Текст книги "В плену грез"

Автор книги: Джейн Донелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц)

Глава 3

Госпожа Беннетт наконец-то приехала. Теперь можно было вздохнуть с облегчением. Однако она сидела за столом и пила чай с таким видом, словно ее пригласили на официальный прием, а не для работы по хозяйству. Возможно, это и был официальный прием. Увидев ее, Либби спросила с надеждой в голосе:

– Доброе утро, госпожа Беннетт. Ваша сестра поправилась?

Госпожа Беннетт была себе на уме:

– Ей сейчас полегче, чем было раньше. Но вы же знаете, с желудком шутки плохи, да и ведет она себя не совсем по-умному. Так что мне сегодня придется уйти пораньше.

«Полдня все лучше, чем совсем ничего», – подумала Либби и подмигнула, улыбаясь, Эми. Но та не ответила на улыбку. Как раз сегодня она могла бы обойтись без помощи госпожи Беннетт. Она многое хотела сказать Либби и собиралась сразу же приступить к разговору, как только увидит ее.

Утренний кофе для Грэма Мэйсона был готов, и Либби, приготовив тосты, положила все на поднос, как делала это каждое утро, и направилась в комнату для завтраков. Дядя сидел за столом с раскрытой газетой. Она поставила поднос на стол и поцеловала дядю в щеку.

– Привет. Я не опоздала?

– Совсем нет, – улыбнулся он. – Ты сегодня такая нарядная. – На ней были самые простые вещи: рубашка небесно-голубого цвета и ярко-розовая юбка.

– Премного благодарствую. Девушке в день стирки приятно слышать, что она нарядно одета, – рассмеялась она, наливая ему кофе.

Он рассмеялся ей в ответ и подумал: «Как же она похожа на свою мать. С каждым днем она становится все больше похожей на нее, вплоть до мелочей». И вновь боль вонзилась ему в сердце, хотя и не такая острая, как когда-то. Это была тупая, закоренелая боль, которая возникала всегда, когда он смотрел на Либби и вспоминал жену своего брата.

Сегодня предстояла большая стирка. И хотя у них была стиральная машина самой последней модели, Эми по-прежнему умудрялась делать из этого целую проблему. Ей были памятны времена, когда пользовались бельевыми вальками, лоханями, стиральными досками и деревянными катками для белья, и она втайне подозревала, что все эти современные приспособления – не что иное, как сплошной обман.

Госпожа Беннетт отправилась приводить в порядок гостиную, в то время как Эми с Либби занимались сортировкой грязного белья в прачечной комнате. Как только они остались одни, Эми, не теряя ни минуты, приступила к разговору:

– Итак, мадам, надеюсь, сегодня, по здравом размышлении, вам стало стыдно за свое вчерашнее поведение.

– Ни капли, – спокойно ответила Либби, не поднимая головы от груды белья, которое она раскладывала на две кучки – для кипячения и для ручной стирки.

В ответ Эми фыркнула от возмущения:

– Так обращаться с бедным господином Блэйни! О, я полагаю, иногда, должно быть, приятно заставить мужчину поревновать немного, но как бы тебе это не аукнулось самой, если это ему надоест.

Либби подняла голову и ответила все тем же спокойным голосом:

– Я совершенно не пытаюсь заставить Яна ревновать.

– Тогда почему… – начала Эми и прикусила язык.

– Почему я встречаюсь с Адамом? – Эми уже раскаивалась, что заговорила на эту тему. Вдруг ей захотелось, чтобы этот невысказанный вопрос остался без ответа, но Либби продолжала: – Потому, что я хочу этого, и это не имеет никакого отношения к Яну.

– Но ты же собираешься замуж за господина Блэйни. – На этот раз в ее голосе не было никакой уверенности. – Такой симпатичный молодой человек, такая хорошая семья, – добавила она для полноты картины.

– Я знаю.

Либби заложила простыни в стиральную машину и включила ее. Ее лицо приобрело упрямое выражение, знакомое Эми с давних лет. Еще будучи ребенком, она отличалась самостоятельностью и волей, что позволяло ей в нужный момент настоять на своем, и даже Грэму Мэйсону не удавалось переубедить ее.

Ее дерзкие ответы не производили на Эми никакого впечатления. Няньки и гувернеры баловали ее, так как их хозяину это нравилось. Но только не Эми. И Либби не строила иллюзий на этот счет. Женщина средних лет и маленькая девчушка постоянно воевали друг с другом, и в те времена верх обычно одерживала Эми. Однако сегодня речь шла не о детских шалостях. Сейчас ей приходилось иметь дело с женщиной.

– Ты играешь с огнем, – предупреждала Эми. – Сама того не ведая, ты делаешь все, чтобы потерять господина Блэйни. Ты что, не видишь этого?

– Разве? – вопросом на вопрос ответила Либби, наблюдая, как вращается белье в машине, и Эми едва сдержалась, чтобы не тряхнуть ее как следует.

– Я вот тебе что еще скажу. Этот Роско. Никогда в жизни я никого не боялась. Никого. Но в нем есть нечто такое, что пугает меня. – Она почти точь-в-точь повторила слова Яна. Как странно: Ян и Эми, такие разные во всем, а в этом они оказались едины.

– Глупости все это, – запротестовала Либби, но морщинистое лицо Эми оставалось беспристрастным.

– Я прожила жизнь подлиннее, чем твоя, моя девочка, и повидала на своем веку достаточно людей, но такого, как он, встречаю впервые.

– Сомневаюсь, – улыбнулась Либби, – чтобы и он встречал раньше тебе подобных.

Но Эми не ответила на ее улыбку.

– Здесь не до шуток. Если бы я только могла, я бы заперла тебя дома и на пушечный выстрел не подпустила бы его к тебе. – Она сказала, что думала, настроенная так решительно, что, будь ее воля, выполнила бы свою угрозу не задумываясь. Вся сцена напоминала какой-то кошмар, и Либби не знала, то ли рассмеяться, то ли продолжать этот бессмысленный спор.

– Но вначале тебе понравился Адам, – попыталась она вразумить Эми.

– Я этого не говорила. Я никогда не говорила ничего подобного. И тогда я не знала, что ты поведешь с ним себя так глупо.

– Если бы я согласилась выйти замуж за Яна, не будучи уверенной, что люблю его, – сказала устало Либби, – вот тогда бы меня можно было назвать круглой дурой, а может, и того хуже. Ради Бога….

Вдруг отворилась дверь, и в щели показалась голова госпожи Беннетт.

– Мисс, вас просят к телефону.

– Полагаю, это он, – съязвила Эми.

– Нет, – поправила ее госпожа Беннетт, – это «она».

Когда Либби вышла, она несколько замешкалась в надежде, что Эми захочет поговорить с ней, поскольку та была вне себя от бешенства, а госпожа Беннетт была не прочь посплетничать.

Но Эми не проронила ни слова, хотя ей стоило огромных усилий, чтобы сдержаться. Она продолжала сортировать белье.

– Кого вы имели в виду под «он»? – попробовала завязать разговор госпожа Беннетт.

– Никого в частности. – В голосе Эми прозвучали категорические ноты.

– Ну и молодежь пошла нынче, – вздохнула госпожа Беннетт и подождала, надеясь на ответную реакцию.

Эми, сжав губы, продолжала некоторое время заниматься бельем, затем повернулась к госпоже Беннетт:

– Не пора ли вам вернуться к своей работе? Мне кажется, мало смысла в том, что вы слоняетесь здесь без дела.

– Коль скоро речь зашла об этом, – слегка возмутилась госпожа Беннетт, – я все время думаю о своей сестре. С тяжелым сердцем я оставляла ее сегодня утром. Кроме того, своя родня превыше всего, не правда ли? Так что я полагаю, если вам все равно, то мне лучше было бы пойти домой.

Это была Дженни, и как только Либби услышала этот с придыханиями голос, она тотчас же поняла, о чем пойдет речь.

– Ну же, расскажи мне об Адаме Роско. Вот это мужчина, не правда ли? Как давно ты его знаешь?

Когда же это произошло? Неужели всего четыре дня назад! Это показалось Либби настолько несуразным, что она ответила:

– Достаточно давно.

– Он не женат?

– Ты же спрашивала его вчера об этом.

Действительно, не прошло и нескольких минут после знакомства в ресторане «Пекинский стиль», как Дженни полюбопытствовала: «Вы женаты, Адам?» «Разве я похож на женатого мужчину?» – вопросом на вопрос ответил он. Она отрицательно покачала головой, и он улыбнулся: «Это точно. Я холост».

Сейчас она продолжала болтать без умолку:

– Я помню, но я не была уверена, что он не дурачится. Никогда не знаешь, когда он говорит всерьез, а когда просто издевается над тобой. Ты согласна?

Либби подумала: «Я знаю. По крайней мере, думаю, что знаю».

– Либби, сделай одолжение. Мне хотелось бы встретиться с ним еще раз. Не могли бы мы собраться вчетвером – вы с Яном и я с Адамом?

Почему-то это было неприятно, и Либби услышала свой резкий голос:

– Насколько тебе известно, мы с Яном не обручены.

На том конце провода воцарилось молчание, покуда Дженни переваривала услышанное. Затем она возразила:

– Но вы же собираетесь обручиться, не так ли? Я имею в виду, что вы повсюду вместе, и мы все считали это решенным делом.

– Видно, в том-то и беда. Возможно, мы слишком часто видимся.

Вновь последовало молчание, после чего Дженни произнесла вкрадчиво:

– Ну ладно, покончим с Яном, перейдем к Адаму.

В любом случае Либби не собиралась встречаться вчетвером и бросать Дженни в объятия Адама. Уж в этом она была абсолютно уверена.

Вдруг Дженни рассмеялась своим гортанным смехом:

– Достаточно откровенно. Только предупреждаю, я без ума от этого парня.

– Это свободная страна, – так же весело отвечала Либби, хотя внутри у нее царил ледяной холод, несмотря на то что из окна, у которого она сидела, струились теплые солнечные лучи.

– Это точно. Значит, он живет в Сторожке лесника?

– Да, только его весь день не бывает дома.

– В чем проблема? Я сама люблю гулять допоздна. – Дженни снова засмеялась и повесила трубку.

А Либби, положив трубку на рычаг, еще долго сжимала ее пальцами, пока они не побелели.

«Если она и получит Адама, – решительно подумала Либби, – то это будет только через мой труп, в прямом и переносном смысле».

Было обычное рабочее утро, когда на столе в кабинете Грэма Мэйсона раздался зуммер и секретарша спросила, может ли он принять господина Блэйни. Похоже, это был деловой визит. Из двух Блэйни он скорее ожидал увидеть старшего, но когда в кабинет вошел Ян, Грэм Мэйсон улыбнулся ему и сказал:

– Привет, Ян. Садись. Чем могу быть полезен?

– Извините, что беспокою вас здесь. Я знаю, как вы заняты, но мне просто необходимо с вами поговорить.

Рабочий стол был завален документами, но Грэм Мэйсон отодвинул их в сторону и наклонился вперед в сторону Яна, показывая, что он весь внимание. Здесь что-то не так, и то, чем озабочен Ян, вероятно, касается Либби.

– Что случилось? – спросил он.

Молодой человек продолжал стоять, держась за спинку стула, лицом к столу, за которым сидел Грэм Мэйсон.

– Вчера вечером я сделал Либби предложение…

И она отказала ему. Его голос, выражение лица – все говорило об этом.

– Я этого не знал, – ответил Мэйсон.

– Вы виделись с ней за завтраком? – Да.

– И она вам ничего не сказала, ни слова?

– Завтрак, – слегка улыбнулся Мэйсон, – не самое лучшее время для обсуждения серьезных дел в нашем доме, мой мальчик. Мы просто читаем газеты, проглядываем почту.

– Однако я подумал, что она могла хотя бы упомянуть об этом.

Мэйсон был с ним вполне солидарен. Он быстро прокрутил в памяти события сегодняшнего утра, но ничто не говорило ему о том, что Либби была чем-то озабочена и вела себя не как обычно. Он предложил спокойным голосом:

– Так, может быть, ты мне расскажешь об этом?

– Она отказалась принять мое предложение.

– Что она сказала?

– Что хочет, чтобы все оставалось по-прежнему, по крайней мере какое-то время.

В этом ничего не было непоправимого. Либби наслаждалась жизнью и не спешила связывать себя семейными узами. Между ними не возникло непреодолимых преград, между Либби и молодым Блэйни.

– И я познакомился с Роско, – с неожиданной резкостью сообщил Ян, – с человеком, о котором вы мне говорили. С тем, кого Либби встретила, прогуливаясь по торфяникам.

– Где?

– У вас дома вчера вечером. Они провели вместе все время после полудня, и она собиралась идти с ним ужинать.

Грэм Мэйсон попросил Либби не завязывать дружбу с этим человеком и считал, что вопрос тем самым исчерпан.

Ян пересек кабинет, остановился у окна спиной к Мэйсону и смотрел вниз, в заводской двор.

– Она почти призналась, что причиной ее отказа принять мое предложение послужил он.

– Ты в этом уверен?

– Именно так она мне и сказала.

– Каково твое мнение о нем?

– Мне он не нравится, – ответил Ян, продолжая стоять к нему спиной. – Это вполне понятно, если принять во внимание мое отношение к Либби, но даже если бы ее не было, я считаю его опасным человеком.

– Конкретно? – Сейчас Грэм Мэйсон стоял рядом с ним. – В чем это проявляется?

– Одному Богу известно, – ответил он, покачав головой. – У него нет никакой работы, нет денег, но в нем ощущается какая-то необъяснимая сила. Она сродни неистовству. Я поехал вчера с ними, мы вместе ужинали, разговаривали. И я признаюсь вам, даже когда он спокойно сидит, у вас возникает чувство, что тишина в любую минуту может взорваться, подобно бомбе.

Грэм Мэйсон стоял, не проронив ни слова, и Ян спросил:

– Вы можете подумать, что я либо пьян, либо спятил?

– Жаль, что не могу.

Мэйсон вернулся к столу, сел в кресло, прикрыл глаза рукой. Помолчав немного, он наконец проговорил:

– Мы должны во что бы то ни стало избавить Либби от этого наваждения.

– Она прислушается к вашему мнению.

– Я уже предупреждал ее в отношении этого человека.

– Но так, как будто считали, это не имеет большого значения. Оказывается, имеет. Я познакомился с ним и могу заверить вас, что это так.

– Будет лучше, если я сам посмотрю на этого человека. Он собирается снова прийти в мой дом, завтра. Значит, завтра я его и увижу.

Ян понимал, что неразумно просить его сделать это сегодня. У Грэма Мэйсона была масса неотложных дел, а они могли потратить часы на поиски Роско. Тем не менее он сожалел, что приходится ждать.

– Значит, завтра, – твердо сказал Мэйсон. – Если мы с вами начнем разыскивать его по всей округе, то рискуем придать этому делу слишком большое значение. Завтра он будет у меня в саду, тогда-то я и поговорю с ним. А сегодня вечером – с Либби.

– В разговоре с ней вы будете осторожны?

Мэйсон улыбнулся, положив ему руку на плечо.

– Я буду осторожен. Я на вашей стороне.

– Благодарю вас. – Ян действительно испытывал чувство огромной благодарности.

Мэйсон проводил его взглядом, как он шел через приемную, и заметил, что секретарша тоже смотрит ему вслед. Именно за этого молодого человека Либби должна выйти замуж. Он подходит ей по всем статьям, и никто не сможет помешать этому – и уж, конечно, не бродяга, живущий в развалюхе на холмах. Он вернулся к столу, поднял трубку и набрал номер своего домашнего телефона. Трубку сняла Либби.

– Привет, моя любовь. Все в порядке?

– Все отлично. Как у тебя дела?

Он представил, как она сидит на краю стола в холле, с распущенными в беспорядке волосами, покачивает одной ногой во время разговора.

– Неплохо. Ты вечером будешь дома?

– Думаю, что да.

– Хорошо. Мне надо поговорить с тобой.

– Серьезно? О чем? – Прежде чем он успел ответить, она улыбнулась. Он ощутил это, когда она задала следующий вопрос: – О, тебе позвонил Ян?

– Почти угадала.

– Ведь это так? Ну, дорогой? Признавайся! Ну хорошо, прекрасно, мы поговорим об этом, если тебе так хочется.

Он именно этого и хотел. Он знал, что она прислушается к его мнению.

– Не переутомляйся, – предупредил он, и она рассмеялась, поняв, что он имел в виду.

– Это прежде всего касается тебя. Ведь доктор Элмс следит не за мной, а за тобой!

Всю оставшуюся часть утра Эми так и не сменила гнев на милость. Госпожа Беннетт ушла к сестре, и, в конечном счете, было похоже, что в этом тоже виноват Адам. С грехом пополам она закончила стирку, и Либби решила не попадаться ей на глаза, чтобы дать ей время остыть и прийти к разумному выводу.

Во время обеда Эми не проронила ни слова, и после нескольких безуспешных попыток завязать что-то похожее на разговор Либби последовала ее примеру. Нельзя вести монолог в течение длительного времени, не получая ответной реакции. Эми подождала, покуда Либби уберет со стола, и затем спросила:

– Полагаю, после обеда уходишь?

– Да.

– Опять встречаешься с ним?

– Он на работе.

– Хм, – фыркнула Эми.

В машине, ощущая рядом частое дыхание Каффы, Либби протянула руку, чтобы почесать ему за левым ухом.

– Тебе нравится Адам, правда? Ты считаешь его самым лучшим из того, что ты когда-либо находил на холмах. Эйб тоже считает, что он хороший, сильный парень, а Дженни полагает, что он просто великолепен. А вот Эми с Яном хотели бы, чтобы его разразил гром. – Она улыбнулась и включила зажигание. – Не может быть, чтобы все были правы, – заключила она.

Либби остановила машину около памятника погибшим на войне, неподалеку от того места, где впервые увидела Адама. На этот раз ее никто не встречал. Сейчас он приводил в порядок «Свит Орчард». Так что она вытащила из машины вещевой мешок и двинулась в путь, а Каффа мчался впереди.

Дверь Сторожки лесника была заперта, и окна были темными, хотя Сторожка купалась в лучах солнца. Сегодня она выглядела особенно таинственно.

Каффа уже был около дома, подпрыгивал и с лаем бросался на дверь, доставая выше середины, в то время как она, медленно ступая по торфянистой почве, приближалась к избушке.

– Не сегодня, – сказала она, – сегодня только мы с тобой.

Поставив вещевой мешок на землю, она полезла в карман за ключом. Она владела ключом от «Грей Муллионса» – огромного особняка, который должен был однажды стать ее собственностью, но никогда, открывая его, не испытывала такого почти детского восторга, как сейчас, поворачивая ключ в замочной скважине этого неказистого домика, такого тихого, уединенного и пустого.

Не успела она открыть дверь, как Каффа, чуть не сбив ее с ног, ворвался внутрь и обежал обе комнаты в поисках Адама. Не найдя его ни в одной из них, он с опущенным печально хвостом возвратился к Либби.

– Он будет позже, – успокоила она его, – гораздо позже. Я же тебе говорила!

В верхние комнаты можно было подняться только по приставной лестнице, у которой не было ни перил, ни какого-либо другого ограждения. Поднявшись туда, можно было увидеть только две комнаты с кирпичными стенами и некрашеными дощатыми полами. В одной из них стояла походная кровать и два металлических чемодана, а другая была совершенно пустой.

Чемоданы стояли почти посредине комнаты. Один она стронула с места без особого труда, а другой был словно набит камнями.

– Вот где хранятся несметные богатства, – обратилась она к Каффе, который в настоящий момент стоял у основания лестницы, навострив уши и следя за каждым ее движением. Она спустилась вниз, собираясь красить стены. Этой банки должно хватить для жилой комнаты, а может, и для крошечной кухоньки. Вернувшись, Адам не узнает своего дома.

Либби занималась этим с огромным удовольствием. Она соскоблила отставшую штукатурку, заштукатурила щели в стенах и затем принялась за покраску, время от времени отступая на шаг, чтобы полюбоваться, как все преображается. Это было нечто. Удивительно, чего можно добиться одним мазком краски.

В то время как Каффа в ажиотаже гонялся по лесу, то и дело возвращаясь к домику, Либби неистово работала кистью, под конец добавив немного воды в краску, чтобы хватило докрасить все стены. И это ей удалось, причем в банке к концу работы не осталось ни капли краски, а на стенах – ни одного не покрытого краской места.

Она наслаждалась результатом своих трудов. Ей хотелось, чтобы Адам пришел как можно скорее, чтобы она могла показать ему все это. За отсутствием Адама она притащила сюда Каффу, чтобы он выразил свой восторг.

– Разве это не восхитительно? – спрашивала она у собаки. – Завтра принесу еще пару ковриков, а сейчас давай разведем огонь и приготовим чего-нибудь поесть.

В камине все было готово для растопки: сухой папоротник орляк, сучья и поленья лежали рядом. Когда она поднесла спичку к папоротнику, он вспыхнул, как порох, к ее большому удовольствию, а Каффа при этом смотрел на огонь как завороженный, с некоторой подозрительностью.

Накрыть на стол не составило большого труда, так как не приходилось выбирать как среди приборов, так и среди посуды. Она положила в кастрюлю тушеное мясо с овощами, которое принесла с собой, и поставила ее на огонь. Втайне надеялась, что Адам не задержится на работе слишком долго, а после работы не пойдет еще куда-нибудь, так как ей самой нужно было вернуться домой вовремя – к приходу дяди Грэя и до начала ужина.

На кухне была керосиновая лампа – примитивная, чисто утилитарного типа. Когда на улице становилось темно, она, видимо, давала достаточно света даже для чтения, и Либби хотелось, чтобы поскорее стемнело, так как ей не терпелось поставить лампу на подоконник, чтобы ее свет был виден издалека, при выходе на вырубку.

Либби поднесла лампу к окну и поставила ее на подоконник, не зажигая. И вдруг увидела Адама, входившего на вырубку. Она позвала Каффу и распахнула дверь настежь. Затем они оба бросились к нему навстречу.

Он улыбнулся, увидев их, и Либби схватила протянутую ей руку, в то время как Каффа прыгал вокруг них как сумасшедший от радости.

– Я так рада, что вы пришли! – воскликнула она. – Я боялась, что мне придется уйти, не дождавшись вас, а мне так хотелось быть рядом с вами, когда вы увидите, что я сделала.

– Что бы это ни было, – заметил Адам, – но это, похоже, заставило ваши волосы поседеть.

– О, это накапало с кисти. Просто иногда водоэмульсионная краска стекала с кисти и капала вниз. Идемте, посмотрите! – Дверь была распахнута. Она подтолкнула его вперед. – Вам нравится? Все выглядит гораздо лучше, не правда ли? – Действительно, в комнатах стало светлее и наряднее. Они стали меньше походить на сарай и больше напоминать настоящее жилье.

– Просто фантастика! – воскликнул он. Он смеялся над ней, но она не обращала на это никакого внимания.

– Не прислоняйтесь к стене ближайшие минут тридцать, – предупредила она, а я пойду посмотрю, что с вашим обедом.

Она зажгла газ под кастрюлей, а Адам стоял на пороге между кухней и жилой комнатой.

– Благодарю вас, – сказал он.

– Это было как развлечение. А как вы провели день?

– В трудах. Спилил одно дерево. Знаете, господин Рейнольдс – прекрасный старикан. Он был в Пасшендаэле.

– Где?

– Во время Первой мировой войны. В семнадцатилетнем возрасте.

Она не могла представить господина Рейнольдса в семнадцать лет. Еще труднее ей было представить, что такое Пасшендаэле. Она что-то слышала об этом. Но это давно стало историей, ужасной и далекой.

– А как вы провели время, прежде чем начать заниматься декоративным бизнесом?

– Занималась стиркой. Это же целое событие! А Эми, как в старые, добрые времена, устроила мне сцену по вашему поводу, считая вас чуть ли не Джеком Потрошителем!

– В чем же меня конкретно обвиняют?

Мясо с овощами разогревалось. Она помешала его.

– Виной всему то, что вчера вечером я была с вами, а она делает ставку на Яна.

– Вы ушли из дому с нами двумя, а вернулись с Яном. Чего же она еще хочет? – Адам слегка нахмурился, наблюдая за выражением ее лица. – Чего? – повторил он свой вопрос.

Сама не желая того, она сообщила:

– Ян сделал мне предложение. Я ответила отказом, и Эми считает, что я просто сошла с ума.

Она перекладывала мясо в миску и собиралась поставить его на стол, когда Адам схватил ее за руку:

– Почему ты сказала «нет»?

Либби раскаивалась в том, что сказала ему об этом. Пожав плечами, она ответила:

– Потому, что считаю, что не люблю его.

– Достаточно веская причина. – Он отпустил ее, и она, посмотрев на руку, увидела на ней следы его пальцев. – И теперь у вас неприятности с Эми. А как воспринял это Блэйни? А ваш дядя?

– Как еще они могли воспринять это? Ян найдет себе другую, а дядя, я полагаю, не захочет, чтобы я выходила замуж за нелюбимого человека.

– Бог ты мой, – тихим голосом произнес Адам. – Какой жизнью вы живете!

– Что вы имеете в виду?

– Она такая незатейливая, что вам и в голову до последнего дня не приходило, что она может быть другой. Вы даже не подозреваете, что такое настоящая жизнь, не так ли?

Она почувствовала, как у нее от возмущения зарделись щеки.

– Может, и не подозреваю, но не кто иной, как вы, говорил мне, чтобы я не устраивала свою жизнь на принципах надежности и постоянства. Что же вы советуете мне сейчас? Чтобы я приняла предложение Яна?

– Ну уж нет. Но не надейтесь, что он поблагодарит вас за отказ и спокойно уйдет с вашей дороги.

– Я и не надеюсь, но не хочу причинять ему боль. Ведь он должен понять, что если я не хочу выходить за него замуж, то ему придется с этим смириться. Что же ему еще остается делать?

– Он мог бы схватить вас за горло и удушить вас.

Она взирала на него, не веря своим ушам.

– Вы шутите, конечно, и, надо сказать, это отвратительная шутка.

– Нисколько.

– Я воспринимаю это только так. За кого вы принимаете Яна? За дикаря?

Он улыбнулся в ответ, по крайней мере, его губы скривились в усмешке.

– Конечно. Все мы в какой-то степени таковыми являемся. Все живущие мужчины и женщины. – Он был не прав. Она знала это.

– Вы не очень хороший психолог, если можете так думать о Яне, – возразила она.

– В случае с Блэйни, я думаю, вы можете быть спокойны. Он, быть может, и почувствует себя на грани того, чтобы покуситься на вашу жизнь, но сомневаюсь, что сделает это. – Он говорил несусветную чушь, и ей хотелось, чтобы он прекратил это.

– Вы что, пытаетесь меня напугать? – с вызовом спросила она.

– Нет, просто предупредить, что вам предстоят трудные времена.

– В связи с Яном?

– И с вашим дядей. Бьюсь об заклад, что он намерен выдать вас замуж за Блэйни. С того самого момента, когда представил вас друг другу, он надеется на это.

– Дядя Грэй – в роли свахи? – прыснула она от смеха. – Он постоянно принимает дома гостей. А Ян был по делам на заводе, и дядя в порядке простой любезности пригласил его к себе на ужин.

– Ваш дядя хочет вашей женитьбы. Они так подходят друг другу.

– Откуда вам известно об этом?

– Я познакомился с Блэйни, а о дяде вы мне сами рассказывали.

Они, несомненно, были очень похожи, но она не хотела сдаваться без боя.

– Вы многого не знаете о дяде Грэе. И я могу сказать вам, что он не торопится выдать меня за кого-либо. А сейчас, если вы собираетесь есть то, что стоит на столе, то, ради Бога, садитесь за стол и приступайте к еде.

Он сел и взял ложку.

– Очень вкусно, – похвалил он.

– Конечно, вкусно. – Она стояла у окна, покуда он ел, и наблюдала, как длинные тени возвещают наступление вечера. – Мне нужно собираться, – проговорила она. – Мне нужно быть дома к ужину.

– Очень жаль.

Это было действительно так. Ей самой так хотелось побыть здесь хоть еще немного. Она пояснила:

– Дядя Грэй хочет поговорить со мной – о Яне.

– Понятно.

– Ян позвонил ему, и он вынужден поговорить со мной об этом, разве не так? Но я все ему скажу, что думаю по этому поводу, и…

Адам поднялся, и нервный ком подступил у нее к горлу, пронзив острой болью так, что она не могла произнести ни слова, когда Адам приблизился к ней.

– Не позволяйте им заставить вас выйти за него замуж, – попросил он тихим голосом.

– Они не станут делать этого. Мой дядя не будет себя вести подобно Эми. Он даже не пытается.

– Он попытается.

– Адам, послушайте…

– Нет уж, ты послушай меня. – Глаза у него стали совсем темными. В них она увидела крошечное отражение своего собственного лица. – Твой дядя – умный человек и постарается использовать всевозможные аргументы.

– Он не захочет. – В ее голосе прозвучало глубокое возмущение.

– Если ты уступишь им, они запрут тебя в четырех стенах на всю жизнь. Или до того момента, покуда ты не поймешь, что с тобой сделали, и не попытаешься взорвать эти стены и вырваться на волю.

Вдруг ей показалось, что кругом наступила мертвая тишина.

– Вы полагаете, что это может произойти со мной?

– Думаю, да.

– Вам будет безразлично, если это произойдет?

– Нет.

– Почему, Адам?

Он крепко, до боли сжал ее плечи.

– Черт возьми, ты же прекрасно знаешь, почему. Ведь я люблю тебя.

У нее перехватило дыхание.

– Но ведь мы знаем друг друга всего несколько дней.

– Разве это имеет какое-либо значение?

Ее вновь охватило то же паническое чувство, которое она испытала в первый день их знакомства. Но сейчас оно было более сильным, всепроникающим, таким, что у нее пересохло во рту, и она проговорила сдавленным голосом:

– Мы не могли узнать друг друга достаточно хорошо за несколько дней.

Его руки продолжали сжимать ее плечи.

– Тогда расскажи мне о себе. Чего ты хочешь от жизни, Либби?

Она вспомнила, каким ласковым было лицо Яна, когда он вот так же держал ее за плечи, с какой нежностью смотрел на нее. Но здесь и намека не было на чуткость и на нежность. Здесь был жесткий, испытующий взгляд, который было трудно выдержать.

Напрягшись всем телом, она попыталась отшатнуться от него, в результате чего ее голова резко откинулась назад.

– Я хочу… – начала она.

Он крепко поцеловал ее в губы, и ее словно обдало жаром. Только он был нужен ей, только его она страстно желала, единственного во всем мире. Все остальные – Ян, дядя Грэй и прочие – были просто тенями. Реальным было только это, но оно внушало страх.

Упершись ему в грудь обеими руками, она с трудом высвободилась из его объятий. Она была готова закричать, если бы он не отпустил ее.

– Не надо, – прошептала она, – прошу тебя.

В изгибе его губ появился намек на улыбку, означавшую, что он смеется над ней.

– Ладно, будь по-твоему, – сказал он, – будем считать, что между нами ничего не было.

Дженни говорила, что никогда не знаешь, когда он дурачится. Быть может, все это время он только этим и занимался с ней? Либби проговорила охрипшим голосом:

– Ты заблуждаешься в отношении дяди Грэя, но в любом случае я не изменю своего решения в отношении Яна.

– В противном случае ты совершишь непоправимую ошибку, – ответил он так спокойно, словно они обсуждали что-то такое, что не касалось ни одного из них, и казалось невероятным, что ее губы все еще ощущали боль от его поцелуя.

– Ты самый непредсказуемый человек, – произнесла она в смятении.

– А как ты относишься к такого рода людям?

– Не знаю. Я о тебе так мало знаю. И здесь ничего не поделаешь. – Постепенно к ней возвращалось самообладание. Она даже смогла улыбнуться и, как бы поглядев на себя со стороны, осталась довольна собой. – Особенно если учесть, что никогда не знаешь, шутишь ты или говоришь всерьез.

Он взял ее жакет и помог ей одеться.

– Не заблуждайся по этому поводу, – предупредил он, – ни в коем случае.

Раздался яростный лай Каффы, и Либби, повернувшись к окну, увидела, что через вырубку к дому направляется Дженни Драйвер. На ней был пурпурного цвета костюм и лимонно-зеленый шарф, на плече висела завершающая ансамбль замшевая сумка. Ее гладкие волосы выглядели так, будто всего несколько секунд назад она их тщательно причесала.

– К тебе еще один гость, – сообщила Либби.