Текст книги "Привяжи меня! (ЛП)"

Автор книги: Джейн Дэвитт

Соавторы: Алекса Сноу
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Ладонь Оуэна легла ему на затылок, и Стерлинг полностью расслабился, отдавшись этой руке. Это, конечно, не ошейник – он как-то просил о нем, на что Оуэн фыркнул и сказал, что их надо заслужить, а Стерлинг не заслужил, пока, – но хватка помогала ему почувствовать свою принадлежность этому мужчине. Как-то он попытался затянуть на шее ремень, не слишком сильно, просто чтобы почувствовать прикосновение кожи и увидеть это в зеркале – темную полоску на светлом. Кончилось все тем, что он оказался на полу, на коленях, тяжело дыша и лихорадочно борясь с тугой молнией, чтобы поскорее добраться до твердого члена, и кончил всего через пару секунд после того, как обхватил его рукой.

Он рассказал Оуэну, что кончил без разрешения, и послушно провел целый час в углу, лицезрея скучную стену, но подробности все же опустил. Иногда чувство вины из-за того, что он был не до конца откровенен, зудело в Стерлинге, словно недавний комариный укус, но боже, тоневероятное ощущение… оно того стоило. Если Оуэн когда-нибудь наденет на него ошейник, он, наверное, совсем свихнется.

– Ясно, что ж, теперь ты здесь, – сказал Оуэн, в голосе его слышалось удовлетворение, которое льстило и успокаивало сильнее иных комплиментов. – И я хочу твоего полного внимания.

– Да, Оуэн. Конечно. – Стерлинг посмотрел на него, не поднимая головы, чтобы не нарушать позиции. Мужчина казался огромным, заслоняющим собой всю комнату и весь мир.

– Сегодня я собираюсь связать тебя так, что ты почти не сможешь двигаться. Я хочу, чтобы ты сохранял позицию, что бы я ни делал, а к концу это будет нелегко. – Оуэн запустил пальцы в волосы Стерлинга и взъерошил их. – Сначала ты будешь просто лежать так, с завязанными глазами – конечно, я буду с тобой – а потом, когда я решу, что ты готов… – Оуэн заставил Стерлинга повернуть голову и посмотреть на прикроватный столик. На нем стояли свечи, обычные белые свечи, которых Стерлинг не заметил, когда вошел в комнату, потому что все его внимание было сосредоточено на Оуэне. – Стерлинг?

Оуэн редко вслух спрашивал у Стерлинга мнение о том, что задумал, но всегда заранее давал ему возможность выразить свои сомнения или страхи.

– Да, – ответил он, вложив все в одно слово, потому что это было единственно важным. Ему плевать, что бы ни придумал Оуэн; он согласен на все.

Оуэн, должно быть, понял это по его голосу или прочитал по счастливому выражению, которое, Стерлинг знал наверняка, застыло на его лице. Оуэн на мгновение заглянул ему в глаза, а потом кивнул и достал шарф.

Они уже пользовались им раньше – Оуэн повязал черную шелковую полоску Стерлингу на глаза, полностью лишая зрения. Но тот не возражал. Наверное, Оуэну больше понравилось бы наоборот, но почему-то для Стерлинга лишение способности видеть не было проблемой, по крайней мере до сих пор. Было в этом что-то успокаивающее; что-то, что давало Стерлингу шанс отключиться на каком-то уровне, чувствовать, не думая о том, что будет дальше.

Он позволил Оуэну завязать шарф так, чтобы узел не впивался в голову, когда Стерлинг лег; позволил расцепить запястья и покорно передвинулся на середину постели, где было расстелено большое мягкое полотенце; позволил привязать руки и ноги к раме кровати, так что почти не мог пошевелиться.

И когда Оуэн тихо и довольно вздохнул, устроив его именно так, как ему хотелось, Стерлинг пожалел, что не может видеть выражение его лица.

– Можешь кричать сколько угодно, – сказал Оуэн, обводя кончиками пальцев линии на ладони Стерлинга и заставляя пальцы подрагивать. – И тебе известно, что нужно сделать, чтобы все прекратить.

Не то чтобы Стерлинг когда-либо пользовался своими стоп-словами – он был, пожалуй, слишком упрям для этого, он просто не мог сдаться, выдавить из себя любое из двух слов, как бы напуган ни был, и какую бы боль при этом ни испытывал.

Теперь Оуэн не торопясь дразнил его. Мягкие пальцы, едва касаясь, скользнули по горлу Стерлинга и исчезли. Когда он уже начал задумываться, что же будет дальше, Оуэн дотронулся до него снова – на этот раз до ключиц: одной, потом другой, прижимая кожу к косточкам, словно оставляя на теле метки. Стерлинг потянулся за его пальцами, желая большего, но Оуэн привязал его крепко.

Снова ничего. Стерлинг ждал, заставляя себя дышать ровно и глубоко.

Еще одно прикосновение – к подъему правой стопы – заставило его зашипеть и дернуться.

– Полегче, – прошептал Оуэн. – Принимай их, не борись. Все, что я готов тебе дать, просто принимай, чувствуй.

Следующее касание прошило болью – Оуэн ущипнул его сосок, он горел, а давление пальцев не ослабевало, так что вскоре Стерлинг, тяжело дыша, выгнулся над постелью. Жжение сменилось жаром, болезненная пульсация ноющей плоти отдавалась в члене – уже твердом, хотя Стерлинг знал, что ему еще нескоро позволят кончить – если вообще позволят.

– Я подарю тебе пару зажимов для них, – сказал Оуэн, наконец убрав руку, и дразня лизнул второй сосок. – Позвоню и прикажу надеть их, а потом буду дрочить, представляя, как ты ходишь в них, и они делают тебе больно, возбуждают. А потом я перезвоню и скажу тебе снять их, но не разрешу кончить. И позже буду мастурбировать, просто думая о том, как ты возбужден, как горят и ноют твои соски.

Мысль о том, как Оуэн дрочит, сводила с ума – какой он, когда сидит, обхватив ладонью член, и мышцы руки напрягаются, пока он скользит ею вверх-вниз, какое выражение на его лице, когда он кончает.

«Не бороться», – напомнил он себе, когда Оуэн с силой сжал его яички. Несколько глубоких вдохов помогли ему расслабиться, и даже когда скользкие пальцы погладили за мошонкой и обвели дырочку, он был готов принять это прикосновение, не напрягаясь. Он застонал, когда Оуэн без предупреждения протолкнул в него палец – боже, как хорошо! И как он мог так долго этого бояться?

Оуэн нигде не задерживался. Он переходил от одной части тела Стерлинга к другой, то щипая, что царапая короткими ногтями.

– По-моему, пора задать жару, – сказал Оуэн. И Стерлинг улыбнулся игре слов, но больше никак не отреагировал. Он погружался все глубже, расслабляясь все сильнее, беспорядочные нотки смешавшихся боли и удовольствия срывали с губ стоны.

Он услышал, как чиркнула спичка, и понял, что Оуэн зажег свечу – одну из тех, что стояли на столике в подстаканниках, и наверное, вокруг фитиля теперь собирается воск.

– Он не слишком горячий, – пояснил Оуэн. – Для начала я, пожалуй, не буду подносить свечу близко, просто посмотрю, как воск капает на твою кожу, послушаю, как ты кричишь.

Стерлинг почувствовал, как дрожь предвкушения сводит на нет его спокойствие; он мог бы вернуть его, но это делается медленно – шаг за шагом. Впрочем, Стерлинг был не против; ему нравилось это ощущение предчувствия, что что-то вот-вот должно произойти. Ожидая обжигающей вспышки, он вздрогнул от удивления, потому что следующее прикосновение оказалось к его губам – Оуэн жадно поцеловал его, оставив губы Стерлинга влажными и ноющими от укуса.

– Это чтобы напомнить тебе, что я здесь, – произнёс Оуэн. И прежде чем Стерлинг смог выдавить из себя слова и объяснить, что ему не требуютсянапоминания, капля воска, горячего, словно жидкий огонь, упала ему на живот, и он гортанно застонал, как, видимо, и хотелось Оуэну.

Грудь заходила ходуном, когда он попытался вздохнуть.

Это совсем не то что прикоснуться к горячей кухонной плите, потому что тело инстинктивно отстраняется от источника жара. Стерлинг же не мог это сделать – он мог только лежать, тяжело дыша, и ждать, пока жжение утихнет. Казалось, прошла вечность, но даже тогда боль не угасла, кожу тянуло от застывающего воска.

Стерлинг лежал, не двигаясь, прислушиваясь к Оуэну, пытаясь угадать, куда в следующий раз капнет воск. Он уже начал думать, что это все, хотя это и казалось маловероятным, когда вторая капля обожгла внутреннюю сторону его бедра и потекла вниз, оставляя горящий след. Он вскрикнул и рванулся из веревок, ткань на запястьях впилась в тонкую кожу, но он ничего не мог поделать; инстинкты кричали, но деваться было некуда. Было больно, и хорошо выдрессированный член пульсировал от возбуждения.

Он услышал, как Оуэн двигается, что-то делает, а спустя полминуты двекапли расплавленного воска почти одновременно упали на соски. Звук, вырвавшийся из горла Стерлинга, был скорее похож на крик – короткий, но испуганный. Пальцы впились в связывающие его ленты, силясь найти точку опоры.

Кончики пальцев Оуэна погладили губы Стерлинга, словно стремясь пощупать его стоны, это прикосновение не успокаивало и не утешало – это будет позже; а сейчас от него все только усиливалось: боль, обжигающая кожу, возбуждение, горячащее кровь, доверие между ним и Оуэном.

– Сейчас будет еще, – предупредил тот. – Боже, видел бы ты себя: как твоя кожа краснеет и блестит от пота.

Из-под повязки выкатилась слеза, и Стерлинг сосредоточился на дорожке, оставленной ею на щеке, лишь бы отвлечься от этого ожидания, но Оуэн слизнул ее, резко возвращая его к пробегающим по телу волнам ощущений. Первые капли воска совсем застыли, кожу тянуло. Отрывать его от себя будет тоже больно, и Стерлинг сжал руки в кулаки и простонал имя Оуэна, желая большего, несмотря на то – нет, потому– что знал, как будет жечь.

Оуэн нарисовал воском аккуратные круги вокруг каждого соска, не позволяя каплям смешиваться или накладываться одна на другую, а потом всего с нескольких дюймов, судя по температуре, капнул на сами соски. Казалось, кожа горит, огонь растекается от пульсирующих комочков плоти.

– Нужно кончить…

– Еще рано, – отозвался Оуэн, но эти два слова позволяли надеяться, что Стерлинг все-таки получит разрешение, пусть это и не слишком утешало, учитывая, как близок он был к тому, чтобы забыть обо всем.

Он должен был догадаться, что последует за этим, но слишком погрузился в свои ощущения. И потому страшно удивился, когда следующая вереница восковых капель протянулась у основания его члена – он закричал и выгнулся, натягивая веревки. Позже, вспоминая об этом, он изумлялся, как это не порвал какую-нибудь связку. Слава богу, руки были привязаны туже, чем ноги, наверное, поэтому он и не повредил больное плечо.

Когда очередная капля упала на его член, Стерлинг снова вскрикнул, звук просто вырывался из горла. Он смог вдохнуть и выдохнуть – Оуэн нарочно каждый раз давал ему передышку, наверное, чтобы у него было время поставить на этом точку, но тогда Сойер, пожалуй, знает его совсем не так хорошо, как думает, потому что Стерлинг ни за что не собирался произносить ни одно из своих стоп-слов. Пауза мучительно затягивалась – он чувствовал, как полотенце липнет к мокрой от пота спине, – а потом мир взорвался, потому что капля воска размером с четвертак упала на головку.

Боже, боль была адской. Он так отчаянно кричал, что почти не слышал своего голоса – в легких кончился воздух. Казалось, что нервные окончания забрали весь кислород, и он не мог дышать, не мог думать из-за обжигающей боли.

Он ничего не мог поделать. Он просто пропал.

И больше всего пугало то, как же здоровоэто было. Мучительная боль рвала сдерживающие его оковы: не просто веревки или цепи, а те, что были у него в голове. Он использовал боль, как и сказал ему Оуэн, придавал ей форму, любил ее, позволял затянуть себя глубже. Он как-то рассеянно подумал, что сейчас кончит, словно тело – пусть и запоздало – пыталось избавиться от боли наслаждением, что было глупо, конечно, потому что боль и насаждение – это одно и то же.

Он лежал, как выброшенное на незнакомый берег бревно, и чувствовал пальцы Оуэна в своей руке. Тот молчал. А если бы и говорил, Стерлинг не был уверен, что понял бы его. В голове было пусто, словно мозг расщепился на атомы, расплавился. Хотя это вряд ли продлится – он уже начинал приходить в себя, но пока свободное падение продолжалось, и он плыл, удерживаемый лишь рукой Оуэна.

Только минут через десять он наконец заставил себя заговорить.

– П-простите, – прошептал он. – Кончил без разрешения.

– С разрешения, – поправил его Оуэн – и хорошо, что поправил – это помогало сохранять границы, сдерживаться. – Я сказал, что можно. Не помнишь?

– Нет. – Стерлинг облегченно расслабился, хотя наказание его совсем не пугало. Он слегка сжал пальцы, стискивая ладонь Оуэна; ему не хотелось ее отпускать.

Оуэн снял с него повязку, в комнате было почти темно, так что Стерлингу пришлось моргнуть только пару раз, чтобы привыкнуть.

– Я хочу, чтобы ты подумал, – протянул Оуэн и лениво сковырнул ногтем капельку воска с груди Стерлинга, – и сказал, когда будешь готов к продолжению.

«О боже», – мысленно ахнул Стерлинг. – Будет еще и продолжение?»

Он уже кончил, что для него значило, что секса больше не будет… но ведь дело не только в сексе, так? Он знал это. Может, это и нелегко понять, но он знал.

Стерлинг сделал глубокий вдох и кивнул.

– Я готов.

Глава Восемь

Оуэн обвел рукой комнату. Угловая, на верхнем этаже, дешевые деревянные панели на стенах прибиты криво. Хотя не так чтобы это очень бросалось в глаза; тут все было заставлено мебелью – почти все плоские поверхности завалены разным хламом.

– Думаю, в каждом доме есть такая. Комната, до которой никогда не доходят руки; куда ты складываешь все барахло, которое не нужно, но жалко выкинуть. Вот только мне, наоборот, оченьхочется выкинуть все это – или отдать на благотворительность – потому что из этой комнаты выйдет замечательная библиотека. Надоело, что мои книги болтаются по всему дому, а я не могу их отыскать. – Он искоса поглядел на Стерлинга, подметив растерянное выражение на его лице. – Я не шутил, когда сказал, что заплачу тебе за работу. Ты ведь отказался сегодня от смены, я знаю, а мне не хотелось бы, чтобы из-за меня у тебя начались проблемы с деньгами.

– Вам не нужно мне платить, – как-то неуверенно отозвался Стерлинг.

Оуэн не в первый раз подумал, что мальчику, скорее всего, не приходилось заниматься подобным раньше; мысль была приятной, потому что каждая новая вещь, с которой Стерлинга знакомил именно он, принадлежала только ему одному.

Как и сам Стерлинг.

– Сперва надо вынести все отсюда. Завтра приедут из «Гудвилла»[3], чтобы забрать часть вещей – придется решить, что куда… тебе не надо об этом беспокоиться. А когда здесь станет попросторнее, я хочу, чтобы ты снял старые панели, выровнял стены и покрасил. – Он строго поглядел на Стерлинга. – Я не жду совершенства, потому что дом старый, и сомневаюсь, что здесь хоть один угол в самом деле девяносто градусов, но надеюсь, что ты сделаешь все как можно лучше.

– Знаю. Конечно, сделаю. – Стерлинг сорвал с себя трикотажную водолазку, под которой обнаружилась футболка, и упер руки в бока, рассматривая окружающий их бедлам. – А как я догадаюсь, какие из вещей вам еще нужны, а какие – нет?

– Ну, я не собираюсь оставлять тебя здесь одного, – весело хмыкнул Оуэн. – Хотя чуть позже у меня еще есть дела, но пока я помогу тебе со всем разобраться. Мусор выносим на подъездную дорожку, а вещи для «Гудвилла» – на крыльцо. Думаю, то, что я хочу оставить – а такого вряд ли много – можно сложить пока в коридоре.

Стерлинг кивнул:

– Ясно.

– Значит, до вечера ты принадлежишь мне целиком и полностью, – с улыбкой сказал Оуэн. Он шутил, конечно, но его телу было все равно – оно довольно предсказуемо отреагировало на эти слова. Боже, когда же наступит чертов январь! Он столько дрочил, только когда был подростком, но даже этого было недостаточно, чтобы удовлетворить его. Наверное, Стерлинг испытывал то же самое, но, как ни парадоксально, ему почти не на что было жаловаться. Оуэн позволял ему кончить почти на каждой сессии, пусть Стерлингу и приходилось для этого попотеть.

Прежде чем мальчик успел ответить – а судя по блеску в глазах, ему нравилась мысль о том, чтобы быть полностью в распоряжении Оуэна, и у него наверняка имелась парочка предложений о том, как лучше использовать время, вместо того чтобы пачкаться в пыли, таская мусор – Оуэн махнул рукой в угол.

– Ты начинаешь оттуда. А я возьму на себя другую сторону комнаты, и встретимся посередине. О, и если попадется что-то розовое, по-любому выносишь на улицу.

Какое-то время они вместе работали, иногда Стерлинг спрашивал мнение Оуэна относительно той или иной вещи. В комнате было несколько десятков фарфоровых статуэток – его мать собирала их годами, и по иронии судьбы многие покупал сам Оуэн на дни рождения или другие праздники. Хотя когда-то они «украшали» весь дом, постепенно Оуэн все-таки перенес их в эту комнату, потому что ему нужно было место для собственных вещей. Раньше он не мог заставить себя избавиться от них – к тому же он знал, что они не имеют большой ценности – но прошлой ночью он наконец принял решение сложить их в коробку и отвезти к антиквару в центр города, чтобы узнать примерную стоимость. Если повезет, ему хватит на короткий отдых на каком-нибудь неплохом курорте на Карибском море в следующем году.

Или хотя бы на новый телевизор, потому что старый давно дышит на ладан.

– Что насчет этого? – Стерлинг показал на маленький складной столик. Вся столешница была в царапинах.

– Хмм. Пожалуй, Гудвилл. Мне он нравится, но его надо реставрировать, а у меня вряд ли будет на это время.

Стерлинг понес столик вниз, деревянные ступеньки скрипели под его кроссовками, Оуэн услышал, как дверь на крыльцо открылась и закрылась. Через несколько секунд дверь снова открылась и закрылась, а потом Оуэн услышал, как открылась дверца холодильника, и Стерлинг поднялся наверх.

– Держите. – Стерлинг протянул ему бутылку с водой – одну из целого блока бутылок, которые привез к Оуэну неделю назад. За несколько дней до этого Стерлинг опрокинул стакан с водой, а потом начал жаловаться, что это не его вина и что Оуэну просто стоит покупать воду в бутылках, как все нормальный люди. Этозамечание закончилось для него поркой, после которой ладонь Оуэна горела, и он несколько часов не мог избавиться от стояка.

– Спасибо, – ответил он. Он предпочитал воду из-под крана, вспомнить хотя бы обо всех экологических проблемах, связанных с водой в бутылках, но эту лекцию он уже читал раньше, а бутылка, как ни крути, более практична, когда в воздухе стоит пыль.

Вода освежала – а вид Стерлинга, который жадно глотал ее, так что на шее натягивались жилы – даже больше. Оуэн прислонился к креслу, из которого торчали пружины, и стал изучающе рассматривать Стерлинга. На его ягодицах и бедрах под джинсами наверняка все еще остались отметины с начала недели, вся кожа в крошечных синяках. Оуэн был осторожен с ним, никогда не оставляя следов там, где их нельзя было бы прикрыть, и никогда не перетруждая его мышцы, хотя он знал, что порой Стерлингу все равно очень некомфортно сидеть на деревянных скамьях аудиторий.

– Я так понимаю, что на рождество ты едешь домой? – как бы невзначай спросил он. На День Благодарения Стерлинг остался в городе, и Оуэн эгоистично радовался этому, но уже уговорил себя, что рождество придется встречать без Стерлинга. Хотя и не в одиночестве. Его пригласила парочка, с которой он познакомился в местном театре, когда работал там стажером. Джейк и Гэри были очень милыми, где-то жесткими, но в общем умелыми управляющими, и они были полны решимости сделать театр прибыльным и превратить его в светоч городской культуры. Оуэн до сих пор наведывался за кулисы, но если его интерес к театру слегка и поугас, то дружба с его владельцами – нет.

– Да… мама и Джастина ждут меня. Будет весело. – Оуэн заметил, что Стерлинг не упомянул отца. – Мы украсим елку и испечем печенье… Джастина говорит, что рождество – не рождество без домашнего пистолетного печенья. – Оуэн не понял, о чем речь, просто позволил Стерлингу продолжить, собирая книги и складывая их в стопки у стены. Стерлинг с виноватым видом поглядел на Оуэна. – Мне жаль, что я не могу остаться.

– В другой раз, – отозвался Оуэн – мальчику и так было не по себе оттого, что нужно ехать домой. Нет смысл все усложнять. – Может, ты сможешь вырваться дня за два до весеннего семестра, чтобы провести время здесь? – То, что надо– несколько дней, когда работа не будет мешать им обоим.

– Да, конечно. Я думал забрать машину, если удастся получить разрешение на парковку у общаги.

– Не знал, что у тебя есть машина, – протянул Оуэн.

Стерлинг покачал какой-то старый стул, а потом поднял его и, вскинув бровь, посмотрел на Оуэна.

– Это во двор, наверное, – ответил он, потому что стул был шаткий, а обивка изъедена молью.

– Подарок на восемнадцатилетие. – Стерлинг явно говорил о машине, а не о стуле. – Сын Уильяма Бейкера не может ездить на старом драндулете, иначе отец никогда бы ее не купил.

– С машиной проще, – сказал Оуэн, вспоминая, что Стерлингу приходится бегать из общежития на работу – и зачастую из его дома в общежитие. – Бензин недешево стоит, конечно, но ты же не так далеко ездишь.

– Но я все равно не смогу приезжать на ней сюда, – закинул удочку Стерлинг. – Ну, то есть, все увидят ее у вашего дома.

Оуэн закатил глаза.

– Если это не ярко-красный «Порше» или что-то столь же броское, сомневаюсь, что кто-нибудь обратит на нее внимание, но я всегда могу заставить тебя парковаться за несколько кварталов и так и сделаю, если ты не прекратишь выделываться. – Он подошел к Стерлингу и отвесил слабый шлепок по заднице, отчего по телу того пробежала дрожь. – Перерыв закончен.

– Ясно, – сказал Стерлинг и улыбнулся, прежде чем унести стул вниз.

Пока его не было, Оуэн закончил собирать статуэтки и положил коробку на пол в спальне, где никто об нее не споткнется. Стерлингу пришлось еще несколько раз сходить на крыльцо, а потом он снова остановился передохнуть и наконец перешел к небольшому шкафчику, оказалось, здесь Оуэн хранил какие-то фотоальбомы.

– Эй, что это у нас? – Стерлинг поднял один из альбомов и осторожно открыл. – По-моему, это вы.

– Вполне возможно, – согласился Оуэн, подошел к Стерлингу и заглянул ему через плечо. Это были старые детские фотографии. Они давно выцвели, отчего яркие оттенки одежды восьмидесятых уже не так резали глаз.

– Милая рубашка. – Фыркая, Стерлинг показал на фотографию… да, полоски никогдаему не шли, но в то время Оуэну было всего десять.

– Я всегда был законодателем моды, – высокомерно хмыкнул он, но не смог сдержать улыбку, когда Стерлинг расхохотался. – Ну хватит, – сказал он. – У твоей матери наверняка есть фотографии, которые ты не хотел бы мне показывать. – Он уткнулся носом в шею Стерлинга и поцеловал, обняв за плечи. – Не хочешь пойти сегодня в клуб? Мы давно там не были, и мне кажется, что я не смогу снести по этой лестнице больше ни одной коробки.

Он редко брал Стерлинга в клуб, но, не считая парочки удивленно поднятых бровей оттого, что он связался с кем-то столь неопытным, все молча приняли его. Настороженность и сдержанность, с которыми тут относились к новичкам, быстро сменились одобрением. Стерлинг с головой погружался в то, что делал, к тому же то, что он был сабом Оуэна и другом Алекса, который тоже пользовался тут популярностью, играло ему на руку.

После нескольких часов наблюдений за Домами и сабами, а иногда и за разыгрываемыми для зрителей сценами, Стерлинг превращался в сущее наказание, взвинченный, взволнованный, возбужденный, не в силах скрывать свои эмоции. Это можно было бы обратить во что-то более полезное для них обоих, но Оуэну отнюдь не всегда хотелось иметь с ним дело в таком состоянии, когда собственное возбуждение и неудовлетворенность делали его страшно раздражительным.

– Звучит неплохо. – Стерлинг положил альбом и слегка повернулся к Оуэну, обвив рукой его талию и задев губами край уха.

Тело Оуэна с надеждой откликнулось на внимание Стерлинга, член дернулся. Ему явно хотелось быть обнаженным и тереться о такую же обнаженную кожу Стерлинга, до конца войти в его тело; ждать дня рождения Стерлинга становилось все труднее.

– Обещаю, как бы ни возбудился, не просить вас меня трахнуть, – торжественно произнес Стерлинг и прижался губами к местечку у Оуэна под ухом.

Один тот факт, что Стерлинг поднял эту тему, заставил Оуэна насторожиться, задумавшись, чего же ждать от вечера, проведенного в обществе возбужденного, гиперактивного саба, которому слишком многое сходит с рук.

– Вот и хорошо, – сказал он как можно более безразличным голосом. – Потому что в следующий раз я познакомлю тебя со своим любимым кляпом.

Ну ладно, пожалуй, безразличие у него не очень-то вышло.

– Ах, вы только обещаете, – игриво пропел Стерлинг и поцеловал Оуэна в подбородок. – Что, вы хотите, чтобы я надел?

Это напомнило ему о Майкле, который настаивал на том, чтобы Оуэн выбирал за него каждый предмет одежды каждый день. Часть Оуэна наслаждалась этой властью, но иногда он чувствовал себя родителем, а не Доминантом. Стерлинг подходил ему больше, и эта мысль почти не вызывала в нем чувства вины; Майкл был слишком хорошим другом, чтобы Оуэн в самом деле переживал из-за того, что потерял его как любовника.

– Немного масла для тела, и можешь сам выбрать, куда лепить павлинье перо.

Стерлинг рассмеялся тем громким звонким смехом, от которого казался еще моложе и беззаботнее. Во время особо напряженных сессий, когда ему разрешалось кончить, он выглядел так же.

– Может, к черту перо, и пусть все увидят меня во всем великолепии. – Он сделал шаг назад, раскинул руки и покрутился.

– О нет, – возразил Оуэн. – Оно только для того, чтобы я смотрел и наслаждался. И поверь, я наслаждаюсь. – Он прошелся взглядом по телу Стерлинга, и его почти мгновенно накрыло горячей волной. – Боже, ты заставляешь меня хотеть… – Он замолчал, закусив губу, чтобы не произнести слов, которые выдали бы, как сильно он жаждет того же, о чем умоляет Стерлинг. Он хотел отшлепать его так, чтобы ягодицы стали ярко-красными, а потом оттрахать, не убирая рук с горячей, ноющей кожи, хотел поставить Стерлинга на колени и смотреть, как этот рот послушно открывается, чтобы взять его член. Хотел связать его и иметь, оттягивая и оттягивая оргазм, пока Стерлинг не начнет рыдать, чтобы ему позволили кончить, доведенный до отчаяния, снедаемый жаждой… само совершенство. – Иди домой, прими душ и переоденься, встретимся здесь. Что касается одежды… Ты знаешь, что подходит для клуба, и знаешь, что нравится мне.

Стерлинг улыбнулся и сказал два самых любимых для Оуэна слова в английском языке:

– Да, Оуэн.

Глава Девять

Стерлингу понадобилось больше часа, чтобы вернуться к дому Оуэна – тот не говорил ему спешить, поэтому он и не торопился, к тому же Стерлинг знал, что Оуэн хотел бы, чтобы он хорошо выглядел, поэтому тщательно подбирал одежду. Самые новые джинсы, такие узкие, что сидеть в них было неудобно. Черные кожаные модельные туфли – такие легко надевать и снимать. Черная же рубашка из шелковистой ткани, похожей на атлас – хотя он был уверен, что это синтетика, – две верхние пуговицы расстегнуты.

Оуэн открыл дверь, когда Стерлинг поднимался по ступенькам, и улыбнулся.

– Наконец-то.

– Я же не опоздал? – Стерлинга охватило легкое беспокойство, хотя Оуэн и не говорил, к которому часу ему прийти, к тому же, пусть он и не спешил, но совершенно точно не тратил времени попусту.

– Нет, но я уже начал думать, что что-то заставило тебя задержаться. – Оуэн вышел на крыльцо, все еще заваленное мебелью, закрыл и запер входную дверь. Положив ладонь на затылок Стерлинга, он крепко сжал его, заставив того вздрогнуть. – Садись в машину.

– Да, Оуэн.

Оуэн задумчиво посмотрел на него.

– Знаешь, я собирался заменить это на «Да, сэр», когда ты слегка попривыкнешь, но теперь не уверен, что сделаю это. Мне слишком нравится, как ты произносишь мое имя.

– Мне тоже нравится, – заверил его Стерлинг. Он уже привык к этому, хотя Алекс выглядел удивленным, когда он рассказал ему об этом.

Клуб находился недалеко – минутах в двадцати езды. Оуэн явно был не склонен к разговорам, и Стерлинг молчал. Он хотел хорошо провести время, а это возможно, только если у Оуэна хорошее настроение, а этобывает, только когда все идет так, как нравится Оуэну. Стерлинг уже научился любить то, что тому нравится, потому что только так можно было заслужить множество таких приятностей, как порка, оргазмы и, что лучше всего, одобрение Оуэна.

Парковку за клубом заливал свет, но тут все равно было жутковато; сам клуб располагался за рядом других зданий и по сути снаружи больше походил на заводское помещение. Стерлинг вспомнил свой первый вечер здесь и то, как он был уверен, что они с Алексом ошиблись адресом.

Теперь, спустя всего десяток посещений, это место казалось ему почти родным, к тому же Стерлингу доставляло удовольствие ходить сюда с Оуэном, который был известен своей разборчивостью и тем, что ему сложно угодить. Стерлинг был иного мнения, но если то, что он саб, который может заставить Оуэна улыбаться, имеет здесь значение, он готов был согласиться с чем угодно.

Первым знакомым лицом, увиденным им в клубе, был Алекс, который, опустив глаза, нес стакан с выпивкой какому-то парню – наверное, своему новому Дому. Стерлинг смотрел, как Алекс садится на колени, протягивая стакан высокому, крепкому мужчине с аккуратно подстриженными усиками, а потом, не вставая с колен, в ожидании устраивается у его ног.

– Стерлинг, – сказал Оуэн, в голосе его прозвучал упрек. – Не пялься по сторонам и смотри на меня, пожалуйста.

Это был нелегкий урок – необходимость каждую секунду, проведенную в клубе, помнить, кто он и что он. Может, ему Оуэн и говорил не пялиться, но множество других людей следили за Стерлингом, ожидая, что саб Оуэна совершит ошибку, оступится. Все, что он делал и говорил, отражалось на Оуэне, и Стерлинг хотел, чтобы все было идеально, ради Оуэна и ради себя. Он не желал быть сабом второго сорта, или что еще хуже – все испортить. Это единственное, чему он научился у отца – урок, который он усвоил.

Опустив голову, Стерлинг пошел за Оуэном к барной стойке, где тот заказал себе выпить. Оуэн поблагодарил Сола, бармена, протянул Стерлингу свой стакан и направился к пустому столику недалеко от бара. Следуя за Оуэном, Стерлинг не мог сдержаться и все-таки незаметно поглядывал по сторонам, но когда Оуэн сел, он опустился на колени, ни на кого не обращая внимания.

Сидя на коленях у ног Оуэна в первый раз, он ужасно смущался. Станут ли все смотреть на него? Что они подумают? Но теперь он знал, что полы здесь безупречно чистые, а многим хватает ума не глазеть на него, и единственное, о чем они думают, смотря на него, это как хорошо он выглядит. В этом его заверил Оуэн, когда они возвращались домой, прошептав на ухо:

– Все тобой восхищались. Видели, какой ты красивый, и жалели, что ты принадлежишь не им.