Текст книги "Алчность и слава Уолл-Стрит"

Автор книги: Джеймс Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 45 страниц)

Вскоре Уинник избавился от иллюзии, что он расстался с Милкеном. Когда инвестиционная компания Bear, Stearns предложила ему вариант выкупа с использованием финансового рычага, из Drexel позвонил Аккерман, который сказал, чтобы Уинник забыл о том, что он может заниматься сделками, не санкционированными Милкеном. «Это наш фонд, – высокомерно заявил Аккерман. – Мы не позволим тебе вкладывать деньги» в сделку, организуемую Bear, Stearns. Капитал Уинника стал просто еще одним фондом, которым Милкен распоряжался по своему усмотрению.

Другие же стали роптать, когда был произведен окончательный расчет по варрантам на акции Beatrice. Доходы от их продажи оказались намного меньше ожидаемых, и некоторым служащим хватило смелости выразить недовольство на собрании отдела. Милкен сказал, что он «оскорблен» самим фактом подобных жалоб, но пообещал, что Лоуэлл позднее все объяснит. Никакого объяснения так и не последовало. Правда была слишком шокирующей, чтобы Милкен осмелился ее сообщить.

Милкен получил от KKR варранты Beatrice (представлявшие собой право на приобретение акций Beatrice по сниженной цене) под предлогом того, что ему необходимо предложить их клиентам в качестве стимула для покупки бросовых облигаций Beatrice. Вместо этого Милкен приберег почти все варранты для Drexel и вложил львиную их долю в товарищества, принадлежавшие ему и его семье. Эти варранты, первоначально купленные по 25 центов каждое, теперь предоставляли право на приобретение более чем 22% акций Beatrice по цене 26 долларов за акцию, что в сумме означало ошеломляющий потенциальный доход в размере свыше 650 млн. долларов. Малый размер выплат служащим объяснялся тем, что Милкен сохранил большую часть поступлений для себя и своей семьи. Узнай об этом персонал, дело, по всей вероятности, дошло бы до грандиозного скандала.

Кроме предварительных расчетов премий и долей прибыли товариществ, конец года всегда приносил с собой суматоху в связи с проведением Милкеном сделок для уменьшения размера налогов. Сделки с клиентами, подобными Columbia Savings, вызывали подозрения на предмет «парковок» для получения незаконных налоговых льгот.

Однажды Алан Розентал, один из тех сотрудников клиентского отдела, что отправились вслед за Милкеном в Калифорнию и работали в Беверли-Хиллз с самого начала, подошел к своему боссу, сидящему за рабочим столом, и показал ему экземпляр газеты – пародии на «Уолл-стрит джорнэл» под названием «Бол-стрит джорнэл»[69]. «Послушай-ка это», – сказал он и начал громко читать заметку из краткой сводки новостей; тем временем вокруг них, заинтересовавшись, собирались другие сотрудники. «Майкл Милкен из Drexel Burnham – последний из выявленных соучастников нашумевшего скандала, связанного с нарушением правил парковки в городе Нью-Йорке. Несмотря на то, что Милкен не был в Манхэттене вот уже много лет, его репутация нарушителя правил парковки не позволяет сомневаться в его причастности».

Все смеялись до тех пор, пока не заметили, что Милкен сидит с каменным лицом. «Алан, – резко сказал он, – убери этот мусор с глаз долой».

Это был один из дней конца лета 1985 года. Рейд Нэгл, молодой и подтянутый специалист по сбережениям и ссудам из Нью-Джерси, нетерпеливо оглядел мрачный интерьер Гарвардского клуба, затем посмотрел на часы. Было почти 3 часа пополудни. Айвен Боски обещал встретиться с ним в 2 часа.

Почти год назад Стивен Конуэй, начальник операционного отдела Боски, обратился к Нэглу за советом относительно возможного приобретения кассы сбережений и ссуд. Теперь Нэглу позвонил Боски, который сказал, что хотел бы встретиться с Нэглом и предложить ему работу. Не вдаваясь в подробности, он сообщил, что речь идет о развитии бизнеса финансовых операций в его корпорации Northview.

Клуб был почти пуст. Неожиданно двери широко распахнулись, и к Нэглу быстрым шагом направился Боски. «Извините за опоздание, – сказал Боски. – В моем распоряжении всего десять минут».

Они сели подальше, чтобы им не мешали. Нэгл по-прежнему не представлял, какое применение ему с его специализацией может найтись в арбитраже, и спросил Боски о причине интереса к своей персоне. Боски сразу же дал понять, что разговор пойдет не об арбитраже, сказав, что арбитраж как средство достижения цели, к которой он стремится, себя исчерпал. «И что же это за цель?» – спросил озадаченный Нэгл.

«Где были сделаны самые большие состояния? – задал Доски встречный вопрос и сам же на него ответил. – Недвижимость, нефть, финансовые операции». Затем Боски отвел взгляд от Нэгла, уставился на стену, где висели написанные маслом портреты прославленных выпускников Гарварда, и произнес: «Я хочу быть современным Ротшильдом». К тому времени, когда Боски закончил свои разглагольствования, «десять минут» растянулись на час.

Встреча с Боски, которого никогда так не превозносили, как в то лето, внушила Нэглу самое настоящее благоговение. Статьи в газетах и журналах принесли Боски общенациональную известность, а жажда славы и, даже в еще большей степени, респектабельности побудила его написать книгу и отправиться в рекламное турне по стране. В то же время шли полным ходом его махинации с Милкеном.

Название книги Боски, «Мания слияний» (с подзаголовком «Арбитраж: тщательнее всего охраняемый секрет зарабатывания денег на Уолл-стрит»), было, пожалуй, ее самой интригующей строкой. «Я размышлял, стоит ли рассказывать о закулисных маневрах и комнатах, полных табачного дыма, и решил, что хочу написать серьезную книгу об арбитраже», – сказал Боски в интервью «Уолл-стрит джорнэл». «Мания слияний» была скучным трактатом о технических аспектах арбитража. Книга объемом в 242 страницы, над которой Боски, по его собственным словам, работал три года, представляла арбитражеров образцами мастерства, предвидения и усердия. «Незаслуженных прибылей здесь не бывает; не существует эзотерических трюков, позволяющих арбитражерам перехитрить систему», – патетически подытоживал Боски.

Книга имела в основном уважительные отзывы и помогла Боски отшлифовать свой имидж до академического: он получил место преподавателя в бизнес-школе университета штата Нью-Йорк и стал лектором в Колумбийском университете; об этих своего рода регалиях он упоминал со все возрастающим постоянством. Боски получал столько приглашений выступить с речью, что был вынужден многие из них отклонять. Нередко при его появлении аудитория вставала и разражалась овациями.

Во время таких выступлений Боски напирал на то, что он больше, чем просто арбитражер. Он придумал новое словосочетание «рискованный арбитраж», под которым понималось приобретение крупных пакетов акций для принуждения компаний к выкупам или поглощениям. Вместе с тем (на что он, очевидно, никак не рассчитывал) в его речах проскальзывали нотки неуверенности в себе. В июне, когда Боски презентовал свою книгу в Вашингтоне в рамках рекламного турне, корреспондент «Вашингтон пост» Дэвид Вайс спросил его, что побуждает его к дальнейшим действиям. «Вы уже богатый человек. К чему вы стремитесь!» – поинтересовался Вайс.

«Ну, я порой ловлю себя на мысли, что Всевышний ниспослал мне дар быть скаковой лошадью, – пояснил Боски. – Я не знаю другой жизни. Мне невдомек, каково быть дойной коровой и мирно пастись на лугу, поэтому я просто продолжаю делать то, что мне позволено, дабы пользоваться счастливой возможностью процветать, и пытаюсь делать это все лучше и лучше». Потом он сделал любопытное предупреждение: «До тех пор пока моя система или формула успеха будут так или иначе работать, меня никто и ничто не остановит. Вполне возможно, что завтра вы прочтете эпитафию обо мне и это будет что-то вроде „Свершилось: сворачиваем арбитраж“».

Средством, к которому Боски собирался прибегнуть для удовлетворения своих новых амбиций, была касса сбережений и ссуд Financial Corporation of Santa Barbara. Ранее на возможность ее приобретения ему указали Милкен и Дал, впечатленные потенциалом недавно либерализованной сферы сбережений и ссуд. Были сняты многие ограничения, в частности, на размещение средств на депозитах и, предоставление займов на покупку недвижимости. Таким образом, кассы сбережений и ссуд могли теперь инвестировать во все, что угодно. Они стали привлекательными для вкладчиков, так как предлагали высокие процентные ставки по депозитам. Для вкладчиков в кассы сбережений и ссуд риск был минимальным, поскольку государство страховало все депозиты на сумму менее 100 000 долларов. Власти, казалось, были заинтересованы в том, чтобы владельцы касс сбережений и ссуд спекулировали.

Для выплаты высоких ставок по депозитам кассы сбережений и ссуд должны были получать еще более высокие доходы от собственных инвестиций. Идеальным средством для это представлялись бросовые облигации с их высокой доходностью. Милкен и Drexel уже превратили такие некогда степенные организации, как Centrust, Columbia, Financial Corporation оf America, American Savings в активнейших покупателей своих бросовых облигаций. Если бы Боски купил Financial Corporation of Santa Barbara, та стала бы их аналогом.

Для Боски, постоянно находившегося в поисках капитала для своих арбитражных спекуляций, кассы сбережений и ссуд представляли собой неограниченную возможность привлечения финансовых ресурсов. Но каковы бы ни были собственные планы Боски на использование капитала, Милкен и его команда могли с определенной долей уверенности предугадать, на что пойдет большая часть денег: подразумевалось, что те будут вкладываться в высокодоходные облигации, выбранные Милкеном. Такова была цена, которую платили клиенты за постоянный доступ к Милкену.

Нэгл был приглашен Боски на съезд своей так называемой «коммерческо-банковской» группы, который должен был состояться в отеле «Элбоу-Бич» на Бермудах. Боски летел частным самолетом в сопровождении своего обычного окружения: Конуэя; Стива Оппенгейма, бухгалтера Боски в Oppenheim, Appel, Dixon; и Стивена Фрейдина, его юриста из Fried, Frank. Боски занял «президентские апартаменты» отеля для собственного проживания и проведения совещаний.

Нэгл, когда ему предоставили слово, высказался о рискованном предприятии Боски весьма скептически. Он напомнил Боски, что законодательство Калифорнии по-прежнему ограничивает сумму активов касс сбережений и ссуд, которую можно инвестировать в обыкновенные акции, вследствие чего тот не сможет бесконечно увеличивать свой рычаг, о чем мечтает. Мало того, Нэгл заявил, что финансовое положение Santa Barbara скверное и продолжает ухудшаться. На Нэгла свирепо смотрел Конуэй: он был полон решимости заключить сделку.

Боски вежливо слушал, но не выглядел обеспокоенным. Следуя указаниям из Drexel, он уже приобрел 10% Santa Barbara и имел через Northview достаточно опционов, чтобы увеличить свою долю до 51%, – все это профинансировала Drexel. Santa Barbara, настаивал Боски, обеспечит ему статус «коммерческого банкира».

Милкен быстро подчинил Боски и Santa Barbara своей воле. Вскоре после заключения соглашения о покупке 51% акций Боски сообщил Santa Barbara, что ей нужно улучшить свою работу до начала процедуры приобретения. Его формула улучшения была следующей: покупка огромного портфеля бросовых облигаций, выбранных Милкеном. Он отдал Santa Barbara распоряжение разместить «фонды на сумму до 284 млн. долларов» в «высокодоходных корпоративных облигациях». Совет директоров компании едва ли мог проигнорировать ее крупнейшего акционера и будущего владельца. Директора встретились с Милкеном и Далом в Беверли-Хиллз и за последующие восемь месяцев приобрели бросовых облигаций на общую сумму более чем в 250 млн. долларов; все они были куплены через отдел Милкена.

Но мечте Боски об использовании Santa Barbara для арбитража не суждено было сбыться: даже в ультралиберальном климате эпохи Рейгана регулятивные органы воспрепятствовали идее инвестирования активов касс сбережений и ссуд в арбитражные операции, крайне спекулятивные по своей природе. Они не отклонили заявление Боски о выдаче разрешения на данную деятельность, но так никогда его и не одобрили. Оно попросту утонуло в бюрократических процедурах. Между тем у Santa Barbara оставался гигантский портфель бросовых облигаций.

Конуэй не терял времени и предлагал Боски другие приобретения. Он знал, что Боски завидует Айкану, завоевавшему TWA и другие компании, и чувствует в себе силы играть в той же лиге. Боски был близок к тому, чтобы сделать предложение о поглощении Scott&Fetzer, концерну по производству товаров домашнего обихода, и даже приобрел большую позицию и сделал компании неофициальное предложение, выполнимое при условии финансирования. Но Конуэй не смог склонить Drexel к финансированию: выполненная Ргехеl оценка стоимости компании оказалась скромнее оценки Конуэя. В итоге компанию купил легендарный инвестор Уоррен Баффетт, глава Berkshire Hathaway.

Они присматривались к Kirby Vacuum Cleaners, к производителю офисной мебели All Steel и к небольшой железной дороге в Луизиане. В каждом случае Боски находил проблему. Если одну проблему решали, он находил другую. Конуэй все больше разочаровывался. «В сделке никогда не бывает идеальной информации, – говорил он Боски. – Всегда есть риск». Конуэй пришел к выводу, что для того, чтобы быть еще одним Айканом, Боски не хватает стойкости и самоуверенности. Он явно завидовал рейдерам, но при мысли о возможном провале, о том, что его поднимут на смех, у него опускались руки. Боски постоянно беспокоился, как он говорил Конуэю, о переплате. Конуэй чувствовал, что доверие Drexel к Боски ослабевает. На начальном этапе Дэвид Кей согласился на то, что Drexel будет подыскивать возможности и проводить исследования, если позднее Боски будет использовать Drexel как консультантов и организаторов финансирования. При этом Drexel более чем компенсировала бы любые возможные затраты за счет комиссий. Это было стандартным приемом в большинстве фирм на Уолл-стрит; на практике никто не платил непосредственно за исследования. Однако заинтересованность Drexel в предложении сделок Боски, очевидно, уменьшалась по мере того, как последний продолжал выискивать оправдания собственному безделью.

По поводу одной из сделок Конуэй сказал: «Айвен, если тебе не нравится эта компания, скажи об этом сейчас. Не пропускай моих людей через это дерьмо. Не отнимай два-три месяца нашего времени. Когда ты без видимой причины говоришь „нет“, это деморализует».

Чтобы оправдать свое нежелание действовать, Боски часто говорил, что предлагаемые сделки не имеют того размаха, который удовлетворял бы его амбициям. Он жаждал быть на виду; ему нужен был ореол славы. Подходящим орудием для достижения цели ему представлялось владение средствами массовой информации. Его заинтересовал журнал «Ю.С. ньюс энд уорлд рипорт», который был выставлен на продажу и, помимо всего прочего, владел ценной недвижимостью в Вашингтоне, округ Колумбия. Друг Боски Мартин Перетц, один из крупнейших инвесторов его компании, ранее купил журнал «Нью рипаблик», и Боски восхищался теми престижем и своего рода элитарностью, что сопутствуют владению общенациональным изданием. Но он был слишком осторожен в своем начинании, и его цену ловко перебил Мортимер Цуккерман, застройщик со столь же непомерными амбициями. Боски даже вел переговоры о финансовой помощи новому ежемесячному сатирическому журналу «Спай». Но «Спай» вышел из затруднительного положения без его помощи.

Потом появилась интригующая возможность. Айкан, давний друг Боски, посоветовал ему обратить внимание на акции Gulf+Western, которая, владея такими крупными компаниями, как Paramount Pictures и Simon&Schuster, имела реальный вес как в Голливуде, так и в издательском деле. Оба бизнеса притягивали все более амбициозного Боски, как магнит, и Айкан сказал ему, что акции Gulf+Western, по его мнению, «существенно недооценены». Боски начал накапливать позицию и остановился как раз у 5%-ного порога, требующего публичного раскрытия информации об объеме пакета и цели его приобретения.

Он поддерживал тесный контакт с Айканом, который тоже имел большую долю в Gulf+Western. Вместе они владели почти 10% акций компании, что делало их весьма опасными акционерами. Поэтому Айкан предложил, чтобы они вдвоем, «как двое акционеров», нанесли визит Мартину Дэвису, председателю правления Gulf+Western. Боски проконсультировался у своих адвокатов, и те сообщили, что он и Айкан формально не могут рассматриваться как «группа». А раз так, то от них не требовалось раскрывать информацию о размерах своих пакетов акций и намерениях.

Дэвис сотрудничал с Айканом как акционером Gulf+Western вот уже много лет. Впервые они встретились в 1983 году, вскоре после смерти Чарльза Блудорна, предшественника Дэвиса в Gulf+Western. Та встреча вылилась в обмен колкостями, поскольку Айкан искал сиюминутных доходов, а Дэвис придерживался стратегии поэтапного развития компании. Шли годы, и у Дэвиса появилось сдержанное уважение к Айкану. Он пришел к выводу, что его слову можно доверять.

С Боски вышло по-другому. Арбитражер добился встречи с Дэвисом окольным путем, и случилось это всего лишь несколько месяцев тому назад. Дэвис помогал собирать деньги на реставрацию прославленного нью-йоркского Карнеги-холла и отправил Боски письмо с просьбой внести пожертвование. Вскоре позвонил Аркан. «Ну ты и олух, – сказал он полушутя. – Айвей воспользуется этим, как предлогом для встречи с тобой». И действительно, Боски пришел к Айкану и сказал, что хочет сделать дар Карнеги-холлу и вручить чек лично Дэвису. Айкан счел своим долгом организовать встречу. Дэвис почти сразу же почувствовал к арбитражеру неприязнь, которую отнюдь не смягчила ничтожная, с его точки зрения, сумма, указанная в чеке Боски, – 5000 долларов.

Однако теперь, когда Боски стал таким же крупным акционером, как Айкан, Дэвис чувствовал, что не встретиться с ними он не может. Он пригласил их поужинать с ним 5 сентября в своей персональной столовой на последнем этаже здания Gulf+Western у юго-западного угла Центрального парка. Дэвис заставил телохранителя Боски сдать оружие службе безопасности Gulf+Western. Боски это не понравилось, но в остальном он расточал Дэвису похвалы, говоря, что считает Gulf+Western «исключительной компанией». Дэвиса он назвал «исключительным менеджером» и «выдающимся менеджером». Это немедленно вызвало у Дэвиса чувство недоверия. Боски льстил слишком открыто, и Дэвис счел это отвратительным.

В тот вечер, когда поток дифирамбов иссяк, Боски и Айкан предложили выкуп с использованием финансового рычага, подразумевавший, что компания станет частной, а владеть ею будут Айкан и Боски совместно с руководством. Дэвис останется председателем совета директоров, уверяли они его. При том, что цена акций Gulf+Western составляла немногим больше 40 долларов, они были готовы заплатить по 52 доллара за акцию, в результате чего, сказал Боски, у Дэвиса осталось бы «100 миллионов долларов в кармане».

Дэвис пришел в ужас. «Вы же ограбите акционеров», – воскликнул он. Дэвис расценил предложение как явную попытку подкупить его ради продажи компании по низкой цене. Боски признал, что они действительно хотят купить компанию по низкой цене, но ничуть не смутился. «Вы будете моим партнером», – сказал Боски, излагая Дэвису самую отвратительную перспективу из всех, какие тот мог себе представить.

Дэвис осторожно сказал, что обдумает предложение. В отличие от многих руководителей государственных компаний он считал своей основной целью повышение цены акций, а не вопрос о контроле над компанией, поэтому не был склонен отвергать предложения о поглощении сразу. Кроме того, слишком часто можно было наблюдать, как менеджеры, прибегая к выкупам с помощью финансового рычага, завладевают компаниями по баснословно низким ценам. Дэвис отнюдь не горел желанием следовать их примеру. Он сказал Айкану и Боски, что ему нравится управлять государственной компанией и что он хочет чтобы все оставалось по-прежнему. Вскоре после встречи он позвонил Боски и вежливо отклонил их предложение о выкупе.

Айкан и Боски настаивали на своем, снова встретившись с Дэвисом 1 октября. На этот раз у них имелся более подробный финансовый план, но Дэвис был тверд. Несмотря на то, что встреча началась около 8 вечера и длилась три часа, он не предложил им поесть. Он сказал, что все как следует обдумал и не хочет, чтобы компания была частной.

Вскоре, 3 октября, Дэвису нанес визит друг Боски Джон Малхирн. Прежде Дэвис никогда не встречался с Малхирном, который явился в клетчатой рубашке с открытым воротом и ковбойских сапогах. Дэвис подумал, что тот выглядит как лесоруб. Малхирн пытался найти подход к Дэвису с целью быть в курсе любых попыток поглощения Gulf+Western. Он сказал Дэвису: «Вам нельзя доверять Боски. Доверьтесь мне. Я буду вашими глазами и ушами».

Малхирн заверил Дэвиса, что у него нет акций Gulf+Western и что он не собирается их покупать. Но Дэвис отнесся к Малхирну с ничуть не меньшим недоверием, чем к Боски. Он боялся, что Малхирн сообщит о его реакции на предложение о выкупе состоятельным инвесторам своего фонда, и, несмотря на обещание Малхирна дистанцироваться от Боски и не пытаться участвовать в попытках поглощения, поблагодарил визитера и отказался.

Айкан и Боски уточнили количество приобретенных опционов, и Боски сказал Айкану, что им следует аккумулировать еще больше акций для усиления давления на Дэвиса. Но тот ответил Боски, что он обещал Дэвису не делать этого без его согласия. Боски позвонил Дэвису, и на сей раз щедрые похвалы и сердечность явно отсутствовали. Он пригрозил довести свою долю до 9,9% и добавил: «Мне нужны два места в совете директоров». Дэвис был непоколебим: «Этого не будет. Мы вам не рады. И точка».

Боски сделал короткую паузу и сказал: «Тогда выкупайте меня». Он запросил 45 долларов за акцию; торги в тот день закончились на цене 44 доллара. «Об этом не может быть и речи, – ответил Дэвис. – Когда акции будут продаваться по 45 долларов, я подумаю, стоит ли выкупать вашу долю». Незадолго до этого компания объявила о плане выкупа своих акций, но Дэвис не собирался платить за гринмейл, на что теперь рассчитывали Боски и Айкан.

Боски ничего не предпринимал. Он был потрясен своим другим, гораздо более нашумевшим провалом поглощения. Ранее в том году представители Fairness in Media[70], руководимой сенатором Джесси Хелмсом консервативной группы по наблюдению за средствами массовой информации, обратились к Боски, рассчитывая, что тот поддержит их попытку угрожать CBS враждебным поглощением. Боски нашел проект нелепым, но начал присматриваться к этой престижной радио– и телекомпании. Он пришел к заключению, что Федеральная комиссия по средствам массовой информации, по всей вероятности, не будет препятствовать попыткам враждебного поглощения, но знал, что он не сможет собрать капитал, позволяющий начать многомиллиардную процедуру поглощения самостоятельно. Однако если бы он смог накопить большую долю порядка 15%, то сумел бы, по крайней мере, вовлечь CBS «в игру». Несомненно, завладеть таким «камнем из короны» жаждали и другие. Боски знал, что в этом заинтересован Тед Тэрнер, и он помнил, как легко ему и Милкену удалось заставить Pacific Lumber и Harris Graphics сдаться враждебным сторонам. Он видел для себя шанс занять в скором времени место в совете директоров престижной компании. Боски начал аккумулировать акции, попросив Милкена покупать и для него.

Однако когда Боски представил свои данные в КЦББ, надеясь нагнать страху на CBS, компания дала ему решительный отпор. К великому разочарованию Боски, председатель совета директоров CBS Томас Ваймен даже не удостоил его личной встречей. Адвокаты CBS из Cravath, Swaine&Moore подали иск, обвинив Боски в том, что для приобретения своей доли он использовал слишком много заемных средств и нарушил установленные нормативы размера собственного капитала.

В день подачи иска Боски был мрачнее тучи. Он заподозрил предательство; как еще могли Cravath и CBS нацелиться на такую ахиллесову пяту? Боски никак не мог рисковать тем, что юристы CBS выведут его на чистую воду. Он, помимо того, не мог идти на риск разоблачения Милкена и немедленно отступил. Отказавшись от урегулирующих переговоров на предмет отказа от иска, он подписал соглашение о сохранении «статус-кво», обязуясь тем самым не приобретать больше акций CBS, и начал распродавать свою позицию.

Теперь, обессиленный набегами на CBS и Gulf+Western, Боски оказался в затруднительном положении с огромной долей Gulf+Western. Его доля в CBS могла быть легко продана с прибылью; улучшившиеся финансовые результаты компании и возникшие спекулятивные настроения, связанные со слухами о поглощении, существенно подняли цену акций, и он оставался в изрядном выигрыше. Но цена акций Gulf+Western упала.

Шли недели, цена акций Gulf+Western росла и к середине октября вновь достигла 44 долларов. Боски позвонил Малхирну. «Мне нравятся Gulf+Western, – сообщил он. – Я не намерен платить за них больше 45 долларов, и было бы здорово, если бы они по этой цене и торговались».

«Я понял», – ответил Малхирн. Обычно, когда Боски говорил, что ему что-то «нравится», это означало, что Малхирн может рассчитывать на большие доходы. Вследствие этого он начал скупать акции Gulf+Western, что способствовало дальнейшему повышению их цены. Один из его помощников задал ему вопрос, почему он их покупает, и Малхирн ответил: «Не знаю. Айвену эти акции нравятся». Для него это был достаточно веский мотив.

В конечном счете в значительной степени благодаря покупкам Малхирна цена достигла 45 долларов. Спустя несколько минут Малхирн увидел, как на ленте появилось сообщение о продаже пакета в 6,7 млн. акций Gulf+Western. Он понял, что Боски вышел из затруднительного положения, продав свою долю самой Gulf+Western, и оставил его с новой большой позицией. Далекий от того, чтобы ему «нравились» акции, Боски взвинтил цену, чтобы избавиться от них с большей прибылью, «Сукин сын», – громко сказал Малхирн, ни к кому не обращаясь.

В конце 1985 года Боски был как никогда далек от своей мечты стать современным Ротшильдом. И поэтому он снова обратился к единственному Человеку, который мог вывести его в первые ряды американских финансистов, – Майклу Милкену.

Эти двое обсуждали пути увеличения капитала Боски вот уже больше года, когда после провалов с CBS и Gulf+Western Боски сказал Милкену, что хочет продвинуться вперед в осуществлении плана крупнейшей арбитражной капитализации в истории. Согласно их более ранним наметкам, предполагалось, что Боски ликвидирует свою тогдашнюю компанию Ivan F. Boesky Corporation и мобилизует 220 млн. долларов во вкладах партнеров с ограниченной ответственностью. После этого Милкен должен был получить поступления в размере 660 млн. долларов от продажи бросовых облигаций. Это наделило бы их такой покупательной способностью, о какой Боски прежде мог лишь мечтать, – капиталом почти в миллиард долларов. Имея соотношение между привлеченными и собственными средствами три к одному, Боски обладал бы способностью инвестировать до 3 млрд. долларов. А от подобной атаки содрогнулись бы даже крупнейшие и могущественнейшие корпорации.

Ценой получения такой финансовой мощи было дальнейшее углубление зависимости от Милкена. Это быстро понял Конуэй. В начале 1986 года Merrill Lynch предложила Конуэю и Боски то, что представлялось благоприятной возможностью, почти лишенной риска: Gulton Industries подверглась нападению со стороны Mark IV Industries. Goldman, Sachs, представлявшая Gulton, разве что не умоляла Боски вмешаться в качестве «белого рыцаря» и спасти компанию-мишень, которую можно было купить менее чем за 50 млн. долларов. Конуэй изучил Gulton и ее операции и решил, что уговорить вложить в нее капитал можно даже осторожного Боски. Он сказал Боски, что сделка «настолько близка к идеальной, насколько это вообще возможно». Совет директоров Northview, орудие Боски в этой сделке, провел заседание и одобрил приобретение.

Затем, именно тогда, когда Конуэй полагал, что все препятствия устранены, Боски спросил его: «Должен ли я позвонить Майку Милкену и спросить, что он думает?»

«Нет!» – решительно воскликнул Конуэй. Это не было сделкой Drexel – управлять финансированием собиралась Merrill Lynch, так как именно она подыскала компанию для Боски, – и Конуэй понимал, что Милкен попытается пустить ее под откос. «Не говори с ним, Айвен, – умолял Конуэй. – У тебя останется от этого разговора неприятный осадок; тебя будут терзать разные смутные сомнения». Конуэй подчеркнул, что он будет «очень несчастлив», если Боски расскажет об этой сделке Милкену.

«Ладно, дай мне хотя бы подумать до утра», – сказал Боски.

Наутро, когда Merrill Lynch была готова к дальнейшим действиям, Боски вызвал Конуэя к себе в кабинет «Майк не уверен, что это хорошая сделка», – сказал он. Конуэй был ошеломлен. Милкен никак не мог знать о компании так же много, как Конуэй. Теперь Конуэю было ясно, что Боски даже не помочится без согласия Милкена. «Коммерческим банкиром тебе не стать», – гневно выпалил Конуэй и вышел из кабинета, хлопнув дверью. Вскоре Конуэй подал прошение об отставке, так и не заключив для Боски ни одной сделки.

Нэгл, взятый на работу для развития инвестиционного направления, был вынужден помогать Боски в поисках 220 млн. долларов для учреждения новой финансовой компании. Они обратились к семье Белзбергов, Риклису, лондонскому инвестору Джеральду Ронсону, председателю правления Heron International, певцу Полу Анке и застройщику Питеру Каликоу. В каждом случае Боски произносил свой заезженный панегирик прелестям арбитража. Он касался его истории, рассказывал про Густава Леви из Goldman, Sachs и про то, сколь огромные состояния накапливались, но никогда не афишировались. Он говорил, что новые финансовые операции Drexel предоставляют неслыханные возможности. «Это использование кредита для биржевой игры, – восклицал он под конец. – Это заоблачные выси».

Переговоры обычно быстро уходили в сторону от мудреных тонкостей арбитража. Так, у Каликоу на стене кабинета висели фотографии частных реактивных самолетов, и они с Боски пускались в детальные рассуждения о том, какими они хотели бы видеть свои будущие самолеты. Что же до Белзбергов, то они любили поговорить о мореплавании и показывали Боски фотографии своих любимых яхт.

В общем и целом инвесторы реагировали на предложение с энтузиазмом. Крупнейшим и, по мнению Нэгла, одним из самых загадочных частных инвесторов был Джеффри Пикоуэр, который вложил 28 млн. долларов. Нэгл не представлял, на чем Пикоуэр делает деньги; тот занимал несколько комнат без табличек в одном из безымянных манхэттенских небоскребов.