Текст книги "Алчность и слава Уолл-Стрит"

Автор книги: Джеймс Стюарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц)

Глава 5

Уилкис ответил на телефонный звонок в своем кабинете в Lazard Freres. Это был первый звонок за утро, и неудивительно, что на проводе был Ливайн. «Не работай сегодня», – начал тот. «Деннис, – ответил Уилкис утомленным тоном, – ты же знаешь, что я не могу». Уилкиса поражало, что у Ливайна так много свободного времени; ничего в сущности не изменилось с тех пор, как тот отлынивал от работы в Citibank.

«Тогда давай позавтракаем, – продолжал Ливайн. – Пойдем в „Ривер кафе“».

Уилкис согласился. «Давай позавтракаем», несомненно, означало, что Ливайн хочет поговорить об «игре». Теперь они никогда не обсуждали это по офисному телефону. Они встречались лично и лишь в тех случаях, когда это было невозможно, пользовались телефонами-автоматами.

В то время, в середине 1984 года, не было в Нью-Йорке места «горячее», чем «Ривер кафе» – элегантный, непомерно дорогой ресторан на барже, пришвартованной к Бруклинскому причалу. Рестораны стали вдруг новым прибежищем богатых нью-йоркцев, в большинстве своем из-за дороговизны. В них можно было посмотреть на других и показать себя, продемонстрировать последние изыски моды, произвести друг на друга впечатление способностью получить нужный столик.

Ливайн обожал заведения такого рода, он любил тратить «карманные деньги», занимая лучшие столы. В тот день он занял стол с потрясающим видом на Манхэттен через Ист-Ривер и ждал своего друга. «Испытаем твою лояльность, – начал Ливайн, когда пришел Уилкис. – Ты платишь?»

Уилкис кивнул, чувствуя, что у него нет другого выхода.

«Вот и хорошо».

Уилкис мог легко себе это позволить. Он недавно впервые посетил Каймановы острова с тех пор, как переместил туда свой счет, и у его банкиров был сияющий вид. Немногим более чем за год прибыль на его счету составила свыше 50%.

Ливайн заказал бутылку дорогого бордо и бросил на Уиллиса умоляющий взгляд. «Боб, я хочу кое-что узнать, – начал он. – Ты встречаешься со мной, потому что ты действительно мой друг? Или ты приходишь только потому, что я даю тебе информацию?» «Деннис, не мели чепухи, – ответил Уилкис, почувствовав себя неловко от внезапной сентиментальности. – Давай поговорим об игре».

Но Ливайну явно хотелось поговорить о чем-то другом.

Он любил жаловаться на жену и подбивал Уилкиса на признания того же свойства, но от грубых, даже жестоких замечаний Ливайна Уилкису становилось не по себе. «Терпеть не могу возвращаться домой, – говорил, бывало, Ливайн. – Я могу купить себе любую крошку».

Примерно так же Ливайн относился буквально ко всему, о чем говорил Уилкис. Уилкис начинал испытывать удовольствие от жизни в Манхэттене: он посещал концерты, оперу и книжные магазины, знакомился с людьми с аналогичными интересами. Ничто из перечисленного Ливайна не интересовало. «Пусть все, что нельзя купить, катится к такой-то матери», – такова была его позиция.

Ливайн обожал потчевать Уилкиса рассказами о несправедливостях, творимых в отношении него в Lehman Brothers. На этот раз он сказал, что Питер Соломон «любит его», но почти все остальные относятся к нему предвзято. Lehman – это «старые деньги», пояснил он. Уилкис был озадачен: «Не понимаю. Они, что, не евреи?»

«Они немцы, – ответил Ливайн. – и такая же дрянь, как и WASPы».

Через некоторое время Ливайн перешел к истинной цели ленча. «Надо поговорить», – сказал он.

«О чем?» – спросил Уилкис.

«Расслабься, Боб, – ответил Ливайн, затягивая беседу и продлевая напряженное ожидание. – Закажи бренди». Только когда официант принес выдержанный бренди, он заговорил о главном.

«Уолли бесподобен, – сказал он. – Голди тоже».

Уилкис поежился. Он знал, что его вклад незначителен. Он передал информацию о намерении United Technologies сделать тендерное предложение о покупке компании Bendix почти в самом конце битвы за ее поглощение, прославившей Мартина Сигела. Это принесло Ливайну свыше 100 000 долларов прибыли от торговли 20 000 акций менее чем за неделю до публичного объявления о тендерном предложении. Но более успешные сделки пришли из других источников. Только на одной из них – поглощении компанией Litton Industries фирмы Itek Corporation, информацию о которой Ливайн получил благодаря своей работе в Lehman, – он заработал свыше 800 000 долларов. Соколоу сообщил подробности сделки, и Ливайн безбоязненно купил огромный пакет, 50 000 акций, всего лишь за пять дней до объявления тендерного предложения. Кроме того, Ливайн сделал почти 150 000 долларов на приобретении Simmonds Precision Products, клиента Goldman, фирмой Hercules Inc.

«Я веду счет, – продолжал Ливайн. – Вот Goldman, вот Уолли. Уилкис, ты в долгу».

Уилкис ощутил укол беспокойства. Неужели без него могут обойтись? При всем дискомфорте отношений с Ливайном тот по-прежнему был ему самым близким другом. Игра установила между ними ту степень доверительности, какой он прежде не знал. Он искренне полагал, что Ливайн о нем заботится. Ливайну, по-видимому, часто требовались дополнительные подтверждения того, что Уилкис – его друг.

Но был еще более существенный момент. Уилкис не мог не признать, что ему нравится волнующая атмосфера азартной игры, характерная для предложений о поглощении. Он любил нервозное состояние неопределенности и ту беспредельную радость, что охватывала его в случае подтверждения его информации и повышения цен на акции. Эти победы давали ему всепоглощающее чувство превосходства. Деньги, как таковые, значили для него все меньше и меньше; в отличие от Ливайна Уилкису не хотелось разгуливать с такими деньгами, от которых оттопыриваются карманы. Свои все возраставшие доходы от торговли он почти не тратил.

Ливайн настоятельно потребовал от Уилкиса, чтобы тот более усердно собирал информацию о текущей ситуации в Lazard, но дал понять, что не собирается выводить его из игры – во всяком случае, пока. «Мне нужен кто-то, кто помогал бы сохранять внешнюю безукоризненность моих сделок», – сказал Ливайн, объясняя, какую роль он отводит Уилкису. «Твоя память порой меня пугает», – продолжал он. Память Уилкиса была почти фотографической. «Мне остается надеяться, что счастье мне не изменит и ты не пойдешь против меня. Ты знаешь обо мне больше, чем я сам».

Уилкис находил утешение в том, что его жизнь со всеми ее взлетами и падениями была теперь каким-то едва ли не мистическим образом связана с жизнью Ливайна. Ливайн признался, что игра представляет собой одну из немногих вещей, имеющих для него значение. Он сказал, что она является «святейшим атрибутом» его существования.

Уилкис вернулся в Lazard, исполненный решимости оправдать надежды Ливайна.

Несмотря на все жалобы Ливайна, его положение в Lehman Brothers улучшалось, поскольку бум поглощений набирал силу и внутри фирмы постепенно разгорался конфликт. Когда более приземленные трейдеры, руководимые Льюисом Глаксменом, взяли верх в борьбе с более аристократичными инвестиционными банкирами во главе с Питером Дж. Питерсоном, другие инвестиционные банкиры покинули компанию, вследствие чего возрос авторитет Ливайна. Гличер, принявший его на работу, ушел в конце 1983 года в Morgan Stanley. Это произошло после того, как Гаксмен обошел его, поставив во главе отдела М&А Ричарда Бингема. Ливайн словчил и проник в отдел вслед за Бингемом. Он утверждал, что его способность собирать и анализировать внешние данные настолько высока, что ему просто необходимо быть рядом с начальником отдела, «чтобы докладывать о последних новостях».

Летом 1983 года Ливайну удалось отхватить хороший куш во время финансируемого Lehman поглощения компанией Clabir Corporation компании HMW Industries Inc., оборонного подрядчика и производителя оружия, известного своими высокоэффективными кассетными бомбами. Clabir была клиентом инвестиционного банкира Стива Уотерса из Lehman, который подключил Ливайна к сделке в качестве своего ассистента. Ливайн в свою очередь попросил Соколоу сделать анализ. К сравнительно низкобюджетной, примерно стомиллионной сделке вскоре подключились знаменитости с Уолл-стрит: Сигел представлял мишень, HMW; Рейч был назначен для участия в сделке со стороны Wachtell, так что он фактически работал с Ливайном; более же всего исход предложения о поглощении зависел от накопивших огромные позиции в HMW арбитражеров Боски и Роберта Фримена из Goldman, Sachs.

Ливайн, сверхдлинный телефонный шнур которого волочился за ним, когда он расхаживал по офису, вскоре предложил взять на себя общение с арбитражерами и сбор данных о намерениях Боски и Фримена. Уотерс, оценивший важность своевременного получения достоверной информации для осуществления сделок, дал добро. Иногда Ливайн что-то сообщал своему визави Сигелу, и в течение часа его телефон разрывался от звонков Боски и Фримена, которые уже знали, что он только что говорил с Сигелом. Другие инвесторы, разумеется, не были в это посвящены, но никто из них особо и не задумывался о том, нарушаются ли при этом законы о ценных бумагах.

Демонстрируя новую роль арбитражеров на рынке слияний и поглощений, Боски и Фримен сыграли в драме HMW решающую роль. Изначально HMW сопротивлялась тендерному предложению от Clabir, но Уотерс полагал, что сможет добиться дружественной сделки по приемлемой цене. Однако Боски и Фримен накопили у себя столь крупный пакет акций HMW, что мнение компании мало что значило. Разумеется, именно Сигел, пустив в ход свои связи с арбитражерами, убедил Боски и Фримена работать вместе и, используя их большие объединенные доли, выступать за высокую цену сделки. Он убедил их предъявить форму 13-D, призванную подтвердить, что они действуют как группа.

Таким образом, многое зависело от того, по какой цене будут продавать акции Боски и Фримен. Уотерс и Ливайн посетили Фримена в его кабинете в Goldman, Sachs и без обиняков спросили: «Что мы должны сделать, чтобы ты продал свой пакет?»

Clabir, очевидно, была готова повысить цену тендерного предложения, и чем выше оказалась бы окончательная цена, тем больше было бы вознаграждение Lehman. Председатель совета директоров Clabir Генри Кларк жил в Гринвиче, штат Коннектикут. В один воскресный вечер Ливайн предложил Уотерсу съездить с ним к Кларку домой. Ливайн подъехал к тротуару у дома Уотерса на сверкающем «БМВ» последней модели. Увидев автомобиль, Уотерс был поражен. Он прикинул, что машина стоит порядка 50 000 долларов – намного больше, чем любой автомобиль, который когда-либо у него был. «Это подарок моей жене», – сказал ему Ливайн.

На встрече Кларк показал себя упрямым, нарочито равнодушным к сложным финансовым проектам, которые Уотерс собирался объяснять. Но Ливайн его сильно удивил. «Ну же, Генри, – сказал он. – Поднимай цену предложения. Если ты это сделаешь, я тебя поцелую».

Внезапно в глазах Кларка вспыхнул огонек. «Деннис, я изменю цену предложения, если ты не поцелуешь меня». И он действительно поднял цену.

Ливайн был упоен этой незначительной победой, и Уотерсу пришлось признать, что неортодоксальные подходы Ливайна иногда производят впечатление на клиентов. Но уступка, заработанная Ливайном, быстро утратила блеск, когда в борьбу за поглощение HMW вступил поощряемый Сигелом конгломерат Kohlberg Kravis Roberts. Кларк был вынужден поднимать цену несколько раз и в конечном счете предложил 47 долларов за акцию.

В конце концов Уотерс по указанию Липтона и Рейча позвонил Боски и Фримену и предложил им согласиться на такую цену акций и продать свой пакет. Как они и рассчитывали, перспектива потерять возможность продажи акций по столь выгодной цене привела HMW к согласию на слияние: не прошло и пяти минут, как Сигел позвонил Уотерсу и изъявил желание договориться о дружественной сделке.

Несмотря на то, что чисто внешне это выглядело как поражение, сделку сочли очередным триумфом Сигела. Его продуманная тактика в отношении арбитражеров и инспирированные им действия KKR вынудили Clabir неоднократно поднимать цену, что в конце концов привело к заключению сделки на уровне, более чем в три раза превысившем цену, по которой акции HMW торговались до тендерного предложения. По иронии судьбы, в чем позднее усмотрели знамение времени, единственным реально проигравшим в этой сделке был мнимый победитель. Clabir так и не смогла успешно справиться с поглощением своего нового приобретения и потеряла огромные деньги. HMW пришлось продать, а Кларка в итоге выгнали.

Ливайн рассматривал сделку с Clabir как личную победу, но его мнение разделяли не все. Уотерс не питал иллюзий относительно аналитических способностей Ливайна, хотя и признавал за ним некоторые сильные стороны. Сигела участие Ливайна в этой сделке впечатлило еще меньше. Ливайн стал звонить ему и выяснять свои шансы получить работу в Kidder, Peabody. Сигел встретился с ним, но проведенное собеседование лишь усугубило его неприязнь к Ливайну. Ливайн не получил предложения. Сигела, однако, заинтересовал Соколоу, и он предложил ему работу.

Соколоу обратился к Гличеру за советом. Он сказал, что у него есть предложения от Kidder, Peabody и Goldman, Sachs. Ihzsep рекомендовал ему принять предложение Goldman, но по причинам, которые он никогда не объяснял, Соколоу остался в Lehman и продолжал информировать Ливайна о своих сделках.

В ноябре участники сделки с Clabir собрались, дабы отметить ее завершение, на роскошный ужин в «21-клабе» – заведении, давно облюбованном инвестиционными банкирами и главными управляющими. Ужин давал Ливайну возможность улучшить свои пошатнувшиеся отношения с Рейчем, который, оставаясь в целом довольно дружелюбным, в конце 1982 года прекратил поставлять внутреннюю информацию.

Хотя Ливайн последовал совету Уилкиса и не полагался на Рейча, он по-прежнему был полон решимости иметь источник внутри Wachtell, Lipton. За ужином Ливайн решил разыграть карту Рейча – он подошел к столу, за которым тот сидел с коллегами из Wachtell, и выразил восхищение действиями старого друга. В своих похвалах он зашел так далеко, что сказал, что сделка не была бы заключена без новаторских идей Рейча. Рейч был явно польщен; позднее в тот вечер Ливайн отвел его в сторону и прошептал: «Мы должны снова объединиться». Вскоре эти двое регулярно встречались за ленчем.

Ливайн выбрал благоприятное время для возобновления отношений. Несмотря на блестящий результат сделки с Clabir, Рейч считал, что в Wachtell, Lipton его недооценивают. Он работал с клиентами примерно по 3000 часов в год, что было ошеломляющим показателем. Тем не менее при обсуждении итогов 1983 года Рейч был подвергнут критике. Он и раньше не пытался скрывать свое презрение к рутинной работе, вменяемой в обязанности сотрудникам адвокатских фирм, но партнеры считали, что он зашел слишком далеко, когда в начале того года открыто читал газету на встрече с клиентом, который показался ему бестолковым. Этот человек пожаловался в фирму. Рейча предупредили, что он создает себе репутацию примадонны, не желающей тянуть лямку наравне с остальными.

Он был в ярости от такой оценки. Он поклялся «показать» им, став партнером до конца 1984 года, всего через пять лет работы в должности младшего сотрудника. Кипя от негодования, он погрузился в работу с еще большей энергией.

Кроме того, у него были проблемы с женой, и он намеревался развестись. Ливайн, как и в случае с Уилкисом, все глубже затягивал Рейча в свои сети, делясь с ним своими семейными неприятностями и напирая на то, что в Wachtell, Lipton его не ценят и никогда не вознаградят. Ливайну не составило большого труда вновь сделать «Уолли» полноправным участником игры. Той весной и летом Рейч доказал, что как источник информации он представляет собой золотое дно, сообщив Ливайну, который со своей стороны поставил в известность Уилкиса, о шести предстоящих сделках, включая сделку с участием G.D. Searle, на которой Ливайн заработал свыше 600 000 долларов незаконной прибыли.

Но самый крупный куш Ливайн и Уилкис отхватили, воспользовавшись информацией о намерении компании American Stores сделать тендерное предложение о приобретении Jewel Companies – обширной сети предприятий пищевой промышленности, расположенных в Чикаго. В марте, вскоре после возобновления взаимоотношений, Рейч сообщил Ливайну о том, что American Stores готовится сделать тендерное предложение о покупке Jewel на уровне примерно 75 долларов за акцию. Wachtell, Lipton представляла American Stores, так что Рейч имел доступ к деталям планирования. Ливайн пустился в одну из своих самых дерзких авантюр, инвестировав свыше 3 млн. долларов в покупку огромного пакета в 75 000 акций Jewel.

Потом неожиданно наступило затишье. Несмотря на заверения Рейча, тревога Ливайна росла. Он никогда так сильно не рисковал в одной сделке. Он начал распускать слухи о возможной попытке поглощения Jewel среди знакомых арбитражеров, надеясь, что рост цены и объема сделок окажет давление на American Stores и она сделает тендерное предложение, но никто, судя по всему, не заглатывал наживку. Цена акций никак не хотела расти. Тогда Ливайн и Уилкис решили предпринять определенные шаги к тому, чтобы новость о возможности тендерного предложения попала в прессу, – проверенная временем тактика, используемая инвестиционными банкирами в попытке вовлечь компанию в «игру». Они были уверены, что им удастся использовать прессу как катализатор спекулятивной торговли акциями Jewel.

В качестве орудия пропаганды они выбрали «Чикаго трибюн», так как любые новости, появлявшиеся в популярном бизнес-разделе этой газеты, быстро подхватывались остальной финансовой прессой. Чикаго отдален от Уолл-стрит и риск проведения тщательного расследования на предмет утечек информации был невелик. Поэтому Уилкис позвонил в «Трибюн» и попросил к телефону репортера, занимающегося слияниями и поглощениями. Не представившись, он сказал, что идут переговоры о приобретении Jewel компанией American Stores. Репортер немедленно обратился за подтверждением к председателю совета директоров Jewel, и тот высмеял идею слияния. В газете ничего не появилось.

Спустя несколько дней Уилкис перезвонил и сообщил более определенную информацию, которую репортер мог проверить: председатели правлений обеих компаний тайно встретились в одном из отелей Денвера и обсудили предполагаемую сделку. Журналист смог подтвердить полученные данные, и «Трибюн» сообщила, что переговоры имели место и что American Stores планирует объявить о враждебном тендерном предложении Jewel по цене аж 75 долларов за акцию, в то время как котировка акций Jewel составляла на тот момент всего-навсего 44 доллара.

Уловка сработала именно так, как планировали Ливайн и Уилкис. Статья в «Трибюн» вызвала суматошную скупку акций Jewel на Уолл-стрит, и обе компании всего лишь через месяц объявили о слиянии. И Ливайн, и Уилкис получили от игры огромные прибыли – так, Ливайн заработал 1,2 млн. долларов. Устроенная ими утечка информации оказалась настолько эффективной, что вскоре они анонимно послали репортерам тайно сделанные ими копии подлинных служебных записок о еще одной планируемой сделке – поглощении Воде Cascade. Их возбуждали не столько деньги, сколько азарт. Партнеры чувствовали себя всеведущими. Используя информацию, они фактически брали события в свои руки. Мечта Ливайна сбылась: он «читал» «Уолл-стрит джорнэл» за день до ее выхода. Он творил новости.

Рейча, однако, вновь терзали сомнения и отвращение к себе. В августе он передал Ливайну данные о финансируемом Warburg Pincus&Co. выкупе на заемные средства SFN Companies, и тот немедленно купил акции, прибыль от продаже которых составила более 100 000 долларов. Но сделка с SFN оказалась своего рода водоразделом в карьере Рейча в Wachtell по причинам, не связанным с «игрой». Семья, контролировавшая 30% акций SFN, была против слияния с Warburg Pincus, и сделка казалась обреченной на провал. Затем Рейч узнал про существование в уставе компании положения об «умеренной цене», согласно которому члены семьи не могли голосовать своими акциями против предложений о слиянии. Через два дня после того, как Wachtell, Lipton обнародовала открытие Рейча, семья капитулировала.

Клиент ликовал, а Рейч стал героем в фирме и, что более важно, в глазах Липтона. Внезапно мечта Рейча стать партнером перестала казаться химерой. Примерно через две недели после заключения сделки он пришел к одному из главных партнеров Джеймсу Фогелсону и задал ему вопрос: «Вы слышали о SFN? Меня ценят?» Фогелсон несколько загадочно ответил, что он пока не собирается говорить с ним о его шансах на партнерство, но заверил Рейча, что его ценят. Рейч учуял возможность стать партнером. Более того, он помирился с женой, и она ждала второго ребенка.

SFN была последней фирмой, по которой Рейч передал сведения Ливайну. Как и прежде, он перестал звонить Ливайну. Он хотел выбраться из сети их взаимоотношений, но не хотел прямо противостоять Ливайну, опасаясь, что не выдержит эмоционального шантажа. В конце концов он согласился встретиться с Ливайном за ленчем в кафе, где готовили гамбургеры, в районе пересечения Первой авеню и Верхних Сороковых улиц. Стремясь увести беседу от неизбежной дискуссии об игре, Рейч подробно осведомил Ливайна о всех деталях его тактики в сделке с SFN. Ливайн повторил свои привычные жалобы на Lehman, однако на этот раз Рейч не вторил ему своими стенаниями о Wachtell. Напротив, он сказал Ливайну, что, по его мнению, у него хорошие шансы стать в этом году партнером.

Когда после ленча они возвращались на работу, Рейч сообщил Ливайну, что выходит из игры. «Это плохо, Деннис. Это неправильно», – сказал он и добавил, что полон тревоги и что всякий раз, когда он передает информацию, его мутит.

Ливайн воспринял это решение стоически. Он сказал Рейчу, что у него «на счету» порядка 300 000 долларов, и предложил ему их забрать. «Разве ты не хочешь получить свои деньги?» Рейч не хотел. Ливайн пообещал придержать их для него, но Рейч сказал, что не хочет даже этого. Рейч полагал, что отказ от денег равносилен вычеркиванию всей этой неприглядной эпопеи из его жизни.

Прошло несколько недель, и партнеры Wachtell, Lipton собрались на ежегодное заседание для выбора новых партнеров. Рейч целый день чувствовал себя практически парализованным; он сидел за пустым столом, равнодушно занимаясь то одним, то другим делом, но ничего не доводя до конца. Он несколько раз проходил мимо кабинета Липтона, проверяя, не вернулся ли тот с заседания. Наконец зазвонил телефон, и секретарша Липтона вызвала его к боссу.

Когда он вошел, о результате можно было судить по довольной улыбке на лице Липтона. «Поздравляю, – сказал Липтон, вставая для рукопожатия. – Вы стали партнером». Рейч, которого распирало от гордости, бросился обратно в свой кабинет, чтобы позвонить родственникам и друзьям. В тот вечер они с женой ужинали в первоклассном французском ресторане «Ле синь». Рейч, испытывавший отвращение к спиртному с тех пор, как прочитал статью, где говорилось, что алкоголь разрушает клетки головного мозга, на сей раз нарушил табу. Он был опьянен вином и своей удачей.

Потеря Рейча стала для Ливайна настоящим ударом. Лето 1984 года, когда это произошло, было для него исключительно удачным: торговля на внутренней информации принесла ему свыше 2 млн. долларов. Когда Рейч вышел из игры, решимость Уилкиса поставлять Ливайну более полезную информацию стала приносить свои плоды. Тем летом Уилкис узнал о финансируемом Lazard тендерном предложении фирмы Limited компании Carter Hawley Hale Stores – обширной сети калифорнийских универмагов. Сделка принесла Ливайну свыше 200 000 долларов прибыли, хотя в итоге слияние компаний не состоялось. Впоследствии Уилкис предпринял шаги в сторону еще большего увеличения потока информации.

В 1983 году, примерно в то время, когда Ливайн проворачивал сделку с Clabir, Уилкису наконец удалось перевестись из международного в основной отдел Lazard – корпоративных финансов. Ему поручили выкупы компаний на заемные средства и дробление компаний. В том году Уилкис познакомился с молодым аналитиком из Lazard Рэндлом Секолой, который, как заметил Уилкис, постоянно сидел возле аппарата «Куотрон» и, казалось, безостановочно вбивал биржевые символы. Он, должно быть, активно торгует, думал Уилкис, иначе он не сидел бы здесь безвылазно. На первый взгляд, между Секолой и Уилкисом было мало общего. Секола был румяным уроженцем Среднего Запада, не блиставшим ни глубокими познаниями в области финансов, ни высокой культурой. Но Секола и Уилкис, оба жившие в Верхнем Уэст-Сайде, начали вместе ходить домой, обычно срезая юго-западный угол Центрального парка.

Секола был старшим из трех сыновей; младший, по его словам, был умственно отсталым. Его отец оставил семью, когда он и его братья были еще молоды, и его матери пришлось много работать, чтобы сводить концы с концами. Сокола часто говорил, что ему нужно больше денег, чтобы платить за учебу в бизнес-школе и помогать семье. Однажды вечером в «Ла кантине» мексиканском ресторане на оживленном участке Коламбус-авеню Уилкис выложил Секоле все начистоту, сообщив об открытии счета в иностранном банке и торговле на инсайдерской информации Ливайна. Он рассказал Секоле даже про информаторов Ливайна. Он испытал облегчение, отведя душу кому-то, кроме Ливайна, а Секола не только воспринял услышанное с энтузиазмом, но и сказал Уилкису, что он уже начал использовать внутреннюю информацию для торговли акциями и откладывает деньги на счет, открытый на имя подружки. Уилкис сказал, что выделит на своем счете виртуальный субсчет Секоле с 10 000 долларов для торговли акциями. Вся прибыль от сделок на эти деньги будет принадлежать Секоле. Из опыта Ливайна и других участников игры он знал, что для контроля над торговлей Секолы лучшего способа не найти.

Секола сказал Уилкису, что он уже работает над сверхсекретной сделкой, которая дает прекрасную возможность для торговли: Lazard работала на Chicago Pacific Corporation, собиравшейся сделать тендерное предложение о поглощении крупному конгломерату Textron.

Вечером того же дня Уилкис позвонил Ливайну. Он чувствовал, что докажет свою полезность, приведя новичка, имеющего доступ к потоку сделок, как раз в то время, когда потеря Рейча угрожала прибыльности схемы. Ливайн пришел в восторг и, не теряя времени, воспользовался новой горячей информацией о Textron. Он купил 51 500 акций, а Уилкис – около 30 000. Кроме того, Ливайн попытался использовать полученную информацию для улучшения своей репутации в Lehman.

Купив акции, Ливайн отправился к Стиву Уотерсу, у которого были кое-какие дела с Textron и который знал тамошнего президента Беверли Делана. Сильно волнуясь, Ливайн сказал Уотерсу, что ему известно о готовящемся враждебном тендерном предложении и что Lehman должна подтолкнуть Textron к подписанию с ними соглашения об обеспечении защиты от поглощения. Ливайну грезилось повторение его успеха с Criton. Поначалу Уотерс был настроен скептически. «Как ты узнал?» – спросил он. Ливайн был немногословен, сказав лишь, что у него есть «анонимный источник». Уотерс попросил посмотреть динамику котировок и объема сделок с акциями Textron. Полученная информация убедила его в том, что что-то, по всей вероятности, назревает, Уотерс позвонил Долану, а Ливайн слушал их разговор с параллельного телефона. Уотерс сказал, что Ливайн располагает информацией, из которой можно заключить, что Textron скоро станет объектом враждебного тендерного предложения, и настойчиво попросил его рассмотреть вопрос о принятии защитных контрмер. Но Долан отреагировал достаточно спокойно; он сказал, что сам он ничего подобного не слышал, но что ему будет интересно, если Уотерс и Ливайн узнают что-нибудь еще.

Всего две недели спустя прогноз Ливайна сбылся самым поразительным образом: Chicago Pacific сделала предложение о поглощении. Ливайн испытал горькое разочарование, когда Textron проигнорировала Lehman и наняла для защиты Morgan Stanley. Но его частично утешила собственная прибыль от торговли, составившая более 200 000 долларов.

Уилкис заработал на своих акциях около 100 000 долларов прибыли. Но были и скрытые издержки: покупка таких крупных пакетов Ливайном и Уилкисом – всего порядка 100 000 акций – и тот факт, что слухи о тендерном предложении Textron, распространившиеся по всей Уолл-стрит, способствовали огромному объему сделок и росту цены акций конгломерата еще до объявления о тендерном предложении Chicago Pacific, вызвали серьезные подозрения у сотрудников биржи. Ситуация была настолько неординарной, что обычный мониторинг со стороны фондовой биржи спровоцировал расследование сделки с Textron Комиссией по ценным бумагам и биржам.

Юристы КЦББ, следуя обычной процедуре, беседовали с участниками сделки, пытаясь выяснить, как могла произойти утечка инсайдерской информации. Долан сказал им, что впервые о возможном поглощении узнал от позвонивших ему Уотерса и Ливайна. Вскоре после объявления о сделке КЦББ вызвала обоих инвестиционных банкиров повестками для дачи показаний.

Соколоу, узнав, что Ливайну пришла повестка, проявил беспокойство, но тот внешне казался совершенно беззаботным. При этом Ливайн все же решил проконсультироваться с Уотерсом, «Я ни с чем подобным раньше не сталкивался, – сказал он Уотерсу. – Что мне сказать?»

«Расскажи им все, что знаешь», – беспечно ответил Уотерс. За годы работы он прошел через множество таких собеседований.

«Я должен говорить правду?» – осведомился Ливайн небрежным тоном.

Уотерс был поражен. «Ради Бога, да! – ответил он. – Разумеется. Тебя же приведут к присяге».

Ливайн давал показания 14 ноября 1984 года, всего через несколько недель после объявления о сделке. Позднее они с Уилкисом смеялись над этим и самодовольно говорили о том, как, оказывается, легко одурачить этих «педиков», юристов из КЦББ. На допросе, который вел юрист Леонард Уонг, Ливайн неоднократно и цветисто лгал, полагая, что подобная тактика поможет ему утаить от следствия истинную причину своей прозорливости. Он отрицал торговлю акциями Textron через кого-либо из своих брокеров и наличие у себя оффшорных счетов. Свою же осведомленность о планах поглощения он объяснил следующим образом. Однажды он сидел в приемной Drexel Burnham Lambert и случайно услышал разговор двух мужчин, «одетых в такие же, как у нас с вами, серые костюмы в тонкую полоску. Оба были с портфелями». Мужчины упоминали имя «Лестер Краун», которое, по словам Ливайна, он без труда связал с одним из директоров Chicago Pacific, и имена других людей, вовлеченных в предложение. «А затем я услышал то, что охарактеризовал бы как своего рода частицы головоломки, – продолжал Ливайн. – Они говорили что-то о предоставлении формы 13-D, произносили слова „Skadden, Arps“ и „First Boston“, а также „фейерверк в Род-Айленде“, что было уже прямой подсказкой». Ливайн заявил, что к выводу о том, что Chicago Pacific сделает тендерное предложение о поглощении Textron, он пришел, догадавшись, кто такой Лестер Краун, и исходя из того, что в штате Род-Айленд находится штаб-квартира Textron. Распознание того, какая именно компания из Род-Айленда имелась в виду, Ливайн отнес за счет собственной проницательности.