Текст книги "Космический госпиталь (сборник)"

Автор книги: Джеймс Уайт

Соавторы: Джон Кристофер,Джеймс Генри Шмиц,Пол Эш,Джей Уильямс,Святослав Славчев,Флойд Уоллес,Арпад Балаж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Арпад БАЛАЖ
ВСТРЕЧА

Перевод с венгерского Т. Воронкиной

Научно-исследовательский корабль «Меркурий» вошел в систему Эпсилон Эридана.

– Координаты 423-688-321, – доложил штурман.

– Выключить автоматическое управление. Посадка на планете номер семь, – отдал распоряжение капитан Ларр.

Зелено-голубой диск на щите видеографа все увеличивался, пока наконец не заполнил весь экран. Двигатели «Меркурия» взревели, корпус его начал мелко вибрировать, затем все стихло. Перегрузка, вызванная ускорением, ослабла; люди с облегчением почувствовали, что снова могут двигаться нормально.

– Сила притяжения 0.9 «g», температура окружающей среды 80 градусов Цельсия, атмосфера слегка отравленная, – бормотал Ларр, диктуя данные. Ну, здесь не стоит высаживаться. Включить манипуляторы на взятие пробы.

Из космического корабля, ощупывая все вокруг, выдвинулись гигантские механические руки.

Шарообразное Существо неподвижно покоилось на скале и размышляло над сложнейшей математической проблемой. Но вот оно вздрогнуло, потревоженное оглушительным ревом снижающегося космического корабля.

– Стоило только сосредоточиться, и решение, кажется, было близко, нервно пульсировало Существо, укоризненно разглядывая непрошеных пришельцев. – На редкость примитивная колымага! Когда-то в Центральном Музее я видел макет подобного сооружения. Ну что ж, поразмыслить всерьез теперь все равно не удастся, по крайней мере хоть рассмотрю оригинал.

И Существо направилось к «Меркурию».

Манипулятор помещал один за другим живые организмы в камеру для изучения мыслительных способностей. Сейчас на дно клетки шлепнулось какое-то палочкообразное существо. Космофилолог в шлеме с конвертером привычно крутил трансформатор устройства, читающего мысли и ощущения подопытных. Постепенно клокочуще-булькающие звуки стали разборчивее.

– Все кругом непривычное. Я ощущаю страх. Не нахожу пищи. Бежать отсюда, бежать!

Ларр махнул рукой и нажал кнопку дезинтегратора. По клетке промелькнул сине-фиолетовый луч, и организм исчез, распавшись на атомы. Загудели вентиляторы, и манипулятор взял очередной экземпляр для исследования. Это было гигантское животное. Агрессивная натура его выявилась с первых же мгновений. Оно яростно кидалось на прутья клетки.

Снова зазвучал трансформатор:

– Незнакомое место. Я никогда здесь не бывал. Чувствую злость и голод. Только бы перегрызть эти тонкие прутики, и я сожру их всех, слабых и явно беззащитных тварей. Если бы эти палки не были такими прочными! Голод! Боль! Голод!

Ларр узнал все, что требовалось. Глаза его блеснули, и он снова привел в действие дезинтегратор. И в этот момент манипулятор подцепил Существо. Капитан с интересом рассматривал пульсирующий, переливающийся всеми цветами радуги шар.

– Активизирую свои мысли в 98-м мозговом поле, – прозвучало из трансформатора. – Я очутился на космическом корабле архаической конструкции, назначение камеры пока не установлено. Меня разглядывают. У этих пришельцев странное строение: из тела выступают пять отростков. Им свойственна только двусторонняя симметрия. Перехожу на более короткие волны. Ага! Это разнополые позвоночные млекопитающие. Судя по строению и скелету, это уроженцы планеты с гравитацией средней мощности и умеренным климатом. Мозг у них помещается в верхнем отростке. Он составляет чуть больше одной сотой всей массы тела. Концентрация нейронов 10^7 в 1 куб. см, следовательно, у них лишь 10^10 клеток мозга. Период реакции нейрона… сотая доля секунды. Ну что ж, при таком интеллекте и то, чего они добились, можно считать достижением…

– Покорнейше благодарю, – фыркнул про себя капитан, с возрастающим интересом присматриваясь к Существу.

– Мне следовало бы быть внимательнее к их конвертору мыслей. Ведь я нахожусь в непосредственной связи с мозгом филолога, – дернулось Существо, досадуя на собственную рассеянность. – Нужно тотчас же перейти на инверсию. По крайней мере узнаю, откуда они прилетели.

Капитан склонен был не верить самому себе, а между тем все это происходило на его глазах. Регуляторы трансформатора мыслей сами собой переключились на обратную связь, космофилолог, как загипнотизированный, уставился на «пленника» в клетке, а конвертор возобновил свои показания:

– Исследовательский корабль «Меркурий» с третьей планеты…

Ларр привел в действие дезинтегратор. Никто посторонний в космосе не должен знать – без особого на то разрешения, – откуда они прибыли. Ведь пока что не известна природа исследуемого. А вдруг утерянная информация навлечет на Землю смертельную опасность?

Существо в клетке продолжало спокойно пульсировать. Словно невидимая оболочка защищала его от смертоносных лучей.

– Солнечной системы, – продолжал трансформатор. – Галактоцентрические координаты…

Ларр выхватил пистолет и несколько раз выстрелил в проклятый шар.

– …136 градусов 21 42"; 0 градусов 02 14"…

Лицо капитана окаменело. Он стиснул зубы и выстрелил в филолога.

– Варвары! – ужаснулось Существо. – Надо провести немедленную ретрансформацию объекта.

Ларр начал сомневаться в собственном рассудке. Шарообразное существо необъяснимым образом вдруг оказалось возле филолога и обволокло кровоточащую голову.

– …30637,5238 световых лет, – закончил трансформатор.

– Немедленно – старт! – вне себя скомандовал капитан.

Двигатель взревел, огромный столб огня вырвался из нижних дюз корабля, люди снова почувствовали, как им стискивает горло и как все тело наливается невыносимой тяжестью от перегрузок; кровообращение словно замерло. «Меркурий» с максимальной скоростью удалялся от планеты.

Существо освободило филолога и своеобразными перекатывающимися движениями, словно ртуть, – без малейших признаков колебаний или поисков направилось прямо к кабине пилота и замерло у пульта управления.

– Мы отклоняемся от запрограммированной траектории, – сообщил через некоторое время штурман.

Ларр проверил приборы, внес возможные коррективы, прибегнув к своему богатому опыту космонавта, и наконец вынужден был прийти к заключению, что послушный и надежный доселе «Меркурий» теперь не подчиняется его воле. Он знал, что пришла пора выполнить категорический приказ, рассчитанный на подобную ситуацию. Он еще раз взглянул на таинственного пришельца медленно пульсирующий шар, лицо его скривилось в горькой упрямой улыбке, и он нажал кнопку самоуничтожающего устройства. Ослепительно яркий взрыв разнес корабль на миллионы частиц.

Существо, окутанное предохранительной оболочкой, парило в космосе, задумчиво рассматривая разлетающиеся обломки «Меркурия».

– На редкость гордая порода! Предпочли умереть, но не покориться. Обидно было бы дать им погибнуть. Испробую локальную инверсию времени. Они того заслуживают.

– Голод! Боль! Голод! – ревел трансформатор, и Ларр привел в действие дезинтегратор. Затем усталым жестом потер лоб. – Очевидно, я слишком долго работал, начинает мерещиться всякая чушь. Будто мы исследовали какое-то шарообразное существо и… Да, что-то здесь не ясно. Надо поговорить с экипажем.

"Появились загадочные психические аберрации, – записал он позднее в бортовой журнал. – Впредь до выявления их причин предлагаю объявить систему Эпсилон Эридана запретной зоной!" И он отдал приказ стартовать.

– Должно быть, я действовал недостаточно точно. Какие-то воспоминания у них все же остались, иначе бы они не покинули планету, не выполнив до конца программу исследований. Так на чем же меня прервали? Никак не удается толком сосредоточиться! – раздраженно пульсировало Существо на скале…

Флойд УОЛЛЕС
ЗВЕРУШКА БОУЛДЕНА

Перевод И.Гуровой[1]1
  Печатается по изд.: Уоллес Ф.Л. Зверушка Боулдена: в сб.: Космический госпиталь. – М.: Мир, 1972. Пер. изд.: Wallace F.L. Bolden’s Pets: в сб.: Great Science Fiction About Doctors. – N.Y.: Collier Books.


[Закрыть]

Доставая дары, он заметил, что у него дрожат руки. На Земле это было бы симптомом обыкновенного гриппа, в системе Центавра – началом конца. Но Ли Боулден находился на Ван-Даамасе, а потому не знал, что означает такая дрожь. На эту планету земляне попали совсем недавно и еще не успели изучить ее болезни. А освоение новых планет всегда связано с риском.

Впрочем, Боулден не слишком встревожился и продолжал спокойно пересчитывать дары. Он почувствовал, что нездоров, около часа назад. Еще будет время принять меры, когда он вернется в поселок – всего каких-нибудь двенадцать часов полета. На базе есть все новейшие лечебные средства.

Он сложил дары аккуратной пирамидой, стараясь, чтобы они выглядели повнушительнее: пять пар локаторных очков, семь скорострельных карабинов и к ним семь коробок патронов. Земляне свято соблюдали местный обычай, требовавший, чтобы число даров обязательно было нечетным.

Вандаамасец бесстрастно смотрел на дары. В руке он держал лук непривычной формы, а с бедра у него свисал колчан. Все стрелы, кроме одной, были выкрашены яркой краской – алой или оранжевой. Наверное, чтобы легче находить их после промаха, решил Боулден. Среди этой пестроты взгляд останавливала стрела глубокого синего цвета. Боулдену еще не приходилось видеть аборигена без синей стрелы в колчане.

Вандаамасец продолжал стоять неподвижно, и ледяной ветер с гор трепал легкую тунику, которая нисколько не защищала от холода.

– Я иду говорить с другими, – сказал он наконец на языке землян.

– Иди поговори, – ответил Боулден, стараясь подавить дрожь. Эта фраза исчерпала его познания в туземном диалекте, и он продолжал уже на родном языке. – Дары возьми с собой. Они принадлежат вам, что бы вы ни решили.

Абориген кивнул и взял очки. Примерив их, он поглядел на окутанные густым туманом склоны гор. Казалось бы, вандаамасцев локаторные очки не должны были особенно интересовать. Жизнь в горах развила у них такую остроту зрения, что густая мгла смущала их не больше, чем землян – утренняя дымка. Но как ни странно, именно очки они ценили больше всего. Возможность видеть гораздо дальше обычного была для них заманчивее даже карабинов.

Абориген сдвинул очки на лоб и радостно улыбнулся. Заметив, что Боулден дрожит, он взял его руки в свои и внимательно осмотрел их.

– Руки больны? – спросил он.

– Немножко, – сказал Боулден. – К утру все пройдет.

– Я иду говорить, – повторил абориген и, собрав дары, удалился.

Ли Боулден сидел у вертолета и ждал, стараясь угадать, пользуется ли этот абориген каким-нибудь влиянием среди своих соплеменников. Правда, они прислали для переговоров именно его, но, возможно, только потому, что он объясняется на языке пришельцев лучше остальных.

А придут ли аборигены работать в поселок, они решат на общем совете. Если дары им понравятся, они, возможно, и согласятся. Пока же ему оставалось только ждать – и стараться унять дрожь. Руки у него онемели, да и ноги совсем отнимались.

Вскоре из тумана вынырнул абориген, держа продолговатую корзину. Боулден расстроился: всего один дар в ответ на очки, карабины и патроны! Такая пропорция не сулила ничего хорошего. Нет, они не согласились.

Абориген поставил корзинку и молча посмотрел на Боулдена.

– Люди говорили? – спросил Боулден.

– Мы говорили прийти, – ответил абориген, загибая пальцы. – Через пять и семь дней мы прийти.

Это была приятная неожиданность. Неужели одна сплетенная из прутьев корзинка равна такому количеству великолепных достижений высочайшей цивилизации? По-видимому, аборигены придерживались подобного мнения. У них была своя шкала ценностей. Одну пару очков они предпочитали трем карабинам, а пачка иголок более чем соответствовала коробке патронов.

– Это хорошо, что вы придете. Я сразу же отправлюсь в поселок, чтобы передать ваши слова, – сказал Боулден.

В корзине что-то копошилось, но прутья плотно прилегали друг к другу, и сквозь них он не мог ничего рассмотреть.

– Оставайся, – посоветовал абориген. – С гор идет буря.

– Я пролечу стороной, – ответил Боулден.

Если бы он был здоров, то, пожалуй, принял бы приглашение. Но надо скорее вернуться в поселок, поближе к врачам. На малоизвестной планете самое легкое нездоровье может обернуться бог знает чем. К тому же он потратил лишние двое суток на розыски племени в этом дьявольском тумане, и на базе, наверное, уже беспокоятся.

– Лети далеко стороной, – сказал абориген. – Идет большая буря.

Он взял корзину, поднес ее к дверце и открыл крышку. Оттуда выскочило какое-то животное и юркнуло в кабину.

Боулден скосил глаза вниз и увидел в полумраке два светящихся кружка. Он не рассмотрел, что это была за тварь, и его вовсе не устраивало, что она сможет хозяйничать в кабине, как ей вздумается. Тем более, что лететь придется в бурю. Он предпочел бы получить такой презент в корзине. Но животное плюс корзина составляли бы два дара, а четные числа были для жителей планеты неприемлемы.

– Он ничего плохого не делать, – сказал абориген. – Он добрый друг.

Насколько было известно Боулдену, у аборигенов почти не было домашних животных, а о «животных-друзьях» ему и вовсе не приходилось слышать. Боулден включил освещение кабины. А! Один из таинственных зверьков, которых каждое племя держит в клетках на самой окраине лагеря. Зачем они были им нужны, никто не знал – аборигены либо не могли, либо не считали нужным это объяснять.

По-видимому, их не ели, и уж, во всяком случае, не использовали как рабочий скот. И вопреки тому, что сказал абориген, они не были «друзьями» наподобие собак или кошек: никто не видел, чтобы местный житель приласкал такое животное, да они и не бродили по лагерю на свободе. А главное, до сих пор землянам не позволяли подходить близко к этим животным – ученые в поселке придут в восторг от такого подарка.

– Трогай его, – сказал абориген.

Боулден протянул дрожащую руку, и животное подбежало к дверце. Его желтые глаза смотрели умно и дружелюбно. Ростом оно было с небольшую собаку, но походило на изящного миниатюрного медведя с глянцевитым оранжевым мехом. Боулден погладил мохнатую спину, и по его пальцам разлилась теплота. Зверек изогнулся и облизал его руку.

– Теперь он знает твой вкус, – сказал абориген. – Теперь хорошо. Он твой.

И, повернувшись, он исчез в тумане.

Боулден забрался в кабину и запустил моторы, а зверек вскарабкался на сиденье рядом с ним. Непонятно, почему аборигены держат такие ласковые существа в клетках!

Он начал резко набирать высоту, прикидывая, где лучше пересечь горы, чтобы уйти от надвигающегося урагана. В тумана вершины были неразличимы, и ему пришлось снизиться и следовать извивам долины. Он летел со скоростью, максимально допустимой при плохой видимости, но тем не менее через несколько минут ураган его настиг. Боулден попытался подняться выше верхней границы воздушных потоков, но у этого урагана как будто не было верхней границы. Под вертолетом простиралась местность, нанесенная на карту лишь условно, а буйство электрической энергии вокруг почти парализовало радиолокатор.

Сжимая рычаги управления, Боулден внезапно почувствовал ноющую боль в плечах. Руки у него совсем онемели, ноги налились свинцом. Зверек прижался к его боку, и ему пришлось оттолкнуть пушистый комок локтем. На мгновение он обрел ясность мысли. Нельзя терять времени. Надо приземлиться и переждать бурю – если удастся найти место для приземления.

Несколько раз согнув пальцы, Боулден заставил их слушаться и пошел на снижение. Впереди возник каменный обрыв. Он сделал крутой вираж и продолжал поиски.

Наконец он нашел подходящее место – узкую долину, в какой-то мере укрытую от ветра, – и выбросил якорь. Если ничего непредвиденного не произойдет, якорь выдержит.

Боулден опустил спинку, так что сиденье превратилось в постель, и, не найдя в себе сил заняться ужином, сразу уснул. Когда он проснулся, ураган бушевал по-прежнему, а зверек мирно посапывал, прикорнув у него под мышкой.

Боулден почувствовал себя настолько сносно, что решил перекусить. Абориген не объяснил, чем следует кормить зверька, но тот с удовольствием съедал все, что протягивал ему Боулден. По-видимому, он был всеяден, точно человек. Прежде чем снова лечь, Боулден опустил спинку другого сиденья, но зверек предпочел опять прижаться к нему, и он не стал его отгонять: исходившее от зверька тепло было очень приятным.

Так, засыпая и просыпаясь, Боулден пережидал бурю. Она продолжалась полтора дня. Наконец тучи рассеялись. С тех пор как он заболел, прошло два дня и четыре – с тех пор, как он покинул поселок.

Боулден решил, что поправился. Онемение в руках почти прошло, в глазах не двоилось. Он посмотрел на зверька, который свернулся у него на коленях и поглядывал снизу вверх большими желтыми глазами, словно приглашая человека затеять веселую возню. Но не позволять же ему резвиться во время полета!

– Пойдем-ка, зверушка, – сказал Боулден, не зная, как его иначе назвать. – Нам пора отправляться в путь.

Он оттащил своего нового приятеля в дальний угол кабины, соорудил там подобие клетки и, убедившись в ее прочности, посадил в нее зверька. Следовало бы сделать это сразу же, но он слишком скверно себя чувствовал, да и времени не было, а к тому же абориген мог обидеться на такое обращение с его подарком. Пожалуй, все вышло к лучшему.

Зверьку явно не нравилось сидеть взаперти. Некоторое время он тихонько повизгивал, но смолк, когда взревели моторы. Боулден поднялся прямо вверх до высоты, откуда уже можно было наладить связь. Кратко сообщив про согласие аборигенов и про собственную болезнь, он взял курс на базу.

Десять часов Боулден летел на предельной скорости; обедать он не стал и только время от времени грыз плитки концентратов. Зверек иногда повизгивал, не Боулден уже научился его понимать и знал, что он не голоден и не просит пить, а просто хочет быть поближе к нему. Он же хотел только одного: скорее вернуться на базу.

Когда он пошел на посадку, разбросанный по равнине поселок показался ему удивительно красивым. От ангаров к вертолету бежали механики. Они открыли дверцу, он шагнул на дорожку и упал ничком. Руки и ноги у него отнялись совсем. Он не выздоровел.

Доктор Кесслер, щурясь, смотрел на Боулдена сквозь микроэкран, из-за которого его лицо казалось вытянутым и туманным. Микроэкран представлял собой сферическое силовое поле, окружавшее голову врача. Поле это генерировалось кольцом, надетым на шею поверх воротника защитного комбинезона. Оно уничтожало любые микроорганизмы, приходившие в соприкосновение с ним. Комбинезон был абсолютно непроницаем и не имел других отверстий, кроме ворота. Материал у кистей был тонкий, а на подошвах утолщен.

Все это Боулден заметил с первого взгляда.

– Настолько серьезно? – с усилием выговорил он.

– Простая предосторожность, – голос врача казался глухим, так как микроэкран искажал и звуки. – Не более. Мы знаем, что с вами, но пока еще не выбрали эффективного лечения.

Боулден скривил губы. Микроэкран и защитный комбинезон говорили сами за себя.

Врач подкатил к нему небольшой аппарат и осторожно зажал его руку в узком желобе. Окуляр скользнул за микроэкран, и Кесслер принялся исследовать руку своего пациента от кончиков пальцев к локтю и дальше к плечу. Наконец он остановил линзу.

– Тут граница чувствительности?

– Кажется… Потрогайте. Да, ниже все словно онемело.

– Отлично. В таком случае все ясно. Это "пузырчатая смерть".

Боулден переменился в лице, и врач засмеялся.

– Не тревожьтесь. Название подсказала картина, наблюдаемая в рентгеномикроскопе. Правда, эта штука убила всех членов разведывательной экспедиции, которая открыла Ван-Даамас, но вам ничего страшного не грозит.

– Но у них же были и антибиотики, и необиотики!

– Конечно. Но малого спектра действия. К тому же они имели дело с неизвестным фактором, не говоря уж об отсутствии оборудования, которым располагаем мы.

Все это звучало утешительно. Но тревога Боулдена не прошла.

– Приподнимитесь и посмотрите сами, – сказал Кесслер, наклоняя окуляр так, что Боулден мог в него заглянуть. – Темные нити – это нервы. Видите, чем они окружены?

Доктор поправил наводку на фокус – и Боулден увидел, что каждая ниточка покрыта бесчисленными шариками, которые полностью изолировали ее от окружающей ткани. Так вот почему он ничего не чувствует! Сферические микроорганизмы действительно были похожи на пузырьки. Ему показалось, что самый нерв нисколько не поврежден.

Пока он смотрел, врач ввинтил еще один окуляр для себя и нажал кнопку сбоку. Из линзы, прижатой к руке, выскользнула почти невидимая игла и вонзилась в мышцу. Боулден увидел ее, когда она вошла в поле зрения микроскопа, но никакого укола он не ощутил. Игла медленно приблизилась к темной нити, однако не прикоснулась к ней.

Игла была полой внутри, и, когда Кесслер нажал еще на одну кнопку, она начала всасывать крохотные шарики через гибкий щупик, который двигался вдоль нерва. Когда небольшой участок очистился от микроорганизмов, щупик исчез в игле, а Боулден почувствовал легкую боль.

Кончив, Кесслер осторожно освободил руку Боулдена, откатил аппарат к стене, извлек из него небольшую капсулу и опустил ее в приемник на дверной панели. Затем он вернулся к постели и сел.

– Вы это и сделаете? – спросил Боулден. – Отсосете их?

– Нет. К сожалению, в человеческом теле слишком много нервов. Если бы у нас было десять аппаратов и достаточное число специалистов, мы смогли бы кое-как задержать их распространение в одной руке, но не больше, – он откинулся к стене вместе со стулом. – Я просто взял еще одну пробу. Мы проверяем, на что и как реагируют эти микроорганизмы.

– Еще одну пробу? Значит, вы их уже брали?

– Конечно. Мы на некоторое время усыпили вас, чтобы вы хорошенько отдохнули. – Стул опустился на все четыре ножки. – Не то у вас очень легкая форма, не то вы обладаете сильнейшим врожденным иммунитетом. С появления первых симптомов прошло уже трое суток, а болезнь все еще находится в начальной стадии. С первой экспедицией она покончила за два дня.

Боулден уставился в потолок. Рано или поздно они научатся ее лечить, только доживет ли он до этого?

– Я догадываюсь, о чем вы думаете, – сказал врач. – Но не забывайте, что мы пользуемся новейшим оборудованием. Мы поместили культуру в ультразвуковой акселератор и убыстряем жизненный цикл этих организмов в десять раз. К вечеру мы уже будем знать, какие наши анти– и необиотики им меньше всего по вкусу. Эти крошки – крепкий орешек, невероятно крепкий, но будьте спокойны: мы отыщем их уязвимое Место.

Доктор продолжал свои объяснения, а Боулден лежал, словно оцепенев, но мозг его лихорадочно работал.

Микроорганизмы в первую очередь поражали нервные окончания пальцев на руках и ногах. Врачебная бригада добралась до Ван-Даамаса, когда участники первой экспедиции не только умерли, но трупы их уже успели разложиться и микроорганизмы утратили активность. Тем не менее можно было с достаточной уверенностью сказать, что смерть наступила только после того, как роковые шарики достигли головного мозга. А раньше, пока микроорганизмы продвигались по нервным стволам, они не вызывали никаких необратимых изменений.

Это, во всяком случае, было приятно слышать: либо он выздоровеет, либо умрет, но участь беспомощного калеки ему не грозит. Еще одним козырем был ультразвуковой акселератор. Установив естественный резонанс этой одноклеточной твари, медики успеют вырастить и изучить в лаборатории десять поколений за то время, пока в его организме завершится жизненный цикл всего лишь одного. Если не считать участников разведывательной экспедиции, Боулден оказался первым землянином, заразившимся этой болезнью, так что врачи впервые наблюдали ее течение, но времени у него было больше, чем он думал.

– Вот так, – закончил Кесслер. – Ну, а теперь нам необходимо узнать, где вы побывали.

– Вертолет снабжен автоматическим бортовым журналом, – ответил Боулден. – Он фиксирует все приземления.

– Я знаю. Но координатная сетка еще недостаточно точна, и пройдет несколько лет, прежде чем мы сможем установить места ваших посадок с ошибкой, не превышающей несколько футов. – Врач развернул большую фотокарту с несколькими пометками, надел на Боулдена стереоскопические очки и дал ему карандаш. – Вы сумеете?

– Наверное.

Его пальцы почти не гнулись, и он ничего не ощущал, но прижать карандаш к карте он еще мог. Кесслер пододвинул карту поближе, и перед глазами Боулдена возникла знакомая местность. Некоторые подробности он различал даже лучше, чем в натуре, потому что на карте не было тумана. Когда он внес несколько поправок, Кесслер снял с него очки и убрал карту.

– Полеты туда нужно будет прекратить, пока мы не найдем надежного лечения. А вы не заметили там каких-нибудь особенностей?

– Это все горы.

– Следовательно, на равнине нам, пожалуй, опасаться нечего. А какие-нибудь животные там были?

– Близко ко мне ни одно не подходило. Разве что птицы…

– Переносчик, вероятнее всего, какое-нибудь насекомое. Ну, искать хозяина и переносчиков – это наше дело. А вам нужно беречь силы. Здесь вы в такой же безопасности, как и на Земле.

– Вот именно, – ответил Боулден. – А где моя зверушка?

Доктор засмеялся.

– Тут вы пожали лавры. Биологи точили зубы на это животное с тех самых пор, как мельком увидели их в туземном лагере.

– Пусть глядят на него, сколько им хочется, – заявил Боулден. – Но и только. Это личный подарок.

– А вы уверены?

– Так сказал абориген, который мне его дал.

Доктор вздохнул.

– Я им передам. Их это не обрадует, но мы должны считаться с обычаями аборигенов, если хотим наладить с ними сотрудничество.

Боулден улыбнулся. По крайней мере полгода его зверушке ничего не будет угрожать. Любопытство биологов можно понять, но на новой планете у них найдется много других способов его удовлетворить. А зверушка принадлежит ему. Странно, что за каких-то два дня он успел так привязаться к мохнатому зверьку. И ведь это редкость – человек сталкивался с подобными приятными сюрпризами, не чаще, чем на одной планете из пяти. Это бесполезное, абсолютно бесполезное существо обладало тем не менее одним неоспоримым достоинством: между ним и человеком сразу же возникала взаимная теплая симпатия. Да, в нем человек обретал друга.

– Отлично, – сказал Боулден вслух. – А все-таки – где моя зверушка?

Врач пожал плечами, но это движение было почти незаметным в бесформенном защитном комбинезоне.

– Не могли же мы ей позволить бегать по улицам! Она в соседней палате, где за ней ведется наблюдение.

Боулден понял, что медик озабочен гораздо больше, чем старается показать. В маленькой больничке не было помещения для лабораторных животных.

– Этот зверек – не носитель, – сказал он твердо. – Я заболел до того, как мне его подарили.

– Да, мы знаем. Но чем? И даже если вы правы, животное соприкасалось с вами и могло превратиться в источник инфекции.

– По-моему, обитателей планеты эта болезнь не поражает. Аборигены бывали во всех местах, где я приземлялся, и они, по-видимому, ею не болеют.

– Разве? – сказал врач, вставая. – Может быть. Но делать окончательные выводы пока еще рано.

Подойдя к двери, он извлек из стены шнур и подключил его к своему комбинезону, а затем расставил ноги и раскинул руки. На мгновение комбинезон раскалился добела – лишь на мгновение, и все же, несмотря на теплоизоляционную прокладку, это, вероятно, была малоприятная процедура. А ведь ту же операцию предстояло повторить снаружи. Нет, медики явно предпочитали не рисковать.

– Попробуйте уснуть, – сказал Кесслер. – Если в вашем состоянии произойдут какие-нибудь изменения, позвоните. Даже если они покажутся вам совсем незначительными.

– Хорошо, – ответил Боулден.

И почти сразу же заснул. Сон приходил к нему удивительно легко.

Сестра вошла настолько бесшумно, насколько позволял защитный комбинезон. Но Боулден проснулся. Был уже вечер. Он проспал почти весь день.

– Вы – которая из них? – спросил Боулден. – Хорошенькая?

– Сестры тогда хорошенькие, когда больной их слушается. Ну-ка, проглотите вот это.

Он узнал Пегги, но с сомнением посмотрел на то, что она ему протягивала.

– Как? Целиком?

– Конечно. Вы только проглотите, а уж вытащу его я сама. Зонд вам вреда не причинит.

Пегги начала водить по его телу маленьким прибором, поглядывая на циферблат, который держала в другой руке. Он знал, что показания фиксируются прямо на диаграмме где-то в другом помещении. По-видимому, это был прибор для измерения биотоков, который позволял косвенным образом следить за развитием болезни. Значит, они уже разработали новые диагностические методы! Эх, если бы они настолько же продвинулись и с лечением!

Сестра умело извлекла зонд, посмотрела на шкалу и положила его в приемник на стене. Затем она поставила на тумбочку поднос и велела Боулдену поужинать. Он хотел расспросить ее, но она так настаивала, что он должен был подчиниться. Врачи учли, что он частично парализован, и еда была жидкой. Возможно, она отличалась особой питательностью, но показалась ему удивительно невкусной.

Сестра убрала поднос и села возле его постели.

– Ну, теперь мы можем и поболтать, – сказала она.

– Что происходит? – резко спросил Боулден. – Когда меня начнут лечить? Ведь пока мне еще не сделали ни единого укола.

– Я не знаю, что подыскивают для вас врачи. Я же просто сестра.

– Не морочьте мне голову, – рассердился он. – Вы тоже доктор и в случае необходимости могли бы заменить Кесслера.

– Ну, хорошо, будь по-вашему, – ответила она весело. – Но мой врачебный диплом действителен только на Земле, а право практиковать тут я получу, не раньше, чем закончу инопланетную практику.

– Про Ван-Даамас вы знаете не меньше других!

– Не спорю, – ответила она. – Только не нужно волноваться. Я думаю, вы и сами догадываетесь: ни антибиотики, ни необиотики не дали положительного результата ни порознь, ни в сочетании друг с другом. Мы ищем чего-то совсем нового.

Да, он должен был догадаться – и все же он продолжал надеяться. Поглядев на бесформенную фигуру у кровати, Боулден представил себе Пегги в обычном костюме. А может быть, он как личность их уже не интересует? И они работают над тем, как предотвратить эпидемию?

– Как же оцениваются мои шансы?

– Выше, чем вы полагаете. Мы ищем дополнительный фактор, который обеспечит антибиотикам действенность.

Про это он не подумал, хотя к такому средству прибегали нередко, особенно на необжитых планетах. Он слышал, что распространенная в системе Центавра вирусная инфекция была побеждена, когда один из антибиотиков начали сочетать с аспирином, хотя в отдельности они не оказывали абсолютно никакого действия. Однако установить, что именно следовало добавлять к тому, другому или третьему антибиотику, можно было только путем бесчисленных проб. Это требовало времени, а времени у него не было.

– Еще что-нибудь? – спросил он.

– Достаточно и этого. Мы вовсе не хотим внушать вам, будто положение несерьезно. Но не забывайте, что мы работаем в десять раз быстрее, чем успевают размножиться возбудители болезни. И с минуты на минуту уже можно ждать результатов. – Она встала. – Дать вам снотворное?