блэйни мило болтала о делах на прошедшей неделе и расспрашивала Либби, чем она занималась эти дни, Либби постоянно ощущала на себе взгляд Яна.

– Ничем особенным, – отвечала она. – Мы ходили в театр, правда, Ян, а также в гости к Сью и Биллу.

И Адам. Она познакомилась с Адамом. Именно об этом подумал Ян. Повинуясь неожиданному порыву, она чуть было не рассказала им об этом, но госпожа Блэйни начала делиться впечатлениями о платье, которое купила в среду и которое стоило целое состояние. Она все еще оставалась под сильным впечатлением от этой покупки.

– Но оно действительно шикарное, не так ли, Роб? Оно сделано из тяжелого шелка моего любимого голубого цвета и выглядит очень элегантно.

– Вы должны мне его показать, – по инерции откликнулась Либби.

– Обязательно, – заверили ее.

Сразу же по окончании обеда мать Яна повела ее наверх. Платье висело на фронтальной вешалке встроенного шкафа. Госпожа Блэйни взяла его и держала перед собой так, чтобы Либби могла оценить все его достоинства. Она заверила хозяйку, что оно, несомненно, стоит уплаченных за него денег, и даже больше того. Вдруг госпожа Блэйни улыбнулась заговорщически и, блестя от возбуждения глазами, подобно ребенку, которому не терпится поделиться своим секретом, произнесла почти шепотом:

– У меня есть кое-что и для вас. Посмотрите сюда, – позвала она и чуть ли не вприпрыжку поспешила к сундуку из кедрового дерева, стоявшему около кровати. Подняв крышку, она извлекла из тонкой оберточной бумаги белое испанское покрывало из тончайших кружев с филигранной отделкой, при виде которого Либби непроизвольно воскликнула:

– О, какая прелесть! – И надо признать, оно действительно было превосходно.

– Роб привез мне его из Испании много лет тому назад. Я даже не знаю, по какому случаю могла бы его когда-либо надеть. И вот вчера, разбираясь в этом сундуке, я совершенно случайно наткнулась на эту вещицу и подумала: «Так из нее же может получиться прекрасная свадебная фата!» – Держа вуаль кончиками пальцев, она примерила ее к голове Либби и развернула ее лицом к зеркалу, чтобы та могла посмотреть на свое отражение. В зеркале отразилось также лицо матери Яна, светившееся от восторга.

– Оно прекрасно, – повторила Либби и затем, в отчаянии, продолжила: – И ваше платье тоже. Думаю, вы правильно сделали, что купили его.

Госпожа Блэйни тоже так считала, но была несколько разочарована тем, что Либби отнеслась к вуали с одинаковым энтузиазмом. Она сложила ее и положила обратно в сундук. «Надеюсь, все будет хорошо», – подумала она.

Грэм Мэйсон не поднимал больше вопрос об Адаме Роско, и жизнь в последующие дни протекала размеренно и счастливо, по крайней мере внешне.

Не далее как утром во вторник он вдруг осознал, что не может ни отложить свою командировку в Америку, ни послать туда кого-нибудь вместо себя. Поездка была чрезвычайно важной и неотложной, и надо же было такому случиться, что приходилось уезжать как раз в такой момент, когда впервые в жизни он не был уверен, что Либби не наделает глупостей, если он оставит ее одну.

Он сообщил ей об этой поездке в понедельник вечером.

– У меня для тебя есть небольшая работа, – обратился он к ней с просьбой, – помоги мне упаковать вещи. В конце этой недели я лечу в Америку.

В последний раз он уезжал из дому довольно давно, так что это оказалось для Либби довольно неожиданным.

– Везет же тебе! – сказала она с улыбкой. – Полагаю, что меня с собой ты взять, конечно, не можешь?

– А хотелось бы?

– Спрашиваешь!

Он не мог взять ее с собой. Поездка была сугубо деловой. И он очень сожалел, что не может этого сделать.

– В другой раз, – пообещал он, – возьму обязательно.

– Ловлю тебя на слове.

– А без меня…

– Да?

– Не слишком часто встречайся с Роско. – Казалось, лицо Либби стало еще более бледным и осунувшимся, и он добавил: – Я не приказываю, а советую.

– Ты совсем не знаешь Адама.

– Советую, Либби.

– Ему даже не было предъявлено обвинение по поводу той кражи со взломом, – сказала она протестующе.

– Хорошо, давай забудем об этом. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.

Она вздохнула: конечно, знала.

– Передавай Диплокам большой привет, – сказала она.

Это были его друзья, с которыми он ужинал сегодня вечером. Он ответил, что передаст.

Садясь в машину, Мэйсон подумал: «Завтра надо обязательно позвонить Селвину, отменить партию в гольф и узнать, смогли ли они что-нибудь накопать из прошлого этого Роско».

Было уже семь часов, и Либби собиралась на встречу с Адамом. Еще ни разу в жизни она не была так взволнована перед свиданием, как сейчас. Она надела платье из розового шелка, без рукавов, строгого покроя, а поверх – замшевый плащ такого же маркого цвета.

Она не сказала Эми, куда направляется, а та и не спросила ее об этом. Ехала быстро, но осторожно, напевая себе под нос в такт музыке, раздававшейся из авторадиоприемника, то и дело морщась от яркого света встречных машин.

Хотя на улицах было полно народу, магазины были уже закрыты. Она увидела Адама и помахала ему рукой, проезжая мимо, а затем без особых трудностей припарковалась в первом же боковом переулке.

Он шел следом за машиной и догнал ее в тот момент, когда она искала свою сумочку, чтобы слегка поправить прическу.

– Я не опоздала?

– Как раз вовремя.

– Рада тебя видеть. – Это было действительно так. О, как же она была рада! Ей хотелось протянуть руку и дотронуться до него, взлохматить ему волосы или стряхнуть пылинки с его куртки. Она выскочила из машины и закрыла ее на ключ. – Что будем делать? – спросила она.

– Можно пойти послушать какой-нибудь джаз. Тебе нравится джаз?

– Я мало что о нем знаю, но давай послушаем немного.

Джаз-клуб назывался «Серебряная труба» и не представлял из себя ничего особенного. Когда-то здесь была часовня, затем склад, а потом помещение пустовало в течение многих лет, покуда пара предприимчивых молодых людей не купила его и не превратила в джазовый центр. Иногда здесь собирались битники, проводились концерты поп-музыки и народных песен, а сегодня вечером здесь выступал только джаз, и на маленькой сцене находилось четверо парней: пианист, ударник, контрабасист и тромбонист и саксофонист в одном лице. Они исполняли странную, вызывающую непонятный дискомфорт музыку.

Можно было даже танцевать, хотя бы теоретически, здесь был крошечный танцевальный зал. Но сегодня публика только слушала, не танцевала. Можно было и перекусить. Повар был итальянец, поэтому фирменным блюдом были спагетти по-болонски, а если оно не нравилось, можно было заказать спагетти с чем-нибудь еще. Ну а если спагетти вообще не нравились, можно было спуститься вниз по улице в магазинчик, где продавали рыбу с жареным картофелем, и принести это кушанье с собой.

Официантка приняла заказ и сообщила:

– Ник будет через минуту.

– Кто такой Ник? – поинтересовалась Либби.

Девушка, похоже, удивилась:

– Вы не знаете? Я думала, вы пришли послушать Ника, как и все здесь присутствующие.

В это время на сцену вышел высокий, стройный мужчина, чернокожий, с белыми как снег зубами. Ник – а это был он – поднес свою трубу к губам. К этому моменту раздавались лишь размеренные, монотонные удары барабана и приглушенные аккорды пианино. Затем вступил саксофон, а следом – труба. Именно звуки трубы, чистые и уверенные, царили над всеми остальными, достигая почти невероятной чистоты.

Все сидели затаив дыхание, забыв обо всем на свете, не говоря уже о тарелках со спагетти, которое остывало у них на столах. Они внимали серебряным звукам трубы, не отрывая глаз от чернокожего молодого человека, раскачивающегося из стороны в сторону, словно он стоял на вершине холма, сопротивляясь упругому, сильному ветру.

Когда замерли последние отзвуки трубы и он вытер со лба бисеринки пота, в зале началось настоящее столпотворение. Все зааплодировали, стуча ладонями по крышкам столов, хлопая в ладоши, говоря друг другу, что Ник – величайший из самых выдающихся музыкантов. И в этом не было ни малейшего преувеличения. Разве он не был самым-самым?

– Ну, – спросил Адам, – тебе понравилось?

– Думаю, да. Признаться честно, не знаю. Ничего подобного до этого я не слышала. Более того, никогда не бывала в такого рода местах.

Никки спустился в зал, шел между столиками, останавливался, чтобы перекинуться парой слов с одними, отпустить остроту в разговоре с другими, но когда он подошел к Адаму и Либби, на его симпатичном лице вместо обычной вежливой улыбки появилось выражение искренней радости, словно они с Адамом были давними хорошими знакомыми.

– Рад тебя видеть, дружище, – приветствовал он его мягким, сочным голосом, в котором ощущалась медлительность речи уроженца южноамериканских штатов. Он поглядел на Либби, когда Адам представил ее, и она заметила удивление на его темном подвижном лице. – Приятно с вами познакомиться, й-а надеюсь, вам понравилась музыка. – Затем он перенес на Адама взгляд своих огромных черных глаз, в которых можно было прочесть понимание, граничившее с одобрением, и намек на опасение. – Дружище, о, дружище, – спросил он своим хрипловатым голосом, – знает ли она о тебе хоть что-нибудь?