Текст книги "Космический госпиталь (сборник)"

Автор книги: Джеймс Уайт

Соавторы: Джон Кристофер,Джеймс Генри Шмиц,Пол Эш,Джей Уильямс,Святослав Славчев,Флойд Уоллес,Арпад Балаж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

III

Когда Уоринг ушел, О’Мара подумал о предстоящем монтаже худларианских секций. ФРОБы жили в одном из центральных отсеков, где гравитационные решетки были рассчитаны на четыре g и созданы некоторые другие удобства. Если уж этот отсек будут вот-вот монтировать с главным корпусом, значит, до полного завершения монтажа оставалось каких-нибудь пять—шесть недель, О’Мара понимал, что эти последние стадии сборки принесут больше всего волнений. Операторы, наверняка осунувшиеся от усталости, укрывшись в безопасных местах, будут перебрасывать в пустоте тысячетонные громады и осторожно совмещать их друг с другом, а монтажники тем временем проверят параллельность сближающихся поверхностей, подгонят их, подготовят для стыковки. Многие из них, игнорируя предупредительные сигналы, пойдут на крайний риск, лишь бы сэкономить время и потом обойтись без переделок.

Насколько лучше было бы для О’Мары работать на заключительных этапах сборки, чем нянчиться тут со всякими малышами!

Вспомнив о малыше, он снова ощутил тревогу, которую скрыл от Уоринга. Никогда раньше малыш не спал так долго – пожалуй, уже часов двадцать прошло с тех пор, как он уснул или, вернее, был усыплен побоями. ФРОБы – существа выносливые, верно, но не могло ли случиться так, что малыш не просто спит, а потерял сознание от ударов?

О’Мара схватил книгу, посланную Пеллингом, и лихорадочно принялся читать.

Это было нелегко, но двумя часами позже О’Мара уже знал кое-что об обращении с малолетними худларианчиками, и эта информация успокоила и в то же время встревожила его. Видимо вспышка гнева О’Мары и последующие его действия пошли малышу только на пользу – малолетние ФРОБы нуждались в настоящей ласке, а беглый подсчет усилий, которые прилагали взрослые ФРОБы, нежно похлопывая своего детеныша, убедил О’Мару, что его яростные тумаки на самом деле были для малыша очень нежными шлепками. Но книга предостерегала от опасности перекармливания, а вот в этом О’Мара, безусловно, был повинен. Судя по всему, во время бодрствования малыша следовало кормить через каждые пять—шесть часов и успокаивать его посредством физического воздействия, то бишь похлопывая, – если малыш возбужден или все еще требует пищи. Оказалось также, что детеныши ФРОБов нуждаются в регулярном купании и притом довольно частом.

На их родной планете такое купание сводилось к процедуре, напоминавшей мощную пескоструйную очистку, но О’Мара полагал, что это было, вероятно, связано с давлением и плотностью тамошней атмосферы. Кроме того, перед ним возникла еще одна проблема – как осуществить достаточно мощные успокаивающие шлепки? Он серьезно сомневался в том, что сможет впадать в состояние аффекта всякий раз, как малыш будет нуждаться в худларианской порции родительских нежностей.

Во всяком случае, у него теперь была уйма времени для обдумывания этого дела, ибо он выяснил также, что худларианчики бодрствуют двое суток, зато спят – целых пять. За время спячки своего питомца О’Мара сумел придумать, как его ласкать и купать, и даже ухитрился выкроить парочку свободных дней, чтобы отдохнуть и загодя накопить силы для предстоящих ему двух суток тяжкого труда. Для человека с обычным запасом сил этот режим был бы невыносим, но через две недели О’Мара заметил, что его организм физически и духовно приспособился ко всем тяготам. А через четыре недели исчезли боль и скованность движения в ушибленной ноге, а с малышом он и вообще уже не знал никаких хлопот.

А между тем грандиозный проект близился к завершению. Если не считать кое-каких несущественных доделок, то вся эта громадная ажурная пространственная головоломка была уже собрана. Прибыл следователь из Корпуса Мониторов и допрашивал – по-видимому, всех, но только не О’Мару.

О’Мару, конечно, интересовало, допрашивали уже Уоринга или нет, и если да, то что он показал. Следователь был по профессии психолог – не то, что простые инженеры Проекта, и, по всей видимости, не дурак. О’Мара рассудил про себя, что и он, О’Мара, тоже не дурак; он все продумал, и в сущности за исход расследования ему нечего было бояться. Но все зависело от того, что сказал Монитору Уоринг.

“Ты весь позеленел от страха, – с отвращением думал О’Мара о самом себе. – Теперь, когда твои излюбленные теории подверглись серьезной проверке, ты, как дурак, перепугался, что они неверны. Ты готов ползти к Уорингу и лизать ему башмаки!”

О’Мара знал, что это внесло бы элемент случайности в ситуацию, которой надлежало быть предсказуемой, и почти наверняка испортило бы все дело. Несмотря на это, искушение было очень сильным.

Пошла шестая неделя вынужденного надзора за малышом, и О’Мара начал изучать удивительные диковинные недомогания, которым подвержены малолетние худларианчики, как вдруг сигнальное устройство шлюза возвестило о появлении визитера. О’Мара торопливо вскочил с кресла и уставился на открывающийся люк, всем своим видом изображая полнейшую безмятежность.

Но это был всего лишь Какстон.

– Я ждал Монитора, – сказал О’Мара.

Какстон хмыкнул.

– Гм… Разве он с вами еще не говорил? Возможно, он считает, что это – пустая трата времени. После того, что мы ему рассказали, он, видимо, полагает, что дело совершенно ясное и конченое. К вам он явится уже с наручниками.

О’Мара только поглядел на него. Его так и подмывало спросить Какстона, допрашивал ли Монитор Уоринга, а впрочем, соблазн был невелик.

– Я пришел спросить, что вы делаете с водой, – неприязненно сказал Какстон, – со складов сообщают, что вы уже затребовали втрое больше воды, чем могли использовать. Вы тут аквариум строите или что-нибудь в этом духе?

О’Мара умышленно уклонился от прямого ответа. Вместо этого он сказал:

– Пора купать малыша, не хотите ли посмотреть? – наклонился, ловко отодвинул в сторону кусок покрытия под ногами и протянул руку в образовавшуюся дыру.

– Что вы делаете? – взорвался Какстон. – Там же гравитационные решетки, их нельзя трогать!

Пол вдруг накренился под крутым углом. Какстон, чертыхаясь, свалился на стенд. О’Мара выпрямился, открыл внутреннюю дверцу шлюза и двинулся по круто поднявшемуся вверх участку покрытия к спальному помещению. Какстон последовал за ним, не переставая орать, что О’Мара не имеет ни права, ни достаточной квалификации, чтобы самому перестраивать установку искусственной гравитации.

Войдя в спальню, О’Мара заявил:

– Это запасной питательный резервуар с насаженным на него брандспойтом, который переделан так, чтобы давать струю воды под высоким давлением.

Он продемонстрировал, как действует устройство, хлеща струей по небольшому участку шкуры худларианчика. Но малыш был всецело поглощен тем, что доламывал один из стульев, и не обращал на вошедших ни малейшего внимания.

– Вы видите перед собой, – продолжал О’Мара, – участок кожи, где питательная смесь совсем затвердела. Эту корку через определенные промежутки времени надлежит смывать, потому что она забивает поглотительные пути, вызывая тем самым снижение усвояемости пищи. А из-за этого маленькому худларианчику становится не по себе, и он… э-э… начинает резвиться.

О’Мара продолжал говорить в пустоту. Он видел, что Какстон даже не смотрит на малыша, а созерцает поток воды, который, отлетая от худларианчика, струился по изрядно перекошенной теперь двери через жилое помещение в открытый люк шлюза. Но это было на руку О’Маре, ибо на шкуре малыша вдруг появилось какое-то пятно такого цвета и консистенции, каких прежде О’Мара не замечал. Возможно, нет оснований для беспокойства, но все же хорошо что Какстон этого не видит и не задает настырных вопросов.

– А что там наверху? – спросил Какстон, указывая на потолок.

Чтобы обеспечить малыша лаской, которую тот заслуживал, О’Маре пришлось соорудить целую систему рычагов, блоков и противовесов и укрепить эту неуклюжую махину на потолке. Пожалуй, он даже гордился своим приспособлением, оно позволяло отвесить малышу хороший, солидный шлепок – удар, который наповал убил бы человека. Но О’Мара сильно сомневался в том, что приспособление придется Какстону по вкусу. Скорее всего, начальник участка обвинит его в издевательстве над младенцем и запретит применение подобных приемов.

Поэтому О’Мара заторопился из спального помещения и бросил через плечо:

– Просто подъемное устройство.

О’Мара протер тряпкой мокрые пятна на полу и швырнул тряпку в шлюз, уже наполовину заполненный водой. Ботинки и комбинезон тоже промокли, поэтому он и их кинул туда же, потом закрыл внутренний люк и открыл наружный. Пока вода вскипала, вырываясь в вакуум, О’Мара переключил гравитационные решетки, чтобы пол снова стал горизонтальным, затем извлек из шлюза свои ботинки, комбинезон и прочую одежду, успевшие полностью высохнуть.

– У вас, я вижу, все отлично организовано, – буркнул Какстон, закрепляя шлем своего скафандра. – Во всяком случае, вы следите за малышом лучше, чем следили за ним его родители. Постарайтесь продолжать в том же духе.

Потом он добавил:

– Монитор заглянет к вам завтра в девять утра.

И вышел.

О’Мара бросился назад в спальню, чтобы внимательней исследовать подозрительное пятно. Пятно было бледным, серо-синим, и в этом месте гладкая, почти стальной твердости кожа покрылась какими-то трещинами. О’Мара осторожно погладил пятно, малыш тут же дернулся и издал недоуменный вопль. О’Мара не помнил, чтобы в книге говорилось о чем-нибудь подобном, – но ведь он еще не дочитал ее до конца. Чем быстрее это будет сделано, тем лучше.

Самые разные существа здесь общались главным образом с помощью транслятора, который сортировал и классифицировал все осмысленные звуки, а затем воспроизводил их на языке говорящего. В тех случаях, когда транслятора было недостаточно, использовали систему мнемограмм. Мнемограммы переносили все чувственные ощущения, знания и психологические особенности одного существа непосредственно в мозг другого. Менее популярным и точным было использование письменных символов, образующих язык, который именовался универсальным или универсумом.

Универсум был пригоден лишь для таких существ, мозг которых был подключен к оптическим рецепторам, способным извлекать сведения из символических знаков на плоской поверхности – иными словами, из печатного текста. Хотя существ, наделенных такой способностью, было довольно много, но реакции на цвет у разных типов, как правило, были неодинаковыми. То, что О’Мара считал серо-голубым, другому существу могло казаться серо-желтым или грязно-пурпурным, и беда в том, что именно это другое существо вполне могло быть автором худларианской книги.

В одном из приложений к книге была помещена сравнительная таблица для грубого определения цветовых соответствий, но рыться в ней было скучно и долго, да к тому же познания О’Мары в универсуме не были столь блестящими.

Через пять часов О’Мара, как и прежде, не мог поставить диагноз, а тем временем голубовато-белое пятно на шкуре малыша увеличилось вдвое и рядом с ним появилось еще три таких же. Не зная, правильно ли он поступает, О’Мара все же накормил малыша и снова поспешил вернуться к своим изысканиям.

Если верить справочнику, то легких, переходящих заболеваний, которым были подвержены юные худларианчики, насчитывалось буквально сотни. Малыш О’Мары благополучно избежал их лишь по той причине, что его кормили пищевым концентратом и у него не было контакта с бактериями, насыщавшими воздух его родной планеты. Хоть О’Мара и утешал себя, что болезнь малыша, вероятно, худларианский эквивалент коревой сыпи, тем не менее пятна выглядели угрожающе. К следующей кормежке их стало уже семь, все они были глубокого зловещего синего цвета, и вдобавок малыш непрестанно шлепал себя своими отростками-конечностями. Видимо, пятна отчаянно зудели. Обогащенный этими новыми данными, О’Мара вернулся к книге.

И вдруг он натолкнулся на то, что искал. В перечне симптомов указывались грубо очерченные пятна на кожном покрове, сопровождаемые жестоким зудом, который вызывали не впитавшиеся частицы пищи. Лечение состояло в очистке раздраженных участков кожи после каждой кормежки, чтобы устранить зуд, – а уж там сама природа довершит остальное. Эта болезнь у худлариан встречалась чрезвычайно редко, симптомы ее появлялись с пугающей внезапностью, и развивалась она так же быстро, как и исчезала. В книге утверждалось, что при надлежащем уходе болезнь совершенно не опасна.

О’Мара принялся сопоставлять худларианские цифры с человеческими. Насколько он мог высчитать, окрашенные пятна должны разрастись до восемнадцати дюймов в поперечнике, и их может появиться до дюжины, прежде чем они начнут исчезать. И произойти это должно в течение шести часов с того момента, когда О’Мара заметил первое пятно.

Так что у него не было ни малейшего повода для беспокойства.

IV

После очередной кормежки О’Мара тщательно очистил голубые пятна, тем не менее малыш продолжал яростно колотить себя отростками и дергаться. Он напоминал присевшего на корточки слона, сердито размахивающего шестью хоботами сразу. О’Мара снова заглянул в книгу, но справочник по-прежнему заверил его, что в нормальных условиях болезнь протекает легко и быстро и что нужно лишь следить за тем, чтобы затронутые участки оставались чистыми.

Дети – это сплошное беспокойство, подумал О’Мара.

Здравый смысл подсказывал ему, что все эти дерганья и пошлепывания у малыша выглядят ненормально, и им надо положить конец. Может, малыш скребется просто по привычке, а впрочем, вряд ли – уж слишком ожесточенно он предавался этому занятию. А может, если его чем-нибудь отвлечь, он перестанет скрестись? О’Мара с помощью подъемного устройства принялся ритмично постукивать малыша по тому месту, где, как выяснилось, удары доставляли худларианчику наибольшее удовольствие – в полуметре от твердой, прозрачной мембраны, защищавшей глаза.

Пока О’Мара похлопывал малыша, его движения становились менее судорожными. Но стоило О’Маре остановиться, как худларианчик принимался стегать себя отростками еще яростней прежнего и даже кидался на стены и остатки мебели. Во время одной из этих бешеных атак он едва не ворвался в жилое помещение, и помешало ему лишь то, что он не смог протиснуться в дверь. До этого О’Мара как-то не осознавал, насколько его малыш за последние пять недель прибавил в весе.

В конце концов О’Мара так вымотался, что ему пришлось отступиться. Он предоставил малышу беспомощно тыкаться по спальне и сокрушать ее стены, а сам бросился на диван, пытаясь собраться с мыслями.

Если верить книге, то голубым пятнам было самое время идти на убыль. Но они не только не исчезли – их стало уже двенадцать и они были гораздо больше, чем положено, – такие большие, что к очередной кормежке поверхность, способная к поглощению, значительно уменьшится, а это означало, что малыш ослабеет, не получив достаточного количества пищи. И вообще любому человеку известно, что зудящие места нельзя расчесывать, если не хочешь, чтобы болезнь обернулась крупной неприятностью…

Его размышления прервал хриплый отрывистый рев. О’Мара по характеру звука уже мог определить, что малыш отчаянно напуган, а по относительно малой громкости – что он к тому же ослабел.

О’Мара крайне нуждался в помощи, но у него были серьезные сомнения в том, окажет ли ему хоть кто-нибудь эту помощь. Говорить что-либо Какстону было бесполезно – руководитель участка наверняка обратится к Пеллингу, а Пеллинг в вопросе о худларианских младенцах осведомлен еще меньше, чем О’Мара. Только даром потратишь время и абсолютно ничем не поможешь малышу. Вдобавок Какстон, несмотря на присутствие Монитора, конечно, постарается подложить О’Маре свинью, поскольку О’Мара допустил, чтобы малыш заболел, – несомненно, начальник участка именно так расценит случившееся.

Какстон не любил О’Мару. Никто не любил О’Мару. Если бы он был здесь со всеми на дружеской ноге, его бы не стали обвинять в болезни малыша или так единодушно, как сейчас, считать, что он виноват в смерти родителей малолетнего ФРОБа. Но О’Мара с самого начала решил здесь играть роль неприятного субъекта – и чертовски преуспел в этом, даже слишком.

А может, он и в самом деле был негодяем, вот почему ему и было так легко играть эту роль. Возможно, постоянное раздражение от того, что ему никогда не подворачивался случай по-настоящему использовать свой интеллект, озлобило О’Мару, и то, что он считал лишь ролью, было на деле его подлинной сутью?

Если б ему хоть не соваться в эту историю с Уорингом! Из-за нее-то все и взбесились окончательно.

А ведь на самом деле О’Мара хотел доказать, что он человек, достойный доверия, терпеливый, душевный и вообще обладает теми достоинствами, к которым его товарищи по работе относились с уважением. Но для этого нужно было прежде всего доказать, что ему можно доверить заботу о Малыше.

О’Мара вдруг подумал, не может ли ему помочь Монитор. Не лично Монитор – вряд ли психолог из Корпуса Мониторов разбирается в запутанных болезнях худларианских детишек, – но через свою организацию. Корпус Мониторов – всегалактическая организация, высший авторитетный орган, ответственный “за все и всех”, наверно, мог бы тотчас разыскать специалиста. Но опять-таки подобный специалист наверняка сыщется лишь на самом Худларе, а тамошние власти уже знают о положении, в котором оказался осиротевший малыш, и помощь, конечно, прибудет раньше, чем Монитор сумеет что-нибудь организовать. Но может и не прийти вовремя.

Так что вся тяжесть по-прежнему ложилась на плечи О’Мары.

Болезнь у малыша не серьезнее, чем сыпь во время кори…

Но для человеческого ребенка корь может стать очень серьезной болезнью, если его держат в холодном помещении или в каких-нибудь иных условиях, которые, не будучи смертельны сами по себе, смертельно опасны для организма, сопротивляемость которого понижена из-за болезни или недостатка питания. Справочник предписывал покой, очистку пятен и больше ничего. Но так ли это? Ведь считалось, что пациент во время болезни находится на своей родной планете. В обычных для него условиях болезнь, вероятно, и в самом деле протекала легко и быстро.

Но разве в спальне О’Мары существовали обычные условия для больного худларианского малыша?!

О’Мара порывисто вскочил с диванчика и бросился к нише со скафандрами. Он уже втискивался в скафандр высокой защиты, как вдруг запищал сигнал коммуникатора.

– О’Мара, – прозвучал резкий голос Какстона, – Монитор хочет побеседовать с вами. Предполагалось, что раньше завтрашнего дня разговора не будет, но…

– Благодарю вас, Каксток, – перебил его спокойный и более твердый голос. Последовала пауза, затем: – Моя фамилия Крэйторн. Как вам известно, я собирался повидаться с вами завтра, но я успел разделаться с некоторыми другими делами и высвободить время для предварительной беседы…

– И надо же было ему выбрать такое чертовски неподходящее время – О’Мара в глубине души метал громы и молнии на голову Монитора. Он кончил натягивать скафандр, но не стал одевать шлем и перчатки. Вместо этого он открыл щиток, который регулировал воздухообмен, чтобы добраться до гравитационных решеток.

– Откровенно говоря, – ровным голосом продолжал Монитор, – ваше дело для меня побочное… В мою задачу входит создать все условия для существ различных типов, которые вскоре начнут прибывать в штат Госпиталя, и всячески препятствовать возникновению трений между ними. Приходится учитывать уйму тонкостей, но как раз сейчас я относительно свободен. И вы меня заинтересовали, О’Мара. Я бы хотел задать вам несколько вопросов.

– Прошу прощения, – перебил его О’Мара, – но мне придется кое-что делать, пока мы будем разговаривать. Какстон вам объяснит…

– Я уже рассказал о малыше, – вмешался Какстон, – и если вы надеетесь одурачить Монитора, изображая из себя заботливую мамашу…

– Я хотел бы также заметить, – сказал Монитор, – что принуждать вас жить с ребенком ФРОБов равносильно жестокому и непредусмотренному наказанию, и за все, что вы вынесли в течение последних пяти недель, из вашего приговора будет вычтено, как минимум, десять лет – если, конечно, вы будете признаны виновным. И кстати, лучше видеть того, с кем говоришь. Не согласитесь ли вы включить видеосвязь?

Внезапно сила тяжести в каюте с одного g увеличилась до двух. О’Мара был застигнут врасплох – у него подогнулись ноги, и он плашмя грохнулся на пол. Рев малыша в соседнем помещении, должно быть, заглушил шум, произведенный О’Марой, потому что его собеседники никак на него не отреагировали. О’Мара тяжело поднялся на колени и проговорил:

– Простите, мой видеофон не в порядке.

Монитор помолчал, дав О’Маре понять, что он разгадал его ложь и согласен сейчас не придавать ей значения. Наконец он произнес:

– Ну что ж, хоть меня-то вы видеть можете, – и экран видеофона включился.

На экране появился моложавый, коротко остриженный мужчина, глаза которого казались лет на двадцать старше, чем лицо. На парадном, темно-зеленом мундире виднелись майорские знаки отличия, на воротничке – изображение жезла. О’Мара решил, что при иных обстоятельствах этот человек, пожалуй, пришелся бы ему по душе.

– Мне нужно кое-что сделать в соседнем помещении, – сказал он. – Я сейчас же вернусь.

Он установил антигравитационный пояс на отталкивание в два g, которое точно уравновесило бы существующую в каюте силу тяжести и позволило бы ему увеличить гравитацию до четырех g без особых последствий. Потом он намеревался дать три g и в результате получил бы суммарное тяготение, равное одному g.

По крайней мере таковы были его планы.

Вместо этого пояс (или решетки, или пояс и решетки одновременно) начал создавать флуктуации тяготения в половину g, и каюта словно взбесилась. Это напоминало подъем в скоростном лифте, который то включают, то останавливают. Частота колебаний быстро возрастала, пока О’Мару не затрясло так, что у него залязгали зубы. Не успел он что-либо предпринять, как возникло новое и еще более грозное осложнение. Решетки не только непрестанно меняли силу тяжести, они перестали действовать перпендикулярно плоскости пола. Даже застигнутый штормом корабль, пожалуй, никогда не дергался и не валился с боку на бок так, как пол в каюте О’Мары. О’Мара качнулся, отчаянно попытался схватиться за диван, промахнулся и тяжело ударился о стену. Прежде чем он успел выключить пояс, его швырнуло через всю каюту к противоположной стене.

В каюте снова установилась устойчивая сила тяжести, равная двум g.

– И долго это продлится? – спросил вдруг Монитор.

В суматохе О’Мара забыл о нем. Отвечая Монитору, он приложил все усилия, чтобы голос его звучал естественно.

– Кто знает. Не смогли бы вы позвонить попозже?

– Я подожду, – сказал Монитор.

Стараясь не обращать внимания на ушибы, полученные несмотря на скафандр высокой защиты, О’Мара пытался собраться с мыслями, чтобы найти выход. Он догадывался, чтeq o (о;ґ) здесь произошло.

Когда рядом одновременно включаются два антигравитационных генератора одинаковой мощности и частоты, возникает интерференция, которая нарушает стабильность обоих. Решетки в каюте О’Мары были временные и питались от генератора, сходного с генератором пояса. Обычно между ними существовал сдвиг по частоте – как раз во избежание подобной неустойчивости. Однако последние пять недель О’Мара постоянно ковырялся в механизме решеток – да еще лез туда всякий раз, когда устраивал малышу баню, – и, по-видимому, сам того не зная, изменил частоту.

Он понятия не имел, в чем именно состояла его оплошность, да если б и знал, то у него не было времени ее исправить. Он снова осторожно включил пояс и стал медленно наращивать мощность. Первые признаки неустойчивости появились, когда отрицательная гравитация пояса достигла трех четвертей g.

Четыре g минус три четверти – это чуть больше трех g. Похоже, что придется работать без всяких послаблений, угрюмо подумал О’Мара.